Легенда о Солнце: Переплетение дорог

— Но я-то в чем виноват, Орстас?

Слова Тамира подействовали на корчмаря как нельзя хуже, он схватил мальчишку за шиворот и, развернув, несколько раз сильно врезал тому ремнем.

— Ай! Ай! Что ты делаешь, Орстас? Ай! За что?

— А ну выворачивай карманы, сиротинушка! Надурить меня вздумал, паршивец?!

Тамир засунул ладонь в карман, а затем с брезгливым криком подскочил на месте и затряс рукой, перепачканной слизью. Одна из капель, описав полукруг, приземлилась прямиком на нос корчмаря. Орстас взревел словно бык, гневно раздувая щеки. Осознав, что сейчас ему не поздоровится, Тамир, не теряя больше ни секунды, бросился бежать. Размахивая ремнем, корчмарь поспешил за ним.

Топая огромными сапожищами, Орстас пересек мощеную дорогу, едва вписался в поворот, за которым миг назад скрылся мальчишка, и снес с ног сгорбленную старуху в рваном платке. Потрясая корявой палкой, она еще долго что-то кричала корчмарю в след. Не без труда, при помощи молоденькой молочницы, поднявшись на трясущиеся ноги, старуха заковыляла к корчме.

Посетители корчмы, воспользовавшись удачной ситуацией, сбились в дерущуюся кучу над позабытой в пылу битвы Орстасом кастрюлей. Из кухни на грохот выскочила жена корчмаря и, увидев происходящее, с диким ревом бросилась в самую гущу сражения. Сунар было заволновался, но дородная женщина с легкостью растолкала противников и накрыла кастрюлю своим телом. Пусть всего отвоевать ей не удалось, но, когда толпа разочарованно расступилась, маг имел возможность лицезреть сидящую на земле корчмариху, прижимающую к себе изрядно пострадавшую кастрюлю с доброй половиной своих богатств и, что особо приятно, даже несколькими слизняками. Женщина нервно озиралась по сторонам, ожидая нового предательского нападения, но мужичье даже ради денег не решилось вступать в заведомо неравный бой с такой отчаянной соперницей.

Маг с сочувственной улыбкой подошел к корчмарихе и, поблагодарив за 'прекрасный обед', опустил две серебряные монеты в оттопыренный карман передника. Все также затравленно озираясь на мужиков, женщина кивнула Сунару, одновременно пытаясь сдуть прядь сероватых волос, прилипшую к вспотевшему лбу и закрывавшую прищуренный глаз, но и на миг не решалась высвободить одну из рук, мертвой хваткой вцепившихся в драгоценную кастрюлю.

Старуха как раз добралась до корчмы и осторожно заглянула в распахнутые двери, прикрывая лицо рваным платком.

— У вас тут кормлют, иль нет? — спросила она, выставив из платка одно ухо.

— Кормлют, кормлют, дорогуша, — ласково прошептал маг и ухватил старуху за вышеупомянутое ухо.

Наколдованные одежды рассыпались искрящимися хлопьями и, подвешенный за ухо, шкодливый мальчишка рыдающе взвыл, моля о пощаде.

Вспоминая прошлое, маг и не заметил, как зашел вглубь леса. Близился рассвет, в воздухе уже ощущалось его дыхание и Сунару оставалось не больше часа, чтобы успеть исполнить задуманное.

Старик остановился возле старой сосны, покровительницы магии, и, попросив у нее помощи, посохом начертил невдалеке чародейский круг. Контур его едва заметно мерцал синим. Поклонившись, Сунар ступил в центр и поставил посох на магическую линию.

— Великая магия, прошу твоей силы и заклинаю этот чародейский круг. Пусть он защищает и оберегает меня, не позволяя никому нарушить мой обряд.

Что-то похожее на смерч вырвалось из синего мерцания и взвилось в небо. Закрыв магию, Сунар зажмурился и почувствовал свое тело таким дряхлым и уставшим, что даже поразился сам себе, отчего сердито стукнул посохом.

— Старый дурак!

