— Логика "вертикалов" простая — "кого невозможно подчинить и контролировать — надо уничтожить".
В селекторе закашлялись, каудильо испустил вздох, более приличествующий умирающему мамонту. Неприятный момент. Но кто-то должен был сказать это первым.
— Понимаете, Вячеслав, — снова захрипел говорящий ящик, — Наше современное, более или менее устойчивое положение — висит на тонком волоске. Грязная работа сделана, а дележ "плюшек" и получение выгод — привилегия "благородных господ". Настало время показать "мавру" на дверь... Вы хоть задумывались, что если "аномалия" откроется, то кому-то одному, Смирнову или вам — не жить?
— "Незаменимых — нет!" — каудильо криво усмехнулся, — Замена лично мне, находилась всегда... Что из этого?
— А выражение "Живой, потому, что пока нужен" — слышать не доводилось? — хмыкнул селектор, — Вижу, что нет. А мне пришлось отведать этой "господской справедливости" на собственной шкуре. Я описывал свое, так сказать должностное положение, в армии? Пока тянул службу за десятерых и спал по 4-5 часов в день, в родном батальоне меня "прикрывали". Пока готовил себе "сменщиков" да натаскивал "молодое пополнение" — одобрительно хлопали по плечу... Но, настал последний день... И буквально за час до получения увольнительных документов в строевом отделе — тихонько предупредили, что "Гиперболический Косинус" всё ещё жаждет мести и поклялся — живым и здоровым меня на "дембель" не отпустить. Причем, не он один... Помогать ему хотят достаточно многие. "Барская солидарность", дык... Опять же, за словом в карман я никогда не лез, а победить дурака в честном споре — значит получить врага на всю оставшуюся жизнь. Ночь надвигается... на всех выходах из гарнизона — меня ждут. И никому-то из командиров только что уволенный в запас сержант Ахинеев — более не интересен. Просил собственных начальников — "вы же все на машинах, ну, подвезите, хоть до вокзала". Мнутся, жмутся, строят глазки... Узнают! Ты — уедешь, а нам — тут ещё с "полковыми" служить и служить... Уроды... Только что выпущенный на волю "дембель" — практически беззащитен. Он ведь ещё беспаспортный, но формально уже не военнослужащий. Искалечь или даже убей — солдатика никто и не хватится... Спасибо родному взводу — перекантовался на поролоновом матрасике в "секретке" узла связи. И угадал, нашу "агрегатку" — ночью таки проверили "комендантские". Короче утром, не дожидаясь восхода, ушел по-партизански, тропинкой через лес, прямиком на междугороднюю трассу. Мимо городских улиц и всяких там вокзалов с патрулями... Ловить грузовую попутку... Ясно?
— Что мне должно быть ясно?
— После всего здесь случившегося... — скрипнул селектор, — полковник Смирнов, до конца своих дней, будет пытаться реализовать в отношении вас программу из трех пунктов — "Публично унизить, задрочить и убить"... Никого особо не стесняясь и пользуясь вашей житейской наивностью. В случае открытия "дыры" — непременно попытается провернуть всё "по-быстрому" и перехватить власть.
— Доказательства! — в полный голос гаркнул Соколов.
— Уже! — осадил начальника завхоз нехорошим казенным голосом, — Чуть зажглась над крышей "мавзолея" лампа — Смирнов, тут как тут. Что характерно — с пистолетом. Нам просто повезло.
Спорить тут не о чем, хотя каудильо смолк, сделав над собой нечеловеческое усилие.
— Леночка, — обманчиво ласковым голосом заворковал говорящий ящик, — что показали ваша "прослушка" и личная "работа с электоратом"?
— Все последние дни, под различными предлогами, с личным составом "срочной" службы затеваются разговоры о несправедливости, когда у некоторых есть женщины, у кое-кого — даже две, а большинство постится... или вынуждено в укромных углах "любить Дуньку Кулакову"... Прощупывается общественное мнение на предмет "похода за бабами". Скоро вопрос поставят на общее голосование...
