Игорь Юрьевич сделал паузу, приготовившись нанести основной удар — сообщить о том, что отпечатки одного из пальцев идентифицированы как принадлежащие члену организованной преступной группировки Туманова. Этими сведениями он Кондратьева еще не потчевал. Откровенности ради, и сегодня Данилец не собирался ничего Кондратьеву говорить. Отношения у них от полной начальственной осведомленности, один черт, не улучшились бы, и вытаскивать на свет и предъявлять надзирающему прокурору всю существенную информацию (что, кстати, было обязанностью следователя) по столь важному делу, он не хотел. Конечно, в любом случае о подлинном ноже и отпечатках на нем прокурору он не скажет — ни за что и никогда,— но распинаться и о прочих 'деталях' Игорь Юрьевич считал ниже своего достоинства. Если прокурору надо, пусть дело затребует, изучает, как полагается, а не докладами сотрудников мучает. Того, что к нему потом могут придраться в связи с 'замалчиванием важных деталей расследования', он не боялся; в соответствии с циркулярами вышестоящих прокуроров надзор за следствием в первую очередь осуществлялся посредством изучения уголовных дел и написанием указаний, а буде таковым изучением Кондратьев брезговал, то это его проблемы. А на планерках он может разоряться сколько угодно.
На предыдущей планерке об отпечатках господина Никитина Игорь Юрьевич умолчал и сегодня планировал ограничиться привычным заученным 'докладом' в качестве тонкой ответной издевки, но...Кондрат его своими репликами уже откровенно достал. Поэтому Данилец приготовился потешить прокурорскую душу свеженькими фактами...
Приготовился, набрал в грудь воздух, но не успел. Кондратьев его опередил с очередным то ли вопросом, то ли замечанием.
— Вы так замечательно все излагаете: и про потерпевших, и про БМВ, и про фотографии, а о вещественных доказательствах почему-то ни слова. Сколько раз у нас уже заслушивания проходили, ни разу Вы не обмолвились. Хотя, насколько я в курсе, с места происшествия нож изъяли. С кровью на лезвии и прочее. Наверняка, — Кондратьев ткнул указательным пальцем вверх с видом наставника вразумляющего нравоучениями глупую молодую поросль, — нож был орудием преступления. А вы о нем ни слова.
'Ах, вот откуда ветер подул! Значит, тумановские хлопцы с другой стороны решили зайти — информацию о ножичке, гравировке и, скорее всего, отпечатках слили Кондрату', — ухмыльнулся про себя следователь, а вслух произнес:
— Да, с места происшествия изъят нож, его вытащили из тела мужчины, и он действительно может быть орудием преступления — тут вы, Аркадий Иванович, безусловно правы. Только запамятовали, что об обнаружении ножа я уже докладывал в первый же рабочий день после осмотра. Как и о прочих обстоятельствах. Кроме того, желающие в любой момент могли прочитать об изъятых вещдоках в материалах дела.
Игорь Юрьевич выразительно прокашлялся, дабы присутствующие на планерке осознали, кто по своим должностным обязанностям надзирает за прокурорским следствием и, соответственно, должен был изучать материалы. Большинство сотрудников намек оценило, кое-кто втихаря ухмыльнулся.
— Что же касается ножа, то пятна бурого цвета, похожие на кровь... — Данилец специально выразился эзоповым языком протоколов и постановлений, чтобы лишний раз уколоть пренебрегающего профессиональной терминологией начальника,-... действительно обнаружены на лезвии и рукояти. Об этом тоже можно прочитать в протоколе осмотра места происшествия. Биология назначена, заключение пока не прислали. Не считая пятен и места, откуда мы его, скажем так, изъяли, вероятное орудие преступления представляет собой вполне заурядный ножик, докладывать о нем на каждой планерке я не вижу смысла.
