"На фиг такие эксперименты!!!" — пронеслось в Ириной голове. Когда руки Вадима прикоснулись к ее обнаженному телу, внутри будто что-то взорвалось, обдав жгучей волной желания, которая, не желая затихать, долго бродила по телу, вспыхивая жаром то в груди, то внизу живота. Можно сказать, что эксперимент, дав совсем не тот результат, который предполагался, провалился полностью. "Нет, отрицательный результат — тоже результат, — про себя усмехнулась Ирина и облегченно перевела дух: — Все к лучшему. Димыч не понял, Света не заметила". Больше никаких экспериментов ни над Медведевым, ни над собой Ира проводить не стала и на следующий день наотрез отказалась позировать Вадиму, чем ввела его в полное недоумение.

— Рассмотрел меня? Ничего нового для себя не увидел? Вот и рисуй по памяти! — довольно резко ответила она на доводы о том, что рисунок не закончен и для его завершения нужно еще хотя бы два, а лучше — три сеанса.

— Что я не то сделал? — допытывался у Светланы Медведев, потому что не рискнул приставать с расспросами к Ире. — Что-то сказал не так? Чем-то оскорбил? Не так посмотрел? На что она разозлилась?

— Не знаю, Димка. Наверное, Ира все-таки стесняется тебя или того, что этот рисунок увидит кто-то еще.

— Ну и зря! — обиженно буркнул Вадим. — Фигура у нее — многие позавидуют!

— Я тоже, — вздохнула Света.

— Что тоже?

— Завидую.

— Чему? — Вадим недоверчиво разглядывал Светлану, подозревая, что она разыгрывает его.

— Ириной фигуре! Ты, наверное, не заметил — ни одной растяжки, талия, бедра, грудь — как у двадцатилетней девушки! А я...

— Зайка, ну ты чего! — Вадим осторожно обнял любимую. — Родишь и вернешься к прежним размерам.

— А если не вернусь? — мрачно спросила Света.

— Ну не вернешься, так не вернешься, — пожал плечами Медведев. — Что в этом страшного? Была девушка, девочка, можно сказать, такая тонкая, хрупкая, почти прозрачная, а будешь женщина. Статная, фигуристая... — улыбнулся он, подбирая слова. — Какой будешь, такой я и буду тебя любить. И рисовать буду!!!

* * *

В самом конце июля Светлана родила дочку, которую по общему согласию решили назвать Ирой.

— Ну что, папаша, поздравляю с дочкой! Богатырь-девица! — одобрительно сказала врач, давая подержать новорожденную свежеиспеченному отцу. — А мамочка у нас — умница! Ни одного разрыва!

К этому моменту, хотя роды были недолгими и, по словам врачей, легкими, Вадим уже плохо воспринимал окружающую обстановку. Он запомнил только тепло маленького тельца, лежащего у него на руках, и синие глаза, требовательно уставившиеся на него. Кажется, потом он целовал Светлану, что-то говорил ей и врачам, наверное, слова благодарности и немного пришел в себя только, когда его довольно бесцеремонно выставили в коридор.

Медведев, придерживаясь за стену, вышел на лестницу и уселся на верхнюю ступеньку, потому что ноги не держали его. В голове не было ни одной связной мысли, кроме одной: "Наконец-то!!!" Вадим прикрыл глаза и совсем отключился бы от реальности, но почувствовал, что кто-то тормошит его.

— Вадим, что ты тут сидишь? — до него не сразу дошло, что это Маша Устюгова пытается помочь ему встать. — Тебе плохо? — встревожилась она.

Медведев лихорадочно замотал головой, не в состоянии сказать ничего членораздельного, и с трудом поднялся на ноги.

— Поздравляю! — Маша крепко обняла его и поцеловала. — Вы молодцы, ребята! Потрудились на славу — такую красавицу родили! Мо-лод-цы! — с явным удовольствием и гордостью, по слогам повторила она и мягко потянула Вадима за собой. — А теперь всем нужно отдохнуть: и Свете, и тебе. Пойдем отсюда, пойдем... Еще, не дай бог, простынешь, сидя на полу...

