— Зелье для искусственного омоложения, — причмокнула морщинистыми губами Эм.
— Мощнейшая взрывчатка, — с придыханием произнёс Кью.
— Приворотные зелья, — мисс Манипенни стрельнула глазами в Бонда.
— Сыворотка правды!.. — Билл Таннер уронил голову на груды бумаг. — А рецепт этого зелья есть?
— Есть, — кивнул Джеймс, — но он вам ничем не поможет. Если его по этому рецепту сварит обычный человек, он получит в итоге малопонятную бурду, годную только на то, чтобы слить её в унитаз. Зелье — это магический артефакт, напитанный силой варившего его мага.
— Блин, — разочаровалась мисс Манипенни.
— Итак, подытожим, — подвела черту Эм. — Маги слегка отстают от нас в плане технологии, но в целом опережают нас по возможностям. Опасны ли они для нашего мира вообще и для Британии в частности?
— Мэм, мы для них даже не тараканы, — честно ответил Бонд. — Если магический мир захочет, они нас разметают, как волки — стадо овец. Для них нет никаких проблем явиться прямо на открытие сессии парламента и убить премьер-министра и королеву так, что нам останется только искать ирландских террористов. Единственное, что нас защищает, — наша численность, поэтому уничтожить нас всех им не удастся, но лишить человечество цивилизации, загнать нас в средневековье им будет легче лёгкого. После чего они смогут творить с нами всё, что захотят, потому что у них есть преимущество. Они всё ещё живут в средневековье, а мы уже забыли, что это такое — наполнять вёдра в реке и жить на натуральном хозяйстве. И это подводит нас к Волан-де-Морту.
— Да, — глаза Эм сузились, — мы наслышаны об этом человеке.
— Об этом маге, — поправил Джеймс Бонд. — Это самопальный диктатор, который хочет подчинить весь магический мир. При этом, по его плану, магловский мир полностью подчинён магическому, так что он собирается править Землёй.
— Надо подбросить ему идею начать с Сомали. Там правительство с трудом контролирует часть столицы. Сомалийцы сами не понимают, кто кем правит, вот заодно и разберутся.
— Он собирается узаконить пытки и убийства маглов с целью развлечения, — добавил Бонд, — и разрешить сексуальные практики, предосудительные по мнению большинства млекопитающих.
— Интересно, — протянула мисс Манипенни.
— И как у него получается? — спросил Таннер.
— Получается у него плохо, — признал Джеймс Бонд, откидываясь на спинку стула. — Лет двадцать назад он устроил нечто, называемое Первой Магической Войной. Десятилетие жесточайшего террора, фактически — гражданской войны.
— Первая магическая война? — перебил Таннер. — То есть до этого маги не воевали?
— Воевали, конечно, — Джеймс Бонд пожал плечами. — Между 1937-м и 1945-м вся Европа полыхала пламенем.
— Да, мы помним, — подтвердил Кью.
— Да ну, седая древность, — мисс Манипенни нетерпеливо передёрнула плечиками, — это так ску-у-учно. А какие именно практики он разрешил? Ой, я не вовремя, да?
— Вторая мировая война — это всего лишь отражение битв, бушевавших в магическом мире, — проигнорировал секретаршу Бонд. — Некто Геллерт Гриндевальд решил принести всем людям планеты добро, радость и счастье. А когда выяснил, что другие люди не согласны с его определениями добра, радости и счастья, учинил кровавую резню. Очевидно, чтобы всё-таки принести добро, радость и счастье.
— И как, успешно? — шевельнул кадыком Таннер.
— Маги Европы собрались и доступно объяснили Гриндевальду, что он морально неправ. Геллерт осознал, проникся, раскаялся, ушёл и заперся в тюрьме строгого режима, которую до этого построил. Ради общего блага.
— То есть он ушёл в тюрьму, выстроенную по его же собственным чертежам, — подытожила Эм. — Мило. Охраняли его, очевидно, слепоглухонемые инвалиды-коматозники?
