Людмила растерянно улыбалась и задорно трепетала крылышками.
— Мы этого не допустим! — завыл Евлампий и начал переходить в боевую форму.
При его размерах, она скорее травматическая, чем боевая, но его отчаяние тоже оружие. Не хочется, чтобы он натворил то что умеет.
Людмила нетвёрдой походкой пофланировала к сосуду с тестом и кокетливо подала Оливье руку. Дядя, натянуто улыбнулся, и галантно помог ей забраться на табурет. Летучие обезьяны зааплодировали, улюлюкая и хлопая крыльями.
Фея, глупо улыбаясь, пожала руку Оливье и, обернувшись искрящимся облачком, проскользнула в кувшин. Я стоял близко, и видел, что внутри она снова превратилась в миниатюрную девушку с крыльями.
Повара и их помощники вернулись к работе. Хотя крылья у них ещё дрожали. Такие чудики!
Из сосуда разносился мелодичный звон, эхом разлетавшийся по кухне.
Голем уже поменялся, из рук-стволов валил пар, а в вихре вместо ног сверкали молнии.
— Следи внимательно, — не глядя, шикнул Оливье. — Никуда не лезь. Сожрешь что без спросу. Пасть зашью! Я отлучусь ненадолго!
— Да, учитель.
Он пробрался между столов, высокомерно расталкивая обезьян, и скрылся в портале следом за Чичей. Преображение голема прошло незамеченным. Его скромный размер впервые пришёлся кстати.
— Что ты творишь? — прошептал я. — Немедленно прекрати!
— Цель найдена, — упрямо изрёк Евлампий и трещина, заменяющая ему рот, растянулась в улыбке.
— Не вздумай! — шикнул я, пытаясь накрыть его ладонью.
Голем увернулся, но я схватил маленькую руку и отдёрнул обожжённые пальцы.
— Огонь!
— Я тебе дам огонь! — взвизгнул я и, несмотря на боль, потащил ствол вверх, но голем всё равно выстрелил.
Крошечный камешек, похожий на песчинку, хлопнув, умчался на волю. Я не уследил куда он делся, но услышал щелчок. Снаряд попал в кувшин с тестом.
Схватив с ближайшего стола мерный стакан, я накрыл Евлампия. Голем выпускал снаряды, они ударялись об стекло и падали ему под ноги.
Я облегченно вздохнул и повернулся к кувшину. Вместо мелодичного звона оттуда тянулась печальная мелодия, которую я уже слышал. Воспоминания не самые приятные. Я кинулся к Людмиле.
— Что ты делаешь?
Фея смотрела на меня расширившимися глазами:
— Я испугалась! — нервно хихикнула она. — Тры-ры!
— Перестань! — грозно рявкнул я. — Учитель скоро вернётся!
— Не кричи! — взвизгнула фея. — Я стараюсь.
— Немедленно, — просительно протянул я.
Людмила не ответила, но печальная мелодия оборвалась, и раздался музыкальный звон.
Голем пыжился выбраться из-под стакана, но тщетно. Не тратя время попусту, я натянул сверху край рубахи. Маскировка так себе, но держится без моего участия.
— Трави помалу, — скомандовал незаметно подошедший Оливье.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.
— Вылезай! — цыкнул дядя громче.
Искрящееся облачко выскочило из сосуда и превратилось в фею.
— Чего застыл, как студень? Крем готовь! — завопил дядя.
Я побежал к столу, и на ходу чуть не сшиб фею. Она, покачиваясь, поднесла палец к губам и покачала головой. Я кивнул. Чтоб мне пусто было. Сумасшедший я что ли, о таком сплетничать. Людмила улыбнулась в ответ и, запинаясь, пошла к порталу. От неё сильно пахло кислыми яблоками.
— Трюм-рюм, трюм-рюм! — распевала фея, раскачиваясь между столами.
'Обязательно напоить синим сидром', вспомнил я.
— Что с плечом, любитель горбатых молюсков? Говорил же ничего не трогать! — недовольно заворчал Оливье.
Я вытащил стакан с Евлампием из-под рубахи. Боеголем упрямо расстреливая стекло.
— Чего мелочь бушует? — заинтересовался дядя.
— Из-за феи, — выложил я. — Считает, что вы её неправомерно используете.
— Ох, крысеныш, — вздохнул Оливье. — Где ты слов-то таких нахватался! Не доведёт тебя до добра твой голем.
Я не сказал, что он не мой. Что это по дядиной милости он сидит у меня на шее. Хотя и распирало.