— Я буду категорически против! — отрезал каудильо.
— После чего, вполне вероятно — публично окажетесь "в меньшинстве", а то и "под подозрением"... "Опомоить" человека, которому завидуют — нетрудно. Главное, предложить "массам" то, что им сейчас хочется, а злое начальство — не дает, — Ленка сделала предостерегающий жест, что ещё не закончила, — Люди мерят окружающих по себе. "Масса" всегда, неблагодарна и желает больше, чем ей способны реально дать. И всегда готова ради "хотелок" выбежать на "майдан"... Представили?
— Глупости... Если бы полковник действительно это готовил — я бы наверняка знал.
— Какой полковник? — сделала круглые глаза филологиня, — Никто тут не слышал ни о каком полковнике! Затея проталкивается, как "глас народа" и "инициатива с мест"... Если бы Смирнов всерьез интересовался половыми проблемами собственных подчиненных — он бы озаботился вопросом ещё на Новой Земле.
— Так бред собачий, — потревоженным медведем заворочался каудильо, — все ближайшие стойбища тунгусов — за десятки километров. По снегу, с бездорожьем... Буряты — ещё дальше... Да и сколько там женщин? Мы половину личного состава потеряем больными и обмороженными, ещё не вступая в боестолкновения. Только войны с аборигенами нам тут, для полного счастья и не хватало. Это же — провокация, чреватая катастрофой!
— Молодец! Дошло... — кратко констатировал селектор, — А теперь — посмотрим на то же самое дело с точки зрения Смирнова. Теория профессора Радека о зависимости состояния "аномалии" от течения исторических процессов в параллельных мирах вам известна? Пока расхождения минимальны -"дыра" открыта. И наоборот... Вывод? Чем меньше нас останется в живых — тем выше вероятность, что проход на Новую Землю спонтанно восстановится. Наука, мать её! Причем, много народа тут больше не надо. На существующих запасах, в готовом "фаланстере", за кольцом минного поля — "элитной группой" можно продержаться до-о-олго...
— Они думают, что я такое допущу?
— Они достаточно хорошо вас изучили, для организации примитивной "трехходовки"... Сначала, толпа жаждущих экзотического секса — уходит "в поход за бабами"... Потом — отправляется подмога (не думаю, что туземцы сдадутся без боя и откажутся от войны на коммуникациях). В лесу, мы против них — как дети. Потом, некий "опущеный" товарищ — опять бросится всех спасать. По привычке.
— И, к моменту "стачивания" избыточного населения Базы "в ноль" — восстановится историческая предопределенность. "Аномалия" — открывается... Родина — встречает уцелевших героев...
— Вячеслав, — включился в дискуссию завхоз, — вы таки плохо представляете "военную логику". Жертвовать сотнями и тысячами рядовых, ради спасения горстки "командного состава" — для господ офицеров, во все времена, норма! Главное, правильно мотивировать заранее обреченных на убой.
— Считаете, что у них получится? — ага, каудильо тоже не железный, — "Зверь" своё возьмет?
— Поступает противоречивая информация... — деликатно отвела в сторону глаза филологиня, — Есть, например, экспертное мнение, что "поход за бабами" — вообще не нужен. Если мы "правильно себя поведем" — то, ближе к лету, местные девки начнут сбегаться сами. Толпами... Ради товаров, "ништяков", хоть одним глазком "посмотреть кино" и живого человеческого общения. Тунгусски, в этом отношении — абсолютно без комплексов. Полная эмансипация...
— "Эксперт" — это Голдан? — Ленка кивнула, — А сам Смирнов в курсе?
— Скажем деликатно, — филологиня улыбнулась во все свои зубы, — ему постеснялись об этом доложить. Зачем специально нервировать пожилого испуганного человека? А теперь — вообще...
— А как вы представляете себе "правильное поведение" при общении с туземцами. Ведь нет и не было с ними никакого контакта! Прячутся они от нас...
— Есть контакт! — ещё шире оскалилась филологиня, — Просто, он пока "безличный"...
