Небесный Дракон

— Хм... Наверное, не очень. Мне не с чем сравнивать... Если только с вашей... Тогда это ничтожная мелочь.

— Это ты остановила его, Рю? — он вгляделся в меня так, будто надеялся самостоятельно отыскать ответ.

— А что? — я не на шутку встревожилась. — Я ведь... э-э-э... ничего не помню с того момента, как вошла в него.

— Со стороны все это выглядело более чем противоестественно... — сообщил Казекаге-сама. — Ты вскочила, уставилась на него и... у тебя глаза почернели. Он задергался, а потом просто упал. Будто кто-то отрезал веревочки у марионетки, — не зная, насколько он близок к истине, ответил Сабаку-сама.

— Ну надо же. Сработало...— морщась, я с трудом сглотнула. — Просто он был... пустой внутри.

— То есть как это: пустой? — опешил Гаара-сама, хмурясь.

— А вот так. В нем не было сути... Только чужая воля, которая им управляла, — мой голос совсем сел.

— Хм-м-м... Ясно. Значит, это все-таки была ты, — утвердился в собственных предположениях он. — Воды? — не отнимая руки от моего лба, шиноби ловко справился с кувшинчиком и стаканом, стоящими на прикроватной тумбочке. Помог мне сесть, придержав за локоть. Я шипела и ругалась про себя...

— Шрамы будут? — решила сменить тему я.

— Не думаю, — поднес к моему рту стакан Гаара-сама. — Дня через два уже сможешь выйти на работу...

— Мне не надо так много! — запротестовала я, клацая зубами о стакан. Конечно, облилась, напуганная перспективой столько времени проваляться в постели, не видя его. — Наши тренировки... Сегодня к вечеру я уже...

— Я приду. Утром, — заверил меня мой тренер, со вздохом утирая салфеткой мой мокрый подбородок. Будь я в ином состоянии, оценила бы момент, однако, увы... — И... может быть, не стоит, но...

— Не терпится, — кивнула я. — Давайте его сюда. Все равно мне здесь будет нечего делать...

— Эта твоя сверхпроницательность... — проворчал Казекаге-сама, вынимая из кармана брюк протектор и пристраивая его под подушку

Я дернулась пожать плечами, мол, какая есть, но стоило им приподняться на самую малость, как я почувствовала себя тушей на вертеле, которой как раз решили хорошенько прожарить тыл...

Пальцы свободно лежащей руки сгребли простынку, глаза заслезились.

— Кстати... я... меня кое-что заинтересовало, когда... — ресницы Сабаку-сама дрогнули, на переносице показалась морщинка, скулы едва заметно порозовели.

— Не томите, — в животе возникло нехорошее ощущение. Что ж он такого-то видел?

— У тебя... вот здесь... — он высвободил свою ладонь из-под моей и очень осторожным, не слишком уверенным жестом коснулся того места, где было родимое пятно. Неизбежно его пальцы задели также и грудь... Мы оба задержали дыхание, пожирая друг друга глазами... Его рука подрагивала в такт биению моего сердца, которое все наращивало ритм... Меня пронзила невидимая молния, заставив сжаться все внутри, вдоль позвоночника по мышцам растекся жар, концентрируясь там, где его твердая ладонь...

Мы одновременно судорожно вздохнули, он тот час отдернул руку, словно обжегшись, но глаз не опускал, хоть и краснел все сильнее. Меня окутала эйфория, даже спина ощущалась как-то меньше.

— Вы об этом говорите, Казекаге-сама? — дыша через раз, стоя на грани погружения в него, я медленно приподняла край пижамы, обнажая порозовевшую кожу.

Гаара-сама заскрежетал зубами, взгляд его заметался между моими смеющимися глазами и темным коричневым кольцом пятна. Корка льда во взоре пошла трещинами, в зрачках полыхало черное пламя...

— Об этом, — сквозь зубы выдавил он. — Рю... если ты сейчас не... — так же неторопливо я отпустила ткань, позволив ей скрыть мой Знак.

