— Чем раньше, тем лучше, — морщась от почти забытого ощущения ментального давления, вызывающего резкую головную боль, ответил Антон. — Чего тянуть-то?

— Кота за яйца, — чуть слышно пробормотал Генка, выбираясь из кузова наружу, и громко добавил: — Покурю, пока стоим.

Медведев едва заметно дернул головой, разрешая перекур. Он не стал лезть с предложениями помощи, просто молча смотрел, как ловко Меньшиков управляется с мелкими "деталями". За обещанное им время Сашка, однако, свою работу не закончил, но через двадцать минут облепленный пластырем Антон втиснулся в кабину "КамАЗа" между ним и Вадимом, пересевшим за руль. Лева со спального места, где он хотел устроиться, был изгнан в кузов, и за спинами спасателей с картой угнездился Лас.

Следующие полчаса ехали в полной тишине. Медведев постоянно косился на Антона, но тот сидел с закрытыми глазами и не подавал никаких знаков, что "услышал" кого-нибудь из ребят.

— Нет, командир, пока ничего, — отвечая на вопрос, вертевшийся в голове Вадима, слегка пожал плечами Антон и добавил: — Я в порядке, Шурик меня держит.

После этих слов Усова Медведев заметил то, на что до сих пор не обращал внимания, — Сашка не просто так сидит рядом с другом, а держит его за руку, хитрым и, на первый взгляд, совершенно невозможным образом переплетя свои и его пальцы. Видимо, подкачка Антона энергией давалась ему не очень легко, потому что лицо парня было неестественно бледным и, что было совсем уж необычным, — он молчал.

— Давай, Димыч, и дальше двигаться в сторону того кишлака, куда у ребят крайний рейс был, — предложил Антон. — Там легче будет определить направление.

Медведев добавил скорость, и примерно через час они подъехали, конечно, не к самому селению, но к тому месту, откуда до него нужно было подниматься по разрушенному землетрясением горному серпантину.

— Наверх не проехать, — Вадим мгновенно оценил состояние дороги.

— И не нужно, — вместо Антона каким-то сонным голосом отозвался Сашка. — В том же направлении еще километров десять, — добавил он после небольшой паузы.

— Что с дорогой?

Медведев чуть повернул голову, и Лас тут же протянул спасателю карту.

— Двадцать километров дорога есть. Потом нет.

Но то, что можно было назвать дорогой, закончилось намного раньше; уже примерно через пятнадцать минут, когда "Камаз" проехал от силы километров пять, пошли такие ухабы и рытвины, что Вадим стал бояться за подвеску.

— Что-нибудь есть? — притормозив, спросил он, не зная, к кому же теперь обращаться — к Антону, смотревшему на дорогу остекленевшими глазами, или к Сашке, который словно бы спал, откинув голову назад.

Отозвался Меньшиков. Не открывая глаз, он ткнул пальцем в карту, которую командир пристроил на приборной панели.

— Нам нужно сюда, — все таким же странным голосом сказал Сашка.

— Кого слышишь? — Медведев даже вздрогнул от того, что призрачные ожидания наконец-то оправдались, ни на секунду не усомнившись, что Антон почувствовал пропавших ребят. — Дениса?

— Всех. Белова хорошо, Дениса плохо, Волкова непонятно.

То, что Антон сказал про Волкова, Вадима не удивило и особо не обеспокоило, это вполне естественно объяснялось тем, что летчик с Дальнего Востока и Усов общались мало, и ментальный слепок Алексея мог и не запомниться. А вот Денис вызвал беспокойство — неужели Антон плохо слышит товарища из-за того, что Зорин серьезно пострадал при аварии машины? Немного успокаивало одно — слышит, значит, живой, остальное — дело техники, нужно как можно скорее добраться до указанной точки и забрать ребят.

— Что здесь? — поинтересовался у Ласа Вадим.