Собравшись с силами и заставив себя не думать о том, что может и не вернуться, Сунар лег на мягкую траву и занес над грудью посох, целясь выросшим на конце ледяным острием в сердце.

— Между жизнью и смертью такая тонкая грань. Я хочу заглянуть за твою, Смерть, впусти меня в мир духов, — прошептал маг и вонзил острие себе в сердце. — Раскрой свои врата передо мной.

Руки дрожали под весом посоха, пусть магия снимала его тяжесть, не позволяя продолжить убийственный путь. Холод ледяным острием сковал сердце Сунара, препятствуя смерти, но также одновременно медленно убивая его.

Мир живых начал понемногу таять, размываться, дымчатыми всплесками изменяя свои силуэты, заглушал звуки. Исчезли деревья, а на их месте уже медленно, словно танцуя в такт беззвучной, но ощутимой музыке раскачивались шейли, поигрывая листвой своих дивных 'волос'. Их умиротворенные неразличимые лица в блаженной истоме кружили вокруг мага, незнакомыми словами встречая новую душу.

Небо, бывшее минуту назад еще серовато-черным с мириадами звезд, стало теперь непередаваемо ярко-синим, поглощая в себя неприродной, но вместе с тем такой естественной красочностью и глубиной. Отсутствие на небе светил пугало, но в тот же час старик откуда-то знал, что иначе и не может быть. Свет Солнца и Луны часть мира живых, души же сами источали этот свет, они сами являлись теплом и силой.

Один из шейли подступил к Сунару, вглядываясь в него своими неуловимыми глазами. Шейли протянул руку и попытался коснуться мага, но не смог.

— Ты не принадлежишь нашему миру. Еще нет, — протяжно зашелестел шейли. — Но он идет за тобой. Далрис уже рядом.

Было странно и страшно находиться в двух мирах одновременно, старик чувствовал на себе свежесть и ясность живого мира, но в то же время его манила и затягивала безмятежность мира духов. Он даже уже не понимал своих чувств, будто часть его хотела остаться здесь.

Среди зеленых крон шейли мелькнул белый силуэт, и маг ощутил необычайное волнение, страх и все же радость, предчувствие встречи с кем-то родным и близким. Силуэт неспешно приближался к старику, мягкое сияние, исходящее от него, серебрило фигуры шейли, делая их еще менее реалистичными.

Понемногу Сунар смог различить длинные рыжие, даже оранжевые волосы, раскосые брови и, когда далрис был уже совсем близко, удивительно-лучистые, пронзающие в самую душу серебряные глаза. Но вот его лицо, прежде светившееся ласковой родительской улыбкой, исказилось гневом, волосы не тронутые ветром вспорхнули и зависли, словно ядовитые змеи. Глаза почернели, извергая гневные молнии.

— Как ты посмел?! — закричал далрис. Его голос множился эхом и грозными раскатами грома сотрясал мир духов.

Руки Сунара уже едва сдерживали натиск посоха, они тряслись и маг понимал, что любое мгновение может быть последним для него.

— Ты будешь наказан, наглец! — далрис взмахнул рукой и Сунар отлетел на добрый десяток метров, распластавшись на мягкой траве.

Рыжевласый взлетел и тот же час завис над ним, почти касаясь своим длинным тонким носом носа старика. Глаза впились в глаза мага, отчего Сунара охватила мучительная боль.

— Дочь Солнца... — дрожащими, непослушными губами прошептал старый маг, — демон Тьмы похитил ее, как мне найти промэю?

Далрис разозлился еще сильнее, но он не мог ответить отказом душе, вопросы которой не позволяли ей позабыть мир живых и обрести покой в мире духов.

— Ищи там, где живет Тьма, истинная Тьма. Демон Тьмы цепной пес Алитара, он его страж и подельник. Ищи ее в царстве Властителя Тьмы, его царстве.

— Как защититься от сил Алитара и его демона? От Тьмы?

— От Тьмы невозможно защититься, глупец, как и от Света, они часть тебя самого. Можно лишь отвести ее от себя, ускользнуть, стать невидимым для Тьмы.

