Место сектантских сборищ, как и все ведущие к нему тропинки, было указано на имеющейся у Хренио нарисованной агентурой карте, на которой он и показал замысел операции наглядно, так что все знали, кому куда выдвигаться и что делать по сигналу бронзовой латинской букцины, который будет подан, когда на намеченный им рубеж выйдут и медлительные из-за своего тяжёлого снаряжения латиняне, а римский военный трибун, наблюдая действия сектантов, увидит в них достаточный повод для пресечения. В сгущающихся сумерках подразделения выслушали последний инструктаж, перестроились в маленькие походные колонны и двинулись по указанным их командирам тропам...
Как и у нас возле Оссонобы, массовые вакхические обряды и здесь проводились не в самом поселении, а на лугу поодаль, между поселением и лесом. В сам лес сектанты не углублялись, поскольку не было нужды — то ли верхушка Италики тоже была в тайном сговоре, то ли не успели ещё капитально нашкодить старожилам колонии, но никто пока их здесь не преследовал и даже формально не гонял. Типа, не на центральной же площади они развратничают, ну так и пускай себе порезвятся. Возможно, оно и правильно, и едва ли в сельскохозяйственной в основном Италике секта столь же зловредна, как и в гораздо более богатой Кордубе, но раз уж сенат в Риме постановил это дело пресекать — один ведь хрен будут пресекать, и наше участие в этом мероприятии мало что меняло. Когда наша конница подходила к поселению, стемнело уже окончательно. Стараясь не шуметь и не показываться выходящим на луг, мы разделились и обогнули его с обеих сторон, дабы в нужный момент отрезать готовящийся шабаш от жилой застройки. Так же тихо и скрытно к нам подтягивалась и лёгкая пехота, а где-то в зарослях медленно, но верно продвигалась и Тибурская когорта латинян.
На лугу же тем временем началось запланированное сектантами действо. Ну, как оно начиналось у наших дионисанутых, мы тогда не застали, а застали мы тогда уже самый его разгул, до которого здесь ещё не дошло, так что не могу ручаться за серьёзные отличия. Начало же выглядело относительно в рамках. Ну, подолы разве только у многих бабёнок значительно короче, чем это предписано строгими античными приличиями, но где на них написано, что это почтенные замужние матроны или там благовоспитанные невесты на выданье, а не местные прошмандовки или служанки-рабыни? Всё ведь может быть. Вот только возраст у всех у них цветущий и внешность на уровне, и уж больно их много для небольшой и небогатой Италики. Столько вольнонаёмных шлюх едва ли в ней востребовано, а такие рабыни куда чаще становятся персональными наложницами, чем работницами общественной сексотерапии. Для крутого и дорогого лупанария в большом городе такие уместны, но не для такого же захолустья! Или в Италике в самом деле такие вольные нравы?
Если не считать этой единственной пока странности, то в целом толпа вышла более-менее чинно, без малейших признаков бардака. Несколько баб в белом, видимо жрицы, начали какую-то церемонию, и уж их-то подолы наверняка удовлетворили бы и самый строгий античный дресс-контроль. Ни фривольных поз, ни ужимок, ни скабрезных шуток и песенок. И никаких увитых лозой винограда жезлов, никаких леопёрдовых шкур, и на вид все, вроде бы, даже трезвые какие-то, ни в одном глазу, как говорится — то ли местная особенность, то ли это от сезона зависит, хрен их знает. Не такие мы специалисты по Вакханалиям, чтобы в таких тонкостях разбираться. Если бы не вполне определённая информация от Елены, то и не скажешь с виду, чтобы тут уж прямо непристойности какие ожидались. Жрицы в конце концов зажгли факел, одна из них поднесла его к треножнику и зажгла огонь в нём — видимо, там было налито масло. Затем вперёд вышел жрец-мужик с посохом, тоже весь в белом, бросил в огонь горсть какого-то порошка, отчегого пламя вспыхнуло гораздо сильнее и от него повалил белесый дымок, и подал знак к открытию самого празднества. И тогда начали танцевать бабёнки с короткими подолами — сперва медленно и чинно, вполне в благопристойных античных традициях, если только на эти их укороченные подолы внимания не обращать. Потом флейты и тамбурины задали их танцу темп побыстрее, красотки задвигались в такт, а по рукам толпы зрителей пошли кувшины и бурдюки, в которых характерно побулькивало. Разговоры стали громче и развязнее, а танцовщиц и музыкантов начали подбадривать криками, музыка заиграла ещё быстрее, а танцовщицы завертелись так, что их ноги стали видны до колен. Пока ещё не французский канкан ни разу и уж, тем более, не стриптиз, но как знать, чем это дело завершится...
