Задавая вопрос, царевич убрал изящный кинжал в не менее изящные ножны и передал их одному из своих людей. Вешать обновку на пояс он пока не стал. Там рядом с саблей привычно дежурил "старый друг". А с новым он ещё успеет подружиться...

— Довелось слышать похвальбу этих гордецов, — князь неопределённо пожал плечами. — Они говорили, что во всей Москве не сыскать клинков, которые по качеству могут сравниться с их саблями.

Сопровождающие князя дружинники, увидев знак своего господина, так активно закивали головами, подтверждая сказанное, что царевич нахмурился ещё больше и пристально уставился в сторону незнакомцев. Ехали те на простых лошадках, чем сразу вызвали у Мухаммеда-Амина пренебрежительную усмешку. Однако его очень удивила их одежда. Необычного покроя широкополые шляпы и длинные кожаные кафтаны он видел впервые. Но основное внимание привлекли корзинчатые гарды сабель, торчащие из ножен.

— Покажи! — приказал он нетерпящим возражения тоном, лихо подскочив на своём "арабчике" к двум всадникам, неспешно едущим по свои делам.

— Чудо, ты откуда? — насмешливо спросил один из них, перед этим недоумённо переглянувшись с товарищем.

— Я говорю, покажи! — злясь от насмешки, повысил голос Мухаммед-Амин, продолжая тыкать пальцем в палаш.

— Ты кто такой вообще? — игнорируя приказание, снова спросил "Ван Хельсинг", продолжая разглядывать незнакомого юношу.

— Одёжками смахивает на попугая, только ведёт себя, как петух, — подключился к разговору второй "Ван Хельсинг". — Так что ты за птица?

— Я царевич Мухаммед-Амин, наследник Казанского ханства! — с вызовом выкрикнул юноша. — А теперь, холоп, покажи саблю!

— Я-то, может быть, и холоп, только точно не твой! — начал злиться "Ван Хельсинг", не утратив при этом насмешливого тона. — Поэтому езжай своей дорогой... Да поторопись! До Казани далеко, а вечерняя зорька близко, потеряешься ещё в потёмках, мамку от страха кликать начнёшь...

— Ах, ты! — взвился царевич, и его рука моментально схватилась за рукоять сабли, что висела на правом боку.

Как бы ни были стремительны движения Мухаммеда-Амина, но у незнакомца реакция оказалась лучше. Он буквально за мгновение до удара успел выставить защиту. Тем временем охрана царевича, видя зарождающуюся ссору, поспешила к своему господину. А вот князь Лукомский наоборот предпочёл остаться в стороне, продолжая внимательно следить за разворачивающимися событиями. К его большой радости дело обернулось ссорой. Вот царевич хватается за саблю и пытается снизу вверх нанести удар своему обидчику... Тот успевает подставить под удар свой палаш... Сабля Мухаммед-Амина обламывается, и сломанный конец подлетает высоко вверх... Конь под царевичем встаёт на дыбы, отчего корпус юноши неуклюже откидывается назад и в этот самый момент обрубок сабли, падая вниз, вонзается ему прямо в горло... Брызги крови... Падение на землю... Разъярённые крики охраны... Блеск обнажённых клинков... Пистолетные выстрелы... Дым...

Когда дым немного рассеялся, то Лукомский увидел, что боярские дети продолжают оставаться в своих сёдлах, бросая вокруг тревожные взгляды. Перед ними на земле лежат три человека. Ещё два тела, зацепившись ногами за стремена, "полируют" дорожное покрытие, уносимые прочь испуганными конями.

— Уходим отсюда потихоньку, — отдал он приказ своим дружинникам. — Оглохли, что ли?!

Дружинники, находясь под впечатлением от увиденного, действительно не сразу отреагировали на слова своего господина. Князь был впечатлён не меньше, но соображал намного быстрее. События развернулись нешуточные, поэтому нечего лишний раз привлекать к себе внимание. Тем более к месту происшествия стал стекаться народ, привлечённый шумом.

