— Вы про это уже говорили... Может быть, попытаетесь их кратно описать? — социолог пошел пятнами.
— Легко! К концу Гражданской Войны сформировались следующие вполне антагонистичные друг другу версии "главной цели Революции":
1. Политическая
(носители — административно-хозяйственный аппарат, члены РКП(б) и руководство Красной Армии).
"Коммунизм, это когда коммунисты, и в стране, и во всем мире — самые сильные и самые главные"
2. Потребительская
(носители — так называемый городской пролетариат, обыватели, интеллигенция и советские служащие).
"Коммунизм — это когда деньги отменили, работать не надо, в магазинах полно хороших товаров и всё бесплатно"
3. Производительная
(носители — сельское население и наиболее "идейная" часть ветеранов революционного движения)
"Коммунизм — это когда каждый своим трудом полностью удовлетворяет любые свои потребности"
— Форменные "лебедь, рак и щука", да... Продовольственный кризис конца 1920-го — начала 1921 года до предела обнажил глубокий внутренний антагонизм между всеми перечисленными течениями. На Тамбовшине, в 1920 году, хлеба собрали всего 12 млн. пудов, но продразверстку назначили в 11,5 млн. пудов... В Тюменской губернии, "с целью укрепления советской власти", приказали изъять на общественные склады даже семенное зерно... В январе 1921 года закрылись заводы Петрограда и хлебных пайков лишились десятки тысяч рабочих.
— Намекаете на Тамбовское, Сибирское и Кронштадтское восстания? — социолог с трудом сдерживается.
— Нет, констатирую факт, что "военный коммунизм" к 21-му году перешел в качественно новую стадию. Из "временной меры" сделался мировоззрением десятков миллионов людей. Как бы они сами не называли свои политические взгляды. Ульянов-Ленин гениально уловил дух времени и ухитрился почти мгновенно (прямо на Х съезде РКП(б), ещё до подавления Кронштадского мятежа) оседлать новую волну общественных настроений и утвердить НЭП. Фактически — капитулировать перед "превосходящей силой" сельских трудящихся масс, уже готовых физически уничтожить новую генерацию "городских эксплуататоров"... Чем нажил себе массу врагов.
— Прямо таки и уничтожить... — язвительно потянул социолог, — "Дай бог нашему теляти волка съесть..."
— Безграмотная деревня против регулярной армии... — в тон ему откликнулся шеф, — Это же не серьезно.
— Правила устанавливает тот, кто сильнее. Вы согласны? — синхронный кивок, — С позиции диалектики, любой значимый материальный фактор одновременно является оружием и орудием, — новый кивок, — Может ли таким материальным фактором служить хлеб? — по инерции снова кивают, — Тогда, о чем вопрос?
— Господам противна идея, что в одних руках могут сосредоточиться не подконтрольная государству военная сила, независимое производство продовольствия, и научно-технический потенциал, — опять археолог.
— Помилуйте, — шеф облегченно откинулся на спинку кресла, — Культурная революция в Китае доказала несостоятельность подобных фантазий. Сами по себе, без руководства, крестьяне ничего совершить не могут. Да и рабочие, если смотреть в корень... Власть — первична! Анархия — губительна! — седой откровенно лыбится.
— Не приходилось читать сочинение Даниэля Дефо "Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо"? Роман — именно про это. И диссертация, кстати, про то же самое. Научный коллектив, вынужденный заняться выживанием в условиях полного отрыва, как от источников снабжения, так и от законной власти, по объективной необходимости будет вынужден перейти в режим "производительного коммунизма". А наш опыт Гражданской войны и НЭПа показал, насколько агрессивно реагирует общество, занятое самообеспечением, на попытки экономической эксплуатации, а тем более — силового давления, — теперь седой убийственно серьезен.
— Вы действительно полагаете, что телепуз... тьфу, обыватели и производительные силы — разные вещи?
— "Синдром телепузика" — склонность человеческой "массы" полагать, что важные жизненные проблемы всегда можно успешно свалить на "специалистов" или же доверить их разрешение начальству (государству).
— В то время как на самом деле... — седой выразительно смотрит на часы, подталкивает закругляться.
— На самом деле, масса обывателей всегда является объектом манипуляции властей и рассматривается политической элитой исключительно как "расходный ресурс" или "пушечное мясо".
— Какая же в этом опасность?
— Обыватель искренне верит, что весь окружающий мир, а, следовательно, и государственная власть (!), существуют на свете исключительно для блага его, любимого. В психологическом смысле он близнец "элиты", ибо воспитан на светской хронике, пропаганде, кино и художественной литературе "по образу её и подобию".
— Вы хотите доказать, что, добиваясь полной зависимости населения от государственной власти, элита, попутно, получила полную зависимость власти от настроя толпы? — социолог выбирает слова очень осторожно.
