— О, разумеется, Альбус позаботился, чтобы мальчик достался предателям крови, — прошептала Беллатрикс, со злобой гася окурок.
В лучшем случае Дамблдор вывел мальчика из игры чистокровных. Белла догадывалась, что Гарри грозила нешуточная опасность. В худшем же раскладе у директора есть свои планы на Поттера, и эти планы уже вовсю осуществляются: Гарри общается с нужными Дамблдору людьми, водит дружбу с грязнокровками, ничего толком не знает об истории волшебного мира, а значит, будет верить тому, что ему скажет все знающий и понимающий директор.
Белла откинулась на спинку кресла, вспоминая окружение Поттера. Рыжие Уизли, полугигант, грязнокровка и магглы. Достойная наследника Поттеров свита; лицо грязнокровки освежило в памяти Беллатрикс беседу восьмилетней давности.
* * *
— ...Ага, и поэтому их надо всех убить. Отличная логика, Беллс! Браво!
— Да никто не собирался резать всех грязнокровок! — огрызнулась Беллатрикс.
— Беллс, — устало произнес Сириус. — Ты серьезно пытаешься меня в этом убедить? Ты сводки помнишь? Магглы или магглорожденные. Хорошо, я даже поверю, что вы не хотели их перебить, но есть очень простой вопрос.
— Ну?
— Как насчет той же Лили, например? Очень сильная ведьма, хоть и из магглов.
Беллатрикс тяжело вздохнула.
— Бродяга, ты не понимаешь всей ситуации. Да, может быть, магическая сила определяется не только кровью...
Сириус грубо заржал.
— Ma Belle, леди Вальбурга Блэк взорвалась бы, услышав ваше высказывание. Прости, продолжай.
— Тетка могла бы и принять Метку, а не говорить что-то воодушевляющее, оставаясь дома, — Беллатрикс непринужденно оперлась на горизонтальный прут решетки, как на ограду балкона. — Кровь, мой заблудший кузен, означает прежде всего воспитание и память. То есть то, что тебе очень трудно осознать.
В полумраке Белла видела, как Блэк закатил глаза, предвкушая лекцию.
— Ты не видел, как смотрели на Хогвартс грязнокровки, — ведьма подалась вперед, будто и не было между ней и кузеном никакой решетки. — Ты застал их тогда, когда они боялись вслух вымолвить имя Лорда! А я видела их еще до того, как приняла метку! Я видела этот наглый взгляд невежды, который представления не имеет о нашем мире, но считает, что ему все уже известно! Ты такими их видел?!
— Нет, не видел, но нам пора прекратить, — в коридоре явно дохнуло холодом. — Дементоры идут. Лезь на топчан, Беллс, пока ничего себе не отморозила!
* * *
Нормально уснуть у Беллы этим вечером не получилось. Чуть ли не час она ворочалась в кровати; в голову лезло всякое, начиная от удивленного лица Драко и заканчивая торжественно плывущим по коридору дементором. Ведьма ощущала странное, неприятное предчувствие, не дававшее ей заснуть, пусть даже и с кошмарами.
Беллатрикс привыкла за эти месяцы рано вставать и рано ложиться спать; еще не было такого, чтобы сон не шел так долго. В конце концов, она мысленно плюнула на распорядок дня и прямо в пижаме отправилась в кабинет. Можно было выпить зелье сна без сновидений, но то же самое предчувствие подсказывало, что этого делать нельзя ни в коем случае. Ведьма решила, что лучший способ борьбы с бессонницей — не бояться нагружать себя работой. Белла уселась за стол и принялась за перевод очередной статьи.
Министерская сова застучала в окно, когда Беллатрикс почти добралась до половины. Крупная птица принесла целых три официальных письма с печатями департамента магического правопорядка. Быстро откупившись от птицы, Белла уселась в кресло и принялась распечатывать конверты дрожащими руками.
