— Чего вылупился? Давно плавники в зубах не застревали? — гаркнул Оливье.
Я вздрогнул и опустил глаза, а он прошёл за стол. Лохматый ковёр на полу свалялся и засох жирными кусками грязи, будто на нём недавно резвились болотные жирухи. Я покосился по апартаментам. Приснопамятное зеркало на колёсиках, ездит из стороны в сторону, расталкивая этажерки с барахлом: крючками, цепочками, блестящими камнями и мелкими монетами. И монументальный книжный шкаф, настолько заросший грязью, будто дядя вообще читать не умеет.
— Ты сам себя победил, — проворчал Оливье. — Будешь бессменным повелителем тупости.
А я всё водил носом, что-то почуяв. Под потолком на балках раскачивались люстры с железными руками вместо канделябров. Свечи бессовестно чадили, как на праздничном торте, маня сладостью волшебных надежд, но удушая загаданными, но несбывшимися желаниями.
Дядя продолжал что-то резко говорить, а я думал лишь о том, где он прячет коллекцию артефактов. Не в стенной же шкаф он её сунул, для надежности привалив трусами?
Дядя приподнялся в кресле, и закинутые на стол ноги задел один из котлов. Раздался жалобный звон. Оливье шикнул, и звук стих.
— Раззвякались тут, — прикрикнул он. — Ты думал, я ничего не знаю о феях? — спросил дядя, сверля меня глазами.
— Не думал, а испугался! — поправил я.
— На мель сел, сопливец подкильный. Никаких мыслей, одни эмоции.
Оливье почесал ногу повыше сапога и, закрутив ус, снова посмотрел на меня неожиданно сменив гнев на милость.
— Она не ученик! Хочет так думать. Вбила в пропитанную пыльцой башку, что способна творить, и стряпает паршивую дрянь. Китовьи лепёхи! Да если б не пыльца, я бы даже притворяться не смог, что это съедобно.
— Но...
— Да что, но? Что, но? Её пыльца нужна для праздничного торта.
— Но...
— Что, но? — взревел дядя. — Я пегас? Что ты мне нокаешь?
— Простите.
Я потупился, не выдержав бешеного взгляда.
— Мы чапаем на Изумрудный остров. У меня договор с Дарвином! Пора его выполнять! Усёк? Ты хочешь, ещё, что-то узнать?
— Могу вашим учеником опять стать?
— Мочь-то можешь. Если разыграешь живое участие в состязании и перестанешь доставать эту бестию. Запомни! Без неё никак.
— Да, — отчаянно закивал я.
Чего тут непонятного! Она нужна дяде, для праздничного торта. Только для этого. Правда, непонятно зачем тащить с собой всю фею, а не взять её пыльцу?
— Будешь табанить команду, чудить или скурвишь договор с Дарвином...
Дядя привстал с кресла.
— Перекручу на Шерханскую колбасу и скормлю летучим обезьянам!
Он снова сел на место.
— Вали.
— Шерханскую колбасу готовят из мяса драконового тигра, — вмешался Евлампий.
— Катитесь оба! — заорал Оливье.
— Да, учитель, — послушно пробормотал я.
Пока я разговаривал с дядей, невольно приближался к столу, и в самый последний момент разглядел, что на двери запертого шкафа криво нацарапано: 'пожалеешь', а ниже выдавлен ухмыляющийся череп с костями. Вот оно, понял я, улепётывая под разъярённый рёв Оливье.
Выскочив из покоев, я всерьёз собирался отчитать волшебный булыжник, а лучше накарябать ему на лбу: 'помалкивай', но он, как всегда, меня опередил.
— Не верю я мастеру Оливье! — заметил голем. — Что-то он замышляет. И ты тоже!
— Я-то тут причем?
— Прочтя письмо, ты захотел остаться на корабле. Сперва я думал, это глупая ревность к другому ученику. Это так?
Голем отчаянно пытался заглянуть мне в глаза. Ясное дело, у него не вышло.
— Хочу одну вещь достать, — признался я.
— Какую именно, ты мне не скажешь? — деловито уточнил Евлампий, забираясь на плечо.
— У тебя прямая связь с Последним. Как тебе доверять?
Я возвратился на кухню. Фея улетела отдыхать, и я мог побыть один. Хотя из-за проклятого голема, я больше не бываю с собой наедине.
— Мы через столько прошли вместе, — прямо-таки запел Евлампий. — Много пережили, и ты не доверяешь мне из-за Последнего? Да, у меня есть прямой канал связи с высшим судьей, но я им не пользуюсь! Ты же способен превратиться в чудовище и жрать неповинных волшебников, но ты же этого не делаешь!
