— Почему? — пробормотал Гарри.
— Что? — Люпин повернулся к нему. — Прости, Гарри, я не расслышал?
— Что мне делать теперь, когда из-за меня погиб Хагрид. И Фред. И Чу! Профессор, я не смогу так больше жить! Из-за меня умирают люди! Умирают мои лучшие друзья! Почему я не умер сам, почему?! Я больше не могу... Я сам хочу умереть! — Гарри затрясло, как в лихорадке, и он бросился на траву, отчаянно колотя кулаками по земле. Истерика застигла его и скрутила, как куклу, распространяя колючие волны горечи и боли в сердце. Зачем теперь жить? Зачем все это?
Люпин медленно погладил Гарри по плечу. Его рука была такая теплая и надежная.
— Сынок, мы часто вынуждены терять своих друзей и близких. Но если их смерть отравит нам жизнь, разве мы сможем бороться дальше, чтобы помочь выжить другим? Хагрид бы не хотел, чтобы ты так мучился. Он бы просто сказал: "Жизнь, Гарри, это классная штука, но коли уж нам на роду написано помереть, так помрем же с честью, чтобы нас не жалели, а гордились нами".
Гарри посмотрел на человека рядом с собой. Молодое еще лицо изборождено тяжелыми глубокими морщинами. Римус Люпин тоже терял друзей, родных, надежду. Болезнь, казалось, обрекла его на вечное одиночество. Но он был все еще жив, и если он тоже стал членом Ордена Феникса, то, значит, нашел какую-то цель, к которой стремился. Человек, один раз в месяц становившийся зверем и прятавшийся от людей, чтобы не давать воли своим кровожадным инстинктам, в те дни, когда луна не причиняла ему боль, искал любую возможность спасать жизни от Зла. Это продолжается много лет. Почему же он, Гарри Поттер, валяется здесь, как тряпка, и воет, и хочет умереть, когда от него ждут совсем другого.
Люпин тоже, вероятно, думал об этом, потому что сказал:
— Гарри, много лет твое имя было словно написано на знамени, которое трепетало над всем волшебным миром. А теперь, когда это знамя нужно развернуть и идти с ним в бой, ты плачешь? Ты призываешь смерть? Я понимаю, ты не хочешь, чтобы из тебя сделали икону, потому что ты другой. Ты — обычный мальчик. Но настали времена, когда дух сможет поднять только чувство того, что мы — вместе идем под знаменем, на котором написано имя Гарри Поттера. Я не рассказывал тебе никогда о твоем отце. О его тайне. Ты, думаю, должен знать, тогда ты поймешь все, что происходит вокруг, и примешь это по-другому. Джеймс был...
— Потомком Годрика Гриффиндора, — пробормотал Гарри. Люпин был удивлен.
— Значит, ты знаешь? Сириус сказал? Его всегда это забавляло, он не понимал, что человеку трудно жить, будучи идолом, воздвигнутым над толпой. Сириуса смешило то, что Джеймс при всем при этом ухитрялся оставался человеком, хотя у него была удивительная способность вести людей за собой, которая встречается только у истинных вождей. По мнению Сириуса, можно было быть либо наследником Гриффиндора, либо Джеймсом Поттером. Мы всегда смеялись над их спорами. Я и... Петтигрю, — голос Люпина померк.
— Я понял, — Гарри смотрел на озеро. — Нужно быть сильным. Я... постараюсь, сэр.
— Джеймс бы сказал тебе, сынок, что надо не стараться быть сильным, надо просто быть им, — профессор Люпин похлопал Гарри по плечу и помог ему встать. — Можешь звать меня Римусом, Гарри. Пойдем, Сириус, наверное, уже там с ума сходит от беспокойства.
Огромный черный пес вставал на задние лапы, чтобы разглядеть Гарри с вершины лестницы. Рядом виднелось исплаканное лицо Минервы МакГонаголл.
— Как Северус, профессор? — Люпин подтолкнул Гарри к несущемуся к ним громадному псу. — Плохо?
— Нет-нет, Римус, профессор Снейп жив, хотя ему понадобится железная выдержка, чтобы вылечиться. Это очень болезненно, и к тому же доктора у нас... Поттер! С вами все... о, Мерлин, вам скорее нужно...
