Небесный Дракон

— Я принес твои вещи.

— Спасибо большое, — я робко улыбнулась, пытаясь хоть как-то загладить свою резкость...

— Вечером зайду на чай, — совсем растерянно сообщил Гаара-сама.

— Мы будем рады, — я склонила голову, гадая, что с ним такое.

-Угу...

Казекаге вышел, бережно прикрыв за собой дверь. А я еще несколько минут приходила в себя, спрашивая: 'Это что такое было, а?', — и не находя ответа.

В зале Совета, том, где стоят четыре изваяния предыдущих Каге, установилась гнетущая тишина, когда Сабаку-сама в сопровождении брата и сестры вошел и занял свое место в главе стола. Канкуро и Темари стояли по правую и левую стороны от него. Я — в своей нише. Мне отсюда все видно прекрасно, будто из ложи в опере. Только театрального бинокля не хватает, потому что сейчас передо мной развернется высшей степени мастерства актеров представление.

Когда были проведены все соответствующие протоколу процедуры, типа регистрации акта выполнения миссии, причитающейся оплаты и состояния здоровья шиноби, выполнивших ее, приступили к подробному разбору полетов.

Пока Совет, яростно жестикулируя и обвиняя друг друга в том, что именно тот, а не другой посоветовал тому, а не другому отправить на нее Казекаге, что вот этот знал о возможных сложностях, но ничего не сделал, а тот не знал, но предлагал...

Гаара-сама наблюдал за этой грызней с откровенно скучающим, даже отрешенным видом. Так могло показаться. Но его замороженные от созерцания мерзости происходящего глаза цепко обшаривали каждую фигуру, ловя мельчайшие детали, отклонения от традиционного поведения. И он делал выводы. Я молча восхищалась им, стило скользило по свитку, стремительно появлялись состоящие из многих линий символы, перевернутые, искаженные иероглифы, каждый хвостик или точка в которых имели свое значение. Одновременно я пыталась хоть что-нибудь почувствовать вот так — на значительном расстоянии, но ничего не получалось. А насчет тренировок, Казекаге-сама, наверное, пошутил... Хотя стоит заняться этим самой на досуге. Может быть, тогда я смогу ему хоть как-то помочь.

Борьба Совета с Казекаге не была обыкновением в Суне. По крайней мере до того, как на пост Казекаге встал Сабаку-но Гаара-сама. А вот после — началось. Я многого не понимала до того, как поступила сюда архиватором. Мне казалось, что так и должно быть, все-таки это частью бюрократический институт государства... Однако теперь мне открылась совсем иная картина. Изжить во что бы то ни стало — вот девиз двенадцати членов совета. Они объединились в борьбе с тем человеком, который лишь недавно научился любить то, что раньше ненавидел и чего, откровенно сказать, боялся. Он понял, что значит для него Суна и каждый ее житель в отдельности...

А теперь его снова пытались (и как откровенно!) лишить всего с таким трудом обретенного. Гаара-сама все прекрасно понимал, но ничего не мог поделать. Пока ничего. Вот Коноха обходится как-то без стариков-советников, и ничего, процветает. А мы — закоснели во внутренней вражде. Да, конечно, финансирование улучшилось, без заданий не сидим — это прежде всего его заслуга. Шойчи-сан, пока мы сидели на том неполном заседании, куда она меня повела, успела рассказать мне сколько времени он потратил на то, чтобы доказать, что не погибнет в ближайшее время от рук своих же людей. Ну, или чужих — нанятых своими. Как он каждый день преодолевает этот кошмар известно ему одному.

