Там же, на выставке, купили и нож, ставший, наряду с ботинками, предметом доброй зависти остальных спасателей и одновременно — головоломкой, столько в него было встроено лезвий и разнообразных инструментов. Ножа в шкафчике Ира не увидела, потому что Сергей никогда с ним не расставался, и на работе, и вне работы держа его под рукой. "Как ребенок с любимой игрушкой", — смеялся он сам над собой.

Ирина прикоснулась к тонкому шерстяному джемперу, развернула, словно оценивая, не нуждается ли он в стирке, и вдруг прижалась к нему лицом. Конечно же, ей только показалось, что мягкий трикотаж хранит запах тела Сергея, но мимолетное ощущение, что вот он, рядом с ней, сейчас обнимет, прижмет к себе, и все проблемы тут же испарятся, было настолько непереносимо острым, что она всхлипнула. Всхлип перешел в протяжный вздох, оборвавшийся, когда Ирина почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо.

— Ира, ну что ты...

Она не заметила, когда ушел Денис, и, поглощенная своими переживаниями, не слышала, как в комнате появился Вадим. Медведев осторожно обнял ее, такую маленькую и хрупкую, как девочка-подросток, желая утешить, и начал судорожно подыскивать подходящие слова, но, как это обычно бывало с ним в подобных ситуациях, ничего не пришло на ум. Тогда он просто уткнулся носом в ее макушку, погладил волосы — и вот тут его накрыло.

Разум отключился, его снесло волной неистового желания, какого Медведев никогда в жизни не испытывал и противостоять которому не мог.

Это был зов плоти в чистом, первозданном виде, незамутненном никакими привитыми воспитанием соображениями морали или приличий, каждая клетка его существа требовала эту женщину, только ее, никакую другую — и прямо сейчас. Только ее он безуспешно искал до этой секунды, в необъяснимой слепоте не замечая, что она рядом.

Нежное, дружеское объятие превратилось в исступленно страстное, руки, забираясь под одежду, лихорадочно скользили по телу, лаская его, зарывались в волосы, губы исследовали лицо в поисках других губ, пряно пахнущих какими-то ягодами, и наконец нашли искомое. На его жаркий поцелуй ответили не менее пылким порывом, женское тело, устремившись навстречу, призывно выгнулось и прижалось к вздыбившейся плоти, демонстрируя полную готовность принять мужчину и требуя немедленных действий с его стороны.

Инстинкт деспотично распоряжался мужчиной, указывая, что делать: провести ладонями вниз, чуть ослабив объятия, подхватить женщину под аккуратные упругие ягодицы, усадить на стол и уже там раздеть ее полностью, снять все, до последнего лоскутка.

"Одежда... Как она мешает! Зачем женщины носят столько одежды?"

Скрип расстегиваемой молнии его комбинезона и проникшая под белье маленькая рука, царапнувшая кожу живота и нетерпеливо спустившаяся вниз, породили лавину расплывчатых образов: перед ним на столе лежит бесценное сокровище, желанная женщина, готовая стать его добычей, он склоняется над ней и...

"Стол... Зачем стол? Есть же диван!"

Мужчина на миг отпустил раздевавшую его женщину, собираясь половчее подхватить ее на руки и унести в дальний угол своей берлоги, и тут же резкая, до остановки дыхания, боль пронзила его, зародившись в центре груди и распространившись по всему телу.

С хриплым выдохом он схватился за столешницу и замер, пережидая приступ, а когда на мгновение немного пришел в себя, то обнаружил, что женщина исчезла. Боль же, дав секундную передышку, с еще большей интенсивностью нахлынула снова, заставив упасть на колени и почти лишив сознания.

Ирина вылетела в коридор, растирая локоть, ушибленный о каменно-твердую грудь Медведева, словно вынырнула с большой глубины. Ей не хватало воздуха, перед глазами плавали круги. Безумие ослабло всего лишь на миг, но этого мига ей хватило, чтобы если не прийти в себя, то хотя бы спастись бегством.

