— Прежде всего вы проиграли. В первую войну мы тоже были близки, но чем это кончилось? — Беллатрикс осеклась.
Если ее копия уже мертва, то она… что она тогда делает в этом саду? Она посмотрела на саму себя. На себя, пошедшую к Лонгботтомам, оказавшуюся в другом блоке Азкабана, и — уже очевидно — сошедшую с ума. Она живо представила себя в Отделе Тайн в роли Крауча. Образ визгливой истерички с раболепным взглядом вызвал у нее настоящий спазм отвращения. Волдеморт, каким она его помнила, презирал подхалимство.
— Если бы вы были моими дочерьми, я бы расставила вас по углам и заставила извиняться друг перед другом, — со стороны входа раздался еще один женский голос, мягкий, не сорванный воплями.
Белла машинально сдвинулась левее, и в беседку вошла третья Беллатрикс.
* * *
Третья волшебница чем-то неуловимо напоминала Нарциссу: то ли спокойствием, то ли осанкой, то ли характерным выражением лица. Мадам Малфой легко было принять за милую недалекую домохозяйку, для которой самая серьезная проблема — цвет занавесок в спальне. Вот только для того, чтобы выглядеть такой дурой, надо быть по-настоящему умной.
Белла знала, что Нарцисса в семидесятых вела массу дел Люциуса. Именно поэтому Темный Лорд и не предлагал младшей сестре Беллы метку. Всех устраивало, что Малфой мог целиком посвящать свое время Организации.
Вторая копия Беллатрикс выглядела ухоженной и какой-то… домашней. Ее лица не коснулся Азкабан. Именно не коснулся; Белла хорошо отличала тех, кто там не был, от тех, кто отъелся после нескольких лет в камере. Эта копия была чуть-чуть полнее двух волшебниц, уже стоявших в беседке. Она спокойно уселась и поправила широкие рукава мантии. Беллатрикс увидела чистое запястье без следов от кандалов.
— Сядьте уже обе, — сказала вторая копия. — Все, что сделано, уже сделано.
— Слушаюсь, мамочка, — презрительно произнесла первая копия и села на лавочку. — Тем более, что у нее все сделано в вашем вкусе…
— Тебе простительно так говорить, — заметила вторая копия.
Первая хмыкнула.
— Слушайте, объясните мне уже, что тут происходит? — заговорила Белла. Сформулировать свой вопрос по-другому она просто не могла.
— Объясняй, мамочка, — первая копия поднялась и направилась к выходу. — А мне пора по своим делам.
— Иди, — ответила Мамочка. Она говорила с извечным женским «ну делай, как знаешь, сама же виновата будешь».
Обе Беллатрикс проводили взглядом третью. Та медленно шла к дому. Белла на мгновение отвернулась; когда она снова посмотрела на дорожку, на ней уже никого не было.
— Вообще, она прошла свой путь до конца, — сказала копия. — Не ее вина в том, что выбирать особо не приходилось. В другое время, в другом месте, с другой ставкой все могло выйти иначе. Да ты и сама живое тому подтверждение.
— Думаешь? — спросила Белла.
— Знаю, — копия, которую называли Мамочкой, устроилась поудобнее. — Мы часто говорили про то, что было и то, чем все у нее закончилось. Но уж извини, тебе это знать пока нельзя. Ты спрашиваешь, что это? Это наш сон. А мы… уместнее всего сказать, что мы все — ты, я, она — один и тот же человек, некоторые моменты жизни которого сложились по-разному. Например, ты, когда сорвалась на Крауча, осталась в имении. Тебя осудили на десять лет. Посадили напротив Сириуса. А она пошла к Лонгботтомам со всеми и села пожизненно. Со всеми остальными. А дальше ты и сама догадаешься.
— А что же тогда представляешь собой ты? — прищурилась Белла. — Ты не приняла метку?
Копия молча подняла рукав мантии и показала черный знак.
— Кто я? Я — это ты. По меньшей мере, до свадьбы. Детство и юность у нас совпадают. Сходится и место работы, и свадьба. Не у всех так — у остальных, кого еще тут не было, жизненные пути разошлись с твоим гораздо раньше. Но у нас с тобой до семьдесят четвертого все одинаковое…
— Погоди-погоди, — перебила ее Белла, — сколько вас, остальных? И почему про меня тебе все известно?
— От нее, — Мамочка показала на дорожку, куда ушла копия. — Посмертие в сочетании со скачками по реальностям дает свои плюсы. Всего нас семеро, включая тебя. Но одна не придет — выпускнице Дурмстранга до наших британских событий дела нет. Еще одна… она совсем далеко от нас.
Белла помолчала и наклонилась к своей копии, подперев подбородок руками. Она приготовилась слушать.
— А наши с тобой пути разошлись в Канаде. Помнишь, когда Руди бросал на пол одеяло и строил из себя варвара? Конечно, помнишь, — обе Беллы ухмыльнулись. — Ты тогда выпила зелье, так?
— Ну да, — пожала плечами Беллатрикс. — Тетка Вальбурга еще долго удивлялась, почему я вернулась из медового месяца не беременной.