— Я вас, кажется, смутила, Казекаге-сама, — я облизала в миг пересохшие губы. Пустынный не ответил, отвернулся, встал, деревянной походкой достиг двери и, не прощаясь, вышел. Нервно хихикая, я откинулась на подушки. Спина тут же напомнила о себе, заставив застонать в голос. Рю, ты чудовище. Разве так можно? Сам виноват, нечего меня провоцировать... Я наконец-то отважилась осмотреть обстановку. Одиночная палата? Надо же... А впрочем, ничего иного от него ожидать и не приходилось. Блюдет свои интересы... Я прикрыла глаза.

Дверь без стука отворилась, впуская Сабаку-сама. Волосы влажные, от румянца — ни следа... По левому виску стекает капля... Спокоен, как слон.

— Э-э-э... — ошеломленно протянула я.

Он взял табурет для посетителей, поставил в шаге от кровати, сел:

— Откуда оно у тебя? — как ни в чем ни бывало продолжил беседу рыжеволосый.

— От рождения... — буркнула я, обиженная таким положением дел.

— Оно мне... кое-что напомнило, — морща лоб, сообщил он. — Нечто важное. Но я не... трудно понять, — наконец выложил Казекаге-сама.

— Отпустите его... Это важное. Когда будет необходимо, понимание придет само, — посоветовала я. Он как-то странно взглянул на меня, а потом, чередуя слова с долгими паузами, промолвил:

— Ты... не... нормальный человек, Рю. Эти твои способности... и... Я ... давно отвык... от такого... отношения. Мне... я чувствую, что... нуждаюсь в этом...

— Я не во всем искренна, Казекаге... хм-м-м... Гаара-сама, — покачала головой я. — Я... очень... Нет. Не так. Я с самого детства... мне было необходимо ваше общество, но... я... Мне все время мешал мой собственный страх. И страх моей матери. И... — я недоговорила, уловив напряжение в его взгляде, позе, дыхании.

— Нам нужно как можно скорее отыскать источник угрозы, — шиноби поднялся. Наша беседа, скорее всего, натолкнула его на какую-то значимую мысль. — Ты... Без твоей... помощи сегодня многие могли пострадать, — ужасающая ясность этих слов походила на пощечину. Все ветры пустыни! Ни о ком, кроме себя и него, я и думать не могла... О, как это, наверное, сложно — постоянно держать в уме, что от любого твоего действия или бездействия зависит столько жизней! — Я еще выясню, каким образом это создание проникло в Суну... — пообещал он. — Рю, постарайся как следует... Хотя, когда тебя не заставляют, все получается само собой, — с подобием одобрения добавил Казекаге-сама. Мне сказать было нечего, я лишь кивнула, комкая тонкую простынку...

Уже подойдя к двери, он вдруг обернулся и, будто вырвав из самого сердца, бросил мне:

— Ничего не бойся. Я... буду защищать тебя.

Я осталась одна в палате. Вот так. Переборов подбирающуюся сонливость, вызванную лекарствами, я встала и подошла к окну. Отсюда виден вход и небольшая площадка перед больницей. Там толпится куча народу! Все ждут Казекаге-сама, чтобы узнать, что это было... Да уж, долго будут восстанавливаться те места, где оно ступало... и воду в пруду менять, мало ли что могло попасть в нее из-за этого... этой штуки.

Вот он выходит, его сразу же окружают плотным кольцом... Он отмахивается от протянутых к нему рук, говорит что-то резкое, обводит толпу хорошо знакомым леденящим взором, и, пройдя сквозь людей отточенным лезвием, скрывается в дрожащем мареве раскаленного воздуха... Наверняка завтра утром ему придется делать официально заявление, а сегодня вечером маяться с отчетами и прочими бумажками. Такое АНБУ он точно не доверит...