Челюсти маленького капкана, поставленного на одного заносчивого и не очень чистоплотного прокурора, чуть слышно щелкнули. Слышно, по крайней мере, для Игоря Юрьевича. Конечно, даже если Кондратьев скушает приманку и попадется, от этого ни ему, ни окружающим — ни тепло, ни холодно. Вместе с тем, у Данильца отпадут последние сомнения, откуда прокурор узнал про нож и кто его кормит. И, наверное, не одними сказками про интересные вещественные доказательства. А кто оповещен, тот вооружен.
Кондратьев приманку сожрал, слопал с большим удовольствием. Только хруст за ушами раздался.
— Прямо-таки заурядный? И никаких особенностей?
— Что вы имеете в виду, Аркадий Иванович?
— Ну, не знаю, — смешался Кондратьев, — лезвие необычной формы или рукоять... гравировка, может быть.
Когда прокурор произнес слово 'гравировка', последние сомнения рассеялись — господин Кондратьев выполнял 'социальный' заказ тумановских ребятишек. И прощупывал следователя. Исподволь. В открытую, наверное, боялся — давать повод окружающим ассоциировать себя с бывшим бандитом, будь он хоть трижды банкир, меценат и депутат не желал. Подобные ассоциации могут пагубно сказаться на карьере в правоохранительных органах. Вспомнит в недобрый час высокий прокурорский чин, что некий Кондратьев А.И. как-то связан с бывшим криминальным авторитетом Туманом, и прощай повышение. А то и вовсе государева служба. И это перекроет все положительные моменты от сотрудничества с уважаемым депутатом, включая материальные.
— Нет, Аркадий Иванович, нож как нож, аналогичные экземпляры я видел не один раз и не два. И надписей на нем не обнаружено, — с прокурором Данильцу стало все понятно, и игру 'кто кого переехидничает и перехитрит' он продолжал по инерции. — Впрочем, если желаете, я принесу пакет с вещдоками — можете сами убедиться.
— Будьте любезны.
— Да, Юрьич, принеси, — поддакнул начальству Михолап. Прочие участвующие в планерке лица никак не отреагировали. Большинство сонно хлопало глазами и ожидало конца тягомотного мероприятия, а миляга Коваленко даже слегка прикорнул в углу за кадкой с цветком.
'Складывается ощущение, что планерки проводятся только для того, чтобы меня мытарить, да еще изредка — Женьку', — подумал Данилец, отрывая от стула пятую точку.
Упакованное и надлежащим образом опечатанное вещественное доказательство восторга у прокурора не вызвало — Игорь Юрьевич распечатать его не удосужился, следователю хватило того, что его послали за ножом. Повертев пакет с брезгливой миной, Кондратьев все-таки соизволил самостоятельно разорвать бумагу и вытащить нож на свет божий. Разглядывал предполагаемое орудие преступления прокурор очень внимательно, тщательно, с разных сторон и под разными углами. У Данильца возникло желание предложить ему воспользоваться оптическим прибором. Лупой, например.
Закончив осмотр, Кондратьев в лучших чиновных традициях — когда не умеешь, не понимаешь или сомневаешься, перекладывай работу на нижестоящих — обратился за помощью к заместителю:
— Виктор Васильевич, посмотри, вот эти вензеля. — Прокурор сунул нож под нос Михолапу. — Похоже на надпись или нет? Я без очков не могу толком рассмотреть.
Сунул довольно резко, Михолап сначала отшатнулся, остальные же, кроме Данильца и вздремнувшего Коваленко, наоборот, подались вперед. Какое никакое, а разнообразие. Почти развлечение.
Заместитель прокурора, в свою очередь, тоже едва ли не обнюхал нож и вынес вердикт:
— Нет, просто рисунок какой-то.
— Скорее, узор, — уточнил сидящий рядом с Михолапом Колесников. — В арабском стиле.