— Тетка Вальбурга родила сына в тридцать пять, после двух неудачных беременностей, — назидательно сказала копия. — Поверь, она слышала от семьи очень многое, особенно, когда родилась Нарцисска. Родить Сириуса ей было очень трудно. Так что я бы отнеслась к этому со снисхождением; для нее это крайне серьезный вопрос. Не то, что для нас, — копия хмыкнула. — Знаешь, я тоже сначала думала, что мы заведем детей после войны. Но потом задалась вопросом: «А почему бы и нет?»
— Я тоже им задалась, — сказала Беллатрикс.
— Но ты выпила зелье, а я нет. Я вернулась в Англию уже беременной, так что мне никаких вопросов никто не задавал. Но вся моя жизнь в Организации пошла не так, ты это прекрасно понимаешь.
— Вот поэтому она тебя звала Мамочкой.
— Нет, не поэтому, — копия засмеялась, почти как Андромеда. — У меня пятеро детей.
— Сколько?! — Беллатрикс судорожно сглотнула.
— Пятеро, — повторила копия.
* * *
— Страшно только первый раз и немного во второй. Потом привыкаешь. Мы с Руди не настолько близкие родственники, чтобы родить одного ребенка и облегченно выдохнуть, что это мальчик и он здоров.
Я родила Джастина весной семьдесят пятого. И это перечеркнуло все мое шасны попасть в боевое крыло организации. Ты ведь пришла к Долохову сразу после медового месяца? Руди воевал, Рабастан от него не отставал.
Что делала я? Работала вместе с Ноттом и Малфоем. Вела дела семьи. Воспитывала детей. В семьдесят шестом я еще нервничала; в семьдесят восьмом я сама хотела третьего сына. Темный Лорд еще говорил, что я приумножаю долю чистой крови.
Может, поэтому я и не оказалась в Азкабане вместе с мужем. У меня было пятеро детей и не было крови на руках. Двум моим младшим дочкам не исполнилось и трех лет. Может, поэтому мы не пошли по миру. Я была в курсе дел семьи. Я знала, как остаться на плаву.
О следующих пяти годах я бы не хотела рассказывать подробно. Ты знаешь, что такое аврорский надзор. Ты знаешь, как выбивают в Министерстве разрешение на свидание и посылки. Я хотела отправить Джастина в Дурмстранг — у меня не вышло. У Люциуса тоже. Наши дети пошли в Хогвартс. На Слизерин, конечно. Куда им еще идти? Кое-как мы смогли вздохнуть только тогда, когда ушел Крауч и часть старого министерства. С теми, кто пришел им на смену, можно было договариваться.
В свое время меня очень удивляло, как быстро министерство оказалось у нас на балансе. Мы делали деньгами то, что не могли раньше сделать силой. У тебя не было такого ощущения? Наверное, нет. Ты вышла из тюрьмы в девяносто втором и пришла на уже отлаженные Люциусом схемы. В моей реальности эти схемы построили мы с Люциусом.
Знаешь, иногда мне кажется, что два льва минус лев будет не лев, а сто опарышей. Все министерские принципы, вся их система чем дальше, тем больше шла по троллю. Даже не знаю, как это описать. Все было в порядке до лета девяносто четвертого.
— Фальшивый Волдеморт? — спросила Беллатрикс.
— Да, именно он, — сказала копия. — В твоей реальности, я знаю, они сидели дома у Крауча. В моей же — пришли ко мне.
— Они чем думали? — Белла отшатнулась.
Ее копия помолчала и поправила подол — типичным жестом Андромеды.
— Они и не думали, — сказала, наконец, Мамочка. — Скажи, когда ты поговорила с этим существом, что ты подумала? Что он сошел с ума? Что он показал свое лицо? Я тоже так думала. Но я была готова прятать их у себя дома. Женская привычка — думать «Он изменится». В конце концов, он обещал сломать Азкабан. Но ты права. Я не знаю, чем они думали, придя в дом, где кроме меня живет трое любопытных детей.
Белла помолчала.
— Я не очень доверяла Петтигрю и этой змее. И поставила эльфов последить за ними, — копия помолчала, собираясь с мыслями. — Когда мне донесли, что они обсуждают, не стоит ли наколдовать Обливейт на моих девочек… вот этот вот Петтигрю обсуждает, после того, как они мне рассказали, что стало с Бертой Джоркинс, — копия облизнула губы. — Ты знаешь, что сделает любая нормальная мать.
— Позовет помощь?
— Спрячет дочек и позовет сыновей. Я пришла к Джастину и Уолтеру. К моему второму сыну.
— И как же у вас получилось?
— Не спрашивай. Это все-таки было в моем доме и доме моих детей. К тому же, мы были не одни. Страшнее всего было со змеей, — Мамочка помолчала. — Знаешь, мне даже иногда неудобно. Я ощущаю, что очень легко отделалась — вы обе отсидели, я нет. Одна мертва, у тебя все еще не ясно, а я сплю дома, рядом со мной сопит Рудольфус, и завтра я опять буду вязать для него носки. Ты-то понимаешь.
— Руди выпустили?
— Мы этого добились. Нам это было можно после того, как мы предъявили Крауча.
