Легенда о Солнце: Переплетение дорог

— Смотри, Залис, — оборвала ее молодая валса, наблюдая за Западным ветром, который стремительно влетел в Северный зал, едва не снеся зазевавшуюся служанку, и теперь мрачным взглядом осматривал валс, будто выискивая жертву, что поплатится за его настроение.

— Он точно сказал!

— Только не плачь, Тали! Возьми себя в руки. Я сейчас узнаю. Стой здесь и, пожалуйста, улыбайся! Не смей плакать.

Талиса, стиснув зубы, кивнула и Лима поспешила к Нарису, повторяя себе, что должна держаться, хотя руки так и чесались отвесить непутевому валсу несколько оплеух.

— Ты что все рассказал? — огорошила она его вопросом, едва сдерживаясь от крика и совершенно не обращая внимания на раздраженный взгляд, которым одарил ее Нарис. — Совсем с ума сошел?

Наследник ответил не сразу:

— Никто не давал тебе права говорить со мной в таком тоне. Но если тебе интересно знать, то да, я рассказал о нас с Талисой своему отцу.

Лима зло сжала кулаки, из последних сил сдерживая злость:

— Добился чего хотел? А? Талиса чуть в обморок не упала, когда тебя увидела.

— Я должен был это сделать.

— Громче! Еще не все знают ваш секрет! Давай же просветим!

— О чем? — поинтересовался дядюшка Таисар, и девушка поняла, что, поучая Нариса, сама едва не выдала тайну.

— Как Альсия волнуется, — с милой улыбкой ответила промэя, отводя Нариса в сторону. — И что он ответил?

На щеках молодого валса заиграли желваки:

— Отказался расторгнуть помолвку. Говорит, что Солнце может наказать нас за ослушание. Никто не имеет права противиться его приказам.

— Давай еще Мэйруту пойдем расскажем, — прошипела промэя. — Я же просила!

— Леди Лима! Любимая! — вскричал кто-то, падая на колени у ног девушки.

Промэя не сразу осознала происходящее и еще долго вглядывалась в лицо Нариса, на котором расцветала ехидная улыбка.

— Я люблю вас! С той первой минуты, как увидел! — теперь уже Лима не могла делать вид, что ничего не произошло, и опустила взгляд на валса, схватившего ее руку и припавшего к ней в страстных поцелуях.

— Вер? — взвизгнула она, выдернув пострадавшую конечность. Отступая, девушка запуталась в юбке, не успей Нарис ее поддержать, падение прекрасно довершило бы развеселившую Северный зал сцену признания. — Совсем потерял рассудок?!

— Да! От любви!

— Вер! Встань немедленно!

— Я столько ждал этого момента! Каждый день решался подойти к вам... а сегодня...

— Кажется, зелье уж слишком сильное. Хоть бы Альсия разум не потеряла, — разозлилась уже на себя Лима, видя затуманенный взор Вера, который вновь пытался схватить ее руку. — Нарис, лучше прекрати смеяться! Я очень зла!

— А сегодня я вдруг почувствовал в себе силу, — вновь обрел голос безумный влюбленный. — Меня будто что-то накрыло! Эта сила буквально толкнула меня к вам!

— Не хватал бы чужое, ничего бы не накрывало и толкало!

Заиграл горн, и все тут же притихли. Лима, пользуясь моментом, спряталась за спину Нариса.

Одна за другой в зал вошли десять жен Солнца, все разодетые, сияющие драгоценными каменьями, а некоторые даже свирепствующие, например Азра и Крисана, которые облачились в похожие алые платья (кажется, кому-кому, а их портнихам сегодня не поздоровится). Когда валсы отдали им дань поклонами, заняли свои места на тронном подиуме. И лишь после них появились Мэйрут и его любимая супруга астрия Салия-Лирса. Валсы склонились в низких поклонах и, только когда Мэйрут позволил, взглянули на солнечную чету. Салия-Лирса была прекрасна, какой может быть лишь Вечерняя Звезда, вся сияющая и таинственная в своем пышном мерцающем синем одеянии. Мэйрут — бесконечное воплощение мужественности и силы, которая наполнив зал, покорила каждого, заставляя сердца учащать свой ритм.

