— Мы о блокадном Ленинграде говорим?
— О нем! Это главный "репер" начального периода Великой Отечественной войны. Можно его не упоминать, можно про него ничего не писать... Но, помнить о существовании надо обязательно. Иначе — ничего не понятно. Например, в многочисленных книжках Черчилля про Блокаду — крайне мало. Рузвельт с Гитлером, по понятным причинам — мемуаров не оставили. Воспоминания Сталина, если они существуют — до сих пор недоступны. Зато лежит в архивах объемистая дипломатическая переписка. Где персонажи, так или иначе, своё отношение к "фигуре умолчания" — обозначили. Вольно или невольно...
— Это как?
— Можно я! — опять вылезла с инициативой Ленка, — Тут уже вспоминали, что Сталин о Ленинграде в письмах "якобы союзникам" упоминает постоянно. Для него — тема крайне важна. Черчилль о Ленинграде — не пишет вообще! Ну, кроме знаменитого требования утопить балтийский флот, в случае захвата города немцами. Рузвельт о Ленинграде — не пишет тоже. Разве мельком... При этом, Рузвельт в сентябре 1941 года — огорашивает Черчилля прогнозом, что Москва немцами взята не будет. Бывает...
— Может быть, сэр президент в нашу победу верил? — осторожно встрял Лев Абрамович.
— Он просто знал, что Москву, как и Ленинград, штурмом брать не будут. И случайно (а может быть намеренно) — проговорился. Оценить важность его проговорки — сегодня могут немногие. Для сокрушения СССР — требовалось не взятие ещё одного города, а крах системы управления страной и появление "независимых территорий". Мятежная Москва — даже лучше, чем мятежный Ленинград! По фиг, кто подхватит "валяющуюся на мостовой власть"... Отступившие к городу ополченцы, немецкая агентура или какие угодно энтузиасты. Главное, что бы из столицы удрали "официальная" ВКП(б) и Сталин. Как в 1812 году... Опыт "наполеоновских" войн, в ХХ веке — был глубоко изучен и творчески переработан.
— В смысле?
— То самое. Рузвельт и Гитлер планировали дележку послевоенного мира. Развал СССР в их планах — не требующая обсуждения предпосылка. Требовалось не поражение в "войне на истощение" (это плохой бизнес), а политический кризис и "разбегание территорий" из-под власти Москвы. До сэра Черчилля данная информация не доводилась, отчего он долго и возможно, что даже искренне сказанному Рузвельтом удивлялся. Однако, бумаге свои мысли — доверил ровно настолько, насколько счел нужным.
— Что-то это мне напоминает... — проскрипел Ахинеев.
— Известно что! — подключился Плотников, — Загонную охоту на крупного зверя. Один — пугает, а второй — стоит "на номере" и ждет возможности покончить дело метким выстрелом. Гитлер — всех кошмарил, Рузвельт — выжидал удобного момента, Черчилль — отвлекал внимание. А Сталин — дичь.
Соколов нервно прокашлялся. Беднягу можно понять — все шаблоны вдребезги-напополам.
— Галина! Они серьезно? — ох, надо добивать. Иначе, шаблон опять зарастет. Криво...
— Более чем. Достаточно сопоставить даты. "Атлантическая Хартия" подписана СССР 24 сентября 1941 года. А 21 сентября 1941 года, на стол Гитлеру легла аналитическая записка от отдела обороны Верховного главнокомандования вермахта (кратко ОКВ), где перечислялось несколько вариантов оптимального решения "ленинградской проблемы" и рекомендовалось буквально следующее — "Разрешить Рузвельту, после капитуляции Ленинграда, обеспечить его население продовольствием, за исключением военнопленных, или перевезти его в Америку, под наблюдением Красного Креста, на нейтральных судах".
— Стоп! Почему — сразу "разрешить"? — каудильо молодец, мигом просек фишку...
