Выслушивая доклад Парвуза о героической ночной битве с превосходящими силами клятых дикарей, Эдмонд Поросяцкий даже не поинтересовался, есть ли потери среди казимиров, и скольких москалей удалось убить. Все его мысли бродили вокруг поселившегося в душе беспокойства. Разве же готовящиеся сдать крепость и признать его своим владетелем москали стали бы нападать ночью? А ежели напали, значит ни о какой покорной сдачи речи быть не может... И так ли мало дикарей скрывается в крепостице? Если верить этому недоумку Парвузу, то в ночном нападении участвовало не менее сотни москалей... Откуда у росов вообще взялось столько воинов? Ведь по достоверным сведениям их всего в Росской Равнине не более двух с половиной сотен, включая женщин, стариков и малых детей. Неужели они все свои силы перекинули сюда?
Голова владетельного пана пухла от думок. После пережитого кошмара он никак не мог уснуть. А тут еще стены шатра начали сотрясаться от богатырского храпа расположившихся вокруг сплошным кольцом охранников. Пан Поросяцкий несколько раз зло прикрикнул на нерадивых стражей. Но те, изрядно вымотанные продолжительным походом и ночным переполохом вряд ли проснулись бы, даже ори он им в самое ухо.
Невесть сколько времени ворочался пан делегат. Так и не сумев уснуть, поднялся и пошел к выходу из шатра с намерением как следует отхлестать плетью первого подвернувшегося под руку храпуна. Выйдя, сразу обратил внимание на россыпь непонятных огоньков со стороны холма. Пока пытался рассмотреть, что же это такое, огоньки роем взмыли ввысь, описали в ночном небе дугу и ярким звездопадом обрушились на лагерь казимиров.
И снова, как несколько дней назад в роще гледичий, вокруг Эдмонда Поросяцкого воцарился кошмарный хаос. Ночь взорвалась криками боли и ужаса, стонами раненых и топотом беспорядочно мечущихся людей. А на лагерь уже падал новый рой огненных стрел, разящих все живое и поджигающих все, что могло гореть.
Предводитель казимирского войска остолбенело смотрел на вонзившуюся в землю у его ног стрелу, на которой искрясь догорал пучок серебристой водоросли. А за его спиной занимался веселым пламенем истыканный такими же стрелами шатер. И на этот раз некому было его тушить. Ведь те воины, которые не пали, сраженные стрелами, сами метались в поисках спасения от огненного дождя.
Вот кто-то в горящем, воспламенившемся от вонзившейся в спину стрелы, кафтане, наткнулся на пана Поросяцкого. И только тогда, сбитый с ног, тот пришел в чувство. Не вставая, владетельный пан на четвереньках ринулся прочь. По пути он подхватил потерянный кем-то щит. Далее пришлось прыгать на трех конечностях, так как одной рукой предводитель казимиров держал щит над собой. Предосторожность оказалась не лишней. На лагерь один за другим обрушились еще два огненных роя, и сразу три стрелы вонзилось в прикрывающий голову пана Поросяцкого щит. Чудом оставшийся невредимым, он добрался до спасительной повозки и привычно забрался под нее. Трясясь от страха, Эдмонд все же постарался рассмотреть, что творится вокруг. И от увиденного, сердце владетельного казимира сжалось в едва трепещущий комок. Словно демоны ночи на лагерь летели темные фигуры всадников. Отражая огненные всполохи в их руках, хищно сверкали поднятые над головами клинки. Иные же сжимали длинные рогатины. А из-за спин ночных демонов, словно указующие путь светляки продолжали лететь теперь уже редкие огненные стрелы. И самое страшное в этом действе было то, что всадники не издавали ни единого звука, ни крика, ни залихватского свиста. Лишь топот карваньих ног примешивался к воплям раненых и мечущихся в панике казимиров.