— В больницу? — пробормотал Гарри. — Там все равно некому мне помочь. Как мадам Помфри?
— Так вы поняли, Поттер? — брови профессора МакГонаголл поднялись до самых волос. — Что ж, Поппи Помфри сейчас в очень тяжелом состоянии. Проклятие Подвластия годичной давности и сильное заклятие Забвения. Только так можно было заставить ее, человека, который спасает жизни, сделать что-то, чтобы навредить ученику или...
— Убить? Но она вовсе не хотела меня убить, профессор, — Гарри устало прислонился к теплому собачьему боку Сириуса. — Просто покалечить достаточно сильно, чтобы меня отправили в больницу Святого Манго. Весь год она пыталась. Сперва заколдовала мою метлу, а я, не зная, отдал Всполох Чу. Потом дала мне лекарство в больнице. А когда приехал доктор Бладштейн, то он дал мне Жидкое Зло.
Профессор Люпин задумчиво кивнул каким-то своим мыслям.
— Поттер, не думайте сейчас об этом, — отрезала профессор МакГонаголл. — В больнице сейчас оказывают помощь другим членам Ордена, пойдемте, вам нужно залечить порезы, вон, у вас до сих пор все руки в крови.
— Это точно, — шепотом ответил Гарри. Сириус привстал на задние лапы и по-собачьи обнял его, лизнув в щеку. Эта нежность с его стороны показалась Гарри несправедливой. — А где же все ученики, профессор? — оглядевшись, Гарри внезапно сообразил, что в Хогвартсе нет ни единого студента. — Экзамены же должны были закончиться только сегодня, а результаты бы объявили через неделю. Почему никого нет?
— Вы не все знаете, Поттер, — скорбно поджала губы профессор Трансфигурации. Она сразу стала похожа на обычную маленькую старушку, вся ее величественность с нее слетела, осталась лишь ужасная усталость и тщательно скрываемый страх. — Оценки за несданные экзамены будут выставлены по результатам года. После гибели ваших друзей, м-мистера Уизли и мисс Чэнг, в общем, в тот же день в газетах появилось сообщение... Впрочем, вы и сами скоро все узнаете. Директор Дамблдор сказал, что лично поговорит с вами.
Больница была заполнена до краев. На всех койках сидели люди. Гарри вытянул шею, пробираясь сквозь толпу, но нигде не мог найти Рона, Гермиону или мисс Эвергрин. Пахло самыми невероятными отварами, резко свербило в носу от приставучего запаха валерьянки и корня красавки, но все благоухания перебивались омерзительно стойким ароматом Скелероста. Видимо, сломанные и искалеченные кости были основной проблемой сидящих и лежащих здесь членов Ордена. Одна из коек прогибалась под весом бледного и усталого Бенджамина Иррегус-Штрауса, обе его руки были обмазаны какой-то липкой желтой дрянью, издававшей сильный запах касторки. Он откинулся на подушки и, казалось, спал с открытыми глазами. На другой, сидя, беседовали профессор Флитвик и профессор Джонс: маг, обожавший джинсовые мантии, сейчас был по пояс обклеен кружочками синего липкопластыря, от чего казался каким-то диковинным чудовищем в горошек. Левая щека у него сильно опухла. Профессор Флитвик махал над ней палочкой, но пока безрезультатно.
— Профессор, простите, — Гарри подошел к лежащему на кровати Элджернону Джонсу. Профессор Флитвик приветливо кивнул ему и отошел. — Профессор Люпин сказал, вы переправили сюда моих друзей, Рона Уизли и Гермиону Грэйнджер. Вы не знаете, где они, сэр?
— А, Гарри Поттер, — профессор устало поморщился, говорить ему из-за поврежденной щеки было сложновато. — С ними уже поговорил директор, и ваш декан повела их в гостиную. Смелые у тебя друзья.
— Да, сэр, — Гарри нервно сглотнул. Рон, родной брат которого погиб из-за Гарри, понесся его спасать, забыв обо всем. Гермиона тоже рисковала своей жизнью. У него были отчаянно смелые друзья. — С ними все в порядке, сэр? Они не были ранены?
— Нет, Гарри, все хорошо. Думаю, профессор МакГонаголл дала им Сонного Зелья, чтобы они немного успокоились, — профессор Джонс откинулся на подушки. — Я видел Магическую Стену. Говорят, ты сам ее создал. Верно?
