Еще есть вероятность, что после допроса Величев засуетится, где-нибудь допустит ошибку, даст шанс получить улики против ближайшего окружения депутата и кандидата в мэры. Об уликах против самого Туманова Игорь Юрьевич и не мечтал. А на прокол бригадира рассчитывал больше. Пусть Величев только совершит ошибку, а о том, чтобы она не осталась незамеченной, следователь позаботился заранее. Данилец попросил знакомых оперов из УБОПа проследить за господином Величевым и выведать, что он будет делать после посещения прокуратуры. Попросил не официально, а, как говорится, 'по старой дружбе'. В противном случае утечки не миновать — раз у Туманова выходы на прокуроров имеются, то сольют информацию господину депутату в два счета. Оперативники обещали помочь. Туманов и его присные им давно поперек гола встали, к тому же бороться с преступными группами являлось, выражаясь высоким штилем, их служебной обязанностью и священным долгом. Обещали не только организовать наружное наблюдение, но и внесудебную прослушку телефонов, о чем Данилец не заикался — наглости не набрался, и даже поклялись не уведомлять об этом собственное начальство.
Жест Игорь Юрьевич оценил. Опера серьезно рисковали, ведь подобные действия граничили с должностным преступлением, и если о самодеятельности ребят из УБОПа станет известно милицейскому начальству или прокурорским чинам, по головке их никто не погладит. Напротив, постараются головы оперативникам оторвать. Или открутить, что одинаково приятно. Вместе с тем приемлемая альтернатива отсутствовала. Получение согласия на прослушивание телефонов от суда или уведомление руководства УБОПа о наружном наблюдении автоматически лишали смысла любую акцию оперативников. По тем же самым причинам — из суда и из руководства УВД очень высока вероятность утечки информации.
Дай бог, парням из УБОПа повезет, но лучше бы Никитин был жив. Тогда его найти, прижать и расколоть вполне реально, и не таких жуков из нор вытаскивали и на показания разводили. Тем паче есть чем на психику давить. Отпечатки на месте преступления — это вам не противогаз в сейфе, хотя и противогаз иногда...тоже способствует искреннему раскаянию и написанию явки с повинной. Живой Никитин, ох, как бы пригодился, а в качестве трупа он разве что Кондратьеву понадобится для прикрытия собственной...пятой точки: не установят иных фигурантов, то все грехи на него спишут.
Игорь Юрьевич еще раз вздохнул, представив постно-льстивую физиономию Кондратьева, докладывающего о результатах расследования в областной прокуратуре. Вздохнул и замер. Ему в голову пришла одна мысль, очень простая и незатейливая, Данилец даже удивился, как раньше-то он об этом не подумал — настолько все очевидно — и не проверил. Ведь второй труп, обнаруженный на острове Гладышева, тот, что с обожженными руками и головой, до сих пор не установлен. А вдруг это Никитин Андрей Иванович собственной персоной. Недаром ему пальцы и голову сожгли — убийцы, несомненно, желали затруднить опознание. И версия выстраивается, не очень стройная, но рабочая.
Сначала тумановские громилы похищают Артёма Стрельцова, потом в его квартире убивают супругу, тело перевозят на остров Гладышева. В квартире или по дороге, или уже непосредственно на острове по неизвестным причинам убивают и одного из своих — Никитина. В квартире — маловероятно (слишком мало крови), скорее — по дороге или на месте обнаружения тел. Примерно в то же время, может быть, до убийства Никитина совершают покушение и на жизнь Стрельцова, но неудачно. Нож с характерной гравировкой и отпечатками пальцев Калинина-младшего оставляют рядом с трупами для того, чтобы подставить сына и скомпрометировать папу — наиболее реального претендента на кресло градоначальника. Лицо и руки Никитина сжигают.
Правда, есть непонятные моменты, которые смущали и плохо укладывались в канву данной версии. Например, если орлы господина Туманова хотели подставить конкурента по выборам, при чем здесь Стрельцов и его жена, которые и депутата Калинина, и его отпрыска никаким боком не касались? И за что убрали Никитина?
