Постепенно коллектор светлел и вскоре они могли даже различать очертания друг-друга. Тем не менее слизней не было видно и выяснить источник свечения не представлялось возможным.

— Как мерзко пахнет, — пожаловался кукольник, стискивая ладонь младшего брата. Ему было не по себе, но молодой мужчина относил это на счет замкнутого пространства и неуютной близости неизвестной твари. Ответного пожатия не последовало. Гаара остановился, и Канкуро почувствовал, что рука, которую он держал в своей, стала влажной и похолодела. Дыхание младшего сбилось, будто его что-то душило.

— Гаара, ты... что-то случилось? — заволновалась Темари, услышав, как тяжело втягивает сквозь зубы воздух Пустынный.

— Я сглупил, — сдавленно отозвался Гаара, оседая на пол. Сознание мутнело, но он держался. — Я забыл... кое-что очень важное... Ёнби-но йома ядовит. Причем настолько, что в местах его обитания не может выжить никто иной...

— Ты... ничего не путаешь, братец? А эти люди, а слизняки на стенах? — неуверенно возразила Темари.

— Это было... сделано... для того, чтобы ввести нас... в заблуждение... и я ... так глупо попался, — с трудом произнес Казекаге.

— Тогда почему я еще ничего... О-о-ох... — Темари скрючилась, но руку Канкуро не отпустила.

— Нам надо возвращаться, — высказал общую мысль мастер кукол.

— И как ты собираешься заскочить обратно в ту узенькую дыру в потолке со своими куколками, а, большой парень? — несмотря на ухудшающееся самочувствие Темари умудрилась вложить в вопрос все сомнение мира.

— У нор Василисков обычно только один выход и один вход, всего два отверстия. Назад мы не пойдем, остается одно... — кое-как справившись с тошнотой и головокружением чудовищным усилием воли, Гаара поднялся с пола.

— Это самоубийство! — запротестовала Темари.

— Есть идеи получше? — Канкуро нащупал тонкую талию сестры, плотнее прижал к себе, чтобы хоть как-то помочь ей, сводного брата он крепко держал под локоть. — На меня пока еще не так сильно действует, как на вас, попытаюсь извлечь из этого пользу...

— Тебе повезло... здоровяк... Сакура, похоже, привила тебе неслабую резистентность... — Казекаге сделал шаг. Другой. Третий. 'Я должен вернуться'.

Время и место перестали быть категориями действительности. Он то терял поверхность под ногами, то вновь обретал ее. Каждое движение становилось подвигом. Каждый выдох был победой. Каждый последующий вдох приближал их гибель. Они не смогут сражаться с Ёнби в таком состоянии. 'Кто... это... придумал... гений. Так просто — отравить. Не едой, не питьем'... Гаара горько ухмыльнулся, в светлеющей тьме некому было заметить его искаженного лица. Жесткая лапа старшего брата больно сжимала ребра.

Канкуро почти нес обоих напарников. Пот, стекая по коже, щекотался и размывал грим. Чем дальше они заходили, тем сильнее хозяин деревянной тройки ощущал гибельную ауру, распространившеюся под землей. Ему было тошно, но он еще не потерял сознания, а вот Темари, похоже, близка к этому. Гаара то безвольно обвисал на его руке, то приходил в себя и начинал бестолково перебирать ногами. Его тыква жутко мешала, и весила, пожалуй, столько же, сколько ее обладатель. Отвлекшись, Канкуро не заметил высокой ступени, и, охнув, кувыркнулся вниз, увлекая за собой брата и сестру.

Яркий всплеск света заставил его очнуться. Приподнявшись на локте, кукольник осмотрелся. Помещение, куда они попали, имело высокий сводчатый полукруглый потолок. По почерневшим, полустертым фрескам на стенах, шиноби понял, что это когда-то было храмом. На расколотом надвое алтаре, подобрав под себя худые белые ноги, сидела женщина. Остального он не разглядел. Свет странными толчками исходил от нее. И тут на него накатило. Сияние померкло, невидимая гигантская ступня расплющила его об пол, растерла, размазала. Легкие вывернулись наизнанку, ловя хоть молекулу неотравленного воздуха. Он ушел в черноту, не оглядываясь. 'Сакура, почему тебя...нет'.

Гаара и Темари медленно, мучительно приходили в себя.

Чистый высокий голос зазвенел, заструился под старыми сводами:

— Вы пришли убить. Я не звала вас. Вы пришли. Вы умрете.

— Ты... разрушила город, — Казекаге повернул к свету перекошенное страданием лицо, он плохо соображал, но причину их появления здесь помнил.

— Меня позвали. Меня обманули. Я обманула. Я ушла. Я здесь. Города не было.

— Ты... не похожа... на... — Пустынный перевернулся, встал, опираясь на колени и локти.

— Твое существование скоротечно. Я — буду жить после тебя. После сына твоего сына. И после внука твоего внука. Но ты сильный. Твоя воля велика. Умерший и возрожденный, обманувший и обманутый, одинокий и мучимый. Носивший, но освобожденный, внимай моим словам. Я дарую тебе жизнь, когда могла бы принести смерть. Я дарую тебе свободу, когда могла бы заточить в рабство. Я дарую тебе знания, когда могла бы лишить мыслей. Поднимается буря. Там, наверху, вас ждут те, кто искал моего заточения и те, кто искал моей смерти. Идите и убейте их.

— Почему ты... сама... не можешь...

— Я могу. Я не хочу.

— Не верь ей...— Темари пыталась подняться, но ничего не получалось. Девушку вырвало густой черной желчью. Кое-как утерев губы непослушным запястьем, она продолжила: — Это все... наваждение. Ты не Ёнби. Ты не можешь отпустить нас... просто так...

— Спустя краткий срок, за который не успеет смениться и треть чешуек на моем теле, вы издохнете у моих ног, — речь Василиска изменилась, как и ее тело. Оно стало вытягиваться, увеличиваться, свиваться кольцами... Гигантское туловище рептилии заполонило пространство храма. Четыре хвоста оканчивались погремушками, издающими сухой, полный угрозы, шорох. В первой трети тела проступили на спине бугры, вскрылись, выпуская плотные рудиментарные кожистые крылья. Там, где должна была быть уродливая башка йомы, покоилась на мощной шее женская голова. Неземной лик существа столь же древнего, сколь и прекрасного, завораживал, притягивал и отвращал одновременно. На лбу его переливался радужный Знак. — Примите мои слова, и довершите начатое мной. Или останьтесь здесь навсегда!

'Да!... да!... да!' — загремело подземное эхо.

— Хорошо, — зрение предало Каге, все кругом двоилось и троилось... — Мы... Я принимаю твои слова.

Огромное создание рывком приблизилось к Казекаге. Пунцовый рот тронул посеревшие губы молодого мужчины, потом переместился к уху:

— Ты касался. Ты видел. Оно было в тебе, но так недолго. Мое последнее семя. Человеческое счастье так хрупко, так слабо, так скоротечно. Но оно порой дает ростки, которые могут оплести Вселенную. Благодари ее. Ты жив.

Половины слов Гаара не разобрал. По телу прошла волна всесжигающего жара, прокатилась судорога, выкручивая суставы, помимо воли он закричал. Ему ответило еще два нечеловеческих вопля, полных ужаса и боли.

Во тьме проступили очертания неровной окружности выхода. Позади он слышал дыхание Тем и Кана. И это было хорошо. Йома сдержала слово, она и в самом деле освободила всех троих от собственного же яда. Он заключил договор с демоном. Никто не поверит. Никто и не должен верить, потому что не узнает. О чем она говорила? О каком-то семени... О чьем-то счастье... Память сыпалась песком, принимая любые очертания, кроме истинных. Внутренне его все еще трясло от нервного перенапряжения, но внешне... внешне он был спокоен так же, как по пути от дома в Совет.

Гаара оглянулся, дал знак стоять.

