— Не реви, Мишаня, ты ж мужик, — после секундного замешательства начал успокаивать ребенка Генка, — сказал, не хочу домой, значит, так и сделаем! Поедем-ка лучше к нам на работу.

— С дядей Антоном поедем? К нему? — спросил сквозь слезы мальчик и вытянул шею, чтобы разглядеть сидевшего сзади спасателя.

— Ну, конечно!

— А там машины есть? — успокаиваясь, но все еще всхлипывая, поинтересовался малыш.

— Есть!

— А собачки?

— И машины есть, и собачки, — умилился Генка. — Только сначала мы заедем с тобой в больничку, там доктор тебя полечит, а уже потом пойдем собачек смотреть.

— Завтра? — уже в полусне спросил мальчик.

— Сегодня, конечно, уже поздно, они все спят. И еще кот у нас есть. Большой, красивый, пушистый, Кузей зовут. Ты его гладишь, а он мурчит, ты гладишь, а он мурчит... — ворковал он над разомлевшим в тепле малышом, не обращая внимания на удивленные взгляды спасателей, которые не ожидали от своего товарища таких "телячьих нежностей".

— Ну и дела, — передернул плечами Денис, — дите домой не хочет.

— Значит, дом такой, — хмуро бросил Петрович.

— Бьют его дома? Да? — ужаснулся Зорин.

— Хуже, — тихо, но твердо ответил начавший было задремывать после укола Антон. — Издеваются. Так, что, по-моему, лучше бы били.

— ...! — охнул Денис, припомнив прочитанное накануне про маньяка-педофила. — Неужели?..

— Примерно, — кивнул Антон, уловив его мысли.

— Давить таких надо! — раздался ненавидящий шепот Генки, без всякой телепатии догадавшегося, о чем идет речь. — Голыми руками душил бы сук!

— Если будет соответствующее заключение медиков, а оно будет, — поделился своими соображениями Новоселов, — сделаем ходатайство в прокуратуру, пускай дело возбуждают.

— Да, конечно, — кивнул Медведев и обратился к участковому: — Николай, куда тебя подкинуть? До райотдела? С этой мадамой-инспектрисой сам свяжешься?

— Да, конечно, вы уж поезжайте к себе, везите мальца в больницу, — кивнул Зверев, — а я по горячим следам сразу и отчитаюсь. Вы мне только объясните, пожалуйста, как мальчика-то нашли, что такое ваш сотрудник сделал?

— Расскажу обязательно, но только не сейчас, — пообещал Вадим и оглянулся на заснувшего Антона, — мы еще не раз, я думаю, по этому делу пересечемся, пока будем бумаги писать. Не стесняйся напомнить, если забуду, — улыбнулся он одним уголком рта.

* * *

Усову вернули на место все кнопки и пусеты, и почти сутки Худяков продержал его в клинике, пока не убедился в том, что Антон чувствует удовлетворительно, а его ментальная восприимчивость вернулась к прежнему уровню. Теперь ему нужно было очень сосредоточиваться для того, чтобы уловить мысли окружающих, сильнее, чем до снятия кнопок. Светлана, правда, опасалась каких-то последствий, но сама не могла сказать чего именно.

— Антон, ты пойми, это же не вставная челюсть и даже не контактные линзы, — сказала она Усову, когда они вместе шли от клиники до их родного корпуса, — захотел — вынул, передумал — назад вставил.

— А что такое может произойти? — удивился Антон. — Мы ничего не потеряли, Роман все аккуратно снял, ничего не поломал, даже не погнул.

— Не в этом дело, мы все сделали с запасом, — озабоченно вздохнула Светлана, — может нарушиться циркуляция энергии, ее баланс, и тогда — или придется дополнительно тебя дырявить, или, если это не поможет, вообще придумывать что-то другое.

— Но может и не нарушиться? — улыбнулся Антон, успокаивая ее.

— Может, — пожала плечами Света и попросила: — Но ты больше так не делай.