'Если, вообще, убрали', — сам себя одернул Данилец. — 'Чутье чутьем, версии версиями, а надо проверять'. Проверять означало необходимость эксгумировать труп, а затем проводить дополнительное опознание, если же гнилостные изменения выражены, и родственники опознать не сумеют, то назначать экспертизу. Иными словами, возни предостаточно. Но Игорь Юрьевич готов был возиться.
Циферблат настольных электрических часов мигнул и показал два нуля после двоеточия. Четырнадцать часов. На пол-третьего Данилец вызвал еще одного деятеля из группировки Туманова — некоего Ваулина, проходящего по учетам как 'Проф' или 'Профессор'. В общей сложности следователь запланировать допросить более десятка тумановских ребятишек.
Явится господин 'Профессор' в прокуратуру или нет — повестку посланный с поручением практикант ему лично в зубы сунул, — тридцатью минутами свободного времени Данилец располагал. И указанное время он обязан потратить на трапезу, тем паче, что с прошлого вечера во рту ни маковой росинки, ни крошки не было. Если не считать за маковую росинку две чашки выпитого утром кофе.
Тридцать минут, пожалуй, хватит. А не хватит — то, кто бы там не явился на допрос, хоть генерал от инфантерии, хоть аббат Вестминстерский, ему придется подождать, пока следователь не закончит трапезничать. Война войной, а обед... пусть не по расписанию, но дело святое.
Аббат точно поймет.
После обильной трапезы Игорь Юрьевич пребывал в благостном расположении духа и Ваулина — явился по повестке, как ни удивительно — сильно не мытарил. Впрочем, кто кого мытарил, еще разобраться стоило; от этого кадра несло так, что у следователя глаза слезились. Вот кто точно не просыхал последние недели, а то и годы. За какие заслуги он погоняло 'Профессор' заслужил, непонятно. Ответы были столь невразумительными, что Данильцу хотелось встать из-за стола, схватить Ваулина за лохматую, давно нечесаную голову и стукнуть оным, абсолютно бесполезным предметом о другой... более полезный предмет. Желательно, твердый — подоконник для указанных целей подошел бы идеально. Ничего толкового не добившись, Игорь Юрьевич отправил 'важного свидетеля' восвояси. С куда большей радостью следователь отправил бы его... ладно, не к чертовой бабушке и не в то место, на котором негры сидят, а хотя бы в вытрезвитель. Лет на семь. До полного вытрезвления.
Свидетелем Ваулин оказался бесценным. С его слов оказалось, что Андрюха Никитин — 'просто классный пацан', 'жалко только пропал куда-то', без него и 'бухнуть не с кем'. А Серега Величев — тоже 'классный и правильный пацан'. И вообще, о ком бы следователь не спросил, комментарий следовал однотипный: 'классный пацаны'. Данилец поневоле позавидовал гражданину свидетелю. Неплохо было бы жить с ним одном мире, в мире розовом и счастливом, где тебя окружают исключительно хорошие парни, одни — классные, а другие — правильные. При том высказывания о 'классных пацанах', переделанные Данильцом в протокольные предложения типа: 'С Никитиным у меня сложились дружеские отношения, конфликтов не было, периодически вместе употребляли спиртное...', относились к наиболее информативной части показаний, об остальных сентенциях и упоминать не стоило. Достойных записи фраз хватило лишь на треть страницы. Если и другие свидетели будут похожи на этого 'Профа', то... впору разочароваться в современной организованной преступности.
Между тем Игорь Юрьевич и не думал разочаровываться. Напротив, приподнятое настроение, в коем следователь пребывал после обеда, не испортили ни лепетание Ваулина, ни тяжкое амбре, терзающее органы обоняния и, казалось, пропитавшее в кабинете даже шторы и корешки толстых кодексов. И причина этого крылась не только в обильной трапезе. Появился след, и он становился все горячее.
На язык просились легкомысленные песенки. Мурлыкая под нос нечто ветрено-опереточное, один мотив, без слов, Данилец выдал аккомпанемент — в виду отсутствия клавишных инструментов: пианино, фортепьяно или рояля — на кнопках сотового телефона.
