Легенда о Солнце: Переплетение дорог

— Индюк, — тихо шепнула она ему в след.

— Цапля, — ответил 'ушастый' молодой маг.

— Все, дети, заканчивайте свои игры, нам некогда, — напутствовал Сунар, вновь восседавший на Шалахе.

— Простите, — потупилась Лима, но затем все же добавила, уже обращаясь к Тамировой арлите: — Оталия, если ты потеряешь этого индюка где-то по пути, я буду тебе безмерно благодарна.

— Лима, — осуждающе покачал головой старик, но промэя сделала вид, что не заметила.

— Давай, Лисарт, покажем им, что такое настоящий ветер. Лети же, прекрасный арлит, лети.

Девушка едва успеха ухватиться за путы, столь резко сорвался с места Лисарт.

— Прощай, Олениха! — веселым звоночком прозвучал голос исчезающей вдали Лимы.

— Тамир, ты глупый мальчишка и, боюсь, никогда не поумнеешь, — цокнул языком старый маг и, подчинившись его безмолвному позволению, Шалах пустился вскачь.

— Удачи тебе, Тамир, — улыбнулась нахмуренному молодому магу Олениха. — И помни, думай сердцем, а не головой. Сердце оно более мудрое и подскажет правильный путь.

Тамир кивнул в ответ, и Оталия сорвалась с места, словно свой прародитель Северный Ветер. Юноше на мгновение показалось, что его тело осталось на прежнем месте, в то время, как арлита уже едва виднелась на горизонте, но это чувство быстро исчезло, и он с удивлением осознал, какое это удовольствие лететь, словно быстрая птица.

Лима упивалась свободой, как случалось лишь, когда она бывала лучом. Девушка словно растворялась в мире, снова ощущая себя его неотъемлемой частью. Только теперь она была наполовину ветром, а ее свет переплетался с силой Лисарта. Очертания промэи, как и очертания арлита растворялись, пронзая воздух серебристо-золотым рисунком. Они походили на световую радугу, оттенял которую сияющий язык пламени, это Огненная неотрывно следовала за хозяйкой.

Позади, немного отставая, мчали Оталия с Тамиром, а на большом расстоянии от них Шалах с позеленевшим магом, которому явно пришлась не по душе столь скорая гонка.

— Бедняжка, — прошептала девушка, одновременно похлопывая арлита по холке, подбадривая его к еще более быстрому бегу.

Окружающий мир не поспевал за их скачкой, потому Лима отмечала лишь мелкие детали из яркого полотна размытых красок. Но прекрасно запомнила сильную бушующую реку. Девушка еще не успела испугаться, а Лисарт уже взмыл ввысь перелетая Ваду, самую длинную реку в их мире, которая пересекала на своем пути три страны. Вада была очень широкой, и промэя боялась, что Лисарту не хватит сил перелететь ее, а Лима бесславно найдет свою кончину в холодных водах реки. Но вот легкий перестук ветреных копыт и они снова спешат вперед, опережая ветер и почти нагоняя братьев и сестер промэи.

Лима и не заметила, как они оказались у Певучего ручья, где совершили привал. Собственно, промэя осталась этим крайне недовольна, мечтая лететь все дальше, но старый маг уже давно сменил свой бледно-зеленый вид на болотный и, во избежание неприятной ситуации, затребовал отдыха. Возможно, впервые со дня своего рождения, маг отказался от перекуса и, понимая, как ему тяжело, промэя не беспокоила старика.

Некоторое время девушка изучала ручей, пусть и держалась от него подальше, боясь брызг, что щедро источал он на своем пути. Ручей, и правда, был певучим, но Лима не могла понять почему. Нежные песни не принадлежали воде, она озорно подпевала своим веселым и быстрым журчанием, но лишь подчеркивая чей-то удивительный голосок. Справившись со страхом, Лима встала у самой кромки воды и вглядывалась в ее изменчивые рисунки, но так и не рассмотрела, что за тайна скрывалась в шумном беге. Девушка хотела поинтересоваться у Сунара, но увидев, что цвет его кожи едва ли посветлел, остановилась на полуслове и отправилась собирать цветы на лугу.