— Вот же срань господня... Сашка, что теперь будет?! — разглядывая дело своих рук, спросил "Ван Хельсинг" у товарища. — Я же ведь только защищался...

— Эх, плохо дело, царевича живота лишили! — "выныривая" из боевого транса, нахлынувшего в результате скоротечной битвы, ответил Сашка. — Получается, что мы гостя убили. Такого нигде не прощают.

— Что же делать?

— Бежать, Лёшка, надо, бежать! Не простит нам Великий князь такой подлости. А быть жертвенным бараном мне как-то не хочется.

— Но мы же не виноваты... — высказался с обидой Алексей Кувшинов.

— А кто разбираться станет? — нервно ответил Александр Холодов. — С мёртвых не спросишь, вот и спустят на нас всех собак.

— Гляди, народ собирается! — услышав крики, обернулся Алексей.

— Всё, уходим! — резко выдохнул его друг и пришпорил свою лошадь.

Глава 5.

Паутина.

Поздним сентябрьским вечером возле дома князя Лукомского появилась фигура, скрывающая своё лицо под глубоким капюшоном. Настороженно озираясь по сторонам, фигура направилась к неприметной калитке, что располагалась на заднем дворе дома. На негромкий условный стук дверь калитки открылась, впуская припозднившегося гостя. Вскоре его провели в отдельную комнату и попросили обождать.

— Рассказывай, — велел гостю князь Лукомский, плотно затворив за собою дверь.

— Всё прошло удачно, господин, — нехорошо улыбнулся Пшемисл Возняк, встретившись с князем взглядом.

— Что ж, я рад! — хозяин дома благодушно улыбнулся и вальяжно уселся в кресло.

То, что всё прошло удачно, он уже знал. Но зачем показывать исполнителям, что их негласно контролируют? Пусть считают себя значимыми... до первого промаха. Вот тогда виновный испытает на себе весь гнев князя Лукомского! Однако сегодня везло, несомненно, везло! Княгинь выкрали и спрятали в безопасном месте. Между Иваном III и Казанским ханством распря обеспеченна. Те, кто возлагал надежды на Мухаммеда-Амина, а значит и на Москву, перейдут в стан её врагов. Тем более царевичу покровительствовал Крымский хан, который недолюбливал сидящего сейчас в Казани хана Ильхама. Чтобы как-то наладить взаимоотношения с соседями, Великий князь станет искать виновных. А виновных многие видели. Захочет ли Московский Государь ради худородных боярских детей портить отношения с ханами? Навряд ли. Видя такую несправедливость, молодые волчата затаят обиду. Так что вместо верных холопов Великий князь получит опасных бунтарей. А на что они способны, Лукомский сегодня увидел воочию. Кроме этого он через пару дней передаст Великому князю договор, где Михаил Борисович Тверской договаривается о тайном союзе с Михаилом Олельковичем. Благодаря этим "случайно" обнаруженным бумагам открывается возможность войти в ближний круг людей Ивана III. А в Тверь тоже отправится бумага... В ней Литовский князь выкажет Михаилу Борисовичу всяческую поддержку. Особо намекнёт, что Псков и Новгород тяготятся московской опекой и готовы оказать ему помощь. Тем более эти слова легко подтверждались. Люди, поручившие Лукомскому тайную миссию, умело плели свою паутину. В народной среде Литвы, Пскова и Новгорода всё чаще и чаще раздавались голоса о том, что Москва набирает слишком большую силу и аппетит у неё только растёт. Князья лишаются своих вотчин и превращаются в холопов. Дружба с ней всегда выходит боком. Единственное, на кого можно положиться — это Тверь. Да и той несладко приходится в окружении московских земель. Сжали они её, словно удав кролика...

— А что будет с княгинями дальше? — неожиданный вопрос прервал благодушные размышления князя.

