Тот прикрывался зонтом от жалящего солнца и, устало пыхтя, тащил за собой огромный сундук с тремя навесными замками. На раскрасневшемся лице беспокойно бегали крошечные точки суженных глаз.
— Впервые зрю красного упыря, — надрывался стражник.
— Да он обожрался, и стыдится, — подхватил другой.
Вампир семенил ногами, затаскивая сундук в тень припортовой гостиницы. Длинного деревянного барака с позеленевшими от морского ветра стенами. Обидные замечания стражников он стойко не замечал.
Я побежал к воротам, сдерживая дрожь. Огромная раковина с закостеневшими скрученными отростками, тёмными наростами и ребристыми краями прохода блестела влажной рыжиной, смахивая на жуткую пасть левиафана. Внутри свистел звонкий ветер. Чувствовалась застывшая, но готовая к броску погибель. Словно почуяв неладное, створки захлопнутся и расплющат входящего.
Надо успокоится! Пройти в порт легче, чем выйти. Входящих не досматривают и не прощупывают заклятьями, ведь с них не берут податей. А то, что не прибыльно, магов не занимает. А вот от стражников точно достанется. Самое главное — молчать и терпеть.
Подкравшись, я попробовал проскочить незамеченным, но, увы.
— Нынче праздник уродов! Так и прут друг за другом.
— Глянь, каки важный! — подхватил второй.
— Чё так надулся? — взвизгнул первый. — Наиглавнейший оборотень, что ль?
Надрываясь над остро?той, он согнулся пополам.
— Куда собрался, набухший? — усмехнулся первый.
Я испугался. Скажу к капитану Джо, спросят зачем. Что я отвечу? Нельзя говорить про капитана Джо, фарцовщик надежный товар сам бы передал. Я сильнее сжал кулак. Одно хорошо, в ставшей огромной, ладони коробочку не видно.
— К дяде, — сдавленным голосом прошипел я.
— Трындишь! Твоих родственничков в порту нет!
Второй снова заржал.
— Чё за дядя, пухлый?
— Мастер Оливье!
Второй поперхнулся смехом.
— А не брешешь? — зло прокаркал он.
Я помотал головой, ошейник мешал говорить.
— Смотри, упитанный, проверим, — сказал первый.
Я шагнул в ворота. С потолка свисали шевелящиеся от сквозняка водоросли. Они шуршали и хрустели давно высохшими стеблями, сбрасывая вниз сверкающих длинными хвостами прозрачных медуз. Сторожевые заклятья роились вокруг моей головы, принюхивались и тонко пищали. Оглушающе грохотало эхо. Я трясся, ожидая что медузы почуют коробочку, облепят меня со всех сторон и уволокут в недра раковины, где навсегда пропадают невезучие контрабандисты. Колени подгибались от страха, но то, что превращение скоро закончится и за дело возьмётся ошейник, пугало ещё сильнее. Я засеменил ногами и выскочил с другой стороны ворот. Сторожевые заклятья свистнули последний раз и втянулись обратно под потолок. Пронесло!
Я посмотрел на причальные столбы. Пятидесятый. Проклятье, надо бежать в самое начало. Припустив вперёд, я несколько мгновений слышал оскорбительные замечания о своём раздувшемся теле, но вскоре стихли и они. Стражники нашли новую жертву.
Корабли мелькали перед глазами. Гигантские многопалубные линкоры заслоняли море неповоротливыми телами и небеса размашистыми крыльями парусов. К ним жались ощетинившиеся оружием фрегаты и бриги, а дальше, будто состоятельные купцы за надежной охраной притаились торговые галеоны, барки и кэчи. На отшибе ютились жалкие рыбацкие посудины с ближних берегов. На мачтах богатых кораблей висели огромные воздушные кристаллы, на маленьких бедных суденышках водяные обереги.
Десятый, восьмой. Ещё немного. Четвёртый. Я прочистил горло.
Передо мной, во всем великолепии, качалась на волнах новенькая каравелла. На корме, в лучах заходящего солнца, блестел воздушный кристалл размером с мою голову. С таким доплывешь до любого из тридцати миров.
У спущенного трапа скучал пожилой боцман. Раскуривал горбатую трубку, с лёгким интересом косясь на меня.
— Капитан Джо? — прохрипел я.
— Ушёл.
Я не смог спросить, только мотнул головой, мол, куда.
— Поглотитель его разберёт, — в сердцах бросил боцман. — Второй день по кабакам шляется.
Я замер.
— Завтра подплывай, перекидыш. Сегодня, коли вернётся, один бес на карачках приползет.
— Ему передайте?
Я протянул ладонь, но боцман отскочил, чуть не свалив составленные пирамидой бочки.