Невольно подпевая ручью, промэя нарвала целую охапку цветов и, разделив на небольшие букетики, вплела в ветреные гривы арлитов, которые отблагодарили ей почтительным кивком. Большую ромашку прикрепила на грудь сразу же повеселевшего мага Сунара и затем с мстительной улыбкой преподнесла большой стебель лопуха Тамиру, за что была одарена знакомым ненавистным взглядом и презрительным молчанием.

Довольная девушка уже хотела напомнить, что им пора в путь, но случайно подняла глаза к небу и увидела своего отца. В первое мгновение лицо озарила восхищенная улыбка, но вскоре она сменилась печалью. Лима видела себя и сестру в каждом завитке Солнца, словно сейчас это их души сияли над миром. Но одновременно в плетениях отца отражались тревога и горечь, отчего Солнце имело холодный оттенок, отчего и день был прохладным.

Лима скрывала себя от отцовых глаз, тайком пользуясь его же силой, которую собирала по крупицам у молодых неопытных промэй, и потому Мэйрут не мог почувствовать дочь, хотя она часто ощущала, как он пытается прорвать защиту. Девушке было стыдно перед ним, но она не могла не думать, что иначе нельзя, слова шейли каждый раз напоминали ей цену, которую заплатит Мэйрут за спасение Талисы, если Лима все не изменит. Нельзя, чтобы отец жертвовал собой, будучи промэей девушка это понимала.

— Спасибо тебе, папа, за твою любовь. Верь в меня, я все сделаю правильно, — немного неуверенно проговорила промэя, но затем стиснула зубы и более твердо добавила: — По-крайней мере, я попытаюсь.

Какой-то блик света привлек ее внимание и, присмотревшись, Лима разглядела среди луговых цветов изумительно-прекрасный цветок и была несказанно изумлена тем, что раньше его не заметила. Медленно она приблизилась к тому, любуясь нежными голубыми лепестками, плавно переходящими в бархатистые перышки. Затаив дыхание, потянула к цветку руку, но в этот миг что-то цепкое и даже немного колючее перехватило ее кисть и прошипело над ухом:

— Не смей трогать, мерзкая девчонка.

С диким визгом промэя отскочила в сторону, а после увидела перед собой приземистого травяного человечка... Да-да, именно травяного, ведь он каким-то удивительным образом сплетался из веток и травы, Лима даже могла бы назвать его милым, если бы не сердитый взгляд глаз-пуговок.

— Кто вы?

— Цветник, — тихо ответил оказавшийся позади маг Сунар.

— Да, именно цветник! И попрошу уважать моих детей, которых я растил с такой любовью и заботой, а совсем не для того, чтобы бессердечные девчонки срывали бедняжек.

Лима хотела достойно ответить, но поняла, как прав цветник и виновато склонила голову:

— Простите. Я убила их, верно?

— Конечно, убила. А они ведь могли еще так долго красоваться на моем лугу.

— Что ты девочку пугаешь, вредный цветник, — покачал головой старый маг.

Цветник смерил его тяжелым взглядом, а затем снова взглянул на Лиму:

— Но этот цветок я не позволю тебе тронуть! Даром ли я целый год растил его, защищая от злости и неверия этого невежественного мира!

— А что это за цветок? — восхитилась Лима. Видимо цветник заметил, как у нее загорелись глаза, потому что еще больше нахмурился.

— Не бойтесь, я не собираюсь его срывать, — поторопилась с объяснениями промэя, — просто никогда не видела такой красоты.

— И не должна видеть. Вы уже достаточно потоптались на моем лугу, нарвали цветов, так что можете спешить дальше по своим делам.

— Брат, ну не будь ты так строг, — прошептал нежный голос и Сунар с Лимой увидели, как из Певучего ручья возникает удивительной красоты речная дева. Она раскинула 'руки' с которых стекала вода, фонтанами опадая в ручей, и улыбнулась:— Приветствую вас, вольный маг и промэя. Не злитесь на Гаара, просто он слишком любит своих детей и забывает, что такова их судьба — быть когда-то сорванными.