С последними силами, маг потянул посох из груди. Ледяное острие, покидая сердце, оставляло после себя режущую боль.

Мир снова стал меняться, рассветный холод своим дыханием первым проник в тихую безмятежность. Но мир духов не спешил отдавать душу Сунара, словно он уже какой-то частью принадлежал ему. Старик и сам это чувствовал. Далрис, зная о чем-то большем, ласковой, но и насмешливой улыбкой провожал его.

Сердце вновь забилось, но очень медленно и как-то нехотя. Серость просыпающегося мира живых была неприятной, особенно после нежной синевы мира духов, и Сунар едва смог подавить в себе желание вернуться назад.

С хриплым выкриком он окончательно вырвал посох из себя и мир живых теперь уже легко вытеснял силуэты шейли, а с ними спокойствие и тепло. Лишь фигура далриса все также явственно выделялась на фоне исчезающего мира.

— Это я все знал и без тебя, — сорвалось с языка старика, рассерженного на себя, что решился на такую опасность и не получил того за чем пришел. — Только как?..

В ответ ему прозвучал колкий смех, но прежде чем далрис растворился в рассветной мгле, Сунар услышал его тихий голос:

— Ритара...

* * *

Яркий и родной солнечный свет проникал сквозь закрытые веки, окрашивая беспокойный сон Лимы золотистыми отблесками. Но почему-то свет был неполным, словно его закрывала какая-то туча. Неохотно девушка приоткрыла глаза и увидела 'тучу' во плоти. Тамир, освещенный со спины солнечными лучами, возвышался над Лимой словно гора, буравя взглядом полным ненависти и злости. Промэя зябко поежилась и натянула простыню повыше, будто надеясь, защитится с ее помощью от ученика Сунара.

— Доброе утро, — выдавил он из себя.

— Не доброе, когда тебя встречают таким взглядом.

— Ой, простите, дорогуша, я так виноват перед вами, — заголосил ученик, раскланиваясь перед ней в низких поклонах.

Лима сердито отшвырнула простыню и села.

— Почему ты такой злой с утра? Что я сделала, если еще даже проснуться не успела?

— А чего же вы еще хотели? За что мне вас благодарить-то? Из-за вас учитель рискует своей жизнью. А вы тут себе возлежите и придаетесь сладкой неге.

Промэе показалось, что ее бросили в море:

— Что случилось?

— Видели и слышали мы твои попытки связаться с сестрой, — сказав это, Тамир схватил учительский сапог и принялся ожесточенно натирать его. Он тер с такой силой, что Лима не удивилась бы, если бы вместо блеска на сапоге образовалась дыра.

— И? — осторожно протянула она, опасаясь, что Тамир запустит в нее щеткой, а еще хуже сапогом.

Юноша с взбешенным не то рыком, не криком таки отбросил щетку, хоть и в противоположную от Лимы сторону, и принялся ходить из угла в угол, размахивая в такт своим словам сапогом.

— Из-за тебя, он решился провести опасный обряд обманной смерти.

Лима прижала ладони к губам. Она не совсем понимала, что имел в виду ученик Сунара, но его слова пугали. Глаза же Тамира заиграли презрительным огнем, показывая, что хозяин сомневался в искренности ее переживаний.

— Учитель убьет себя, чтобы попасть в мир духов и встретиться там с далрисом.

Девушка поняла, что злится. Тамир обвинял во всем ее, хотя сам ничего не сделал, чтобы остановить мага:

— А ты что же? Зачем отпустил его? В чем я виновата, если даже не слышала когда маг уходил! Я спала!

Тамир замер на полпути, поразившись ее ответу. Возможно, он ожидал, что Лима будет молить о прощении и причитать о своей вине, но никак не упрекать его 'превосходительство'. Шок быстро прошел, глаза вновь блеснули гневом, сапог полетел в стену.

— Вот именно! Ты спала!

— И это моя вина? Что я спала? И вообще, на случай если учитель все же вернется, тебе позволено так обращаться с его сапогами?

— Нет, — согласился третий голос, но его оставили без должного внимания. Были дела и поважнее.