— Не! — протянул он. — Передать не могу! Не имею полномочий. Завтра приходи!
Он резво забежал по трапу, но все ещё мотал головой, обеспокоенно оглядываясь.
Я разочарованно кивнул. Только этого не хватало. Жизнь моя везучая!
Я с тоской посмотрел на третий причал. Чёрная шхуна блестела агатовыми боками. В нетерпении дыбились тёмные косые паруса. Тонкой нитью сверкало опоясывающее борт золотое плетение. Вместо ростральной фигуры под бушпритом сиял начищенный до блеска медный половник. Я сглотнул. Значит, судьба! Как ни крути, придётся идти к дяде на поклон.
Мастер Оливье дежурил у схода, кого-то дожидаясь. Заметив меня, он приветственно махнул рукой.
— Я ждал тебя, крысё... Левиафана мне под корму, скорей сюда.
Он схватил меня за руку, втянул на трап и потащил по палубе. Под капитанским мостиком, между лестницами выделялись две двери. Слева истёртая из потемневший от времени древесины с небрежно нарисованной поварёшкой, справа лакированная, с железными клёпанными полосами.
— Забыл упомянуть, что оголодал? — рычал он, затягивая меня на камбуз.
На очаге стояла огромная кастрюля над которой поднимался пар и распространялся дивный аромат.
Мастер Оливье схватил вилку с двумя зубцами и, подцепив кусок дымящегося мяса, протянул мне.
— Наслаждайся! Если, чего понадобится, не робей, бери. Налопаешься, зайдешь. Поговорим.
Он укоризненно покачал головой и вышел.
Я накинулся на мясо проталкивая кусок побольше и поглубже. Пережатое горло давилось, но я не отчаивался. Чтобы освободить пальцы бросил коробочку капитана Джо, на стол, и ухватился за мясо двумя руками. Так получалось быстрее. Пропихнув куски, я почувствовал, как сходит напряжение. Кожу перестало стягивать, а ошейник уже не так сильно давил на шею. Тогда я набросился на мясо словно не ел тысячу лет. Под руки подвернулись листья салата и всё, что лежало на столе. Помидоры, огурцы. Картофель, вроде даже варёный. Хлеб, почти неплесневелый.
Сперва я ещё соображал, что именно ем, но вскоре сбился. Вроде бы в горло проскочили маслины, яблоки и грибы. А может быть, оливки, сливы и мясо василиска. Хотя чесночный и сметанный соус запали в память. А ещё сухарики. Архимагов колпак, кто их готовил? Настоящий шедевр, а не мелко порезанный засохший хлеб.
Я торчал на кухне около часа. До тех пор, пока плечи не стали чуть шире головы. Тогда жор утих сам собой. Я погладил вздувшийся живот и вышел на палубу.
За моей спиной возвышался капитанский мостик. Под ним скрывались камбуз и каюты. Напротив трапа гордо поднималась мачта, удерживающая раздутые от ветра паруса. За ней вторая. Между ними загадочно чернела крышка трюма. Интересно, сколько матросов нужно, чтобы управлять шхуной? Я огляделся. Корабль был подозрительно пуст, только на носу за накрытым столом сидели мастер Оливье и Чёрный Эрлик. Корабль плыл сам по себе. Берег уже пропал в сизой дымке и насколько хватало глаз, во все стороны разлилось бескрайнее море.
— Малыш! — крикнул дядя и махнул рукой.
Надо же. При посторонних я малыш, что, конечно, приятней заморыша и крысёныша.
Без особого воодушевления, я приблизился. Эрлик цедил что-то белое из дорогого, даже на мой взгляд, бокала и, прищурившись, смотрел сквозь меня. Без шляпы его голова походила на яйцо. Такое же овальное, ровное, гладкое, начисто лишенное волос.
Стараясь не пялиться на чернокнижника, я впился глазами в стол. Тарелки с остатками пищи, ножи, вилки и закрытое крышкой блюдо, размером с поросенка. Рядом пузатый кувшин и корзинка с хлебом, прикрытая расписным полотенцем.
— Мой крестник, — благодушно представил мастер Оливье. — Дарую ему секреты своего мастерства и, со временем, передам своих любимых клиентов.
Чернокнижник улыбнулся и кивнул.
— Я стар, как мировой океан, — с напускной печалью продолжил дядя. — Выполнять ваши изощренные фантазии с каждым годом всё тяжелее.
— Никто не молодеет, — подтвердил Эрлик.
Дядя хохотнул в ответ, словно над утонченной шуткой.
— Ты похож на оборотня, — справился чернокнижник, бегло взглянув на ошейник.
Никогда не понимал, зачем спрашивать очевидное, но некоторые очень любят задавать подобные вопросы.
— Да, господин.
