Легенда о Солнце: Переплетение дорог

Мир так ждал ее тепла и света, так любил, и Талиса отвечала тем же. Многочисленные радостные голоса врывались в нее вихрем, делая еще ярче и прекрасней, промэя отдавала всю себя миру, даруя и душу, и сердце.

Ночь, а с ней и Мрак, беспрекословно отступали, растворяясь под золотыми лучами Талисы. Мир тянулся к ней всем своим естеством, малейшим своим созданием, а девушка заглядывала в каждый уголок, приветствуя даже крохотного муравья, на каждую улицу, в каждый дом. Звери встречали ее плясками и криками, люди улыбками, и промэя вновь чувствовала себя ребенком, для которого жизнь так прекрасна и беззаботна. Узари кланялись и приглашали посетить свои леса, русалки и водяные поднимали брызги воды, и Талиса беспечно танцевала среди них, зная, что сила отца защитит ее. Шейли выступали из своих земных тел и шелестящими голосами пели удивительные песни, а промэя путалась в их лиственных волосах и погружалась в безмятежные души.

Такой счастливой Талиса еще не была никогда... И такой любимой. Мерещилось, что она сама жизнь этого мира, его сердце, его голос. Она была веснушками на вздернутом носике смешной девочки, спящей в обнимку со своей игрушкой. Крыльями голубя, спешащего к голубке. Улыбкой молодого юноши, готовящегося к первому дню работы. Она была даже умелыми руками веселой хозяйки, готовящей завтрак для своей семьи, отблесками воды в ручье и мудрыми мыслями старого сказочника, бредущего вдоль дороги.

Талиса почти забыла кто она сама, когда чья-то светлая сила проникла в нее, наполняя энергией, и в счастливом смехе девушка узнала Лиму. Значит отец уже в самом зените, если новый луч нашел ее даже в таком далеком уголке мира.

Вместе с сестрой они посетили край фей, где танцевали в хороводе вокруг священного цветка Иллатии. Затем заглянули в холодный грот, где прятался заблудившийся мальчишка. Тихим шепотом направили его старшего брата и после радовались их улыбкам. Вместе с молодой девушкой ступали к ее возлюбленному, ликуя от той любви, что сияла в его глазах. Даже плакали с молодой вдовой, высушивая ее слезинки и, радуя танцем солнечных бликов на стене. Утешали старую женщину, которая провожала своего единственного сына в дальнюю дорогу.

С Лимой они были и последними лучами Солнца. Вечерняя звезда уже сияла на небосклоне, заплетая вечер в серебристые веночки, когда они возвращались. Сестры расшили ее воздушные соцветия своими световыми нитями и, простившись с миром, вошли в объятья отца...

Теперь, открыв глаза в своем ледяном мире, Талиса почти ощущала удивительный свет, что тогда жил в ее сердце. Она была почти столь же счастливой. Тот свет, тепло и радость как будто звучали в этой сырой, промозглой темнице и Талиса осознала, что она еще сильна. Она еще сможет бороться. До последнего мгновения, до кромешной тьмы, всепоглощающей печали и даже боли.

Талиса медленно, тяжело опираясь на скользкую, покрытую плесенью стену, поднялась и вцепилась в ржавые прутья.

— Вы слышите? — попыталась крикнуть она, но с губ сорвался лишь хриплый шепот.

Тогда Талиса закрыла глаза и собралась с силами, а затем вновь закричала:

— Вы слышите меня? Вам не удастся уничтожить меня! Я сильная и все выдержу. Я обязательно выживу, что бы вы ни делали, как бы не мучили меня. Я все выдержу!

Черная ветреная тень набросилась на нее, сбивая с ног. Падая, Талиса больно ударилась затылком и почувствовала слабость в теле. Сознание словно наполнилось дымом, черным и густым, заполняя каждую ее клеточку и унося с собой. И промэя следовала за ним в темную пропасть. Лишь тихий, но страшный голос был ей спутником в этом туманном мире:

— Смерть, одна лишь смерть ожидает тебя, безумная. Но ты можешь верить, верь в свои мечты. Мечтай, безумная, так легче умирать.