Напряжение было предельным. Неожиданно для остальных, видимо, уже настолько привыкших к тому, что Сабаку-сама обыкновенно молчалив и за все заседание не произносит ни слова, он буквально вскочил со своего места, двинув при этом кресло так, что оно едва не грохнулось:

— Хватит! — далеким предвестием страшной сухой пустынной грозы раскатился его наполненный силой электрических разрядов голос. Немая сцена, последовавшая за этим, могла бы сорвать аплодисменты зрителей, если бы они здесь присутствовали. Все так и застыли в нелепых позах, с открытыми ртами, будто марионетки в руках умелого кукольника. — Сидеть! — рявкнул Каге так, что воздух вздрогнул. Никто не посмел ослушаться. Сели, одуревшие, хлопая глазами и, наверное, не совсем оценив исторический момент. Я улыбнулась про себя, теперь он точно все возьмет в свои руки. И не дай пустынный ветер кому-нибудь попробовать что-то ему противопоставить... Вздернув подбородок, Казекаге взял слово:

— Нам пришлось столкнуться с крайне необычным проявлением активности. Неизвестные смогли заключить троих сильнейших ниндзя Суны в гендзюцу, чтобы подвести как можно ближе к Ёнби-но Йома.

— Это невозможно! — сдавленно прошептал кто-то. — Как вам удалось уйти от него живыми?

Сабаку-сама глянул на говорящего, как-то странно дернул губами, но ответил:

— От нее. Ёнби-но йома это ОНА. Василиск нам помогла. По собственной прихоти.

— Вы уверены, что это был именно Четыреххвостый демон? — щуря подслеповатые глаза, вставил советник Гандзюро-сан. — Быть может, это все-таки гендзюцу? Я ни разу за свою жизнь не слышал, чтобы кто-то ушел от Хвостатого 'по его собственной прихоти'...

Обведя присутствующих взором, под которым поникло бы все живое, Гаара-сама выбросил вперед правую руку. Глухо звякнуло железо протектора, ударившись о полированную поверхность стола:

— Тогда это тоже фантом?

Шепотки, шорохи, чье-то пораженное 'Ах!'. Тишина. На меня накатило ощущение триумфа. Как там говорится, увяз коготок — всей птичке пропасть? Этот протектор и был тем коготком. Однако понять по реакции, кто из советников зачинщик этого безобразия, было невозможно.

— Я хочу выслушать ваши мнения по этому поводу, — опустился в кресло Казекаге, откидываясь и привычным жестом складывая руки на груди.

Налобная повязка пошла по рукам. Ее ощупывали, обнюхивали, рассматривали, вертели так и эдак, но никто не смог сказать хоть что-нибудь вразумительное. Тоже мне, великие следователи! Да тут элитные АНБУ не разберутся что к чему.

Минут через десять оживленного совещания, поднялся Намару-сан:

— У нас нет никаких предположений, — по возможности твердо произнес он.

— Удивительно, — безо всякой эмоциональной окраски обронил Гаара-сама. Темари и Канкуро едва сдерживались, чтобы не высказаться самим, что ОНИ думают по этому поводу, но их удерживал непререкаемый авторитет брата.

— И в самом деле, — проскрипела со своего места Шойчи-сан, сползая с высоковатого доя нее кресла. — Дайте-ка мне глянуть... — и, не дожидаясь разрешения или отказа, старший архиватор взяла повязку большим и указательным пальцами, как опасное насекомое и покрутила туда-сюда.

— Пожалуй, я могу внести некоторую ясность, — улыбнулась старушка.

— Я вас слушаю, Козуга Шойчи-сан, — подался вперед Сабаку-сама.

— Задолго до вашего, да и до моего рождения, существовала Деревня, скрытая в Пустоте. Ее жители отличались великолепными знаниями в области медицины, генетики, физиологии различных существ и... демонов. Если вы нанимали специалиста Пустоты, то вас ждали прорывы и открытия. Они и носили вот такие протекторы. Однако считается, что Деревня, скрытая в Пустоте давным-давно стерта с лица земли, и я удивлена тому, что кто-то попытался скопировать их опознавательный знак. О том, что она действительно существовала, знают очень немногие... — склонила голову пожилая женщина.

— Откуда вы это знаете? — подозрительно покосился на нее советник Райса.

— О, Саватори-кун, это все архивы! Работа пыльная, но расширяет кругозор. В отличие от твоей, — с неизменно лукавым выражением сморщенного личика ответила Шойчи-сан, передавая Каге налобник. Тот убрал его куда-то в складки мантии.

