— Заткнись, — беззлобно осадил дядя.
Мы мгновенно слетели с башни и перескочили мост, похожий на распахнутую пасть морского змея. Карета затормозила на краю платформы.
— Ваша остановка, извольте выходить, господа, — с трудом выталкивая слова, предложил круглолицый.
Оливье выглянул в окошко.
— Подъезжай ближе к банку, — фыркнул он. — Перед лестницей грязно. Хочешь, чтоб я сапоги испачкал? — дядя вытянул пыльный мысок.
Гвардеец, скрипя зубами, постучал в потолок. Карета проплыла три шага и остановилась. Борт отъехал в сторону. Дядя встал, по-отечески похлопал круглолицего по плечу:
— Пожалую тебе премию за усердие! — и вышел.
Мы спрыгнули следом, и карета с визгом умчалась прочь. Борт закрывался на ходу.
Оливье надул губы и вальяжно потянулся:
— Обидчивый, как наклюкавшаяся русалка, — пожаловался он, шагая по ступеням.
Всемирный банк раскинул длинные рукава колоннады с могучими кряжистыми колоннами на всю платформу. На левом портике, подсвечивалась вырезанная из крупных блоков: НАДЕЖНОСТЬ, а на правом возвеличенное золотым венком: ПРОЦВЕТАНИЕ. Вход украшал барельеф с источником магии. Грозно шипели водяные бичи, свистел рассерженный ветер и грохотал буйный камнепад. Вокруг него крутились четыре кольца с надетыми на них шарами. Они, то врезались в стену и исчезали, то отплывали от неё, загораясь яростным пламенем. Под барельефом сверкали сапфировые ворота с табличкой: 'Для волшебных персон'. Рядом примостились низкие белые двери.
— Какое богатство форм! — воскликнул архивариус. — Целую чары архитектора.
— Соглашусь, умели строить в эпоху великих волшебников, — закивал Евлампий.
Оглянувшись на них, Оливье скомандовал:
— Ждать здесь.
Глава 14. Полно неожиданностей
Голем с архивариусом восторгались колоннами и барельефами, а я напряженно буравил спину Оливье. Дурное предчувствие, непонятное мне самому, не позволяло расслабиться.
— Что приуныл? — спросил Евлампий, оторвавшись от колоннады.
Я мотнул головой.
— Выше нос, юноша. Как говорил первый король Благодатных земель: 'Мы в самом прекрасном из всех миров!', — воскликнул архивариус. — Он, правда, всегда добавлял: 'Благодаря мне', но это не важно.
Я кивнул. Благоград покорял изысканной, ни на что не похожей, красотой.
— С минуты на минуту начнётся прилив! — удовлетворившись кивком, продолжил Мровкуб. — Идёмте к балюстраде и восхитимся силой воды.
— Не спи, — дёрнул за цепь Евлампий.
Я бросил в голема уничтожающий взгляд, но дорогу перешёл. Облокотился о мраморные перила покрытые резной чешуей. Балясины сверкали хрусталём, заставляя жмуриться. Я перегнулся через балюстраду. Песок внизу темнел на глазах. Из земли вырывались фонтаны, блестящей в закатных лучах, воды.
— Вот так скорость, — удивился голем.
— Как на балу у Водолюбов, — согласился архивариус. — Уникальные источники.
Волны кидались на опоры платформ, обнимая после разлуки. Долина погружалась под воду.
— Жутко там, — вздрогнул я, щурясь на тёмные водовороты.
— К кольцам на колоннах приковывают изменников, — сообщил архивариус.
Меня передернуло.
— Прилив? — спросил подошедший Оливье, вертя в руках бумагу с магической печатью. — Ну, смотрите! — и добавил, повернувшись ко мне. — Ученик, отойдем.
Мы прошли вдоль балюстрады.
— Шторм мы пережили, — вздохнул дядя. — Но я невольно задумался, как хрупка жизнь...
Голем недоверчиво загремел камнями.
— Я стар, — усом не поведя, продолжил Оливье. — Ты не представляешь насколько, малыш.
Я вздохнул, настороженно глядя на дядю. Не нравится мне его доброта и вежливость. Где подвох?
— Ты натерпелся и не доверяешь мне, — загрустил дядя. — Не виню. Я порою жесток, но поверь, желаю тебе только добра. Хочу, чтобы ты крепчал и сильнел.
— К чему вы клоните? — не выдержал Евлампий.