В толпе местами уже загалдели, послышался пьяный смех, в том числе и бабий, кое-где и повизгивание, но совсем не такой тональности, которой привлекают внимание окружающих, дабы позвать на помощь. К некоторым хохотушкам, по всей видимости, уже лезли под одёжку шаловливые ручонки, и не только выше пояса, но и ниже, а те, похоже, никаких принципиальных возражений против этого не имели. Млять, как бы трибун уже и в этом повода не усмотрел! На наш современный взгляд — дело житейское, и если баба не замужем и не возражает, чтоб её на общественной гулянке полапали, то и хозяйка-барыня, но вот как в античном мире на это дело смотрят? Юлька рассказывала как-то, что Катон — ага, вот этот нынешний — в своё цензорство одного сенатора из курии исключил — ну, то бишь исключит, когда цензором станет. Как звали того мужика, она называла, но давно, и я уже успел запамятовать, да и разве в конкретном имени суть? Суть в том, что мужик-то был в Риме уважаемый и вполне добропорядочный, а из сената его Катон попёр за то, что тот прилюдно собственную законную супружницу обнимал! Ну, ТОЛЬКО ли за это, тут история умалчивает, потому как к тем, на кого у него не было личного зуба, Катон бывал обычно не столь строг, но факт остаётся фактом — в качестве формального обоснуя для репрессии повод прокатил, и его коллега по цензорству этого решения не опротестовал. А ведь римских магистратов для того и выбирают попарно, чтоб если один в дурь попрёт и берега утратит, так тогда второй этот беспредел коллеги блокирует. Однако ж — мужик из сената вылетел по невиннейшему на наш современный взгляд поводу.
Я ведь, собственно, чего опасаюсь? По ту сторону от луга с сектантами, где лес, пернатые забеспокоились, и когда я навёл на заросли трубу, то увидел, что там и кусты шевельнулись характерно, а за ними время от времени металл в лунном свете бликует — не иначе, как шлемы наших латинян. И если трибун вдруг окажется таким же поборником пуританских нравов, как и Катон, то неровен час! Фамилия евонная, хвала богам, то бишь номен — Ларций, а не Порций, и вся надежда на это...
К счастью, Ларции — ни разу не Порции. Трибун вытерпел не только вольности среди зрителей. Сам танец тем временем тоже становился всё эротичнее — кружатся так, что уже и выше колен иной раз подолы развеваются, а некоторые из танцовщиц и руками их как бы невзначай поддёргивают, а затем уже и маскироваться под "как бы невзначай" перестают. И ведь что вытворяют, чертовки! Одна в белом резко на колено встала и назад откинулась, а подол поддёрнут и ножка выставлена так, что вся видна практически от того самого места, откуда растёт, а вторая, в зелёном, наклонилась, на ножку её выставленную рукой опёрлась, а свою ножку задрала так — ну, есть там на ней под тем подолом чисто символическая набедренная повязочка или нет, нам издали не видать, но откуда у неё там ноги растут, она продемонстрировала всем зрителям наглядно и отчётливо. Хоть это и не канкан, но все его пикантные элементы уже в наличии, скажем так. Зрители засвистели и заулюлюкали от восторга, а вслед за этой в зелёном её номер повторили ещё несколько. А она сама тем временем перешла к парному танцу с вышедшим из толпы полуобнажённым мужиком. Ну, для наших-то современных шоу танцы такого рода — дело обыденное, но для простого античного обывателя, в дома толстосумов не вхожего и всевозможных гетер и прочих массовичек-затейниц того же рода деятельности не наблюдавшего, зрелище было, конечно, убойным. Насколько оно криминально в публичном исполнении с точки зрения римских законов — это Ларцию виднее, но для железобетонного повода к расправе хотелось бы всё-таки чего-нибудь посерьёзнее. Не хочется быть ханжами вроде Катона.