Первое письмо было отказом на прошение о свидании с Сириусом. Лестрейндж ждала подобного, но письмо все равно подействовало на нее как пощечина. «Интересно», — мрачно подумала Белла. — «Люциус знал о моем запросе или нет?». Мысль, о том что свояк приложил руку к этому отказу, Беллатрикс вполне допускала.
Второе письмо оказалось разрешением на свидание с Рудольфусом. Беллатрикс радостно раскрыла третий конверт и тут же выпустила его из рук. Сухим, официальным тоном ей сообщали, что лорд Рудольфус Лестрейндж скончался в ночь на двенадцатое августа. Не до конца понимая, что она делает, Беллатрикс подняла письмо и перечитала текст. С одной и той же совой ей разрешили увидеть мужа и сообщили о его смерти.
Держа в руках обе бумаги, Беллатрикс ощутила противную дрожь.
— Идиотизм, — прошептала вдова. — Какой идиотизм...
Белла рассеянно осмотрела комнату. Ее взгляд наткнулся на коробку, которую она подготовила для посылки. Белла часто заморгала и вскочила из кресла. Коробка вздрогнула от пинка.
— Вон! — крикнула Беллатрикс, когда рядом возник встревоженный домовик. — Пошел вон!
Боль в ноге ненадолго отрезвила ее. Ведьма села прямо на пол, обхватив себя руками.
— Какой идиотизм, — повторяла она, как мантру. — Мерлин, какой идиотизм...
Если бы Белле прислали просто извещение о смерти мужа, она бы еще смогла не сорваться. Но разрешение на свидание с покойником окончательно выбило ведьму из колеи; не в силах больше сдерживаться, она всхлипнула и секундой позже заревела в три ручья.
Сколько она так просидела — Беллатрикс не знала. За окном было уже совсем темно, когда она добралась до кровати и залпом выпила дозу сонного зелья.
VII. Когда гаснут звезды
На гобелене рядом с ее именем больше не было фамилии Лестрейндж. Волшебное полотно изменилось в точном соответствии с условиями брачного котракта. Скорее всего, это произошло еще вчера, но ведьма за прошедший день просто не заглядывала в гостиную и не могла увидеть изменений родового древа.
Беллатрикс с поразительной отчетливостью видела на гобелене детали, на которые раньше не обращала внимания: листочки на ветвях родового древа; оформление портретов; сходство одежды и головных уборов у отца и деда. Этот интерес к мелочам оттягивал на себя ее внимание; он и дурман от зелья не давали Белле сосредоточиться на произошедшем. Сейчас Беллатрикс меньше всего думала о Рудольфусе Лестрейндже как о человеке, бок о бок с которым она десяток лет жила и воевала. Мысли о годах мужа в Азкабане тоже не приходили ей в голову. Белла воспринимала произошедшее как что-то необычайно уродливое в своем идиотизме, что вдруг ударило ее жизнь и вызовет самые разнообразные последствия.
С тех пор как они последний раз видели друг друга, прошло десять лет. Их брак устраивали родители; чувствами жениха и невесты и Блэки, и Лестрейнджи интересовались мало. И все же между ними было что-то большее, чем расчет и общий дом; их крепко связала война, Лорд и общий враг. Может, между ними и не было любви, но было уважение и дружба. Беллатрикс так и не смогла уйти в дом, как Нарцисса; она осталась в строю почти до самого конца. Тогда, в семидесятых, все казалось настолько незыблемым, что к неудовольствию родителей молодые Лестрейнджи заявляли, что успеют завести детей после победы. Прошло полтора десятка лет; не было ни победы, ни свекра, ни мужа и Белла могла только гадать, какими бы оказались их дети.
На миг ей пришла в голову мысль, дикая в своей ненормальности: как жаль, что Рудольфус не взял ее с собой; тогда бы их осудили вместе и Беллатрикс оказалась бы с супругом, а не напротив кузена-лоботряса. Она бы не дала Рудольфусу умереть, не дождавшись возвращения Темного Лорда. Но муж решил иначе. Он отправился к Лонгботтомам без нее, пойман был без нее, без нее был осужден и умер, так и не встретившись с супругой.
