Праздник Фонарей неуклонно приближался. Его еще и перенести пришлось на несколько недель позже... А я даже не закупила бумаги и свечей для своих фонариков. В этом году церемония открытия должна быть особенно пышной, такой, чтобы если и не затмила горе и боль утрат, но во всяком случае значительно смирила остроту... Занятая организационными хлопотами, я не замечала ничего и никого вокруг. Дура.

'Осень развесила флаги свои всюду. Золото и лазурь. И печаль — светла... Из далека, полушепотом, 'Я не забуду'... Милый мой, как бы сейчас я тебя обняла!' Я закрыла глаза, устав вглядываться в предрассветную темень. Цитаты из старых лирических сборников... Неужели это все, что у нас осталось? По вечерам было холодно, а под утро становилось прямо невыносимо... Гаара вот-вот должен был вернуться с одной из своих беконечных миссий, с самого нашего возвращения мы всё хотели жить в одном доме, но у меня еще не был закончен ремонт, а пожить у него было невозможно из-за Темари. Она так же не переносила меня, хотя и смирилась с моим существованием. Разделенная с ним и днем и ночью, я не успевала ничего почувствовать или обдумать, настолько велика была усталость от свалившихся на меня новых обязанностей. На мое счастье Шойчи-сан не пострадала и взялась так же бодро вести архив, как до этого собиралась на пенсию.

Сегодня я переборола себя и встала по будильнику, чтобы поймать хотя бы его взгляд, когда он будет проходить мимо моего дома...

Я переминалась у колонны, ожидание и холод делали свое дело, сворачивая нервы в тугой болезненный комок. Исполненная дурных предчувствий, я поплотнее завернулась в плащ, и медленно побрела к воротам Суны.

Дозорные не спали. Далеко-далеко на востоке виднелась светлая полоска. Приближая рассвет, развеивались тени, отползал в свое укрытие толстый, неповоротливый змей тумана, готовясь схорониться в уцелевшем парке. Напряженная тишина ничем не прерывалась. Остановившись недалеко от ворот, так, чтобы видеть тех, кто подходит, но чтобы они не сразу заметили меня, я вновь приготовилась ждать.

Не заметить их было трудно. Четыре человека и одна тыква... Гаара, Темари, Канкуро, Матсури... Матсури. Сердце ухнулов бесконечную пустоту, страх плеснул в вены, заставив чрево неприятно сжаться. Щеки обдало жаром.

Как я могла упустить из виду такой пласт ОЧЕВИДНОГО. Его молчаливость, бесконечные отлучки, странные улыбки над отчетами о миссиях... ВСЕ... ВЕТРЫ... ПУСТЫНИ... только не ЭТО! Ноги подкосились, и я бы упала, если бы сильная и уверенная рука не поддержала меня. Тихое жужжание приводов сопроводило его движение, когда он потянул меня за собой в закоулок, из которого была прекрасно видна площадь перед воротами.

— И давно ты в Суне? — чуть резче, чем хотелось бы, спрашиваю я, обшаривая глазами каждый сантиметр площадки, где вот-вот должны были появиться сильнейшие шиноби деревни.

— Нет. Просто сейчас я нужен тебе. Вот и пришел, — такая дикая самоуверенность ему, как ни странно, простительна. За эти несколько недель он узнал меня лучше, чем кто бы то ни было другой. Кроме Гаары, конечно, но... И вот теперь начиналось самое интересное. Вмешательство всемогущего 'НО'.

До чего дошло, — я поморщилась, — шпионю за собственным... кем? И такой ли уж он 'собственный'? Только сейчас я поняла, что тот, кого я за глаза давно именовала мужем, им, вообще-то, еще не является. И кроме пары месяцев, нескольких авантюрных предприятий и одной единственной бурной ночи нас с ним ничто не связывает. Как громом пораженная, я застыла на месте, поймав себя на том, что до этого беспрестанно суетливо двигалась: перебирала пуговицы на одежде, дергала завязку плаща, приглаживала волосы...

— Алессан, это... этого не может быть, — совсем тихо пробормотала я.

— Сейчас увидим. Если она его поцелует на прощание — пиши пропало, — как то уж чересчур опимистично заявил Пустой.

Меня передернуло от одной мысли об их с Матсури поцелуе.

— Может, нам лучше выйти? — заомневалась я...

Нет. Определенно. Я совсем не хочу даже допускать возможность того, что Гаара... МОЙ ГААРА может ПОЗВОЛИТЬ ЕЙ... Задыхаясь одновременно от ужаса и ярости я до боли впивалась ногтями в ладони, будто эти крохотные кулачки могли мне помочь в битве за его мятущееся сердце... Ясно же отчего все это случилось... Я была слишком уверена в том, что мой дорогой никуда уже от меня не денется и отпустила ситуацию. Забыла обо всем, кроме работы, работы, бесконечной-никогда-не-прекращающейся-работы.

