— Да просто я хочу, чтобы Ира... Чтобы она глаза раскрыла и поняла, кто есть кто, а то ведь этот выставочный кобель... Танцы с шестом устроил, как стриптизер какой-то, всех баб в конторе с ума свел! Он пустышка, красивая упаковка на гнилом товаре, а она, как и все, этого не понимает!

— Неужели ты начал кого-то сватать Ире?

— Да не сватал я никого! При всем желании не успел бы! Она меня!.. Ну, в общем, в ближайшие пару месяцев мне лучше ей на глаза не попадаться.

— А извиниться ты не пробовал?

— Ты Иру разве не знаешь? Хоть заизвиняйся, но пока она сама не остынет... Как кипящий на электроплитке чайник — кипяток через край, брызги во все стороны. Не подойти, только розетку обесточить рубильником из другого помещения и подождать, пока вода выкипит.

— Я вас мирить не буду, разбирайтесь сами, — махнула рукой Светлана к огромному облегчению Медведева, со страхом ожидавшего подробных расспросов.

Врать дальше у него не было никаких сил, короткий разговор вымотал больше, чем тяжелое суточное дежурство, а сказать правду...

Нет, он сразу решил для себя, что никогда не расскажет о случившемся никому.

А рука помимо воли тянулась к карандашу, чтобы выплеснуть на бумагу угнетавшие его чувства, и в результате глухой ночью, во время внепланового дежурства по институту, на ватмане появилась женщина — чувственная, страстная, вольготно раскинувшаяся на подушках в ожидании мужчины, чуть прикрытая прозрачной тканью, лишь подчеркивающей ее дразнящую наготу. Она не была ни Ириной, ни Светланой, ни Оксаной, под его рукой родилась химера, обобщенный образ всех женщин, которых он когда-либо знал или только желал. Их глаза, губы, руки, тела, слившись воедино, одновременно притягивали и отталкивали Медведева, пугая неправдоподобным сочетанием покорности с агрессией и рождая паническую мысль — можно ли остаться целым и невредимым после ночи любви с подобной женщиной, не станет ли жизнь ценой полученного наслаждения. Мерцающий свет собравшейся перегореть лампочки неяркими бликами отражался от лощеной бумаги и оживлял рисунок. Глаза женщины словно следили за своим создателем, впавшим в странное оцепенение и не способным оторвать от нее взгляд, а губы то улыбались призывно, то кривились в надменной насмешке, укоряя его за нерешительность.

Резкий звук заставил Медведева вздрогнуть, телефонный звонок не разрушил, но ослабил гипнотическое действие рисунка.

Второй дежурный по институту, один из сотрудников вычислительного центра, интересовался у Вадима, все ли в порядке на его участке.

— В порядке, — Медведев искусственным зевком замаскировал сорвавшийся от неожиданности голос, — тишина и покой, вторая группа так дрыхнет в своем кубрике, что стекла от храпа дребезжат.

— Лады, — ответно зевнул собеседник и отключился.

А Вадим, взглянув на свой рисунок и чувствуя, как снова попадает под его гнетущее воздействие, решился на крайние меры. Затылком ощущая холодящий кожу сквозняк, но не отводя глаз от нарисованной женщины, словно этим пригвождал ее к месту и не давал сбежать, Медведев нашарил в столе коробок спичек. По законам жанра, он должен был оказаться пустым, но, похоже, сценарист этого триллера решил отойти от заезженных штампов.

Коробок был полон, а вот спички гореть не захотели. Первая вспыхнула и тут же погасла, Вадим даже не успел поднести ее к рисунку. У второй раскрошилась головка, и голая деревяшка, возомнив себя гвоздем, процарапала картонную боковинку с коричневой шершавой намазкой почти насквозь. Медведев чертыхнулся и взял третью спичку; она сломалась примерно на середине и острым концом вонзилась ему под ноготь, заставив выругаться зло, однако пока еще цензурно. Следующая спичка зажглась, как и положено всякой приличной спичке, но большая капля крови, упавшая с пораненного пальца, погасила огонек, не дав ему разгореться. Перейдя на ненормативную лексику и первый раз за все время жалея, что бросил курить, — ведь тогда у него обязательно была бы зажигалка — Медведев ухватил сразу несколько спичек и, плотно сжав в единое целое, чиркнул ими о коробок. Полдесятка спичек, вспыхнув одновременно, изобразили бенгальский огонь, обожгли пальцы, но дали устойчивое пламя, к которому Медведев поднес рисунок, все больше и больше приобретавший над ним странную власть.

Плотный ватман горел неохотно. Лист, удерживаемый Вадимом за угол, изгибался то в одну сторону, то в другую, и от этого казалось, что нарисованная женщина, злобно сверкая глазами, пытается подняться с подушек, на которые ее бросил художник, и напасть на своего создателя. Но огонь победил бумагу, скрутив в трубку и заставив издать странный звук, похожий на короткий стон. Белый лист сначала почернел, а потом посерел, на нем напоследок проявился черный абрис исчезающего рисунка. Манящая улыбка превратилась в страдальческий оскал, нагая фигура, теперь больше похожая на скорченный скелет, содрогнулась в предсмертной судороге или же последней попытке освободиться — и бумага рассыпалась хлопьями светлого пепла, окончательно уничтожив рисунок, но одновременно поселив в душе Медведева щемящее чувство беспокойства.

С запоздалой тревогой он подумал, не достались ли той химере какие-то частицы небезразличных ему женщин, не навредил ли им хоть в малейшей степени.

С замиранием сердца Вадим нажал кнопку вызова на мобильном телефоне и успокоился лишь тогда, когда услышал такой родной голос Светланы:

— Дим? Что случилось? — сонно спросила она.

— Все в порядке, солнышко, — чуть не заорал от облегчения Медведев, — это я, дурак, по ошибке!

И еще один номер набрал он, когда-то в незапамятные времена продиктованный ему Ириной. Но набрал его не со своего телефона, а со служебного.

— Да! — довольно раздраженно и в то же время немного встревожено прозвучало в трубке.

— Извините, — как можно более невнятно пробормотал в ответ Вадим, надеясь, что Ирина не узнала его голос.

Медведев, окончательно придя в себя, ухмыльнулся — конечно, мало кому понравится, если телефонный звонок неизвестно от какого придурка будит в половине пятого утра. Но зато теперь он точно знает, что все на месте, всё в порядке, ни с кем ничего не произошло, а ему до окончания дежурства осталось перекантоваться всего лишь два с половиной часа.

Вадим открыл окно и стряхнул с газеты черные клочки недогоревшей бумаги и пепел, оставшиеся от сожженного им рисунка, а внезапно налетевший порыв ветра тут же унес их в предутреннюю тьму.

* * *

Лекс, если и подозревал Дениса, постоянно заводившего разговоры об Ирине, в нежных чувствах к ней, то ни о чем спасателя не расспрашивал, хотя у них очень быстро установились дружеские отношения. Суворов по достоинству оценил бескорыстную помощь Зорина во всем, что касалось ремонта техники, потому что и со старой работы было невпроворот, а сразу после новогодних праздников пришла новая, которую нужно было тестировать на разных режимах и решать, какое дополнительное оборудование можно на нее поставить.

Машина европейского производства с точки зрения пилотов отвечала всем современным требованиям; благодаря совершенному навигационному оборудованию вертолет мог летать в любую погоду, даже в условиях недостаточной видимости. Внутри же он был оснащен по последнему слову медтехники, представляя собой мобильное отделение реанимации на две койки. И вот медицинское оборудование, вернее, его размещение в кабине вертолета было жестоко раскритиковано врачами-реаниматологами и анестезиологами клиники института, на базе которой создавался научно-практический центр экстренной медицинской помощи. Не там, где нужно, по их мнению, были расположены аппараты искусственной вентиляции легких и кардиомониторы, неудобно сделаны крепления для систем внутривенного вливания, электрическая схема монтажа дефибрилляторов тоже вызывала сомнения.

— Все поверхности медотсека диэлектрические, — Алексей, убеждая врачей, пилотов и заодно отдел охраны труда института в том, что медоборудование никуда перемещать нельзя, а при использовании его по назначению не будут нарушены никакие правила техники безопасности, показывал толстенные папки с технической документацией на машину, разворачивал перед ними "простыни" со схемами, — разряд не должен повлиять на работу ни медицинской электроники, ни авионики. Радар у машины — узконаправленного действия, он ни на кардиомониторы не повлияет, ни на что другое. Но если я перемонтирую ИВЛ, как вы хотите, на другую сторону, то они как раз попадут под его луч и стопроцентно начнут сбоить. Не верите мне — свяжитесь с фирмой производителем, пусть они объясняют, что, как и зачем сделано.

Если пилоты прислушивались к доводам авиатехника, медики после долгих колебаний, с оговорками, но тоже согласились с его мнением, то отдел охраны труда и техники безопасности стоял насмерть.

— Твою мать!!! — выругался Алексей после очередного нашествия представителей упомянутого отдела. — Нашими нормативными документами предусмотрено то, не предусмотрено это... Серийная ведь машина, фирма их если не сотнями, то десятками-то уж точно производит, если какие-то косяки поначалу и были, то они их давно устранили!

— Потому что, во-первых, заботятся о своей репутации, — сочувствующе поддержала его Ирина. — А во-вторых, нет у них традиции, что покупатель с отверткой и дрелью полезет переделывать под себя готовую продукцию.

— Да понятно, что в Европах такое никому и в голову не придет, это наш национальный обычай, — безнадежно махнул рукой авиатехник, — потому что отечественную технику, если сразу не доработаешь, то ни фига работать не будет. Нет, ты вообще представляешь себе резиновые коврики производства нашего шинного завода на полу медотсека, напичканного современной электроникой?

— Лекс, главное — чтобы они были. Комиссия пришла, ей, что нужно, продемонстрировали, а потом...

— Суп с котом, — усмехнулся Алексей. — Пошли на обед, надеюсь, что в нашей столовке таким не кормят.

— Не дай бог, тебя Сурен услышит! — шутливо ужаснулась Ирина. — Он тебя за такие слова... Он тебя... — она затруднилась с выбором подходящей кары, — он на тебя очень сильно обидится! И перестанет печь свои пирожки с сыром! А тогда на тебя обидится весь институт!

— Ты же ему ничего не скажешь? — подмигнул Алексей.

— Могила! — сурово нахмурившись, в тон ему ответила Ира.

Решающим доводом, чтобы ничего не трогать в импортной машине, стало предупреждение фирмы-производителя о потере гарантии в случае производства каких-либо работ, кроме регламентного технического обслуживания, персоналом, не имеющим соответствующего сертификата.

Единственным, кто по-настоящему жалел об этом, был Денис, который, выслушав медиков, увидел немало возможностей для улучшения конструкции медотсека, но реализовать свои идеи, с которыми Алексей был в принципе согласен, на практике ему никто не дал.

Вертолет, который тут же прозвали "летучей неотложкой", приступил к дежурству, и редкий день обходился без вылета на ДТП. Во время аварий на и без того вечно забитых транспортом дорогах мгновенно образуются пробки и обычной машине спасателей и даже "Скорой" бывает сложно пробиться к месту происшествия, а часто дорога каждая минута, способная спасти жизнь пострадавшего, порой счет идет не на минуты — на секунды.

Всего за один месяц работы "летучей неотложки" статистика показала, что смертность в ДТП по городу и прилегающим к нему районам снизилась почти в два раза, и руководство центра экстренной медицинской помощи, поддержанное главврачом клиники, забрало в свое ведение и вторую поступившую в институт машину, отечественный Ми-8, несмотря на отчаянное сопротивление Демидова, который хотел использовать вертолет для экологического мониторинга территории области. Ивану Валентиновичу не помогло даже то, что вот-вот должен поступить приобретенный для этих целей спектрометр, который конструктивно был приспособлен именно для разведки с воздуха.

Зато Денис был счастлив, потому что у него появилась почти полная свобода для реализации своих идей. Изначально пустой салон машины — в наличии были только койки, прикрепленные к стенкам медотсека, — планировалось оснащать разнообразными медицинскими приборами непосредственно перед вылетом на место чрезвычайной ситуации. Разработчики предложили модульную систему, предполагалось, что все оборудование, которое позволяет оказывать медицинскую помощь во время полета пострадавшим от природных и техногенных бедствий можно быстро поменять за 20 минут, под каждого пациента индивидуально, с учетом его состояния и полученных травм.

Простор для творчества был и у медиков, которые приносили свои схемы расположения оборудования, зачастую не стыкуемые друг с другом, когда на одном и том же месте разные врачи хотели разместить разное оборудование. Тогда Лекс приглашал все заинтересованные стороны в пустой пока что вертолет и предлагал на месте согласовать противоречивые планы.

В перспективе милевскую машину планировалось использовать и для других целей, в том числе и для экологической съемки. Для спектрометра Демидова Денис придумал оригинальное крепление, благодаря которому прибор можно было всего за полчаса установить в вертолет, а снять еще быстрее. Иван Валентинович пришел в самый настоящий восторг от идеи спасателя, сомневаясь лишь в одном — не нарушится ли юстировка оптической системы прибора при постоянном перемещении его с места на место. Денис полагал, что разработчики оборудования, ставя в спектрометр защиту от вибрации, это предусмотрели, но стопроцентной гарантии дать не мог и предлагал проверить сохранение настроек прибора на практике.

С другой стороны на Зорина и Суворова напирал Черепанов, у которого на "отобранный" медиками вертолет были свои виды. Николай Кронидович хотел оборудовать машину сканирующим инфракрасным детектором для поиска мелких очагов лесных пожаров, скрытых кронами деревьев от визуального наблюдения, и тепловизором для съемки с воздуха очагов возгорания в условиях сильного задымления. Для этих приборов можно было изготовить крепления, аналогичные тому, что Денис придумал для спектрометра, но все они были разного размера и конструкции, и над их совместимостью предстояло немало поломать голову и Денису, и Алексею, и Павлу, которого тоже привлекли к этой работе.

Денис был готов дневать и ночевать в ангаре и мастерских. Кроме того, что его с головой увлекла сама работа, он, не осознавая этого, хотел сделать ее на таком уровне, чтобы Ирина по достоинству оценила не только результаты, но и того, кто их добился, и стала воспринимать его всерьез, а не как непутевого подростка.

Денис постоянно задавал себе вопрос — что же с ним не так? Почему девушки, с которыми удается познакомиться, — а это у него получается почти всегда тяжело и часто даже нелепо — не хотят продолжать с ним отношения? Он прилежно соблюдает все традиционные ритуалы: водит в кино, в кафе, дарит цветы и подарки, старается не разочаровать в постели, в тех редких случаях, когда до нее доходит, — и все это с нулевым коэффициентом полезного действия. "И чего им еще надо?" — задается он вопросом, когда, раздевшись догола, разглядывает себя в зеркальной двери стоящего в прихожей шкафа-купе и находит единственный, по его мнению, недостаток — явные излишки на животе и боках, все более заметные с каждым годом.