— Есть. Сегодня за машиной Нигматулина 'хвост' тащился. Грамотный 'хвост'. Рифат сказал, что случайно его просек: за сигаретами заехал и не там развернулся.
— Та-ак!..
— Синий 'Форд-фокус', номер...
— Костя избавь меня от подробностей! Машину пробили?
Слегка растерявшийся от непоследовательного поведения шефа, то требующего незамедлительного и досконального уведомления обо всех странностях, то раздражающегося от, казалось бы, не обремененного деталями доклада, Масальский сделал паузу и продолжил: — Тачка оформлена на некоего Игнатова, пятьдесят девятого года рождения. И адрес имеется.
— На хрена мне его год рождения?!— раздраженно рявкнул Туманов.— Кто это такой, узнали? Мент?
— Выясняем, Алексей Михайлович. Не успели, только вот...
— Успевать надо! К вечеру доложи. У тебя все?
Масальский замялся.
— Та-ак,— процедил Туманов.— Давай, добивай контрольным.
— Тут это... С полчаса назад Гареев на выходе с опером знакомым столкнулся. Может, конечно, случайность, здание-то большое, но мало ли. Хотя вдруг он не по работе...
— Может, не может, вдруг, не вдруг... Ты, блин, начальник службы безопасности или телка с ромашкой? Знать должен, а не гадать! Что за опер, из чьей конторы?
Какое богоугодное заведение представляет оперативник, Константин не знал — Гареев о настоящем месте работы бывшего коллеги сведениями не обладал. Сказал только, что в его время опер в убойном отделе обретался, но собирался переводиться в управление по борьбе с организованной преступностью. Правда, пообещал к вечеру все выяснить. К сожалению, шеф проволочек не терпел, ни 'до вечера', ни 'до после обеда', поэтому Костику пришлось выдавать собственные догадки за проверенную информацию. В надежде, что это прискорбное обстоятельство не вскроется, а, не приведи аллах, вскроется, то спишется на неосведомленность Гареева.
— Из УБОПа... кх... — с языка чуть было не сорвалось сакраментальное 'кажется', но Масальский вовремя прикусил оный, непоследовательный и склонный к предательству, орган человеческого организма. Прикусил и сделал вид, что поперхнулся.
— Мать твою через... туда-сюда и обратно... — сочно высказался народный избранник, демонстрируя то, что от населения он не настолько далек, как живописуют разнообразные недоброжелатели и злопыхатели. По крайней мере, на вербальном уровне. — Он точно по нашу душу, пасет, сволочь! Обложили! Как волка последнего, обложили!
— Может, другого кого пасут, Алексей Михайлович, — сделал вялую и заранее обреченную на провал попытку успокоить разнервничавшегося патрона Масальский. — Или вообще по делам приходил.
— Идиот! Какие у опера из УБОПа дела бывают, кроме нарыть что-нибудь и посадить кого-нибудь?! Бабочек ловить? Правильно, по делу он приходил, по уголовному делу. И кого тут пасти, кроме меня? Во всем здании, кроме наших офисов, одна шушера мелкая: клерки да риэлторы. По мою душу воронье слетелось. И как не вовремя! Сейчас бы за бугор укатить на всякий пожарный, и нельзя, выборы, будь они неладны! Надо легавых с хвоста сбросить. Мысли дельные имеются?
Масальский неопределенно пожал плечами и скромно потупил глазки, почти как застигнутая за списыванием отличница.
— Ясно. Помощи от тебя не дождешься.
Костя набрал в рот воздуха и приготовился выдать горячую, эмоциональную, наполненную местоимениями и междометиями тираду, в которой бы сплелись тема любви к шефу, уверения в готовности к самопожертвованию и сожаления по поводу несправедливых обвинений, но Туманов короткой фразой осадил его.
— Пасть закрой! — и, словно размышляя вслух, спросил: — Может, здесь больше не появляться? А вопросы решать в думе и в банке? Не спасет. Достанут даже в думе. Вместе с потрохами и долбанной депутатской неприкосновенностью, мать их растак!
