Между 'Окулюсом' и 'Примой' связь оборвалась в первые же минуты атаки Роя... И надо же ей было броситься на передовую, никому ни слова не сказав! Великий Абсолют, а что, если бы он тогда не узнал ее, не вытащил? Но даже едва не погибнув, она оставалась великой и в этом... Удерживать больше двух тысяч тел Роя в течение полутора часов не смог бы никто кроме нее. Какая же боль терзала ее сердце? Боль за допущенные ошибки, жажда все исправить, но... Не ценой же собственной жизни!

. — Самаэль, не надо... Я запрещаю тебе! — шепот рвался с ее окровавленных губ, но он не слушал. — Довольно с меня смертей... Я устала...

Хрупкое тело рыжеволосой госпожи было помещено в пирамиду ЦПАП, во вторую был загружен кювез с подготовленным тельцем-приемником. Это тело они выращивали на всякий случай, той же модификации, что и все остальные — максимальная совместимость с группой Тонких тел и Абсолютной памятью Астры...

Он едва успел вынести ее тогда, крошечную, завернутую в мягкое одеяльце, девочку с наполненными болью и страхом глазами. За спиной жахнули цистерны с горючим... Опалило затылок...

Он понимал, что навязал ей еще один срок жизни, будто тюремный, но отступить не мог, да и не хотел. Все необходимо исправить. Возродить. Восстановить эволюционную справедливость... Абсолют создал Человека и Человечество для счастья и любви, у всех была одна судьба: здоровье и долголетие. Но люди слишком быстро забыли Его. И это забвение привело к столь плачевным результатам, что даже Посланники Его на Земле не справлялись и гибли... гибли... не понятые и не принятые. Но она... Она ведь смогла достучаться до сердец и душ! Один раз смогла, значит, необходимо дать и второй шанс. Просто подождать, пока это все не закончится. Они могут. Подождать...

И вот теперь он бежал по коридорам и переходам, поднимаясь все выше и выше к выходу на поверхность. Он чувствовал, почти знал, что землетрясение выбросило ее саркофаг туда. К людям... Великий Абсолют, если они таковы, как он о них думает, то ему суждено рыдать над растерзанным младенческим телом любимой госпожи. 'Отец Наш! Умоляю... пусть она будет жива... Пусть только будет жива!', — отчаяние перехлестывало через край горячими слезами, капало с подбородка. Он ожесточенно отирал их, всхлипывал, и никак не мог остановить...

В каком-то полузабытьи, долго путая коды выхода наружу и входа внутрь, он возился с внешним шлюзом... Может быть, эта задержка все и решила тогда...

Когда он наконец-то выбрался на поверхность, то успел лишь заметить спины группы людей, а у одного из них — высокого темноволосого, красиво сложенного мужчины — на руках была она. Вон он, краешек одеяла... Сделав несколько шагов к ним, он почувствовал дурноту и вспомнил, что уже четвертые сутки ничего не ел и не пил. Пытался ползти, звать, издать хоть какой-то звук, но кроме еле внятного мышиного писка не смог выдавить из себя ничего. Сознание отключилось...

Его, полумертвого, нашли и выходили какие-то добрые люди. С ужасом Самаэль понял, что утратил часть памяти и способностей. Он мог только считывать их намерения, кусочки, клочки, обрывки мыслей... И совершенно не понимал языка. Мучился неизвестностью... Терзал себя думами об Астре-Софии. Каждый упущенный день наносил его сердцу нестираемые шрамы. Каждый упущенный день все уменьшал шансы на то, что ему удастся найти принцессу вовремя... До того, как разовьется вторая личность. Вернее, первая... В этом был весь запрет на использование младенческих тел. Ибо как только такой ребенок открывал глаза первый раз, он уже обладал собственной душой, а подселенную пытался вытолкнуть... Чаще всего это заканчивалось плачевно и для подселенца, и для носителя. Однако если тело выращивалось в криостазе до физиологического взраста 21 года непробужденным, оно делалось лишь оболочкой без наполнения и было безопасным вместилищем для перемещаемой Души. Никто не знал, почему так. Но так было.

