О ментовской подлости Сереге сразу после слов следователя вспомнилось. Вспомнилось и показалось, что следак ему какую-то дрянную поставу приготовил. Он хоть и не мент, а прокурорский, но одна холера — органы. Если им надо человека на нары упечь, они для этого в лепешку расшибутся, будь то хоть опер, хоть следак, ментовской или прокурорский. И Серега вдруг подумал, что этот короед в мундире вполне способен подкинуть ему улику по 'мокрухе'. И тогда — амба.
Не дай бог, повесят на Серегу обеих жмуров (тут бы и одного за глаза хватило), а это сто пятая УК, часть вторая — едва ли не самая гнилая статья в уголовном кодексе. Хуже только терроризм да измена Родине. По таким статьям, как ни отмазывайся, суд срок влепит по самые гланды: двадцатник, а то и четвертак. Спасибо просвещенной Европе и прежнему правительству, весьма чуткому к мнению разных франков и англосаксов; в начале девяностых за подобные дела вообще лоб зеленкой мазали. Чуть что — к стенке ставили. Хотя лично для Величева разницы нема. С его брезгливостью и характером он долго на киче не протянет. Так что если следак подставу задумал, то судьба Серегу ждет горькая. Прощай молодость, а то и жизнь.
От столь радужной перспективы... дух захватило. Велику, в голове которого все упомянутые расклады прокрутились почти мгновенно, окончательно 'похорошело'. Он полностью еще от многодневного запоя не оправился, а тут... эдакие переживания. Однако низложенный бригадир справился с эмоциями и вымученно пошутил.
— Свидетелем еще не приходилось.
— Я рад, что вы знакомы с творчеством Гайдая, но давайте пока обойдемся без юмора, — не поддержал шутливый тон допрашиваемого следователь. — Давайте серьезно...
Величев изобразил на лице нечто в духе: 'Командир, тебе виднее', еще больше уверившись в том, что следак некую бяку замыслил.
— Давайте. Кстати, а по какому делу меня вызвали?
— Не догадываетесь?
— Ни ухом, ни рылом.
— А если вспомнить: может, где-то присутствовали, что-то видели, что-то делали?
— Бросьте вы свои штучки, ничего я не видел и нигде, типа, не присутствовал! — возмутился Серега
Следователь недоверчиво хмыкнул и осклабился:
— Если нигде, то извините. Дабы удовлетворить ваше законное любопытство, поясняю, что я расследую уголовное дело, возбужденное по факту убийства двух лиц, трупы которых были обнаружены на острове Гладышева. Вы удовлетворены, Сергей Васильевич?
— А я тут причём!?
— Не надо нервничать. Надеюсь, что... хм... непосредственного отношения к убийству вы не имеете, иначе допрос строился бы иначе. И для вас в другом качестве. Необходимо прояснить кое-что...
— Я не при делах, и прояснять мне нечего! С роду мокрухами не занимался, — довольно убедительно соврал Величев.
Следователь такое отношение к 'мокрым делам' одобрил:
— Очень хорошо. И не занимайтесь. И давайте сразу условимся: я спрашиваю, вы отвечаете. А комментировать мои слова или эмоции проявлять не нужно. Договорились?
— Договорились.
— О том, что нужно говорить правду знаете? Вы человек опытный, должны знать. А если нет, то я вас предупреждаю об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, потом в протоколе распишитесь. — Прокурорские пальцы угрожающе зависли над клавиатурой. — Фамилия Никитин Вам о чем-нибудь говорит?
— Никитин?..
Денисюк говорил, что сразу 'вспоминать' не стоит, надо немного 'подумать', и Серега притормозил.
— Никитин Андрей Иванович.
— Андрюха Кривой, что ли?
— Он самый.
— Знаю, конечно.
— Хорошо. Давно с ним знакомы?
-Н е помню, лет, типа, десять... может, больше, может, меньше.
— Запишем: около десяти лет.
Следователь постучал пальцем по клавишам.