— Потому, что на сепаратных германско-американских переговорах — судьба Ленинграда всесторонне обсуждалась. США пытались не только "сделать выгодный гешефт" на процессе гибели СССР, но и, по мере сил — "сохранить лицо". Комбинация сразу задумывалась "многоходовой". Планы Гитлера, относительно судьбы северной столицы — Рузвельт знал задолго до начала их осуществления. И молчал.
— Какого черта?!
— Ожидалось, что между оставлением города "советским" руководством и передачей его Германии — продлится известный "переходный период"... Необходимый и достаточный, для демонстрации всему миру неспособности Москвы править страной и обеспечить её население самым элементарным. Без такого предварительного условия — американцы вступать в "игру" с Третьим Рейхом тупо отказывались. Как и 1918 году, вступлению США в европейскую войну — должна была предшествовать "рекламная акция".
— Допустим... А сам Гитлер?
— Как известно, фюрер никогда не врал. Особенно публично. В этом заговоре молчания он единственный (!), устно и письменно, в частных беседах, в интервью и в праздничном "Обращении к нации 7 ноября 1941 года" — неустанно напоминал, что "Ленинград или сдастся, или умрет от голода". Конкретно ленинградцев, лишенных доступа к "независимым" СМИ, на эту же тему — обильно посыпали с небес листовками. Сюжет, достойный пера Кафки...
— Ясненько...
— Сложилось положение, когда для Москвы, однозначно спасительной — стала тактика игнорирования реальности. "Совинформбюро", с пеной у рта — отрицало любую информацию, которая шла не из "тарелок" громкоговорителей отечественного проводного вещания. НКВД — пачками арестовывало распространителей "панических слухов". Предлагать что-либо дельное по поводу "голода в Ленинграде" стало физически невозможно... Отрицался сам факт голода! Мнение "героических защитников города на Неве" интересовало власти из Смольного и Кремля в последнюю очередь. А то, что Гитлер всех честно (!) предупреждал — "победители" потом не решились публично признать даже на Нюрнбергском процессе.
— Странно... — Соколов потеребил ус, — Я как-то привык, что из любой гуманитарной катастрофы немедленно раздувают сенсацию. И попробуй только не допустить корреспондентов к жертвам стихийного бедствия или в район массовых разрушений... Устанешь оправдываться! Не складывается...
— Всё складывается... — буркнула Ленка, — В блокированном Ленинграде, если верить послевоенным мемуарам западных "акул пера", осенью 1941 года, сидела целая толпа аккредитованных и внештатных корреспондентов ведущих американских СМИ. И ждали чего-то сенсационного. Между прочим, большая часть жутких "блокадных фотографий", сегодня представляемых, как "рассекреченные материалы из архивов НКВД" — на самом деле "конфискат". Профессиональные фотографы снимали... Видно же! Их периодически хватали, как "шпионов" и отнимали "материал"... Потом — выпускали... И они — снова брались за фотоаппараты. Наших бы граждан, за меньшее, сразу расстреляли, а эти — дожили до победы и хвастались своими похождениями в "совдепии" после... Не стеснялись рассказывать, что готовились запечатлеть вхождение в город колонн немецких войск. Искренне обижались, что потрясающие кадры, по вине защитников города — "не состоялись". Тут, как мне кажется, они врут. Не для того их посылали. Вхождение вермахта в Киев, например — снимали только немецкие фоторепортеры. Никаких американцев — там не было. Орлы — мух не ловят. Зато, в блокированном Ленинграде — явно ожидалось, не менее чем, обнародование подробностей внезапно открытых "невиданных преступлений большевистского режима".
— Тут зависит от точки зрения, — меланхолично прокомментировал Ахинеев, — Политика!
— А написать правду про лютый гладомор — репортеры считали ниже своего достоинства?
— Представьте себе — нет, — развела руками филологиня, — Я же говорю — тогда много писали и фотографировали. Материал отправляли совершенно легально "дипломатической почтой". Просто на "свободном Западе" — эту жуткую информацию, по поры, придерживали. Сенсации — не давали хода...
— Чего же им ещё не хватало?! — в сердцах, каудильо забыл про многострадальный ус.