Каудильо попытался вскочить. Стол пошатнулся, "модуль затрясся", диванчик жалобно заскрипел... Я и сама с трудом на месте усидела. Предупреждать надо! Подобные новости — нельзя озвучивать этак мимоходом, да ещё в пятом часу утра...
— "Безличные контакты" — это, что-то из фильмов-боевиков и детективов про шпионов?
— Ага! — и радости полные штаны, — Правила "лесного общежития" надо или соблюдать, или — копать могилки. Кто нарушает "понятия" — долго не живет. Азы культурологии! Мы вот тут, для разведгрупп, целую "памятку" составили. Нельзя трогать чужие ловушки, особенно если туда попалась добыча. Нельзя трогать чужие вещи, если они лежат открыто. Первобытные племена выработали довольно строгую этику поведения. Они так даже торговать умудряются! Раскладывают свой товар... И уходят... Потом — забирают чужой... Всё работает десятилетиями, на взаимном доверии и уважении чужих прав.
— "Контакт" — штука двусторонняя, — насупился Соколов, — Всякие личные контакты с местными — строжайше запрещены. Во избежание жертв... А вы говорите, фактически — они уже есть.
— Ребята, — словно не слушая, продолжила Ленка, — по своим маршрутам, ходят далеко и давно... Отмечаются. Где-то — родничок обустроили. Вымостили камнем площадку рядом, трубку для стока воды приладили, кружку поставили... По деревенски, но миленько. Несколько "схронов", вроде полуземлянок, оборудовали. Накат из бревен, прочная дверь, прозрачное окошко, нары, печка-каменка, штабель дров, топор, жестяные банки для воды. Заметили — тунгусы всё эти схроны посещали и руками внутри трогали, но ничего с собой не забрали. Есть отпечатки пальцев...
— Почему не докладывали?! — так, начальство определенно изволит гневаться...
— Кому? О чем? — словно маленькая девочка захлопала ресницами филологиня, — Вы в России или где? Сказано — низ-зя, значит — низ-зя, — и невоспитанно показала язык, — Своей волей — под молотки никому не охота.
— И что думает "эксперт"?
— Говорит — пока, всё нормально. А вот с местнуми бурятами, заводить связи "по понятиям" — уже скорее бесполезно. Скотоводы!
— И что с того?
— "Тейповая мораль". Ну... — поправилась Ленка, — "первобытный расизм". Только я и мои родственники — настоящие люди, достойные уважительного отношения. Соседи — уже скорее враги. А все остальные двуногие — максимум, говорящие животные и законный объект угнетения... С нами — они обязательно попробуют вести себя "по беспределу". Нашкодить и смыться верхами. Без стрельбы — там не обойдется. Номады — всегда считали себя более привилегированными, чем любые оседлые народы, за счет "транспортного бонуса" и "свободы передвижения". Те же "вертикалы", только вид с боку...
— Можно про схроны, чуть подробнее? — ожил говорящий ящик, — Тунгусы туда заходили чисто "для посмотреть" или, хоть иногда, пережидали внутри непогоду?
— Это как раз и непонятно, — филологиня пожала плечами, — Ребята рассказывали, что свежей золы в печке — не замечали. Дрова — тоже не тронуты. Зато рядом с топором, на пустых нарах — в последний раз валялась вязанка шкурок... Как раз позавчера вернулись. Сегодня — опять группа пойдет.
— Ша! Всем молчать, слушать сюда! — откуда в тощеньком и невысоком Льве Абрамовиче взялось для крика столько воздуха, что мне уши заложило — сокровенная тайна еврейского народа, — Вы все, уже сдурели, да? И нечего на меня так смотреть! — а зрелище ещё то, от своего первобытного вопля завхоз — даже не побледнел, а поголубел, как свеженький покойник, — Некоторым, — он окинул собрание горящим взглядом пророка Моисея и схватился за сердце, — что бы просрать своё счастье — не надо вешать зеркало в туалете... Азохен вей!
— Тунгусы предлагают менять топор? — первым догадался далекий Ахинеев, — На шкурки?