Брат Ранила долго смотрел на карту, переворачивая ее то одной стороной, то другой, бормотал что-то себе под нос, но в конце концов сказал, что там, кажется, есть небольшое, всего несколько домов, селение.

— А дорога к нему есть? — в кабину заглянул Генка. — Как туда добираться-то? Это ж, вроде, в горах.

— Есть, — без особой уверенности ответил Лас, — не совсем там, но рядом. Только вернуться нужно. Вот сюда, — он ткнул пальцем в карту, — а потом, — палец поехал в сторону, — вот сюда.

— Елки-палки! — охнул заглянувший в кабину с другой стороны Лева. — Это ж полпути назад возвращаться!

Медведев озабоченно взглянул на спускавшееся к вершинам горной цепи солнце.

— Назад — так назад. Поехали в темпе, — с этими словами он забрался в кабину и спросил проводника: — Там дорога-то хоть есть?

— Проехать можно, — уклончиво ответил Лас.

Действительно, проехать по полупустынному плоскогорью можно было бы без особых затруднений, если бы не глубокие и широкие трещины, паутиной избороздившие почву. Сначала местность немного оживляли островки травы и какие-то низкорослые кустарники и небольшие группы овец и коз, которые обгладывали эту растительность. Людей, которые бы их пасли, нигде не было видно, но, видимо, присмотр за животными и не требовался. А чуть дальше какие-либо признаки жизни исчезли полностью, и пейзаж стал напоминать кадры из фантастических фильмов: в фиолетовом небе ртутной лампой висит ослепительно белое солнце и выжигает своей радиацией все живое на поверхности планеты, превращая ее в мертвую пепельно-серую пустыню, по которой гуляют небольшие пыльные смерчики, бесследно пропадающие в многочисленных трещинах.

Из-за этих трещин "КамАЗ" постоянно петлял по своеобразному лабиринту, образовавшемуся из-за землетрясения, часто двигался под прямым углом к намеченной цели, а то вовсе поворачивал назад. В лучшем случае, спасатели могли проехать по прямой около километра, а далее путь снова преграждала трещина, которую нельзя было преодолеть с разгону, как несколько раз делал Вадим, или осторожно перебраться по перекинутым через нее толстым доскам, припасенным хозяйственным Славой, и приходилось ехать вдоль нее, выискивая то место, где она сужалась до приемлемых размеров. Перебравшись через очередную трещину, Медведев останавливал машину, и то Сашка, то сам Антон указывали направление, в котором нужно двигаться дальше.

После очередной остановки Лева с Генкой и Славой не пустили Вадима за руль, при помощи психологического и физического насилия затолкав командира в кузов машины.

— Ты чо из себя семижильного строишь? На ... задницу рвешь? — шепотом орал на друга Середкин. — Кто тебя откачивать будет, если ...?

Нестеров же молча тащил Медведева в кузов, удерживая его, чтобы не вырвался, каким-то хитрым захватом. Ну а в кузове Вадим попал в медвежьи объятия Шевченко, который тут же сообщил заинтересованным лицам:

— Объект зафиксирован. Раньше, чем через два часа, не выпущу.

— Придурки, — пробормотал Медведев, действительно уставший до крайности, но не желавший никому, в том числе и себе, в этом признаться.

Но сопротивляться товарищам не было никаких сил, и стоило Вадиму оказаться на набитых чем-то относительно мягким тюках, куда его уволок Слава, как он отключился практически в ту же секунду.

Медведев пришел в себя от резкого толчка. "КамАЗ" стоял, ощутимо накренившись на правый борт, а снаружи доносились сердитые голоса Середкина и Нестерова.

На плохо гнущихся ногах Вадим выбрался из кузова и обнаружил, что наступила ночь. Единственным источником света на многие километры были фары "КамАЗа", но бесконечно длинные тени от них настолько искажали картину, что сидевший за рулем Генка не мог понять, что перед машиной — глубокая трещина, безобидная рытвина или продолговатая кочка — и резко затормозил в последний момент, когда правое переднее колесо уже провалилось в пустоту.