Из-за сонного зелья Беллатрикс очнулась на несколько часов позже, чем обычно; она проспала и завтрак, и прием одного из лекарств. Когда ведьма разлепила глаза, за окном был уже полдень. Снадобье до сих пор не выветрилось окончательно; даже когда Белла через час пришла в гостиную, ее не покидало ощущение, что уши заложены ватой. На секунду ей захотелось послать Кикимера за огневиски, но Белла сделала над собой усилие и промолчала. «С алкоголя похмелье, с похмелья еще хуже», — подумала она, усаживаясь в кресло.
Беллатрикс хотела что-то сделать, что-то предпринять, и понимание, что сделать уже ничего нельзя, тяготило ее. Все, за что она пробовала взяться, валилось у нее из рук; единственное, что Белла смогла сделать — пересчитать еще раз все, что она собрала в посылку для Рудольфуса. Ближе к вечеру, когда дурман уже рассеялся, прибыла еще одна сова. Волшебница отвязывала конверт дрожащими руками; она ожидала от письма чего угодно.
Но на сей раз Беллатрикс всего лишь извещали о предстоящем вскрытии завещания, содержание которого она могла изложить, даже не заглядывая в документ.
* * *
Она оказалась единственным заинтересованным лицом: живых близких родственников, кроме жены и младшего брата, у Рудольфуса не было, Рабастан прибыть не мог по уважительной причине. «Если Рабастана вообще волнует завещание», — отметила про себя Белла, слушая монотонный голос клерка. Чиновник зачитывал профессионально уставшим голосом длинный свиток, содержание которого вмещалось в две фразы. Отдать Беллатрикс приданое и выпроводить из рода. Рабастану отдать все остальное.
Наконец, перечисление завершилось, и Беллатрикс смогла пробежаться взглядом по протоколу.
…Во владение сейфом и недвижимостью семьи Лестрейнджей вступает единственный наследник — Рабастан…
…Согласно статье такой-то брачного контракта, вдова отстраняется от наследования имущества семьи Лестрейндж…
…Согласно статье сякой-то брачного контракта, вдове возвращается ее девичья фамилия…
Беллатрикс дочитала свиток и взялась за перо, чтобы подписать протокол. Перо уже прикоснулось к бумаге, когда Белла на миг застыла и размашисто вывела «Блэк». Однако, получив документ назад, чиновник не успокоился.
— Теперь, леди Блэк, по действующим нормам права вы признаетесь главой рода Блэков… — клерк сделал паузу.
Несмотря на не располагающую к юмору обстановку, Беллатрикс задумалась: интересно, изображал бы этот чиновник Биннса, например, перед Темным Лордом? Но в следующий миг ей стало совсем не до смеха.
-…Следовательно, в отношении вас применяется ряд пунктов завещания Кигнуса Блэка…
* * *
Поздним вечером Беллатрикс вновь стояла перед гобеленом. Двойная линия, которая связывала ее портрет с Рудольфусом Лестрейнджем, была разорвана. По всей видимости, родовое древо вновь изменилось, когда Белла поставила свою подпись под протоколом. «Хорошо, что я вовремя догадалась», — подумала волшебница, рассматривая свой портрет. Проверять, что стало бы с гобеленом, подпишись она как Лестрейндж, Белле не хотелось. Ведьма аккуратно коснулась ткани кончиками пальцев. Гобелен был неожиданно теплым; когда она дотронулась до древа в мае, еще при живом муже, полотно было ощутимо прохладнее.
Возвращаясь из «Гринготтса», Белла призналась себе, что давно была готова к такому повороту событий. Можно было сколько угодно придумывать себе оправдания, но она не отправилась в поместье Лестрейнджей из-за страха быть внезапно выкинутой из дома.
Тонкие женские пальцы скользнули по гобелену вверх и вправо, там, где под прорехой с обгорелыми краями было написано «Андромеда». Это сестре, сбежавшей с грязнокровкой, Белла была обязана рядом условий в брачном контракте. Относись Дромеда серьезнее к семейным традициям — Беллатрикс носила бы фамилию Лестрейндж даже после смерти мужа. Невероятная ирония: предательство семейной крови привело к тому, что в семью Блэков вернулась ярая поборница семейного кодекса.