— Какие у Вас с Никитиным отношения?
— У меня? Ну, это, типа, кореша. То есть, типа, дружеские. Отдыхаем вместе, то, сё...
— Конфликты были?
— Да нет. Что мне с ним делить. Не жена, типа... Случалось, конечно, но по мелочи.
— Что случалось и что значит по мелочи?
— Конфликты, типа. Да и не конфликты, одно название. Потолкаемся, типа, да разойдемся. Так Андрюха со всеми подряд сцеплялся, даже с милицией мог...
— Сергей Васильевич, а почему вы в прошедшем времени о своем друге говорите: '...сцеплялся, мог...'? Сейчас не может что ли? — Следователь оторвался от экрана и воззрился на Величева.
Холод межпланетной пустоты обжег внутренние органы и заставил их сжаться. 'Вот, блин, засада', — чертыхнулся про себя Серега. Недаром говорят: язык твой — враг твой. А ведь Денисюк предупреждал, со следаком ухо нужно держать востро.
— Ну, это... просто сказал, типа, к слову пришлось. Я вообще насчет правильных слов и выражений не очень... И сами ведь вопрос задали в прошедшем времени, — нашелся Величев. — Если хотите, я и в настоящем могу сказать, и в будущем...
— Не надо, — отрезал следователь и снова приник к монитору.— А когда последний раз Никитина видели?
— Да как сказать... давненько. Или не очень. Типа, несколько недель.
— Точнее можете сказать? Неделя, две, три? Месяц?
— Ну, не месяц... Недели две. Или три, точно не помню.
— Как же так, не помните, когда друга последний раз видели? — ехидно улыбнулся следователь.
— А что, мне дни считать?
— Странно, ведь не год прошел. Я, например, прекрасно помню, когда и с кем из друзей за последний месяц встречался.
— Нечего странного... — Величев решил, что настала пора признаваться — в соответствии с 'рекомендациями' — в мелких прегрешениях: его слова будут казаться более правдоподобными и списать любые противоречия и недомолвки можно на провалы в памяти, случившиеся из-за 'болезненного состояния'. — Пил я...
— В смысле?..
— Ну, в смысле — в последнее время выпивал я сильно. Ушел, типа, в штопор.
— Интересно. А сильно, это как? То есть, — уточнил следователь, видя недоумение допрашиваемого, — если я правильно понял, в запой ушли?
-Ну да, я же говорю: в штопор. Дней десять не просыхал, только вчера, типа, соскочил. До сих пор подбрасывает.
— Сергей Васильевич, не стоит так злоупотреблять. Алкоголь разрушительно действует на печень. И на мозг — тоже не очень благотворно, вы уже кое-что забывать стали, — серьезно произнес следователь.
'Издевается, паскуда прокурорская', — догадался Серега, но что ответить на укол собеседника не нашелся. Высказывание в духе: 'Сам-то ведь тоже пьешь, собака!' ни к чему хорошему бы не привело. Поэтому Величев благоразумно промолчал.
Следователь оценил сдержанность 'свидетеля' и плохо завуалированные подзуживания прекратил.
— Давайте вернемся к нашим вопросам.
Прокурорский пиджак мурыжил Величева без устали. Вопросы задавал разнообразные, от биографических до почти интимных, однако больше всего интересовался Никитиным. Спрашивал о том, с кем Кривой дружбу водил, с кем враждовал, какой у него характер и тому подобную муру. Иногда озадачивал скользкими намеками, касающимися 'мокрухи', а иногда между делом, словно удочку, 'закидывал' Величеву вопросы, на первый взгляд не имеющие особого значения, но...специфические. Какие-то гладкие, туманные, типично прокурорские, с закавыкой, Серега ни один из них дословно и воспроизвести бы не сумел. Ответить все же сподобился, спасибо Денисюку, тоже обтекаемо и со ссылкой на плохую память. А на намеки Велик обижаться не смел, изображая смирение и готовность сотрудничать с прокуратурой.
