Легенда о Солнце: Переплетение дорог

Лима, вскрикнув, попыталась отступить, но рука старого мага удержала ее:

— Не бойся, он нас не тронет.

Промэя хотела высказать сомнение, но вот волкодав притормозил в нескольких метрах от них, и девушке ничего не оставалось, как прикусить язык. Зверь окинул их с Тамиром безынтересным взглядом, что, кажется, затронуло струны юношеской гордыни, пристально оглядел Огненную и, наконец, посмотрел на Сунара. Маг коротко кивнул:

— Мы друзья и не желаем причинять вред ни вашей хозяйке, ни лесу.

Волкодав медленно прошествовал сквозь арку и сел в опасной близости от мага. Он был спокоен, но Лиму это только еще больше пугало. Волкодав обнажил страшные клыки и издал короткий рык. Промэя судорожно взглянула на старого мага и увидела довольную улыбку.

И вот появилась она: легкая, парящая и прекрасная, словно ее лес. Олениха будто летела по воздуху, едва касаясь тропинки своими маленькими копытцами. Ветвистые рога наподобие короны венчали ее изящную головку и даже слегка мерцали в полумраке леса. Глубокие карие глаза смотрели гордо и несколько подозрительно и словно были подкрашены белыми и черными красками — отметинами на шерсти. Лес будто расступался перед ней и склонялся в поклоне. Узари сама была этим лесом, его сердцем.

Олениха остановилась за аркой, вопросительно посмотрела на волкодава и только после этого одарила каждого из путников вниманием. Первой этой чести удостоилась Лима. Узари узнала ее, даже в простом платье и слегка улыбнулась, если так можно сказать об оленихе. Посмотрев на Тамира, тихо хмыкнула, долго изучала Сунара и последней отметила Огненную: сначала столь же заинтересованным, как и у волкодава взглядом, затем же кивком. Видимо восприняв это как одобрение, лисица нерешительно прошла возле черного зверя, но тот и глазом не моргнул и, минув арку, приблизилась к лесной узари. Огненная склонилась в поклоне, выставив вперед левую лапку и опустив на нее свою рыжую головку. Замерев так на несколько мгновений, выпрямилась и осторожно коснулась своим носиком оленьего носа. Олениха издала какой-то тихий, неразборчивый звук и Огненная отступила в сторону.

Но вот на месте Оленихи стояла уже настоящая хозяйка леса, удивительно юная, на вид не более шестнадцати людских лет. Ее глаза также были отмечены черными и белыми росчерками, а на голове покоилась уже знакомая ветвистая корона. На плечи ниспадали душистые травы-локоны, заплетенные на кончиках в маленькие косички и подвязанные полевыми цветами. Коричневое платье, подхваченное на талии цветочным пояском, спускалось к земле четырьмя юбками-хвостами, отороченными по краю зеленым мхом. Несмотря на свой, казалось бы, юный возраст, в узари чувствовалась сила и мудрость, а гордость сквозили даже в малейшем повороте головы. Она была истинной дочерью своего древнего леса.

— Приветствую вас, — склонила она перед голову, и путники ответили ей еще более почтительными поклонами. — Так значит вы друзья моей сестры Орлицы, хозяйки Светлого леса?

— Да, узари.

— Зовите меня Олениха.

— Я маг Сунар, это мой ученик Тамир, Лима, Огненная.

Олениха приветливо улыбнулась каждому:

— Прошу вас, проходите.

Старик первым ступил под лесной покров, ветви лип слегка вздрогнули, словно молчаливые колокольчики и под ноги магу упало душистое соцветие.

— Благодарю, красавицы, — проговорил он, бережно поднимая прекрасные цветы и, ласково улыбнувшись промэе, вплел соцветие в ее золотые волосы. Бледно-желтые цветочки засияли солнечным светом, отбрасывая солнечные блики на своей новой хозяйки.

— Спасибо, — немного смутившись, а особенно под неодобрительным взглядом Тамира, пролепетала Лима.