— Да никто его не охранял, — пожал плечами Бонд. — Он понял, что проиграл подчистую, и добровольно удалился в камеру-одиночку, пафосно размазывая по себе слёзы и сопли.
— То есть Геллерт Гриндевальд, восемь лет терроризировавший Европу, проиграл, обиделся и ушёл переживать своё поражение в хорошо укреплённый загородный дом, снабжённый мощными защитными заклинаниями и всем необходимым для жизни. Бонд, вы сами-то понимаете, насколько это дурно пахнет?
— Мэм, это для нас такое поведение дурно пахнет, — по возможности мягко ответил Бонд. — А для магов это в порядке вещей. После окончания Первой Магической Войны сторонники проигравшей стороны были заперты в Азкабане, магической тюрьме строгого режима. Охрана Азкабана набрана из дементоров, магических существ, питающихся негативными эмоциями, преданными сторонниками Волан-де-Морта. То есть преступников охраняли их бывшие сообщники. И пока я на это не указал, никому даже в голову не пришло, что это не просто дурно пахнет, а прямо-таки воняет.
— Хорошо, Бонд, давайте вернёмся к Волан-де-Морту, — предложила Эм.
— Настоящее имя: Том Марволо Риддл, — без запинки оттарабанил Джеймс Бонд. — Самовлюблён, эгоистичен, тиран, не ценит своих помощников, без колебаний гонит их на смерть ради собственных идеалов. При этом сам довольно труслив и очень боится смерти. Характер скверный, не женат.
— Мы нашли несколько семей с фамилией Риддл, — ответил Билл Таннер, подавая Эм ещё одну тонкую папку. — Точнее, это потомки одного и того же рода, разросшиеся ветви генеалогического куста. Почему именно куста? Потому что центральная ветвь семьи пресеклась при загадочных обстоятельствах в 1943-м.
Эм открыла папку и подслеповато прищурилась в направлении мелкого машинописного шрифта.
— Семья из Литтл-Хэнглтона, вырождающиеся потомки богатых землевладельцев, — прочитала глава MI6, — обнаружены мёртвыми. Убиты Том Риддл, Томас Риддл и Мэри Риддл.
— Первый вывод — у них просто потрясающий полёт фантазии при выборе мужских имён, — заметил Кью.
— Никаких следов насилия, никаких следов борьбы, нет подозрения на ограбление, — продолжила Эм, сноровисто просматривая пожелтевшие страницы. — Это был 1943-й, у людей имелись всякие дела, связанные с защитой от нацистских бомбёжек, и никому не было дела до чужих трупов, потому что хватало своих. Вскрытие не проводилось; причину смерти установить не удалось, но в протоколе коронера упоминаются гримасы ужаса на лицах всех трёх жертв. Что-то копала контрразведка, подозревая тестирование немцами нового отравляющего газа, но гипотеза об атаке диверсионной группы нацистов в центре густонаселённого района Англии со столь малым числом жертв и без единого свидетеля показалась столь несостоятельной, что не проняла даже для этих дебилов из MI5.
— Мёртвое тело без внешних повреждений характерно для умерщвления непростительным заклинанием «Авада Кедавра», — высказался Бонд. — Рабочая версия: Том Марволо Риддл попытался воссоединиться со своими родственниками со стороны отца, те по какой-то причине дали ему от ворот поворот, мальчик обиделся и убил родных, после чего вернулся обратно в магический мир.
— Том Марволо Риддл, — зачитала мисс Манипенни, — сирота, родился 31 декабря 1926 года, мать умерла вскоре после родов, назвав мальчика в честь его отца. До 1937 года жил в приюте Вула для детей-сирот в Лондоне, летом поступил в частную школу-интернат, которую продолжал посещать до совершеннолетия. Несколько приводов в полицию за мелкое хулиганство, воровство, пироманию, жестокость и издевательства над животными. Характеристика из приюта резко отрицательная. Подтверждённые энурез и энкопрез до девятилетнего возраста. После совершеннолетия его следы теряются.