Сосредоточился, позвал... Песок откликнулся, тонкой струей выливаясь из тыквы и свиваясь послушным кольцом у его ног. Казекаге опустился на землю, печати складывались сами собой. Два вытянутых пальца правой ладони закрыли глаз:

— Даисан-но ме...

Песок принял шарообразную форму, посреди сферы распахнулось жутковатое Око. С несвойственной ему осторожностью, Пустынный повел его к поверхности.

Их было не так много, как он ожидал. Почему Ёнби не убила их сама, а предпочла сбежать? Не может быть, чтобы эти ниндзя были сильнее могущественного Василиска. Ее яд на них не подействовал, вот что странно... они не прячутся, уверенные в том, что если шиноби скрытого Песка и выползут из этой дыры, то, наверняка, полумертвые, истощенные, отравленные. И им не составит труда добить жалких, извивающихся в предсмертной агонии людей.

Значит, на их стороне внезапность и сила. Гаара отозвал Око. Что здесь не так. Что-то ему отчаянно не нравилось, но он не мог поймать это ускользающее ощущение и воплотить его в конкретную мысль. Он не был уверен до конца, что это все не одна громадная, чудовищной силы иллюзия. Сразу после того, как Василиск ушла, а они более-менее оклемались от действия противоядия, каждый попытался рассеять иллюзию. И из того, что вышло, можно было сделать как минимум два вывода: или это мощный морок, или все реально. Одинаково неприятно было и то и другое.

— Чего мы ждем? — Темари уже держала веер наизготовку.

— Гаара, толку нет вот так сидеть, их силу мы узнаем только когда выйдем отсюда, — карие глаза Канкуро сузились, загораясь темным огнем, он настроился на тяжелую битву, исхода которой никто не мог предсказать.

Шиноби сошлись плечом к плечу и преодолели последние несколько метров...

В мгновение ока их окружили девять врагов. Лица скрыты под масками. Плотные черно-коричневые одеяния не оставляли открытым ни кусочка кожи. Даже глаза закрывались плотными зеркальными щитками...

— Кольцо... Это так здорово, — светлые глаза Казекаге излучали пугающее ледяное спокойствие. Кругом, на сколько хватало глаз, раскинулись барханы песка... Лучше не могло быть! Внутри ворочалось и разрасталось предчувствие грядущей бойни. Река его сознания утратила свой первоначальный зеленовато-голубой цвет... Из мелких водоворотиков, странных пустоток, которые оставил после себя Тануки, хлынули потоки пролитой годы, десятилетия, века назад крови... — Я убью... вас всех.

Они набросились одновременно, непонятно каким образом не посшибав друг друга еще в воздухе... Никто из троих песчаников не стал ждать на месте. Похоже, незнакомцы не поняли, что их первая же атака была смертельной ошибкой. Отзвуком тысячи проклятий над пустыней разнеслось:

— Рью сабаку рю!

Земля дрогнула, выблевывая стену песка, разделившуюся на три потока, отдаленно напоминающих драконьи головы... Лавина накрыла неудачников-ниндзя, затопила, забивая глаза, ноздри, горло вязким, умерщвляющим песком.

Шершавые ладони вжались в песок. По пальцам потекло знакомое чувство: еще шевелятся... Завершающим аккордом смертельной симфонии, спрессовывая тонны сыпучей могилы, эхом похоронного марша:

— Сабаку Тайсо!

'Айсо...айсо...айсо'...

— Фу, как скучно, — Темари скривилась, забрасывая веер на плечо. — Я думала, будет веселее...

Канкуро опустил напряженные руки, облегченно вздохнул:

— Какая жалость, а я думал продемонстрировать пару новых трюков, — шиноби заулыбался, — знаешь, Гаара, я...

— Назад! Все назад! — Казекаге заорал, не жалея легких. Следуя своему же призыву, он сделал обратное сальто и застыл в ожидании, готовый... к чему?

По ногам прокатывалась вибрация, дрожал, змеился, уходил в воронку песок. Там, где должны были упокоиться те, кто поджидал их.

— Темари, как только поднимутся, прессуй их! — прокричал он сестре, перекрывая подземный гул.