Евлампий прекратил огонь, разглядев, что феи в сосуде нет.
Я тотчас снял стакан. Ходить с ним на плече и неудобно, и глупо. Оливье сунул кувшин в печь и перешёл к крему.
Голем помалкивал. Снова отрастил ноги и зарастил рот. Неужели раскаивается? Я чуть сливки не расплескал от умиления. Дядя кроме 'подай это' и 'сделай то, крысёныш' тоже не рассусоливал. А когда крем из пакета полез не на торт, а мне на руки, и вовсе выгнал с кухни. Не дожидаясь угроз, я сбежал подальше от стола, наблюдая, как он ловко кремирует торт, или как там это называется.
— Не стой за спиной, — прикрикнул Оливье, не оборачиваясь. — Укусишь, отравлю! Вали в портал!
— Да, учитель.
Спорить я, само собой, не стал. Стоило отойти, как голем подобрался ближе к уху.
— Молись, чтобы с феей ничего не случилось, — проскрежетал он. — Если она пострадает из-за того, что ты мешал её защищать...
— Ты хотел пристрелить её, чтобы не мучилась? — невинно уточнил я.
— Я хотел разбить сосуд! — зло воскликнул Евлампий. — Если бы с ней...
Я не дал ему договорить, войдя в портал. Нас забросило в просторный зал с гигантскими панорамными окнами. Я заметил, что обезьяны вообще тащатся от всего большого и яркого. У окон затаились длинные диваны и столик с фруктами. Мягкая мебель манила долгожданным комфортом.
— Если бы с ней что-нибудь случилось...
— Я бы пожалел, — закончил я вместо него.
С краю, зарывшись в подушки, спала фея, соседний диван облюбовал боцман. Оторвавшись от книги, он коротко взглянул на меня, мотнув головой:
— Кидай якорь!
Я провалился пушистое мягкое сиденье. Взял с подноса похожий на яблоко фрукт, немного откусил на пробу и, зажевал в своё удовольствие.
Распираемый от упрёков голем, косился на летучую обезьяну, и бушевал молча. Над его головой то и дело проскакивали маленькие грозовые облачка.
Отвернувшись от него, я сосредоточился на чичиной книге. Каждый раз, когда боцман перелистывал страницу, над обложкой вспыхивало жёлтое свечение.
— Долго придётся ждать? — спросил я обезьяну.
— До церемонии два часа, — сообщил Чича, не отрываясь от книги.
Я кивнул и пригляделся к неброской коричневой обложке: 'Философские течения прямоугольного архипелага в антагонизме с постулатами верований Изумрудного острова'. Буквы вроде знакомые. Я почесал ухо. А слова...
Дожевав яблоко, откинулся на спинку дивана. Вздремну. А что ещё делать, когда делать нечего?
— Пора, — проскрежетал голем.
— Что? — не понял я.
— Сейчас самый подходящий момент, чтобы пробраться на корабль, — зашептал Евлампий.
Я скосил глаза. Он окончательно рехнулся? У него камушки в голове перепутались или заклятье замкнуло? Шхуна висит в небесах кверху дном! Как на неё проникнуть?
— Я оборотень, а не фея, — огрызнулся я. — Летать не умею.
— Фольклор? — поинтересовался Чича. — Обожаю старые поговорки.
Я слишком громко спорил с големом.
— Флюклёр? — переспросил я.
— Про летающих оборотней? — заинтересованно уточнил Чича. — Про вас многое болтают.
Он заговорщицки подмигнул и отложил книгу.
— Куда собрались?
Голем пнул меня в шею и приставил руку ко рту. Я вздохнул. Конечно, промолчу, не рассказывать же боцману, что собираюсь ограбить его капитана.
Я сосредоточенно придумывал ответ, а мохнатая морда Чичи растягивалась в улыбке.
— Простой, как фунт изюма, — ощерился он. — Всё на роже написано.
— У меня? — не поверил я, оглядываясь на Евлампия.
— А то, — подтвердил боцман. — Как два плюс два сложить. Пока кэп занят, каменюка подбивает тебя стырить, ту цацку, без которой вам жизнь немила.
Я побледнел, а Евлампий зашипел. Опять в боевую форму собрался, как его воинственность убивать?
— Да хорош! — давя лыбу, отмахнулся боцман. — Штука видать нужная, за такую и окочуриться не жалко.
— От неё зависит судьба тридцати миров, — распалился голем.
— О! — протянул Чича. — Да вы, герои, трап мне в зад!