Пожатием плеч и легким вздохом Костя выразил 'папе' сочувствие и понимание.
— Что же они, козлы, нарыли? — то ли сам у себя, то ли у пространства, то ли у Масальского поинтересовался Алексей Михайлович.
Ничтоже сумняшесь, Константин решил, что для его же собственной безопасности (недаром же он свой хлеб ест — должность начальника службы с соответствующим названием обязывает) лучше сейчас не отсвечивать и на разные провокационные вопросы не отвечать. Хоть про козлов, хоть про кроликов, хоть про зеленых крокодилов. Поэтому он лишь едва заметно, чтобы не раздражать патрона, пожал плечами и преданно выпучил глаза. Авось сам разберется. На то он и Сам.
Не дождавшись ни от Масальского, ни от пространства никакой вразумительной реакции, 'папа' задал Косте — на сей раз точно ему — другой вопрос, куда более конкретный.
— Какие острые темы у нас не закрыты? По прессе? — Намёк на одного ретивого журналиста, примерно полгода назад умудрившегося раскопать некоторые не слишком благопристойные факты из биографии банкира и мецената, был прозрачен, аки застывшая на листьях малины предрассветная роса. Журналист умудрился не только раскопать, но и собрать материал, подтверждающий эти самые неблагопристойные факты, о чем Туманова и его окружение своевременно известили доброжелатели. К увещеваниям, просьбам и предложениям борзописец оказался глух и собирался опубликовать ряд статей разоблачающего содержания в местной печати. Собирался, но не успел. Все его грандиозные жизненные и карьерные планы оборвало глупейшее дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом. На похоронах депутат не присутствовал, но скорбел со всем городом.
— Обижаете, Алексей Михайлович, давным-давно все чисто. Как в аптеке, ей-ей, — Масальский дернул клешню ко лбу, словно собираясь перекреститься, но тут же вернул ее обратно, очевидно, сообразив, что общественный туалет не вполне подходящее место для подобных жестов.
— А по заправкам?
— Там вообще не подкопаться, без вариантов. Работу делал иногородний кадр, причем профи, — напомнил Константин, — приехал на место, три дня осмотрелся, оформил жмура, забрал 'бобосы' и отчалил. В городе он не светился, кто жмура заказал, не в курсах...
Шеф поморщился и неожиданно вежливо почти задушевно попросил Масальского:
— Ты... выражения все-таки аккуратнее выбирай. Микрофон в унитаз, наверное, не поставят, но лучше без 'жмуров' и 'бобосов' обойтись. Береженого бог бережет.
— Понял, шеф! По заправкам все сделано — высший класс! Комар носа не подточит. На нас вывести мог только посредник, но он уже того... — Костя ладонью провел по горлу и закатил очи к небесам, вернее — к украшенному лепниной потолку. — Не выведет, одним словом. Малолетки возле подъезда напали, ограбили, по башке трубой...
— Я же просил, без подробностей!
— Виноват, больше не буду,— Масальский развел руки, демонстрируя извинение в стиле 'каюсь, грешен, бес попутал'. — В общем, никто не подкопается, как бы не копал. Дохлый номер, — и, осознав двусмысленность фразы, ощерился жизнерадостной ухмылкой.
— Чего лыбишься?
— Так номер-то, в натуре, дохлый!
— Юморист, твою мать, — проворчал Туманов.— Ну а с 'железнодорожным' вопросом?
Последний намек поверг Масальского в ступор. 'Острых' тем, связанных с вокзалами, поездами, рельсами и прочим хозяйством Министерства путей сообщения, как-то...не припоминалось. На железной дороге Туманов в принципе интересов не имел, ни по бизнесу, ни по депутатским делам. По крайней мере, Костя о таковых не знал. Если память Масальскому не изменяла, Алексей Михайлович поезд, как вид транспортного средства, игнорировал, предпочитая самолет или автомобиль.