— А это уже тебя не касается! — нахмурился Лукомский. — Ты своё дело сделал, получи награду, — на стол упал кошелёк, брошенный князем, и призывно звякнул монетами.

— Благодарю, — поклонившись, улыбнулся лекарь, и награда моментально исчезла в его руках.

— И запомни, Пшемисл, — угрожающим тоном продолжил князь, — если я узнаю, что ты суёшь свой нос дальше, чем тебе позволено, то...

— Господин, не надо угрожать, я знаю своё место, — лекарь поспешил сделать почтительный поклон.

— Хорошо, коли так. А теперь ступай, и не трепли нигде попусту языком...

— Я сам себе не враг, — ответил лекарь и покинул помещение.

Что же касается сбежавших княгинь, то их путь лежал в сторону Орды. Уплывали они туда на одной из купеческих лодий, что во множестве стекались в Москву по осени. Здесь купцы организовывались в товарищества и длинными речными караванами продолжали свой путь дальше. Сначала по Москве-реке. Недалеко от Коломны караваны "перехватывала" Ока и неслась с ними до могучей Волги. Волга же приводила торговые суда к их конечной цели — Хаджи-Тархан (Астрахань), где с начала октября открывалась большая ярмарка. Только людям князя Лукомского, которые сопровождали беглянок и их сыновей, требовалось покинуть судно чуть раньше, в местечке под названием Сары-Тин (Волгоград). Оттуда шёл самый короткий путь к Дону, всего семьдесят вёрст. Дальше через Дон и Северный Донец дорога приводила в Великое княжество Литовское.

Почему Лукомский выбрал такой длинный маршрут? Во-первых: среди множества торговых судов затеряться небольшой группе людей намного легче. Во-вторых: кто подумает, что беглецы направились не на запад, что было бы логично, а на восток? В-третьих: все кратчайшие пути, ведущие в сторону Литвы или Твери, будут перекрыты в первую очередь. Почему именно эти пути? Потому, что очень быстро выяснится, что насельницы, пропавшие вместе с княгинями, родом из Твери. Проживая в монастыре, сёстры Уткины не могли не общаться с другими его обитателями, а значит вольно или невольно упомянули, откуда они родом. Князю Лукомскому это было на руку, так как в ближайшее время он был намерен подтвердить данную информацию перед Иваном III, показав якобы перехваченную бумагу с тайным договором между Литвой и Тверью. Так же можно было зародить у него мысль, что сбежавшие княгини завидные невесты, а Михаил Тверской вдовец...

Этим же вечером в палаты Великого Московского князя был вызван посол Южной империи.

— Ты мне ничего сказать не хочешь? — хмуро поглядывая на Лемезова, спросил князь.

— Чтобы хотеть что-то сказать, нужен повод. А у меня его нет, — горделивая осанка дона Игната, стоявшего перед Великим князем, только подчёркивала невозмутимость тона, с каким был произнесён ответ.

— А не ты ли мне говорил, что надо быстрее начать распрю с Казанью?

— Про распрю я ничего не говорил. Я лишь передал слова своего императора, который по-дружески советовал тебе присоединить к Руси земли Казанского ханства. Но решать, как поступить, это лишь в твоей власти.

— А ты знаешь, что сегодня произошло в Москве? — продолжая хмуриться, спросил Иван Васильевич.

— К сожалению, не успел. Обо всех новостях, произошедших в городе за день, мне докладывают в семь часов вечера. Как раз в это время меня пригласили к тебе, — Лемезов интонацией подчеркнул предпоследнее слово. — Но, судя по твоему тону, произошло что-то нехорошее...

— Ха — нехорошее! — сжал кулаки Великий князь. — Сегодня боярские дети, которые вернулись из вашей страны, напали на Казанского царевича и убили его!

— Хм! — удивился посол. — И как же они прокомментировали свои действия?

— Что сделали? — не понял князь.