Подняв правую руку, Мэйрут обвел взглядом своих подданных и, наконец, произнес властным голосом:

— Пусть будет славен мир наш!

— Пусть свет никогда не покинет его, — шепотом ответил ему каждый валс.

Напряженность спала и все вздохнули вольнее. Хотя совершенно ненадолго, ведь в этот миг хлопнула дверь и в Северный зал вбежала бледная служанка. Размахивая клочком бумаги, она поспешила к Солнцу:

— Ваше Сиятельство, леди Альсия сбежала!

Мэйрут глянул на нее так, что валса стала испуганно отступать, осознав свою ошибку и уже, несомненно, прощаясь с жизнью.

Галия закричала. Вторил ей еще один голос:

— Моя невеста сбежала? Что же теперь со мной будет?

Нарис и Лима удивленно посмотрели друг на друга и стали оглядываться в поисках того, кому принадлежали последние слова.

Глава 10

Тад-Лакар

Путь в Тад-Лакар или Город ста дорог, как его еще называли в народе, занял несколько дней и был наполнен по большей части хмурым молчанием Сунара, редкими переглядками Лимы и Тамира, позабывших на время свои пререкания, частыми перевязками Огненной да пылью полевой дороги.

Для Огненной маг создал из старой березы небольшую повозку, наделив магией движения. Несмотря на переживания, лиса медленно шла на поправку. И это единственное приносило радость всем, омраченным смертью волка и странным предсказаниям Синей ведьмы. Сунар упрямо ничего не говорил, хотя промэя много раз пыталась выяснить правду, часто ее поддерживал и ученик мага.

О молчании все забывали лишь на уроках магии Тамира, который теперь учился управлять посохом Алты. Получалось плохо, за что он выслушивал тирады от учителя и бесконечно краснел и бледнел. Но Лима видела, что больше всего юношу волнует не гнев Сунара, а то, что, несмотря на свою связь с посохом, которую чувствовал даже учитель, молодой маг никак не мог принудить его творить магию. И виновен был лишь сам Тамир, магия в посохе бушевала, но не желала слушаться приказов хозяина. Один раз ученику все же удалось сотворить заклятие, посох повинился, но магия, которая сорвалась с дрожащих веточек, лишь искрящимся облаком взметнула волосы Лимы и выбила ложку с супом из рук Сунара, после чего бесславно растаяла. Маг ничего не сказал, но его взгляд стоил тысячи слов, и Тамиру не оставалось другого, как виновато склонить голову.

Позже вечером, когда Сунар уже дремал, а Лима все никак не могла последовать его примеру и найти удобное положение на твердой земле, девушка заметила темный силуэт на фоне тлеющего костра. Не удержавшись от раздраженно возгласа, правда тихого, еще не хватало старого мага разбудить и заработать на свою, а, тем более, Тамирову голову новую мораль, она поднялась и медленно приблизилась к костру.

Некоторое время нерешительно постояв в тени, промэя все же присела возле Тамира и молча стала разглядывать алые головешки, от которых плавно, завиваясь кольцами, поднимался седой дымок. Лима взяла длинную палку, что лежала неподалеку и постучала концом по головешкам, так что они рассыпались миллионами ярких искр.

— Не спится? — нарушил тишину Тамир, отчего девушка даже невольно вздрогнула.

Поведя плечами, чтобы сбросить оцепенение, наигранно фыркнула:

— Страдания твои не дают уснуть.

На последних словах, Лима уже проклинала себя, но все же упрямо договорила. Юноша на мгновение замер, а потом презрительно усмехнулся:

— А я-то думаю, что это ты так долго не язвишь, заболела небось. Но теперь вижу, все хорошо.

Промэя виновато поморщилась и, собравшись с силами, посмотрела на насупившегося Тамира:

— Извини, самовольно вырвалось.

— Как же!

— Это правда. Я переживаю за тебя, честно. И не могу понять, что происходит, почему ты не можешь управлять посохом. Ведь он признал тебя своим хозяином. Правда же?