Талиса пыталась спрятаться от этого голоса, но вокруг не было ни одного светового блика, в котором промэя могла бы найти успокоение. Лишь черный, затхлый дым...

Но вот и он стал понемногу рассеиваться, уступая место уже знакомой всепоглощающей тьме и страху, что посеял голос тени.

Образы возникли из пустоты, но они были такими яркими и живыми, что Талиса с радостью бросилась к ним на встречу, моля о защите...

Глава 4

Верная Алта

Рассвет встретил их пасмурным небом и бодрящей прохладой. Лима была столь же сумрачной и не только из-за погоды, но и вчерашнего разговора с магом. Почему-то она чувствовала и свою ответственность, словно была причастна к смерти молодой волшебницы. Ей было жаль колту, чью жизнь так бессердечно прервали из-за мелочного и жадного до власти короля и мага Сунара, пусть промэя и осознавала мотивы последнего. Лима не знала как, но хотела помочь старику, к которому всего за несколько дней прониклась уважением и глубокой симпатией, снять тяжелый груз с его сердца. Но понимала, что это невозможно. С виной и болью нельзя бороться, остается лишь смириться.

Также не способствовали настроению и серые облака, застилающие небо, напоминающие о неумолимо приближающейся Солнцевой Ночи и том, как Лима еще далека от Талисы.

Пока учитель и ученик готовили, а потом собственно вкушали свой завтрак, Лима и Огненная играли в салки на небольшом цветочном лугу, находящемся возле редкого леска, в котором их небольшой отряд устроил свой ночной лагерь. Лиса была очень быстрой и упорной соперницей, но даже ей было сложно тягаться с лучом, потому, соблюдая честность и боясь обидеть гордые чувства Огненной, промэя тайком немного поддавалась ей. Они были словно две неуловимые стрелы: золотая и огненная, даже мир улыбнулся им, смягчив свои серые краски и приоткрыв занавес облаков, в который хлынул родной свет Солнца.

— Лима, Огненная, заканчивайте свои игры, — показался на лугу маг, пытаясь отыскать их своими подслеповатыми глазами. — Нам пора продолжать путь.

Промэя запрыгала на его бледных щеках солнечными зайчиками, пытаясь вызвать улыбку и разгладить морщинки грусти в уголках глаз.

— Милая моя, — ласковая улыбка согрела душу Лимы, она смеясь перевоплотилась в облик валсы и поддернула пальчиком кончик длинного бугристого носа старика:

— Так хорошо, когда вы улыбаетесь, — у ног промэи замерла запыхавшаяся Огненная. — Улыбайтесь всегда, пожалуйста.

— Постараюсь, — засмеялся маг, ласково потрепав ее за щеку. — Но все же нам пора выходить. Я надеюсь дойти сегодня к вечеру до Певучего ручья, тогда завтра к обеду мы будем у Синей ведьмы. Мы, по правде говоря, должны были добраться до ручья намного раньше, но задержались в Веселухе по важнейшим делам Его Мудрейшества полководца Лутсиуса.

Из-за плеча старика, показалось кислое лицо 'Мудрейшества', но как обычно, несмотря на то, что виноват был именно Тамир, глаза юноши смотрели обвинительно на Лиму.

Девушка не удержалась и тайком, пока маг отвлекся, показала Тамиру язык. Ответил он ей самым ненавидящим взглядом, на который был способен, и промэя едва удержалась от того, чтобы надавать задаваке тумаков.

— Дети, какие же вы еще дети, — протянул старый маг, покачивая головой. — Самые настоящие. Ладно, Тамир, я уже давно потерял всякую веру в его разумность, но ты, дорогая... Промэя! Дочь Солнца! И показываешь язык, как маленькая шкодливая девчонка.

Девушка, покраснев, опустила глаза, но смешок Тамира заставил ее вновь взглянуть на него и лишь слова мага удержали Лиму от того, чтобы вновь повторить свой проступок. Но вот задавака, наконец, стал осознавать смысл сказанных учителем слов и то, что его только что назвали неразумным, и кислое выражение вновь вернулось на лицо, стерев ухмылку. Теперь уже настал черед Лимы злорадно улыбаться:

— Думаю, мы должны уважать волю неразумного полководца.