— Пиромания, зоосадизм и энурез, — многозначительно вздёрнула бровь Эм. — Где-то я уже встречала это перечисление[53].
— Очередная школа-интернат, о которой никто ничего не слышал, — глубокомысленно заметил Билл и похлопал по заполняющим его край стола папкам. — Я нашёл несколько сотен семей, в которых произошла такая же история.
— Мальчик знал, что его отца зовут Том Риддл, — подытожила Эм, — и мог попытаться его найти. Видимо, в сорок третьем он его всё-таки нашёл. Билл, что было дальше?
— Дом оставался в запустении, за ним следил старый садовник семьи Риддл, некто Фрэнк Брайс, — прочла мисс Манипенни из очередной папки.
— Родился 18 августа 1917 года, — подхватил эстафету Билл Таннер, читая из своей папки. — Всю свою жизнь прожил в деревеньке Литтл-Хэнглтон. Его родители работали прислугой у семьи Риддл, его мать была весьма хороша собой, поэтому неудивительно, что люди находили у Фрэнка семейные черты Риддлей. С шестнадцати лет работал садовником в этом доме. Во время Второй мировой войны Фрэнк был призван на фронт, ранен и декомиссован, получил пенсию по инвалидности. В 1943 году, незадолго до смерти Риддлей, он вернулся в Литтл-Хэнглтон. После их смерти полиция арестовала его, но никаких зацепок не было, и он почти сразу вышел на свободу. В дальнейшем он по собственному желанию снова стал следить за садом и домом Риддлей. Фрэнк единственный, кто не боялся подолгу находиться в доме, в котором произошли зверские убийства. Несмотря на это, спал он в сторожке в саду.
— Убийства? — встрепенулась Эм.
— Ну да, убийства, — перечитал Билл Таннер. — А что такого? Мы же согласились, что это были убийства.
— Мы — да, — Эм потёрла подбородок, — но полиция классифицировала эти события как «смерть при невыясненных обстоятельствах», потому что не было никаких признаков насилия. Если бы кто-нибудь произнёс слово «убийство», полиции пришлось бы взять на себя очередного «глухаря», потому что распутывать это дело совершенно неоткуда. И я прекрасно понимаю полицейских, не желающих искать человека, который может совершить убийство, не оставляя никаких следов.
— То ли дело — искать человека, который может причинить смерть при невыясненных обстоятельствах, не оставляя никаких следов! — воодушевлённо воскликнула мисс Манипенни. Джеймс Бонд скривился. — Ой, я опять не вовремя, да?
— Фрэнк Брайс был найден мёртвым в этом доме 16 августа прошлого года, — добавил Билл Таннер. — Двух лет и двух дней не дожил до своего семидесятисемилетия. Очередной «несчастный случай», «смерть при невыясненных обстоятельствах». Интересно, что спал-то он в сторожке, но нашли его — с обязательной гримасой ужаса на лице — в доме, на третьем этаже. Вопрос, зачем его в середине ночи понесло в дом, да ещё на верхний этаж, при больной-то ноге, остался открытым, потому что его никто не посмел задать. Полицейские эксперты обыскали дом, даже вызывали кинологов, но никаких следов, объясняющих странное поведение Фрэнка, не обнаружили, а собаки просто отказались заходить в дом, несмотря на все усилия кинологов.
Над заваленным бумагами столом повисла пауза.
— Что-то с этим домом нечисто, — озвучил общую мысль Джеймс Бонд. — Надо бы направить туда людей. Пусть Кью соберёт какой-нибудь детектор волшбы... С генератором Ван дер Граафа... И выяснит, что именно там произошло.
— Генератор Ван дер Граафа — это вам не игрушка, Бонд! — вздёрнул подбородок Кью. — К тому же, я понятия не имею, как... — Шеф технического отдела перехватил устремлённый на него оценивающий взгляд Эм и сбавил обороты. — То есть у меня, конечно, есть несколько идей насчёт способов регистрации магии, но... Я ведь только сегодня о ней узнал... Хотя, если подумать... Остаточные следы... Эманации эктоплазмы... Нарушенные причинно-следственные связи на субквантовом уровне... В общем, мне потребуется время, чтобы...