Позор и поношение, Фудзивара-но Рю. Как ты могла? Ей богу, будь у тебя мозгов побольше, чем скорпионья какашка, такого бы не случилось... Теперь понятно, почему Шойчи-сан так на меня смотрела... Но почему она ничего не сказала? Не раскрыла мне глаза? Не хотела вмешиваться? Проклятие! Я зажмурилась, кусая губы.

— Если она его поцелует я ее изуродую, — сквозь зубы пообещала я. Алессан расхохотался во всю глотку у меня в голове. Утирая несуществующие слезы и держась за живот, он выдавил:

— Каким образом, Рю? Ты хоть и лаешь, но теперь не кусаешься... Уймись,я же сказал, что буду нужен тебе. Этот странный народ никогда не вмешивается в дела других людей, предпочитая давать им самим учитья на ошибках. Подход, в целом, правильный, — упредил он возражения, готовые сорваться с моих губ, — однако не во всем... Даже такому железному болвану, как я, ясно: то, что между вами двумя происходит, это точно не 'одна бурная ночь', — усмехнулся он.

— Убирайся вон из моей головы, злыдень! — разъярилась я. — Может, у меня и нет зубов, зато засасываю насмерть!

Алессан вновь беззвучно захохотал, это показалось мне обидным до слез. Изнутри поднималась холодная волна острой, взрезающей внутренности, горечи. Я всей душой хотела верить ему... Единственному, бесконечно прекрасному. Но в то же время... Почему он держал ее за руку? Он никого раньше, кроме сестры и брата за руку не брал... Хаос и тьма. Водоворот сухих изжелтевших мыслей... Листья на ветру... Это ведь не может быть правдой? Это только мои нелепые подозрения, это все потому, что я так сильно боюсь потерять его. Я так сильно боюсь потерять его... В голове посветлело. Я расправила плечи, убрала волосы за уши...

— Знаешь, Алессан, я не хочу смотреть, попытается Мацу-тян его поцеловать или нет. Это не важно. Пойдем, тебе нужно поприветствовать главу Сунагакуре-но Сато.

Мы вышли из укрытия как раз, когда отважная четверка появилась в поле нашего зрения. Матсури мгновенно убрала руки за спину, Казекаге (чуть смущенно? Или кажется? Древо подозрений росло с каждой томительной секундой, обрастая ветвями домыслов и шелестя густой кроной бездоказательности) отступил на шаг и с некоторым удивлением взирал на белую громаду Алессана торжественно вырастающую за моими хрупкими плечами. Я молчала... Потом, набравшись храбрости, размахнулась и всадила топор в самое основание своей нелепой ревности...

— Все ветры пустыни! Наконец-то! — я улыбнулась ему одному, замыкая в кольцо рук и пряча лицо у него на груди. — Я уж думала, замерзну... действительно, самое худшее на свете — ждать и догонять... — Все было не так, как тогда, летом, не так... Мои дни не были наполнены ожиданием в окружившем меня вакууме, на этот раз они были заполнены до отказа. Каждая секунда норовила обернуться годом, столько в нее вмещалось дел... И из-за этого я едва не упустила самое важное в моей жизни...

Внезапно в ушах у меня раздалось нечто вроде щелчка и я увидела... услышала... вихрь образов и звуков, запахи, странное ощущение зашевелило волосы у меня на голове. Гаара, похоже, чувствовал то же самое, поскольку изумленно воззрился на меня... И тут я поняла что это такое...

— Прости меня, пожалуйста... прости... Я... Сожаление — это не то слово, которое мне хотелось бы использовать... Я... — мучительно подбирать слова и образы, когда он вот так смотрит на тебя, когда он касается твоих оголенных нервов и держит их в костистом сухом кулаке, не зная: верить или нет?

— Ты... обещала встречать меня с каждой миссии, — на разрыв... он пробует мои нервы на разрыв... Как же больно! Почему мне никто не сказал, что это так больно? Чувствовать себя во власти другого человека, который одним словом может убить, а вторым — воскресить тебя из мертвых. Разъять на серый пепел и песок или слить воедино с собой и целым миром...

Страх одиночества бесформенной одичавшей тварью, покрытой множеством иголок, каждая из которых несла в себе яд бесконечных страданий, напал со спины, разрывая острейшими когтями мою плоть, стремясь добраться до самого сердца и остановить его... Мои остекленевшие глаза перестали различать что-либо во внезапно сгустившейся тьме. Мое тело стало пустым и невесомым, пальцы разжались сами собой и началось долгое-долгое-долгое падение в бездну... Отчаяния. Слепоты. Безнадежности...

Неожиданно, нечто сотрясло мой мир, остановив на краткий миг тот чудовищный ад, что разверзся внутри меня... Я открыла глаза, и уже ощутила всем телом, как он трясет меня за плечи... Мое рыжее солнце, так стремительно закатившееся, вновь возвращалось на небеса, и я ухватилась за тоненький лучик надежды, обещающий вырвать меня из страшных когтей чудовища, охотящегося за моим сердцем.