Напряженная работа мозга ситуацию не улучшила. Казалось, от скрипа извилин начнут ежиться люди, находящиеся двумя этажами выше, а у самого Кости раскрошатся пломбы в подпорченных кариесом зубах, но ребус 'папы' не поддавался. От усердия Масальский нахмурил брови, высунул язык и вынужден был обратиться за разъяснениями к первоисточнику. — Шеф, я не догнал...
— Чего ты не догнал?
— Железнодорожным... это про что?
— Не про что, а про кого.
— Про кого? — исправился Константин.
— Про Сашу... — Туманов скорчил невнятную рожу и выразительно посмотрел на начальника службы безопасности.
Скорченная рожа ничего не навеяла, только слегка напугала Масальского. Мимика шефа большим разнообразием не отличалась, и подобные эскапады в его исполнении видеть Константину доводилось нечасто. Почти никогда не доводилось. И редкое проявление мимическое активности внушало опасения. Причем опасения не за психическое состояние начальственной персоны, а за физическое здоровье его не всегда понятливого и чуткого к намекам подчиненного.
Невзирая на испуг и легкую оторопь, означенный подчиненный рискнул уточнить:
— Какого Сашу?
— Какого-какого... — Туманов изобразил жест, отдаленно напоминающий то ли колющее движение шпагой пьяного мушкетера, то ли судорожный взмах рафинированной дамочки, отбивающейся зонтиком от бешенного быка. — Которого мы хотели... — Эти слова сопровождал еще один жест, на сей раз более традиционный, которым обычно символизировали решетку, тюрьму, срок заключения, нары и тому подобное.
Относительно жеста, изображающего то ли шпагу, то ли зонтик, у Кости имелись определенные сомнения, а вот, что означают перекрещенные перед лицом указательные и средние пальцы рук, он понял. И догадался, на кого ему шеф намекает.
— А-а, Сашу Паро...
— Без имен! — оборвал Туманов.
— Кха-кха,— закашлялся Константин.— По нему тоже почти все в порядке, я уже докладывал: пацаны Велика, кого задействовали, за пределами города. Да и расклад они в основном не знают, обычные быки. Разве что Митяй что-то слышал от Велика, но он тоже далеко...здоровье поправляет, болезный. Так что проблем почти нет.
— Почти?
— Ага. Остается сам Велик, помните? Он один полностью в теме, и ЦУ получал, и людей подбирал, и личную инициативу проявил. Нашел лоха на нашу голову. Мало того, что зло на нас затаил, еще и неуправляемый. Реально безголовый кадр.
— Безголовый, говоришь?
— Конечно. Способен выкинуть, что угодно. То бухал сутками напролет, не просыхая, то... Ребята за ним присматривают, в соответствии с указаниями, так Велик уже неделю, как пропал куда-то. В кабаке нет, в спортзале — тоже, дом время от времени проверяли, там тоже тишина.
— Пропал?!
— Ну, не пропал,— пошел на попятную Масальский, — просто мы его найти не можем пока.
— Нормально ты за ним присматриваешь! Этот крендель неделю где-то ошивается, а у тебя все в порядке,— зашипел схваченной за хвост гадюкой Туманов.— А если он в мусарне сейчас явки с повинной пишет?
— Шеф! Да нет его у ментов, чем угодно клянусь!
— А ты проверял?!
-Нее то, чтобы проверял, но...
— Тогда клятвы свои засунь, знаешь куда? Нет, Костя, ты меня когда-нибудь реально разозлишь...
После этих слов в горле у Константина запершило, а внутренности покрылись изморозью. Пожалуй, никто лучше Масальского не был осведомлен о том, что пустыми угрозами патрон не разбрасывается. Столько народу по 'папиному' приказу в землю легло — и не сосчитать. Не один десяток, к бабке-гадалке не ходи. И калькулятору не верь. А в лихие, отмороженные девяностые Алексей Михайлович и самолично неоднократно курок нажимал, отправляя в лучший мир, как надоевших недругов, так и провинившихся бывших друзей и соратников. Слава правительству и президенту, что те времена миновали. Костю тоже ангелом не назовешь; пару жмуриков завалил и ликвидацию минимум полутора дюжин организовал по приказу того же Туманова, но по сравнению с боссом он просто щенок. Жалкий щенок.
