— Не советую, — пробурчал под нос Данилец.
— Что-что? — закашлялся прокурор.
— Ничего, это я про себя, — громогласный ответ Игоря Юрьевича был далек от провокационности. Если не сказать — корректен.
— Мне послышалось...
— Вот именно, послышалось, — в реплике следователя послышались плохо завуалированные хамские нотки. — А передать можете, право ваше, кто спорит. Евгению Альбертовичу, например. Правда, у него тоже нагрузка, вон, как устал, бедолага.
Данилец кивнул в сторону Коваленко, который уже начал не посапывать, а похрапывать.
Коваленко услышал собственные имя и отчество, вынырнул из страны сладких грез и встрепенулся большой лохматой собакой. Переход в суровую зубодробительную реальность настолько впечатлил его, что Евгений Альбертович не нашел ничего лучшего, как ошалело воззриться на Кондратьева и задать банальный, но очень мудрый вопрос. Без преувеличения — вопрос из разряда наиболее глобальных, философских:
— А?..
По лицам следователей и замов пробежали усмешки, а несдержанный Хруль опять хихикнул.
— С добрым утром, — поприветствовала коллегу Иванова.
— Прекратите балаган! — взвизгнул прокурор.— Евгений Альбертович, вам что, ночи не хватает, чтобы выспаться, на планерках добираете?!
— Извините,— сконфуженно вякнул Коваленко, забился подальше за кадку и затих.
-А вам, Игорь Юрьевич, я бы порекомендовал держаться в рамках служебной этики!
— Я ее не нарушал...
— Не перебивайте. И это не вам решать, останется дело или будет передано другому! Ясно?!
Данилец пожал плечами, постаравшись в жест вложить многое: и презрение к Кондратьеву, и отношение к его приказам, и независимость, и нежелание отвечать на глупые риторические вопросы, и еще десяток разнообразных эмоциональных 'фу' и 'фи'.
— Я спрашиваю, вам ясно?! — напор прокурора усилился.
-Безусловно.
Прокурор сделал вид, что ерническая интонация его не касается, и удовлетворился формально утвердительным ответом.
— И еще... что это за недомолвки? — спросил Кондратьев и процитировал классика: — 'Организованная преступная группировка, возглавляемая одним известным в городе лицом'... Вы у нас писатель что ли, инженер человеческих душ? Или журналист? Что за выспоренный слог? Известный в городе, видите ли. А почему не в области, не в районе? Или вы не знаете имя этого лица?
— Знаю, как не знать. И вы знаете, Аркадий Иванович. Во главе ОПГ стоит некий Туманов Алексей Михайлович.
— Хм... — прокурор слегка смешался.— С чего Вы взяли, что Туманов ОПГ возглавляет?
— Да-да, помню: меценат, владелец банка, депутат Законодательного собрания, претендент на мэрское кресло и прочая, прочая. Только не я это взял, а оперативники из РУБОПа. А им в данном случае, мне кажется, виднее. Мне бы его допросить, кстати, вдруг он в курсе, куда гражданин Никитин делся. Вы же, Аркадий Иванович, с ним знакомы, может, поспособствуете по старой памяти. А то, боюсь, он мои повестки проигнорирует.
— Кхе, — прокурорское горло внезапно пересохло и потребовало обильного орошения. — С чего вы взяли?
— Разве нет? Извините, ошибся.
Кондратьев сразу не нашелся, что ответить на выпад, но посмотрел на подчиненного 'ласково и нежно'. Если бы тяжесть взгляда можно было измерить в килограммах, то прокурорский взор потянул бы тонн на десять. Попадешь под него — в миг расплющит.
— Для сведения... некоторых: с депутатом Тумановым я встречался всего дважды на совещаниях в мэрии, вот такой он... мой знакомый. И еще замечу: впредь я не собираюсь ни перед кем отчитываться в чем-либо, будь то знакомые, родственники или вообще...
Противоречие в словах прокурора вызвало улыбку у Данильца. Кондратьев и сам не заметил, как 'отчитался', раскаявшись в шапочном знакомстве. Наверняка соврал, гаденыш.