Виктор ответил сразу, словно держал трубку в руке. Хотя, вероятно, так он и было.
— Алло.
— Витя, привет. Данилец.
— Юрьич, можешь не представляться. Во-первых, на мобилах номера давным-давно определяются, во-вторых, твой голос ни с чьим не перепутаешь. — Старший оперуполномоченный УБОП ГУВД майор Виктор Веселовский за язвительным словом в карман никогда не лез. — Чего звонишь-то?
— Узнать, как там дела.
— Дела у вас, в прокуратуре, а у нас так... Елки-палки, Юрьич, ты заставляешь меня повторять заезженные шутки... я хр... рискую прослыть... хр-р... — голос оперативника в трубке неожиданно захрипел, а потом и вовсе пропал.
— Алло, алло, Витя, ты меня слышишь?!— заволновался следователь, но связь быстро восстановилась, помехи исчезли.
— Слышу, слышу, не ори громко. Под мостом проезжали, сигнал не проходил, наверное, — пояснил Веселовский. — Чего звонишь?
— Майор, тебе что, делать больше нечего, как лясы со мной по телефону точить? Или ты там вместо того, чтобы... хм... делать то, о чем мы с тобой договаривались, отдыхаешь культурно за рюмкой чая?
— Тебя бы за эту рюмку! И вообще попрошу в эфире чины, звания и должности не употреблять.
— Не томи душу, выкладывай! А не то я тебя так употреблю!..— многообещающе прорычал Данилец.
— Ладно, ладно... — смилостивился Веселовский.— Докладываю: то, о чем договаривались, в силе. Исполняем мало-помалу. Есть первые результаты. Гражданин номер раз, покинув твою гостеприимную обитель, сделал пару звоночков, отметился и сейчас направляется... судя по всему, конечной точкой маршрута будет известный адрес, где держит офис наш общий приятель. Звоночки тоже интересные, рассказывать не буду, сам понимаешь, если мы прослушиваем, то и нас, соответственно, могут. Никто не застрахован. Потом прокрутишь... Гражданин номер два никому не звонил и никуда не поехал, а сразу после выхода из здания завалился в пивнуху.
— Да ты что?
— Именно. В пятидесяти метрах от вашей конторы во дворе заведение есть, в подвальчике. Помнишь, мы в эту забегаловку как-то наведывались, пообедать хотели, и сбежали через пять минут. От мух, тараканов и запаха завсегдатаев. Ага, вспомнил, — удовлетворенно прокомментировал почти нецензурный возглас следователя оперативник. — До сих пор не закрыли и лицензию не отобрали, представляешь. И это в центре города! Надо, кстати, проверить, подозрительное заведение. Вот туда гражданин и нырнул. Очевидно, стресс снимать.
— Почему-то я не удивлен. Только он не стресс снимать, а догоняться пошел. Амбре от него... завсегдатаи оценят. Странно, что вообще явился.
— Наверное, почуял...
— Что? — купился на подначку Данилец, хотя не единожды попадался на подобный трюк.
— Не что, а кого. Собрата по оружию, беззаветного борца с огненной водой и зеленым змием.
— На себя посмотри, чья бы корова мычала...— возмутился следователь и, увидев, что открывается дверь и в кабинет кто-то входит, оборвал разговор.— Все, мне работать пора, вечером позвони. Пока.
Этим кто-то оказалась секретарша Ира с огромной — нос еле виднеется — стопой разнообразных папок наперевес.
— Добрый день, Игорь Юрьевич.
Секретарша выгрузила часть стопы на подоконник, другую, к счастью, меньшую часть, вывалила на стол перед следователем.
— Сомневаюсь, что очень добрый, — в лучших традициях придуманного Александром Милном ослика Иа не поверил Данилец. — Вон ты сколько макулатуры приволокла, хоть в печь кидай.
Разгрузку материалов Игорь Юрьевич наблюдал регулярно, несколько раз в неделю, однако объем сегодняшнего груза действительно впечатлял.