Хвала богам, и трибун Ларций не оказался ханжой. Или может быть, солдатня латинская его упросила дать им досмотреть редкостное для них шоу? Так или иначе, оно продолжалось. Мужик-танцор — тоже жрец культа, как я понял — сперва покружился для начала с этой блондинкой в зелёном, потом с остальными, затем снова с ней, лапая всё откровеннее, наконец и вовсе под подол ей руками полез. Толпа загалдела, бабы в ней завизжали — пример танцора явно оказался заразительным. Остальные танцовщицы вокруг рассредоточились, да как-то к зрителям поближе, и те, кому в толпе на всё согласных баб не досталось, принялись и их лапать. А они — примерно как сомнамбулы. Может, дыма того нанюхались от того огня в треножнике, в который старый жрец, помнится, порошок какой-то сыпанул? Всё может быть, всё может статься...
Когда жрец-танцор сорвал с разбитной блондиночки всё-таки оказавшуюся на ней узенькую набедренную повязочку, та отпрянула как бы в ужасе, но больше заботясь об эффекте, чем об эффективности — по крайней мере, упала она картинно. Подол свой поддёрнуть, чтоб ноги целиком были видны, при этом не забыла. Упала и не встаёт, а лёжа отползает, танцор к ней тоже на четвереньках ползёт, изображая намерение нагнать, разложить, взгромоздиться и впендюрить, а она, как почти нагонит, уворачивается и снова отпоззает, и всё это явно напоказ, явно продолжение танца, и непонятно, впендюрит он ей таки или нет, и это заводит зрителей куда сильнее, чем если бы сразу впендюрил...
Прочих танцовщиц уже и внутрь толпы затащили, и похоже на то, что и их там тоже раскладывают в горизонтальном положении и в таких же точно целях, да и не только их, судя по количеству местных свалок. Вот так, прямо сразу переход к оргии, без всякого предварительного стриптиза. Гвалт и визг поднялись такие, что мы с трудом расслышали сигнал букцины. Ну, раз командование считает, что пора, то жираф большой, а мы — люди исполнительные. Даю отмашку нашему трубачу, тот дудит в турий рог, и таким же точно сигналом отзываются с володиной стороны. Мы выезжаем с конными, отрезая шабаш от поселения, с боков его оцепляет наша лёгкая пехота, а из зарослей появляются растянутые в цепь латиняне. Сектанты по краям толпы, завидев оцепление, кто метаться начинает, кто в ступор впал, кто орёт, кто визжит, но основная масса так увлечена служением Вакху, что сознанием пребывает в параллельном измерении. Прямо, дежавю какое-то, млять!
Здесь, впрочем, поспокойнее, чем было там, у нас. И не так пьяны, и драться-то особо нечем, а сопротивление голыми руками и подавляется элементарно. Двоих только — с нашей стороны двоих, и едва ли намного больше с остальных трёх — бойцам пришлось проткнуть мечами, и это были только мужики, а из баб не полезла на рожон ни одна, и нам с Васькиным так и не приходится обнажить мечей. Взятые за жопу так ошарашены, что в основном сдаются без фокусов, да и что они такого натворили-то, если непредвзято разобраться? Соответственно, и у наших свирепствовать тоже нет ни малейших причин. Мы с Хренио переглядываемся и безо всяких слов понимаем, что думаем об одном и том же. Млять, да будь в прошлом году у нас с нашими дионисанутыми так, как сейчас здесь — не было бы и десятой доли той крови и тех жертв! Да и повешенных высоко и коротко по результатам следствия было бы с гулькин хрен. Из того, что мы тут зажопили с поличным, верёвка по нашим законам светила бы разве только организаторам вовлечения молодёжи.
Это, впрочем, не освобождает от несколько иной "меры наказания" смазливых баб, приглянувшихся нашим бойцам. Некоторых раскладывают прямо на месте, и мы с ментом, ухмыляясь, отворачиваемся, как и подъехавший к нам спецназер. Италийцы здесь с некоторых пор — эдакая высшая раса, и для испанца италиечку попробовать — это как в сказке побывать, а мы ж рождены, чтоб сказку сделать былью, верно? Как потом к этому римский трибун отнесётся, когда ему настучат, вопрос уже второй. Бабы знали, куда и зачем идут? Своими ногами пришли, без принуждения? Ну так за чем они пришли, то и получили, какие проблемы? Если немножко не с теми, с кем хотели, так на всё воля Вакха, которому они и явились послужить звиздой. А что италийки — ну так разве ж у них это на лбу написано? Да какая же добропорядочная италийка на подобный непотребный шабаш заявится? Быть такого не может, потому что не может быть никогда! Так ему и объясним.