— Настоящая дочь Солнца, — улыбнулась узари и на миг отвела взгляд, а когда вновь на них посмотрела, во взгляде сквозила печаль. — Простите, что заставила вас ждать. В нашем лесу случилось горе, несколько дней назад ушла в мир духов моя мама — Белая Олениха. Я опасаюсь, что враги могут попытаться воспользоваться сменой сил Каменного леса, моей возможной неопытностью. А потому, милые друзья, прошу, не гневайтесь на меня.

— Вы не должны оправдываться перед нами, Олениха, — сказал маг Сунар. — Простите, что потревожили ваш покой в столь мрачные дни.

— Примите мои соболезнования, — выступила вперед промэя. — Столь ужасно, что в нашем мире есть такие страшные вещи, как смерть и разлука.

— Это естественный жизненный круг, — голос узари был спокоен и решителен. — Мы приходим в этот мир, уже зная, что однажды наша жизнь прекратиться и нам нужно будет вернуться в мир духов. Но все же, несмотря на осознание этих истин, сложно иногда не проклинать все истины мира.

Узари на мгновение умолкла, и никто не смел нарушить тишину.

— Так что привело вас в Каменный лес?

— Олениха, моему ученику пришло время вить свой колдовской посох и потому мы осмелились надеяться, что вы позволите Тамиру попытаться отыскать его ветвь в Каменном лесу.

Олениха изучающее осмотрела молодого мага, который под ее уверенным, пронзающим взглядом трусливо втянул голову в плечи. Узари же иронично усмехнулась и, раскинув руки, воскликнула:

— Братья и сестры, согласны ли вы позволить молодому магу искать свою судьбу в нашем лесу?

Лиственный шепот волной побежал по Каменному лесу, коснувшись каждого его жителя, и ураганом вернулся к Оленихе. Узари задумчиво кивнула, посмотрела на мага Сунара, затем на Тамира:

— Мы не вправе противиться велению Судьбы, пришло время твоей силы, Тамир, и надеюсь, что среди моих сестер и братьев ты найдешь свое дерево. Только прошу — ищи сердцем, а не разумом. Разум в этом деле не большой помощник. Можешь ступать по любой тропинке, куда поведет сердце, но не вздумай трогать чужого.

Тамир сглотнул и медленно кивнул. Он старался не показывать свой страх, но руки мелко дрожали, когда он стягивал сумки с плеч. Ученик глянул на своего учителя, безмолвно вопрошая совета, но маг лишь ободряюще улыбнулся и прошептал:

— Это необъяснимо и происходит у каждого мага по-своему. Просто доверься своим чувствам, и ты сам все поймешь. Шейли твоего дерева обязательно отзовется, если оно есть в этом лесу.

Тамир хмуро покачал головой, видимо решив, что этот совет ему ничем не поможет, кинул обвиняющий взгляд на Лиму (ну разумеется, кто же иной мог быть во всем виноват), и, увидев в ответ злорадную усмешку, совершенно самовольно возникшую на лице девушки, сердито хмыкнул. Юноша огляделся, плечи на миг обессилено поникли, но тут же вновь гордо выпрямился и, презрительно глянув на неотрывно наблюдающую за ним промэю, шагнул к высокому древнему клену, чьи мощные ветви расходились на добрый десяток метров вокруг. Дерево сердито зашипело и одним хлестким ударом ветки отбросило позарившегося на нее мага-недотепу.

— Я же сказала не тронь чужого, — терпеливо повторила узари, и на миг ее лицо стало озорным, смешливым, и правда, как у шестнадцатилетней девчонки. Но вот она вновь заговорила и голос звучал контрастно взросло, в нем слышался легкий укор, будто обращалась она не к древнему дереву, а своему ребенку: — Что же ты, Суровый Хатк, столь строг к этому несмышленому юноше?

— Тамир, не думай головой, своими желаниями и гордыней, — сердито воскликнул маг Сунар. — Доверься своей магии, иначе совершишь ошибку. Какое-то дерево может ответить согласием на твой призыв, и тогда ты окажешься в большой беде, посох не будет слушаться тебя полностью, но и отказаться от него ты уже не сможешь, ведь маг может выбрать посох лишь один раз и на всю жизнь, — и уже более мягко добавил: — Потому, будь очень внимателен и осторожен.