— Пошел отсюда!

Медведев без лишних церемоний выдернул Середкина из водительской кабины и выключил не только фары, но и подсветку приборной доски. Пока глаза привыкали к темноте, Вадим осторожно, опасаясь нарушить то странное состояние, в котором находились Антон с Сашкой, поинтересовался:

— Что там? С нашими?

— Все то же, — на этот раз ответил Антон.

— А ты?

— Так же.

"Иногда лучшие новости — это отсутствие новостей", — пронеслось в голове Медведева, а глаза уловили первые блики серебристого свечения, которое позволяло ему ориентироваться в полной темноте. Это пройденный лабиринт "подарил" Вадиму способность видеть в полной темноте, так же как сделал телепатом Антона, с той существенной разницей, что ноктолопия ничуть не мешала обычной жизни, проявляясь только в абсолютном мраке. Вот и сейчас свет от далеких звезд и далекое тускло-красное зарево на горизонте не помешали проснуться необычному дару, благодаря которому Медведев пусть в черно-белом варианте, но отчетливо видел все детали рельефа, даже те, на которые при ярком солнце глаз не обращал внимания.

— Лабиринт? — со слабой усмешкой, как показалось Вадиму, спросил Антон, уловив обрывки воспоминаний-видений, промелькнувших в сознании командира.

— Лабиринт, — кивнул тот, мгновенно поняв, что Антон имеет в виду, словно спасатель мог не только читать чужие мысли, но и передавать окружающим свои.

Середкин хотел что-то спросить, но остановился на полуслове, издав невнятное восклицание.

— Курить нельзя, — ответил на невысказанную вслух мысль Медведев, без телепатии догадавшийся, что нужно другу. — Ослепну.

Генка понял, что речь идет о ночном вИдении, а не о зрении вообще, тяжело вздохнул и спрятал сигареты в карман. Потом, не обращая внимания на их недовольное сопение, он утрамбовал Меньшикова с Усовым, боком втиснувшись в кабину, хотя мог бы с бОльшими удобствами устроиться в кузове.

И снова началось утомительное лавирование по пересеченной местности. То, что Вадим вел машину в кромешном мраке, откровенно тревожило всех, кроме Антона с Сашкой, "видевших" окрестности глазами командира. Шевченко с Нестеровым не захотели остаться в относительном комфорте кузова и предпочли выбраться на крышу "Камаза", где замкнутое пространство не давило на психику.

Лас же относился ко всему происходившему с поразительным спокойствием — герои сказаний древности и современных блокбастеров способны еще и не такое, поэтому повода для волнений нет, все идет так, как и должно идти.

Зарево на востоке постепенно становилось все сильнее, и вскоре из-за зубчатой линии горизонта выполз край огромной кровавой Луны, превратившей своим зловещим светом земное плоскогорье в красную марсианскую пустыню.

Медведев резко затормозил, потому что усиливавшееся с каждой минутой свечение мирного спутника Земли отключило его способность видеть в темноте, а в обычный режим зрение еще не перестроилось. Шевченко с Нестеровым, мужественно мерзшие в ледяной ночи высокогорья, от остановки не пострадали, потому что крепко держались за скобы на кузове, а вот Середкин приложился головой о какой-то выступ внутри кабины.

— Димыч, ты чего? — растирая стремительно растущую на лбу шишку, встревожился Генка, даже в темноте разглядев, как налились кровью глаза Медведева.

— Ерунда, пройдет, — Вадим несколько раз моргнул, потом зажмурился и с силой надавил ладонями на глаза. Через минуту он убрал руки и включил все фары, разогнав красноватый полумрак их сиянием. — Все, сейчас поедем дальше. Антон?

— На два часа левее вон тех грибов, — вместо друга ответил Сашка, показав на причудливое скальное образование, действительно походившее на компанию крепких боровиков, пробившихся из-под земли.