— И чему улыбаемся? Тому, что дело практически 'завалено', конь, можно сказать, не валялся?
— Нет... — Данилец хотел было сказать, что анекдот вспомнил, но решил, что выйдет не смешно. Перебор. — И я не понял, вы мне даете добро, чтобы Туманова допросить или нет?
— Вызывайте, кого хотите. Вы следователь, в соответствии с УПК, лицо самостоятельное, сами определяйтесь, но предупреждаю, если разразится скандал, я вас прикрывать не собираюсь. Сами будете отдуваться в областной.
-Да я на вас и не надеялся. Имею опыт.
Игорь Юрьевич прямо-таки нарывался на конфликт. Однако грязной перебранки, на которую втайне рассчитывали присутствующие на планерке сотрудники, не случилось. Кондратьев очередную подначку Данильца проигнорировал. То ли прокурор был настроен исключительно миролюбиво, то ли его совесть заела за давние грехи, что маловероятно — наличие совести у ответственных государственных чинов наукой не доказано, то ли боялся связываться с 'безбашенным' следователем, дабы не выглядеть по-идиотски перед подчиненным. Последний вариант казался наиболее правдоподобным.
— Я предупредил.
— Тогда я Туманова вызывать не буду. Эти скандалы так утомляют, не люблю. Депутатская неприкосновенность священна. Ясненько. А против допроса других не возражаете?
— У кого-то с русским языком плохо? Специально для Данильца повторяю: допрашивайте кого угодно, хоть Джорджа Буша, хоть Билла Клинтона. Ответственность на следователе.
— Ответственности мы не боимся.
— Хватит! — Кондратьев хлопнул ладонью по столу. — Закончили разговоры. В общем, подытоживая, расследование по данному делу нужно активизировать. Дело на особом контроле, а у нас конь не валялся. Областная прокуратура ждет результатов. Что еще?.. Ах, да, Павел Андреевич, Ирина Тихоновна, не забудьте, у нас в администрации в четыре. На сегодня закругляемся. Игорь Юрьевич, я вас попрошу задержаться, остальные свободны.
Прокурорский люд, кто почесываясь, кто улыбаясь, а кто сонно жмурясь, потянулся к выходу. Окончанию нудного мероприятия обрадовались почти все, пожалуй, лишь Иванова слегка сожалела о том, что продолжением пикировки между Кондратьевым и Данильцом она не насладится.
— Подсаживайтесь поближе.
Прокурор указал на стул, который только что покинул Михолап. Следователь пожал плечами и последовал рекомендации патрона, пряча кривую ухмылку в уголках рта. Не классика, конечно, помните гениальное: 'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться', но тоже ничего. Этюд в традициях жанра. Пересаживаясь, осознал в полной мере справедливость некоторых литературных штампов, например, выражения 'ощущать кожей'. Данилец, не будучи человеком чувствительным, в самом деле, именно кожей ощущал на спине заинтересованные взгляды коллег.
Когда дверь за последним из следователей закрылась, Кондратьев откинулся в кресле, сцепил руки на животе и предложил:
— Игорь Юрьевич, давайте начистоту.
— Кто ж против, пожалуйста.
— Я по поводу расследования... мне кажется, что вы не вполне адекватно к нему подходите.
Едва не сорвавшееся с языка пожелание перекреститься, которое обычно высказывается в случае, если кому-то что-то кажется, Данилец с трудом прожевал, но недоумение все же высказал.
— Аркадий Иванович, нельзя ли попроще изъясняться, а то я с трудом улавливаю, о чем речь.
— Я вижу, что вы... не в том направлении... усилия прикладываете. Ну что вы к Туманову прицепились, он тут при чем? Есть улики, есть орудие преступления, даже подозреваемый установлен, вот и разрабатывали бы... перспективные варианты. Нет, лезете в какие-то мелочи, детали, зачем-то депутата заксобрания приплетаете. Бросьте, не наш уровень, масштаб не наш, не говоря уже о депутатской неприкосновенности.
— Позвольте, неприкосновенность здесь не причем, я не собираюсь Туманова к уголовной ответственности привлекать, — возмутился Данилец, а про себя добавил: 'К сожалению, и надеюсь — пока'.