Вот ощетинившаяся сталью темная лавина накатила на лагерь пришедших из-за горного хребта завоевателей. И пан Поросяцкий едва не лишился чувств от нового звука частых глухих мяснитских ударов. Уж ему-то, любителю наблюдать за казнями, сей звук был хорошо знаком. Только теперь казни подвергалось все его войско. И судьба быть казненным была уготована и ему.
Трясущийся от страха Эдмонд попытался вжаться в землю так, чтобы его не смогли рассмотреть под повозкой. Но вдруг понял, что пространство вокруг него слишком ярко освещено. Тут только до Поросяцкого дошло, что повозка над ним горит. Не иначе в нее попали горящие стрелы, от них занялась подстеленная солома, а затем и деревянные борта. Ужом, выскользнув из-под полыхающего над ним костра, пан делегат осознал, что его красные штаны выделяются слишком ярким пятном на фоне общего серого однообразия. По случаю он как раз вляпался руками в карванью лепешку. Подчиняясь инстинкту самосохранения, владетельный казимир принялся замазывать карваньим дерьмом свеже отстиранные портки. Когда лавина ночных всадников достигла пылающего шатра предводителя явившихся в их земли захватчиков, он уже лежал под кустом, претворившись трухлявым бревном. Весь, включая и лицо, перемазанный дерьмом, пан Поросяцкий в темноте действительно походил на валяющуюся под кустом колоду. Потому гоняющие разбегавшихся казимиров всадники и не обратили на него внимания.
Встреча
— Казимиры стоят перед холмом! — сообщил примчавшийся Филька. — К крепости незаметно не пройти.
— Что будем делать? — обвел взглядом товарищей Емеля, обрабатывающий раны лежавшему без сознания старшине. — Игнату нужен знахарь и покой. Нужные отвары и я сварить могу. Но не посреди леса же...
Пойдем к жилищу наших предшественников, — предложил Михаил, Имея в виду полу разрушенное строение на берегу впадающей в озеро речушки, на которое попаданцы наткнулись почти год назад. — Там потолок хоть и осыпался совсем, но стены какие-никакие есть.
Так как ничего лучшего никто не предложил, потрепанный отряд росских партизан двинулся в обозначенном Михаилом направлении.
После устроенной засады в роще гледичий от отряда осталось семь человек, включая находившегося без сознания Игната. Зверобою достался сабельный удар, рассекший кожу на лбу, и две стрелы, в грудь и в спину. Стрелы засели не глубоко, но выдирать или вырезать наконечники, не было ни времени, ни условий. Потому товарищи просто обломали черенки, присыпали раны порошком из толченых антисептических трав и перевязали. Несмотря на то, что карванов было предостаточно, старшину приходилось нести пешком на сооруженных носилках. Но и так, как не старались товарищи бережно нести носилки, была опасность, что засевшие в теле стрелы разбередят жизненно важные органы. Игнат даже в беспамятстве стонал при каждом неосторожном движении.
Если бы не бывший казимирский хорунжий Войка, лежать сейчас зверобою мертвым в роще гледичий с отрубленной головой. Но об участи погибших товарищей росы не ведали. Знали только, что погибли те не зря. Погибли достойно. Отдали свои жизни так, как следует это делать каждому мужчине, если он настоящий рос.
В засаде принимали участие десять человек. Филька с Михаилом остались с карванами. Все понимали, что уйти невредимыми, шансов очень мало, но надеялись на суматоху. Договорились уходить каждый сам по себе, кому как представится возможность. Если же все погибнут, тогда Фильке с Михаилом следовало во что бы то ни стало добраться до Холма и предупредить о нашествии.
И ведь действительно ушли бы все невредимыми в поднявшейся суматохе, не появись на пути боковой дозор. Да и тот бы боковой дозор могли легко смять вдесятером. Но по уговору разбегались в разные стороны. Потому с дозором столкнулись только шестеро росов. Да и те выскакивали по одному, по мере того, как удавалось отловить в суматохе карвана. И получали стрелы от успевших сообразить казимиров, что незнакомые бородачи являются врагами.