Более или менее очнулся Вадим уже на крыльце роддома, когда попал в медвежьи объятия Максима, не привыкшего тратить лишних слов. Устюгов утащил его к ближайшей скамейке, чуть скрытой кустами от всеобщего обозрения, и протянул родственнику уже открытый коньяк.

— За новорожденную! — торжественно провозгласил он и приказал: — До дна!!!

Медведев молча кивнул и практически одним глотком опустошил стеклянную фляжку, не почувствовав ни запаха, ни вкуса, ни крепости напитка, словно выпил простой воды.

Устюгов, проглотив свою порцию, одобрительно ухмыльнулся:

— А теперь — за мамочку! Тоже до дна!!!

В руке Вадима оказалась еще одна плоская бутылочка, по стенкам которой через пару секунд стекали одинокие янтарные капли. Теперь Медведев уже почувствовал вкус напитка и чуть поморщился, когда коньяк обжигающе подействовал на пустой желудок. Не отставший от него Максим, настороженно взглянув на брата, почти насильно затолкал ему в рот половинку яблока и клинышек плавленого сырка.

— Жуй давай! — скомандовал он и ворчливо-ласково прибавил: — Язвенник... А теперь, папаша, за здоровье твоих...

— Да что ж вы тут устроили?! — сломал идиллию возмущенный женский голос. — Как бомжи!!! На лавке!

— В антисанитарных условиях! — радостно подхватил Максим и обнял подошедшую жену. — Марьюшка, душа моя, не ругайся! Это исключительно в терапевтических целях! Для снятия стресса!

— А ну, быстро домой! — распорядилась Маша. — Сейчас Ириша за вами на машине приедет! И не хулиганить по дороге! Слышите, вы, стрессонеустойчивые?!

Стрессонеустойчивые, подгоняемые негодующими взглядами, поспешно устранили устроенный ими беспорядок и, вполне довольные собой и своими действиями, покинули больничный парк, на выходе из которого их подобрала подъехавшая на своей машине Ирина.

Вадим, как в тумане, выслушал ее поздравления, кажется, даже ответил на какие-то вопросы и отключился на полуслове.

— Макс, ну ты удумал! — Ирино внимание перекинулось на брата. — Неужели нельзя было до дома дотерпеть?

— Низ-зя! — мотнул головой Максим.

— Сколько? — лаконично спросила Ира.

— У-у, Марья!.. Уже сообщила! — вздохнул Устюгов и решил, что чистосердечное признание уменьшит вину и снизит накал женского негодования: — Две по двести... Двести пятьдесят... — засомневался он, но решил остановиться на первом варианте показаний: — Не-е, все-таки двести...

— Нет, ну разве можно с вами какие-то дела делать? Вечером его родители приезжают, а вы...

— А что мы... — пробормотал Максим, ежась под укоризненным взглядом сестры, — сегодня такое событие... Не каждый же день... Не поймут, что ли, что мы на радостях? Димыч, слышь, — толкнул он Медведева в бок, — поймут же?

Вадим, не открывая глаз, что-то промычал, а Ирина одернула брата:

— Да уж не тормоши его сейчас, пусть спит. Сутки, потом внеплановый выезд, потом Света... Столько времени толком не есть и не спать — без всякого коньяка отрубиться можно! Вот приедем, тогда... — вздохнула она.

Максим тоже вздохнул, коротко и резко, трезвея на глазах.

Вот опять, как год назад, он радуется чужому, ну, пусть, не совсем чужому, но все-таки не своему счастью.

Радуется.

Искренне, от всей души.

И знает, что позже придет горькое чувство обиды на судьбу за то, что счастье опять словно дразнит, оно вот тут, рядом, но не его. Не его...

* * *

Те две недели, что родители Медведева пробыли у них со Светланой в гостях, Вадим ощущал себя немного, если можно так сказать, лишним. Нет, понятно, что всеобщее внимание было сосредоточено на малышке, однако временами он чувствовал себя настолько отодвинутым в сторону, что уже через неделю начал жалеть о том, что взял отпуск, и мечтать о том, чтобы уехали и отец, и, особенно, мама, которая, конечно же, очень много помогала, но и очень много, как привыкла на работе и дома, командовала. Катюшка, которая приехала с ними, должна была остаться на даче Устюговых, куда чуть позднее хотела перебраться и Светлана с малышкой.

