"Интересно, кто над Лексом начальник?" — Ирина чуть не расхохоталась в голос, когда представила себе, как Черепанов на пару с Порошиным вызывают Василия Александровича и начинают жаловаться на поведение его сына. "А поводы будут!" — в этом она не сомневалась ни секунды, поглядывая поверх чашки на старого знакомого.

Людмила оказалась первой в рядах трофеев инженера-авиатехника, как и предполагала Ирина, и далеко не единственной. Он с легкостью мог обаять кого угодно, чем и пользовался в производственных и личных целях, в основном, в отделе снабжения и поликлинике. Порошин, сравнивая его с Медведевым, только недоуменно качал головой, потому что командир первой группы — до известных всем событий — казался сама скромность и невинность в сравнении с новым сотрудником, но никаких претензий последнему Виктор Елисеевич предъявить не мог, потому что "пострадавших" не было, никто на него не жаловался.

Однако очень скоро сам Алексей почувствовал себя ценной дичью, на которую объявлена загонная охота. С ним заигрывала, отпуская двусмысленные шуточки, грозный главбух Анна Соломоновна, даже секретарь Раиса Николаевна, перед которой трепетали не только директор, но и Черепанов, кокетливо улыбалась старшему из братьев Суворовых и при каждом удобном случае угощала его домашним печеньем и своим весьма объемистым обаянием. В ангар, где Алексей методично перебирал начинку винтокрылых машин, постоянно заглядывали сотрудницы разных подразделений, в том числе и тех, которые не имели никакого отношения ни к авиатехнике, ни к закупке комплектующих и расходных материалов для нее, и под разными предлогами старались задержаться как можно дольше, хотя обстановка там была отнюдь не романтической — одна вонь, именно вонь, а не запах, смазочных масел, керосина и других нефтепродуктов, как правило, вынуждала к бегству непривычного человека. Но гостьи держались стойко и не уходили, когда все темы для разговора были исчерпаны, а Алексей возвращался к оставленной работе. По их мнению, стоило перетерпеть нефтяные испарения, ведь что бы ни делал техник — монтировал в вертолет какие-то блоки, прокручивал лопасти винта или вытирал ветошью запачканные смазкой руки — все это выглядело до невозможности эротично.

Алексея караулили около ангара, столовой, поликлиники, вызывая его усмешки: "Меня не провожают только в туалет!" Кто-то обнаружил, что в любую погоду он занимается по утрам замысловатой восточной гимнастикой в дальнем углу парка, и очень скоро там стала собираться группа поклонниц, которым не лень было приезжать на работу на полтора часа раньше, лишь бы насладиться лицезрением предмета своего обожания. Там, и правда, было на что посмотреть — поджарое гибкое тело не бугрилось искусственно накачанными мускулами и демонстрировало свои возможности, чередуя плавные и медленные движения со настолько быстрыми и резкими, что их с трудом улавливал глаз наблюдателя, и замирая по окончании в замысловатом положении, каждый раз новом. Иногда в руках оказывался длинный, метра полтора, шест, который использовался и в качестве имитации оружия, и в качестве гимнастического снаряда. Затаив дыхание, девушки смотрели, как, с силой воткнув шест в рыхлую землю, Алексей застывал в горизонтальном положении, словно земное притяжение не действовало на него. И снова статичная поза сменялась своеобразным подобием танца, гипнотически действовавшего на тех, кто его видел.

— Девочки, а ведь он похож на эльфа! — озарило однажды кого-то.

Приоритет этого открытия оспаривали многие, но никто не возражал против такого сравнения, и прозвище прочно закрепилось за старшим из братьев Суворовых, причем не только среди женской части коллектива. Когда и как Алексей о нем узнал, неизвестно, но отнесся к нему скорее благосклонно и начал методично культивировать те черты, которые дали повод называть его так. Прежде всего, он решил отпустить волосы, такие же светло-русые, как и у его братьев, но казавшиеся платиновыми из-за обильной седины, и напустил столько ледяной надменности в манеру общаться с поклонницами, что казалось странным, как они не покрываются инеем. Но холодные взгляды и высокомерные улыбки не отпугивали никого. Даже казарменный юмор, никак не соответствовавший образу, но применявшийся в качестве последнего средства обороны, не помогал, ряды охотниц не редели, а множились.

