— Странно, — задумался Лемезов. — Если хотели убить царевича, то вначале бы стреляли в него... А тут обломком собственной сабли... Значит, он обнажил своё оружие? Только непонятно, зачем вообще хвататься за обломок, тратя на это время, когда у каждого отрока есть палаш? Проще рубануть, да и всё...

— Действительно, странно, — Великий князь тоже задумался, а чуть погодя задал дьяку вопрос. — Откуда сбежавшие отроки родом?

— Московские они, Государь... Из Кулишков... Только пока отроки науки постигали, вся их родня представилась... — перекрестился Василий Мамырев. — Сироты, в общем.

— Хороши сироты, — снова сжал кулаки Великий князь и задумался.

"А ведь дон Игнат предупреждал меня, чтобы я берёг хороших мастеров... А эти, вишь, оружейники, да ещё вои справные... Вон как лихо с казанцами разделались... Но кто же тот враг, который за один день мне столько зла учинил? Мать в беспамятстве, невестки пропали, Мухаммед-Амин на отроков яриться начал, за что и поплатился... А кто подтолкнул его к ссоре? С чего он на них налетел? Понятно, что не они бузу затеяли... Но ведь сбежали, сукины дети!.. Авось найдут их, тогда всё расскажут... Эх, не было печали... А тут ещё митрополит воду мутить начал..."

— Дон Игнат, — вздохнув, Иван III обратился к послу, — мать у меня при смерти...

— Сочувствую, Иван Васильевич, — тут же отреагировал Лемезов. — Может мой врач, чем поможет?

— Может и поможет... Она находится в Вознесенском монастыре. Мой человек проводит твоего врача... Пусть выяснит, долго ли ей осталось... Главное, чтобы не болтал нигде языком. Это понятно?

— Само собой, — кивнул посол. — Врачебная тайна, как и тайна исповеди, огласке не подлежит.

— Ну, тогда ступай, — махнул рукой Иван III.

После того, как Лемезов покинул княжьи палаты, Московский Государь ещё некоторое время сидел в раздумье. Дьяк Василий Мамырев, стараясь не нарушить царственную думку, тихонько стоял в сторонке и тоже размышлял над случившимися сегодня событиями. Его люди, как и люди князя Хованского, опросили всех, кто проживал в Вознесенском монастыре. Очень быстро выяснилось, что пропавшие насельницы родом из Твери. По всему выходило, что именно туда тянутся ниточки заговора. Только дьяк очень сомневался, что две простые бабы смогли провернуть такой хитрый план. Значит, кто-то направлял их действия, находясь здесь, в Москве... И ещё, коли за всем случившимся стоит Тверской князь, то навряд ли он станет в одиночку выступать против Москвы. Гуртом бить батьку завсегда легче... Но кто у него в союзниках? Неужели сбежавшие княгини? Так ведь нет за ними никакой силы, хоть и считаются богатыми наследницами... Наследницами? А ведь Михаил Борисович-то вдовец! От этих мыслей дьяка обдало жаром... Однако он не спешил делиться своими выводами с Великим князем. Являясь опытным царедворцем, Мамырев хорошо знал, что слово — не воробей, поэтому прежде, чем открывать рот, необходимо всё тщательно обдумать, а ещё лучше, найти доказательства. Да и вообще не стоит болтать понапрасну, советы хороши тогда, когда в них нуждаются.

— Ты с боярскими детьми разговаривал? — спросил в этот момент Великий князь.

— Да, Государь, — дьяк слегка поклонился.

— И как они?

— Зело ретивые...

— Как так? — удивился Иван Васильевич.

— Задумками своими мне всю плешь проели.

— Что за задумки?

— Много их... Но основная: просят отроки, чтобы ты им в Москве землю выделил, а они на ней свою слободу построят...

— Хм, дружные, значит?

— Ага, дружные, — согласился Мамырев. — А строить её хотят из камня. А один, именем Сергей Одинцов, вообще крамолу высказал...

— Это, какую же? — князь пристально уставился на дьяка.

— Говорит, что всю Москву за три дня спалить можно.