— Хорошо, учитель, я постараюсь, — проговорил юноша, отвешивая им с Оленихой поклон и, не разбирая дороги, пошел вперед, рассеянно осматриваясь по сторонам.

Лима нерешительно последовала за ним, она сама не понимала, зачем это делает, то ли из желания позлорадствовать, то ли все-таки переживала, пусть и не хотела признаваться самой себе. Рядом трусила Огненная, изредка как-то хитро кося на промэю.

Тамир делал все новые и новые шаги, но сам не понимал зачем, ведь совершенно не знал куда идет и что ищет. Он должен был ощущать что-то, тепло дерева, тепло шейли, но вместо этого в груди стояла незнакомая пустота и больше ничего. Никаких мыслей, никаких чувств. Юноша остро чувствовал позади присутствие Лимы и это еще больше усугубляло и без того его невеселое положение, заставляя сильнее нервничать. Ни в одном из деревьев Тамир не чувствовал своего, они все были чужими, не холодными, нет, но не своими. Его магия мирно спала, хотя, казалось бы, должна бушевать, предчувствуя вскоре получить свой посох. Ничто, ни единая клеточка в нем не отзывалась на зов шейли, да и шейли будто совсем и не звал его. Учитель рассказывал как-то про таких волшебников или скорее недоволшебников, которые не могли отыскать свой посох. Возможно, Тамир из их печального числа и, действительно, только 'задавака', как говорила Лима.

Не зная, что делать дальше, юноша остановился. Он хотел было обернуться, но вспомнил, что за его спиной промэя и, совсем не желая встречать ее насмешливый взгляд, снова начал идти. Юноша уже едва верил, что в Каменном лесу найдется его дерево. Будь оно даже где-то очень далеко, зов шейли обязательно бы достиг Тамира, но ничего не тревожило сердце молодого мага, разве что, страх. Оставалось лишь надеяться, что просто его дерево растет в другом лесу, хотя это очень удивительно, что ни один из многих тысяч шейли Каменного леса не откликнулся. Или он просто не умел звать.

Тамир почувствовал, что позади больше никого нет и, оглянувшись, увидел, что Лима присела возле высокого вяза. Сначала он подумал, что промэя решила оставить его в покое, но увидев, как она обвила гибкий стан дерева и принялась что-то нашептывать, испытал такую сильную обиду, что едва не раскричался. Лима пыталась ему помочь, видя, что у Тамира ничего не получается. И что молодой маг мог на это ответить? Да ничего! Тамиру, действительно, нужна помощь, пусть это и ранило его достоинство.

Ладони Лимы засияли солнечным светом и тот, свиваясь золотым жгутом, стлался вокруг ствола дерева, растекаясь по тонким ветвям и сплетаясь в прекрасные цветы. Несуществующий ветер сорвал цветы и, разрывая их, словно гадающая девушка, разослал сияющие лепестки в разные концы леса, даруя каждому дереву по одному.

Лима весело заулыбалась Огненной, словно подруге по заговору, а затем подняла глаза на Тамира. Юноше ничего не оставалось, как сделать вид, что он не понял произошедшего, не желая признавать свою беспомощность. Пусть лучше будет задавакой, чем неумехой. Этого он просто не вынес бы. А потому, презрительно сощурил глаза и окатил девушку волной ледяного пренебрежения. Промэя сердито поджала губы, но ничего не ответила, лишь вскинула подбородок, словно показывая, ну давай, докажи, что можешь!

Тамир отвернулся от нее и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Перед глазами стояла беспроглядная тьма и ни единого лучика: ни магии Лимы, ни шейли не проникало в эту тьму. Молодой маг уже готов был сдаться, но вот во тьме стали возникать световые образы и Тамир не сразу осознал, что это силуэты деревьев. Некоторые были белого цвета, другие цвета молодой листвы, встречались даже цветные, но ни в одном из них юноша не ощущал родства. Тамир пытался мысленно позвать душу шейли, моля отозваться.