— В реальности зависимость сложнее. Люди, даже тупые, как "телепузики", всё же не муравьи, готовые помереть за родную кучу по первому же химическому "звонку". К ним нужен подходец... Теоретики называют это "негласным общественным договором". Циники — "верой в доброго царя". Есть перечень действий, которые по отношению к "массовому обществу", или "обывателям", нельзя допускать ни в коем случае. Если, конечно, не планируется заранее социальная катастрофа... Грубо говоря — "телепузика" категорически нельзя пугать. От перепуга он может взбеситься. И тогда, на спинах взбесившихся обывателей, к власти прорвутся популисты.
— Социалисты... Националисты... Национал-социалисты... Просто фашисты... — седой размышляет вслух.
— Или политические авантюристы, перехватившие у замешкавшихся политических соперников наиболее популярные лозунги. Так российские коммунисты в 1918 году попятили у левых эсеров аграрную программу...
— Интересно, — у седого на миг вспыхнули глаза (или заходящее солнце в них отразилось), — По-вашему, феномен успеха Октябрьской Революции заключается в несопоставимом сочетании лозунгов дорвавшейся до власти группы? Будь позиция РКП(б) строго "крестьянской", или строго "рабочей", или чисто "солдатской" — у большевиков ничего существенного бы не вышло? Образно выражаясь, победил бы "февральский" вариант?
— Не-а... Ленин все же был гением. В отличие от Керенского... и пропихнувших его в премьеры буржуев, "вождь мирового пролетариата" умел мыслить глобально. И, будучи аскетом, не боялся "потери положения".
— Поясните...
— Самые болезненные мотивы, на которые человек реагирует сразу — угроза жизни и угроза социальному статусу. "Февралисты", в ходе свержения монархии, рискнули "зайти с козырей" — устроили перебои поставок продуктов питания в Петрограде. Тактически расчет оправдался. Авторитет царской власти, за несколько дней, упал ниже плинтуса. Власть сама свалилась в руки путчистов. Перепуганные обыватели снесли старый режим, не вникая в детали... Пустые полки в хлебных лавках — приговор любой политической системе. Через полвека, примерно тем же манером (нагнетанием недовольства масс через пустые полки продмагов) свергали Хрущева, а ещё через тридцать лет — Горбачева. В позапрошлом году, братья наши хохлы, аналогично устроили Майдан. Обыватель свято уверен, что ему обязаны "создавать условия". А кто обманул ожидания — политический труп...
— Позвольте! — социолог буквально на месте подскочил, — разве Ленин & Ко выполнили свои обещания?
— Повторяю, Ленин был гением, — с удовольствием разглядела, кислую, как прошлогодний лимон, мину шефа, — Он пообещал и честно дал (на бумаге, но как власть) то, о чем мечтало население. Землю, мир, Libertе, Egalite, Fraternitе... Смело пожертвовав интересами имущих классов и привилегированных социальных слоев.
— Незаконно узурпировав права избранного народом Учредительного собрания...
— Справедливости ради, — влезла археолог, — "большевики" только разогнали Учредительное собрание, а вот перестреляли его делегатов уже "белые", по личному приказу Колчака. И хоть бы кто слезинку пролил...
— Все взрослые люди в России 1918 года прекрасно понимали, что больше Ленина никто им ничего не даст. Да, ярым радикализмом "красные" спровоцировали Гражданскую войну. Но, развязали-то бойню "белые"! Вот на них и легла, в общественном сознании, ответственность за кровавый бардак последующих лет. И вся накопившаяся за века социальная ярость... Согласитесь, что РСДРП(б)-РКП(б) организовала мастерскую многоходовую комбинацию!
Глава 31.
За что сорок раз пытались убить Гитлера?
Кажется, последняя фраза была лишней. Не тот электорат меня окружает. "Социально далекие" особи...
— Оригинально! — не выдержал седой, — По вашему, "большевики" всех одолели, умело заварив новую кашу, не дожидаясь, когда соперники расхлебают предыдущий котелок... — Володя в углу аплодирует мне стоя.
— Ага... Конфликт между разными видами "коммунизмов" развился не сразу. Вскоре после революции между срочно полинявшими в "коммунистов" разношерстными радикалами возник полный консенсус и даже недолго длился своеобразный "медовый месяц". Пока профессиональные революционеры довоенной закалки геройски гибли на фронтах, у них в тылу происходил лихорадочный дележ власти. Самозваные начальники обрастали подчиненными, кабинетами, служебными автомобилями, секретаршами и личной охраной. Рядовым членам партии, поначалу, тоже нехило перепадало с барского стола... Заводские рабочие — получили гарантированный паек... Крестьяне — увлеченно делили бывшую барскую землю... Нацменьшинства — бросились заниматься "возрождением традиций", то есть — резней неверных.
— Передергиваете, — возмутился социолог, — Главным фактором, объединяющим новоявленный социум, стала ненависть к врагам... Враг найдется! Капиталисты, богачи, инородцы, иностранцы, евреи, а так же всякие прочие "недочеловеки". Социализм, на самом деле, это очень агрессивный общественный строй. Без "ужасного врага" за границей и его агентов, прячущихся под каждой кроватью, "идейная мобилизация" населения, вокруг руководящей партии и её курса — невозможна. Идеи солидарного общества от нормального обывателя отскакивают, как горох от стенки.