От Вадима. От потерявшего голову мужика. Но не от себя.

И незачем врать Лешке и, главное, самой себе.

Она самка, обычная самка, которой нужен самец. А если уж быть честной до конца — именно этот самец, одновременно пугающий и возбуждающий своими размерами. Именно его она хочет и, наверное, хотела всегда, со дня их знакомства. И плевать, что он женат, причем на ее едва ли не единственной, если не считать живущую в другом городе Ингу, подруге, что она всего лишь несколько минут назад с болью и тоской вспоминала Сергея! Изо всех сил сопротивляясь вновь нахлынувшему безумию и кусая губы, чтобы не застонать, Ирина вдруг поняла, что не может избавиться от воспоминаний о сумасшедшем поцелуе, о больших горячих руках, чуть не оставивших ожоги на коже, и хочет, чтобы эти руки раздели ее, чтобы Вадим смотрел на нее, рисовал в самых непристойных позах, таких, которые никогда не придумала бы Ксюша, а она изнывала бы от возбуждения под его взглядами, извиваясь от неудовлетворенного желания, как пришедшая в охоту кошка, и кончала бы от одного лишь его прикосновения к своему телу.

Низ живота налился тяжестью и пульсировал жгучей болью, а сердце колотилось где-то в голове, заливая жаркой краской лицо, шею и грудь. Ирина стояла, судорожно вцепившись в подоконник, чтобы не упасть, потому что ноги плохо держали ее, и старалась успокоиться.

— Ира, что случилось? — Сквозь туман гормонального умопомрачения пробился встревоженный голос Зорина. — Тебе плохо? С командиром поругалась?

— Было дело, — Ирина обрадовалась, что Денис не догадался об истинной причине ее состояния.

— Вот я ему сейчас!.. — возмутился спасатель.

— Брось! Это все ерунда! Мы, можно сказать, по-родственному... — Ирина махнула рукой, останавливая спасателя, и получилось так, что ее пальцы задели его ладонь.

— Поймал! — Денис с легким смешком чуть сжал ее руку. — Он сильно тебя расстроил?

— Нет, День, я больше сама себя накрутила. Сейчас успокоюсь, и все пройдет. С Максом мы еще и не так ругаемся.

Денис счастливо улыбнулся. Ему очень нравилось, когда Ирина называла его так. У нее получалось не просто сокращение, а будто совсем новое имя — радостное и светлое — День. Он чуть наклонился к Ире и вдруг поймал исходящий от нее терпковатый запах какой-то парфюмерии. Любуясь горящим на щеках румянцем, ярким блеском больших глаз и чуть припухшими губами, Денис хотел отвести Ирину назад в их кубрик, напоить, предварительно выгнав оттуда обидевшего ее командира, чаем, проводить до лабораторного корпуса или до машины, может, даже предложить отвезти домой, но вместо этого неожиданно заговорил, спотыкаясь почти на каждом слове и едва ли не заикаясь:

— Ира, тебе, наверное, тяжело одной... Уже столько времени... Я, конечно, не... Но все-таки кое-что могу... Если тебе понадобится... Если захочешь, то... Ты только скажи, я... В любой момент...

Ирина хотела поблагодарить Дениса и сказать, что при наличии двух братьев все ее бытовые проблемы решаются раньше, чем возникают, но, взглянув на него, с изумлением и чуть ли не испугом поняла, что он имел в виду совсем другое. А Зорин, неправильно истолковав ее растерянный вид, перешел к активным действиям. От неожиданности Ира не успела увернуться...

Не то чтобы Денис совсем не умел целоваться, но его поцелуй не мог идти ни в какое сравнение с поцелуем Медведева. Прикосновения рук не возбудили никаких эмоций, а ощущение напрягшейся плоти вызвало только досаду. Через несколько секунд — поступок Зорина, как ни странно, привел ее в чувство, позволил полностью взять себя под контроль — Ирина высвободилась из объятий:

— Денис, — это прозвучало холодно и сухо, — я ничего не слышала, ты ничего не говорил. Если, конечно, хочешь, чтобы мы остались друзьями.