Кое-кому, правда, везёт и в этом плане. Одна брюнеточка, явно кампанка, из рук солдатни вырвалась, выскочив для этого из своей одёжки, да к нам — ага, прямо в чём мать родила! Подбегает, перстень сектантский с виноградной гроздью показывает:
— Вакх капта! Вакх капта!
Мы морщим лбы и переглядываемся, и тут спецназера осеняет:
— Точно "капта"? Может, "капут"?
— Капут, капут! — согласно кивает та, — Вакх капут!
Мы снова переглядываемся и ржём все втроём — это ж надо было так переврать условленный пароль "Вакх капут", гы-гы! А как ещё прикажете нам завербованную уже Еленой агентуру опознавать, если саму её на операции засвечивать нельзя? Кампанку эту мент подхватывает подмышки и затаскивает на седло — типа, для себя на ночь выбрал. А другие, кто видел, но не въехал, тоже перстни такие же показывают, у кого есть. По ним и идёт сортировка захваченных. Кто без бижутерии, тех сразу в одну кучу, кто при ней, тех к нам — с нашей сравнивать. У кого не такая, тех в ту же первую кучу, а у кого похожая — тех в другую. Всё это, конечно, предварительно, и разбираться будут ещё и с теми, и с другими. Но с одними разбирательство будет одно, а с другими — уже другое. Ну, кроме некоторых разве только — тех, которые пароль не слишком уж переврут...
Толпа не столь уж велика и рассортировывается быстро, а в середине танцор всё ещё ползает за уползающей блондинкой-танцовщицей. Нет, ну точно какой-то дряни нанюхались, раз в таком неадеквате! У танцора уже наши пехотинцы за спиной стоят и прикалываются, старого жреца, тоже от той же дряни прибалдевшего, взяли уже под руки и повели сразу ко второй куче, латиняне уже рядом и тоже посмеиваются, а эта парочка всё ползает по траве, полностью поглощённая этим занятием. Умора, млять!
Будет ещё, конечно, следствие, и вовсе не факт, что кое-кто из первой кучи не перейдёт во вторую. В Риме счёт быстро на тысячи пошёл — первые же арестованные явно пели соловьями — ага, соловьи поют, заливаются. В Бетике, конечно, и расклады не те, и цифирь не та, и как я уже сказал, будь наша воля, то мало кому грозило бы здесь что-то серьёзное. Но здесь римская провинция, а Италика — римская колония, если в совсем уж мелкие юридические тонкости не вдаваться, а посему и воля здесь не наша, а римская. А по римским законам, судя по описанию дела о Вакханалиях у Тита Ливия, да и по письму моего патрона тоже, для многих из повязанных сегодня дело пахнет керосином. В Риме сектантов судили не только за тяжкие по нашим меркам преступления, но и за сам факт вступления в секту. Кто успел только вступить в секту и поклясться чтить, соблюдать и участвовать, но ничего больше не совершил, те просто под арест угодили и отделались относительно легко, а успевших поучаствовать хоть в чём-то казнили всех — мужиков публично, а баб передавали их домовладыкам для домашнего суда и казни. Та дальняя родственница Гнея Марция Септима, которую ейный отец судил и удушил по праву патерфамилиа, не была замешана ни в убийствах, ни в насилиях, ни в мошенничествах, а просто имела не слишком строгие жизненные правила, была слаба на передок и передком думала чаще, чем головой. Ну и чем думала, то себе и надумала. Петух, говорят, тоже думал, только в суп попал. Рим-то ведь пока-что ещё среднереспубликанский, и разврат в нём тоже тяжким преступлением считается, да и понимание состава преступление уж всяко пошире того, что привычно нам. Я уже говорил про сенатора, исключённого из сената Катоном за то, что собственную жену не дома, а в публичном месте обнимал? Тоже ведь развратом посчитали, хоть и не столь тяжким, чтоб на уголовку потянуть.
