— Утром наши сделают вылазку небольшим отрядом. Вы отрежете этот отряд от ворот и оттесните правее, за башней. Другие наши со стены спустят для них верёвочные лестницы, но отряд замешкается, и ваша лёгкая пехота захватит их раньше. Ваши полезут на стену, наши пращники со стены будут обстреливать их — они уже заготавливают для этого ПРОБКОВЫЕ "жёлуди". Но пусть уж и ваши люди тоже не слишком усердствуют в бою, ладно? Ваши залезут наверх, наши им там сдадутся, отряд внизу — тоже. Вы тогда тяжёлую пехоту на стену посылайте и к воротам тоже, да побольше. Сотня пусть на стену влезет и с нашей стороны спустится, а у ворот построится и щиты сомкнёт — как у вас это называется?

— Черепаха?

— Да, пусть будет черепаха. Выглядит страшно, наши у ворот испугаются и тоже сдадутся. Ещё сотня пусть на стену с другой стороны от ворот поднимется, и там им тоже наши сдадутся. Захватываете ворота, открываете и впускаете в город новые отряды. Все наши, кто решил вам сдаться, испугаются ваших отрядов и сдадутся им...

— Хорошо, понял — так и сделаем. Ты только скажи там своим, чтоб не с самого рассвета вылазку начинали — нам самим вы нормально выспаться уже не дали, так нашим солдатам хотя бы дайте. Вот как встанут, позавтракают, выстроятся — тогда и начинайте.

Проводил парламентёра до передовых постов, спровадил, к Володе зарулил — тот уж закемарить успел, так что спросонья ещё и не враз въехал. К Рузиру, естественно, уже не пошёл — утром доложим, а на сегодня хватит с нас дурацких совещаний. Минут на двести тридцать сна надежда ещё есть, и упускать её я не собираюсь. Завалились, конечно, уже не раздеваясь, только доспехи скинув — всё, идите все лесом, полем, лугом и болотом или просто на хрен, а меня не кантовать и при пожаре выносить в первую очередь, гы-гы!

К утренней побудке, конечно, хрен выспался, но хоть как-то — всё-таки лучше, чем совсем никак. Я не говорил ещё, как гнусен звук турьего рога? Привык уже, конечно, за последние годы, но когда хлопаешь глазами и решаешь три глобальных вопроса "кто я", "где я", и "какого хрена я тут делаю", то нет звука омерзительнее. Впрочем, сильно подозреваю, что и бронзовая римская букцина при аналогичных обстоятельствах едва ли будет приятнее. Бог, говорят, создал отбой и тишину, а чёрт — подъём и старшину. Трай тоже глаза продирает с не слишком счастливым видом, и ему даже хуже, чем мне — вон, щупает щетину на подбородке и морщится. Он же цивилизованным человеком в глазах римлян стремится выглядеть и регулярно бреется, а мне с моими турдетанскими усами и бородкой этот фактор похрен. Выходим, гляжу на стену Гасты, оттуда тоже наблюдают за нашей лагерной суетой — со стороны, если всех нюансов не понимать, так бардак ещё тот.

Позавтракали, Володе последние изменения в планах напомнил, к царёнышу на доклад вместе пошли, высочайшее "добро" на операцию от него получили, префектам ал и когорт боевые задачи с ним поставили, а как вышли от "сияющего" — пожрали уже к тому моменту и служивые. Подразделения выходят из лагеря на "нейтралку", строятся в боевые порядки, с городской стены наши псевдосупостаты на это дело глазеют, я в трубу их разглядываю, нахожу парламентёра, дожидаюсь момента, когда он на меня уставится, снимаю шлем и машу им — типа, мы готовы, можете начинать свою часть спектакля.