Через три часа вопросы иссякли. Знаменуя окончание допроса, заурчал принтер и принялся выплевывать из чрева распечатанные листы. Шум компьютерной техники и шелест бумаги обрадовал Серегу больше, чем последний школьный звонок завзятого хулигана и двоечника. Допрашиваться, пусть даже и свидетелем — занятие не самое приятное, к тому же Величев сильно нервничал, подсознательно ожидая от прокурорской морды какой-нибудь гадости, на которые ребята из органов горазды. Например, объявления о том, что Серегин статус меняется, из свидетелей он переходит разряд подозреваемых и задерживается, по обыкновению, 'до выяснения' на двое суток. Для начала. И понесется телега по ухабам: арест, 'разговоры по душам' с оперативниками, пресс-хата и прочее. Короче, вилы.
Даже после того как Велик подписал протокол — пока все завизируешь, рука отсохнет — и попрощался, а следователь пожелал ему всего хорошего, расслабиться не получилось. Слишком елейным голосом было высказано пожелание. Столько 'хорошего' не пережить, не пережевать. Сказал — будто в спину выстрелил, у Сереги от мрачных предчувствий под ложечкой засосало и ладони вспотели.
Однако конвой его за дверью с наручниками не ждал, опера на входе не приняли...
Только на крыльце здания прокуратуры Серегу окончательно отпустило. Воротник рубашки перестал играть роль петли и разжал смертельную хватку, дышать стало чуть легче.
Дай бог, и жить теперь станет легче.
* * *
Отпустив Величева, Данилец сунул протокол допроса в уже довольно пухлую папку с уголовным делом и вздохнул. По этому 'свидетелю' тюремная камера даже не плакала, а рыдала горючими слезами, но доказательств его вины пока никаких не было. Пока не было.
О том, что бравые парни из ОПГ Туманова — не агнцы безвинные, Игорь Юрьевич и прежде догадывался, чай, не первый день на следственной работе, но впечатления, полученные при личной встрече, убедили его в этом окончательно и бесповоротно. Более того, у Данильца возникло подозрение, что свидетель, от которого, кстати, разило как от винной бочки, специфической наружности и с характерной лексикой очень неплохо осведомлен о происшествии на острове Гладышева. И не только осведомлен, а напрямую причастен. Возможно, сам убивал или помогал убивать.
Указанные выводы сделал бы и менее опытный следователь, они напрашивались; поведение Величева, его слова и недомолвки прямо-таки наталкивали на мысль о том, что рыло у 'свидетеля' в пушку. Причем подобное умозаключение возникло у Данильца в начале допроса, едва он услышал ответы на первые серьезные вопросы, которые не касались сведений о личности. Во-первых, Величев сильно нервничал, у него тряслись руки, он потел и ерзал на стуле, словно налим по льду. И на похмелье его состояние Данилец списывать бы не стал. Интуиция подсказывала, что не в последствиях неумеренного употребления горячительных напитков дело.
Во-вторых, на вопросы, непосредственно затрагивающее происшествие, а также связанные с личностью предполагаемого преступника — Никитина, Величев отвечал размыто, тщательно подбирая слова и делая паузы, как будто вспоминая заученный текст.
И ежу понятно, что гражданин Величев основательно подготовился к визиту в прокуратуру и заранее отрепетировал собственные ответы, а повидавшему виды следователю — и подавно. Спрашивается, зачем примерному законопослушному горожанину, не замешанному ни в чем предосудительном, готовить речи, репетировать фразы? Правильно, незачем. Значит, господин Величев не очень законопослушен и в чем-то предосудительном замешан. И не в каких-то отвлеченных аферах, а во вполне конкретном преступлении — убийстве на острове Гладышева. И к похищению Стрельцова наверняка причастен; тот в допросе упоминал, что главарь похитителей через раз вставлял слово-связку 'типа'. В двух местах сходится: то, что главарь — Велик — у Туманова не в быках, а в бригадирах ходит, плюс пресловутое слово-связка. Не доказательства, конечно, по таким основаниям в ИВС не посадишь, скорее, домыслы, но очень похожие на правду. По-хорошему надо бы опознание по голосу провести, Стрельцов говорил, что может узнать, но не факт, что опознает. Устраивать же официальное следственное действие со столь непредсказуемыми результатами не хотелось — всю рыбу распугать можно, и крупную, и мелкую.