— Еще чего не хватало!
— И не цепляюсь я к нему.
— Именно что цепляетесь. Непроверенные сведения распространяете, допрашивать намериваетесь. А Туманов не мелкая сошка, которую за здорово живешь можно на допрос притащить. Скандала хотите?
— Нет.
— Прекрасно! — Прокурор расцепил руки и энергично хлопнул пятерней по столешнице.— Тогда не надо Туманова трогать. Появился подозреваемый, ну и занимайтесь им!
— Как же заниматься подозреваемым и не трогать Туманова, если этот подозреваемый — член его группировки?! В любом случае кого-то из окружения допросить придется. А то и самого 'хозяина'. Иначе вообще дело расследовать невозможно.
Кондратьев устало вздохнул, отвернулся от собеседника и потер сияющую глянцем лысину.
— Я вижу, вы упорствуете. Не хотите меня понять и пойти навстречу.
— Хочу... — начал было Данилец, но прокурор прервал его взмахом пухлой ладошки.
— Перестаньте! Не хотите, не надо. Ваше право. Я даже передавать дело другому следователю не буду... пока. Однако прошу заметить, упрямство до добра еще никого не доводило. Никого и никогда. — Прокурор снова развернулся лицом к Игорю Юрьевичу и нацелил взор... не в 'преданные' глаза следователя, а в район его переносицы. — И мой вам совет: оставьте Туманова и его доверенных лиц в покое, не упорствуйте. Это бесперспективно. — Кондратьев поджал губы и еще раз повторил, почти по слогам. — Бес-перс-пек-тивно.
— Да я и...
— Надеюсь, вы все-таки воспримете наш разговор адекватно и поймете меня. — Затыкать рот подчиненным прокурор навострился добре. — В противном случае, боюсь, я буду вынужден забрать у вас дело. Невзирая ни на что.
— И передать его Евгению Альбертовичу?
— Хотя бы и ему.
— Даже так?
Кондратьев развел ладони над столом и приподнял брови, словно говоря: 'А ты, братец, как хотел?', а вслух озвучил наполовину утвердительное, наполовину вопросительное:
— Итак, я надеюсь на понимание?
— Я подумаю.
— Подумайте, — сказал Кондратьев, и, увидев, что Игорь Юрьевич зашевелился, собираясь подниматься со стула, добавил: — Вы свободны.
Данилец покидал кабинет прокурора в легком озлоблении. Стервец! То у него, видите ли, 'не понимаете', то 'надеюсь на понимание'. Жучила. Иносказатель доморощенный. Прокурор практически открытым текстом предупредил, чтобы Туманова и его присных следователь не трогал, иначе... в дальнейшем возможны варианты. Скандалы, разборки в областной прокуратуре, попытки убрать неугодного следователя, обвинения в превышении должностных полномочий и прочее. Выбирай на вкус. Не обсуждается только то, что дело у него сразу же отберут.
Красота!
Шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте приравниваются к побегу. И как в подобных условиях работать и дело раскрывать?!
На выходе, уже отрыв дверь, Игорь Юрьевич оглянулся. Аркадий Иванович монументом страшной занятости застыл над какой-то 'бумажкой'. Хоть портрет маслом пиши: 'Чиновник государев на службе'. Низко наклоненная голова мешала разглядеть выражение глаз, но сомнения в том, что Кондратьев удовлетворенно улыбается, у следователя почему-то отсутствовали. Данильцу показалось, что блики, порхающие по сановной лысине, мельтешат... не просто так, а удовлетворенно.
Неподалеку от комнаты со специфическими функциями, дверь которой в присутственных местах обычно украшена табличкой 'служебное помещение', а в прочих заведениях — буквенными обозначениями или графическими изображениями, следователя поджидал Михолап.
— Закуришь? — Зам протянул Данильцу распечатанную пачку сигарет.
— Спасибо.
— Спасибо, да или спасибо, нет?