Приятная всё-таки штука, эти "договорные" военные действия. И результат их известен заранее, так что планировать можно спокойно и уверенно, и солдат на операцию посылаешь со спокойной душой. Нет, ну всякое, естественно, бывает, и с той же лестницы нагребнуться и расшибиться шансы таки не нулевые, но это уж совсем неудачником надо быть, чтобы именно с тобой такая хрень приключилась, и это правильно — нам так и надо, чтобы процент неудачников у нас был поменьше, а процент везучих побольше. Незадолго до нашего "попадания" сюда уже и кое-кто из серьёзных учёных нашего прежнего мира начинал склоняться к мысли, что и везучесть тоже запрограммирована генетически...

На стене засуетились, некоторые исчезли — видимо, вниз спустились, и через некоторое время из приоткрывшихся ворот выбежал отряд легковооружённых сотенной примерно численности. Его показушно обстреляли наши особо проинструктированные пращники — пробковых "желудей" у нас, конечно, не было, но вместо них были просто деревянные, на которые с утра пустили по звизде с десяток запасных копейных древков. В общем, одни бестолково, но зрелищно атакуют, другие не менее зрелищно по ним мажут — и размах эффектный, и летит что-то куда-то в сторону цели, а если недалеко и неточно, так ведь у пращников же наших не написан на лбу их стрелковый стаж, а за неопытными новобранцами и не такое водится. Мне, например, пращу дай и обстрелять их прикажи, так и я, скорее всего, разве только чисто случайно в кого-то попаду, и едва ли это будет именно тот, в кого я метил.

Подпустили "атакующих" поближе, ближайшая к ним пехотная когорта даже "черепаху" изобразила, а кавалерийская ала слева аккуратно их с фланга обошла и от ворот отрезала. Они, как и договаривались, вправо подались, не слишком торопясь к стене приблизиться, с которой "им" уже добрый десяток верёвочных лестниц спускать начали. Естественно, их обошла пара центурий нашей лёгкой пехоты, одна из которых — ага, под густым градом пробковых "желудей" — полезла на стену. Интересно, кому сейчас смешнее — лезущим или обстреливающим их? Так, первые взобрались на парапет — я даже не смог сдержать смеха, наблюдая в трубу, как один из наших уже цепляется за зубцы, а один из защитников стены легонько и аккуратно постукивает его по шлему фалькатой плашмя. Типа, не бездействует, какое-то сопротивление таки оказывает. Наш, взобравшись, тоже по цетре его постучал — ухмылок обоих в трубу не разглядеть, но я и так представляю себе эту картину маслом в цвете и в лицах. Наши взбираются, накапливаются, вся центурия уже на парапете — кусок стены, можно сказать, "захвачен". Изобразившие вылазку теперь изображают полную и безоговорочную капитуляцию, и кавалерийская ала сопровождает их к нашему лагерю, даже не потрудившись разоружить...

Вторая центурия легковооружённых лезет на стену уже и без этих показушных помех, первая с той стороны в город спускается, легионная когорта выдвигается вперёд, пара центурий бегом к лестницам, остальные четыре шагом к воротам. Легковооружённые взобрались, легионеры полезли следом. А над городом — с дальнего от нас конца — дымки виднеются. Так, это ещё что за хрень?

— Римляне начали обстрел города из баллист, — подсказал подъехавший Рузир, — К штурму сами ещё не готовы — я уже говорил, что с обеда, скорее всего — и что могут уже сейчас, то и делают. Надо же воинственные намерения показать, а заодно и напакостить хоть в чём-нибудь...

— После взятия и разграбления город собираются разрушить? — спросил я его.

— Об этом вчера не говорилось, но всё может быть. Долго там ещё? — по взгляду видно, что он имеет в виду.

— Уже скоро — легионеры спускаются вниз, — шлемов нашей тяжёлой пехоты меж зубцов заметно поубавилось, а по лестницам уже лезла вторая центурия.

Наконец наши показались на стене и слева от ворот, а сами ворота открылись, и основные силы выдвинувшейся к ним легионной когорты начали втягиваться в проём.

— Хвала богам! Проклятие, опять меня вызывают! — царёныш недовольно указал на римского посыльного, явно его и разыскивавшего.