— Извини, — еле слышно пробормотал Денис и, обхватив голову руками, с совершенно убитым видом сел прямо на пол.

А всего в нескольких метрах от него тоже на полу, но уже в душевой, корчился от невыносимой боли Медведев, думая только об одном — чтобы никто не зашел туда и не увидел, в каком он состоянии. То, что с ним было после лабиринта, — это были цветочки, причем цветочки очень чахлые. Теперь же он понял, какими могут быть ягодки. Вадим закоченел от ледяной воды, но его состояние не изменилось ни на йоту. Держась за стену и тихо подвывая от боли, он выполз в раздевалку и свернулся клубком на широком топчане, на котором ребята иногда делали друг другу массаж. Сил не было даже на то, чтобы набросить на себя полотенце, а мысль о прикосновении к телу одежды приводила в ужас. С трудом, не разгибаясь, почти на четвереньках, Медведев добрался до сброшенного на пол комбинезона и выудил из кармана мобильный телефон. Единственным, кому он мог "сдаться", был Худяков.

"На операции", — прозвучало из динамика. Телефон выскользнул из непослушных пальцев на кафельный пол и разлетелся на части, а боль стала еще сильнее от отчаянной мысли, что помощи ждать не от кого. Кое-как Вадим дополз до аптечной укладки Романа, вытащил из противошокового набора обезболивающее, вколол его, почти не глядя куда, и рухнул в полуобмороке на пол.

Сильнодействующее средство слегка приглушило боль, и Медведев смог одеться. Сил хватило даже на то, чтобы дозвониться до Оксаны, к счастью, оказавшейся на месте. Что с ним произошло, Вадим объяснять не стал, сказал лишь, что нужна ее помощь. Как сомнамбула, не обращая внимания ни на что вокруг, но стараясь держаться прямо, он добрел до клиники, поднялся в отделение сочетанной травмы и уже там почти вывалился из лифта. Медсестра ждала его и вовремя подхватила, не дав упасть, а потом уволокла Медведева в одну из перевязочных и только там начала расспросы, в ответ на которые он молча расстегнул рабочий комбинезон, надетый прямо на голое тело.

— Ос-с-споди!!! — охнула Оксана. — Да как же ты?..

Заперев дверь на ключ, она скомандовала:

— Снимай все — и на кушетку. Нет, не ложись, а в коленно-локтевую!

Медведев безропотно подчинился. Действие препарата, который он себе ввел, ослабло, и боль вернулась, став совсем нестерпимой. Когда Оксана первый раз прикоснулась к Вадиму, он чуть не заорал.

— Сейчас, золотой мой, сейчас, — приговаривала медсестра. — Потерпи немножко, родненький, сейчас все пройдет, все будет хорошо.

Медведев стиснул зубы так, что еще немного — и они начали бы крошиться. Что с ним делала Оксана, он почти не воспринимал, но был согласен на все, лишь бы избавиться от этой муки. Укол, другой, третий на фоне общей боли Вадим не почувствовал, но чуть не потерял сознание, когда ощутил внутри себя инородный предмет. Пытка перешла в следующую стадию: одна рука истязала его снаружи, а другая долбила изнутри. Однако боль, достигнув своего пика, постепенно начала ослабевать, словно руки медсестры притягивали ее к себе, собирали в жгучий комок, который медленно остывал и уже не так терзал измученное тело.

— Ну, вот и все.

С этими словами Оксана убрала руки, и Медведев без сил рухнул на жесткую кушетку. Боль почти ушла, но осталось ощущение, что на него вылили кипяток, предварительно содрав кожу с нижней половины тела и самых интимных его частей.

— Дай попить, — с трудом садясь на самый край кушетки, попросил Вадим осипшим голосом, и через несколько секунд в его руке оказался пластиковый стаканчик с водой.

— Думал, сдохну, — признался он, с подозрением разглядывая себя, как будто ожидая, что тело снова может взбунтоваться против него.

