— Погодите... я... постараюсь... снять... его... паутину, — на какое-то время мое тело полностью лишается способности чувствовать. Переборщила. Это почти паралич... Но для метатела не имеет никакого значения. Там я все еще крепко приклеена к своему оппоненту... Я устремляюсь к нему по безвольно обвисшим останкам энергоканалов... Пожрать и переварить... Превратить это тело в кровавый комок пищи... Меня мутит от собственных, из ниоткуда возникших злобных мыслей. Подбираюсь к зависшему в пустоте пульсирующей серебряно-черной капле... Он потратил треть собственного тела на выращивание каналов... Идиот... Тем легче будет умертвить... Пожрать и...

Сеть, в которую попали ниндзя Суны, истаивает, возвращая часть энергии своему хозяину.

— Можно, — киваю я.

Они рвутся вперед, словно почуявшие кровь хищники, Гаара-сама, окруженный струями бешено извивающегося песка, и Канкуро-сан, в сопровождении деревянной тройки. *Не прерывая движения, Пустынный безмолвно спрашивает у меня, все ли в порядке. Я растягиваю губы в жестокой ухмылке, уже предвидя исход:

— Только не подпускай их близко, пока не могу... шевелиться, — секунду, Рю... Ты сказала 'не подпускай'... Нет времени думать о вежливости, говорю так, как нужно ...

Сандалии Казекаге вгрызаются в землю толстыми рифлеными подошвами, руки молниеносно выносятся вперед из-за спины, направляя две толстые струи песка на чужаков. Он не двинется отсюда, даже если на него нападут все ниндзя мира разом...

Мое сердце переполняется благодарностью, потом я перевожу взгляд на домик. Там, в его темных глубинах сидит тот, кто руководит этими людьми. Стоп. Почему я больше не... ах, вот оно что! Мой враг закрылся внутри переливающегося расплавленным серебром кокона. Этакий вариант абсолютной защиты. Он не может двигаться в таком состоянии, но и мои атаки не принесут никакого результата...

Их втрое больше, чем нас... На их лбах посверкивают в лучах стоящего в зените солнца перечеркнутые протекторы. Дождь, Туман, Камень. Нам придется туго. И если мне придется выбыть из боя...

Я смыкаю веки, сосредотачиваясь на глубоком и спокойном дыхании любимого человека, которое слышу через рацию. Я больше не боюсь. Растворяюсь в темноте, отыскивая пульс энергии, отличной от моей. Вокруг моего неподвижного тела бушуют стихии, схлестываются в смертельном противостоянии вода, земля, дерево, песок... Щелкают суставы нечеловечески быстрых кукол Канкуро, я слышу пение ветра, обтекающего остро отточенные лезвия их клинков...

— Рю, быстрее! — жемчужные капли слов падают сверху, текут, впитываясь в мою суть, отдавая свой смысл...

— Это требует времени, Казекаге-...сама. Держитесь! — выплескиваю с его сознание я. Светящиеся точки. Две. Три. Четыре. Мой максимум — пять. В спокойном состоянии. В мирной обстановке. И это была не работа с метателами. Это было действие через сознание. Получится ли у меня сейчас? Ведь мне нельзя прекращать подпитывать щиты, что я установила на своих... вот они — светятся золотой скорлупой правильной яйцеобразной формы, не допуская смертельных повреждений, и в плотном и в тонком мирах. Мои щупальца пульсируют, прокачивая энергию от меня к ним. Как велики мои возможности? Как долго я продержусь в таком ритме? Все ветры пустыни, пожалуйста, пусть меня хватит до конца, иначе...

О том, что может случиться иначе, я предпочла не задумываться, переключаясь на сиюминутные задачи. Перед внутренним взором неожиданно проносится ряд каких-то замысловатых картинок, у меня возникает стойкое ощущение дежа вю. Так уже было. Когда? Где? Со мной ли? Я обдумаю это позже...

Намеченная жертва еще не знает, что будет с ней через секунду. Проламываю энергетический доспех, наспех сотканный человеком, владеющим бледной тенью моих способностей, вгрызаюсь в мягкое переплетение узловатых трубок. До моего слуха доносится отчаянный визг, и на меня нисходит переворачивающий мир с ног на голову боевой азарт...