Долгие долгие годы были посвящены поискам младенца с развалин Холодильника. Это название он узнал, когда изучил в совершенстве язык людей с поверхности. Со временем вокруг него сама собой сложилась легенда, которую он и не думал развеивать. Мол, иностранец, да, друг семьи, ищет ребенка, оставшегося в живых после гибели родителей...

Но и когда он взял след, ведущий к ней, то столкнулся со множеством препятствий... Бюрократия и мздоимство, жестокосердие и глупость людей, чернота их мыслей, деяний и низость желаний первое время изумляли его и заставляли протестовать. Потом... потом он просто привык... И даже научился этим пользоваться.

Было время, когда он все оглядывался на себя прежнего, пытаясь сорвать с себя ту маску, которая так и норовила прилепиться к коже, прирасти намертво и навсегда изменить его... Но и это прошло.

Прошло тогда, когда он, запутавшийся, но все еще решительно идущий к своей цели — возрождению народа Пустых через возрождение Астры-Софии — узнал, что Алессан Ди Эссамаррен, возлюбленный супруг его госпожи, жив. И не просто жив, но и не спит.

Однако оказалось, что помочь Ди Эссамаррен не просто не желает, а категорически отказывается... Печальный остов человека, вот что увидел Самаэль, найдя его на 'Окулюсе'. Он так и не смог простить ей, своей любимой, ту первую, последнюю, роковую ошибку. И укрепился во мнении, что прошедшее не вернуть и Пустые никогда не будут вновь жить, радоваться, любить, существовать на этой планете... Тем более жестким сделалось его сопротивление, когда он узнал, что их принцесса была помещена во младенческое тело... И этой девочке уже тринадцать лет.

Последние годы он потратил, разыскивая уцелевшие саркофаги и пробуждая оставшихся в живых. Вместе они восстановили часть 'Примы' и 'Окулюса'. Алессан не препятствовал, но и не помогал. Постепенно в голове у Самаэля сложился четкий и воистину дьявольский план того, как заманить эту девушку, называвшуюся теперь Фудзивара-но Рю сюда. Но для этого требовалось немало денег, хитрости и лживой игры с человеческими умами.

Одурачить совет оказалось совсем просто. Достаточно было сыграть на их ненависти к этому милому чудовищу — Казекаге. И вот, когда он почти добрался до девчонки, неожиданно наткнулся на препятствие в виде организации, носившей название 'Астро'. Пришлось устранять их членов. Одного за другим.

Ее даже взяли в Совет и вот-вот должны были отправить в длительную командировку, как все карты смешал этот рыжий дьяволенок. Заявив, что она под его опекой и присмотром и он ни в коем случае не допустит ее длительного отсутствия, мальчишка отказался подписывать документы о командировке.

Это не остановило Самаэля, тогда уже известного как Ичимару. Шаг за шагом он приближался к своей цели, используя все и вся. Не гнушаясь никакими методами, свято веря в правильность и справедливость того, что он делает.

— Именно с того момента одно к одному начали складываться известные вам события, приведшие к такому финалу, — завершил Пустой. — Я знаю, что у вас ко мне масса вопросов, но, увы, здесь не время и не место обсуждать тот путь, на который я встал и по которому прошел.

— А мои видения? Они ведь не во всем совпадают с тем, что вы говорите! — запротестовала я.

— Значит, процесс уже начался, — слова Ди Эссамаррена медленным ядом втекали в мои уши.

— Я не дам вам разрушить то, что создавал с таким трудом, — Самаэль встал. — Отдай мне модуль управления системой, Алессан. Я верну нам Астру-Софию, я верну народу Пустых его бывшее величие. Если с нами будет она, все можно возродить! Она помнит утраченные технологии выращивания тел, она сможет помочь нам вернуть к жизни тех, чьи саркофаги вот-вот перестанут функционировать... Да, нас мало, но мы можем выжить, расселиться по поверхности в конце концов!