— Не того содержания сенсация... Подумаешь, город заваленный миллионами трупов. Вы же сами вспоминали Нанкинскую резню. Вот если бы в Ленинграде начался антисоветский голодный бунт!
— Галина?
— Примерно так. Рузвельт, до последнего, выжидал "удобного момента", когда Сталин будет прижат к стенке. Можно станет громогласно заявить об "особой позиции" США. Увы. Декабрь 1941 года — обидно разрушил радужные планы. Вместо мирной дележки территории СССР с Гитлером — пришлось воевать с японцами. Заранее подготовленная сенсация — стала неудобной. Пришлось договариваться со всеми участниками войны ещё раз и по итогу — создавать ООН. Поднимать вопрос о блокадном гладоморе в 1942 году — стало уже "не комильфо". В 1943-44 годах — поздно. А в 1945-46 годах — бессмысленно.
— Статья 356 Уголовного Кодекса РФ, — проворчал каудильо, — До 20 лет тюрьмы, всем.
В помещении — повеяло холодным сквозняком. Где та РФ и где тот Уголовный Кодекс, а до костей пробрало. Фантомные рефлексы, однако... Государства — нет, все законы — мы создаем сами.
— Вывод? — вот это — по-деловому, Соколов почувствовал, что общество впечатлилась.
— Стыдная тайна Ленинградской Блокады состоит в том, что миллионы (!) современных образованных людей — умерли посреди зарослей еды, на глазах у всего мира, без какой-либо помощи и тем более международной огласки. Коминтерну — их спасти не дали, родная Советская власть, в силу дикой некомпетентности — спасти не сумела, жлоб Рузвельт (обещавший помощь голодающим ленинградцам во время заочных переговоров с Гитлером!), на публичных переговорах со Сталином, её же — цинично зажал. Зато, после прорыва Блокады, в худших советских традициях — чохом наградил погибших, одной на всех общей "почетной грамотой".
— Я про другое...
— Государство, даже самое лучшее и прогрессивное (как в Советском Союзе) — никогда не выпускает свои жертвы на волю. Даже, когда не способно их прокормить, согреть и защитить. Опыт Блокады — самый наглядный пример такого рода. Произносить такое вслух — чревато. А знать — полезно.
— Вы недавно выразились — "они не хотели знать". Потом — устроили истерику... Так?
— Я — тоже питерская. Для своих, тема крайне болезненная. Чужим — вообще не понять.
— И всё же? — спокойно, как можно более спокойно, без мата... попробую ответить...
— Государство, вопреки популярному термину, введенному Мартином Макгира с Мансуром Олсоном, не просто "stationary bandit" (по-русски примерно — "оседлый бандит"), противостоящий так называемому "roving bandits" — "грабителю-кочевнику". Оно — скорее "симбиоз" власти с подавляющей массой населения. Власть не хочет знать никаких вариантов решения проблем, которые осуществимы без неё любимой. Люди не хотят знать никаких вариантов рещения проблем, которые предполагают их личные добровольные усилия. Отрицают всякую личную инициативу (и личную ответственность) по собственному обеспечению жизненными благами. Власть — обязана обеспечить ежедневный свежий хлеб и "сто граммов колбаски" в магазине, а население — должно это там покупать. Другой картины мира — никто не желает.
— И какой из описанной ситуации выход?
— Нет из неё никакого выхода. Это неустойчивое динамическое равновесие, создание и поддержание которого возможно только искусственно. Малейший сбой, и массовая бессмысленная гибель толпы человекообразных приматов, почитавших себя "разумными существами" — вопрос считанных дней и недель. "Бутылочное горлышко человеческой эволюции" к обезьянкам беспощадно. Брошенный на произвол судьбы зоопарк вымирает сам. Даже, если служители, уходя, не поленятся открыть настежь все клетки. Государство традиционно отказывает подданным даже в такой "последней милости". Но, это тайна. Если её публично огласить — обезьянки взбесятся от страха преждевременно. И вреда от них будет больше...
— Как-то витиевато...