— А что со змеей? — спросила Белла.
— Я не могу сказать, — копия поскучнела и отвела взгляд. — Мы не можем влиять на чужую реальность. Я просто не смогу это сказать, прости. Даже намеком.
— Ну скажи тогда, что с Сириусом? — вздохнула Беллтрикс.
— Жив и оправдан. Больше, уж прости, не знаю. Вроде женился на ком-то из своих. Подробнее я не знаю, — копия пожала плечами. — Я давно Лестрейндж, не Блэк. И с Сириусом мы почти не общались, так что его дела мне неинтересны. Хотя это не самое худшее, что может быть. Та, — кивок в сторону выхода, — его убила.
Беллатрикс скривилась от омерзения.
— Знаешь, иногда я думаю — что может настолько изменить человека? Волдеморт все-таки не был таким, каким вернулся…
— …Или притворялся.
Третьей своей копии Белла уже не удивилась.
* * *
Эта Беллатрикс выглядела, как бедная родственница. Вместо роскошной мантии на ней было платье с коротким рукавом. Не вызывающее. Просто платье до колена, отчетливо маггловское. Белла посмотрела на копию; волосы пучком, туфли на босу ногу — эта женщина будто только что выбралась с кухни. Разве что передника не хватало. Белла покосилась на ее руку — метки не было.
— Или притворялся, тебе виднее, — сказала Мамочка.
— Безусловно, — новенькая повернулась к Беллатрикс. — В конце концов, я с ним жила двенадцать с лишним лет.
Белла почувствовала, что скамейка плавно покачнулась. Она увидела себя обезумевшей в тюрьме. Увидела себя матерью пятерых детей, почти что Нарциссой Малфой. Кем она сейчас себя увидит? Андромедой?!
— Тринадцать… — Беллатрикс прикинула в уме год. — Так это что получается?
— Знаете, дамы, — Мамочка поднялась с места. — Я лучше вас оставлю. Эта история мне знакома.
— …А еще ты будешь переживать, что ощущаешь себя везунчиком, — прокомментировала новенькая. — Это тоже известно.
— Ну да, — леди Беллатрикс Лестрейндж вышла из беседки. Белла не стала провожать ее взглядом — и так понятно, что она исчезнет.
Вместо этого она посмотрела на ту свою копию, что жила с Волдемортом.
— Ты тоже все знаешь про меня? — спросила она.
— Ну да, — пожала плечами копия. — Знаю. И знаю, что твой следующий вопрос будет таким: «Расскажи про себя». Ведь так? Каждая из нас, едва услышав, что я жила с Волдемортом, начинает представлять себя его супругой, — копия закинула руки за голову и откинулась назад, на край беседки. — Хотя, как видишь, ни кольца, ни метки у меня нет.
— Я вижу, — согласилась Белла. — Хотя ты должна была переехать к нему в шестьдесят девятом, то есть сразу после Хогвартса, если я ничего не путаю… он что, согласился?
— Не совсем, — покачала головой копия. — Но ты верно все поняла, он исчез в восемьдесят первом, в Хеллоуин. Это всегда повторяется, в какой бы реальности ни было дело. Даже не знаю, что менялось в том самом разговоре; может, я сильнее просила, может, что-то еще, но я была готова перебраться к нему в восемнадцать, и он не возражал, правда, все равно все пошло не так.
Белла внимательно слушала, но ее копия ненадолго сделала паузу.
— Ты ведь была хорошей девочкой и не попадала ни в какие истории? — дождавшись кивка Беллы, копия продолжила со смешком. — Не то, что я. Так что летом после Хогвартса я просто сбежала из дома с чемоданом. Как сейчас помню вечер, дождь, двухэтажный дом и лицо Волдеморта, когда он открыл дверь.
* * *
— …Наверное, я была счастливой. Первый год так точно. Без ложной скромности, я превратила берлогу в человеческое жилье. Начала нормально его кормить. Помогала ему. Ты сама все это знаешь и делала в свое время. Все-таки ты была замужем. А я — нет. Ни метки, ни кольца у меня не было. Но я была влюбленной, глупой и счастливой. Мне хватало чувствовать себя его женой.
Ты же успела поработать взломщиком заклятий? Я тоже. Он приносил на дом интересные вещи. Не могу сказать, что была домохозяйкой. Я ломала проклятия на артефактах, переводила периодику, иногда конспектировала для него. Но я слишком поздно поняла, что не стану ни его женой, ни полноценным членом его организации. Забавно, но ты, не жившая с ним в одном доме, стала к нему ближе. Наверное.
Потом я долго пыталась понять, что меня держало в том доме. Может, страх — трудно просто так взять и уйти от Волдеморта. Трудно остаться одной. Ты знаешь это по Андромеде — ей пришлось не так просто даже с мужем. В моей реальности, правда, Андромеда — леди Лестрейндж. Может, меня держала эта женская вера в то, что он изменится. Не знаю. Мне хочется верить, что это все-таки была любовь.
В семьдесят четвертом я снова была счастливой. У меня накопилось, наболело, я набралась смелости и откровенно поговорила с ним.