Тамир посмотрел на нее, словно думая, можно ли Лиме доверять, но затем кивнул и неуверенно проговорил:

— По-крайней мере, я так чувствую. Чувствую его силу. Она течет по моим жилам, переплетается с моей силой, но потом они точно связываются узелками, сковывая магию.

Юноша снова стал рассматривать посох, казалось, он искал ответы в его тонких ветвях и нежных листьях, хотя оба понимали, что ответы были в самом маге.

— Расскажи мне о своем детстве, — осторожно попросила промэя, зная, что он может отказать, девушка не особо заслуживала откровенности, — пожалуйста.

Тамир оглядел ее испытующим взглядом, выискивая истинные мотивы, а затем, ничего не сказав, перевел взгляд на ночное небо, на котором блистала тетушка Лимы Луна, окруженная венцом сияющих звезд.

— Учитель говорил мне, что каждый рисунок как Солнца, так и Луны что-то означает, — тихо прошептал Тамир.

— Ты видишь рисунок тетушки?

— Разумеется. Я ведь маг.

— Прости, просто даже не все маги видят наши рисунки. Древние валсы называли их — гоали. Но ведь как это прекрасно, правда? Мне жаль, что не все могут видеть сейчас тетушку Гайэлли в ее гоали.

Тамир промолчал, но согласно кивнул.

— Ветер и туман тоже рисуют гоали, ты когда-то замечал? Они намного бледнее, не такие яркие, как гоали Солнца и Луны, но, мне кажется, не менее удивительны.

— Благодаря ветру и его рисунку, я впервые осознал себя не таким, как все, а потом и магом. Это был День Духов. Говорят те, кто никак не может упокоиться в мертвом мире, возвращаются в этот день, чтобы расплатиться со своими обидчиками. Многие в народе боятся этого дня и не высовывают носов из домов, но есть и другие, кто либо не верит, либо не хочет этого показать. Одного из таких проказник-ветер однажды и решил проучить. Никогда так не смеялся после, это было поистине уморительное зрелище. Видела бы ты нашего Толстяка Зарга, местного мясника Золотавого... Так именуется мой городок... кхм... Так вот, видела бы ты, как Зарг с бешеными криками гонялся по центральной площади, пытаясь убежать от воющего духа. Я и не предполагал, что не обремененный умом мясник обладает даром видеть рисунки стихий. Поговаривают, бабка его была ведьмой.

Лима слушала с улыбкой, жалея, что сама не видела того забавного зрелища.

— Уверена, это кто-то из Восточных Ветров, они еще те шалуны! Мой дальний дядюшка Морис большой любитель подобных розыгрышей.

Тамир ничего не ответил, и девушка прикусила губу, не зная, что сказать и стоит ли. Минуты шли, а молодой маг все сохранял тишину, Лима уже подумала, что правильней будет оставить его наедине, как услышала слова:

— Учитель раньше рассказывал, что означают гоали Солнца и Луны, после перестал, считая, что я сам должен уметь разбираться в их плетениях и узорах. Но как не пытаюсь читать гоали по книгам, не могу понять всех линий и знаков. Вот сейчас, я вижу лишь обрывки узоров Луны. Вижу молодую девушку, она задумчива, будто бы даже печальна... но остальное неизвестно для меня...

— Это Асадо — одна из богинь-прислужниц Судьбы. Я вижу ее умелые руки, которые вышивают что-то на полотне Судьбы. Нить жизни сверкает очень ярко, даже слишком, будто это ее последняя возможность явить себя миру, прежде чем потухнуть навсегда, — последние слова Лимы прозвучали очень тихо.

— Удивительно, что кто-то вышивает дорожки наших жизней, — проговорил Тамир, внимательно вглядываясь в рисунок Луны. — Чувство, что ты не владеешь сам собой и кто-то другой решает все за тебя.

— Выбор и шанс есть всегда, просто нужно не сдаваться. Судьба дама с юмором, да и щедра она безмерно, пусть и так же строга, потому всегда может улыбнуться тебе.