— Я знаю! — куноичи сжала свое оружие так, что костяшки пальцев побелели...

— Канкуро!...

— Я разберусь! — с шелестом ссыпались повязки Саншо и Куроари. Карасу до последнего момента должна остаться скрытой... Мало ли что...

Но когда ЭТО поднялось, отреагировать не успел ни один. Длинное черное тело, скользко блестя гладкими боками, выхлестнулось из ямины, скручиваясь тугой пружиной. То, что несколько минут назад ЭТО было девятью людьми, казалось абсолютно невозможным. Больше всего существо напоминало жирную, опившуюся свежей крови пиявку. Переднюю часть венчал неправильной формы бугор с тонкой безгубой полоской рта, задняя оканчивалась длинным тонким, как веревка, отростком, на конце которого пульсировал мерзкий фиолетово-алый нарост. Приземлившись, существо слепо повело головой и, отверзнув рот, харкнуло прозрачно-красноватой слизью, целясь в Казекаге.

Гаара не пытался увернуться, он видел, что это невозможно...

Песок заключил его тело в непробиваемый кокон. Приняв на себя удар, зашипел раскаленной сковородой, в мгновение ока оплавился и потек, растворяемый страшной жижей.

Темари очнулась от шока, вызванного появлением такого противника:

— Футон! Татсу-но Оошигато!

Веер взметнулся вверх. Небо, отвечая на призыв, потемнело, налилось грозовыми тучами, заполонилось высверками молний. В центре бури возникло круглое чистое пятно, оно ширилось и росло, выпуская по спирали вниз страшный поток ветра. Давление в несколько сотен атмосфер, усиленное чакрой.

Существо издало режущий слух визг, когда колоссальный ветряной пресс нашел точку приложения. Куски дурно воняющей плоти, разлетелись по сторонам. ЭТО почти развалило надвое, но, кажется, такая ужасная рана не повлияла на него. Рванувшись в разные стороны, оно разделилось, разрывы ткани стремительно зарастали... Теперь их было двое. Передний и Задний.

'Атака — лучшая защита!'... Канкуро распечатал Карасу... Пощелкивая суставами, кукла взвилась вверх, выплевывая сотни отравленных игл. Они пронзили Заднего, отвлекая его от Темари. Передний раздулся, готовясь к очередной атаке...

— Сабаку кью!

Гибкие щупальца из песка оплели чудовище, сливаясь в одно, потекли по телу, залили его целиком, образовав пульсирующий, судорожно бьющийся ком.

— Сабаку соусоу! — ладонь Гаары сжалась в кулак. Существо сдавили тонны песка, стремясь расплющить, превратить во влажные грязные куски... и тут же отхлынули, превращаясь в растопленное масло, застывая неровными стеклянными потеками... ЭТО вылезло из образовавшейся чаши, распарывая размягченное собственной же кислотой брюхо о наросты, волоча за собой сизые внутренности, двинулось к Пустынному...

Задний напал на кукольника, орудуя хлыстообразным отростком. Он норовил его опутать, утопить в себе и, выпуская из пор смертоносную разлагающую слизь, умертвить. Канкуро бросался из стороны в сторону, Саншо прикрывала его, но не долго. Хвост существа тоже был покрыт мерзостью, которая молниеносно разъедала прочное дерево куклы.

— Кан, поймай его, удержи как-нибудь, я попробую добить! — Темари на секунду оглянулась, проверяя, как там их младший брат.

'Левая рука на сгибе правой... О! Это может сработать!', — старшая ухмыльнулась. По воздуху прокатился густой баритон Казекаге:

— Суна Райшин!

Песок вырвался из тыквы, устремляясь в небо непрерывным потоком, из этой желтой, вспухающей, текучей тучи сформировались 'капли' — каждая диаметром в три-четыре сантиметра и длиной до двух дециметров. Как по команде они ринулись вниз, частью вонзаясь в Переднего, частью покрывая поверхность вокруг него. Те, что попали на искалеченную тушу, быстро расплавились и исчезли, но другие обратились в жезлы, растроившиеся на вершинах. В воздухе сверкнуло.