— А ну тихо!
Хотя мотание головой особым шумом вроде бы не сопровождалось, Серега рекомендации 'правого подлокотника' последовал — уровень экспрессивности и амплитуду вращения снизил.
— Чего башкортостаном крутишь? Неужели не хочешь мне в просьбе малой пособить? — прищурился Туманов.
— Нет, хочу.
— Молодец, правильный ход мысли, — похвалил Велика 'папа'.— И ответ правильный. Потому как, если ответ неправильный, то, сам понимаешь, придется принять соответствующие меры. И одним нормальным пацаном в этом мире станет меньше. — Туманов воздел руки к потолку. — Кстати, мне, вообще, тут кое-кто советовал, на уши припадал, тебя списать вчистую. Ведь облажался ты конкретно, тему запорол. А я тебя простил и не списал. За былые заслуги простил. Даже точку твою не тронул. Так что цени, Велик, мое великодушие...Ладно, все это лирика, а диспозиция у нас следующая. Следак, который дело ведет по тем жмурам, что ты на острове накрошил, трудный, общаться с ним невозможно. Вместо того чтобы Паровоза на шконку отправить, он роет... непонятно где и зачем. Да ты в теме. Копает, вынюхивает, людей на допросы таскает. И до тебя очередь дошла. Один из твоих придурков на квартире убитой бабы наследил, пальчики оставил. И ты это просохатил. Кстати, за что придурка завалил?
— Какого?
— Не строй из себя хористку! Какого — Кривого!
— Не валил я его. Он куда-то из города сдернул.
— Да ты что?! — продемонстрировал изумление Туманов. — И куда, если не секрет? В деревню к теще на блины? Или в край вечных снов, где всегда весело и красиво? А по пути рукоятью ствола темечко почесал, башку облил бензином и в костер прыгнул?
'Алик, гнида, сдал!'— догадался Велик. Кроме него некому, об убийстве Никитина, помимо Величева, знал только он — единственный очевидец. Пацанам Серега скормил сказку о том, что Кривой сдернул из города, поскольку его мусора ищут. И Туманов до сего дня судьбой одного из своих 'быков' не интересовался, свалил и свалил. Тем более, Андрей был пацаном тревожным, с проблемами по части головы, в связи с чем корешей настоящих не завел. И вдруг 'папа' оказывается в курсе того, кого Серега определил на роль второго жмура... Не помог показ свежевырытой могилы, сдал его Алик с потрохами. Сдал, как стеклотару.
Деваться некуда, надо и тут признаваться.
— Он по жизни отмороженный на всю голову... был, и с бабой накосячил, и... это, тему, типа, запорол. Пришлось кончать.
— Тогда уж не по жизни, а по смерти отмороженный... был, — усмехнулся Туманов и сам собой восхитился.— Да я почти поэт! Нет, тянет меня сегодня на лирику, может, съел что-нибудь?
— Устриц, — подал голос Масальский.
'Папа' укоризненно посмотрел на начальника охраны и вновь обратился к Величеву:
— Что, ты говоришь, он с бабой не так сделал?
— Трахнул, а она, типа, загнулась.
— Сходится. Не врешь. А Кривого, значит, кончил... Мне, Сережа, тоже в свете свежих новостей было бы проще тебя закопать, обрубить концы и на гражданской панихиде всплакнуть по корифану, но последнее время я что-то добрый. Даже слишком. Себя не узнаю. К тому же в прокуратуре могут удивиться, почему это мои люди стали дохнуть, как мухи. Поэтому сочтем наказание условным. Будешь паинькой, будешь жить, и никто тебя пальцем не тронет. Не будешь паинькой, то... вообще не будешь. А до того помучаешься слегка. Или не слегка. Диспозиция ясна?
Утвердительный ответ не заставил ждать.
