Чаганов: Накануне

— Вы что ставите мне условия?— Возмущённо фыркает Капица.

— Ставлю.

— Я буду жаловаться, я напишу Сталину,— нервно разрывает пачку иностранного табака профессор.— а-а-а я понял... это его условия вы мне передаёте!

'Никаких комментариев по этому поводу не будет'.

— Пётр Леонидович, подумайте ведь от этих предложений вам одна сплошная польза: во-первых, снимаются проблемы финансирования и производства турбодетандера; во-вторых, ваш коллектив пополнится ценными научными кадрами; в-третьих, у вас появится перспективная тематика, связанная с криогенной машиной Стирлинга, завтра же подпишем с вами договор и наконец в-четвёртых, а для вас быть может в первых... Нет об этом расскажу если вы скажете 'да'.

Капица долго и сосредоточенно набивает свою трубку табаком.

— Вы что хотите чтобы я кровью подписал кабальную бумагу?— Хозяин достаёт щипчиками из камина уголёк и раскуривает трубку.

— Достаточно вашего слова.

— Ну хорошо, я согласен,— выпускает он дым через нос.— так что там было четвёртое?

— Четвёртой была идея,— расплываюсь в улыбке.— представьте, что гелий-два состоит из двух взаимопроникающих компонент: 'сверхтекучей' с нулевой вязкостью и обычной. Когда обычная вязкая компонента крутит 'паучка', связанная с ней 'сверхтекучая'— незаметно проходит сквозь выходящий поток вовнутрь, где превращается в обычную вязкую компоненту, чтобы восполнить её убыток...

Капица зависает.

'Квантовая, понимаешь, механика'...

Глава 11.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

20 февраля 1938 года, 06:30.

— А я после того случая вообще спать почти перестала,— говорит Люба, откладывая щуп авометра.— где-нибудь среди ночи прикорну минут на двадцать и всё— чувствую себя отдохнувшей и бодрой. Паша удивляется, спрашивает— все женщины что ли такие...

— Закончила,— поспешно меняю тему.— молодец, теперь надевай перчатку и пройдись по выходам усилителей. Проверь дрейф, коэфициенты усиления всех каналов, самописец.

— Угу...— Встряхивает рыжей гривой Люба и кивает на большой деревянный ящик, стоящий на столе передо мной.— Слушай, Лёш, он что— американский? Просто я думаю— дорогой, взял бы наш Б-2 завода 'Коминтерн' у него размер в два раза меньше.

— Наш не подойдёт,— осторожно снимаю заднюю крышку телевизора.— у нашего экранчик три на четыре сантиметра да и двадцать строк всего. А у этого— двести строк, чувствуешь разницу?

'Это ж HD тридцатых годов'.

Люба уважительно рассматривает покрашеный в чёрный цвет перфорированный круг метрового диамера с тридцатисантиметровым матовым экраном, небольшой электромоторчик, алюминиевую подложку с двумя десятками аккуратно смонтированых электронных ламп.

'Почти всю электронику— долой... два независимых приёмных тракта изображения и звука мне без надобности. Двигатель постоянного тока— это хорошо, схема регулировки частоты вращения диска получается простой'...

Принцип работы моего тепловизора следующий: инфракрасные лучи от источника тепла после преломления в объективе (линза из германия по размеру нашей пластины со свинцовым просветляющим покрытием, отсекающая видимый свет), выстраиваются в плоскости ограничительной рамки, определяющей размер изображения. Сразу за рамкой вращается диск Нипкова, каждое отверстие которого вычерчивает одну строку, а все они за один оборот— полный кадр. Все элементы изображения последовательно попадают на светочувствительный элемент (тоже германий, но легированный медью), сигнал с которого усиливается и модулирует питание неоновой лампы. Мигающий видимый свет неонки попадает в отклоняющую из двух зеркал (стекло с напылённым алюминием-самое то для выбранного диапазона 1-15 мкм), которые 'пишут тепловое изображение' на обычную киноплёнку (её прокрутка засинхронизирована с вращением диска Нипкова).

'Как-то вот так... Да ещё забыл, светочувствительный элемент надо охлаждать до температуры жидкого гелия, этому послужит сосуд Дюара с проводящим окошком, что я намедни получил у Капицы. Такой вот HD-тепловизор на элементной базе 30-х, отличающийся от несуществующих аналогов тем, что за изменением температуры объекта можно следить ускоренно, замедленно или даже делать стоп-кадр'.

— А что это вы тут делаете?— Заглядывает в комнату Оля.

— В картишки дуемся...— Отвечает не оборачиваясь Люба.

'Твою же мать... А мы тут собрались точечно память пропалывать,... что если тут требуется тотальная зачистка'.

— Здравствуй, Любочка,— приветливо улыбается не моргнув глазом подруга.— ну как спала?

— Ты знаешь, без водки много лучше...— со злинкой отвечает та, развернувшись всем корпусом.— а так, по прежнему.

— А что это вы тут делаете?— В комнату врывается весёлый Ощепков.

— В картишки дуемся...— хором отвечают девушки.

— Тьфу на вас...— Облегчённо выдыхаю я.

— Слушай, Алексей,— Паша замечает разобранный телевизор на столе.— а правда что твоё КБ занялось телевидением? Смотрю и вывеску сменили...

— Правда, не отвлекаемся: Паша, твоя задача: прокручиваешь диафильм Любе. Зашторишь окно, в лаборатории должна быть абсолютная темнота...

Наш 'диафильм'— это набор кадров, состоящий из множества чёрных и белых квадратов, в которых зашифрованы коды доступа к нейронам-раутерам, к памяти и для переадресации вывода на эфферентные нейроны руки. А попросту на 'перчатку'. После окончания такого просмотра в течении заданного времени информация из памяти реципиента будет литься прямиком на самописцы.

— А можно ещё по сто грамм?— Плотоядно улыбается друг.— Мне Анина идея очень понравилась.

— Вот с ней и будешь пить.— Отрезала Люба.

— ... никаких посторонних разговоров, перчатка с датчиками и всё оборудование включено и в полной готовности. В момент окончания диафильма ты нажимаешь вот эту красную кнопку, включаются самописцы. Ровно через пять минут жмёшь на эту чёрную. Все те же операции повторяются с Аней, которая забирает обе диаграммы и посылает их на расшифровку. Вопросы есть?

— Пошептаться бы...— делает мне знак Оля.

— Перерыв пять минут...

— ... можно покурить, оправиться.— Заканчивает мою фразу Ощепков. — Я что и правда цитатами из кинофильмов разговариваю?— Заходим в пустую ввиду раннего времени комнату особого отдела.

— Бывает,...— рассеянно отвечает подруга.— Лёш, я тебе забыла сказать, а сейчас вспомнилось: я когда ездила к доктору Шмелёву вместе с твоим Булгаковым, то встретила у него в приёмной Кольцова с каким-то мужчиной, по виду иностранцем. Они нас бесцеремонно оттеснили от двери, а Шмелёв только руками развёл, извинялся потом, мол, из секретариата товарища Маленкова за них просили.

'Не слыхал, что Кольцов из Испании снова вернулся'...

— А как он выглядел?

— Лет тридцать пять, рост метр восемьдесят, высокий, худой, густые чёрные волосы, карие глаза, тяжёлый подбородок...— начинает перечислять Оля.

— Трепангов с жареным луком любит?— Перебиваю её я.— В баню бы сейчас с ним...

— Какую баню?— Удивлённо смотрит на меня подруга.

— Запомни— это Мищенко,... ой,— пропускаю короткий несильный удар в корпус.— а если серьёзно, то Джордж Оруэлл, собственной персоной.

— Что он тут делает?— Оля уже виновато поглаживает моё ушибленное место.

— Думаю книгу ему решили заказать о процессе над Троцким, не удивлюсь также если и Хемингуэй подтянется... Правильно делают, пропаганда— вещь нужная. Когда твои подчинённые приходят?

— В восемь...

— Успеем...— заключаю подругу в объятия.

* * *

— Скажите, Сергей Владимирович, а вы верите в эту алхимию?— Немолодой рабочий закончил толочь в ступке какой-то серый порошок и пересыпал его в керамическую плошку.

— О чём вы, Леонид Петрович?— Нервно расхаживающий по лаборатории мужчина в помятом костюме и рубашке с расстёгнутым воротом остановился и непонимающе посмотрел на него.

— Ну, об этом...— махнул он седой головой на кулёчки с порошками и простые весы с гирьками, лежащие на столе.— к 80% железной окалины добавить 20% алюминиевого порошка... это же термит получается! К нему по весу добавить 20% карбида титана... А вдруг оно ка-а-ак е**нёт? Начальство-то, что эту бумажку написало, из НКВД— ему ничего не будет, а нас могут и к стенке прислонить по совокупности с вредительством...

— Вы, товарищ Казарин, пожалуйста не отступайте от рецептуры ни на йоту, не то за это нас скорее, как вы говорите, прислонят.

Рабочий насупился и принялся совочком перемешивать порошки в плошке, что-то бурча себе под нос. Затем, поставив в отверстие небольшого железного цилиндра стеклянную воронку, стал аккуратно засыпать в неё получившуюся смесь, проталкивая её вовнутрь стеклянной палочкой.

— Лучше, лучше трамбуйте...— теребит его бывший главный металлург Института Металлов.

Казарин послушно выполняет команду.

— Готово,— рапортует он, выдавив поршнем аккуратный полдюйма в диаметре столбик из спрессованного порошка.— Сергей Владимирович, а что если е**нёт?

— Не должно взорваться,— появляюсь я в двери лаборатории.— но прожечь стол может, так что на всякий случай давайте поставим этот столбик на кварцевое блюдце... вот так, сверху на него положим электрическую спиральку... вам лучше будет совсем выйти из комнаты.

— Нет, я с вами, Алексей Сергеевич...

— Хорошо, товарищ Дричек, оставайтесь...

'Специально сказал— товарищ... вон как у него глаза загорелись'.

— ... Накрываем это хозяйство кварцевым же колпаком и...— тяну руку к электрическому тумблеру.

— Стоп,— останавливает меня металлург.— возьмите, это— чёрные очки.

'По форме как мои крымские, но стёкла— закопчёное стекло'...

Все трое надеваем очки, щёлкаю выключателем и... яркая слепящая точка возникает под спиралью, распространяется на всё поперечное сечение стобика и начинает медленно опускаться... 'Раз, два, три... согласно приложения к уголовному делу, о котором рассказывала Оля, процесс длится 10-12 секунд. Чёрт, поспешил... надо было кинокамеру принести'.

Огненная волна, бегущая по цилиндру вниз невидимой кистью начинает перекрашивать его из чёрного цвета в тёмно-красный, но клубы густого серого дыма, запертые под прозрачным колпаком, через мгновение скрывают её от нашего взора. Хочу как факир сорвать кварцевый покров, но снова меня останавливает Дричек.

— Погодите, Алексей Сергеевич, может быть горячо...— откуда-то на свет появляются брезентовые руковицы.

Металлург и рабочий снимают защитные очки и склоняются над быстро темнеющим стобиком, из кармана первого появляется увеличительное стекло.

— Ну, что тут у нас?— Бормочет он себе под нос.

— По идее, Сергей Владимирович, должна была получиться сталь,...— седлаю стоящий рядом стул.— а что на самом деле вышло вы мне скажите.

— Сталь, говорите? Почему сталь? Из чего это следует?— Забеспокоился металлург.— Леонид Петрович, остудите пожалуйста образец.

— Ну я не уверен пока, давайте твёрдость её для начала измерим...

— Как вот так, без термообработки?— Усмехнулся Дричек, но быстро спрятал улыбку.

— Если моя информация верна, то для этого сорта стали она не требуется...

— Хорошо,— послушно кивает головой металлург.— если хотите получить результат быстро, то нам потребуется твердомер Роквелла.

'Уже приобрёл, в Америке, самый лучший, который мне посоветовали'.

— Вот вам, товарищ Дричек, ключ от этой двери,— показываю на обитую железом дверь кладовой.— за ней, я думаю, вы найдёте всё что вам понадобится на первое время. Когда результаты будут готовы немедленно звоните мне. Вот телефон, мой номер в списке— первый.

* * *

— Чем порадуете, Сергей Владимирович?— Не дождавшись звонка, снова заворачиваю в только что организованную металлургическую лабораторию.

Седовласый завлаб потрясённо смотрит стеклянными глазами на отклонённую стрелку циферблата твердомера.

'И что это значит? На какую шкалу смотреть'?

— Товарищ Дричек...— Кладу руку на плечо металлурга.

— Шестьдесят по шкале 'Ц'!— Поднимает большой палец Казарин.

— Да, шестьдесят,— опускает голову завлаб.— Вы понимаете, Алексей Сергеевич, я— металлург, я всю жизнь занимаюсь плавильными печами, поддержанием их тепловых режимов, тщательной дозировкой и очисткой компонентов шихты, закалкой стали. А тут на склоне моих лет...

'Блин, да ему же чуть за сорок'...

— ... приходит совершенно посторонний в металлургии человек...

'Я-то посторонний, но инженер Евтушенко, который разработал этот СВС-процесс, как раз был в теме'...

— ...и за двенадцать секунд, из отходов литейного производства, на лабораторном столе, почти без подвода энергии извне выплавляет сталь с твёрдостью, которой не имеют наши лучшие инструментальные стали...

— И ещё она закалки не требует.— Добавляет рабочий.

'Если бы всё было так просто... из отходов... а титан? По весу никак не меньше десяти процентов требуется для изготовления резцов, фрез и прочих бронебойных сердечников... А это по самым скромным подсчётам десятки если не сотни тонн крылатого металла будущего. Спасибо что по случаю удалось по наводке Ипатьева прикупить в Америке пару килограмм порошка карбида титана, но на постоянной основе и помногу такое сделать не удастся— нет его на рынке ни за какие деньги. Остаётся создавать своё производство... поближе к магниевому заводу в Соликамске'.

— Действительно звучит неправдоподобно...— присаживаюсь на краешек стола.— поэтому для остальных это будет звучать так: учёный-металлург С.В. Дричек изобрёл новый сорт высокоуглеродистой инструментальной стали, который по своим свойствам вплотную приблизился к лучшим мировым образцам. Технология выплавки, что вы только что видели является совершенно секретной. Раскрытие её приведёт к гибели многих людей, которые рискуя жизнью добыли этот секрет...

Москва, площадь Дзержинского.

Управление НКВД, Спецотдел.

23 февраля 1938 года, 14:00.

— Скажите, арестованный,— следователь по важнейшим делам Прокуратуры СССР, коренастый плотный мужчина лет тридцати с глубокими залысинами на крупной голове, опускает глаза на листок бумаги лежащий перед ним.— когда и где вы написали жалкий пасквиль на товарища Сталина.

'Что я здесь делаю? Сказал же ему, задавать только такие вопросы, которые подразумевают однозначный ответ 'да' или 'нет'. Что теперь мне с этой распечаткой делать?... Ладно, пусть пусть полиграф поработает как фактор психологического воздействия'.

Картинно взяв лист двумя пальцами и брезгливо поморщившись, следователь протянул его Троцкому, сидевшему за столом напротив и отрешённо глядявшему в окно моего кабинета. Берия приказал перевести полиграф в Управление, а Троцкого во Внутреннюю тюрьму чтобы исключить его перевозки по Москве. Теперь все допросы 'демона' проходят в моём кабинете на Лубянке, откуда вынесли длинный стол для заседаний, а его место занял детектор лжи. Сменился и следователь, вместо проштрафившегося Шейнина допрос ведёт новый 'важняк' Руденко, недавно переведённый в центральный апепарат из Сталино.

— Я не помню...— раздражённо кидает Троцкий, в последний момент заметив перед самым носом лист бумаги.— какая вам разница?