— Ну, тогда удачи тебе там. О том, что уже взяли ворота, легату не докладывай — скажи, что мы только начали штурм, — говорю ему, усаживаясь в седло, — Вторая ала — за мной! Когорты "один — три" и "два — два" — за кавалерией! — я повёл конницу шагом, да ещё и развернув так, чтобы закрыть от зыркучих глаз римского гонца происходящее в воротах. Нехрен тут у нас подглядывать — не голые бабы, чай. Въезжаем в ворота, а за ними и стража привратная, и защитники "захваченных" нашими участков стены стоят и изображают "Гаста капут", а вдобавок к ним ещё и из города народ явно с такой же целью подтягивается. И хрен ли тут с такой толпой делать прикажете?

— Римский гонец с нашим сияющим уехали? — спрашиваю старшего декуриона последней кавалерийской турмы.

— Уехали, досточтимый.

— Вот и прекрасно! Пленников — в лагерь! Быстрее! — этих тоже повели к нам, и не думая разоружать. Оглядываюсь вокруг — при дневном солнечном свете город совсем иначе выглядит. Для турдетанского — достаточно солидно. И домов каменных побольше, чем даже в старой турдетанской Кордубе, а те, что с глинобитным верхом стен, смотрятся аккуратнее обычных среднестатистических мазанок, и сами горожане как в одёжке, так и в манерах тоже не без соответствующих понтов — сразу видно, что город "царский".

Гаста, если кто не в курсах, какое-то время после падения Тартесса, но ещё до завоевания Бетики Карфагеном — не баркидского, а самого первого — была даже столицей последнего из тартесских царей. В ней и после того царствовали его потомки — мелкие местечковые царьки вплоть до того самого Хальба, что во время Второй Пунической лет тридцать назад воспользовался вторжением в Испанию братьев Сципионов для восстания против Баркидов и реставрации тартесской державы. Ну, для попытки, скажем так. Года два продержался, пока его Гасдрубал и Магон Баркиды, братья Ганнибала, окончательно не разгромили. Царского титула его наследники с тех пор лишились, но никак не царских амбиций, и вот они-то, похоже, и явились причиной нынешних антиримских бунтов. Ну и не утерпело ретивое, как говорится. Почему, спрашивается, какому-то Миликону быть царём и иметь своё царство можно, а потомкам самого Териона Аргантониевича и внукам Хальба нельзя? А за царскими последышами и у "малых сих" тоже, по всей видимости, столичные амбиции проклюнулись, снова "центровыми" заделаться захотелось. И хрен дошло до обезьян своевременно, что если уж у Хальба при весьма благоприятных для него обстоятельствах не выгорело, то у них и подавно хрен выгорит, а за их нынешнюю дурь теперь всему городу расплачиваться предстоит. Ну да ладно, что сделано, то сделано, и теперь уже не мораль этому дурачью читать надо, а вытаскивать из этой глубокой жопы всех, кого только удастся...

— Растянуть верёвку! — командую легковооружённым бойцам, которые быстро разматывают один из заранее приготовленных мотков, — Выстроиться в ряд вдоль верёвки! — это уже местным адресовано, — Взяться за верёвку и держать, не перебирая! — нам нужно, чтобы издали они выглядели как привязанные, — К воротам бегом — марш!

— Быстро! Не задерживай! — шуганули их наши конвоиры — трусцой, конечно, иначе бабы неминуемо запутались бы со своими многочисленными узлами и кошёлками и хрен удержали бы темп, да и о мелкой детворе тоже не следовало забывать. Где-то около полусотни человек составила эта первая вереница эвакуируемого из города гастовского мирняка. Потом вторую такую же таким же манером сколотили и тоже погнали следом за первой. Третью собираем, а народ всё прибывает и прибывает — явно въехали в расклад и осознали всю серьёзность момента. Млять, хоть бы бастулонской флотилии хватило!

— Командуй тут! — передаю бразды правления Володе, а сам разворачиваюсь и скачу с бодигардами к лагерю, где Велтур явно не готов к такому наплыву перешуганных, ни хрена толком не знающих и способных в любой момент впасть в панику штатских. К счастью, там ещё и Трай подзадержался, дабы пообщаться со свояком и подбодрить его — как бы не влетело ему за эдакую затянувшуюся самоволку во время военных действий...