— Для начала собственные косяки замажешь. То, что ты Кривого завалил — твои проблемы, может, и правильно сделал. Но из-за того, что он пальчики на хате оставил, следак горит желанием с ним и с его друганами пообщаться. А поскольку Кривой числится у них пропавшим без вести, то общаться он будет с друзьями. Например, с тобой. И не только с тобой, кстати. Даже на меня, поговаривают, замахивается, хоть я Кривому ни с какого бока не корифан. В ближайшие дни прокурор области из отпуска вернется, и дело у этого следака отберут, но пока он... роет и роет, крот. В общем, если он успеет тебе на хвост упасть, а упасть он, видимо, успеет, придется с ним общаться. И на вопросы неудобные отвечать. Есть вариант, конечно, тебя спрятать временно или насовсем, но двое пропавших — уже слишком. Не стоит прокурорских и ментовских псов дразнить без повода. Перед выборами у меня и без того головняков выше крыши. Так что придется тебе к следаку сходить и с ним мило побеседовать. А чтобы ты там ничего лишнего не вякнул, к допросу подготовишься. Ясно?
Несмотря на то, что Величев не понял, каким именно образом нужно готовиться к допросу, он утвердительно кивнул и изобразил на лице полное понимание и одобрение. Благо, что Туманов уточнил, что от Сереги требуется.
— Когда протрезвеешь, ребята тебя к Денисюку доставят, он и проведет... тренинг. Все, гуляйте!
— Шеф, а сейчас куда его?
— Куда угодно. Лишь бы у меня в кабинете глаза не мозолил, воздух не озонировал.
— А если сразу к Денисюку?
— Давай.
Только когда Величева вывели из тумановского кабинета, как дорогого гостя — под белы рученьки, до него дошло, чего от него хочет 'папа'. И чтобы он не 'попросил', надо исполнять. Жить-то хочется. Велик вдруг отметил, что едва ли не впервые во время 'совещания' у шефа его не посещали сладкие грезы о нанесении Туманову телесных повреждений. То ли не выветрившийся до конца хмель тому виной, то ли терзающая тело и душу боль, то ли страх, то ли еще что, но общение с 'папой' ни одна фантазия, в которой Серега плясал бы на спине банкира и мецената, не скрасила.
Проводив глазами группу 'доставки', Туманов кивнул Масальскому на диван:
— Чего стоишь столбом, садись.
— И так днями сижу, скоро задница мозолями порастет.
-Садись.
Пожав плечами — мол, как прикажете, барин, — Масальский продефилировал к дивану.
— Костя, что думаешь?
— О нем? — Масальский двинул бровями в сторону дверей, за которыми только что скрылся Величев и его сопровождающие.
-О нем тоже.
— А что тут думать. Плохой Велик стал. Мутный тип. После того как пацанов у него забрали, вообще неизвестно чего от него ждать. На Кривого гонит, а сам отморозок похлеще. И бухает по-черному. Мы его еле откачали. А пьяному язык за зубами держать... — Константин скептически пожал губы. -... еще сболтнет кому-нибудь, что не следует. Проблемный кадр.
— Проблемный, это точно, — согласился Туманов. — Как думаешь, 'перо' он куда-то посеял или это следак комбинации крутит? В деле-то другой нож.
— Фортелей следака исключать нельзя, но больше похоже, что Велик... С башкой он явно не дружит. Может, его поспрошать хорошенько?
— А толку? Он себя-то не помнит. Да и смысла нет, Паровоза пристягнуть к 'жмурам' уже не получится. Ножика такого больше нет. Зачищать вопрос надо.
Масальский согласно кивнул.
— Мне кажется, Кривой по корешу уже соскучился. По-хорошему его бы сейчас... — Алексей Михайлович изобразил указательным и средним пальцами правой руки 'стригущие ножницы'. — ... к приятелю бы и отправить, но и без того...
'Папа' оборвал фразу. Он так делал довольно часто из-за опасения, что его могут 'прослушивать' и 'записывать'. И хотя кабинет и приемная банкира (а еще комната отдыха, квартира, загородный дом, две дачи и еще с десяток помещений) были оснащены новейшим оборудованием, специально предназначенным для предотвращения 'прослушки', и постоянно проверялись службой безопасности на предмет наличия 'жучков', Туманов считал, что перестраховка не повредит. Даже в собственном кабинете он предпочитал недоговорить, намекнуть, донести информацию жестом, но не употреблять прямые и недвусмысленные речевые обороты, которые могли бы послужить основанием для обвинения Алексея Михайловича в чем-то предосудительном. При этом регулярно забывался и то поминал всуе 'жмуров', то приказывал 'бока намять' или 'ласты оборвать'.