Спасался от них Алексей чаще всего у Ирины, которая могла без лишних церемоний выгнать любую из девиц. Стоило только ему заглянуть в лабораторию, как и Людмила тут же загружалась срочной работой. Перечить начальнице она не решалась и, злобно зыркая в сторону стеклянной загородки, где у Ирины был небольшой кабинет, вымещала обиду на всех, кто попадался на глаза. Ярослав в таких случаях сбегал к Ане, ну а Саша с Сережей лишь посмеивались над расстроенными чувствами Людмилы, которая мечтала отомстить им всем, и вот в один прекрасный день наконец представился походящий, по ее мнению, случай.

Дистиллированную воду гнали в столитровую пластиковую бочку, а уже из нее разливали по двадцатилитровым стеклянным бутылям, в которых в лабораторию привозили кислоты. Бутыль ставилась на высокую, метра полтора, полку около мойки, и в нее опускался сифон, сделанный из полипропиленовых трубок и силиконового шланга с зажимом на конце. Намного удобнее были бутыли специальной формы, у которых внизу, чуть выше дна, было отверстие, заканчивающееся горловиной, такой же, как сверху, но немного меньшего диаметра. В нижнюю горловину забивалась резиновая пробка со вставленным в нее шлангом, куда вода поступала самотеком, и не нужно было каждый раз предварительно наполнять сифон. Ребята, заменив бутыль, заполняли сифон попросту, захватив трубку губами и втягивая в себя воздух и, под конец, дистиллированную воду. Ирина, когда заставала их за этим занятием, всегда ругалась: "Опять все обслюнявили!"

Бутылей с нижней горловиной было всего две, причем у одной пробка держалась плохо, временами вылетая под давлением воды, поэтому ее никогда не заполняли больше, чем на половину, пометив стеклографом критический уровень.

— Сашечка, — Людмила как-то подозвала Суворова-младшего, — тебе не кажется, что эту бутыль стоит помыть? Тут, по-моему, не только водоросли скоро заведутся, а как бы не лягушки!

Саша внимательно изучил зеленые пятнышки на стекле. Он не посчитал их сколько-нибудь подозрительными, но спорить с Людмилой не стал, утащил бутыль в мойку и тщательно вымыл ее изнутри. Сомнительные крапинки никуда не исчезли, и тогда Саша, чтобы к нему больше не приставали, отдраил с содой и наружную поверхность, не обратив при этом внимания, что стер черту, выше которой воду наливать не следовало. Людмила же сразу заметила, что синяя полоска с бутыли пропала, но ничего об этом не сказала ни Саше, ни кому-либо другому.

Через день исчезновение отметки заметил Сережа в тот самый момент, когда Людмила попросила принести ей воду, и у него тут же созрел план.

— Санек, пора бы нашего малька окрестить, — обратился он к другу и подставил пустую бутыль под кран бочки с дистиллятом.

Саша кивнул, особо не вдумываясь в то, что сказал Шестаков, и потянулся за стеклографом:

— Погоди! Нужно черкнуть уровень, а то я...

— Не нужно, — перебила его Людмила и повторила с нажимом: — Не нужно!

— А...

И тут до Саши дошло, что задумал Сережа и с ходу подхватила Людмила.

— Яська! — тут же позвал он младшего брата, который был занят тем, что показывал Ане новый компьютер. — Подь сюда! Воду разлить нужно!

Ярослав с видимой неохотой оторвался от своего занятия и, прихватив пару пустых бутылей, направился в закуток, громко называвшийся дистилляторной.

— Оставь их на мойке! — шуганула его оттуда лаборантка. — Здесь и так уже не повернуться от этой стеклотары!

Суворов-самый-младший недовольно дернул плечом, но послушался. Бочком он протиснулся к бочке и подставил под кран ближайшую пустую бутыль, ту самую, со стертой меткой. Когда она наполнилась примерно на половину объема, Ярослав хотел подставить другую, но Саша остановил его:

— Лей полную!

— Да, — поддержала его Людмила, — зачем десять раз туда-сюда бегать?

Ярослав, не увидев указатель уровня, не стал с ними спорить и налил бутыль почти доверху.

— Ты мне ее поставь прямо сейчас, — распорядилась Людмила, — а остальные потом заполнишь.

За всеми манипуляциями с бутылью внимательно следили три пары глаз, но ничего не произошло, даже когда ее подняли сначала на стол, а затем — на полку около мойки. Пробка держалась плотно и выскакивать не собиралась. Разочарованный в своих ожиданиях Сережа проверил аналогичную бутыль и убедился, что принесли они именно ту, что хотели.

Это подтвердилось и реакцией Ирины, которая, увидев бутыль заполненной доверху, хотела уже сделать ребятам выговор, но Саша с Сережей за спиной Суворова-самого-младшего изобразили такую забавную пантомиму, умоляя ее молчать, что она поддалась на их уговоры, не совсем, правда, уразумев, что затеяли друзья.

Подходило время обеденного перерыва, а пробка держалась, как приклеенная. Людмила время от времени брала воду для своей работы, очень осторожно подходя сбоку, чтобы не попасть под струю воды, если пробку все-таки выбьет, и израсходовала уже примерно треть, еще немного — и задуманная каверза не удастся в принципе.

Мимо бутыли не по разу прошли все, в том числе Иван Валентинович с Костей Ершовым, решившие обсудить с Ириной график поверки измерительного оборудования непосредственно в помещении, где это оборудование располагалось. Пробка стояла насмерть, и Шестаков уже махнул рукой на задуманную проделку и почти забыл о ней, озадаченный перспективой снятия манометров с газовых баллонов и препирательств о сроках проведения поверки с городским центром стандартизации и метрологии. Он на секунду приостановился прямо перед бутылью и...

И в этот момент пробка вылетела, и тугая струя воды ударила прямо в грудь Сереже. Саша, стоявший чуть сбоку, постарался рукой зажать отверстие, но сделал это так неудачно, что брызги веером полетели ему прямо в глаза и как следует вымочили работавшую рядом Людмилу. Суворов-младший зажмурился и от неожиданности даже присел, а мгновенно вымокший Шестаков остолбенел от подобного коварства пробки.

Суворов-самый-младший, на которого не попало ни капли, шарахнулся в сторону, опрокинув высокий деревянный табурет и едва не сбив с ног Аню.

"Ярик!" — в испуге чуть слышно пискнула она, отскакивая прямо в объятия старшего из братьев Суворовых, заглянувшего в лабораторию с намерением пойти на обед вместе с Ириной. "Извините!" — получилось у нее уже совсем беззвучно.

Ирина, только что появившаяся в общем зале почти под ручку с начальником подразделения, оторопев, что на нее было совсем не похоже, застыла, явно раздираемая противоположными желаниями рассердиться и расхохотаться, — настолько забавным было зрелище. С приоткрытым от растерянности ртом она сама выглядела достаточно комично, и тут в наступившей тишине случилось то, чего никто не ожидал. Демидов начал ржать. Интеллигентнейший, застенчивый, вечно витающий в облаках Иван Валентинович уронил очки, не глядя плюхнулся на ближайший стул и стал не смеяться, не хохотать, а утробно ржать — как загулявший моряк в портовом кабаке, услышавший какой-нибудь непотребный анекдот.

Через секунду хохотали уже все, кроме Людмилы, которая, смертельно обидевшись на весь белый свет, бросилась в туалет приводить в порядок размокшую косметику.