— Ты что же это творишь, деточка? — знакомый голос... Шойчи-сан, возмущенно хмыкнув, подошла ко мне, крепко прихватив за локоть, отвела к кровати и помогла устроиться удобнее. — Сдается мне, у вас обоих талант притягивать к себе неприятности, — бурчала она, ставя в стакан, из которого я только что пила, крошечный букетик оранжевых цветочков. — Гаара-кун тоже вечно во что-нибудь встревает... Ты здорово напугала нас всех... Особенно Рё. Он просто влюбился, с ним чуть истерика не приключилась, когда он увидел тебя на носилках. Да еще и наш Каге никого к тебе не подпускал, рычал, что твой зверь... Потом, правда, успокоился. Одно плохо, от той твари, что на вас напала одна яма в земле и осталась.

— Ему явно кто-то помог оказаться в нужном месте в нужное время. Это охотилось за мной, — призналась старшему архиватору я.

— Я давно ожидала чего-нибудь подобного, — не удивилась старушка. — Слишком уж спокойно все было... Ладно, расскажи-ка мне, как все это было...

И я рассказала. Мы долго молчали. Она поглаживала меня по руке, потом вздохнула:

— Трудно же ему будет со всем этим справиться, но ничего, наш Казекаге сильный. Выдержит. Если ты ему поможешь, Рю-чан. Держу пари, все это взаимосвязано, и вам двоим под силу будет распутать этот клубок. Не сдавайтесь...

Козуга-сан погладила меня по голове, и велев отдыхать, удалилась.

... Глубоко под землей, там, куда веками не проникало солнце... Обширные каверны, заполненные питательной жижей... Шелестят аккуратно исписанные, заполненные всевозможными диаграммами, графиками, таблицами листы, переворачиваются, повинуясь воле длинных, тонких, очень бледных пальцев. Безотчетно я сравниваю их с червями...

Позвякивают перекладываемые со стола в кювету с дезинфектором запачканные кровью инструменты. Кто-то, чьего лица я не вижу, стоит у выхода. Из-за пропускающей свет непрозрачной оболочки, прикрывающей круглый коридор, доносятся голоса... Мне становится плохо только от одних этих звуков...

У человека длинные волосы, спадающие на лицо... Я силюсь разглядеть его, но мне не дано... Ибо у меня еще нет глаз. Из-под прядей ударом по непроявленному зрению показывается налобная повязка с крепко прикрученной к плотной ткани чистой полоской металла... Я чувствую противную слабость... беззащитность... и нечто, во много раз превосходящее слово 'отчаяние'...

Человек раскрывает рот, чтобы заговорить, но я прерываю его своим собственным воплем. Этот крик эхом отражается в моих собственных ушах, выдергивая из кошмара.

Холодный липкий пот градом струится по коже, невыносимо чешется заживающая спина. Уже заживающая. Я жадно хватаю ртом спасительную прохладу воздуха...

Обеспокоенная медсестра заглядывает в палату:

— Что-то случилось, Фудзивара-сан?

— Нет... Ничего... Извините, дурной сон, — чувствуя себя виноватой за то, что заставляю ее волноваться из-за такого пустяка, отвечаю я. Уже зная, что это не пустяк. Потому что в ладони, сведенной судорогой, зажат тот самый протектор.

Он пришел утром, как и обещал. Серьезный и какой-то опустошенный. Окаменевший. Мантия была вычищена и проглажена. Небрежно бросил шляпу на прикроватный столик. Знал, что я уже не сплю, просто лежу с прикрытыми глазами и наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц, и тем не менее двигался тихо-тихо, будто скользил над полом.

— Я видела их, Гаара-сама. Тех, кто носил такие протекторы, — прошептала я. Он отошел от окна и приблизился ко мне. — У меня такое ощущение, будто я их знаю... Или знала раньше, но... это ведь невозможно, так? Я почти с рождения в Суне и до этого никогда не читала о таком, совершенно не слышала о Пустоте, пока Шойчи-сан вчера на заседании не сказала...

— Много? — осведомился мой любимый. Складка у переносицы никуда не делась со вчерашнего дня. Я пообещала себе, что не стану добавлять ему забот и сегодня постараюсь как можно лучше.

— Нет. Но... это было очень неприятно, — я поморщилась. — Противно даже вспоминать.

— Ладно. Тогда начнем, — Казекаге протянул руку за повязкой...