На физиономии прокурора появилось такое выражение, словно он вместо сочного сладкого яблока откусил лимон. Тоже сочный, но отнюдь не сладкий, местами смазанный горчицей. Полную гамму чувств прочитать по прокурорскому лицу было невозможно — слишком много их смешалось, но обманутые ожидания, удивление и разочарование просматривались. Не четко, но просматривались. А вот растерянность на высоком прокурорском лбу была написана крупными аршинными буквами. И хотел бы Кондратьев спросить у Данильца, куда испарилась дарственная надпись, да положение не позволяло. Начни прокурор допытываться до первооснов подобного чуда — не каждый день выгравированные буквы в узор превращаются, — возникнет... некая пикантность. Вроде бы у прокурора и источника осведомленности быть не должно — следователь ничего не докладывал, а, поди же ты, знает. Не от преступников же выведал. Пикантность, она для сентиментальной дамочки хороша, а для ответственного государственного чиновника — не очень.
Налюбовавшись вволю растерянной рожей непосредственного начальства, Игорь Юрьевич вежливо поинтересовался:
— Удостоверились?
Вполне предсказуемо ответа от Кондратьева не дождался. А вот Михолап по простоте душевной сунул нож обратно в пакет, подвинул его по столу поближе к Данильцу и ляпнул:
— За узор не скажу, а ножик, правда, заурядный. Ничего особенного, обычный подарочный.
— Виктор Васильевич, свои комментарии придержи, — оборвал Кондратьев своего зама.
— Мне продолжать?
— Что? — не понял прокурор
— Доклад, я его еще не закончил, когда меня в очередной раз перебили, — оскалился Данилец. Приторной язвительностью в его голосе можно было начинять пончики. В промышленных масштабах. Ядовитую патоку в голосе Игоря Юрьевича не заметили, пожалуй, только Коваленко, да следователь-стажер Ваня Хруль. Первый — по причине астрального отсутствия, а второй — ввиду молодости, неопытности и неискушенности. Кроме стажера Хруля остальные сотрудники прокуратуры были в курсе 'теплых и душевных' отношений между Данильцом и Кондратьевым.
Прокурорский люд замер в предвкушении ответной реплики Кондратьева и наклевывающегося маленького скандальчика, Колесников даже нервно кашлянул, но скандальчик не наклюнулся. Прокурор на удивление стоически перенес издевку и выдавил:
— Ради бога, продолжайте.
— Как я уже сказал, — укоризненный взгляд в сторону прокурора, — в квартире Стрельцовых при осмотре обнаружены следы преступления, в том числе отпечатки пальцев. Часть из них не идентифицирована, а часть принадлежит некоему гражданину Никитину Андрею Ивановичу, семьдесят седьмого года рождения, дважды судимого — за хулиганство и за причинение тяжкого вреда здоровью. Смею предположить, что Никитин непосредственно причастен к совершению убийств или одного из убийств.
— А этот ваш Никитин, часом не приятель потерпевших? Вы тут 'смеете предполагать', — Кондратьев передразнил следователя, — а он, может, просто к ним в гости приходил. У самого Стрельцова интересовались?
'Вот гад', — выругался про себя Игорь Юрьевич. — 'Зацепил недоработочку'.
— Никитин, такой же мой, как и ваш, Аркадий Иваныч. Относительно него я потерпевшего пока не спрашивал, не успел физически, но в том, что Стрельцов о существовании такого человека и не догадывается, уверен — у них совершенно разные круги общения. Непересекающиеся. Один бизнесмен, а другой — неоднократно судимый уголовник.
— С вашей точки зрения, это препятствие для общения? — насмешливо спросил Кондратьев.
— С моей — безусловно, — кивнул следователь, особо выделив интонацией слово 'моей'.
— Ну-ну... мне бы вашу уверенность...
— На завтра я вызвал Стрельцова на дополнительный допрос и выясню, знает ли он Никитина, и был ли Никитин вхож в его квартиру. Надеюсь, что и у вас тогда сомнения отпадут.
— Вот завтра... — Кондратьев перевернул лист настольного календаря, — нет, послезавтра и озвучите свое неповторимое мнение.