— Давайте резюмировать, — хлопнула по столу Эм. — Джеймс, продолжайте в том же духе. Нам нужна информация! Не высовывайтесь, не привлекайте к себе лишнего внимания, но изучайте всё, до чего только сможете добраться. Впитывайте знания, как губка. Постарайтесь заодно узнать, каковы истинные планы этого лорда Волан-де-Морта, но аккуратно. Аккуратно, Джеймс! Вам ведь знакомо это слово?
— Так точно, мэм, я его уже когда-то слышал, — склонил голову суперагент.
— Не выводите из себя никого. Возможно, когда Билл разберётся в личных делах этих семей, отдававших детей в несуществующие интернаты, мы сможем запугать, сломить или убедить работать на нас других людей, но пока вы — наш единственный представитель в волшебном мире. Тем более, вы тренированный шпион. Мы не имеем права рисковать. Будьте водой, Джеймс!
— Водой?! — необычные слова пробили сферу невнимания, которую Джеймс Бонд всегда выставлял вокруг себя, когда его начинали грузить пафосной нудятиной.
— Под лежачий камень вода не течёт, — внезапно сказала мисс Манипенни.
— Неправда, — возразил педантичный Кью, — я несколько раз переворачивал лежачие камни, и под ними была вода. Значит, она под них течёт.
Билл Таннер, Эм и Бонд переглянулись. Иногда сохранение здравого рассудка представлялось им привилегией, которую большая часть коллег так и не получила. В свете сентенции про воду, у Бонда были подозрения и насчёт Эм тоже, но это его совершенно не волновало: нормальный человек не может управлять тем бедламом, которым является MI6, по определению.
— Вода, Бонд, — упорствовала в своих аллегориях Эм. — Жидкость. Она мягкая, она текучая. Она принимает форму сосуда, в который её налили. Она не сопротивляется внешним воздействиям, её можно расплескать, но даже после самых страшных ударов она снова возвращается в первоначальное состояние, поглощая их энергию и становясь сильнее.
— Строго говоря, вода, поглощающая энергию удара, становится не сильнее, а теплее, — менторским тоном начал Кью, но заметил испепеляющий взгляд Эм и осёкся на полуслове.
— Вода легко перетекает с места на место, но является сильнейшим окислителем и растворителем, поэтому надолго её удержать в одном и том же месте не удастся, — с нажимом продолжила директриса, наклонившись над столом и упираясь в разбросанные бумаги ладонями. — Благодаря своим уникальным способностям вода проникает всюду. Если она не может куда-то стечь, она испарится в одном месте и сконденсируется в другом. Её невозможно удержать, но невозможно и остановить. Она вездесуща, Бонд. Она видит всё, она знает всё.
Против воли Джеймс Бонд поддался энергетике психологической накачки.
— А ещё она обладает генетической памятью[54], — продолжила Эм, привставая с кресла, — и запоминает всё, что когда-либо происходило рядом с ней. Вы понимаете, Бонд? Она всё помнит. Она всё видит. Она проникает всюду и выясняет все секреты, запоминает их и рассказывает исследователям, которые достойны этих знаний и умеют задавать правильные вопросы. Как я или как Билл. Будьте моей водой, Бонд! Проникните в самые секретные тайны волшебного мира и расскажите их нам!
— А ещё вода замечательно снимает головную боль наутро после вечеринки, — поделилась мыслью мисс Манипенни, разом разрушая весь пафосный настрой.
— И о воду можно хорошо стукнуться, если приложиться на высокой скорости, — добавил Билл, подмигивая. — Быстрое движение под небольшим углом к поверхности снимает кожу лучше любого наждака. Неосторожное обращение с водой чревато, Джеймс. Тот, кто пришёлся воде по душе, от холодной воды простывает, и потом лежит в постели, — ну, ты понял. А тот, кто не нравится, может и вообще... Захлебнуться.