— Нет. Я в завязке, — соврал Игорь Юрьевич. На самом деле с сигаретами он не завязывал. Слишком сильная привычка, да и не тяготила она его особенно. Откровенно говоря, некурящих следователей в прокуратуре, равно как и в органах внутренних дел, практически не было. Некоторые представительницы прекрасного пола, имеющие маленьких детей, и молодежь, еще не успевшая пристраститься к пагубной привычке — весь антиникотиновый корпус. Остальные дымили не хуже, чем речные суда на угольном топливе. Специфика профессии. И контакт с подследственным порой поддержать нужно, и стресс иногда снять, эмоции притупить. Данилец тоже дымил. Впрочем, в сравнении с коллегами гораздо реже и не столь 'запойно'. Курил в основном за компанию или когда, выражаясь языком протоколов, 'совместно распивал'. И еще когда нервничал — сигаретный дым его успокаивал. На зависть Ивановой или Тонких, которые дымили до обеда, во время обеда, после обеда и вместо обеда, Игорь Юрьевич вполне мог ограничиться двумя-тремя сигаретами в день, а то и вовсе обойтись без табачной подпитки. Поэтому Данилец себя к заядлым курильщикам не причислял, но — против фактов не попрешь — все же курил и не бросал, даже не собирался. Однако знать об этом Михолапу ни к чему, а то полезет в душу с немытыми ногами и бесценными советами. И вообще, откровенничать с замом желание отсутствовало.
— Давно? — Михолап извлек из засаленного кармана зажигалку и щелкнул кресалом.
— Вторую неделю. — Игорь Юрьевич попытался отделаться от общительного зама еще одной мелкой ложью и проследовать в собственный кабинет, милый, родной, уютный и, главное, запирающийся изнутри. Однако не преуспел. Михолап в плане приставучести, конечно, уступал криминалисту Сапеге, особенно похмельному варианту экспертной прилипчивости, но отбить у него парой фраз охоту поговорить являлось задачей трудновыполнимой для любого. За исключением начальства. Зам отработанным за годы практики движением схватил Данильца за рукав, участливо заглянул в очи и поинтересовался:
— А что так, приперло?
— Нет, просто надоело.
— Молоток. Сила воли, уважаю. Я вот все собираюсь, собираюсь, но никак не могу. То одно, то другое.
Михолап расчувствовался и отпустил рукав Игоря Юрьевича. Данилец пожал плечами, обозначая отношение к проблемам собеседника, и хотел удалиться восвояси, но снова не срослось.
— Погоди. Юрьич, скажи, ты зачем гусей дразнишь?
— Ты о чем?
— Не дури. На фига ты шефа задираешь, он скоро на тебя, как бык на красную тряпку, бросаться начнет. Чего вы с ним не поделили?
— Ареал обитания. Я с пернатыми и клювастыми плохо уживаюсь, потому и дразню.
— Я серьезно спрашиваю.
— Если серьезно, то не знаю. Не знаю.
Данилец поймал себя на мысли, что на этот раз не соврал.
ГЛАВА 7
Серега Величев грустил.
И не просто грустил, а печалился так, как это может делать лишь русский человек — заливая горечь горячительным. Начал он печалиться по российским меркам относительно недавно — вторая неделя пошла, но тосковал интенсивно. Литра по полтора в сутки. Разнообразных напитков крепостью около сорока градусов. В основном коньяка. Впрочем, Серега и водочкой не гнушался, и ромом, а в один из наиболее сумрачных дней умудрился высосать семисотграммовую бутылку сливочного ликера. После чего рыцарю печального образа стало настолько нехорошо, что казалось — вместе с ликером и закуской наружу вылезет и селезенка. И еще пара-другая менее значимых органов.
Не вылезла. Но Величев зарекся употреблять приторное дамское пойло под каким-либо соусом. И без того хоть в петлю лезь, а с ликером вообще — полная амнистия.
Зарекся и приналег на 'Хенесси'. Благо, что бегать за спиртным в супермаркет не нужно; коньячных и водочных бутылок в баре имелось преизрядное количество, а бармен Олег — верный паладин — периодически доставлял в банкетку требуемое зелье. Серега и ночевал здесь же — на диване в банкетном зале кафе 'Королевская охота'. Да что там ночевал, можно сказать, жил и практически из банкетки не выходил. Разве что до туалета прогуливался, аккуратно держась за стеночку.