Расстреляв все стрелы и спрыгнув с дерева, Войка не сразу ринулся прочь. Он попытался отыскать ненавистного пана Поросяцкого, очень уж хотелось снести голову делегату, грозившему издевательствами над родителями молодого Дзенько. Однако быстро понял, что в такой панической толчее он либо сам напорется на кошмарные шипы гигантских гледичий, либо его затопчут мечущиеся обезумевшие от ран карваны. Решив, что если волею судьбы ненавистный делегат выживет, то еще будет случай с ним поквитаться, Войка поймал невредимого карвана, вскочил в седло и бросился наутек. Одежкой он не отличался от обозных смердов, потому на беглеца никто не обращал внимания. Да и многие из уцелевших казимиров так же старались покинуть побоище и убежать как можно дальше.
Войка придержал карвана, когда его внимание привлекла случившаяся шагах в ста правее рубка. Он увидел здоровяка Бурелома. Буквально истыканный стрелами, тот махал саблей в гуще казимиров. Рядом топтался карван, к шее которого безвольно припал Игнат. Лицо старшины было залито кровью, из спины торчала стрела. Невдалеке лежали истыканные стрелами еще два тела, в которых молодой Дзенько узнал новых товарищей. Понимая, что ничем не сможет помочь, а лишь погибнет сам, он все же направил своего скакуна к месту схватки. Когда поравнялся с карваном старшины, казимиры уже свалили Бурелома. Кто-то из них тут же спешился и принялся истерично рубить саблей тело уже поверженного врага. Войка схватил повод карвана Игната и повлек его прочь. Парня никто не преследовал. Через час окружными путями он добрался до места сбора. Лишь там знакомый со знахарским делом Филька оказал посильную помощь старшине.
К полуразрушенному строению вышли за пару часов до заката. Благо заготовщики лещины и камня убрали рухнувшую крышу и расчистили все внутри старого дома. А на стены одной половины даже набросали длинных жердей, чтобы можно было отдохнуть в тени. Под этим навесом и обосновались остатки партизанского отряда. Они намеревались, как следует отдохнуть, а ночью попытаться пробраться в крепость.
Только устроили ложе для Игната и развели бездымный костерок во второй половине строения, как привязанные за стеной карваны панически закричали. Вбежал отправившийся за водой Кулема.
— Там... Там... — так и не сумев пояснить, что такое он там увидел, парень неловко поставил котелок на землю, выплеснув при этом половину тех остатков воды, которые не расплескал по дороге. Затем схватил прислоненную к стене рогатину и встал перед входом.
Росы поняли, что надо ждать нападения кого-то неведомого и, судя по выпученным глазам Кулемы, до ужаса опасного. Мгновенно похватав, кто рогатины, кто луки, сгрудились у входа.
— Да кто тебя так напугал? — не увидев ни какой опасности, спросил Михаил.
— Там та-акой... — еще больше выпучил глаза парень. — Та-акой на задних лапах...
И тут из-за растущего вдоль берега речки молодого кустарника раздался громогласный рев. И в этом реве давяще-низкий рык совмещался с режущим слух высоким визгом. Росы невольно втянули головы в плечи. Кусты затрещали под тяжелыми лапами, и на свободное пространство выскочили один за другим два мохнатых ящера. От носа до кончика хвоста оба были не менее четырех метров. Однако росы не раз сталкивались с такими чудищами в зарослях лещины. Потому кое-кто удивленно воззрился на Кулему, мол, нешто эти ящерки заставили тебя наложить в штаны, братец? Но тут снова раздался одновременно и бьющий по голове, и режущий барабанные перепонки рев. И перед росами предстало не виданное ранее чудище. Подминая кусты мощными лапами, на поляну шагал гигантский прямоходящий ящер. Его пасти могли позавидовать самые крупные земные крокодилы. Кроме крокодильей морды все остальные пропорции тела чудовища примерно соответствовали телу кенгуру. Разве что задние ноги не были приспособлены для прыжков и больше походили на птичьи. Передние трехпалые лапы в сравнении с задними казались недоразвитыми коротышами. Но на самом деле каждая из них была размером с взрослого человека. Кроме того каждый палец передних лап заканчивался острым серповидным когтем. Когти соответствовали серпу не только формой, но и размерами. Мощный хвост во время движения ящер держал задранным кверху. Ну и, как и все местные пресмыкающиеся, гигант был покрыт густой отливающей сталью серой шерстью. Ростом монстр был, пожалуй, метров пять. Точнее из-за прыгающей походки нельзя было определить. Возможно, встань он на лапах ровно, то прибавил бы еще метр-полтора. Бежал он, по-птичьи переваливаясь с боку на бок, и так же по-птичьи качая головой взад-вперед.