* * *

Февраль заканчивался пятницей, и эта пятница была для Сережи Шестакова и Саши Суворова последним днем работы в лаборатории подразделения экологической безопасности, в понедельник их получал в свое распоряжение Медведев.

— Ну что, кадеты, — Вадим заглянул в лабораторию сразу после обеденного перерыва, — в понедельник узнаете, где раки зимуют. Игрушки с пряниками закончились, начинается работа.

"Кадеты", застигнутые за нарезанием торта, вытянулись в струнку и прилежно изобразили поедание начальника глазами. Медведев, стараясь не рассмеяться, чтобы не испортить представление, сделал особо зверское лицо, но продолжения пантомимы не последовало.

— Вадим Дмитриевич, мне кажется, ты несколько превышаешь свои полномочия. Пока что этими сотрудниками командую я, — категорическим тоном заявила Ирина, никому не дав в полной мере продемонстрировать свои актерские способности. — Лучше садись, вместе с нами чайку попей, — гораздо мягче добавила она.

— Да, Вадим Дмитриевич, присоединяйтесь! — хором пригласили своего командира Саша с Сережей.

— Спасибо, — коротко улыбнулся Медведев и развел руками: — Я бы с удовольствием, да некогда, дел — выше крыши. Только на минутку к вам заглянул, хочу проверить, чем вы тут занимаетесь.

Он преувеличенно сурово посмотрел на присутствующих, что не могло не вызвать ответные улыбки. Но тут взгляд Медведева упал на старшего из братьев Суворовых, сидевшего за столом рядом с Ириной, и построжел уже не в шутку.

Вадим сам не мог понять причину своего неприязненного отношения к Алексею Суворову. По работе они никак не взаимодействовали; Денис интересовался вертолетами, как и любыми машинами, но не в ущерб основной деятельности. Меньшиков, Медведев знал это от самого Сашки, довольно тесно общался с авиатехником на почве увлечения йогой и другими восточными оздоровительными системами, но тоже делал это в свое личное время, часто задерживаясь после "суток".

Ревновать к тому, что Эльф отобрал у него пальму первенства в том, что касается отношений с противоположным полом... Нет, если бы Вадиму сказали что-нибудь в этом роде, он лишь посмеялся бы, хотя, конечно, в свое время подобная репутация льстила его мужскому самолюбию.

Пожалуй, дело все-таки было в отношениях между Ириной и Лексом, несмотря на то, что в этих отношениях никто не нашел бы ничего предосудительного ни с какой точки зрения. Ну что с того, что они вместе ходят обедать? Что Алексей в их столовой ведет себя, как в дорогом ресторане, галантно ухаживая за своей дамой, чем вызывает бешеную зависть к Ирине большей части женского коллектива института? Это вообще без всяких натяжек объяснялось вполне естественным желанием поесть спокойно, не тратя лишних сил на настырных поклонниц.

Но что-то неприятно царапало Медведева, когда он видел Иру, беззаботно болтающую со старшим из братьев Суворовых, смеющуюся вместе с ним над нелепым объявлением, увиденным в бесплатной рекламной газете, или фотографией, скачанной из Интернета. Вот и сейчас Вадим недовольно покосился на красавца авиатехника и с трудом подавил желание принять-таки участие в чаепитии и, нахально втиснувшись между Лексом и Ириной, по-родственному дерзнуть приобнять ее.

Он покачал головой, снова отказываясь от чая, резко развернулся и уже вышел в коридор, когда услышал вдогонку:

— А Иринкины вещи ты мне не принес?

— Они... Они у меня в машине, — по лицу Вадима было понятно, что он напрочь забыл о сумке, которую собрала загрипповавшая Светлана, когда решила отправить дочку подальше от инфекции на все выходные на дачу к Ириным родителям. — Я думал их тебе в конце дня отдать, что они тут у тебя лежать будут. У вас и так тесно, зачем...