— Что, прямо так и сказал?

— Почти так. Говорит, захоти коварный враг досадить Великому князю, то бишь тебе, Государь, то может спалить Москву за три дня...

— Откуда такая уверенность? На кого он обучался?

— На фортификатора, — дьяк по слогам произнёс последнее слово.

— А это кто такой?

— Наподобие Аристотеля Фьораванти.

— Вот же выучили на свою голову, — усмехнулся князь, а дьяк так и не понял, сердится тот на учёность отроков или наоборот... — Ну, и где ты думаешь им можно отвести место под слободу? — спросил неожиданно Иван Васильевич.

— А ты что же, Государь, хочешь поселить их всех вместе?

— Хочу. А ты, я смотрю, не рад?

— Так ведь шибко дружные, да ещё умники большие... А тут их товарищи бед натворили...

— Бед натворили — это плохо. А поселить надобно всех вместе. Только ты своих людей к ним приставь, пусть приглядывают за отроками. Кстати, кто среди них больше всего пользуется уважением?

— Наподобие атамана, что ли?

— Да, — кивнул князь.

— Есть такой. Он на пиру недалеко от тебя сидел. Звать Василий Китаев.

— Хм, Китаев... — почесал бороду Великий князь. — Вот и надо поселить их в Китай-городе, на самой его окраине.

— Это где же?

— На восточной стороне, где церквушка старая возле леса стоит.

— Церковь Иоанна Богослова там, — подсказал дьяк. — А ещё небольшой острожек рядом.

— Вот и пусть, — кивнул Иван Васильевич. — А в острожке том службу пока нести будут.

— А если про товарищей сбежавших спросят?

— Спросит, скорее всего, этот самый Василий Китаев, — задумался князь. — А сказать ему надо следующее: "Государь наш хоть строг, но справедлив". Если не дурак, то поймёт. Царевича, конечно, жалко... А вот сбежавшим отрокам лучше в мои руки не попадаться! — Иван Васильевич голосом выделил два последних слова. — А там поглядим...

— Я понял, Государь, — Мамырев угодливо поклонился. — А про задумки рассказывать?

Не успел Великий князь ничего ответить, как в палаты примчался один из его людей и доложил, что беглецов нашли, но те оказали сильное сопротивление, и живьём захватить их не удалось...

Глава 6.

Побег.

В глубоком овраге, рядом с небольшим ручьём, хоронились двое отроков. В Москве этот ручей называли Черторый (ул. Пречистенка), словно сам чёрт его отрыл. Склоны скользкие, крутые, испещрённые множеством кривых промоин. Края оврага были густо покрыты травой и кустарником. Несмотря на осень, жёлто-коричневая ржа ещё не сильно разъела их зелёные одёжки.

— И что дальше будем делать? — спросил Алексей Кувшинов.

Он сидел на седле, которое бросил прямо на землю. По соседству с седлом приютились седельные сумки, используемые для перевозки не слишком габаритного имущества.

— Будем ждать ночи, а потом выбираться отсюда, — ответил Александр Холодов, так же устроившись на седле.

— А зачем мы лошадей отпустили?

— А куда с ними в овраг? Не прошли бы они тут. Тем более следы от них...

— Это ты, верно, заметил, — согласился Алексей. — Грунт здесь влажный, следы остаются чёткие и глубокие.

— Угу, — кивнул Александр и уставился на свои казаки. — Эх, ты!..

— Что? — Кувшинов удивлённо посмотрел на нахмурившегося друга.

— Казаки (обувь) наши тоже след особый имеют, да и одёжки слишком приметные. В Москве так не одеваются.

— И чего теперь?

— Под купцов рядиться надо, — выдвинул идею Холодов.

— Почему "под купцов"?

— А ты заметил, сколько на Москве-реке корабликов стоит?

— Да, много, — кивнул Алексей. — Я слышал, они тут в артели сбиваются, а потом караванами в сторону Орды идут. Сейчас, после сбора урожая, самый торг начинается...

— Да, я тоже слышал. А ещё слышал, что самый опасный для них путь — это путь по Волге. Там ватажки ушкуйников частенько шалят.

— Тогда надо не под купцов рядиться, а под воев.

— Почему? — удивился Александр.

— Мы можем на корабль купеческий стражниками наняться. Тем более идут они в сторону Орды, где нас точно искать никто не станет...

— Верно! Ну, голова ты, Лёшка! — похвалил его друг.

— Ага, голова... — вздохнул сиротливо Кувшинов. — Только, где нам броню и оружие взять.

— Да-а, за бронёй домой вертаться не след, поймают... Зато оружие своё имеется! — радостно улыбнулся Холодов.

— Так ведь тоже зело приметное... Подобных пистолетов точно нет ни у кого. Помнишь, в Звёздном сам император нас хвалил и говорил, что таких хитрых замков во всём белом свете не сыскать...

— Да, помню, — понуро опустил плечи Александр.

— У палашей гарды особые... — продолжил перечислять Алексей.

— Может, продать всё?

— Да ты что! — возмутился Кувшинов. — Палаши наши — подарок самого императора!.. А как я лихо у царевича саблю срубил, и зазубринки почти не осталось... И ты такой подарок хочешь продать? Да ему цены нет!

— Прости, это я, не подумавши ляпнул, — Холодов прижал правую руку к груди. — Кстати, если удастся благополучно уйти из Москвы, куда станем путь держать?

— В Орду же хотели...

— Это вначале. Но не жить же там среди нехристей?

— Тогда, в Литву, — предложил Кувшинов.

— Согласен. Тем более у моего покойного деда родня где-то в Переяславле жила...

— Везёт, — вздохнул Алексей. — У тебя, хоть родня осталась. А у меня все померли...

— Не знаю я, осталась или нет. Одно хорошо, если бы нас на учёбу не отправили, то сейчас бы тоже в землице сырой лежали. Кулишки-то сильно повымерли... Говорят, мор две весны подряд приходил...

— Да, уж... Не зря нам на уроках рассказывали про единую систему здравоохранения... А у нас на Руси всё на откуп монастырям отдали... А в каждом монастыре свой игумен, и думки у него свои... Может, слышал, митрополит Геронтий выступает против прививок от оспы?

— Да, слышал, — кивнул Александр. — Вот из-за таких дурней простой народ страдает.

— Точно! И царевич этот Казанский... Чего он к нам прицепился? Ехал бы себе спокойно... Заполонили, басурмане, Русь, житья от них не стало!

— И не говорили, — согласился Холодов, и парни на некоторое время замолчали, погружённые в собственные мысли. — Слышь, Лёш...

— А?

— Я вот, что придумал...

— Чего?

— У нас же нитки жемчуга с собой есть...

— Есть, — кивнул Кувшинов.

— Я сейчас до исподнего разденусь, возьму одну нитку жемчуга и в ближайшую избу постучусь.

— Зачем?

— Скажу, что разбойники ограбили. Только жемчуг удалось сохранить. Выменяю его на простую одёжку. В своём-то на торг не пойдёшь, быстро приметят.

— А что с нашими вещами? Продадим?

— Нет, здесь бросим.

— Что, все?! — удивился Алексей.

— Нет, только плащи и шляпы. Очень они приметные. А вот сёдла продадим и жемчуг тоже.

— Может, лучше обменять на броню и оружие?

— Или так, — согласился Холодов.

Сказав это, Александр стал быстро раздеваться. Оставшись в одних портках, он немного измазал тело и лицо грязью, взял нитку жемчуга и отправился осуществлять свой план, оставив товарища томиться в ожидании.

Неподалёку от оврага проходила дорога, вдоль которой то тут, то там стояли избы. Прежде, чем соваться к людям, Александр провёл небольшую разведку. Прячась в кустах, он стал придирчиво осматривать избы. Вскоре его внимание привлекла женщина лет сорока с добродушным лицом. Она вышла во двор и принялась колоть дрова. "Мужика, что ли, в доме нет? — подумал Александр. — Если так, то это шанс. С женщинами разговаривать проще, они более доверчивые и добродушные..." Всё для себя решив, Холодов смело направился навстречу судьбе.