— Поглотители скоро вырвутся на свободу! — заорал Евлампий.
Улыбка сползла с лица боцмана, но тон остался делано беспечным:
— Слыхал. Последние лет сто болтают, что не все пути перекрыты, и Отдельный мир, не такой уж отдельный, как треплются маги.
— Теперь да, — поддержал я голема.
— Слухи, — перебил Чича. — Среди защитников изменник. Ключи от мира поглотителей в замках.
Я вздрогнул, а Евлампий схватился за голову.
— Вы чего? — удивился боцман. — Это же сплетни.
— Откуда ты знаешь? — запаниковал голем. — Кто тебе сказал?
— Болтают, — пожал плечами Чича.
— Это правда, — разозлился Евлампий. — Мы сами видели!
Я даже удивился, как грубо прозвучали его слова. Обычно он не переходит дозволенных границ, особенно с колдунами.
Боцман вскочил, уронив книгу на стол.
— Я скоро вернусь, — бросил он. — На корабль вам не попасть! Даже не дёргайтесь! Кругом охрана.
Чича вылетел из комнаты, захлопнув дверь.
Я вздохнул, и надув губу уставился на голема. Его самоубийственная решительность меня пугала. Я даже вздрогнул от шороха, и отвлёкся на чичину книгу. Между страниц вылез край желтого пера. Я нагнулся над столом и вытянул его.
— Что это? — удивился я, вертя измятое перо.
— Магическая подписка. Встряхни, и узнаешь последние новости.
Я взмахнул рукой. Жёлтое сияние запылало ярче, а над пером вспыхнули буквы: 'Миры на грани войны'.
— Вот откуда ноги растут, — догадался я.
Евлампий впился в текст. Статья описывала похищение ключа и заканчивалась словами:
Император объявил военное положение и закрыл миры бронепояса. Отдельный мир должен оставаться отдельным!
Предатели разыскиваются.
— Мы должны торопиться! — вскрикнул голем.
Я зажмурился.
— Куда? — протянул я.
— Забрать Символ свободы!
Я раздраженно хмыкнул.
— Ладно! — зло сказал я. — Давай!
Заткнув перо за отворот рубахи, я затопал через зал. Распахнул дверь, так что она шарахнула об стену, и выглянул в коридор.
— Выходить нельзя! — гаркнул стражник, предупредительно взмахнув чёрными крыльями и недобро глядя на меня, выставил алебарду.
Я кивнул, презрительно сощурившись летучей обезьяне, закованной в блестящие латы, и с силой захлопнул дверь.
— Убедился, — шикнул я на голема. — Нас сразу сцапают.
— Ты просто не хочешь, — занудил Евлампий.
— Замолкни, — отрезал я. — Придумаешь, как попасть на корабль, первый побегу. А кидаться на стражу я не буду!
— Можно найти другой выход, — не сдавался голем.
— Какой? — не сдержавшись, закричал я, махая руками в сторону окна. — Полететь? Оторву крылья у феи и буду махать, пока не вознесусь? Может свои отращу?
Я завертелся, пытаясь заглянуть за спину.
— Только хвост, — пробурчал Евлампий.
— В твоей бы каменной башке что-нибудь выросло! — разозлился я. — Здравый смысл очень бы не помешал!
Голем пробормотал что-то неразборчивое, и насупился. А я плюхнулся обратно на диван и откинулся на спинку. Вот бы открыть глаза каменному остолопу, только не поймет ведь ничегошеньки.
Я зажмурился, отмахнувшись от ненужных мыслей. Лучшее лекарство от проблем — сон. Слава архимагу, сплю я без задних ног. В академии говорили, что дрыхну, как бессовестный. Может у меня её и нет, потому что через две минуты я уже дремал.
Глава 11. То, чего нет
Просыпаться от того, что тебя дёргают и пихают, тоже самое, что сидеть за накрытым столом со связанными руками и заткнутым ртом. Я ещё не продрал глаза, а две огромные летучие обезьяны сбросили меня с дивана и волокли по полу.
— Сдурели! — крикнул я.— Мы почётные гости! Нас нельзя таскать за руки!
Но стражники, словно глухонемые, пёрли меня дальше. Я завертел головой в поисках помощи, но ни боцмана, ни феи в зале не оказалось.
— Куда все провалились?
Распахнув мною двери, вынесли в длинный, тёмный коридор.
— Это беззаконие! Я не потерплю такого обращения! Что вы себе позволяете! — вступил голем.
