Уф-ф-ф.
Фантазия была настолько яркой и реальной, что заставила зажмуриться и ощутить волнение. На физическом уровне. Если в кабинет в ближайшее время кто-нибудь зайдет, или Ирина вздумает еще задержаться, то из-за стола лучше не вставать. Дабы избежать кривотолков.
Ирина в самом деле задержалась в кабинете, но лишь на несколько секунд. Задержалась, чтобы сказать:
— Да, чуть не забыла. Вас шеф просил зайти, как освободитесь.
И не прощаясь, упорхнула.
Фраза оказалась чудодейственной. Томление исчезло, не в мгновение ока, понятно, но в период времени рекордно краткий для...угасания волнения. Во всех его проявлениях.
Вот вам и физиология. Можно патентовать лекарство от вредоносных волнений. И даже бороться с сексуальными маньяками и прочими озабоченными личностями. А чем не способ? Надо просто выявить маньяка и вместо того, чтобы разными дикими способами мытарить бедолагу, культурненько — в цивилизованной стране ведь живем — его посадить. И не на электрический стул, как необузданные янки, и не в тюрьму, как издревле у нас принято, а на государственную или муниципальную должность. В кресло чиновника. Вернее, не посадить, а усадить. И придавить сверху добрыми и заботливыми начальниками, так, чтобы времени не было на...отвлечение и суету. А не будет отвлечения, то и влечение... обойдется без лечения.
Из-за стола ставать все же пришлось, но окажись кто-нибудь очевидцем данного монументального действа, едва ли бы оно вызвало косые взгляды или кривотолки. Игорю Юрьевичу было, пользуясь лексиконом его подследственных, не в падлу поманежить начальника и задержаться в кабинете на часок-другой (чай, не царь-император, чтобы к нему, теряя сандалии, спешить), но ему не терпелось узнать, какую очередную гадость приготовил Кондратьев. А то, что прокурор его вызвал не для оглашения приказа о присвоении внеочередного звания, сомнений не вызывало.
Шеф встретил Данильца довольной улыбкой, что уже само по себе сильно настораживало.
— Вызывали?
— Да, проходите.
— Спасибо. — Несмотря на то, что прокурор не предложил ему присесть, Игорь Юрьевич не поскромничал и приземлил филейную часть на стул. Впрочем, окончательно наглеть тоже не стал и уселся около окна. Подальше от прокурора и его веселой рожи. Сел, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу, демонстрируя уверенность и расслабленность.
Кондратьев демонстрацию проигнорировал. Только заулыбался еще шире и радостнее.
— Игорь Юрьевич, у вас дело по Стрельцовой и неопознанному трупу в порядке?
— А что?— как водится, вопросом на вопрос ответил следователь, догадываясь, о чем дальше пойдет речь. И из чувства противоречия добавил: — И что вы подразумеваете под порядком?
И этот выпад прокурор пропустил мимо ушей.
— Приводите дело в порядок, собирайте запросы, подшивайте, делайте опись и готовьте к передаче.
— Да? Интересно...
— Ничего интересного,— соблаговолил прокомментировать реплику подчиненного Кондратьев. Вовремя, а то у Данильца начало возникать ощущение, что он разговаривает с роботом, которому безразличны ответы собеседника, важно лишь воспроизведение собственной 'аудиозаписи'.
— Нет, что вы, очень интересно. Передача дела — процесс просто захватывающий, — не удержался от колкости Данилец. — А что, в не подшитом виде Евгений Альбертович у нас дела не принимает?
— А с чего вы взяли, что дело Коваленко принимает? — продолжил вечер 'еврейских' ответов и риторических вопросов Кондратьев.
— Больше ведь некому. Только Евгений Альбертович, я полагаю, дело вытащить сможет: раскроет, расследует и в суд направит. Проявив чудеса энтузиазма и трудовой героизм. А другие не потянут, не осилят. Не правда ли?
— Вам, Игорь Юрьевич, надо было не на юрфак поступать, а в театральный, а еще лучше в цирковое, — заметил прокурор.