— Бог в помощь, хозяюшка! — привлёк он к себе внимание.

— Ох, батюшки! — уронив топор на землю, перекрестилась женщина, увидев за забором полуголого парня.

— Беда у меня! Тати всю одежду покрали, — с обречённым видом Александр развёл руками. — Может, помочь сподобитесь? А я в долгу не останусь. У меня есть, чем расплатиться...

— Проходи на двор! — опомнилась женщина, кивнув на калитку. — Нечего посреди улицы нагишом стоять.

Очень скоро Холодова отмыли от грязи и усадили за массивный дубовый стол. Сама же сердобольная хозяйка, поставив перед ним нехитрую снедь, принялась копаться в большом сундуке, выбирая для него вещи.

— Как же тебя, молодец, угораздило с татями повстречаться?

— Да вот, угораздило, — печально вздохнул Александр, поставив на стол глиняный стакан с остатками кваса.

— Как они хоть выглядели?

— Как басурмане выглядели! Шапки кожаные с большими полями и кафтаны длиннополые тоже из кожи... Я таких раньше нигде и не встречал, — от души врал Холодов.

— А сам ты откуда будешь?

— Из Торжка. Купеческому делу учусь. Здесь караван речной собираем, в Орду пойдём...

— Как же, как же, — закивала женщина, прекрасно зная, сколько в Москву торговых судов набежало. — А тут, как оказался? Лодьи-то шибко в стороне кучкуются...

— Порыбалить захотел, вот и отплыл подальше... А тут лодочка течь дала... Я к берегу, смолы в лесу набрать или веток каких, чтобы щель заткнуть...

— Понятно, — снова кивнула женщина и достала из сундука очередную одёжку, после чего принялась её придирчиво разглядывать. — А где твоя лодка?

— Тати на ней уплыли, — сделав печальное лицо, вздохнул Александр и решил сам задать вопрос. — А чего дом пустой? Где хозяин?

— А хозяин такой же непоседа, как и ты. К купцу Морозову нанялся. Слышал о таком?.. Так вот, третьего дня ушли они речным караваном в Казань.

— А дети?

— Дети... — женщина вмиг опечалилась и, неспешно перекрестившись, ответила. — Прибрал Господь чад во младенчестве. Четверо их у меня было. До трёх лет никто не дожил...

Больше вопросов задавать не хотелось и Александр, чтобы хоть чем-то занять себя, стал потихоньку доедать остывшие щи...

— Иди-кось, примерь... — вскоре услышал он.

Конечно, одёжки ему подали не самые лучшие, но для простого ремесленника сойдут. Потёртые кожаные сапоги, меньшие на размер; болотного оттенка шаровары, пошитые из конопляной кудели; светло-серая льняная рубаха; выцветший суконный армяк, когда-то красовавшийся багрянцем; войлочный колпак, подбитый облезлой куницей. Поясок из лыка. Обошёлся Александру "новенький" гардероб в пяток жемчужин. Для друга он просить ничего не стал, побоялся вызвать подозрение. Зато сговорил женщину отдать ему добрый отрез холстины, в который намеревался завернуть палаши, а так же новенькие лапти, висевшие на стене. Типа, сапоги жмут, а в лаптях нога отдых получит.

Покинув гостеприимное жилище, Холодов был вынужден вначале идти в другую сторону от прячущегося друга. И лишь чуть погодя, когда приютивший его дом скрылся из вида, он шустро юркнул в кусты, в которых растворился, подобно дикому зверю. Вернувшись на место схрона, Александр не сразу нашёл Алексея. Тот не стал бездумно дожидаться товарища, а вначале прошёлся по оставленным следам, которые вели к оврагу, и затёр их. Чего-чего, а в Южной империи ребята прошли хорошую школу выживания. Умению вести разведку и читать следы людей и животных они были обучены на совесть. Покончив с уликами, Кувшинов притаился в густой траве на краю оврага.

— Ну, как сходил? — спросил он, выходя из "засады".