Небесный Дракон

Я стою на веранде нашего большого дома в Суне. Раннее утро. Небо наполнено зелено-оранжевым свечением предрассветных сумерек. Прохлада ночи скоро исчезнет совсем, смятая порывами горячего засушливого ветра, который приходит из пустыни.

Вот-вот здесь должен появиться он. Тот, за кем я тайно наблюдаю с самого детства. Мое чудо... Конечно, он ничего обо мне не знает. Не потому, что я такая несмелая, просто все мои попытки подойти к нему неизменно оканчивались воплями мачехи, тащившей меня, упирающуюся и орущую, за руку в наш, тогда еще маленький, дом.

Так происходило из года в год... Тому есть причина. До сих пор его считают самым опасным существом, не человеком, но существом в Суне. Несмотря на то что он Казекаге. Несмотря на то что он ценой своей жизни и силы спас нас всех от опасности быть погребенными под развалинами города, на который обрушилась бомба Дейдары.

Откуда я знаю, как звали этого безумца на белой птице? Все просто — я уже много лет работаю в Совете. На подхвате, так сказать. Подай это, принеси то. Погляди-ка вот на эти документы... Составь деловое письмо... Сейчас мне хотят поручить должность архиватора. Это значит, что я стану еще ближе к нему. Смогу видеть его чаще и, может быть, даже говорить с ним.

Пальцы взметнулись к губам: говорить с ним. Сколько раз я пыталась это сделать с тех пор, как жена моего покойного отца оставила этот мир, и мне никто и ничто, вроде бы, не мешало. Сколько раз я пыталась позвать его, но горло перехватывало болезненным нервным спазмом, и я молчала. И он, так же молча, проходил мимо. Я боюсь вызвать его гнев, если честно, ведь он все-таки Казекаге. Он старше меня, и к тому же один из самых сильных шиноби Суны. Гаара Пустынный. Самовлюбленный демон.

Но вот из-за поворота появляется длинная нога, облепленная задравшейся полой длинной мантии, потом кончик ромбовидной шляпы, а вот и он сам... Ему идет белое и голубое, хорошо сочетается с оттенком его холодных глаз. В это утро он прекрасен. Впрочем, как и всегда... Иногда он смотрит сюда, наверх, но я прячусь за колонной, и он, наверное, не видит меня. Но сегодня его взгляд устремлен вперед, он, верно, думает о чем-то крайне важном...

А бывает и так, что я не вижу его по нескольку дней к ряду. Он уходит из скрытой деревни. Порой один, порой с братом и сестрой. Мне хотелось бы идти с ним, но ведь я не шиноби. Во мне нет ничего особенного, если не считать странного родимого пятна там, где солнечное сплетение. По форме оно напоминает свернувшегося кольцом Дракона, поэтому меня и назвали Рю. Мачеха всегда говорила, что это плохой знак, что я приношу одни неприятности и вообще загнала отца в гроб. Это не правда. Я любила папу, хоть он и не был мне родным. Настоящих родителей я никогда не знала, да и не стремилась отыскать. Теперь, может быть, уже поздно.

Широкая спина моего тайно обожаемого человека скрывается за соседним зданием. Теперь можно идти. Сегодня важный день, сегодня я сделаю все, чтобы меня взяли вести архивы заседаний Совета.

Здание Совета не так далеко от дома, добежать туда можно и за пять минут, однако я предпочла не торопиться. Пришла ровно в восемь утра, как было оговорено. Внутри тихо и золотисто-светло от стен, выполненных из песка и декорированных стеклянными мозаиками, повествующими об истории создания нашего поселения.

Поднимаясь по громадной парадной лестнице, я немного нервничала. Да что там, я очень волновалась. В голове вертелась тысяча "Если", и я отгоняла их как надоедливую мошкару, что порой одолевает в жаркий летний вечер собравшихся у пруда в тенистом парке. Меня хорошо знали те, на кого я собираюсь теперь работать. Вся моя жизнь прошла на их глазах. Тайной оставалось только одно — моя безмолвная любовь. Моя одержимость Пустынным.

Автоматически здороваясь со всеми, кто встречался мне в этот утренний час, я добралась до кабинета Райсы-сана, советника. Он и вынес мою кандидатуру на рассмотрение, а теперь должен был провести собеседование и дать ответ.