— Верно, сэр, — у Гарри от усталости подкашивались ноги.
— Очень хорошая работа, — серьезно похвалил его бывший слизеринец. — Ты неплохо потренировался.
— Я не тренировался, сэр. Просто один раз видел, как мисс, то есть, профессор Эвергрин построила такую стену. В тот момент я подумал, что это единственный выход и попробовал сделать так же.
— Значит, у тебя талант, Гарри. Такой талант нельзя растрачивать зря, — Элджернон Джонс пристально посмотрел на Гарри. — Думаю, сегодняшний день тебе надолго запомнится.
— Это правда, сэр. Я потерял...
— Я говорю не о потерях, Гарри, а о приобретениях, — профессор Джонс, как самый настоящий слизеринец был прагматиком. — Опыт никогда не дается даром. Часто он приобретается в страданиях. Ты меня понимаешь?
— Да, сэр, — послушно ответил Гарри, думая только о том, где профессор Эвергрин. На самом деле он уже не слушал Джонса.
В углу хрупкая Инь Гуй-Хань сосредоточенно мешала деревянной ложкой какое-то ядовито-желтое зелье и морщилась, когда капли кипящего отвара допрыгивали до ее обожженных рук. Отвар нестерпимо вонял чесноком. Несколько усталых людей в изорванных мантиях с надписью на спине "Министерство Магии" беседовали с Дикоглазом Моуди посреди больницы, создавая изрядный затор. Слышались их громкие возгласы:
— Он валялся там, как труп, говорю вам! И рядом лежала эта змеиная шкура, в жизни не видел кобры размером с анаконду!
— Фудж, думаю, уже послал сову Дамблдору. Старый придурок скоро приползет просить помощи.
— Мальчишка молодец! Это же надо так ловко создать Защитную Магическую Стену за какую-то секунду.
— Жаль Рубеуса. Только вчера, кажется, я его чуть не арестовал за нелегальный ввоз огнекрабов. Какой был человек!
Старый аврор тоже громко что-то вещал, изредка с шипением выдирая из ладони кусочки острого стекла. Один из его подчиненных колдовал над другой его рукой, но Аластору Моуди все было не по нраву.
— Где моя девочка? — нервно осведомлялся он каждые пять секунд. — Куда она делась? Она может это делать совершенно безболезненно, в отличие от вас, Кешифр, — Моуди сварливо дернул рукой. — С ней все в порядке? Ей нужно чесночного зелья, она же одна положила этих тварей столько же, сколько мы все вместе взятые! Да отстаньте вы! — зарычал он на знакомую Гарри старушенцию с высоко взбитой прической и неизменными розовыми цветочками на локонах, совавшую ему уполовник с желтым отваром Инь. — Я же сказал, Брюнхильда, что возьму отвар только из рук мисс Эвергрин! Куда она подевалась, я спрашиваю?
— Мисс Эвергрин сейчас в подземелье, лечит профессора Снейпа. Он очень серьезно ранен, — один из авроров Моуди покачал головой. — Профессор Дамблдор только что оттуда. Он хотел поговорить с вами, сэр...
— Сейчас, сейчас, Бода, погоди, выпью немного водки для восстановления нервной системы и пойду побеседую со стариной Дамблдором. Мерлинова лысина, как же это магловское зелье хорошо помогает! Куда лучше всей нашей вонючей гадости! Кстати, у девочки было что-то с ногой, ей самой надо вылечиться сперва, а потом браться за этого...
— Я дальа ей Скьелеростьа, сэр, — прозвенел голосок Инь. — Оньа сказьала, чтьо с ньей всье в порьядке.
— Нельзя было отпускать ее одну, нельзя! — вострубил Дикоглаз. — Нет, что за девчонка, мое воспитание, мое! А, Поттер! Ты здесь, хорошо, хорошо. Сейчас мы с тобой вместе пойдем к директору, он хотел тебе что-то сказать, но... А это твоя собака, да?
— М-да, это Шлярик, мой пес, — Гарри автоматически притянул к себе Сириуса за загривок.