Дядя покачал головой, с упреком посмотрев на голема.
— Ты вытащил меня из междумирья. Остановил... сам знаешь кого... Я... благодарен. Вот! — выдавил он, протягивая бумагу с магической печатью.
Недоверчиво взглянув на свиток, я прочитал:
Завещание!
Я, урожденный Кристоф Оливье, удостоенный звания мастера, настоящим завещаю всё имущество, которое будет у меня ко дню смерти передать моему ученику, оборотню Люсьену Носовскому. Также завещаю ему мои звания и секретные рецепты.
Заверено в присутствие поручителей.
За текстом шли три неизвестных имени с вензелями и оттиск всемирного банка.
— Прикоснись к магической печати, и завещание обретёт силу, — еле слышно выговорил дядя.
— Наследник? — поразился я, снова перечитывая завещание.
— Надеюсь, ты не прикончишь старика ради состояния? — пошутил Оливье.
Я потерял дар речи. Ожидал чего угодно, но не этого.
— Не может быть, — поразился Евлампий, тоже просматривая бумагу.
— Мхом зенки заросли, валун? Хочешь меня обидеть? — оскорбился дядя.
Голем зашуршал камнями, недоумённо пожимая плечами.
Оливье победоносно улыбнулся.
— Думали маэстро мерзавец? — в его голосе прорезались сварливые нотки. — Ну, да. Вас теперь и не переубедишь. Я об одном и мечтаю!
Свою мечту дядя так и не рассказал. Сурово посмотрел на меня и вернулся к архивариусу.
Я разглядывал то завещание, то голема, то снова магическую бумагу.
— Настоящая, — глупо протянул я. — Соглашаться? — сам не зная у кого спросил я.
— Ты же хотел стать поваром? — потребовал Евлампий.
— Хотел, — подтвердил я.
— Тогда коснись уже печати.
Я кивнул. И правда, чего это я? Сам же хотел. А тут богатство и кулинарные секреты сами сыплются на голову. Так чего медлю?
— А как же символ свободы и поглотители? — растерялся я.
— Всё имущество Оливье, в том числе артефакт, твоё! — веско заметил Евлампий.
— После его смерти, — резонно уточнил я.
— Перестань, — оборвал голем. — Если он решил сделать тебя наследником, ты сможешь убедить его отдать символ свободы.
— Думаешь? — все ещё не верил я.
— Да что с тобой такое? — удивился Евлампий.
Самому бы знать. Я столько раз получал по шее, что перестал верить в удачу?
— Больно не будет? — на всякий случай спросил я.
— Магическая печать подтверждает наследование. Отметит на бумаге магический знак, свяжет тебя с завещанием и поручителями, чтобы никто не оспорил право на наследство.
Я кивнул. Зажмурился и приложил руку к бумаге. В подушечках кольнуло, и все чудеса. Приоткрыв глаз, я покосился на руку. Пальцы на месте, ладонь не обгорела. Не магия, а скукота!
— Странный знак, — задумался голем. — Где-то такой уже видел.
Я бросил взгляд на завещание. Под банковским оттиском и вензелями поручителей появились синие оскаленные зубы. Чего ожидать от оборотня. Зверская натура всегда вылезает наружу. Присмотревшись, я распознал переплетенные буквы моего имени и фамилии.
— Так положено, — неубедительно соврал я.
— Ты не в суде, — отмахнулся Евлампий.
Оливье умиротворенно слушал архивариуса и смотрел на поднимающуюся воду. Приняв завещание, он мельком глянул на вензель и, широко улыбнувшись, спрятал бумагу в кошель.
— Маги остановили отливы и увели воду в другую долину, но как сказал королевский зерновик: 'Рис стал не сырец!', пришлось вернуть всё обратно, — рассказывал Мровкуб.
— Прогуляемся к большой арене, — перебил дядя.
Я заглянул за балюстраду. Вода докатилась до середины огромных колонн и прибывала.
Всемирный банк остался за спиной. Под ногами призывно дребезжала волшебная брусчатка, но даже с магией я бы не щёлкнул пальцами. Хотелось пройтись. Мост до соседней платформы изгибался волнами перил, из которых время от времени выпрыгивали самые настоящие рыбы. Я попытался ухватить одну за хвост, но она проскочила сквозь ладонь. Обман! У магов всегда так. Главное пустить пыль в глаза.