— Странный выбор, Оливье. Ты знаешь, что там, — он поднял палец вверх, — не любят оборотней.
— Он безобидный, как морской огурец, — ответил дядя.
— Тебе, конечно, виднее, — задумчиво зажмурился Эрлик, — но свет не жалует неосвещенных источником магии.
— Блёклые их не устраивают, — проворчал Оливье. — Зато они любят хорошо пожрать и экзотику!
— Он экзотика? — скривив лицо, не то в подобии улыбки, не то от отвращения, уточнил Чёрный Эрлик.
— Ещё какая, — дядя прямо-таки расцвел. — Ещё лет десять, и такие совсем пропадут.
— Ты хорошо осведомлен! — чернокнижник погрозил пальцем. — Через десять лет могут исчезнуть и другие блёклые. Ты же знаешь. Тем, кто не озарен источником в тридцати мирах не место.
— Откуда мне знать? — деланно удивился Оливье. — Я сам почти блёклый.
Чернокнижник покачал головой и лениво поднялся. Надел чёрную шляпу и ещё раз улыбнулся.
— Благодарю, Оливье. Ты знаешь, что, как всегда бесподобен. Жаль слышать, что хочешь покинуть нас и уйти на покой. Хотя, я слушаю эту прощальную песню много лет подряд! К сожалению, а может к счастью, твоим преемникам не везёт, так, как тебе.
Продолжая улыбаться, он поклонился и исчез. Только что стоял на палубе — и пропал. Маги!
— Садись, — приказал дядя.
Сомневаясь, согласиться или попытать счастье и прыгнуть за борт, я присел.
— Видел? — гордо поинтересовался он.
— Я в академии ещё и не такое видел.
Оливье скривился.
— Кто научил тебя кусать руку, которая кормит? А?
Он вскочил.
— Я дарую тебе вымирающее искусство. Половину секретов не знает никто во всех тридцати мирах. Слышишь, крысёныш. Никто! Кроме меня. А ты кривляешься, будто зовут выгребные ямы за аспидами чистить!
— Но я не готов резать, потрошить...
— Так вот, значит, что! — заорал мастер Оливье. — Замараться боишься? Да! Жрать-то ты не боишься! Горло не першит?
Он навис надо мной, тыкая пальцем в ошейник, и, не в силах успокоиться, орал, брызгая слюной.
— Челюсти не сводит? Хавать-то нормально. Готов! А потрошить, снимать шкуру он не может.
Дядя схватил блюдо со стола и, сорвав крышку, сунул мне в лицо.
— Знаешь, что это? Сколько стоит? Думаешь, глубоководного томпондрано легко поймать и приготовить? Я неделю плавал с серебряным кольцом и топором под носом шхуны. А потом...
Дядя перевёл дыхание, а я успел рассмотреть гада с продольными полосами белого и зеленого цвета. Он кольцами обвил ярко-синий фрукт, заняв всё блюдо. Лишь четвертая часть оставалась пустой, видимо, съеденная за ужином.
— Что это? — с омерзением спросил я.
— Страж лилового сердца! — с гордостью выкрикнул дядя. — Кроме меня и одного паршивого старого гоблина в Таньшане никто не знает рецепт. Этот беззубый хрыч ненавидит чернокнижников, чуешь? А Черный Эрлик обожает Стража лилового сердца, крысеныш! Я дарую тебе власть над желудками самой могущественной публики тридцати миров! А он не готов!
Долбанув блюдом об стол, мастер Оливье отошел к фальшборту и плюнул в море.
Мне стало стыдно. Я хотел сказать, что он неправильно понял, я думал совсем о другом. О пытках, ритуалах и всякой мерзости. Кулинарные блюда на ум как-то не приходили.
— Слыхал, как ловят песчаного драконового тигра? — устало спросил дядя и сам ответил. — На живца. Он люто ненавидит оборотней. Естественные враги, так сказать. А слышал, как ценится кровяная колбаса из отмоченного мяса драконового тигра? Только два клана охотников в Вишнустане умеют правильно готовить Шерханскую колбасу.
Что-то мне не понравился его вопрос. В особенности мягкий, вкрадчивый тон и нарочитая любезность, с которой он рассказывал, как приманивают драконового тигра на моих соплеменников.
— Я думал, ты вместе с Эрликом пытками занимаешься! Пиратством и вымогательствами! Я и представить не мог, что ты повар!
— Повар? — дядя посмотрел на меня, словно впервые видел.
Я заслонил лицо руками, пытаясь защититься от его яростного взгляда. Слово что ли неправильно выговорил или что-то напутал. Что теперь за борт кидать?
— Повар каши варит в трущобной рыгаловке, — холодно выговорил он.
Я осмотрелся. Точно, мы же на корабле. Какой я бестолковый.