— Выведи его из больницы, он здесь напустит блох, — распорядился Моуди. — И дай-ка я тебе подправлю ладони. Протяни руки, — он забурчал что-то над свой старой щербатой палочкой, периодически взмахивая над гарриными руками. Раны затянулись. Сириус обиженно потрусил к двери. — Инь-тян, немного кровевосстанавливающего зелья не здесь не найдется? — Аластор Моуди сурово рыскал волшебным глазом по многочисленным полочкам и шкафчикам, из которых состояла святая святых мадам Помфри.
— Нье знаю, сэр. Можьет быть, в подзьемелье у профьессора Снейпа есть? — Инь Гуй-Хань налила полный стакан чесночного отвара Люпину и стала заботливо прикладывать к рассеченному лбу и ожогам на его лице пропитанные зельем ватные тампоны. — Гарри, сходьи туда. Ты на ногьах? Значьит, ещье, навьерное, поможьешь Валерьи чем-нибудь.
Как хорошо, что с ним никто не носится как с писаной торбой, не чирикает над его ссадинами и порезами, никто не пялится, как на диковинку. Гарри это порадовало. Все члены Ордена Феникса воспринимали его, Гарри Поттера, как нечто совершенно обыкновенное. Обыкновенного мальчика, а не Того-Кто-Победил и прочая и прочая. К тому же, оказалось, никого он не победил.
— Сэр, — он осторожно подергал за рукав Дикоглаза Моуди и испуганно встретился с его палочкой. — П-простите, сэр, так мне можно сходить вниз или мы идем к директору?
— Ладно, валяй в подземелья, мальчишка. И передай моей девочке, чтобы она не задерживалась там особенно. Нечего ей хлопотать над этим м-м-м... — последнее слово старик Моуди проглотил, но Гарри почему-то вдруг почувствовал обиду за профессора Снейпа. Неужели, это благодарность? Или уже уважение? Но Гарри, еще не сформировав своего отношения к тому, что произошло в клинике Св. Манго между ним и профессором, уже был готов возразить не слишком вежливо высказавшемуся о Снейпе аврору.
Когда Гарри вышел из больницы, то, пройдя пару коридоров, понял, что лучше бы ему было посидеть там. Опять навалилась слабость и тошнота. Он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра, зато потерял кошмарное количество крови. Осторожно держась за стену, Гарри спустился в подземелье и почти ползком добрался до класса Зельеделия. Оттуда доносились голоса и слышно было шипение и бульканье котлов. Гарри отворил дверь и увидел, что по всему классу расставлены большие прокопченные котлы, штук пять, под которыми сверкали маленькие костерки. Котлы сердито бурчали разноцветными зельями на разной стадии готовности, возле них валялись кучки ингредиентов, а между ними суетилась мисс Валери Эвергрин, то дуя на очередной отвар, то прикрывая крышкой сильно фырчавший котел, то досыпая в зелье горсть виноградных улиток. Вид у нее был — краше в гроб кладут. Кожа у Валери была зеленовато-белого оттенка; она сильно хромала и морщилась, наступая на больную ногу. Ее форменная мантия, превратившаяся в совершенную грязную тряпицу, ненужным хламом валялась в углу, сквозь расстегнутую блузку виднелись глубокие царапины и синяки на шее. Ее руки дрожали от усталости.
— А, Гарри, — тихо сказала она, вытирая рукавом пот со лба. — Что ты здесь делаешь? Тебе нужно бы лежать. Кровевосстанавливающее зелье почти готово, — он кивнула на маленький горшочек, над которым вспухала шапка красной пены. — Проклятие, опять убегает... Ничего не успеваю. Садись, через полчасика выпьешь и пойдешь спать. К утру будешь, как огурчик.
— Давайте, я вам помогу, — когда Гарри почувствовал, что нужен, его усталость куда-то вмиг подевалась. Он подошел к горшочку и большой ложкой стал снимать пену. — А это что? — он указал на соседние кипящие котлы.
— Это — противоядие от укусов кобры, а это — вот черт, еще даже вода не вскипела, — Заживляющее зелье. Мы с директором немного подлечили профессора, но он пока без сознания. Яд успел довольно глубоко проникнуть. Начинается атрофия мышц и блокирование нервных клеток. Если не поторопиться, его может разбить паралич, — нахмурясь, Валери Эвергрин спешно мешала зелье в правом котле. — Так, что же теперь, корень аира или пять сушеных стрекоз? — Она напряженно задумалась.