— Она не хотела этого... Ты ведь сам сказал, что Астра была против того, чтобы ты продлевал ей жизнь, — ни малейшего отзвука раздражения не было в тоне Кайму. Он будто уговаривал несмышленого ребенка отдать ему опасную игрушку... — Все когда-нибудь заканчивается, Самаэль. Прими это. Смирись с этим. Ничего уже не вернуть. Прошлое осталось в прошлом. С его ошибками и с его победами.

— Она была не в себе, мало ли что люди несут в состоянии стресса... И мы не знаем, что она сказала бы сейчас, — возразил его оппонент. — Подумай, Алессан! Включи голову! — мужчина принялся мерять шагами помещение. Множество напряженных глаз следило за каждым его движением. — Что значит гибель этой девчонки с поверхности, жизнь которой протечет скорее, чем вырастет из семени одно дерево, по сравнению с жизнью той, которая вернула нам нас самих? Она повернула нас, блуждающих во тьме, к свету! И ты хочешь, чтобы мы все оставили как есть? Стерли ее, забыли о ней, сделали вид, что никогда не было Астры-Софии?

— Глупец... Или ты забыл в КАКОМ теле развивалась эта личность? — голос Ди Эссамаррена неожиданно наполнился силой, загремел, зарокотал, сделался голосом бури, предвестником страшного обвала, погребающего под собой все живое...— Несмотря на все искажения, которые она могла внести в себя, система ее Тонких тел довольно стабильна, и даже если срок ее жизни будет втрое короче нашего, то это все равно чрезвычайно много для этого времени и этого мира. Для этих людей... Она может немало сделать для них... Может повернуть ИХ к свету. Не нас... Наше время прошло... Как бы горько ни было это осознавать тебе или мне...

Никто не решался вмешаться в этот спор двух гигантов. И в самом деле, что мы могли сделать? Первая же наша атака отразилась бы на Шино, а этого мы желали менее всего. И я стояла, завороженная, словно и не обо мне вовсе речь, будто не моя жизнь и судьба сейчас летает, как мячик в детской игре, от одного к другому... Это могло бы продолжаться бесконечно долго, но я чувствовала, как стремительно убывает отпущенное мне время разумного мышления. Может быть, это был просто страх после всего того, что они мне тут наговорили...

— Постойте, послушайте... — я устало сжала голову руками, закрывая уши, чтобы не слышать их голосов больше. — Я не хочу жить для чего-то или кого-то... Я хочу жить для себя... Просто жить. Дышать, пить, есть... Любить. Я люблю эту жизнь, Мне нет дела до ваших великих целей и планов. Я просто человек. Не великий, не величайший, не правитель... Я не хочу никого поворачивать к Свету, потому что понятия не имею, что это такое в вашем понимании. Я хочу пройти свой Путь и достойно его завершить. У меня есть любимый человек, которому дорого мое существование в этом мире. В это время... И если нет другого выхода, то я не собираюсь жертвовать собой во имя какого-то призрачного блага, — свовсем сморщившись от перспективы выдержать взгляд этих подземных жителей, я внутренне уговаривала себя заткнуться. Но внезапно голос мой изменился, и я ощутила, как изнутри нарастает волна негодования и в то же время безмерной жалости к этим живым еще останкам давно мертвой цивилизации. И я поняла, что это больше не я, а она... — Ибо благими намерениями устлана дорога в Ад. — ее голос посыпался шорохом дождя, все нарастающим, ливнем, смывающим, очищающим, великолепным... — Самаэль, друг мой, разве ты настолько ослепил сам себя, оскопил себя, что не видишь более, что Путь твой привел тебя к гибели? Или ты забыл, что станет с тобой, когда физическое твое тело отработает свой срок? Ты думаешь, что эти люди не от Абсолюта? И у них нет Душ и Ангелов? Я глубоко скорблю о том, что ты так и не сможешь присоединиться к нам, там... В лоне Матери Вселенной... Не тебе разрушать то, что создал не ты. Оставь ее проявить ее волю, ибо этой волей наделил ее Абсолют. Как и каждого живущего...

