Чаганов: Накануне

— Кто такой Блюмкин?— Опережает меня на мгновение подруга.

— Служил один такой в ОГПУ, молодой да ранний... — усмехнулся нарком и неспеша двинулся по кабинету.— тоже не вылезал из высоких кабинетов...

'Тоже'...

— ... авантюрист, объездил весь мир, был даже на Тибете. Вы же, товарищ Чаганов, несмотря на ваш ещё более юный возраст, уже отметились крупными успехами и в технике, и в медицине, и даже в спорте.

'Было дело, спорить не стану'.

— Как это вам удаётся?— Берия, не дождавшись ответа, начинает злиться.— Жил-был простой паренёк, ничем от других не отличался, вдруг ни с того, ни с сего профессоров и академиков за пояс стал затыкать, поневоле начинаешь думать не посланник ли вы Шамбалы? 'Так вам всё и расскажи. Может вам адреса нейронов в памяти, где мои знания лежат? Вы, Лаврентий Павлович, не сексуальный маньяк, хоть и смотрите на мою подругу как цыган на лошадь, не палач и не садист, хоть ради своей цели, наверное, не остановитесь перед тем, чтобы физически уничтожить противника, вы— управленец каких мало, но никакой вы не коммунист. Не Блюмкин, деньги вам не интересны, для вас смысл жизни это власть. А потому, товарищ Берия, 'пулемёта я вам не дам''.

— Интересная гипотеза, кхм-кхм...— наливаю себе из графина.— Люди вообще склонны объяснять непонятные вещи вмешательством потусторонних сил. По щучьему велению, по мановению волшебной палочки... когда сам сидишь на печи, не учишься ничему, водку пьёшь, чужие успехи кажутся даром с небес.

Краем глаза поглядываю на своё отражение в графине: 'Убедительно получается, надеюсь Оля не засмеётся'.

— 'Чагановская бутса',— продолжаю вещать скандальным голосом.— повезло дураку, а невдомёк толстозадым смотрельщикам, что я каждый день на турнике кручусь и на скакалке прыгаю по нескольку часов. Лекарство от туберкулёза открыл, а кто мешал работникам наркомздрава или научным работникам из ВИЭМа его обнаружить двадцать лет назад? Кажется столько лет оно пролежало в их библиотеке никому не нужное. Электронный вычилитель орудийной наводки... а ничего что я с отличием закончил лучший профильный вуз Союза? Посмотрите на мои руки, знаете сколько неудачных схем спаяли прежде чем вышло что-то стоящее?...

Меркулов с Берией уважительно смотрят на мои мозолистые ладони.

— А вы говорите Шамбала...— удовлетворённо снижаю тон.— хотя я отвечаю только за себя. Вполне допускаю, что в товарища Мальцеву Великие Учителя вдохнули настоящую искру божью. Тренируется она меньше моего, а успехи по части гимнастики больше. Да и мозги у неё работают по-чекистски быстрее моего. Она предлагает использовать сегодняшнее происшествие по полной: слухи не отрицать, может только немного подправить. Оккультизм очень распространён на Западе, им увлекаются не только простые люди, но и значительные фигуры в правительствах. Можно наладить с ними связь на этой почве: скажем, заинтересовать священной книгой, которую будто бы Блюмкин с Тибета привёз, а там много разных сокровенных знаний, тот же тубазид оттуда. Потом можно будет дезинформацию какую-то им подсовывать или как наживку использовать...

— Предлагаете всю эту мутную публику собрать на самом нашем секретном объекте и ещё шпионов вокруг него собрать?— Раздражённо бросает Берия и возвращается за свой стол, составляющий перекладину буквы 'Т'.

— Я как раз думал об особняке на Садово-Черногрязской,— провожаю глазами располневшую фигуру шефа.— бывшем штабе Остехбюро. Рухимович не хочет его нам передавать.

— Это ещё почему?— Недобро сверкнули стекла пенсне.

— Говорит, что у него помещений не хватает отселить авиаторов и судостроителей...— кляузничаю я.