Из-за домов возвышался гигантский шар с подкрашенным багряным закатом фонтаном.
— Арену построили за пятьдесят лет до мировой войны. Известный в Благодатных землях строитель... — архивариус практически не умолкал.
Его трескотня могла бы развлечь, если бы не мудрёные названия и зубодробительные имена чародеев. А так, от словесной мешанины, только мысли путались.
— Скрепляющие арену заклятья рассыпались из-за поглотителей, но, к счастью...
Вода поднялась до платформ, плескаясь об шар арены. Из длинной террасы торчали причалы. Пузатые, как бочки, баржи выгружали коробки и мешки. А рядом с низкими судёнышками гордо возвышалась чёрная шхуна.
Оливье приставил ладонь ко лбу и довольно улыбнулся.
— Точен, как гремлин в часах.
— Для судов построили пять каналов к морю. Легендарный архитектор...
Мы долго метались между мостами и лестницами, и к причалу вышли только к сумеркам.
Дядя первым поднялся на трап и, заскакав по палубе, весело заголосил:
— Свистать всех наверх!
— Я тута, капитан!
Поднявшись за Оливье, я обалдело уставился на боцмана. Он гордо сложил мускулистые руки на груди и жевал губу.
— Чего надо, макак в перьях? — напрягся дядя.
— Я предатель, — выдохнула летучая обезьяна.
Оливье прислонился спиной к мачте:
— Как сюда попал?
— Я привёл в замок отравителя. Команда отреклась от меня, — Чича опустил голову. — Чтобы смыть позор, я пошёл на штурм.
— Я так и думал, — зевнул дядя.
— Сдохнуть хотел! — горько вымолвил боцман. — В парус поймало. Ждал смерти, но гремлин пощадил. Теперь, как он, принадлежу кораблю и его капитану.
— Благородно, — проворчал Оливье. — Разберусь с тобой позже. Грузись в трюм и не высовывайся.
— Так точно.
Летучий обезьян опустив крылья, побрёл прочь, а я повернулся к дяде.
— Что лупишься, у нас с тобой дело. А ты! — Оливье махнул на архивариуса. — Вали за боцманом.
Мровкуб поклонился и припустил за Чичей.
— А перья настоящие или начарованные? Как говорил погонщик с летающих городов: 'Мясо одно, только шкуры разные...'.
Дядя обнял меня за плечо.
— Ты на макака не смотри. Они как мальки придонные, живут по-своему. Если потерял честь, складывай крылья и об землю! — он звонко стукнул кулаком по ладони.
— Зачем? — удивился я.
— Для них достоинство важнее жизни, — скривился Оливье.
— Без чести жить нельзя, — поддакнул Евлампий.
Дядя наклонился ко мне.
— Если тащиться за предрассудками, век будет недолог. А я хочу жить долго-долго, и не важно кого придётся утопить.
— Так нельзя, — возмутился голем.
— Ты считаешь? — наигранно захлопал глазами Оливье. — Скажи это Сычу.
— Причем здесь тайная канцелярия? — не понял я.
— Притом, по башке щитом! Видел его глаза?
— О чём вы? — уточнил Евлампий.
— Это тайна, — прошептал дядя. — Но я обещал открыть наследнику все секреты. Поэтому, только между нами.
Он крепче сжал моё плечо.
— Когда Сыч был студиозусом, его еще не звали Сыч. Не знаю его истинного имени. Он от него отрёкся.
— Почему? — не выдержал голем.
— По златому кочану! Из-за магии, конечно. Он учился перевоплощениям...
— Он волшебник? — удивился я.
— Нет! — проворчал Оливье. — Ярмарочный зазывала!
Я невольно залился румянцем. Глупо думать, что в тридцати мирах главой тайной канцелярии может стать блёклый.
Дядя выдержал паузу, недовольно зыркнув на меня:
— Решил блеснуть на выпускном балу и обернуться...
— Кем? — испугался я.
— Не трясись, — усмехнулся Оливье. — Ночным хищником, парящим на крыльях тьмы, но вмешалась женщина.
Я вздохнул.
— Да. Прекрасная половина всегда появляется вовремя, — поучительно заметил дядя. — Превращения магам недоступно! Сколько не пытались, толку во, — он раскрыл сжатый кулак, в котором ничего не было. — Но Сыч был слишком талантливым и чересчур честолюбивым. Самоубийственное сочетание, надо отметить. Он готовился...