В конце этого коридора кабинет Казекаге. Мысли наполнились текучими образами... Он сейчас, наверное, хмуро перебирает бумаги, решая, за что же взяться. Ему не нравится бумажная работа. Как-то вечером я задержалась, и слышала, как он говорил с Канкуро. Старший брат пришел за ним, потому что было уже довольно поздно, а Казекаге не торопился домой. Темари волновалась. Гаара-сама сказал тогда: "Это хуже болота, Кан". И вправду, рутина похожа на липкую бурую топь — затянет, не выберешься.

Дверь передо мной распахнулась, я переступила порог. За полукруглым столом сидела комиссия. Советник Райса был председателем.

— Доброе утро, уважаемые господа! — я поклонилась.

— Доброе утро, Рю-чан, — в голосе Райсы-сана чувствовалось напряжение. Он тоже волнуется, поняла я. — Присаживайся, обсудим детали твоего вступления в должность.

Я растерялась, замерла. Вот так. Без собеседования. Без вопросов. Это не то, что я ожидала.

— Ты, верно, удивлена? — советник Намару-сан, очень многое повидавший за свою длинную-длинную жизнь, седой, но по-прежнему бодрый, взял слово.

— Да, Намару-сан. Я думала...

— Что будет сложнее, — ответил за меня он. — Нет, девочка. Сложности начнутся только тогда, когда ты приступишь к выполнению своих обязанностей, — он склонил голову и вгляделся в меня. Я почувствовала, как чужая воля ломится внутрь, но вместо того, чтобы отторгать, раскрылась. Распахнула себя, как окно — наружу. И ощутила недоумение, а потом — радость.

— Ты очень необычный человек, Рю-чан, — пробормотал, привставая, Намару-сан. — Ведь ты не принадлежишь народу Песка.

— Нет, Намару-сан. Я... подкидыш.

— Стоило приглядеться к тебе повнимательнее, детка, — совсем по-домашнему, так, будто он мой дедушка, заявил советник. — Ты носишь на себе Знак. Очень странный. Я удивлен, что за девятнадцать лет никто не обратил на него внимания.

— Мне кажется, в этом нет ничего такого... — начала было я, но меня перебил Райса-сан:

— Позволь решать это тем, кто старше и мудрее тебя, Рю-чан.

— Да. Прошу прощения, — я склонила голову. Стыдно мне не было, ведь я и в самом деле не считала себя кем-то особенным. Но если им так нравится, что ж — пусть.

— В твои обязанности будет входить следующее: разносить требуемые документы Каге, советникам, а также представителям высших рангов шиноби, которые этого потребуют. Заполнять требуемые документы, подтверждать рапорты и отчеты. Вести записи всех собраний Совета в полном и неполном составе, а также содержать их в полном порядке. В твое распоряжение переходит архив Совета. Это очень важно. Но запомни, ты не будешь одна. Такая громадная работа не поручается только одному человеку. Твоим начальником будет Шойчи Козуга-сан. И помни, тебе оказано огромное доверие. Ни один человек еще не удостаивался этой должности с такой легкостью и в таком возрасте, как ты, Рю-чан.

— Благодарю, Райса-сан. Однако я хочу спросить, почему? — видимо, в глазах и в самом деле отразились те переживания, что одолевали меня. На лице все написано — это про меня.

— Не думай, что Совет не видел и не ощущал той пользы, что ты приносила все пять лет, что работала здесь. Мы следили за каждым твоим шагом и видели, что ты трудолюбивая, талантливая. У тебя много и других положительных качеств. Так что решение было закономерным. Кроме того, все присутствующие знают о твоей способности чувствовать движения души других людей. Это очень ценно для... Суны.

— Но я ведь не одна такая, — запротестовала я, — многие могут...

— Способ, каким ты это делаешь, значительно разнится с тем, как это происходит у других, Рю-чан, — улыбнулся Намару-сан. — А теперь иди, не теряй времени на пустяшные расспросы. Казекаге-сама ждет отчет о происшествиях. Шойчи-сан покажет тебе, что и как надо делать.