— Ладно, с этим я разберусь... — нарком берёт со стола лист бумагу, распрямляется и переводит взгляд на Олю.— Сегодня Климент Ефремович Ворошилов подписал закрытый Указ президиума Верховного Совета СССР...— торжественно начал Берия, мы с Олей и Меркулов встали со своих мест.— 'за заслуги при исполнение особо важного задания Правительства наградить Анну Алексеевну Мальцеву орденом Ленина'. Поздравляю вас, товарищ Мальцева...

— Служу трудовому народу.— Четко отвечает подруга.

— ... Я также подписал сегодня приказ о присвоение вам специального звания 'лейтенант госбезопасности'.

* * *

— Ну как будем праздновать внеочередное звание и награждение?— Приобнимаю подругу за плечо, после того как мы пересекли площадь Дзержинского и остановились у тумбы с объявлениями.— Стадион, библиотека, кино, ресторан? Кстати, а тебе можно в отрытую носить закрытый орден?

— Не знаю,— Оля наморщила лоб.— сейчас все орденоносцы наперечёт, указы со списком награждённых на первых страницах газет печатают. Вопросы ещё начнут задавать. Будут вручать— спрошу... Кино!

— Нет проблем,— подхожу к афише кинотеатров.— 'Граница на замке', 'Если завтра война' или 'Глубокий рейд'?

— А что-нибудь о любви?— Надувает губки подруга.

— 'Комсомольск', в главной роли Тамара Макарова.

— Я его видела,... остаётся— стадион. Слушай, я в Нью-Йорке коньки для фигурного катания купила! Тыщу лет не каталась.

* * *

— Чего застыл?— Оля нетерпеливо теребит меня за рукав.— Тут соревнования идут, пошли на каток.

Над залитым электрическим светом входом на стадион 'Юных Пионеров' на лёгком ветерке развиваются два флага: советский и норвежский. Под ними кумачовая растяжка: 'Привет участникам рабочего первенства Европы по конькобежному спорту'!

— Идём взглянем что там...— Правой рукой подхватываю подругу под локоток, левой прижимаю к груди свои 'гагены', лёгкие длинные коньки в кожаных чехлах, и вместе спешим к ледовой арене.

Небольшой стадион забит до отказа, что в общем-то не мудрено— деревянные трибуны, окружающие основное поле вмещают от силы пару сотен человек. По ледовой лорожке скользят два конькобежца, разрезая блестящими стальными лезвиями чёрный лёд.

— Яша, ты меня режешь без ножа...— звучит впереди знакомый голос.— ты знаешь такое слово— надо!

'Косарев'.

После смерти Ежова, карьера комсомольского вожака покатилась под гору: пленум ЦК ВКП(б) перевёл его из членов в кандидаты, пленум цекамола освободил от должности первого серетаря, Косарев нашёл работу в ВЦСПС, ответственным по спорту.

— Ну что я могу сделать, Александр Васильевич,— сокрушается пожилой плотно сбитый мужчина, одиннадцатикратный чемпион страны Яков Мельников.— мышцу потянул, старый я уже, двадцать лет бегаю. Вон пусть молодые теперь жилы рвут.

— Лёша, ты ему хоть скажи,— Косарев, замечает меня, подскакивает с низенькой деревянной скамеечки выставленной у ледяной дорожки и замирает на секунду разглядывая Олю...

— Валь проходит круг за 43 секунды, Шаромов— за 43 и 4.— Кричит в микрофон комментатор, сидящий неподалёку за столом, громкоговорители разносят сообщение по округе.— Остаётся два круга.

— ... какой на... молодые,— Косарев грозит кулаком конькобежцу, проезжающему мимо нас.— выдохся уже.

— Даже не думай об этом...— зло шипит мне сбоку Оля.

'Думай— не думай, что толку? Чемпионом-то становится лучший по сумме четырёх дистанций: 500, 1500, 5000 и 10000 метров. Сейчас бегут десятку, последнюю... Поздно пить 'Баржоми'... А так бы я с удовольствие принял участие, особенно на пятисотке'.

— Лицо у вас знакомое,— бывший первый комсомолец снова весел и бодр, протягивает руку подруге.— не припомню...

— Лейтенант госбезопасности Мальцева,— доверительно шепчет ему Оля.— мы с вами на даче у Николая Ивановича Ежова встречались.