Тамир, снова начавший измерять шагами учительскую обитель, сделал круг и подхватил сапог, быстро проверил его на наличие повреждений и, не заметив таких, сверкнул улыбкой. Обернувшись и увидев, что Лима пристально за ним наблюдает, принял угрожающий вид и взмахнул сапогом, на этот раз едва случайно не выпустив его.

— Вот именно! Спала она, видите ли!

— Вы ругаетесь, как супружеская пара. Не рановато ли? — снова прозвучал третий голос, но и в этот раз ему не посчастливилось быть услышанным.

— Ты ко мне цепляешься еще с первой минуты, как я тут появилась! Что я тебе такого сделала? Надутый индюк!

— Это кто индюк? Я индюк? Курица!

— Надутый и...

— Больно ты мне нужна!

— ...всем вечно не довольный...

— Цепляюсь я к ней, как же!

— ...самый настоящий индюк! — спрыгнула с кровати девушка.

— Курица! — ответил ей Тамир, не сумевший подобрать подходящих эпитетов, кроме совершенно неподходящего, но почему-то возникшего в голове 'красивая'. — Страшная курица! — нашелся он.

— Ну, ну, врать нехорошо!

Лима и Тамир сердито повернулись к третьему лишнему.

— Учитель!

— Какое счастье вы живы, маг!

Сунар покачал головой.

— Ну спасибо, что так радушно меня встречаете. Я уж думал, не дождусь.

Лима, услышав его слова, покраснела:

— Простите меня.

Тамир кинул на промэю презрительный взгляд.

— Учитель, я так и думал, что вы вернетесь.

— Неужели? А мне показалось, что...

— Нет, учитель, — горячо заверил его юноша. — Мы знали, что вы вернетесь.

— Я заметил.

* * *

Больше они не теряли времени, Солнцева ночь неустанно приближалась, потому каждый миг промедления мог стоить им жизни Талисы.

Магу не давало покоя сказанное далрисом. Он пытался найти объяснение незнакомому слову, но ни книги, ни заклятия не могли помочь. Единственной надеждой оставалась Синяя ведьма, обитавшая в Снежных горах. Сунар не хотел встречаться с ней, но знал, что иначе не сможет помочь сестре Лимы. Потому, в тот же день, после обеда, их небольшой отряд выступил на север.

Тамир был недоволен происходящим, но молчал, правда иногда все же не удерживался от недовольного косого взгляда на Лиму, на что она в ответ лишь только фыркала и делала гордый вид, словно юноши и вовсе не существовало. Сунар же отмечал печальность ее глаз и легкую нервозность, которую не могло скрыть притворное спокойствие девушки.

Все случилось для них слишком быстро и как-то путано, но старый маг доверял знакам и своим чувствам, а промэе, отважившейся на подобную авантюру, предстояло еще осмыслить происходящее, найти оправдание своим действиям либо усомниться в их правильности. Сунар не собирался ей препятствовать, ведь и сам не знал права ли дочь Солнца в своих решениях, но все же природа хранила молчание, а маг всегда на нее полагался.

У края леса троицу встретила лесная узари и две лисы, одна уже знакомая — верная спутница Орлицы, а вторая — молоденькая и немного напуганная.

С мягкой улыбкой узари поклонилась путникам:

— Шейли нашептали мне, что вы покидаете наш лес, Сунар. Мне очень жаль, но знаю, что ваше дело не терпит отлагательств и потому в уплату всему, милый маг, что вы сделали для моего леса, хочу преподнести вам подарок, который станет верным другом в предстоящем пути. — Орлица взглянула на молодую лисицу и та с покорным, но грустным видом выступила вперед. — Возьмите с собой Огненную, дочь моей лисы Быстрой, она будет оберегать вас, и в других лесах по ней вас узнают мои сестры-узари и помогут в любой беде.

— Орлица, это великий дар, но я не в праве его принять. Я не могу разлучить Огненную с ее матерью и хозяйкой.

— Прошу вас, Сунар, вы не должны отказывать лесной узари.

Маг покорно склонил голову:

— Что ж, благодарю, вольная Орлица, для меня это будет большой честью.