Некстати вспомнилось, что Костин предшественник лишился своего места, а заодно и жизни, после того как перестал устраивать Алексея Михайловича в качестве начальника службы безопасности. Еще вечером предшественник докладывал Туманову о текущих делах, а утром его с тремя пулевыми ранениями в области живота и головы обнаружили недалеко от подъезда собственного дома. Можно было счесть данный факт происками недругов и конкурентов, если бы Масальский сам не принимал участия в подготовке акции по устранению предшественника. Конечно, тому очень крупно не повезло: на дворе стоял девяносто седьмой год, и большинство проблем Туманов тогда еще решал радикально. По принципу: нет человека — нет проблемы. Однако и ныне провоцировать шефа на кардинальные меры не стоило.
В связи с вышеизложенными обстоятельствами к любому проявлению недовольства патрона следовало отнестись очень внимательно. Где-то даже трепетно.
— Шеф, я... что угодно! Да я...
— Не мельтеши, — презрительно буркнул Туманов.— Велика найди, во что бы то ни стало. Сегодня же отправь людей по адресам: на хату, в кабак, в спортзал. Куда там еще, разберешься. Дяди, тети, кореша у него в городе есть?
— Родни в городе, сто пудов, нет, Велик же не местный. А в дружбанах, кроме Митяя, никого. — Масальский почесал высокий лоб. — Если только Алик или Чалдон. И то с натягом. Остальные — знакомцы, собутыльники, прилипалы.
— Все равно их проверь. Денисюку скажи, чтобы мусоров своих поспрошал, но аккуратно... Нет, его пока не задействуй. Если до завтрашнего вечера нашу пропажу не найдешь, мне доложишь, я сам с Денисюком поговорю. А если Сережа где нарисуется, тоже доложишь. Надо с ним уже решать...
Константин кивнул, четко осознавая, на что именно недвусмысленно намекает 'папа'.
— Ладно, иди.
Когда Масальский уже вышел из туалета, Алексей Михайлович закрыл кран, продолжавший низвергать воду в раковину на протяжении всего разговора, выключил аппарат для сушки рук, улыбнулся отражению в зеркале и, казалось бы, совершенно не к месту повторил свою фразу, сказанную парой минут назад:
— Безголовый, говоришь?
* * *
Здание, на углу которого красовались две таблички с надписями: 'ул.Николаева' и '25 Б', некогда, очевидно, было каким-то научно-исследовательским институтом. О данном прискорбном факте скромно сообщала потертая, притулившаяся возле двери, вывеска. Название Артём прочитать поленился, чего-то там проект. Стрельцов заметил вывеску почти случайно — она терялась в ряду куда более внушительных и пышных товарок, информирующих о расположенных в доме многочисленных серьезных организациях. Впрочем, даже при отсутствии указателей не угадать историческое происхождение дома было затруднительно. Типичная пятиэтажка в характерном совково-казенном стиле — не ошибешься. В семидесятые-восьмидесятые годы таких зданий по стране понастроили десятки тысяч. Или больше.
Какие непонятные эмпиреи исследовал в свое время загадочный '...проект', Артём не ведал, более того, подозревал, что о предмете собственных изысканий имели смутное представление и многие сотрудники института, но не сомневался, что ныне от научно-исследовательского заведения остались рожки да ножки. Может быть, еще рога и копыта. Об этом свидетельствовало засилье на фасаде здания других вывесок.
Судя по 'фасадной' информации, общество с ограниченной ответственностью 'Диагональ' располагалось на третьем этаже здания. Оглядев роскошную вывеску с золотыми буквами, Стрельцов удивленно хмыкнул. Телефонная чаровница отправляла его к директору по кадрам на второй этаж. Туда же отправлял и житейский опыт — кабинет с номером, начинающемся на двойку, должен находиться на втором этаже. Вывеска же настаивала на третьем.