— Это не их судьба, — зло бросил Гаар. — Люди по своему усмотрению создают им такую судьбу. — Цветник окинул Лиму презрительным взглядом. — И вот такие, как она.

Лиме стало обидно. Разумеется, она понимала, что виновата, но все же не заслужила такого презрения.

— Ну вот, смотри, что ты наделал, Гаар, вредный старик, — воскликнула дева ручья и Лима обратила внимание на ее голос.

— Скажите, прекрасная дева...

— Эолла.

— Эолла, — кивнула Лима. — Это вы пели? Я еще никогда не слышала такого красивого голоса.

— Да. Я хранительница Певучего ручья. Мы с цветником дети богинь-властительниц, которые оставили нас и наших сестер и братьев оберегать этот мир прежде, чем ушли в другой. Я дочь богини водной стихии Литассы.

— Литассы, — вместе с ней проговорила Лима, чувствуя, как бледнеют щеки, ведь понимала, что Эолла имела все основания воспринимать ее как своего врага, а вместо этого добро улыбалась.

— А Гаар — сын богини земной стихии Арлены.

— Мне приятно с вами познакомится, несмотря на все, что случилось в давние времена и то, что я так разгневала вас, Гаар, сейчас.

Цветник поджал травяные губы, но все же кивнул.

— Приношу и свое уважение вам, дети древних богинь, — сказал старый маг, ободряюще похлопав Лиму по спине.

Промэя все же решила воспользоваться случаем и снова задала волнующий ее вопрос:

— Так что это за цветок?

Кажется, цветник окончательно возненавидел девушку, глаза сузились, зло полыхнув, зеленые губы растянулись в желчной улыбочке:

— Так как, милейшая промэя? Мы все же суем носик не в свои дела.

— Ну-ну, Гаар, ты ведь сам знаешь почему парлиа возникла перед девушкой, просто жадничаешь, — хитро усмехнулась Эолла.

— Ты видишь цветок парлиа? — изумился старый маг.

— А что это? — спросила Лима, не понимая из-за чего они ведут себя так загадочно.

— Цветок веры, — угрюмо объяснил цветник.

— Веры?

— К тому же самый сильный из моих парлиа — голубой, — еще больше насупился Гаар.

Промея взглянула на цветок и он, почувствовав ее внимание, слегка засиял.

— Он зовет меня.

Гаар сердито глянул на цветок и, после секундного раздумья, качнул головой:

— Да, зовет.

— А что это означает?

— То, что тебе нужна вера, промэя, — подала голос водная дарина.

— Вера? Он что... почувствовал мою нерешительность?

Лиму почему-то смутило осознание того, что цветок почувствовал ее слабость. Сунар пытливо смотрел на нее. Девушка давно заметила, что он умел читать мысли и всегда все понимал. Иногда это пугало.

Цветок засиял еще ярче и девушка шагнула было к нему, а затем замерла на полпути. Обернувшись и встретившись взглядом со старым магом, Лима дождалась, когда он кивнет, выражая поддержку, и только тогда осторожно коснулась бархатистых лепестков парлиа. На миг она вновь ощутила неуверенность, было жаль убивать цветок, она ведь чувствовала жизнь в тонком стебельке. Гаар выламывал руки и, кажется, собирался заплакать. Но все же Лима не чувствовала страха в цветке, он даже будто шептал ей, чтобы она не боялась. Сорвав парлиа, промэя увидела, как на траву упало несколько голубых капель.

— Это кровь, — голос цветника был таким злым, что Лима едва не выпустила цветок. — Ты принесла ему страшную боль.

— Прости, — шепнула девушка парлиа. — Я, правда, не хотела сделать тебе больно.

Цветок засиял еще ярче.

— Он теперь мой? — решилась взглянуть на земного дарина Лима.

— Да, — сквозь зубы ответил он.

— Храни его, — ласково улыбнулась Эоллы. — Он будет твоей верой, даже в самые тяжелые мгновения.