Сестра Вадима, хотя поначалу и собиралась, приехать не смогла из-за Вовки, которому подошла очередь проходить очередной курс реабилитации после многочисленных операций, на этот раз — в клинике в Китае. Брать с собой еще и дочку было довольно проблематично, в том числе и по финансовым соображениям, поэтому оставленная с бабушкой и дедом Катя приехала в гости к дяде Диме, тете Свете и, далеко не в последнюю очередь, к Васе Рябову, с которым познакомилась на свадьбе Вадима.

Тогда чувствовала себя почти принцессой в новом платье небесно-голубого цвета, отделанном нежными кружевами. Слегка огорчало лишь то, что ее платье было коротким, всего лишь до колена, а не в пол, как у взрослых девушек. Еще немного портил настроение брат Вовка, которого мама с бабушкой поручили держать за руку и не отпускать от себя ни на шаг. Катюшка крепко сжимала Вовкину ладошку в своей и утешалась тем, что, кроме этой нагрузки, у нее появился самый настоящий кавалер, одетый не как брат в брюки с белой рубашкой, а в серый костюм-тройку с галстуком-бабочкой.

Вася Рябов — это именно он стал Катиным кавалером — при знакомстве поцеловал ей, как взрослой, руку; окружающие, наблюдая эту сцену, застыли от изумления. Катюшка восприняла это внешне невозмутимо, как должный знак внимания, хотя в душе у нее в этот миг бушевала целая буря чувств.

Васенька же просто-напросто влюбился в Катю с первого взгляда, и ее имя стало для него обозначением всего самого прекрасного, что только может быть на свете. "Катя!" — восторженно говорил он, когда видел что-то, что ему особенно нравилось, и улыбался необыкновенно счастливой улыбкой. Он нарисовал Катин портрет в довольно условной, скажем так, манере, но у каждого, кто видел светло-оранжевый немного неровный круг на голубом фоне, возникало ощущение тепла и радости, идущее от этого рисунка.

Год назад Катя пообещала, что приедет, когда у дяди Димы с тетей Светой родится ребеночек, и Вася с нетерпением ждал того дня, когда снова увидит ее и сможет подарить свою картину.

Но пока Медведевы оставались в городе, Алла Николаевна распоряжалась всем и всеми, кроме Ирины, которая единственная смела возражать ей, молодой папа только урывками видел дочку, Светлане тоже было слегка не до него, и лишь Катюшка с дедом не давали Вадиму окончательно впасть в уныние.

— Про послеродовую депрессию у молодых мам знают все, а вот про похожее состояние у отцов не пишет, по-моему, никто, — посмеялась над ним Ира, когда вместе с Максимом заехала за Аллой Николаевной и Дмитрием Алексеевичем, чтобы отвезти их на вокзал, и девочками, которых решили отправить на дачу. — Ничего, уже завтра, если не сегодня, у тебя весь депрессняк пройдет, и будешь еще жалеть, что бабушка уехала.

— Да уж как-нибудь справимся, — слегка обиделся Вадим, который с плохо скрываемым нетерпением ждал той минуты, когда они со Светланой и малышкой останутся одни.

— А я разве говорила, что не справитесь? — Ирина широко раскрыла глаза в наигранном недоумении. — Конечно, справитесь, тем более что Катюху я у вас сегодня же заберу.

Катя против такого варианта нисколько не возражала; они со Светлашкой уже нашли общий язык и вдвоем увлеченно переодевали из одного наряда в другой привезенную в подарок Иринке куклу, которая была намного больше новорожденной и лишь слегка уступала ростом Свете-маленькой. Но кукла была мгновенно забыта, стоило лишь Ире позвать девочек. Катя стойко выдержала бабушкины объятия и поцелуи, чмокнула деда и, схватив Светлашку за руку, устремилась к входной двери, вся в мыслях о даче, о лесе, о грибах и о Васе.