И только тут я заметила невысокую старушку, сухонькую, желтую и сморщенную, как осенний лист. Шойчи-сан сидела в самом дальнем и темном уголке, в нише, откуда ее, наверное, никто и не замечал. Закончив записывать последние слова в длинный-длинный свиток и убрав его в футляр, она с трудом встала и подошла ко мне. Глаза у женщины были красивого небесного цвета и совсем не потеряли яркости от возраста, это приятно удивило меня.

— Пойдем, деточка, выпьем чаю, поболтаем, а на этих старых хрычей не обращай внимания, много они понимают в беседах...— Шойчи-сан взяла меня за руку, горячее шершавое прикосновение отдалось в сердце тоской по родительской нежности. Я тепло улыбнулась ей, и мы покинули кабинет.

— Гаара-кун ждать не любит, — заговорщическим тоном сообщила она мне, как только мы пришли в маленькую полутемную комнатку, которая служила ей кабинетом, — поэтому давай, держи вот это и беги к нему, вернешься, все расскажешь. Не забудь о вежливости! Только не бойся его, он славный мальчик...

— А я и не боюсь, Шойчи-сан, — ответила я, кивнув.

— Это хорошо, деточка, это хорошо... — качнула головой она. — А я пока чаю заварю.

Выйдя, я разглядела бумаги, которые Шойчи-сан мне вручила. Пятнадцать формуляров, заполненных разными и не всегда аккуратными почерками. Ой, а это кто писал? До чего безграмотно! Бедный Каге, и ему все это надо прочесть, да тут весь день просидишь — не разберешься! Ничего, он такой же умный, как и сильный, справляется с этим едва ли не каждый день. Интересно, что он мне скажет? Наверное, ничего. Служащих обычно не замечают, если работа идет нормально. Правда, стоит кому-нибудь вроде архиватора заболеть, как начинается полная неразбериха!

Погруженная в собственные мысли, я не заметила, как дошла до двустворчатых дверей, ведущих в кабинет Казекаге. Ладони вспотели, кровь прилила к щекам. Я его увижу. Сейчас... Я никогда еще не подходила к нему так близко и... мне придется положить документы ему на стол, а то и подать в руки. Спокойнее, Рю, ты ведь этого и хотела! Да, но я не думала, что взрослая девушка будет так по-детски себя вести. Он тебя не съест, ты же полезна... для Суны. Вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, я осторожно постучалась, потом вспомнила, что мне уже можно входить без стука, должность позволяет, смутилась, и решительно потянула за большую ручку.

Дверь отворилась беззвучно. Чтобы не мешать работе главы деревни нужно положить это и исчезнуть как можно более незаметно. Однако мне так хотелось, чтобы было наоборот, чтобы он заметил меня. Как тогда, когда они возвращались. Его почти нес на себе Узумаки-сан. Гаара-сама пропустил вперед носилки с телом Чию-сан и потом скользнул взглядом по восторженно замолкшим людям. Я поймала этот взгляд — немного рассеянный, с затаенной в глубине радостью и черными пятнами плывущей по поверхности боли — и вернула его. Я старалась вложить в ответ одобрение, восхищение, счастье от того, что он все же вернулся, и всю ту нежность, что испытывала к нему. Не знаю, понял ли он. Но я втайне надеялась, что из многотысячной толпы он запомнил меня. Глупо, правда?

Комната была большой и очень ясной. Солнце уже встало, и его лучи били прямо в круглые окна за спиной Каге. Попав из затененного коридора в это полное света помещение, я оцепенела. Глазам надо привыкнуть к такой резкой смене освещения. В воздухе золотисто искрились крошечные песчинки, красновато-коричневое кресло для посетителей, несколько картин на стенах. Бонсаи в горшках... Так тихо. Так спокойно. Самое то для работы. Я не видела выражения его лица. Только две, показавшихся мне громадными, стопки каких-то бумаг, высящихся на столе по обеим сторонам от него. В руках Гаара-сама держал бланки и внимательно вглядывался в еще один, лежащий прямо перед ним. Немного подождав, я, стараясь ступать как можно тише и даже, кажется, затаив дыхание, подошла к столу. Выбрав место, куда положить отчеты, я развернулась, чтобы уйти.

— Кхм, — раздалось за спиной. Это негромкое покашливание было равно взрыву. Я не ожидала ничего подобного, поэтому, вздрогнув, обернулась.