— То, что вы поведали, очень ценная информация. Теперь у нас есть зацепка. И мы размотаем этот клубок до конца, чтобы узнать из чьих рук он берет начало, — все-таки решился сказать Канкуро. Гаара одобрительно кивнул, подтверждая слова брата.

— Если никто больше не желает ничего озвучить, — Казекаге исподлобья оглядел советников. Они молчали, опустив головы. — Тогда заседание считаю закрытым, — он поднялся. Встали и остальные. — Младший архиватор Фудзивара-но Рю-сан, пройдите в мой кабинет, я хочу взглянуть на протоколы.

Ну надо же до чего вежливо! Я оторвалась от свитка:

— Слушаюсь...

А зачем ему протоколы? Он же никогда раньше ими не интересовался? Похоже, и в самом деле грядут перемены...

Соскочив с места, я вышла из зала вслед за ним и его родными. В коридоре он попрощался с братом и сестрой, пообещав рассказать все вечером, и направился к себе. Я торопливо поклонилась в их сторону, потому что Канкуро и Темари как-то странно смотрели на меня, и поспешила за Казекаге.

Мой любимый стоял спиной к двери. У того же самого окна, как и неделю назад. С ума сойти, так мало времени прошло и столько событий уложилось в него! Может быть, оно, это время, имеет свойство растягиваться и сжиматься? В поцарапанных пальцах Казекаге бликовал на вновь появившемся солнце металл защитной полоски.

— Не держите его при себе слишком долго, Сабаку-сама, иначе мне тяжело будет разглядеть его предыдущего владельца, — с порога посоветовала я. Он обернулся, бросил протектор на стол.

— Фудзивара, ты... сможешь?

— Посмотрим, — пожала плечами я, подходя ближе. — Я так и знала, что протоколы — благовидный предлог, чтобы показать мне это, — улыбнулась я, и подала ему круглый тубус со свитками. Он рассеянно принял его, отправил туда же, куда и протектор, опять развернувшись к окну:

— Там... так красиво... дождь... был, — он поманил меня к себе. Пара шагов — и вот я стою рядом с ним. Снова так близко... Сердце пустилось в пляс, я зажмурилась от удовольствия, ну ровно кошка... Он взял меня за плечи, и поставил перед собой, чтобы мне лучше было видно. Гладко выбритый подбородок уперся мне в макушку, горячее дыхание шевелило волосы на голове. Я задохнулась от восторга, тело напряглось хорошо натянутой струной... Его руки — на моих плечах, так крепко держит, так... сладко. Все ветры пустыни, он дразнит меня что ли? Толкнуло в голову знакомое чувство погружения...

— Гаа... Ой, Казекаге-сама, — сглатывая, прошептала я, — вы просили предупреждать, когда на меня...э-э-э... находит...

— И? — похоже, он не собирался меня отпускать...

— Сейчас... Я могу... прочесть вас, Казекаге-сама, — разрываясь между блаженством от его близости и попытками не допустить проникновения в его личность, проронила я.

— Я...попробую блок, а ты скажи, получится... или нет, — его дыхание немного сбилось, или я навоображала себе лишнего?

— Как вам будет угодно, — голова шла кругом, но я отпустила себя...

Тоненькие ручейки светло-синей воды моего сознания устремились к чуть замутненной реке — его. Влились, смешиваясь, наполняя русло, впитывая в себя ощущения, звуки, запахи...

Он лежит на больничной койке. Матсури уже ушла. Напротив, на диванчиках сидят Темари и Кан.

— Я просто глазам своим не поверила, когда увидела, как она на тебя вешается, братик! — возмущенно заявила Тем, покачивая ногой.

— Она... хорошая... — легкое смущение заставляет щеки розоветь, внутри тепло уже от того, что он смог это сказать.

— Я ... э-э-э... теперь у меня проблемы еще и со слухом, — поджимая губы, констатировала старшая сестра. — Что ты только что сказал?

— Она хорошая, — увереннее и громче.

Широкое лицо старшего брата расплылось в довольной ухмылке:

— Сколько вы знакомы-то, а?