Старик насмешливо кивнул и отошел обратно к их лагерю, где еще горел костер:

— Безусловно, Лима, но это не помешает мне надрать уши этому нерадивому магистру, — маг взмахнул посохом над костром и поток воды обрушился на ярко полыхающий костер.

Девушке стало жаль своего дальнего родственника, она даже боялась представить, что это за ужасная участь: смерть — в объятиях воды.

— Пожалуйста, не делайте этого больше, — попросила она старика, сначала удивленно и непонимающе посмотревшего на нее, а затем виновато нахмурившегося. — Я могла по-другому остановить его, не убивая. Скажите, и я в следующий раз сама все сделаю.

— Извини, я не подумал, — пытаясь загладить напряжение, старик Сунар обратился к Тамиру: — Глупый мальчишка, а-ну, живо сбрасывай с лица это трагическое выражение и иди мне помоги. Хватит дуться!

Напоследок бросив на промэю еще один сердитый взгляд, словно пытаясь сказать: 'Что опять я во всем виноват?', Тамир побрел к учителю. Лима обиженно поджав губы, подхватила свою сумку, где хранила немногочисленные, приобретенные в Веселухе вещи и свое солнечное платье, которое сменила на голубое полотняное, чтобы привлекать меньше внимания.

Не дожидаясь мага и его ученика, девушка выбралась на пыльную, давно не знавшую дождя дорогу, хотя, если судить по погоде, последней сегодня могло повезти, и зашагала вперед. Огненная бежала рядом и Лима не смогла сдержать улыбку. Девушка пыталась помочь лисе справиться с обидой и грустью, и если не заменить Быструю, то хотя бы стать хорошим другом. Прошло еще слишком мало времени, но же лисица уже смотрела на нее иначе, не враждебно, как поначалу, а дружелюбно и будто немного доверчиво.

Придавая себе сил и стараясь укрыться от мыслей о Талисе и Солнце, Лима стала тихо напевать песенку. Огненная кружилась вокруг, пританцовывая, а сзади слышался одобрительный смех мага Сунара и сердитое бормотание Тамира.

Дорога стлалась извилистой змеей, то поднимаясь вверх, то ниспадая вниз. По левую сторону простирались бесконечные квадратики полей, разделенные темными полосками деревьев, голубыми нитями ручьев и лентами рек. По правую же — вдали виднелись знакомые Лиме горы, в которых она в памятную ночь искала убежище. Теперь она знала, что назывались они Берберовыми горами и имели свою легенду, Сунар был уж очень охоч на разные истории.

...Поговаривали, в далекие времена жил старик Бербер и был он самым добрым и честным человеком на свете. Никто не смотрел на мир с такой любовью, как он, никто не был таким искренним в своем желании творить добро.

Однажды злая ведьма Ильтара велела старику отдать ей его длинную бороду для своих зелий. Но Бербер воспротивился, сказав, что может отдать свою бороду лишь для добрых дел, а не для злых чародейств Ильтары. Тогда ведьма пригрозила, что если нужно убьет его, но добьется своего, но и это не испугало Бербера. Она бежала за ним с огромным кинжалом, угрожая и приказывая подчиниться, и старому человеку не оставалось иного, как броситься в пучину моря, лишь бы не исполнилась воля Ильтары.

Тот же миг из его бороды стали расти горы, взвиваясь в самую вышину небес. Одна из гор пронзила тело ведьмы и после того стала называться Смертью Илитары. Эта гора всегда отличалась от своих сестер, ведь верхушка не была уютно укрыта слоем снега, а обнажено чернела, словно сама душа ведьмы.

Теперь, зная легенду, Лима рассмотрела, что серые горы, и действительно, походили на бороду. Они перекатывались плавными, мягкими волнами, словно седые завитки на бороде Бербера и лишь Смерть Ильтары пронизывала небо острым кинжалом, напоминая издали черный драгоценный камень.

— Скажите, маг, а эта легенда правдива или только выдумка? — спросила Лима, поравнявшись со стариком.