Через пару дней, как он и обещал, меня выписали. Следов на спине почти не было видно. Мы занимались каждый день, любая свободная минутка уходила на это.

Я видела, что с ним творится, и наглухо закрыла свои чувства. Заперла их за семью замками. Мы подолгу задерживались на работе, я изо всех сил пыталась облегчить бремя, навалившееся на его плечи. Выяснилось, что эта сущность, которую у меня получилось остановить, уничтожила беззвучно и с поразительной скоростью (с момента ее входа в Суну до нападения на нас прошло меньше десяти минут) все патрульные группы и зачистила посты у селения. Этого не могло произойти, если бы ей не подсказали точное расположение и количественный, да и качественный состав шиноби. Гаара-сама был потрясен их смертями, мучаясь от осознания того, что, находясь в деревне, не смог защитить своих людей в мирное время. В какой-то момент мне даже захотелось, чтобы он стал прежним — жестоким, отвратительным кровожадным монстром, которого все ненавидят и боятся, но у которого не болит сердце. Не исходит невидимыми беззвучными рыданиями сбросившая песчаный доспех душа. И я испугалась собственных мыслей.

Через две недели мы стали вместе обедать в его кабинете, потому что дома ни у меня, ни у него не было времени поесть. Я уже чувствовала вещи с двух шагов, но тот протектор не спешил раскрывать передо мной свои тайны, и все-таки постепенно из разрозненных кусочков начинала складываться цельная картинка. По крайней мере, я могла со всей определенностью сказать, что все видимое было каким-то адски разросшимся научным подземным комплексом. Что за цели были у его обитателей и какие именно методы они использовали — на этот счет информация пока отсутствовала.

Сабаку-сама рвался вперед, как гончая, почуявшая след раненой дичи. Он мобилизовал всех, до кого смог дотянуться. Суна работала с одной целью — докопаться до истины и... А вот что мы будем делать с этой истиной, пожалуй, задумывалась только я, да и то не часто.

Через три недели я научилась контролировать погружение — смогла читать других, оставаясь в сознании. Это было очень необычно — чувствовать себя двумя разными людьми одновременно.

А через месяц сотрудники центральной лаборатории доложили о результатах исследования образцов вещества, взятого из следов нападавшего. Абсолютный растворитель, вот как они это назвали. Но понять, почему он не действует на ткани собственного носителя так и не смогли, как и дать хоть какие-то рекомендации насчет борьбы с такими существами. На это требовалось больше времени... А его не было. Деревня, скрытая в Песке, жила в постоянном изматывающем напряжении, каждый миг ожидая нападения.

'Астро' пришлось выйти из тени. Глава организации (Икута Кобаяси-сан) сам пришел к Казекаге-сама. Они очень долго беседовали. Я присутствовала при этом разговоре в качестве стенографиста. Услышанное повергло в шок и меня и Гаару-сама. Икута-сан принес документы. Отчеты моего отца с той миссии... когда он принес в Суну меня.

К Холодильнику, так шиноби Песка окрестили это место, они вышли случайно. Их вызывали для того, чтобы помочь жителям пострадавшего от землетрясения района соседней страны. Довольно далеко от эпицентра мой отец и его группа обнаружили разлом, ведущий вниз. Странным Фудзиваре-но Саю показалось то, что внутри были видны очертания рукотворного спуска.

То, что они нашли, не поддавалось никакому описанию. Сотни квадратных метров площади, заставленных стеллажами, на которых покоились абсолютно невозможной конструкции механизмы, покрытые изморозью, на каждом — пустая металлическая табличка. Стерев наледь с одного из них, они увидели...

Скорее всего, это были результаты каких-то запрещенных экспериментов. Ни один из препаратов даже отдаленно не напоминал известные нынешнему ученому миру органы или ткани растений или животных. Они не успели ничего вынести, поскольку поспешили уйти оттуда — начиналась вторая волна подземных толчков, похоронившая под толщей скальных пород и Холодильник, и его нераскрытые тайны. После этого в семье Фудзивара-но появилась я. Собственных детей у них так и не было. Холодильник еще пытались отыскать, однако, увы, безуспешно.