Ира хихикнула — очевидно, из вежливости — над незамысловатой остротой, распахнула журнал с жирной надписью на приклеенном бумажном листе: 'Регистрация' и предложила:
— Получите и распишитесь.
— Ира, чего хорошего от тебя не дождешься, — проворчал Игорь Юрьевич, снова покосившись на кипу материалов. — Нет, чтобы приказ о поощрении принести или о повышении зарплаты сообщить, ты меня работой заваливаешь. Нехорошо, не по-товарищески.
— Так не я же заваливаю, — приправила улыбкой дежурный ответ на ворчание следователя секретарша и повела глазами в сторону. Надо полагать, в сторону кабинета прокурора.
Следователь машинально отметил, что глаза у Иры вполне, красивые, выразительные и, кажется... развратные. Впрочем, возможно, лишь чудится. Данилец мысленно себя одернул и пожурил за то, что слишком много внимания уделяет работе и слишком мало отдыху и половой жизни. Уже и у Ирины сексуальный взгляд обнаружил, а ведь ранее что-то не замечал. Спору нет, внешность у нее достойная: фигура неплохая, талия, ножки, все на месте, и мордашка симпатичная, но мелкие худощавые брюнетки раньше были не во вкусе Данильца. А тут цеплять стало...
Ох, пожалуй, работать надо меньше. Не злоупотреблять.
— Да, не ты, — согласился то ли с Ириной, то ли с собственными мыслями следователь.— А у нас что, сегодня день какой-то особенный, красный день календаря?
— Почему?
— А что ж так много материалов. Сколько, кстати? — Данилец принялся ворошить стакан настольного прибора в поисках ручки. Предметов, специально изготовленных для пачкания бумаги, вроде карандашей и маркеров, в стакане было чуть меньше, чем блох на бездомной собаке, но отыскать среди них ручку — пишущую ручку — оказалось сложно. Попадались то ручки без стержня, то со стрежнем, но с высохшими чернилами, то вовсе — затупленные до деревянной основы карандаши.
— Семь. — Увидев бесплодность 'поисков истины' в недрах стакана, Ирина вручила Игорю Юрьевичу свою ручку.
— Рекорд, однако,— кивнув в знак благодарности, Данилец щелкнул кнопкой ручки и поворошил будущие 'отказняки'. В глаза бросилось то, что материалы, все как один, отписаны непосредственно Кондратьевым, хотя по идее этим заниматься должен был Михолап. Прокурор, видимо, решил опуститься до мелкой мести и загрузить строптивого подчиненного по полной программе, дабы у него времени перечить руководству не оставалось. — Аркаше приснилось, что я стахановец?
Риторический вопрос, а также вопиющее фамильярное именование начальства секретарша благоразумно пропустила мимо ушей. Лишь журнал поближе придвинула.
Не найдя поддержки в лице Ирины, Данилец огорченно крякнул и принялся ставить автографы в журнале. — А с жалобами как?
— Жалоб нет, не поступали.
— И на том спасибо.
Закончив расписываться, следователь захлопнул журнал, вернул его Ирине и занялся изучением полученных материалов. При этом машинально сунул ручку в карман.
— Игорь Юрьевич!..
— Ась?
— Ручку верните, пожалуйста.
— Извини. Машинально получилось.
— У всех машинально получается, а ручек не напасешься.
Секретарша забрала ручку, подхватила оставленные на подоконнике материалы и продефилировала к выходу... соответствующей походкой. Как снова показалось Данильцу — вызывающе развратной. По крайней мере, это 'дефиле' возбудило в следователе некое смутное томление и породило нездоровые или здоровые — как посмотреть — фантазии. Игорю Юрьевичу внезапно захотелось заняться тем, чем с секретаршами обычно занимаются в анекдотах и фильмах для взрослых. Заняться тут и сейчас. Подбежать к Ирине, рвануть за блузку, чтобы пуговицы разлетелись в разные стороны, обнажая тугую грудь, выбить из рук бумажную гору, вывалив документы на пол, и прямо на неопрятной куче будущих отказных материалов...