Он поднял голову и теперь смотрел мне в глаза. Я почувствовала, как мучительно заливаюсь краской. Томительный жар расплескался по венам, одновременно с холодом, сковавшим позвоночник. Как по-дурацки вышло! Говорила же Шойчи-сан: 'Не забудь о вежливости!'. Ух, Рю, какая же ты нескладная!

— Доброе утро, Казекаге-сама! — я склонилась в глубочайшем поклоне, а выпрямившись, принялась сбивчиво объяснять историю моего появления. — Меня зовут Фудзивара-но Рю. Я ваш новый архиватор, Шойчи-сан...

— А-а-а... это ты, — с каким-то непонятным выражением протянул Гаара-сама, совершенно сбив меня с толку.

— В каком смысле? — брякнула я первое, что пришло в голову. И тут же пожалела об этом. О-о-о, Рю, когда ты научишься сдерживать свой язык?

Гаара-сама вздохнул так, что я почувствовала себя самым глупым существом во всей Вселенной.

— В следующий раз не стой так долго перед дверью, — посоветовал он, возвращаясь к работе. Я пулей вылетела из его кабинета, лишь бы подальше скрыться от этих холодных всепроникающих и насмешливых глаз! Так опозориться в первый же день! Все ветры пустыни! Но... Он говорил со мной. И что значило его: "А-а-а... это ты"? — так говорят только когда встречают человека, которого уже видели. И не раз. То есть... он знает обо мне. Глупая, конечно, он знает! Он ведь КА-ЗЕ-КА-ГЕ. Без его разрешения тебя бы в этом здании никогда не было. Ладно, все, собрались, успокоились. Сегодня первый рабочий день и нужно постараться усвоить максимум полезной информации. Иначе, что будет, если ты станешь на каком-нибудь заседании рисовать сердечки на свитках для записей? А шифр сложный, между прочим, ошибешься в одном знаке — и все приобретет совсем другой смысл. Тебя за такое никто не похвалит, Рю.

Должность моя почетна, но и сложна. Тайная документация Совета тщательно зашифрована, только архиватор и Каге знают ключ. Поэтому архиватор обычно один. Шойчи-сан, скорее всего, давно хотела уйти, да вот только не было подходящего человека. Я улыбнулась, вспомнив, какое лицо было у советника Райсы-сана, когда он понял, что я досконально знаю нынешний шифр. Смена кодировки — процесс очень длительный и сложный, а если архиватор уже пожилой, то сложный вдвойне. Наверное, это тоже было одной из причин, почему меня взяли так быстро. Это прекрасно.

Содержать такой большой дом, как у меня, довольно трудно. Но я не хочу расставаться с ним. В моем доме пять комнат. Три я сдаю студентам академии Суны. В одной живу сама. А пятая остается гостевой. У меня много приятельниц, которые иногда остаются на ночь. Особенно, если им нужно излить душу. Как-то так повелось, что я утешаю их в минуты жизненных неурядиц.

За работой текли мимо часы. Взглянув в очередной раз в одно из окон, я с удивлением отметила, что небо стремительно темнеет. Рабочий день заканчивался, пора было собираться домой.

Шойчи-сан приготовила вечерний чай. Мы с ней быстро нашли общий язык, у нее было много детей и еще больше внуков и внучек, а я, как она призналась, напоминала ей одну из них. Неторопливо попивая горячий и терпкий напиток, мы беседовали. Шойчи-сан почти всю свою жизнь проработала здесь. Ей так и не удалось попутешествовать. Она мечтала об этом многие годы и вот теперь, на склоне лет, ей представится наконец-то такая возможность. Ее супруг уже давно покинул этот беспокойный мир. Он был шиноби, а это опасная работа. С одного из заданий он так и не вернулся. Женщина осталась одна с шестью детьми на руках. Так и не вышла потом ни за кого повторно, хотя многие добивались ее. Радостью жизни Шойчи-сан стали дети. Все они теперь достойные граждане страны Ветра. Шойчи-сан рассказала мне и несколько курьезных случаев, связанных с работой, мы хихикали, как подружки, когда дверь нашей комнатушки вдруг распахнулась. На пороге возник темный силуэт. По очертаниям растрепанных волос, которые ему, боюсь, так никогда и не удастся пригладить, я поняла, что это...