Лима не сразу осознала весь смысл слов, захваченная красотой парлиа, но понемногу разум стал проясняться. В ее мыслях промелькнула черная тень и сияние родных золотистых глаз. Девушка долго вглядывалась в цветок, спрашивая его совета, но тот не был против, наоборот дарил веру и надежду.

— Простите, Эолла, а можно вас спросить?

Дарина качнула головой, и брызги от ее водяных волос блеснули алмазами в солнечных лучах, опадая в ручей.

— Я не знаю, возможно ли это, но могли бы вы найти мою сестру Талису? Ее держат в темнице в царстве Алитара.

Эолла задумалась, перетекающие водой брови сошлись на переносице. В одно мгновение промэе показалось, что дарина сейчас откажется и она поняла бы ее, ведь просила невозможного, но вот дева повела плечами:

— Я постараюсь найти ее. Мой ручей сплетается со многими братьями и если не мои воды, то воды других даринов отыщут ее, где бы Алитар не прятал твою сестру. Мы постараемся.

— Вы не представляете, что это значит для меня, — всплеснула руками Лима.

— Почему нет? К сожалению, я тоже знаю, как это терять своих родных и не хотела бы, чтобы и ты познала это горе.

— Спасибо, — только и смогла прошептать промэя, чувствуя часть своей вины в потерях дарины.

— Это дела прошлых лет, — проницательно посмотрела на нее Эолла. — В прошлом остались виноватые и невиновные, мы же живем сейчас и совершаем ошибки уже в настоящем.

Лима не знала, что ответить, смущенная словами Эоллы, Гаар же заскрипел смешными зубками-веточками.

— Ты хотела передать сестре послание? — одарив цветника насмешливым взглядом, поинтересовалась дарина.

— Да, Эолла. Парлиа. Сейчас ей вера намного нужнее, чем мне. Я сама справлюсь.

— Ты уверена, промэя? — серьезно спросила дева воды. — Больше у тебя может и не быть такой возможности.

— Да, — твердо повторила девушка, слабо чувствуя сестру, которая, кажется, уже давно потеряла веру в себя.

— Но знай, если мы не сможем найти твою сестру, цветок будет утерян для вас обоих.

Лима на миг задумалась, а затем взглянула на парлиа:

— Мне остается только верить.

Эолла осталась довольна ответом промэи:

— Тогда прикоснись к моей руке, я должна почувствовала призыв твоей сестры.

Лима побледнела:

— Я не могу, мне нельзя касаться воды.

— Поднеси ладонь, мне этого достаточно.

Промэя боязливо приблизилась к ручью и поднесла свою слегка дрожащую ладонь к истекающей холодной водой ладони Эоллы. Близость воды отдавалась колючей болью во всем теле, но все же Лима смогла ощутить и едва заметную ласку, напомнившую о маме.

Дарина понимающее улыбнулась, почувствовав мысли Лимы, но больше ничем не выдала промэю и последняя была благодарна.

— Я чувствую ее, — вместо этого проговорила дева. — Едва-едва, но все же. Она во тьме и ей страшно. Но что-то согревает твою сестру, дарит надежду, — Эолла подарила Лиме долгий восхищенный взгляд. — Ты очень сильная, как магически, так и духовно. Именно ты та ниточка, что еще удерживает Талису на этом свете. Главное, оставайся и дальше столь же сильной, от этого теперь зависит жизнь твоей сестры.

Промэя сглотнула. Слова водной дарины совсем не приносили радости, лишь приумножали ее ответственность.

— Пожалуйста, пусть ваши воды скажут ей, чтобы верила в меня. Я обязательно найду ее.

* * *

Расстояние, оставшееся до калинового треугольника, они преодолели не более чем за час и вот уже арлиты преклоняли перед ними свои колени, прощаясь. Лима едва не расплакалась, когда обнимала Лисарта и понадеялась, что этого никто не заметил, а 'никто' это, разумеется, Тамир.

— Прощай, мой дорогой друг. Я обязательно загляну в ваш лес, и мы еще не раз перелетим Ваду солнечным ветром, — прошептала она арлиту, чьи серебристые глаза смотрели на нее с легкой обидой.