— Так вы...— Согнутый указательный палец профсоюзного деятеля перемещается от подруги ко мне и обратно.

В этот момент трибуны засвистели, подбадривая нашего скорохода, но тот, отстав от норвежца метров на сто, с поникшей головой с трудом заканчивает дистанцию.

— Ваня, на тебя вся надежда,— Косарев живо переключается на участника последней поры от нашей страны, высокого мускулистого парня, сбросившего на лёд пальто.— видишь, даже товарищ Чаганов пришёл тебя поддержать.

— На старт приглашаются Иван Аниканов, СССР, и Хайнс Бюберг, Норвегия.— Захрипел микрофон.

Соперники чуть расставляют ного, приседают, замирая на мгновение. Судья стреляет из стартового пистолета. Под громкий свист и крики публики бегуны начинают энергично разгоняться.

— Дай сюда!— Косарев выхватывает секундомер из рук Мельникова, вплотную подошедшего к дорожке.

После первых же метров Аниканов легко отрывается от своего противника, который и не пытается угнаться за ним: судя по всему по результатам предыдущих забегов высокое место ему не светит. Наш скороход казалось тоже не спешит: пригибается, нависая надо льдом, закладывает руки за спину и ловит нужный темп.

— Ну и что здесь интересного?— Ворчит подруга.— Никакой зрелищности, борьбы— никакой, табло нормального нет...

Диктор попытался сообщить результаты соперников на первым круге, но из громкоговорителей послышались неразборчивый шум и треск.

— ...Ещё и микрофон сломался... всё, ты как хочешь, а я пошла на трек (велосипедный трек стадиона 'Юных пионеров' зимой использовался как каток)...

— Я тебя найду попозже...

'Неинтересно ей, тогда тебе напротив через дорогу— на ипподром'.

— Идёшь сорок четыре и восемь!— Кричит Косарев, проезжающему мимо Аниканову. Мельников, подозрительно смотрит на спортивного начальника, наш скороход начинает чаще толкаться, пытаясь увеличить темп.

— Идёшь сорок четыре и две!— Слышится голос Косарева на следующем круге.

Ветеран подскакивает к нему и пытается вернуть секундомер, но тот прячет его за спиной.

— Ты что творишь, Василич?— Мельников сжимает кулаки.

— А что он как дохляк, еле шевелится?— Зло шипит профсоюзный деятель.

'Время неправильное даёт, 'подстегнуть' его хочет... какой дурак'. Аниканов сбивается с шага, стадион разочарованно ухает, мощный красивый накат отличного мастера куда-то исчезает— на дорожке заурядный третьеразрядник со сбитым дыханием, норвежец быстро начинает сокращать разрыв от нашего спортсмена.

— Да иди ты!...— Бросает Мельников, поворачивается и прихрамывая бредёт в сторону трибун.

Сажусь на скамейку, срываю с плеча коньки, сбрасываю ботинки и быстро начинаю шнуроваться.

— Секундомер, быстро!— Косарев, испуганно взглянув на меня, послушно отдаёт его мне.

По боковой дорожке, мимо удивлённых судей, начинаю раскатываться и на выходе из поворота на противоположной от трибун стороне Аниканов догоняет меня, метров сто катимся нога в ногу.

— Ваня, ещё ничего не потеряно. Пару кругов восстанови дыхание, не торопись, идёшь сорок девять и восемь, так и продолжай... Отстаёшь по сумме от Вала на десять секунд... Аниканов потихоньку приходит в себя, на десятом круге выходит на сорок две секунды и начинает понемногу отыгрывать упущенное.

— Давай, Чаганов! Выходи на замену! Бутсу потерял!— Мои челночные пробежки вдоль дальней дорожки начинают веселить народ.

Судья подходит к колокольчику... последний круг.

'На две секунды позади, даже не знаю'.

Отворачиваюсь от арены...

— Рультат Ивана Аниканова— 17 минут 20 и 5 десятых секунды.— На стадионе вновь заработали динамики.

Быстро считаю в уме очки и... поднимаю руки вверх.

'Аниканов проиграл секунду но, выигрывает по сумме пол-очка. Мы— чемпионы Европы'!

Неспеша качу по дорожке к судейскому столику, Косарев чем-то возмущается у судейского столика.

— Что такое?— Кричу расстроенному Косареву.

— Сняли очко Валу за пятисотку и он выходит на первое место...

— Прошу прощение,— подхожу я к главному судье из Англии.— на каком основании вы сняли очко Валу?

— По правилам, за мировой рекорд на 500 метров...— Англичанин подкручивает свой рыжий заиндевевший от дыхания ус.— вот смотрите 43.2 секунды.

— Откуда вы это взяли, мистер, мировой рекорд равен 42.7 секунды и установлен ещё в прошлом году в Давосе на чемпионате мира...

Косарев крутит головой, пытаясь понять о чём это мы спорим (разговор идёт на английском).

— Да кто вы такой чтобы указывать мне,— презрительно кривится 'рыжий'.— я— главный судья соревнования.

— Моя фамилия Чаганов, слышали наверное?...

— Нье-ет...— Мой юный вид и поношенный спортивный костюм с буквой 'Д' на груди не производят на него никакого впечатления.

— Я— майор государственной безопасности!— Громко говорю по-русски, чеканя каждое слово и хмуря брови.— Предъявите официальную таблицу рекордов!

— Лёша, ты чего?— Пугается Косарев.— Международного скандала захотел?

— Сядет у меня как миленький по 169 статье за мошенничество... до пяти лет с конфискацией.

Стоявший рядом с англичанином переводчик что-то быстро зашептал ему на ухо.

— Прошу прощения, мистер Чаганов, вы правы, произошла ошибка...— Шепчет струхнувший 'рыжий', снова перешедший на английский.

— Требую немедленно объявить настоящего победителя... — тоже понижаю тон.

* * *

'Чёрт, Оля меня убьёт. Целый час прошёл... пока награждали, поздравляли Аниканова'.

С тревогой ищу глазами подругу, вижу в центре катка образовался широкий кружок зевак, подгребаю поближе, вытягиваю шею и заглядываю вовнутрь: знакомая фигурка легко катит спиной назад на правой, поворачивается на 180 градусов, меняет ногу одновременно приседая на ней, торможение... полёт вверх, вращение, приземление на правую ногу с чётким выездом. Толпа ахает, раздаются громкие аплодисменты.

'Аксель в полтора оборота... и она ещё ругает меня за демонстративное поведения'.

Москва, Улановский переулок, дом 26.

Наркомат Оборонной Промышленности.

12 февраля 1938 года, 10:00.

'Фигаро здесь, Фигаро-там... Третий кабинет обживаю: на Лубянке, Малой Татарской и здесь— в НКОПе, этот будет самым большим... хм, краской воняет'.

Открываю форточки, возвращаюсь в пустую прихожую (секретаря ещё не выбрал) и сталкиваюсь нос к носу с тремя серьёзными мужчинами в тёмных костюмах.

'Хруничев, Поликарпов и Чижевский... значит будут грабить. Стоп, но у меня же ничего не осталось, ну если не считать двух ДБ-3'.

— Здравствуйте, товарищи,— обмениваемся рукопожатиями.— прошу прощения, что не могу вас пригласить в кабинет... поэтому предлагаю провести нашу встречу на ногах.

— Даже лучше, а то сидим, понимаешь, целыми днями...— Поликарпов замолкает, приглаживая рукой короткий ёжик, и требовательно глядит на Хруничева.

— Алексей Сергеевич,— помедлив начинает тот.— тут такое дело... товарищ Чижевский назначен главным конструктором КБ на 156-ом авиазаводе...

— Бывший Завод Опытных Конструкций при ЦАГИ...— Заполняет образовавшуюся паузу Чижевский.

— ... туда же переходит его бригада... со своей тематикой БОК (Бюро Особых Конструкций)...— Нарком снова замолкает.

— Там же бюро товарища Григоровича сидит...— Пришлось за последнее время изучить ху из ху.— Его тогда куда?

— Вы не слыхали, что Дмитрий Павлович серьёзно захворал?— С трудом выдавливает из себя слова Хруничев.

'Ясно, его КБ выселяют'.

— Врачи говорят, что товарищ Григорович уже к работе не вернётся...— выпаливает Поликарпов и снова поворачивается к наркому.