Несмотря на то, что Костя не одобрял — в душе — параноидальные замашки 'папы', но к подобной манере общения давно привык, смирился и научился понимать намеки, недомолвки, жесты. Прекрасно понял он шефа и теперь. До выборов лишнее внимание органов Туманову — как собаке репей. Для сотрудников УБОПа не секрет, кто под 'папой' ходит, и если его люди будут гибнуть один за другим, то возникнут вопросы. Острые и вредные для нервной системы.
— Так что, Костик ты за Сержем пригляди пока. Без резких движений. А потом...
— Угу. Приглядим.
— А по этому... Стрельцову... считаешь, по нему проблем не будет?
— Вряд ли. Велик божился, что они в масках были и лиц не открывали. Только Митяя без маски видел, но его, помните, сразу в Белоруссию к родне отправили. Значит, узнать он никого не сможет.
— Не факт. Белоруссия далеко, конечно, но ты думаешь, у ментов Митяевского портрета нет?
— Сомневаюсь. Митяй несудимый, чего бы его портретам в мусарне делать. Да и не того полета он птица. Может только в УБОПе, и то... Да и пусть у ментов целый альбом Митяевских фото — толку с него? Это же догадаться еще надо фото показать кому следует. С какого перепуга ментам именно за Митяя цепляться? Оснований нет, связи со Стрельцовым — тоже. При чем тут Митяй, таких тысячи.
— Успокоил, красноречивый. Ишь понес, как прокурор. 'Оснований нет'... — передразнил Костю Туманов. — Если ты прав, и он никого не видел, то одной заботой меньше.
Масальский вновь пожал плечами.
— Я со слов Велика рассуждаю. Он, похоже, не соврал. Если бы Стрельцов кого-нибудь узнал, у нас бы аукнулось. Хотя верить Велику тоже стремно, поэтому я на всякий случай остальных пацанов, которые с ним по этой теме работали, из города убрал. В отпуск на курорт. А потом их можно в командировку засунуть. В Нефтегорск или еще куда.
— Ты чего это самодеятельностью занимаешься? — нахмурил брови Туманов.
Костя побледнел, вскочил с дивана и принялся оправдываться:
— Алексей Михайлович, я хотел сказать, но выборы, вам некогда... Помните, на прошлой неделе приходил...
— Успокойся! И сядь, не мельтеши! — Туманов взмахом руки заставил Масальского вновь опуститься на диван. — Молодец, что убрал. Но в следующий раз согласовывай.
— А я согласовал... с Денисюком. И Митяя же вы сами...
— Именно что Митяя и сам. Со мно-ой надо согласовывать! Выборы — не выборы, а десять минут выкрою. Понятно?
— Да, Алексей Михайлович, впредь только с вами.
-То-то. А в целом правильно сделал. Серегины пацаны реально в городе пока не нужны. Глаза еще тут будут мозолить своими пропитыми рожами, меня... дискредитировать. Тем более, они с Великом в корешах, а если мы по нему решаем, то вдруг взбрыкнет кто. Мне это надо?
— Не взбрыкнут, — возразил Костя. — У Величева один дружбан — Митяй, остальные... быки. А Митяй надолго в братском государстве зависнет. И лечения ему еще не на один месяц.
— Какого лечения?
— Ему голову чудак этот проломил.
— Чудак?
— Стрельцов. Величев же рассказывал... Его в Беларусь и отправили, чтобы здесь по больницам не отсвечивал.
— Ах, да, припоминаю. Лицевая кость, кажется, сломана. Прекрасно, пусть лечится, когда понадобится, отзовем... Молодец мужик!— Туманов усмехнулся. — Такому борову башку проломил. В прежние времена я бы к нему присмотрелся... — голос Алексея Михайловича дрогнул от внезапного приступа ностальгии по 'прежним временам'. — А за Сержем, Костя, ты присмотри.
* * *
— Паспорт у Вас с собой?
Проинструктированный надлежащим образом — от полученных поучений и указаний ныли уши и голова — Серега, полез в карман брюк и протянул следователю документ, которым еще Владимир Владимирович гордился. Правда, не президент и премьер, а поэт, тот, кто по образному выражению еще одного Владимира, 'лег виском на дуло'. Величев в отличие от поэта восторга от обладания указанным документом не испытывал. Ни внешний вид — потрепанный, помятый, ни внутреннее содержание — гражданство одной огромной, но экономически неразвитой державы, Серегу не вдохновляли. Куда с большим пиететом он бы извлек из кармана паспорт, например, гражданина Британской империи.
Следователь забрал документ, раскрыл и прочитал:
— Величев Сергей Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения... фактически проживаете по месту регистрации?
— Что?
— Живете там же, где прописаны?
— Да, там же.
— Спасибо, возьмите, — следователь протянул паспорт обратно Величеву. — Место работы?
— Не работаю. Временно.
— Телефон, домашний или сотовый.
Серега продиктовал номер мобильника.
— Непогашенные судимости есть?
— Э-э... — растерялся Велик.
— Пишем: нет. — Следователь выбил короткую дробь на клавиатуре компьютера и перевел взгляд с монитора на Величева. — Сергей Васильевич, я Вас вызвал для того, чтобы допросить... в качестве свидетеля. — Пауза перед словом 'свидетеля' была крошечной, но Велик ее уловил, и ему она не понравилась. Не то, чтобы он испугался — человеку, прошедшему суровую школу 'теплых' бесед с 'папой', бояться какого-то несчастного следака глупо — но насторожился.
Казалось бы, что может сделать этот прокурорский чинуша Сереге? Пригрозить уголовной ответственностью? Очень страшно! Ха-ха. Засадить в камеру и отдать операм для выбивания показаний? Бесполезно. Островных жмуров на Величева не повесить, улик против него нет, сдавать он никого не собирается и даже без вмешательства почти всемогущего Тумана в скором времени выйдет на волю. Денег на адвоката хватит. А если еще Туманов вмешается, то Серега не просто выйдет, а пробкой вылетит. Ныне, конечно, судьба Велика шефу по барабану, но сам ведь говорил, что прокурора области ждет и так далее. Да и вообще, будь у мусоров против Сереги что-нибудь серьезное, его бы повесткой не вызывали, опера привезли бы в наручниках и начали бы мытарить сразу, без предисловий и излишних паспортных церемоний.
Определенный опыт в данной области у Велика имелся: когда его по хулиганке принимали, с ним никто не расшаркивался, взяли за хобот и кинули в обезьянник, а потом подняли и опера ему все ребра пересчитали, дабы он явку с повинной сочинил. И так мутузили, сволочи, что синяков не осталось. Правда, когда он уже под 'папой' работал и залетал, как например, за хранение ствола, с ним повежливее обращались, но без рукоприкладства все равно не обходилось. Потому бояться вроде бы не стоило, нет у органов против Сереги ничего.
Вместе с тем была в словах следователя какая-то неявная завуалированная угроза. Нет, неспроста жучила в синем мундире паузу микроскопическую сделал, неспроста. Намекает гад на то, что в качестве свидетеля допрашивает его пока, а потом... в другом качестве допрашивать будет. И еще некий подводный смысл почудился Велику в словах следователя.
Менты — ребята коварные. Издержки работы. Даже кинофильмы о подлости оперов сняты. Классический пример — незабвенный Жиглов из знаменитой многосерийки Говорухина. Как он щипача Копченого, полагавшего, что нет у 'начальника против него методов', разубедил. Подставил на раз-два. Так то в советском кино, где все приукрашивали, представляли в розовом цвете, а в жизни, тем более — нынешней, менты вообще ничем не гнушаются; и наркоты могут в карман подбросить, и ствол паленый в тачку, и вещи краденные — на хату. И еще много чего — фантазия у ментов богатая.