— Но они не ведают что творят! Пожалуйста, позволь нам вернуть тебя, моя дорогая леди! — отчаянный его призыв был более страстным, чем любая молитва любому из богов самого нуждающегося человека. — И я буду знать, что моя неизбежная гибель не бессмысленна. Я согласен на Ад, если только так можно...

— Оставь их их воле. Самаэль, говорю тебе, когда придет время, и среди них появится Мессия, чтобы дать Свет, — голос ее стал слабеть и стихать. Последние слова можно было расслышать уже с трудом, хотя я изо всех сил старалась... помочь ей... — Отпустите меня, ибо срок, отпущенный мне, истекает, — она повернула мое тело и вгляделась в глаза любимого. — Прости меня, родной. Ты был прав. Ты постиг Истину более, чем я. Но почему не остановил меня, даже зная, что волю свою я употребляю во зло?... Почему... не остановил....

Сознание мое замутилось, перед глазами поплыли цветные пятна....

Но тут произошло нечто, буквально пинком вернувшее меня в нормальное состояние.

Установившееся прозрачное, как стекло, безмолвие, расколол утомленный и в то же время насмешливый голос Шино:

— Итак, спасение утопающих дело рук самих утопающих... А я все ждал, когда же вы завершите это глупое переливание из пустого в порожнее...

Судорога рябью прошлась по лицу Ичимару-Самаэля. В его глазах застыло вопросительное выражение. Стеклянный звон все еще стоял в моих ушах, а события, разворачивающиеся вокруг, по скорости стали напоминать ураган... И я — в центре этой бури...

Шино и его противника окружило черное шевелящееся облако, в тот же миг оно опало и там, где раньше стояли двое, не было никого. Только мертвые крошечные тельца, усеивающие белый-белый пол.

Незнакомцы напротив нас поросли, ощетинились каким-то оружием, не знакомым нам, единственным оружием которых было собственное тело и несколько граммов металла...

Кайму встал так, чтобы прикрыть меня. На лицо Гаары вползла пугающая бледная тень его знаменитой ухмылки:

— Пора кончать этот фарс, — оттенок горечи в словах цвета вишни... Странное сплетение узлов вокруг, переливающиеся формы, как чья-то нелепая, а может быть, единственно верная фантазия обо всей нашей Жизни? Я вижу, как из бочки его выпадает пробка, и песок струится по рукам, подобно двум пустынным питонам. Он обволакивает ладони любимого и течет, растворяясь и окрашиваясь ледяной прозрачностью стеклянных лезвий. Я знаю — это невероятно больно... Его последняя разработанная техника. Лезвия обоюдоострые, их зазубренные острия направлены в пол... Я вижу, как бьется и сияет чакра, наполняющая их.

И я закрываю глаза, в последней попытке поймать серебряный дождь восприятия Астры-Софии, поймать отзвуки золотистой вуали ее ощущения и видения мира. Последним толчком воспаляющегося сознания остановить грядущую бойню, ибо живым из нее не выйти никому.

Чернь и золото. Тиснение на кожаном переплете... Я раскрываю книгу судеб, чтобы вписать в нее еще несколько строк. Из-под ресниц — слезы.

И звезды Тонких тел ослепляют меня своим невероятным сиянием, и погасить их... Разве можно погасить их? Каждая соткана Любовью Абсолюта, и каждая важна Ему. Неужели это возможно? Такая долгая дорога домой... Помоги мне в последний раз! Помоги мне удержать их... Я знаю, что силы уже не те. Я знаю, что мы обе вот-вот рассыплемся в клочья и это будет началом нашего Ада... Но помоги мне... В последний раз. Не убить Любовь. Возродить ее...

Откуда эта музыка? Это мелодия, созданная Его любящим сердцем. Откуда эти цветные сполохи, окружившие нас? Это цвета Его Радости... И шаг... поворот... Последний танец когда-то соединенных Душ... Раскрывается соцветие ладоней, орошая пыльцой неимоверно сияющие звезды... Легкая вуаль, каждая хрупкая и невероятно крошечная ее ячейка — надежная сеть для ловцов человеческих Душ... И все их атаки захлебываются и гаснут в плотных хитросплетениях...