— Извольте другой пример. Уже много тысячелетий назад подмечено, что в отличие от так называемого "производящего общества" — население городов (особенно столичных) очень быстро, за пару поколений, само собой замыкается в собственной "потребляющей субкультуре", которую Ги Дебор, в 1967 году не очень удачно назвал "La Société du spectacle" ("обществом спектакля"). В античности данная субкультура "полиса царящего над деревней" (если угодно — "сияющего града на холме") дошла до привычных нам форм "самодовлеющего маразма" в лабораторно чистых условиях и хорошо изучена. Все жители, от мала до велика, имеют свои "социальные роли", которые обязаны играть в любых условиях. Периодически — им показывают "образцы для подражания", в форме театральных представлений, за счет государства. Посещение спектаклей — обязательно. Предлагаемые "нормы поведения" — не обсуждаются.
— Читал... Ещё Платон — на данную методику ругался. Называл её "клеткой в голове".
— Правильно. А почему? При всем удобстве, получается "социальная бомба". Пример из повседневной практики — театр. Всё чинно и благопристойно, публика (статисты) — в зале, артисты — на сцене, роль каждого из присутствующих предопределена заранее и расписана до мельчайших деталей. Ритуал повторяется из года в год, поколениями, без сучка и задоринки. Однако, достаточно во время представления заорать — "Пожар!", как помещение театра — мгновенно превратится в живодерню... Где толпа двуногих скотов, топча друг друга, по чужим головам рвется как-то добраться до выходов. Вся высокая культура и благородное воспитание — с них слетает мгновенно. Приблизительно такой сценарий чудом удалось предотвратить в блокадном Ленинграде... Честно! За отсутствием лучшего варианта.
Глава 61.
Номинанты "Премии Дарвина".
Уже не первый раз замечаю, что прямое цитирование сарказмов Володи действует на не подготовленную публику удручающе. Причем, отношение к сказанному распространяется на пересказчика. Надо бы как-то смягчить впечатление...
— Понимаете, вопрос очень древний. С самого начала урбанизации, когда толпа стала значимым социальным явлением городской жизни — с человеческой массой пытались научиться "работать".
— Поскольку человеческих аргументов — толпа не понимает... — поддакнул Ахинеев.
— Да знаю я, — устало вздохнул каудильо, — Уж чего другого, а описаний инцидентов, связанных с массовой паникой — нам на курсах повышения квалификации давали в избытке. Как вспомню документальное описание пожара в чикагском театре "Ирокез" — так вздрагиваю. Почему оно именно так?
— Вам как, "строго научно" или "эмоционально"?
— Оба варианта, по возможности...
— Есть (остался там, в США) знаменитый врач, физиолог и ученый-орнитолог — Джаред Даймонд. В числе прочего — он написал несколько хороших научно-популярных обзоров по истории...
— Это который — "Ружья, микробы и сталь"?
— Ага, он самый... Дяденьке приписывают интересную цитату — "Определяющие "видовые признаки" человека — это умение пользоваться огнем, изготавливать орудия труда, обучаться в зрелом возрасте и самостоятельно создавать для себя среду обитания. Пресловутые ходьба на двух ногах или членораздельная речь — монополией людей не являются. Они более-менее обычны для многих животных".
— Прикольно! — встрепенулась филологиня, — Помню его книжки. И какой отсюда вывод?
— Если грубо, — в свою очередь ожил казак-антрополог, — то люди — "вид-эфемер". Гибрид всех человеческих подвидов палеолита одновременно. Моментально адаптирующийся к практически любым условиям жизни. Но, это — "в целом". А на практике — человечество довольно жестко делится на два базовых "подвида". Так сказать "люди с большой буквы" (по Даймонду) — спокойно приспосабливают любую местность под себя. В то время, как внешне неотличимые носители психотипа "эректуса" — вечно рыскают в поисках "теплого местечка". А обнаружив таковое — быстренько его "оккупируют", выживая первоначальных обитателей. Даже не силой! Тупым "демографическим давлением"... Современные крупные города — являются о-очень "теплыми местечками"... Терпеть их не могу! Гребанные "обезьянники"...