— Хорошо, — не стал настаивать Данилец. — Кроме того, по оперативной информации Никитин, известный также в криминальных кругах под прозвищем Кривой, является активным участником организованной преступной группировки, возглавляемой... — пауза растянулась старыми подтяжками на пузе любителя пельменей и пива и схлопнулась, — одним известным в городе лицом. В связи с этим, думаю, надо будет допросить других членов ОПГ, руководителя, провести обыски, в том числе в квартире Никитина.
Поначалу про ОПГ Игорь Юрьевич и заикаться не хотел, Никитин и Никитин, мало ли людей с этой фамилией по городу бегает, а ОПГ Туманова — знаменитый, можно сказать, в Белореченске лейбл. Не 'adidas', конечно, и не 'Renault', но и не 'Тмутаракань Лимитед'. И озвучив на планерке имя главаря группировки, участник которой подозревается в причастности к похищению и убийству, следователь неизбежно лишался одного из козырей в общении с другими членами ОПГ. А именно — фактора неожиданности. Однако после сегодняшнего спектакля с ножом, инициированного прокурором, и зайцу стало бы понятно, что завтра — или даже сегодня — Алексей Михайлович Туманов или кто-то из его приближенных будет оповещен о новой версии следствия и конкретном подозреваемом. И всех, кого надо, проинструктируют относительно поведения на допросе. И вообще — не повод для переживаний, поскольку тактика допроса и прочая стратегия — не более чем теоретические выкладки, а на практике любой тумановский бык, хотя бы тот же упомянутый Зыряновым Величев, во-первых, и без того будет играть в молчанку и отнекиваться до последнего, мол, я не я, и лошадь не моя, а во-вторых, просто не явится по повестке. Не барское это дело. Кроме того, Данилец заблаговременно 'зарядил' оперов, и они должны пропасти некоторых тумановских ребят. И проследить, кто и как себя поведет в ближайшее время, авось засуетятся... паршивцы. А когда градус беспокойства подойдет к высшей отметке, то не грех и допросить ребят. Или вовсе 'закрыть' на пару суток. Для улучшения мозговой активности.
Метод эффективный и проверенный. Сколько раз бывало: не признаётся человек в совершении преступления, запирается, а посидит в камере пару суток — и сразу умнеет. Явки с повинной строчить начинает, каяться во всех грехах. Взятие под стражу в качестве рычага воздействия на упорствующих граждан успешно применяется отечественными правоохранительными органами еще со времен НКВД. Так что, кто-нибудь из тумановских мальчиков, особенно если он ранее не топтал зону, помаявшись на нарах в компании специально подобранных сокамерников, вполне мог расколоться. До самых пяток.
Задумка неплохая, если не помешает прокурор района. Или еще кто-нибудь повыше. А некоторые признаки указывают на то, что непременно помешают.
— Допросить того, допросить сего, а с подозреваемым, я так понимаю, Вы работать не хотите... или не можете.
— Никитин в розыске.
— Великолепно. Что-то у вас, Игорь Юрьевич, одни планы на уме. Сделать то, допросить того. А ничего толком еще не сделано. Потерпевшего повторно допросить не удосужились, подозреваемого... гипотетического подозреваемого тоже, он успел скрыться. Результатов расследования не видно. Одни теории. Кормите нас завтраками которую неделю. А мне, между прочим, областная уже всю плешь проела.
'Тебе и проедать нечего, давно на всю голову лысый!', — мысленно поправил начальника Игорь Юрьевич.
Ответить на столь оскорбительный выпад Кондратьев по понятной причине не мог, поэтому продолжил 'воспитательную' работу.
— Дело у прокурора области на контроле, а мы за месяц с места не сдвинулись! Копаемся, ковыряемся, а результатов — ноль. С горем пополам на подозреваемого вышли, и тот в бегах. У меня такое ощущение, что после осмотра места происшествия вы вообще палец о палец не ударили, лишь изображали активную деятельность. В чем дело, Игорь Юрьевич? Может, не справляетесь, может, нагрузка большая или обстоятельства какие? Может, дело передать другому следователю?