Оксана осторожно присела рядом, по-матерински обняла его за плечи, а потом ласкающе погладила по голой спине.

— И на кого это так? — догадалась она о причине произошедшего.

— На Ирину, — не стал скрывать Медведев.

— Это на сестру-то? Ах, ты!..

— На троюродную, — попытался оправдаться Вадим. — Между нами, между прочим, даже брак бы зарегистрировали.

И подумал, вспоминая обжигающий поцелуй и послушное его желаниям гибкое тело: "А Ира ведь тоже этого хотела. Хотела!!! Так, что у меня напрочь крышу снесло!"

— Двоюродную, троюродную... — проворчала медсестра и неожиданно сопроводила свои слова такой мощной затрещиной, что Медведев, слетев с кушетки, приземлился на четвереньки в полуметре от нее. — Ты женат? Женат! Вот и нечего на сторону глядеть! Ни на кого!

— Да не было между нами ничего!

— Так уж и ничего! — фыркнула Оксана.

— Ничего!!! Меня скрутило, она сбежала. На этом все и закончилось!

"И очень жаль!" — мелькнуло где-то в подсознании.

— Закончилось, говоришь, — усмехнулась Оксана, глядя на то, как Вадим, неуклюже раскорячившись, поднимается с пола. — Золотой мой, я тебя серьезно предупреждаю: еще раз только глянешь — на кого угодно — похуже сегодняшнего будет!

— Куда уж хуже, — содрогнулся Медведев, изо всех сил прогоняя преследовавшие его крамольные мысли, и начал одеваться, болезненно морщась от прикосновения к телу грубой ткани комбинезона.

— На вот, подложи, — медсестра протянула ему квадратный кусок тонкой ткани.

— Спасибо, обойдусь.

— Ну, как знаешь.

Уже на пороге перевязочной Вадим оглянулся.

— Спасибо, — сказал только одно слово, но искренне, с чувством.

— Да чего уж там, — отмахнулась Оксана, — приходи, если что...

Когда дверь за Медведевым закрылась, она подошла к кушетке и собрала в пластиковый стаканчик то, что было щедро разлито на клеенчатой простыне.

— А чего добру пропадать-то...

* * *

Ирина с Вадимом усердно избегали общения друг с другом, стараясь, однако, чтобы их необычное поведение никому не бросалось в глаза. Денис, переживая случившееся, тоже, совсем как в прежние времена, прятался от Иры и целыми днями, даже на "сутках", если, конечно, не было вызовов, пропадал в ангаре у старшего из братьев Суворовых. Ирина там не появлялась; им с Лексом было достаточно общения во время обеденного перерыва, а если ей от друга требовалось что-то срочное, то возникшие проблемы обсуждались по телефону или авиатехник отрывался от работы и приходил в лабораторию. Кроме него и Светланы, пожалуй, никто не обратил внимания на перемену в отношениях Иры с Медведевым, но все заметили, что Эльф в ее присутствии включает свое обаяние на максимальную мощность, заставляя женскую часть коллектива института кипеть от зависти и злобы и строить однозначные предположения об их отношениях.

Светлана же, очень быстро заметив, что Вадим общается с Ириной только в случае крайней необходимости, причем не напрямую, а через нее или Максима, более того, сама Ирина почти перестала у них бывать, задала прямой вопрос:

— Дим, что у вас с Ирой произошло?

— Ничего особенного, — Медведев, похолодев, понял, что придется-таки выкручиваться, и, чувствуя себя подонком, начал сочинять на ходу: — Просто я... Просто... Ну ты же знаешь, что у меня бывают припадки идиотизма, вот я и сказал, что ей хватит изводить себя, скучая по Сергею. Хуже того, сказал, что это временами похоже на игру на публику. Не знаю, какой черт дернул меня за язык!

— Дим... — Света укоризненно покачала головой и вздохнула.

— Ну, идиот я! Идиот!!! Еще этот долбаный Эльф вокруг нее увивается!