— Согласна! Примерно так, после окончания Гражданской войны, оно и получилось... — подозрительно верно гражданин вещает, не допустила ли я какой-то оплошности? — "Военный коммунизм" в понимании широких масс достаточно быстро начал ассоциироваться с "потребительским коммунизмом", основанном на реквизициях излишков у имущих классов.
— Вот-вот... Именно этот вариант "военного коммунизма" насмерть поразил в 1918 году своей простотой и доступностью сердца сотен тысяч свежеиспеченных "партийцев". Достаточно получить заветный билет РКП(б) — и ты уже живешь "как при коммунизме". Мечта потребителя!
— Но, война вдруг закончилась, а с нею — моральное оправдание "продразверстки" -. Среди "реквизиторов" резко возрос падеж. В голодающих городах пожива стала совсем плохая, а в относительно сытых деревнях, за одну попытку грабежа... ах, простите, "изъятия излишков именем республики", стали без затей выпускать кишки... или хоронить живьем. Особенно обидным оказалось, что занимались этим зверством не какие-то "враги Мировой Революции", а свои, точно такие же революционеры-фронтовики, но только деревенские. Нахватавшиеся боевого опыта в окопах "империалистической". Сами, не хуже заезжих агитаторов, поднаторевшие драть глотки на митингах и потому — иммунные к хлесткой революционной фразе.
— "Паразит — не профессия и даже не партийная принадлежность, а состояние души", — веско уронила археолог, — Столкновение с жесткой реальностью "вооруженного равенства" стало для городского населения послереволюционной России (и особенно интеллигенции) очень болезненным...
— Злоба, с которой пролетарский писатель Максим Горький, в 1922-м окрысился на крестьянство, точно выдает его социальную страту — профессиональный босяк... пусть и пробившийся в кумиры салонной публики. В законное право труженика решать, кормить ли ему городских паразитов или погодить, гражданин просто отказывался верить! Ну, никак не умещалось у "буревестника" в голове, что "продразверстка", которую село, скрепя сердце, отмеривало для пропитания "красным" и в которой оно фактически отказало "белым" — это помощь, скорее милостыня, но никак не "святая обязанность".
— Тут вы, пожалуй, хватили через край, — поморщился седой, — Тяготы должны быть взаимными. Если "город" защищает село и снабжает его промышленными товарами, то и "село" обязано поставлять городу еду...
— Скажите, вам знаком термин "колясочник"? — лет 15 назад из-за них страшно было в метро спускаться.
— Конечно! Они, как выражаются некоторые публицисты, "маркер ревущих девяностых", — меня вроде бы поняли, но крайне поверхностно. Усугубим аналогию...
— Тогда вспоминаем, что в начале 20-х годов был в ходу другой термин — "мешочник". Те же самые мелкие торгаши всё таскали на горбу. Можете посмотреть хоть фотографии тех лет, хоть рисунки, хоть кинохронику... Не видать ни одной колесной тележки! Никогда не задумывались — почему?
— Подождите, — лицо седого застыло, выдавая работу мысли, — Вы хотите сказать... Колесная тележка, даже примитивная, в деревенской России начала 20-х годов — являлась не доступным большинству деревенского населения "предметом роскоши"?
— Если верить советской статистике, то уже к 1920 году, поступление промышленных товаров на село полностью прекратилось. Включая такие простейшие металлоизделия, как топоры, косы и железные палицы для сохи. Село перешло в автономный режим существования, при этом, продолжая совершенно бесплатно обеспечивать Советскую власть важнейшими продуктами натурального хозяйства. Хлебом, мясом, фуражом, шерстью, кожей, тягловой силой... Включая готовые изделия ручного труда. По причине нехватки сырья для производства обуви, в том же 1920 году, руками деревенских мастеров, Главкустцентр поставил Красной армии 5 млн. лаптей... На следующий 1921 год последовал заказ для Красной армии уже на 16 млн. лаптей. И так — почти по всем позициям. Обратный товаропоток — ёк! В обмен на продукты голодающие горожане вынуждены были отдавать свои носильные вещи и предметы быта.
— А как, в это же время, выполнял свои трудовые обязанности солидарный городской пролетариат? — опять археолог. Тонко язвит... Как будто сама не знает.
— К началу 1921 года, помимо воюющей армии, продовольственными и вещевыми пайками обеспечивались приблизительно 2,5 млн. советских служащих и порядка 4 млн. промышленных работников. Снабжение было "бронированным", то есть — оно выдавалось независимо от выработки и соблюдения трудовой дисциплины. В результате, и заводы, и конторы превратились в разновидность "собесов". Среднее количество прогулов на важнейших оборонных предприятиях (!) составляло 38% от рабочего времени, а выработка не превышала 52% от довоенного уровня... Пользуясь положением "гегемона" рабочий класс откровенно халявил.
— "Потребительский коммунизм", во всей его неприглядности. Начальство — жило само и "давало жить" подчиненным, — точно, она сама в курсе.