Сперва было тихо, но вот легкий, словно ветерок голос проник в его сознание. И в тот же миг магия вспыхнула в юноше яростным пламенем, растекаясь, как горячая лава по венам, а зов все усиливался, становился громче, сливаясь воедино с силой Тамира. Подчиняясь воле своей магии, он сделал шаг вперед, а казалось, словно несколько сотен. Молодой маг не решался открыть глаза, но ступал без страха, уповая на то, что зов поведет его по правильному пути и надеясь, что нигде не набьет себе шишку.

Ученик Сунара не знал, сколько уже шел, казалось одновременно долго и все же будто несколько минут, но притяжение было таким сильным, что едва не разрывал его изнутри, почти отдаваясь болью в теле. Дерево находилось где-то близко, закипающая в нем магия не могла ошибиться, юноша уже даже слышал лиственный шепот шейли.

И вот среди других образов, Тамир увидел свое дерево и был поражен его красотой: плавными изгибами серебристых ветвей, узорчатыми сережками и пышной кроной. Дерево словно танцевало, поигрывая листьями, шептало ему непонятные, но все же слова.

Юноша долго не мог отважиться открыть глаза, но вот медленно приподнял веки. Непривычно дневной свет больно резанул, ослепляя, но постепенно взгляд стал проясняться и Тамир разглядел старую, покосившуюся ольху. Ветви ее были сухими, изломанными, некоторые осыпались на землю, и лишь одна ветка хранила остатки жизни. Яркие ее листья и красивые сережки печально смотрелись на фоне своих мертвых сестер. Тамир даже не мог гневаться, хотя ему очень хотелось, ведь вместо сильного и красивого дерева ему досталось старое, умирающее и больное. Он боялся даже пошевелиться, не зная, как нужно себя вести, но затем, все же осмелившись, приблизился к оголенному, покрытому глубокими бороздами стволу.

— Здравствуй, старушка, — его голос дрожал, как и ладони, когда он осторожно коснулся ольхи, боясь, что она может разрушиться от малейшего прикосновения. — Прости, что я так опоздал.

Возле Тамира застыла грустная Лима, бросая на того недоверчивые взгляды, видимо опасаясь, что молодой маг прогонит ее. Но юноша молчал, понимая, что и промэя имеет право здесь находиться.

— Ее шейли уже перешел в мир духов. Он больше не мог ждать, — тихо проговорила девушка. — Потому ты и не был способен услышать его зов.

— Ее называют Верной Алтой, — послышался шепот, прохладным ветром развеявший волосы Лимы, и, обернувшись, молодой маг и промэя увидели размытый, едва различимый в дневном свете силуэт шейли.

— Верная Алта, — печально повторила промэя.

— Шейли Алты долго вас ждал, — обратился к Тамиру обладатель голоса,— но противиться силе мира духов вечно невозможно, вот Алта и осталась одна дожидаться своего мага. Неужели в этот пасмурный день, наконец-то, свершилась ее судьба? — с этими словами шейли растворился среди густых веток гордого дуба.

— Алта, — произнес Тамир и ольха, словно отвечая ему, качнула сухими ветвями. — Прости, что заставил тебя ждать. Я виноват.

Юноша нерешительно потянулся к зеленой ветке, не зная как сорвать ее и не причинить лишнюю боль Алте, но ветка сама упала ему в руки, будто только и ждала этого момента. Магия взорвалась в нем, извергая поток, как вулкан хлынула по молодой, нежной коре, впитываясь в крученые сережки, которые замигали ночными светлячками. Тамиру пришлось приложить все свои силы, чтобы остановить неистовую силу, разделяя магию. Он вскрикнул от леденящего холода, которым поквиталась юноше за это магия. Усмирив ее, Тамир вновь посмотрел на ольху, чей покалеченный обломок живой ветки прямо на глазах стал усыхать, зеленые листья и сережки желтели и трухой осыпались к его ногам.

— Благодарю тебя, Верная Алта, — склонился он в низком поклоне и, заставив себя не думать о присутствии Лимы, осторожно обнял хрупкий стан ольхи. — Теперь частичка тебя стала мной, продолжай жить во мне.