— Не могу, — возразил я, демонстративно потянув за цепочку.
— Думаешь, если я волшебный слуга, то не могу ослушаться? Ещё как могу. И обмануть, и не поверить, и не доносить. Напасть на мага не могу. Никак, никогда, — голем вздохнул. — Не доверяешь? Что же, я заслуживаю.
Он ещё раз вздохнул и замолчал.
Неплохая уловка. Только меня каменными слезинками не размягчишь. Меня больше беспокоит добрый дядюшка. Каменюка права, чего-то он не договаривает. Я вспомнил морского зверя с пирожным и приторный запах свечей. Меня передернуло. Чего-то ужасное.
— С тортом что-то не так.
Я посмотрел на книгу рецептов, которую до сих пор держал в руках. На её обложке красовались два слова: 'я знаю'.
— Расскажи, пожалуйста, — взволнованно попросил я.
Страницы перелистнулись, открыв главу: 'Грандиозный праздничный торт'.
Растереть желтки, сахарный песок и сливочное масло. Всыпать мускатный орех, цедру и миндаль. Белки с солью... взбивать до пены...
Я пробегал глазами рецепт, пытаясь найти что-то стоящее.
Перемешать до равномерной массы... Влить в подготовленную форму под размер феи...
Вот оно!
Опоенную старым, обязательно синим сидром, фею окунуть в тесто по горло. Бестия будет бить крыльями, пытаясь выскочить из формы, вспушит тесто и насытит его золотой пыльцой.
Готовим крем...
Я замолчал. Мы с Евлампием пытались переварить прочитанное.
— Он что, хочет запечь её в торте? — не выдержал голем.
— Не знаю, — честно сказал я. — От дяди можно чего угодно ожидать.
Я закрыл книгу рецептов и тоскливо уставился на обложку, не осмеливаясь спросить. Время текло медленно, томительно, с угрожающим привкусом.
— Это первая фея на корабле? — наконец решился я.
На книжной обложке проступила красная цифра 'семь'.
— Какой ужас! — не выдержал голем. — Мы должны её предупредить. Ей же нужно спасаться! Какой кошмар, он уже убил семь фей!
— Если вмешаемся, Оливье, в лучшем случае, нас за борт выкинет!
— И что? — Евлампий задохнулся от возмущения. — Ты позволишь ему печь торты из фей?
— Она бы нас не предупредила, — возразил я.
Евлампий замолчал. Над его маленькой головой промелькнула крошечная молния.
— Ты прав, — согласился он. — Но это не значит, что мы поступим также.
Что я теперь должен сказать — ты прав! И мы так и будем говорить друг другу, что мы правы, пока один из нас не умрёт, а другой не превратится в пыль.
— Давай подождем, и подумаем. С корабля ей всё равно некуда деться, — предложил я.
— Боюсь, ты прав, — проворчал голем. — Нужен план побега.
Спать пришлось в трюме, на том самом вонючем гамаке. Вещи не меняются или мы сами не можем с ними расстаться. В моей бывшей ученической каюте, теперь жила фея, а спорить, поминая дядины слова, я не рискнул.
Я долго не засыпал, прилипнув глазами к грязному потолку. Голем в кои то веки молчал, и я был этому рад. В тишине, нарушаемой лишь шумом моря, мы уплывали всё дальше от Черногорска, подбираясь к проходу в Изумрудный мир.
Интересно, какой он? На что похож? На Тролляндию? На Чёрную империю? Надеюсь, не на Тринадцатый Тёмный Объединенный мир? Там фею не спрячешь. Тоненькая девочка с крылышками будет сильно выделяться среди каменных истуканов и противных саламандр. Тпру! Чего я вообще о ней думаю? Она же невыносима, заносчива, груба и волшебно самолюбива.
Я вздохнул. Какая ни есть, такой участи, даже она не заслуживает. Я кивнул себе, пообещав, обязательно спасти Трым-рым, и сразу уснул.
Глава 9. Мечта пирата
С утра, расквитавшись с положенным моционом, я махнул на кухню, чтобы подкрепиться и с сытой уверенностью ждать следующего задания.
— Может, попробуешь её супчик? — предложил Евлампий. — Надо узнать о ней побольше, помнишь?
С сомнением посмотрев на котёл, я решил рискнуть. Дядя ел, так что не страшно. С ним же всё в порядке.
Взяв ложку, я задумался, греть феино варево или нет. Но почесав шею, махнул рукой. Пробу можно и с холодного снять. Греть ради этого целый котел нецелесообразно. Ужас! Начинаю превращаться в голема. Слишком много думаю, и делаю то, что практичнее.
Я помотал головой. Я оборотень! Зачерпнул вонючей жижи и сунул в рот.
— Уф! — фыркнул я.
Вкус как у воды из корыта в котором стирали носки. Только что луком несёт, а так один в один. Немного правда сладенькая. Я облизал ложку. Слегка кисленькая. Набрал ещё одну. Противненько, но есть можно. Проглотив ещё немного, я понял, что сразу не распробовал. Суп что надо! Нацедил ещё бульона. Ещё! И уже не мог остановиться.
— Может, хватит? — вмешался Евлампий.
Я не слушал, опрокидывая ложку за ложкой, пока от лукового варева не осталось половины.
Голем уговаривал сколько мог, но быстро перешёл на угрозы, и распоясавшись затряс цепь. Меня его жалкие потуги не впечатляли. Я почитай такой вкуснотищи никогда и не пробовал. И чем больше ел, тем сильнее хотелось. Отбросив ложку, я поднял пустой котел и жадно допил остатки. Высосав всё до последней капли, даже с головой внутрь залез.
— Волшебный нектар, — грустно протянул я. — Был!
— Ты что, не помнишь, что написано в книге рецептов? — заорал голем. — Это же яд! Ты выпил котёл яда, и ещё хвалишь, какой вкусный! Почему не остановился?
— Я оборотень! — парировал я. — Когда дело касается еды, я не могу остановиться.
— Отойди от котла! Быстро! — взревел Евлампий.
Я послушно попятился. Какая теперь разница, супа-то не осталось.
— Не смей больше есть то, что готовит фея! — предупредил голем.
Я фальшиво кивнул, чтобы он отвязался.
— Ладно. Пойдем на палубу, подождём, что твой учитель придумает сегодня.
— Какая разница, — отозвался я. — Нам необязательно выигрывать.
— Если будешь делать вид, а не стремиться к победе, — не согласился голем. — Фея догадается!
— Сомневаюсь, что она такая умная, ну ладно, — не стал спорить я. — Постараюсь выиграть!
Мы вышли на палубу и столкнулись с летучими обезьянами.
— Ого! Кто вернулся? Блудный ученик капитана! — вскрикнул Чича и хотел огреть по плечу, но, разглядев голема, остановился.
— Это что за малипуська? — удивился боцман.
— Моё наказание за грехи Оливье, — вздохнув, кротко сообщил я.
— Безгрешных не бывает. Так что не вали всё на учителя, — прокомментировал Евлампий.
— Он еще и разговаривает! — обрадовался Чича. — Дашь поносить!
— С радостью избавился бы, но не могу.
— А чего, не снимается?
— Никак, — подтвердил я.
— Жаль, — расстроился боцман и, отодвинув меня в сторону, вошёл на камбуз.
За ним потянулись обезьяны. Проходя мимо, они дружески хлопали меня по плечу, стараясь попасть по голему. Евлампий подныривал под волосатые ладони, и увы, не получил никакого вреда.
— Приятного аппетита, — пожелал я и отошел к фальшборту.
— Последний узнает о вашем недостойном поведении, приматы, — пообещал голем им вслед.
Я не спорил, конечно, узнает. У кого-то же есть постоянная связь с высшим судьёй.
Я почти заскучал, слушая однообразное бормотание Евлампия, когда из каюты выбрался Оливье. Голем сразу замолчал, перестав поносить летучих обезьян.
Потянувшись, дядя вальяжно подошёл.
— Что-то рыбки хочется, — заметил он лениво. — Наловите-ка мне жирненькой и приготовьте. Блюдо на ваше усмотрение. Жду к обеду!
Высказав распоряжения, он взошёл на мостик.
— А удочка? — крикнул я вслед.
— В лодке, — не оборачиваясь, ответил дядя.
Я побрёл на нос корабля. Откуда там удочка? Когда мы переплывали в Тролляндию, были только вёсла. Теперь же появился такелаж, скрученная сеть и две крупных удочки. Словно Оливье встал ночью и обо всём позаботился. Да я быстрее поверю, что маги перестанут колдовать, чем в его добрые намерения. С другой стороны, он расшибётся ради собственных капризов.
Выбрав ту удочку, которая удобнее легла в руку, я отошёл к борту.
Что теперь? Что, а главное на что, я собираюсь ловить? Знать бы кто здесь водится. Хотя бы где это самое здесь.
— Ловить умеешь? — поинтересовался я у голема.