Эх, провести бы опознание негласно и неофициально. Допросить Величева, а Стрельцова расположить в соседнем помещении, чтобы послушал, вспомнил, но, как говорится, технические возможности не позволяют. Остается завидовать героям голливудских боевиков. Судя по кинофильмам в США каждый полицейский участок специальными комнатами с затемненными стеклами-зеркалами оборудован. Врут, наверное, не каждый участок, однако у нас вообще... Нет, скорее всего, где-то есть, в ФСБ, например, или в Москве, но пользуясь терминологией товарища Саахова, не в нашем районе. Данилец знал это точно.
Придется обойтись без опознания. Пока.
В любом случае допрос принес свои плоды и позволил сделать кое-какие выводы. Помимо прочего, Игорь Юрьевич, еще до допроса числивший Величева в потенциальных подозреваемых, по окончании следственного действия мысленно перевел гражданина Велика в разряд главного претендента на роль преступника. И не только похитителя Стрельцова, но и убийцы. Руководствовался следователь логикой и интуицией старой ищейки. Неоднократные оговорки Величева, когда ответы о Никитине звучали в прошедшем времени, навели Данильца на мысль о том, что человека по прозвищу 'Кривой' уже нет в живых. И смерть его, учитывая возраст, здоровье и род занятий, наверняка была насильственной. Величев о данном прискорбном факте знает, потому и путается во временах. Если принять указанный посыл за истинный, то возникает вопрос: откуда Величев знает о смерти дружка и соратника по ОПГ? Скорее всего, опять же учитывая совокупность обстоятельств, был очевидцем или участником убиения, а не слышал от соседей по подъезду. Все это Игорю Юрьевичу подсказывала логика.
Далее следовали сплошные догадки, основанные на чутье, за которые, впрочем, Данилец был готов поручиться... прокурорской карьерой. Пресловутая интуиция вопила иерихонской трубой о том, что это именно Величев убил Никитина. Логика и здесь присутствовала, но в мизерном количестве. Ссорился Величев с Никитиным, конфликтовал, соответственно, прикончить дружка в процессе ссоры или драки вполне мог. Или, например, провинился Никитин серьезно, и Туманов приказал его убрать.
То, что его выводы по меньшей мере натянуты, Игорь Юрьевич осознавал. Даже если Никитина и нет в живых, случиться с ним могло, что угодно. Трамвай переехал, кирпич на голову упал, башенным краном придавило, сухарь в глотке застрял, ядовитыми грибами отравился, внезапный инфаркт настиг, с балкона девятого этажа свалился — выбирай на вкус. Да и в убийцы, буде акт умерщвления состоялся, записывай кого хочешь; порыться в Никитинском грязном белье — там такие подозреваемые найдутся, хоть на доску почета знатных душегубов вывешивай. Любой третьеклассник разнес бы выкладки Данильца в пух и прах, но чутье...
Чутье, не ведало сомнений. Никитина убили, и убил его Величев. Убил, в землю закопал и надпись написал.
Доказательства бы еще добыть, зацепки какие найти, если дадут нормально работать, конечно. А если Никитина убрали, то ниточка с отпечатками оборвалась, и тогда к тумановским ребятам подкопаться будет очень сложно. Надежда на опоздание по голосу слабая, и спешить с ним не стоит. Даже если опознание состоится, то Величева можно привлекать за похищение человека и за покушение на убийство Стрельцова, но что тогда делать с двумя трупами? На кого их вешать? Величев — калач тертый, вполне способен упереться и уйти в 'несознанку', и никакие пресс-хаты не спасут. Да и крупная рыба уплывет.