Подъезжаю, а там как раз бардак наметился — из-за спешки многие, видимо, так и не разжевали толком своим эвакуируемым домочадцам сути предстоящего, которую и сами не слишком хорошо понимали, а просто погнали к площали у ворот и велели "делать как все". В результате несколько баб, так и не въехавших в расклад и только просёкших, что их сейчас погонят дальше к порту, закатили истерику. Кордубец, едва успокоивший своих, пытался помочь моему шурину урезонить бузотёрок, но разве ж их перекричишь? Достаю револьвер, взвожу курок и шмаляю в воздух — ага, замолкли! Одна, кажись, ещё и обгадилась. Ну, нет худа без добра — вспоминаю первые месяцы собственной срочной на учебном пункте, когда нас даже ссать водили строем, ну и даю отмашку конвоирам гнать толпу к отхожему месту, дабы отоссались и отосрались на дорожку. Первая "связка" с толчка возвращается облегчённая, и её тут же снова выстраивают вдоль верёвки. А я киваю уже проинструктированным трубачам, и те трубят сигнал "Внимание!" Штатские его, конечно, не знают, но настораживаются, что нам от них, собственно, и нужно.

— А теперь — слушайте все! — я говорил в жестяной матюгальник, — Ваш город скоро будет захвачен римлянами, и тех, кто останется в нём, не ждёт ничего хорошего. Не слишком позавидуешь и тем, кого приведут сюда в полдень — и из них какую-то часть, возможно, нам придётся отдать римлянам. Но вам, попавшим сюда первыми, повезло — вас сейчас поведут в порт и погрузят на корабли, — я не стал распространяться о том, что везение первой партии не было случайным, поскольку первыми к воротам послали как раз тех, кому слишком опасно было медлить, — Для римлян вы все сейчас исчезнете так, как будто бы вас и не было вовсе, и если они пожелают найти и поймать кого-то из вас — им придётся разыскивать вас среди морских волн. Не знаю, сильно ли им помогут в этом их собаки-ищейки, — рассмеялись не только конвоиры, но и кое-кто из толпы.

— А сильно ли лучше будет там, куда нас увезут? — спросил оказавшийся в этой первой партии парень, назвавший нас на переговорах в городе римскими прихвостнями.

— Это решать вам самим, — ответил я и ему, и всей толпе, — Вы же всё равно не знаете ни того, что будет здесь, ни того, что будет там, так что в любом случае выбираете хорька в мешке, — я уже упоминал, кажется, что кошки в античном мире распространены мало, а вместо них используются хорьки, — Может быть, я говорю вам сейчас правду, а может быть, и подло обманываю вас — проверить это вы сможете только уже на месте. Но силой мы СЕЙЧАС не держим никого. Сегодняшний пароль в лагере "ноги в руки". Все расслышали и запомнили? Кто не хочет идти в порт, грузиться на корабль и плыть за море в неизвестность — может пройти к любым из ворот лагеря и сказать эти слова привратной страже, и она выпустит любого, кто скажет их правильно. И уж это-то любой из вас может проверить хоть прямо сейчас...

24. Законность.

— Почему мы?! Почему именно я и моя семья?! — возмущённо взревел один из горожан, — Почему они будут жить, а мы должны погибнуть?!

— Потому что все они тянули жребий, как и ты, но ты вытянул несчастливый, — терпеливо ответил ему Бенат, — И перед тем, как тянуть его, ты тоже поклялся вместе со всеми, что примешь ту судьбу, которая выпадет тебе по жребию.

— И приму! Клялся — значит приму! Думаешь, я боюсь смерти? Но при чём тут моя семья?! За что вы губите и моих родных вместе со мной?!

— Вас всех предупреждали, что жребий будет тянуться на семьи целиком, а не на отдельных людей. Твоей семье не повезло — ты вытянул неудачный жребий, и это касается всей твоей семьи, а не одного только тебя.