— Наверное, всю жизнь... — он и вправду так думает. Потому что если Фудзивара видела его еще тогда... И в тот раз, при возвращении. Она стояла в толпе. Худенькая девочка в белом платье до колен. Странно бледная для загорелых жителей Суны кожа выделяла ее из толпы. И эти глазища! Ему показалось тогда, что кто-то необычайно добрый, ласковый, понимающий погладил его по голове, по щеке, шепнув на ухо, что он умница и все будет хорошо. Но молодой Казекаге отнес это на счет стресса, связанного с его... перерождением. А теперь все запуталось окончательно... и если это она...

— Братец, ты часом не...— ехидно начал кукловод, но Тем его перебила:

— Нет! Не произноси этого слова. Я не хочу это слышать...

— О-о-о, ты, никак, ревнуешь, Тем-чан? — осклабился Канкуро. — Боишься, что некому будет есть твои кулинарные шедевры по вечерам?

— А тебе вообще пора сесть на диету, Толстяк Кан, — огрызнулась старшая.

— Ну конечно, потому что Гаара все время отказывается от половины порции, а мне приходится за ним доедать эту гадость! — взмахнул руками молодой мужчина.

— Ах, гадость, значит?! Ну все, с этого дня вы готовите сами! — Темари сложила руки на груди и отвернулась к окну, всем своим видом выказывая презрение к обоим братьям.

— Слушай, болящий, — Кан переместился с диванчика на краешек постели, где он лежит. — А твоя архиваторша хорошо готовит?

— Которая из них? — жизнерадостно в тон брату вопросом на вопрос отвечает он.

— Э-э-э, а у тебя что, их две? — растерянно нахмурил брови брат.

— Вообще-то да, — его тянет улыбнуться. — Старший архиватор и младший Первая готовит очень хорошо. Опыт сказывается... Она старше нас всех вместе взятых.

— Может, напроситься к ней на ужин, хоть побаловать желудок, а то он, бедненький, скоро не выдержит поварских изысков нашей сестренки... — косясь на Темари и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, заговорщически сообщил брату Кан.

— Ах, так вы теперь еще и вечерами дома бывать не будете? — вскипела Темари.

— Все-все! Будет вам... — робкая полуулыбка вползает на тонкие губы, подрагивает, готовая вот-вот исчезнуть...

— Фудзивара, ой! — он встряхивает меня, я выныриваю, не совсем соображая, кто я и где, поворачиваюсь, едва не столкнувшись с ним носом:

— Да, что такое? — и только тут понимаю, что получилось. Наши лица разделяют миллиметры. Я чувствую тепло воздуха, который он выдыхает... Вдох-выдох, вдох-выдох... мы дышим в унисон, но отчего так часто, так... Мой взгляд скользит по его лицу, спускаясь от линии роста волос, по безбровому лбу, гладким щекам, ниже... останавливаясь на несколько бледных губах. Эти губы чуть приоткрываются, он хрипло шепчет:

— Не сработало...

— Блоки бесполезная штука, — отвечаю я... Наши слова наполнены тысячью смыслов и означают совсем не то, что мы произносим вслух.

— Это я и сам уже понял... Ты... видела... что-нибудь?

Я молчу. Потом осмеливаюсь:

— Казекаге-сама, я... И вправду хорошая? — изнутри к горлу подкатывает раскаленный шар, отнимая кислород... И тут же ухает вниз, туда, где...

— Да.

Все завертелось перед глазами. Пол ушел из-под ног. Я ощутила себя в другом времени и в ином пространстве. В теле, которое было моим. И в то же время никогда не было.

Отчаянный прыжок в небо. Вот что это было. Я распахиваю свои рудиментарные кожистые крылья... Мое тело слишком тяжелое, так говорят. Я не смогу летать. Так говорят. Но ведь я лечу. Прямо сейчас!

Он поднимает руку, касается костяшками пальцев моей щеки. Мне хочется спрятать лицо у него на груди, но...

Стук в дверь. Настойчивый, требовательный. Наверное, что-то важное. Он со вздохом отстраняется: