— Что мне от ваших цивилизованных мер, если этих подонков не посадят! — разозлился Стрельцов.— Вы же мне об этом постоянно твердите. Или вы за то, чтобы они остались безнаказанными?!
— За, против... Мы не на собрании, и руки поднимать я не собираюсь. И не надо голос повышать!
— Извините.
— Извиняю, с учетом вашего морального состояния.
— Значит, не скажете, кто Настю убил?
— Почему?.. Кто убийца не скажу, не ясновидящий, а одним соображением поделюсь. Никитин в вашей квартире был явно не один. А вот о том, кто там с ним был, наверняка осведомлен господин Величев.
— Спасибо.
— Не за что.
— Фотографии можно...
— Нельзя.
— Нельзя, значит, нельзя. А адрес Величева не подскажете,— окончательно обнаглел Стрельцов. Справедливости ради, спросил на всякий пожарный случай, не надеясь на информативный ответ.
— Ну, ты... совсем...— от возмущения следователь перешел на фамильярные местоимения и не сразу обнаружил в лексиконе нужные и, что важно, цензурные слова, -... озверел. Адрес не скажу, не имею права. И так больше чем надо выложил.
— Все равно спасибо.
— Еще раз не за что. И, вообще, не смею вас больше задерживать.
— Тогда я, наверное, пойду,— Артём поднялся со стула и протянул руку.— До свидания.
— Всего доброго. — Следователь придержал Стрельцова. — И, ради бога, Артём Вячеславович о нашей беседе... никому. Ни маме, ни друзьям, ни знакомым. Я вам ничего не сообщал. И не показывал. Допросил, составил протокол, и точка. Ничего кроме. Договорились?
— Конечно.
Уже у двери Стрельцов неожиданно услышал:
— Магазин 'Богемское стекло' на Декабристов знаете? — Данилец смотрел в окно и как будто разговаривал не с Артёмом, а сам с собой. Или с портретом Президента на шкафу
— Да.
— Рядом новая десятиэтажка. Дом сорок семь 'А'. В том районе...
— Огромное...— Стрельцов набрал полную грудь воздуха, чтобы рассыпаться в благодарностях, но следователь, по-прежнему глядя в сторону, скорчил недовольную физиономию и сделал несколько энергичных жестов в стиле 'гуляй, проваливай'. Пришлось выдыхать, ссыпать велеречивые благодарности обратно и, воспользовавшись настоятельной рекомендацией сотрудника прокуратуры, проваливать.
* * *
Когда Стрельцов удалился, Игорь Юрьевич перевел дух. Разговор получился не сказать, что неприятным — нелегким. Беседа даже вышла за планируемые рамки; изначально Данилец не собирался посвящать постороннего человека в некоторые пикантные подробности расследуемого дела. Игорь Юрьевич намеревался показать Стрельцову фотографии и, в случае узнавания, на скорую руку организовать официальное опознание с понятыми. А если потерпевший никого не узнает, то подсунуть ему для подписи свежую редакцию допроса, где отсутствует упоминание о приметах депутатского сынка, несправедливо оскорбленного посредством обливания слабоалкогольным пойлом. Кроме того, следователь, что греха таить, планировал снабдить Стрельцова определенной информацией. Из вредности и в пику разным тумановским прихвостням. Нужно им дело замять — пусть разбираются с жалобами и ходатайствами 'терпилы'. Мужик он с деньгами, адвоката хорошего наймет, шум подымет. Вплоть до Генеральной прокуратуры. Кардинально, конечно, ничего не изменится, но, даст бог, кое-кому икнется. И Игорю Юрьевичу зачтется. Наверху. Нет, не в приемной Калинина-старшего и не в Генеральной, а в канцелярии небесной. Ведь не просто так, а за правду радел.
Вместе с тем особо откровенничать и вываливать на Стрельцова большой объем информации с многочисленными подводными камнями и собственными версиями и догадками следователь не собирался. Данилец хотел сообщить 'потерпевшему' о результатах проведенного накануне опознания, где обошлось без эксгумации; хватило фотографий трупа с характерными татуировками на предплечьях и спине — преступник, произведший 'термическую обработку' только головы и кистей рук, трупа серьезно просчитался. Плюс поведать в чью группировку входил 'опознанный труп'. Кроме того, кратко указать на причины возможного прекращения дела и выдать минимальные сведения о лицах, которым это выгодно. Не более. Иносказания, намеки — не в счет.
Однако планы с реальностью, известно, сочетаются довольно плохо. В процессе беседы Данилец вдруг понял, что Стрельцов жалобами и ходатайствами забрасывать инстанции не будет, адвоката также едва ли наймет и, вообще, его намерения лежат, как модно ныне выражаться, не в границах правового поля. Бумагу марать, заявления строчить и правду искать — явно не его методы. Судя по прямым, незавуалированным вопросам, 'потерпевший' твердо решил бороться с бессилием правоохранительных органов по-своему и самовольно присвоить аналогичный статус убийцам своей жены. И переводить преступников в разряд потерпевших он, очевидно, намеревается посредством жестокого членовредительства, вплоть до смертоубийства.
Подобные устремления у Стрельцова, конечно, не на лице написаны, но догадаться о них легко. По крайней мере, Данилец в этом уверился сразу и бесповоротно. Также как и в том, что разбираться Стрельцов ни в чем не будет. Доказана вина или нет, имеется твердая уверенность в том, что именно данные лица убили его супругу или же есть только смутные подозрения в их причастности к преступлению, 'потерпевшему' до лампочки. И место жительство Величева он выяснял явно не для того, чтобы с одним из вероятных убийц своей жены общаться на отвлеченные темы в домашней обстановке. Чаи распивать или особенности созревания злаковых культур в зоне Нечерноземья обсуждать они друг другом точно не будут.
Человек дошел до ручки и собрался свести счеты с обидчиками. А поскольку следователь сам до него довел информацию, что его обидчиками являются Туманов и его присные, то в скором времени, вполне вероятно, у кое-кого начнется... интересная полоса в жизни. И, очень похоже, не белая. Если Стрельцов доберется до объектов своей неразделенной страсти.
Впрочем, до одного-то точно добраться не сложно. Данилец, прости господи, самолично наводку дал. 'До чего докатился',— пожурил себя Игорь Юрьевич, — 'чуть ли не в подстрекательство ударился, а еще старый сотрудник органов прокуратуры. Ай-ай-яй'.
При этом никаких угрызений совести следователь не испытывал, укоризна была хоть и внутренней, но наигранной. Да, рассказал кое-что, осветил темные углы, намекнул, где Величев проживает, однако точный адрес ведь не назвал. И не подбивал бедолагу Стрельцова на подвиг — иди, мол, снеси башку идолищу поганому, растерзай басурмана лютого.
А что в мозгах у потерпевшего происходит, то не его, следователя, забота. Тем паче следователя отстраненного. У Стрельцова своя голова на плечах есть. На вид: нормальная голова, без повреждений. Пусть и шевелит ее содержимым. Вознамерится мстить — флаг ему, нет — два флага. К тому же не факт, что Стрельцов на серьезные шаги пойдет, на словах все герои, а на деле... Может передумать, испугаться или что-то помешает — Величев из города уедет, например, или сам Стрельцов приболеет, или землетрясение-наводнение случится, да мало ли что. Посему тренированная совесть старого прокурорского работника помалкивала. В тряпочку.
Вместе тем, при всех сомнениях в осуществлении тех благих устремлений, что не были написаны на лице потерпевшего, за здоровье и телесную неприкосновенность Величева ручаться грешно. Предложи какой-нибудь безумный букмекер сделать ставку на целостность и сохранность бригадирского организма в течение пары ближайших недель, Данилец бы не согласился. Слишком велик риск расставания с кровно заработанными, учитывая умонастроения, мотивы и комплекцию 'терпилы'. Найдет ведь он Величева и не сдержится, пользуясь протокольным языком, применит физическую силу. И тот, справедливости ради, не хлюпик, но интуиция подсказывала Игорю Юрьевичу: случись драка, тумановскому бригадиру несдобровать.
Дай бог, если просто драка. Без ножей, цепей, кастетов, ружей и прочих опасных приспособлений.
Хотя...
Ведь следователю по большому счету уже стало не интересно, что там дальше между Стрельцовым и ребятишками из Тумановского ОПГ произойдет. И произойдет ли вообще. Банкира-мецената при любых раскладах не достать, ближний круг тоже, наверное, не зацепишь, а с тем, что дело забирают, он смирился. Пусть делают, что хотят. Свой профессиональный, а где-то и человеческий, долг Данилец выполнил, насколько обстоятельства и вышестоящие благодетели давали. Даже информацию слил напоследок, а прочее, извините, не в его компетенции. И не в его силах. Конечно, Стрельцов ему более симпатичен, чем отморозки из преступной группировки, но по гамбургскому счету...
Судьба их рассудит.
А ему еще дело подшивать.
* * *
Дождь закончился.
Выдохся, как бегун на марафонской дистанции, иссяк, и только редкие — самые упорные и вредные — капли срывались с крыш и ветвей и норовили стукнуть по носу или упасть за шиворот. Водосточные трубы, оправдывая свое название, играли бравурный марш и выплескивали на землю бурлящие потоки. Солнце по-прежнему не показывалось, но фиолетово-свинцовые тучи уплыли на восток, а им на смену приползли молочно-серые облака.
То ли так было на самом деле, то ли Артёму просто показалось — стены прокуратуры высасывали из него силы быстрее, чем комар кровь из вены, — но на улице посветлело. Воздух стал прозрачнее и чище. Стрельцов несколько раз глубоко вдохнул и поежился. И отнюдь не по причине попадания дождевой капли за шиворот. Разговор со следователем дал столько пищи для размышлений, что... впору испугаться. А по плечу ли унести ношу?
В голове царил полный сумбур. И чтобы хоть как-то упорядочить мысли, пережевать, переварить полученные в прокуратуре сведения, Артём решил не садиться за руль. Внимание рассеяно — не хватало еще въехать в бордюр или пригладить корму двигающегося впереди автомобиля. Лучше заглянуть в ближайшую забегаловку, попить кофе. И слегка перекусить, дабы пережевать не только свежую информацию, но и пару-другу бутербродов, для восстановления баланса. Отнюдь не кислотно-щелочного.
Ближайшей забегаловкой оказалось весьма приличное во всех смыслах заведение — 'Театральная кофейня'. И интерьер, и ассортимент, и обслуживание в кофейне отвечал самым высоким требованиям, единственное, что было в этом заведении неприличным — цены. Сказать, что они высокие — выглядело бы не совсем правильно, это скорее означало сделать им комплимент. К ценам стоило применять совсем другие, более жесткие эпитеты: завиральные, сумасшедшие, грабительские, безбожные.
Администрация кофейни, очевидно, учитывая неведомые простым смертным обстоятельства, задрала цены до поднебесья. Расположение непосредственно в центре города, относительно недалеко от мэрии и областной администрации, а также вложенные средства в переустройство некогда ветхого здания — понятно, но остальные — загадка. Чашечка горячего шоколада и пирожное стоили здесь как полноценный ужин в любом из ресторанов города. По причине баснословной дороговизны завзятые театралы, прочие деятели искусства и тем паче актеры просаживать гонорары и зарплаты предпочитали в более демократических, с точки зрения цен, заведениях и в кофейню не заглядывали. Легенды гласили, что ранее — еще в эпоху махрового социализма — в здании располагалась кафе, где любили собираться служители культпросвета и актерский состав драмтеатра, но потом дом отдали под некую контору, потом под магазин, который в конце концов купили нынешние хозяева кофейни. Наверное, именно эти легенды и стали причиной столь неподходящего наименования.
Ныне же к театру вообще и к культуре в частности кофейня не имела никакого отношения, в связи с чем первое слово из названия никоим образом себя не оправдывало. Ближайший храм Мельпомены, и то находился в трех кварталах. Из театрального в кофейне имелись лишь смутное легендарное прошлое, глиняные и бронзовые маски на стенах да — с натяжкой — фонтанчики и колонны. Интерьер, пусть и до безобразия шикарный, скорее намекал на древнегреческие мотивы, и на вывеску с куда большим основанием просилось нечто античное. Впрочем, и вторая часть названия — кофейня — ассортименту или, как модно выражаться, формату заведения совсем не соответствовала. В 'Театральной кофейне' можно было не только чаем с пирожными побаловаться, но и сытно отобедать. И залить внутрь грамм сто-двести чего покрепче. То бишь 'кофейня' являлась полноценной — во всех смыслах — ресторацией.
Вместе с тем для того, чтобы скоротать в думах пару часов 'кофейня' подходила как нельзя лучше. Мало того, что рядом с прокуратурой — ничего искать не надо, — так и множества посетителей там наверняка не будет, а значит можно посидеть в относительной тишине и комфорте. А поднебесные цены Артёма не смущали.
Посетители в самом деле отсутствовали. Как класс. Может быть, к вечеру кто явится, но сейчас и официантов Стрельцов не увидел. Лишь за стойкой скучал упитанный бармен.
В духе книжно-шпионских традиций Артём расположился в дальнем углу заведения и уселся лицом к выходу, но не для того, чтобы видеть вновь прибывающих посетителей, а просто по привычке. Подобным образом он старался устроиться в любом ресторане, клубе или кафе. В углу — желательно плохо освещенном и далеком от музыкальной аппаратуры — Стрельцов чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в середине зала, в эпицентре людского круговорота и песенно-шумового сопровождения.
Салат и горячее — семгу в сливках — Стрельцов заказал, а горячительными напитками пренебрег. Лишь попросил сразу принести чай. Тоже своего рода горячительное. Выпил чашку едва ли не залпом — в три гигантских глотка — и перевел дух.
Вот как оно повернулось.
Слава Ната Пинкертона, Эркюля Пуаро и Шерлока Холмса ему не грозит — очевидно. И слава мисс Марпл тоже. Что говорить, до майора Пронина и то далековато. Больше месяца Артём голову ломал — мозги набекрень чуть не свернул — и думал, кто мог Настю убить и на него самого напасть. На чьи плечи только плащ злодея не примерял: и друзей компаньонов Борьку с Валеркой подозревал, и бывшего сослуживца-духа Чхеидзе в преступники записывал, и неведомых завистников-недоброжелателей вспоминал, и на пузатого Вадика из соседнего подъезда, с которым парковочное место не поделили, грешил. И хотя плащ вроде бы не подходил по размеру ни одному из кандидатов в злодеи, мотив Стрельцов находил у каждого. Домысливал, натягивал. Кое-какие "оперативно-розыскные" действия предпринял: конфетами и коньяком подкупил секретаршу Фомичева и подробно выспросил обо всем подозрительном и необычном в поведении своих компаньонов в последнее время. Узнал очень много доселе неизвестных фактов, например, место жительства Валеркиной любовницы и новые литературные предпочтения Бориса, но, по существу, вытянул пустышку. И с 'подозреваемыми' несколько раз плотно пообщался. И даже пошел на неприемлемый ранее шаг — согласился с продажей фирмы. Хотя друзья-компаньоны, учитывая ситуацию, разговоров о сделке и не заводили. Наоборот, ртов не раскрывали, доставая Артёма молчаливым сочувствием и предложениями о помощи. После случившегося фирма уже не представляла для Стрельцова прежней ценности, и он сам завел речь о продаже, в том числе пытаясь вывести друзей из психологического равновесия и посмотреть на их реакцию. Получилось смешно. Борька и Валерка теперь уже начали отговаривать Артёма, упирая на то, что торопиться не стоит, но Стрельцов настаивал. В результате, фирму решили продать, а от психологических экзерсисов толку не оказалось.