Медведев же, как только увидел Усова, категорически заявил, что больше не даст разрешения ни на что подобное. Антон с ним спорить не стал, предполагая, что в чрезвычайной ситуации командир не то чтобы забудет о своих словах, но, в силу необходимости, согласится использовать его способности.

Но пока ничего экстраординарного не происходило, книжки Усова и других спасателей заполнялись привычными и почти не запоминавшимися выездами на замки и дорожные аварии. Вызовов меньше не стало, но все они были мелкими, несерьезными с точки зрения большинства, только Денис радовался от души, когда приходилось снимать с дерева очередного кота. Обычно домашний питомец, испуганный незнакомой обстановкой, наотрез отказывался, несмотря на все уговоры своих хозяев, в недобрый час вынесших его на прогулку, спускаться вниз, и тогда Зорину приходилось карабкаться на дерево и силой отдирать от ветки вцепившегося в нее когтями кота. Кошки почему-то в такой ситуации не оказывались.

Самым заметным происшествием стала разгерметизировавшаяся цистерна с какой-то органической дрянью с совершенно непроизносимым названием, вонявшей гнилым чесноком и еще чем-то таким же мерзким. Но и с ней группа Медведева справилась без особых проблем, получив оперативную и обстоятельную консультацию подразделения экологической безопасности, сотрудники которого приехали на место происшествия всего лишь через пятнадцать минут после спасателей. Образовавшуюся трещину заклеили специальным пластырем, цистерну забрал хозяин содержимого, а грунт перед тем, как снять бульдозером и увезти на полигон для токсичных отходов, обработали пеной, которая и сама-то по себе воняла не лучше того соединения, которое должна была нейтрализовать, но когда эти запахи смешались, то получился такой букет, что на диспетчерскую института обрушился шквал звонков перепуганных жителей привокзального района.

Впрочем, и это происшествие скоро почти забылось, дежурства проходили, в основном, в борьбе со сном, и это затишье настораживало всех, потому что по всем законам мироздания должно было смениться небывалым катаклизмом.

Но подразделение института, занимавшееся прогнозированием чрезвычайных происшествий, не могло пообещать ничего, кроме летней жары, засухи и ставших давно привычными лесных пожаров. Им верили, потому что прогнозы, за редким исключением, оказывались на удивление точными, но все подразделения и службы института готовились к любому развитию ситуации, в том числе и намного худшему, чем то, что было обещано.

Из-за предсказанной жары, которая наступила еще в мае, Светлана довольно тяжело переносила последние месяцы беременности. Солнце жарило без передышки, дожди шли очень редко, в городе было нечем дышать из-за бензинового смога, и семейство Устюговых, не слушая никаких возражений, увезло ее на дачу. За городом та же жара воспринималась совсем по-другому: среди соснового бора не было липкой духоты, горячий сухой воздух был наполнен запахами смолы, подсохшей на солнцепеке травы и поспевающей земляники. Ложиться в больницу заранее Светлана отказалась наотрез, альтернативой даче Устюговых было только Песчаное, но туда поехать она тоже не захотела. Вадим страшно переживал, не находя себе места и воображая разные страсти:

— Светлашенька, а вдруг с тобой что случится? Роды раньше срока начнутся или еще что?

Что именно, он не знал, но пугался всякой мелочи, и почти каждый день происходил один и тот же, лишь с небольшими вариациями, разговор:

— Дим, успокойся, пожалуйста. Что со мной может произойти? В самом крайнем случае вызовут "Скорую" или Максим, Маша или Ира на машине увезут. Маша сама врач, уж разберемся как-нибудь, что делать.

— А я, что — вообще ни при чем? Я тебе не нужен? — Вадим начинал обижаться.

— Нужен, очень нужен, — Светлана нежно обнимала его, и все обиды моментально проходили. — Я без тебя не смогу, ты же прекрасно знаешь это.

— Рожать будем вместе! — Медведев был категоричен. — К твоему сведению, нас учили роды принимать. Жаль, на практике мне эти знания применить не пришлось, а то я бы тебя врачам не отдал.

Ирина улыбалась:

— Нужно было на мне потренироваться.

А Светлана насмешливо смотрела на мужа:

— Нет, Ириша, это к лучшему, что без него обошлось. Ты только посмотри на него — медведь неуклюжий — вчера мыл посуду и две чашки грохнул.

— Это у меня на нервной почве, я за тебя переживаю, — оправдывался Вадим.

— А ты на нервной почве в обморок не свалишься, когда Света рожать будет? — ехидно интересовалась Ирина. — Такое, говорят, часто бывает.

На ее подначки Вадим никогда не обижался, к тому же он был рад, что Ирина начала приходить в себя после исчезновения — он даже в мыслях не говорил "гибели" — Сергея.

Ирина, две Светы — большая и маленькая — Алешка, Ирина бабушка и Ирин старший брат Павел перебрались на дачу. Ирины родители и Максим с женой приезжали пока только на выходные, а Вадим, если не дежурил, каждый вечер. Сначала он заезжал в магазин, набирал продукты по списку, врученному ему накануне и откорректированному в течение дня, и лишь затем отправлялся в Белый Лог. Когда Вадим был занят на работе, эта обязанность перепоручалась Павлу.

Светлана с Ириной и малышкой проводили почти весь день на огромном балконе второго этажа, над которым Максим с Павлом натянули большой тент. В его тени стояли манеж для Светлашки и два шезлонга, в которых расположились молодые женщины. Голенькая Светлашка возилась в манеже с игрушками, мама с тетей два дня завистливо поглядывали на нее, а на третий сами поснимали с себя все, повесив на двери, ведущей на балкон, предупреждающую записку: "Не входить! Мы голые!"

Вадим, когда узнал об этом вечером, конечно же, всполошился:

— Света, а тебе можно так? Ребенку это не повредит?

— Я же не на солнце сижу, а в тени, — успокаивала его Светлана. — Такой рассеянный ультрафиолет даже полезен для нас. Это намного лучше, чем ходить в консультацию на кварц.

— Тебя продует, ты простынешь, — Медведев не отставал.

— Ага, сарафан и тем более раздельный купальник отлично защищают от сквозняка! — съехидничал Максим, но не убедил Вадима ни в чем.

— Димыч, уймись! — На помощь пришла Ирина. — Гораздо проще простыть на сквозняке, предварительно распарившись в одежде. Поднимись наверх и проверь, там никаких сквозняков нет. К тому же вечером, когда становится прохладнее, мы раздетые не сидим.

Под общим натиском Вадим сдался, поднялся на балкон, поискал там сквозняки и, не обнаружив ничего, успокоился.

Света, действительно, не выходила на открытое солнце, а Ирина через пару дней решила загореть основательно. С утра и ближе к вечеру она или вытаскивала шезлонг из тени, или, если Алешка с дядей Пашей уходили в лес или на карьер, просто садилась на широкие перила балкона и поджаривала себя. Один раз Медведев, приехав раньше обычного, застал ее за этим занятием. Услышав шум подъезжающей машины, Ира спрыгнула с перил, но Вадим успел разглядеть ее. Ирина уже неплохо загорела, и сейчас в лучах вечернего солнца ее изящная фигура, которую ничуть не испортили беременность и роды, отливала темным золотом, напоминая старинную статуэтку. С этого дня Медведев начал осаждать ее самыми настоящими мольбами позировать ему:

— Ира, ты же сама когда-то уговаривала меня снова начать рисовать. Я рисую помаленьку, но мне нужна натура.

— Рисуй свою Свету и мою мелкую, если хочешь, — отмахивалась от него Ирина. — Ко мне не приставай.

— Их я нарисую, это само собой разумеется. Я тебя хочу.

— По крайней мере — откровенно, — хором сказали, переглянувшись, Ира со Светой. В глазах у обеих плясали чертики.

Вадим потерял дар речи, а потом завопил:

— Да я же не ЭТО имел в виду! Я же без всякой задней мысли!

— Конечно, тут, скорее, о передней говорить нужно... — Ирина ехидно разглядывала растерявшегося Медведева.

Тот в полном отчаянии посмотрел на жену; Светлана еле сдерживала смех.

— Девчонки, я давно хочу нарисовать вас вместе. Вы такие разные и, в то же время, одинаковые, это будет здорово. Соглашайтесь!

— Димка, ну какая из меня сейчас натура? — Светлана погладила себя по животу и похлопала по бедрам. — Я такая коровушка стала, просто ужас! А ты меня хочешь выставить на всеобщее обозрение.

Вадим опустился перед ней на колени и осторожно прижался головой к ее животу.

— Ты прекрасна. Для мужчины не может быть ничего прекраснее женщины, когда она носит его ребенка, — он смотрел на нее влюбленными глазами. — С тебя сейчас нужно писать богиню любви и материнства, писать красками, маслом, чтобы передать все оттенки твоей красоты.

Ирина смотрела на них и вспоминала, как когда-то Сергей говорил ей похожие слова, правда, он собирался не рисовать ее, а фотографировать. Ира отказалась тогда наотрез, а Сергей расстроился из-за ее отказа, но постарался, чтобы она этого не заметила и не расстроилась сама. "Какой же ты добрый, Сережка!" — комок подступил к горлу, а глаза увлажнились. Она никогда не думала о нем в прошедшем времени.

Поколебавшись, Ирина решила не обижать Вадима своим отказом, хотя и чувствовала некоторую неловкость.

Медведев страшно обрадовался:

— Начнем прямо сейчас! Две Светланы и Ирина. Я уже представляю, как вас рисовать. Ты, Света, будешь держать на коленях Светлашку, а Ира будет рядом с вами. Я хочу передать контраст цвета — белая кожа и смуглая, светлые волосы и темные. Ты, Ира, будешь... э-э-э... Купидон.

— Ой, чего-то я на Купидона мастью не похожа, — Ирина скептически усмехнулась. — И крыльев нет, и пол не тот.

— Не в деталях дело! Быстро раздевайтесь, я пошел за бумагой и карандашами, — Вадим прогрохотал вниз по лестнице и кинулся к машине.

— Твой Сережка с камерой не расставался, а Димка теперь не только альпинистское снаряжение всюду таскает, но еще и этюдник, — заметила ему вслед Светлана. — По-моему, графика и пастель ему лучше удаются, акварелями своими он сам недоволен, а тут — маслом надумал.

— Сколько я знаю, акварель гораздо более сложная техника, чем масло, — задумчиво сказала Ирина и призналась: — Светик, знаешь, мне как-то не по себе... Вот так взять и раздеться перед твоим мужем...

— Ира, он же художник и к тому же твой родственник. Отнесись к этому проще.

— Ты понимаешь, если бы Вадим был совсем посторонний человек, мне, наверное, было бы легче...

— Даю тебе честное слово, он на тебя будет смотреть как на модель, не более того, — Света улыбнулась. — И потом, я же рядом, и, если он начнет приставать к тебе, то сразу получит!

Когда Медведев снова поднялся на второй этаж, Ирина и Света хохотали до слез. Ира, увидев Вадима, замолчала и немного испуганно глянула на него. Светлана была права: Медведев очень цепким пристальным взглядом посмотрел на нее, потом на жену и начал распоряжаться: "Света, пересядь сюда, поверни корпус, левую руку опусти. Ира, встань рядом, обними ее за плечи. Нет, присядь на подлокотник". После этого он посадил маленькую Светлашку на колени жене, осмотрел еще раз всех вместе и принялся рисовать. Ирино смущение куда-то ушло, и она пристально разглядывала Вадима. Сейчас он выглядел совсем иначе: другой взгляд, незнакомое Ирине выражение лица, даже голос изменился.

Эта ипостась Медведева настолько отличалась от хорошо знакомой, что Ира решилась на небольшой эксперимент, можно даже сказать, провокацию. Сделав вид, что следует указаниям художника, она устроилась на подлокотнике в позе практически за гранью приличия и стала внимательно наблюдать за Вадимом, ожидая его реакцию. Медведев озадаченно взглянул на нее, а потом с легкой досадой отложил карандаш, молча подошел к Ирине и, обращаясь с ней словно с куклой, усадил так, как хотелось ему.