Пришла в себя я, по всей видимости, много позже. Уже внутри домика, ощутила себя лежащей на чем-то мягком. Оказалось, что меня оставили одну в небольшой гостевой комнатке, а мягкое — футон. Из наушника доносились хорошо различимые голоса моих спутников. И еще каких-то людей.

— Спасибо, спасибо вам огромное! — женский.

— Хорошо, что онсен остался цел... вы нам так помогли... — мужской.

— Значит, они заперли вас в погребе, — интонации старшего брата Казекаге было невозможно ни с чем спутать.

— Ждали нас, — угрюмо подытожил глава Суны.

Значит, мы победили. И все живы... Удалось ли им захватить того, кто... Я попыталась встать и тут же повалилась назад с болезненным криком. Родимое пятно вновь дало о себе знать, но такое ужасное проявление его активности было у меня впервые. Казалось, между ребер вонзились раскаленные клещи и вот-вот вырвут окровавленный кусок моей плоти... На мой ор прибежали оба Сабаку-но, Канкуро-сан загородил проход в комнату, Гаара-сама упал рядом, с размаху стукнувшись коленками об пол, навис надо мной, встревожено вглядываясь в лицо:

— Что такое, Рю? Тебе плохо?

Меня скрутило в три погибели, я не могла оторвать рук от живота, по щекам струилась влага, глаза на лоб лезли от раздирающих живот спазмов:

— Пятно-о-о, — захлебываясь слезами, провыла я. Коленом он выпрямил мои подтянутые к животу ноги, бесцеремонно уселся на меня сверху, крепко взял за запястья и силой развел руки в стороны:

— Мне надо... посмотреть, Рю, — неужели он меня... уговаривает? — Ты ведь ранена... Я... перевязал тебя... как мог... Но вдруг что-то не так?

Почувствовав тяжесть его тела, я постаралась успокоиться. Сквозь мучения пробилась будоражащая и даже приятная мысль: 'Все ветры пустыни! Он меня перевязывал...'.

— Лежи смирно, — строго сказал, заметив мои потуги вновь закрыть болящее место, как только он взялся за край моей рубашки. Стиснув зубы, я повиновалась. Как только ткань поднялась достаточно, Гаара-сама охнул, на переносице появилась глубокая складка:

— Это... не нормально...

— Что там такое? — всхлипнула я, силясь приподнять голову, чтобы разглядеть себя.

— Оно так... раздулось, — расширенные глаза мастера кукол живо обрисовали мне сложившуюся ситуацию.

Гаара зыркнул на брата так, что тот поспешно отвернулся, и даже, пожалуй, зажмурился.

Мне все же удалось взглянуть... Белые полоски бинтов наискось пересекали грудь и живот, но этот участок кожи оставался открытым. Пятно было сухое и горячее, к тому же все в какой-то... чешуе, что ли? Вокруг него сквозь кожу проступили толстые, абсолютно нефизиологичные для нормального человека вены.

— Я... тогда... на Совете... прочитала... Это не просто Знак. В нем заключена моя абсолютная память. Понятия не имею, что это такое, но это очень неприятно...

— Проклятие! Почему каждый раз, когда нужна помощь медика, рядом никого нет? — чертыхнулся Канкуро-сан.

— Ты ведь... как-то отключала боль в бою, Рю... — пальцы рыжеволосого Казекаге все еще нервно двигаются в бесполезных попытках облегчить мое состояние. — Вспомни, как это делается, давай!

— Откуда вы знаете, Гаара-сама? — тяжело дыша, спрашиваю я.

— Почувствовал.

Я ведь когда-то это делала, — приходит вялая, но в то же время кристально ясная мысль. Часто. Приходилось... Мне приходилось это делать... Едва ли не ежедневно... Белые черви пальцев листают толстый журнал с записями на незнаком языке. Я слышу змеиное шипение — я помню его голос. 'Ты будешь переживать это, пока мне не удастся научить тебя контролю над твоими физическими телами...'. Меня переполняют омерзение и жуть. Я хочу убить... уничтожить... его, но... Он требует. И я... подчиняюсь... Найти и отключить болевые рецепторы, блокировать нервные импульсы седьмого порядка. Словно строчки из чьих-то лекций плывут в моем воспаленном мозгу. Но это дает результат. Через несколько минут я уже ничего не чувствую, кроме дикой усталости.