— Ты, толстый, вообще заткнись! — неожиданно ощерился наш хозяйственник, — Сколько раз вам говорил о производства для нужд "обменного фонда"? И где оно теперь, я всех спрашиваю?! А кто обещал, к ноябрю, сделать "тумбовый" светильник, с двухнедельным сроком горения? Полюбуйтесь-ка, на него — под задницей уже вовсю полыхает, а у него... вашу мать... наверняка, ещё ничего нет!
— Заготовки есть, — недовольно загудел селектор, — раз горит, к вечеру один соберу.
— Я тебе устрою — "к вечеру"! — буквально взвился под потолок завхоз, — Что б этим же утром! До выхода рейдовой группы! Надо создать в схроне условия цивилизованного товарообмена... Что за люди?!
— Мне спать когда-то надо, или нет? — ещё более недовольно отозвался селектор...
— Некогда! В могилах отдохнем! — загребущая лапа ухватила с полки заветную склянку стимулятора, — Конфисковано, на нужды Мировой Революции! — и тут же прошипел селектору, — Даже не надейся! Я к тебе сейчас лично забегу. Тут Галочка нахимичила замечательное средство от лени...
— И что на это скажет Смирнов? — прервал завхоза каудильо.
— Вот сами у него и спросите! — Лев Абрамович сгреб со стола пистолет и деловито рванулся к выходу, — Если сильно понадоблюсь... — он покосился в мою сторону, — я на узле связи! Галочка, не обижайтесь, вам зачтется. Хотите песцовую шубу? — в затылок дунул ветер со снежинками, щелкнул дверной замок... В помещении "модуля" стало просторнее и ощутимо холоднее.
Каудильо некоторое время угрюмо созерцал опустевшее место сбежавшего оратора. С одной стороны — (и скорее всего) — Лев Абрамович врубается в ситуацию глубже всех. И счет времени действительно идет на часы и минуты. Бизнес — он и в средневековом Прибайкалье бизнес. День год кормит...
— Меня уже в упор не видят? — вопрос законный, хотя и чисто риторический...
— Вячеслав Андреевич! — обворожительно оскалбилась Ленка, явно кося под ведущую популярного телешоу, — Мы вас просто обожаем! Сказали, что Смирнов будет жить? Всё, вопрос закрыт!
— Просто, — язвительно продолжил за неё каудильо, — пока он сидит под замком, всех остальных поставят перед фактом "злостного неисполнения приказа"... И это сойдет с рук. Прецедент!
— Мы тихонько, — посерьезнела Ленка, — А то, в самом деле, вместо "великого похода за бабами" — начнутся попытки самоволок. Со вшами и обморожениями... Если честно — в скорый успех контакта — я не верю. Тунгусы запуганы насмерть. От выходов к рыбным ловам и луговинам, годным под пастбища — буряты их уже давно отжимают. Причем, беспощадно. И тем не менее — Лев Абрамович прав!
— Посмотрим, сказал слепой, — саркастически оценил последний спич говорящий ящик...
— Что там ещё за "тумбовый светильник"? — сразу вспомнило про Ахинеева начальство.
— Таежная этика! В местах общественного пользования, полагается либо — оставлять в кострище-очаге тлеющие угли, либо — класть на видном месте спички. Зимой, в тайге и "на северах" — огонь, это жизнь. Кто поступает иначе — жлоб, грубо намекающий, что "зимовье" его и только его...
— Про спички аборигены не знают. Да и откуда у нас спички. А что значит постоянно горящий огонь? — от внимательности у филологини раскрылся рот.
— Огонек в ночи — это знак, "приглашение к очагу". Общемировая культурная норма...
— Голдан про такое не рассказывала...
— Мелкая, ишшо, патамучта, — добродушно отозвался селектор, — У них сейчас — война на уничтожение. Не до этики. На открытых местах "маяки" ставить нельзя. В лесной глуши — вполне...
— А вдруг их перестреляют, из засады? — Соколов смирился с фактом дипломатической активности подчиненных и принялся профессионально оценивать риски.