Беллатрикс хмыкнула, оценив черный юмор ситуации, и коснулась ленты с именем отца. Кигнус Блэк ушел из жизни через два года после деда Беллы, Поллукса. И лишь несколько месяцев он не дожил до освобождения дочери. Имение Кигнуса и Друэллы Блэков отошло Нарциссе Малфой. Глядя на отцовский портрет, Белла вспомнила, как давным-давно, когда она только сдала СОВ, отец в минуту откровенности пожалел, что Беллатрикс не родилась мальчиком.
У ведьмы было десять лет, чтобы основательно подумать над взаимоотношениями внутри семейства. Вспомнить многое и сделать определенные неутешительные выводы. Блэки всегда ценили чистоту крови и магическую силу, но к Темному Лорду примкнули лишь двое волшебников из младшего поколения. Даже выжигание Андромеды с семейного гобелена было инициативой Вальбурги, но не Кигнуса и не Друэллы. Чем дальше, тем сильнее Беллатрикс укреплялась во мнении, что все старшие Блэки терпеливо выжидали. Но при этом, будучи связанными семейной политикой, не одергивали Беллу с Регулусом.
Возле отца на гобелене примостилась Вальбурга, дочь младшей ветви Блэков и рупор семейных ценностей. Если в юности Беллатрикс относилась к тетушке с большим почтением, то в Азкабане восхищение сменилось разочарованием. Убеждения Беллы привели ее к Черной метке и борьбе за идеи, в которые она верила. Убеждения Вальбурги выражались через нотации и словесное одобрение. Общаясь с Сириусом, Беллатрикс пришла к выводу, что тетушка просто дорвалась до власти, выйдя замуж за Ориона Блэка. Дорвалась и старалась быть большей слизеринкой, чем сам Салазар. Но все же тетка завещала Беллатрикс дом и блэковский сейф, которым распоряжались Орион с Вальбургой.
Теперь Белла смотрела на старшую ветвь рода. От Вальбурги шла двойная линия, ведущая к Ориону Блэку. К отцу лоботряса Сириуса и тихого мальчика Регулуса. Белла запомнила дядю как очень тихого и спокойного человека, надежно задавленного каблуком голосистой жены. Орион скончался всего лишь в пятьдесят лет, в тот же год, когда пропал Регулус. Глядя на дату смерти дядюшки, Беллатрикс вспомнила лицо отца, когда она продемонстрировала ему метку.
Выше Ориона располагался лорд Арктурус Блэк, переживший и брата, и сестру, и сына, и невестку, и кузена, и одного из внуков. Поллукс, Арктурус и Кигнус Блэки ушли из жизни с интервалами в один год. Со смертью Кигнуса не осталось ни единого Блэка мужского пола, изображенного на гобелене.
Беллатрикс сделала пару шагов назад, чтобы видеть все родовое древо, начинавшееся с Финеаса Найджелуса. Блэки вели свою историю за столетия до того, как был сплетен гобелен. Но даже тот крошечный фрагмент, что был запечатлен на стене гостиной, поражал воображение. Директор Хогвартса, кавалеры Ордена Мерлина, депутаты Визенгамота. Все, как на подбор, властные, богатые, могущественные аристократы. Древнейший и благороднейший род Блэков в лучшие годы не уступал по богатству даже таким денежным мешкам, как Малфои. Теперь же слава ушла с тремя последними Блэками, а богатство растащили все, кто успел породниться с семейством.
Поместье Арктуруса и большая часть средств достались дочери, имение Кигнуса Блэка — Нарциссе. Теперь Беллатрикс знала, что отец особо оговорил в завещании случай, если Белле вернется девичья фамилия. Или, что вернее, когда к Белле вернется девичья фамилия. На что именно надеялся отец, завещав ей приличную сумму, Беллатрикс не знала.