— Как они объяснили свой поступок?

— Объяснили! — возмутился Иван Васильевич. — Разбойники ничего не объясняют, они бегут с места преступления.

— А свидетели есть?

— Видаки, что ли?

— Да.

— Видаков хоть отбавляй! Средь бела дня вдвоём напали на царевича и его охрану и всех перебили!

— Какие молодцы! — восхитился посол.

— Ты что, дон Игнат, глумишься что ли?! — князь гневно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Нет, наоборот, восхищаюсь. Вдвоём... Среди белого дня... Напали на царевича и его охрану и всех перебили... Разбойники так точно не поступают, — многозначительно заметил Лемезов. — И ещё, боярских детей в течение нескольких лет учили тому, что обидеть гостя или посла — это значит совершить тяжкий грех. Применять же оружие против них можно лишь исключительно в порядке самообороны, то есть, защищая свою жизнь. Но первыми браться за оружие нельзя! Поэтому я сомневаюсь, что они совершили нападение.

— Не знаю, чему их учили, только они убежали, совершив злодейство!

— А вот это плохо. Значит, побоялись суда. Или решили, что смерть царевича им не простят.

— Конечно, не прощу!

— То-то и оно, — вздохнул посол. — А для чего ты меня пригласил к себе, Великий князь?

— Хотел узнать, не подговорил ли кто специально отроков к злодейству?

— Специально? — нахмурился Лемезов. — Иван Васильевич, мой император слишком высоко ценит дружбу с тобой, чтобы портить её ради какого-то ханства, которое не задевает его никаким боком. По крайней мере, реши он что-то предпринять, то вначале бы спросил у тебя совета.

Иван III, слушая посла, пристально вглядывался в его лицо, но не находил на нём даже тени страха или лукавства. Было видно, что слова исходят от души.

— Кстати, Иван Васильевич, а не подскажешь имена отроков, которые э-э... убежали, — Лемезов тактично не назвал другое слово.

Стоявший недалеко от Ивана III дьяк Василий Мамырев, увидев знак своего Государя, подошёл к его креслу поближе и сказал:

— Убежавшие отроки именуются: Александр Холодов и Алексей Кувшинов.

— Плохо, — снова вздохнул посол.

— Почему? — тут же спросил князь.

— Потому, что их учили на оружейников, Иван Васильевич. Считай, ты лишился двух хороших мастеров. Так же они проявляли интерес к тактике рейтаров. То есть вполне могли создать для тебя такую дружину... И, разреши ещё вопрос...

— Спрашивай.

— Могу ли я ознакомиться с письменным отчётом, составленным на месте происшествия?

— Что ещё за отчёт такой? — удивился Великий князь.

— Ну, как же... — настала пора удивляться Лемезову, всё-таки один из его учителей являлся профессиональным полицейским, создавшим в Южной империи целых две службы: полицию и министерство безопасности. — На место происшествия всегда прибывает следственно-оперативная группа ...

— Какая группа? — перебил Иван Васильевич.

— Следственно-оперативная, — повторил посол. — Она тщательно фиксирует на бумаге где, когда и в каком часу произошло преступление. Производится осмотр трупов, если они есть. Подробно описывается, отчего наступила смерть. Попутно с этим идёт опрос свидетелей, которых стараются опрашивать по отдельности, а потом сравнивают их показания. Так же составляется опись всего, что было обнаружено на месте происшествия, включая одежду и ценные вещи убитых, орудие преступления, если оно имеется, следы, оставленные преступником или преступниками... Кстати, а чем убили царевича?

— Э-э, — замялся Мамырев, так как посол обратился именно к нему, и поглядел на Великого князя.

— Говори, — разрешил тот.

— Князь Хованский сказал, что Мухаммед-Амин убит обломком собственной сабли, который воткнули ему в горло.

— А его стража? — продолжал допытываться Лемезов.

— Вся стража полегла от огненного зелья.