— Можете слезать, — ворчу я, хватаясь за край рубашки и пытаясь прикрыть живот. Словно солнце проглянуло из-за свинцовых туч, на лице любимого проступило облегчение.

— Я... — он стремительно наклоняется ко мне, пользуясь тем, что брат сейчас не видит нас и шепчет в самое ухо, забыв о том, что на нас надеты приемники: — Я... не хочу... тебя... потерять...

Через секунду он уже стоял на ногах и протягивал мне руку, чтобы помочь подняться... Я в недоумении наморщила лоб: мне помстилось, или он действительно это сказал?

Со вздохом я приняла его большую ладонь, кое-как встала.

— Э-э-э... Кхм... Мне уже можно смотреть? — немного виновато спросил Канкуро-сан.

— Можно, — отозвался за меня его младший брат, — только осторожно...

— Гаара... — с укором вздохнул кареглазый и покачал головой.

Мы вышли во двор. Снаружи все еще светило солнце, следовательно, я не так уж и долго провалялась в отключке. Однако от живописного местечка мало что осталось. Собственно в онсене, вода которого окрасилась в розовый, отмокают куклы Канкуро. Все остальное припорошено песком Казекаге, в сторонке под проломленным в нескольких местах забором аккуратно сложены завернутые в белые мешки трупы. Девять штук. Все-таки не достали они десятого. Жаль. А у меня были к нему вопросы. Может быть, мне удастся выяснить что-то и у этих мертвецов? Хорошо, что он не устроил им Императорские Похороны. Гаара-сама, проводив меня изумленным взором, тихо спрашивает в рацию:

— Зачем?

Я усаживаюсь прямо на землю перед уже начинающей понемногу распространять сладковато-едкий трупный запах кучей тел:

— Хочу выяснить, кто это был.

— Но они же... — начинает Гаара-сама, с сомнением глядя в мою сторону.

— Это не имеет значения. Мне нужны огрызки их метател. Они должны быть где-то поблизости. Метатело теряет связь с физическим не сразу после смерти. Сначала отходит главная магистраль, девять дней после этого лопаются побочные связи. По одной в день, — выдаю я, как по писанному. Но я не помню, откуда это знаю. Откуда?

— Как пожелаешь, — поджимает губы Казекаге-сама.

Я вхожу в тонкий мир, беспокойно озираясь, готовая к любым сюрпризам. Темно и тихо. Я повышаю чувствительность, изменяя собственное метатело до неузнаваемости. Но вот, постепенно начинают проявляться. Один, два, четыре. Я угробила четверых из девяти. Двое — на совести Канкуро-сана и трое — за Сабаку-но Гаарой-сама. Наверное, это было страшно. Я не хочу этого видеть. Не хочу становиться свидетельницей этому... Никогда не подозревала в себе склонности к убийству. И не имеет значения для тех, кто уже никогда не сможет возродиться, то, что я оборонялась, а они нападали.

Медленно перебираю их дергающиеся от судорожной боли распада сущности. То, что я сейчас испытываю можно сравнить со слюнотечением у очень голодного человека при виде пищи. Только что рассуждала о морали, а теперь с жадным урчанием заталкиваю в себя ментальные останки людей.

Правильно. Все правильно. Энергия не может взяться ниоткуда, если ты потратила ее часть, то необходимо восстановить утраченное. Пусть и таким отвратным образом. Да... начинаю сомневаться в том, что я — человек. В меня проскальзывают чужие воспоминания. Видения, мысли, чувства. Как осколки цветного стекла...

Круглая комната с высоким потолком, перед ними сухой старец в сероватых одеяниях советника Суны. Высокий темноволосый человек с заостренными чертами не лишенного приятности лица, их наниматель, беседует с ним. Полукругом сидят на полу восемь его товарищей.

— Вы ведь гарантировали, что проблем с вашим Казекаге не будет, мол, от яда он не защищен... И что я узнаю? Мало того, что ваши Сабаку-но уничтожили последние экземпляры, весьма дорогостоящие, между прочим, никийских дьяволов, так еще и забрали его с собой!

— Что вы так вцепились в этот злосчастный протектор, Ичимару-доно? — скрипит старик, но живо поблескивающие глаза выдают его внимательность.