Выскочив из зарослей, монстр быстро настиг убегающих ящеров и с молниеносной скоростью вонзил зубы в тело одного из них. Одновременно серповидные когти передних лап вонзились в жертву, буквально раздирая ее на части. Но охотник не удовлетворился пойманной дичью. Отбросив изуродованное тело, он кинулся вдогонку за вторым ящером. И тут на кошмарной сцене появился новый игрок.
Трудно представить, чтобы с виду неуклюжее тело массой более тонны двигалось с молниеносной стремительностью. Но именно с такой стремительностью откуда-то из-за строения выметнулось новое чудище. В тот момент, когда на хвосте жертвы сомкнулись чудовищные крокодильи челюсти, ее голову раздробил гигантский черепаший клюв.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Два вцепившихся с разных сторон в добычу монстра уставились друг на друга, словно не осознавая, что нашелся какой-то наглец, посмевший покуситься на законную добычу.
Не проронили ни единого звука и росы. Сгрудившись возле выхода, они пялились на кошмарных созданий, осознавая себя загнанными в ловушку мышами. Шансов в схватке с любой из тварей у них не было никаких. Не было шансов и убежать. Впрочем, кинься они врассыпную, возможно половине и удалось бы уйти. Но подобной мысли не могло возникнуть в головах у росов. Тем более, когда пришлось бы оставить раненного беспамятного Игната. Не будь раненого, можно было бы попробовать перебраться через заднюю стену, вскочить на обезумевших карванов и скрыться, пока монстры делят добычу.
Но сейчас не пожелавшим оставить раненого Игната товарищам приходилось только надеяться, что твари либо убьют друг друга, либо насытятся довольно крупными ящерами.
Михаил, как впрочем, и остальные росы, впервые видел как мохнатого тиранозавра, так и крупного Тирана. Впрочем, этому тирану было еще далеко до того монстра, чью голову и другие останки попаданцы видели на второй день своего присутствия в этом мире. Тот монстр, пожалуй, легко перекусил бы и этого крокодиломордого кенгуру. Но и в сравнение с Малышом он казался раза в два крупнее.
Глухое клекотание прервало недолгую тишину. Глаза тирана начали наливаться кровью. Крокодиломордый тоже зарычал. Его хвост опустился и начал нервно бить по земле. При этом оба не желали выпускать добычу из пастей. И клекотание, и рык нарастали. Росы невольно попятились внутрь старой постройки.
Неизвестно, долго ли монстры буравили бы друг друга злобными взглядами. Но кусты вновь затрещали, послышался топот, и на площадку перед заброшенным строением выскочил лосенок. Ну, то, что это лосенок сообразили все, кроме Михаила. Попаданцу хоть и приходилось пару раз видеть местных сохатых гигантов, но все же он не мог представить, чтобы годовалый лосенок мог быть крупнее обыкновенного земного лося. Потому сейчас парень решил, что видит какого-то до селе неизвестного ему представителя местной фауны. Тем более, что взгляд Михаила лишь скользнул по выскочившему из зарослей скакуну и тут же остановился на наезднице. А в седле сидела ни кто иная, как его потерявшаяся Машка!