— Конечно, правдива! Смотри, а то еще Ильтара за твоей бородой пожалует, легковерная девица, — ехидно усмехнулся его ученик, всегда ожидавший любой возможности прицепиться к Лиме.

— Тамир! — предупреждающе прикрикнул Сунар, в то время как промэя остановилась и, сердито подперев руками бока, обернулась к его юноше:

— Лучше уж быть легковерной девицей, чем таким зазнайкой. На деле же ты лишь обычный хвастунишка, у тебя даже посоха нет. Что ты за волшебник без посоха? Просто задавака!

Тамир посмотрел на нее с таким бешенством, что Лима к своему неудовольствию струхнула и спряталась за спину Сунара. С опаской и осторожностью выглядывая из-за его плеча, она все же упрямо продолжала бросать злорадные взгляды на ученика мага.

— Хо-чу по-сох! — по слогам громогласно выкрикнул он, глядя прямо промэе в глаза, а затем медленно перевел взгляд на учителя.

Сунар на мгновение замешкался, а затем ответил:

— Хорошо, Тамир, если ты, и правда, чувствуешь, что готов.

— Я го-тов! — голос дребезжал от гнева и напряженности хозяина.

— На нашем пути будет один из самых древних лесов Савиты — Каменный, можем сделать небольшой крюк, и так уже опаздываем, и заглянуть туда. Думаю, там найдется твое дерево и ветка, из которой сможешь вить свой посох.

Ничего не ответив, Тамир сердито свел брови и решительно зашагал по дороге. Лима, проследившая за ним, успела заметить, как его дрожащие губы растянулись в счастливой улыбке, и не сразу осознала, что тоже улыбается. Но вот она почувствовала касание мага на своей руке и попыталась скрыть улыбку, боясь, что тот заметит. Заглянув в его хитрые глаза, поняла, что эта затея ей не удалась.

— Спасибо, Лима.

Девушка совсем не ожидала подобных слов от Сунара, и потому, видимо, заметив ее удивление, старик добавил:

— Я уже давно ждал подобного момента, когда он заявит свои права, как маг. Но, кажется, так его запугал своими придирками, что мальчишка перестал верить в себя, — Сунар посмотрел Тамиру вслед и в его глазах сияли такие гордость и любовь, что, к своему стыду, промэе даже стало немного завидно. — На самом деле, он очень способный и когда-то станет хорошим магом. Пусть пока что больше 'задавака'.

* * *

Они замерли перед лиственной аркой Каменного леса, но не смели сделать и шага под ее цветочные своды. Вход не был запечатан сильной магией или волей узари, но все же что-то в колебании воздуха предупреждало путников не спешить.

Ветви молодых лип сплетались полукругом, словно руки девушек, а нежно-желтые соцветия мягко покачивались от слабых дуновений ветерка, как золотые браслеты, обвивая своим сладким ароматом. По бокам свисал дикий виноград, завиваясь в косы на гибких стволах лип. Маленький воробышек, сидевший на одной из веток лип, завидев нежданных гостей, важно надул серую грудку и завел такую звонкую трель, что Лима искренне испугалась, что он сейчас лопнет. Его голосок, словно отображение, продолжился в лиственных разливах деревьев, чей ветреный шепот волной побежал в дали леса, извещая свою хозяйку о путниках.

— Приветствуем тебя, лесная узари — хозяйка Каменного леса, — громогласно произнес маг и положил посох у своих ног, после чего склонился в низком поклоне. Его примеру последовали Лима с Огненной. И после тихого шиканья со стороны учителя, 'Его Мудрейшество полководец'. — Встречай своих незваных гостей.

Новая волна шепота пробежала по лиственным ветвям, после чего где-то далеко раздался крик вороны, а следом рев медведя.

Сначала послышался топот, лес же как-то притих, затаился, и вот между неровных рядов деревьев возник темный силуэт. Приближаясь, он становился все больше, давая возможность разглядеть огромного черного волкодава и его пронзающие яростью глаза. Под мощными лапами взвивалась пыль, а шерсть при каждом новом прыжке вставала дыбом, делая зверя едва ли не вдвое больше.