— Это не просто протектор, Намару-доно, — скучающий тон его очень обманчив. — Это модуль постоянной памяти осевого сервера нашей рабочей станции. Хуже всего то, что вы не предупредили нас о том, что в Суне есть человек, существование которого чрезвычайно опасно для Пустоты. Она смогла убить единственного в своем роде Опустошенного, который был нашей козырной картой в самых тяжелых ситуациях. И вы тщитесь убедить меня в том, что это существо, которое сейчас называет себя Фудзивара-но Рю, не представляет особых проблем?

Тот, которого назвали Намару, обводит их, притихших, злым и пристальным взглядом.

— Ваши люди умеют молчать, Ичимару-доно?

— Они полностью под моим контролем, советник, — оскаливается его хозяин.

— И как долго вы сможете удерживать их в таком состоянии? — скепсиса в голосе старика хоть отбавляй.

— Как долго мастер может удерживать на нитках куклу? — вопросом на вопрос ответил он. — Мне жаль, что наше общее мероприятие откладывается на неопределенный срок... Однако я настоятельно рекомендую вам проявить решительность в действиях, Намару-доно... Я до сих пор ожидаю результата.

— Я не могу один противостоять такой могущественной организации, как 'Астро'. Все мои попытки добраться до этой девчонки пересекаются в корне. А все старая Шойчи, чтоб ей провалиться! Да и этот противный мальчишка, сыночек Четвертого, теперь ее опекает... Когда мы принимали ее архиватором, я думал, что смогу подчинить ее, но пролетел сквозь сознание, будто эта Рю была пустой внутри, — возмущенно завершил он.

Темноволосый жутковато улыбнулся:

— Вы не поверите, насколько близки к истине, упоминая в сочетании с ее именем слово 'Пустота'...

Воспоминания оборвались, видимо, где-то здесь был поврежден сектор его памяти... Я связана с Пустотой и этим Ичимару. Почему он повел своих людей на смерть, если знал, что я — опасна? Тем более выступить против Казекаге и его брата... И они обогнали нас той ночью.... Не может такого быть, чтобы не заметили и прошли мимо. Нет, обогнали, надеясь застать врасплох, устроили засаду. Был уверен в своей победе? В том, что на этот раз дело у него выгорит? Еще больше вопросов! Но увы, сколько я не ковырялась, в остальных не оказалось ничего интересного. Их воля и сознание были замутнены куда сильнее, чем у первого.

Пришлось возвращаться в физический мир. Распахнула глаза и увидела, что слева и справа стоят и напряженно вглядываются в меня Гаара-сама и Канкуро-сан.

— Ну что такое? — ой-ой, сбавь обороты, Рю! Что это за капризный тон? Я поднялась и только потом заметила, что от смердящей кучи остались только мешки.

— Это я и хотел бы узнать, — сложил руки на груди Казекаге-сама.

— Я восстановила баланс сил путем поглощения останков метател. А физические тела разложились самостоятельно. Это нормально, — пожала плечами я.

— Сомневаюсь, — обронил Сабаку-сама.

На онсене нам довелось задержаться. У меня разболелись раны от сюрикенов, попытки отключить боль успеха не имели, поэтому пришлось снимать повязки и осматривать меня вторично. Не могу сказать, чтобы я особенно была рада тому факту, что возилась со мной старушка Ханна, так зовут владелицу бани. По крайней мере, после ее снадобий мне немного полегчало. Знак тоже 'успокоился'. Обеспокоило другое, она сказала, что сюрикены и кунаи, которыми поранило не только меня, но и братьям-шиноби досталось, возможно, были отравлены. Хороших медиков в округе не было — только два ветеринара в соседней деревне. Канкуро-сан заявил, что чувствует себя прекрасно и, раз уж выдалась такая возможность (бесплатно провести вечерок в баньке), то он намерен воспользоваться ей на полную катушку. Казекаге по обыкновению отмолчался, и старший брат решил, что он тоже согласен. Мне оставалось только кивнуть, ведь и у меня не наблюдалось симптомов отравления. Пробурчав что-то вроде: здоровье начинаешь ценить тогда, когда его уже нет, бабушка Ханна удалилась, чтобы приготовить нам ужин.