— Улыбнуться, — повторил юноша и его голос прозвучал несколько надрывно, что даже дрогнуло сердце промэи.

— В моем детстве нет ярких моментов, которыми хочется поделиться, — вдруг вновь заговорил ученик Сунара, что девушка едва сдержала возглас удивления. Она почти забыла, что сама и спрашивала о его детстве, да и не надеялась, что Тамир все же решит рассказать.

— Единственный яркий ты уже знаешь, игры ветра и последовавшая за ним магия. Она-то и изменила мою жизнь, прежде серую и мрачную. Хотя какой может быть жизнь сироты, никому не нужного и чужого. Родители умерли от чумы, когда мне было всего четыре года, около полутора лет я пожил в приюте... скорее, он походил на какую-то хибару. А потом наша 'мамка', так мы называли смотрительницу приюта, решила, что я готов работать и отдала в услужение к мельнику Хрычу Вейлу, который 'сжалился над сироткой', предоставив ему работу. Нас было несколько сирот, я и еще шестеро, из которых две девчонки. За тарелку вонючей похлебки, мы должны били выполнять всю грязную и тяжелую работу на мельнице. Я ненавидел свою жизнь, ненавидел Вейла, его вечно вопящую жену и их детей, которые смеялись над нами и часто издевались. Решил, что сбегу, как только будет возможность. Не знал, как исполню задуманное, но был уверен, что это случится.

Ненадолго Тамир притих, а Лима покорно ждала, зная, что ему нужно время, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Подобное не забывается, притирается, бледнеет, теряет свою остроту, но в любой момент, когда почувствует слабину, оживает и накрывает волной.

— А потом был тот ветер, когда я увидел рисунки-гоали и понял, что не такой как все. Тогда и почувствовал в себе силу, слабую, ускользающую, но силу. Не сразу осознал, что это магия, но после со мной стали происходить разные странности, сила начала проявляться. Понемногу я стал овладевать своими способностями, наверное, мое желание было настолько большим, что это давалось мне удивительно легко.

Однажды Вейл хотел ударить меня за то, что из мешка просыпалась мука, словно я был виноват, что на мельнице водились мыши. Это получилось неожиданно даже для меня, я интуитивно использовал силу против него. Рука мельника так и застыла в воздухе, а потом самовольно ударила его же по лицу, а после этого — прибежавшую на крик жену. Они были так напуганы произошедшим, что оставили меня в покое.

В ту же ночь я сбежал. Но, против своего прежнего обещания, решил хотя бы на время остаться в городке, не знал, куда идти, боялся. Я научился скрываться под другими обличиями, так что меня никто бы не узнал, что позволяло поднакопить немного денег... Да, позволяло воровать. Не скрываю этого. Совершенно случайно мою магию увидел корчмарь. Именно тогда я понял, что должен бежать из Золотавого. Но, неожиданно, он предложил мне работу... если это можно так назвать. Я попрошайничал у его корчмы, воровал деньги у богачей, которые бывали проездом в нашем городишке, играл в карты, наперстки. Не знаю, как так получилось, но я позабыл все прежние планы, мне нравилась моя жизнь.

Именно в тот миг, как ты говоришь, Судьба мне улыбнулась и на пути повстречался учитель. Я не хотел становиться его учеником, не хотел обязательств, сложностей и ответственности. Но учитель не оставил мне выбора и вынудил согласиться. И только много позже я осознал, как мне повезло, что он появился в моей жизни. Теперь учитель мне как отец, — голос зазвучал очень тихо, Лима едва разбирала слова. — Я не представляю своей жизни без него и благодарен Судьбе, что она вышила мою дорожку таким крутым зигзагом.

Юноша качнул головой, будто избавляясь от оков сна, и бросил несколько удивленный взгляд на промэю, что она даже почувствовала себя так, словно подслушивала тайком. Видимо молодой маг осознал, что был слишком откровенным, потому вспыхнул сердитым румянцем. Собирался уже подняться, но девушка в этот миг заговорила и Тамир, со вздохом, смиренно склонил голову.