— Никогда, слышишь! — он почти кричал... Нет, он в самом деле кричал... Во всю мощь своих тренированных легких... — Никогда! Не смей! Даже тени... этих мыслей... Я не позволю тебе!

Осознание того, что он говорит, запаздывало, но я увидела, как с визгом отступает, растворяясь под теплым солнечным светом, то, что напало на меня.

— Прости меня... Рю! Прости...за это... прости меня... Но работа... она сделала тебя одержимой, в твоем мире все меньше места оставалось для меня... прости меня! Я чертов эгоист, Рю! — его руки слепо шарили по моей спине, горячечные объятия перешли в сухие, колкие поцелуи, каждый из которых будто сдирал с меня кусок брони, наросшей на слишком чувствительном и мягком теле... — Я, — он набрал побольше воздуха, — ты... — его губы оказались возле моего уха и жаркий пустынный ветер с тысячью песчинок принес одну единственную фразу: — ты — доказательство моего существования...

— Разве я справлюсь с такой громадной ответственностью, Казекаге-сама? — против воли я всхлипнула, как вода, прорвавшая плотину, хлынули слезы, смывая горечь, утишая боль от ран, которые я сама нанесла себе, успокаивающие и очищающие.

— О, да... — он нервно ухмыльнулся, стискивая меня так, будто решил похоронить в себе самом. — Ты... нужна мне... Ты нужна... мне... — его обжигающий шепот заново лепил меня из пепла и песка, его дыхание стало моей новой душой.

Наше счастливое уединение было прервано 'деликатным покашливанием в эфире'. Ди Эссамаррен, не скрывая широчайшей улыбки, заявил:

— Ну, кроме него ты еще кое-кому понадобишься...

— Кому это? — подозрительно мягким тоном поинтересовался мой возлюбленный.

— О, этому человеку ты тоже будешь очень сильно необходим, — Алессан отеческим жестом похлопал Гаару по плечу. Тот аж присел, но выдержал... — Я думаю, вам лучше заранее выбрать цвета для детской, а то еще поссоритесь на этой почве... — задумчиво добавил он. Молочного цвета глаза его смеялись...

Нас обоих будто током дернуло... Ну конечно же... ни о каком предохранении речи и не шло... Тем более я ведь не куноичи, которые способны движением чакры блокировать овуляцию, зачатие и даже регулы...

— А... что же делать? — мой наивный и совсем неуместный вопрос изрядно повеселил беловолосого Пустого.

— Хм... дай-ка подумать, — он наморщил лоб, брови сошлись у переносицы как два птичьих крыла. — Наверное, рожать... — пожал плечами он, пряча в уголках губ хитрую ухмылку.

— Это... я что... и правда буду... отцом? — щенячий восторг в голосе Казекаге прорвался высокими нотками. Я крепче прижалась к нему, хотя казалось, крепче уже некуда...

— Конечно, вот этот разрисованный станет дядькой, а вот эта красавица — очаровательной тетушкой, — металлический палец Кайму последовательно ткнул в родных Гаары.

Темари сначала побледнела, потом покраснела, потом на нее снизошла некая умиротворенность...

— И в какие цвета будем спаленку оформлять? — деловито поинтересовался у всезнающего Пустого Канкуро.

— Пожалуй, для начала в розовые... А вот лет так через пять, думаю, можно будет и за голубые взяться... — со всей серьезностью ответил тот.

— Эй вы, двое... Что вам срочно нужно оформить, так это отношения, — с Темари, похоже, за один миг слетела вся усталость, молодая женщина озабоченно оглядела мою фигуру, ища признаки беременности. — А то твоя рыжая мартышка будет совсем некрасиво смотреться в пышном платье, скрывающем живот... Нет, нет, нет... у моего брата должна быть идеальная свадьба, — неподдельный энтузиазм, отразившийся на лице сестры Пустынного, меня немного испугал. — Кстати, будет совсем неплохо, если дата придется на один из дней Праздничной Недели... Я ясно выразилась, Гаарочка? — сладко пропела она.

Гаарочка, едва соображающий от бури эмоций, закрутившей и перепутавшей все его мысли, только покорно кивнул.

— И вообще, — она сощурилась, — ей срочно нужно лечь на обследование, мало ли как сказались на ребеночке их приключения...

Я нахмурилась, новость была, конечно, из разряда приятных неожиданностей, но вот и новые тревоги...

— Ничего с ней не случилось, — успокоил Темари Ди Эссамаррен. — Это же дитя любви, какие бы испытания ни выпали на долю ее родителей, на ней это не отзовется...

О Матсури все позабыли и я оглянулась, ища невысокую девушку в коричневом костюме...

Она стояла чуть поодаль, но, несомненно, все слышала. Глаза ее были полны невыразимой печали и в то же время радости за любимого человека. Что-то было в ее взгляде. До боли знакомое, но такое далекое... Память вспыхнула одной-единственной яркой картинкой... Так Тиё глядела в след отцу каждый раз, когда он уходил. Она прощалась с ним. Навсегда.

123 ... 394041

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