Максим подхватил сумки и чемоданы, дверь захлопнулась, и наконец-то Вадим со Светланой остались одни.

— Как тихо! — удивился Вадим.

— Устал? — Света ласково погладила его по щеке.

— Да с чего бы? Хотя моя мама кого хочешь утомит, — усмехнулся Медведев, — но ты не волнуйся — свой долг она, как ей кажется, выполнила, и вряд ли мы скоро ее увидим. Папа-то еще до конца года приедет не раз и, может, даже не два, а мама будет контролировать и воспитывать нас исключительно по телефону.

Вадим подхватил Светлану на руки и отнес в комнату.

— Отдохни, — он бережно опустил ее на диван и набросил сверху легкий льняной плед, — ты-то точно устала, по глазам вижу. Поспи, пока все тихо и спокойно.

Света слабо воспротивилась его заботе:

— Иринку уже кормить пора, а потом неплохо бы и на улицу выйти. Жара вроде спала.

— Я сейчас принесу ее сюда, и ты лежа ее покормишь, — предложил Медведев. — Обязательно, что ли, для этого вставать?

— Неси, — улыбнулась Светлана.

Дочка спала, причем так крепко, что совершенно не прореагировала на то, что ее вынули из кроватки и куда-то понесли. Не проснулась она и тогда, когда папа осторожно положил ее рядом с мамой.

— Спит, маленькая моя! — растрогался Вадим. — Может, не стоит ее будить? Когда захочет кушать, сама проснется. Ира ведь так и делала, не по часам кормила, а по потребности. И Маша, кстати, как врач против этого никогда не возражала.

Света не стала спорить с мужем и вскоре сама задремала, прижав дочку к себе. Вадим счастливо улыбался и думал, что впереди еще две недели отпуска, которые он проведет дома, с семьей, ведь теперь у него есть настоящая семья: жена и дочка. Его дочка, про которую все хором говорили, что она папина копия.

Медведев сидел и просто смотрел на мирно спящих маму с дочкой, напрочь забыв, что хотел рисовать их. Он умиленно любовался ими и наслаждался тишиной и покоем, стараясь не думать о том, что вся эта благодать может испариться в один момент, стоит только чему-нибудь загореться, взорваться или обрушиться.

Вадим знал, что Николай Кронидович ни за что не вызовет его из отпуска, но знал и то, что сам не сможет усидеть дома в случае чрезвычайной ситуации. И знал, что Светлана поймет его.

* * *

В начале сентября Медведев, едва ли не первый раз в жизни отгуляв весь отпуск полностью, вышел на работу. Он перетерпел и искренние, каких было абсолютное большинство, и стандартно-вежливые поздравления и пожелания, обычные в таких обстоятельствах шутки, традиционно проставился, намекнув, что день рождения в этом году отмечать не будет, и на этом "закрыл тему".

Наступили рабочие будни, ритм которых, даже с непременными и, можно сказать, запланированными сбоями, стал давно привычен Медведеву: сутки, отсыпной, учебный день, выходной перед сутками — и так по кругу. Вадим быстро разобрался со всеми проблемами, накопившимися за прошедший месяц, про себя отметив, что за время его отпуска никакой бюрократической катастрофы не произошло, причем в первую очередь благодаря Середкину, который, замещая командира, вовремя разбирался со всеми бумагами, а не копил их как обычно. "А чего еще делать-то было? — фыркнул Генка, старательно пряча довольную улыбку, расплывавшуюся на его физиономии. — Я за этот месяц выспался, как никогда в жизни".

Август действительно выдался необычно спокойным. Город, жители которого в большинстве своем традиционно разъехались на каникулы и в отпуска, обезлюдел, общественный транспорт ходил полупустым, хронические пробки исчезли. Аварии стали редкостью, а звонки в диспетчерскую института поступали практически по одному поводу: дачники решили проведать городскую квартиру, но не взяли с собой ключи от нее. Середкин, не слишком вдаваясь в подробности, рассказал о некоторых вызовах.