"КамАЗ" продолжил замысловатый путь, пробираясь по лабиринту трещин, которые по мере приближения машины к горной цепи, окаймлявшей плоскогорье, стали не такими широкими. Попетляв еще немного, спасатели въехали в ущелье, за которым, по словам Ласа, было то селение, где Антон "услышал" товарищей. Луна поднялась почти в зенит и потеряла мрачную окраску. Желтовато-белый диск давал почти солнечный свет, только более слабый, чем дневной, но достаточный, чтобы увидеть, что ущелье, в отличие от плоскогорья, наполнено жизнью — каменные стены покрывала густая растительность, в которой на разные голоса перекликались какие-то ночные птицы, потревоженные ревом двигателя.

Медведев остановил "КамАЗ" и выбрался из машины, разминая затекшую спину.

— Полчаса на отдых, — скомандовал он, вращая головой и чувствуя, как что-то противно хрустит в шее.

Кряхтя и потягиваясь, с другой стороны из кабины почти вывалился Середкин, за ним медленно, как во сне, кабину покинули Сашка с Антоном, следом выскочил Лас, а с кузова спустились Шевченко и Нестеров, промерзшие до такой степени, что не могли сказать ни слова в ответ на саркастическое замечание Вадима:

— Не знал, что у нас в конторе повальная клаустрофобия.

Далеко от машины никто отходил, опасаясь в смешанном свете луны и фар "КамАЗа" подвернуть на разбросанных по земле камнях ногу или, например, наступить на ядовитую змею. Кто курил, кто разминал затекшее от неподвижности и неудобной позы тело, все отходили от нелегкой поездки, благо место словно специально было предназначено для отдыха. В ущелье не проникал ни дневной обжигающий зной равнины, ни ночной леденящий холод полупустыни, теплый воздух был свеж и насыщен влагой, потому что недалеко от того места, где остановилась машина, негромко журчал ручей.

— Здесь кто-нибудь живет? — Вадим задрал голову, пытаясь разглядеть уходившие круто вверх стены ущелья.

— Люди — нет, — ответил Лас, — только...

Тот, кто жил в ущелье, имел совершенно непроизносимое имя, в сравнении с которым полное имя Мака, которое Генка услышал от Ранила, показалось бы короткой пренебрежительной кличкой.

— Дух больших камней, пастух облаков, страж небесных путей... Примерно так, если вкратце, — пояснил оживший на свежем воздухе Антон.

— Ты что, понимаешь эту тарабарщину? — удивился Медведев. — Это вообще по-каковски?

— Не то чтобы понимаю, — пожал плечами Антон, — но... В принципе, можно сказать, что понимаю. Просто... Ну, в общем, все люди думают одинаково, мыслям перевод не нужен.

— Круто! — восхитился Лева. — Так ты всегда всех понимаешь, кто бы на каком языке не говорил?

— Нет, — качнул головой Антон, — это слишком большой напряг. И вообще, на фиг они нужны — чужие мысли.

Чтобы путь через ущелье был безопасным, хозяина здешних мест требовалось умаслить подарком. Лас без долгих раздумий взял предложенную Середкиным пачку сигарет и полез на скалу, терявшуюся в потемках.

— Убьется, — констатировал Слава и включил мощный фонарь.

Круг света выхватил вырубленное в скале лицо или, скорее, морду, что-то среднее между человеком и змеем, с клыками, как у саблезубого тигра, и капюшоном изготовившейся к броску кобры, и небольшой уступ, на который Лас, как на полку, положил свое подношение.

— Так и знал, что здесь эти гады водятся, — пробормотал Слава.

— Красавчик, — хмыкнул Генка, разглядывая личину духа.

Потом, пользуясь тем, что к фонарю Шевченко добавились еще два, включенные Левой и Вадимом, и барельеф стал отлично виден, Середин вытащил из кармана телефон и сделал несколько снимков.

— Нельзя! Нельзя! — заметив вспышку, завопил и замахал руками Лас и, не удержав равновесие, кубарем скатился вниз.