— Разве я не прав?— изобразил удивление Данилец.
— Что мне в вас нравится, — Кондратьев ехидно скривил губы,— так это непробиваемая самоуверенность. Во всех вопросах разбираюсь, все лучше всех знаю, а если не знаю, то понимаю или догадываюсь. Даже завидно немножко, честное слово. К вашему сведению, дело забирают в область, туда, где оно должно было расследоваться с самого начала.
— Вот как...— протянул Данилец.
— Вот так, — подтвердил прокурор, с удовольствием наблюдая за кислой физиономией следователя.
Чего-то подобного Игорь Юрьевич ожидал, и давно, внутренне готовился к тому, что закончить расследование ему не дадут, но, известно, готовься не готовься... Как-то на душе сделалось очень смуро и противно. Гадостно сделалось. К тому же Данилец надеялся, что дело оставят в районе, просто передадут другому следователю, тогда у него бы оставались некоторые рычаги воздействия на прокурора. Вплоть до написания рапортов на имя прокурора области. А тут... Если дело забирают областники, ничего не попишешь. Кондратьев прав: по-хорошему, изначально расследование должны были вести именно ребята из областной прокуратуры. Их право, более того, обязанность. Так что, любезнейший Игорь Юрьевич, не рыпайся, подшивай и передавай по подследственности. Махни рукой и забудь.
Начни сейчас Данилец оспаривать решение о передаче дела, подними бучу, его не поймут. Никто не поймет, ни начальство, большое и маленькое, ни свой брат следователь. Подумают, что у него есть интерес. Вернее — корысть. Иначе чего трепыхаться, наоборот, радоваться должен — сопливое дело забирают. Да еще областной подсудности.
— Ясно.
— Вот и прекрасно. Завтра к вечеру дело в подшитом виде и с описью должно лежать вот здесь. — Кондратьев хлопнул ладонью по мощной столешнице.
— К завтрашнему не успею.
— Надо успеть, Игорь Юрьевич, — откровенно издеваясь, осклабился прокурор.
— Конечно, Аркадий Иванович, надо, — согласился Данилец, — но все равно не успею.
— Смотрите, так можно и дисциплинарное взыскание...
— Можно — применяйте, а до завтра, хоть режьте, не успею, — перебил начальника следователь, в очередной раз провоцируя прокурора на конфликт. Он удивлялся терпению Кондратьева. Если бы с Данильцом кто-нибудь разговаривал в подобном тоне, тем паче, подчиненный, Игорь Юрьевич терпеть бы не стал. Мигом поставил бы хама на место.
Между тем Кондратьев и эту пилюлю проглотил. Вывести его из равновесия не удалось. Более того, прокурор сделал уступку в отношении сроков передачи, очевидно, удовлетворившись тем, что утер нос Данильцу в главном. А один день — мелочь.
— Хорошо. Давайте послезавтра, — бросил Кондрат 'кость' следователю. — Действительно, мы же не будем дело в область...хм... — подходящий эпитет не сразу нашелся, — в ненадлежащем виде передавать.
Отложение 'часа икс' тоже не мед с сахаром, но с паршивой овцы... хоть лишний день. Время было необходимо Игорю Юрьевичу, чтобы получить информацию от оперов, организовать эксгумацию неопознанного трупа и, по возможности, его идентифицировать. Дай бог, как Никитина Андрея Ивановича. Если родственники ввиду гнилостного разложения опознать не сумеют, назначить экспертизу для идентификации по геному. Ее уже из дела не выкинешь. А дальше другому следователю плясать рыбой на сковороде.
В распоряжении Данильца как минимум двое суток, сорок восемь часов, можно горы свернуть. Ради того, чтобы нагадить Кондратьеву, который — и ежу понятно, и дикобразу — кровно заинтересован в 'неприкосновенности', не депутатской, а самой что ни на есть универсальной, господина Туманова и его людей, Игорь Юрьевич был готов не только горы, но и материки свернуть. И планету с оси тоже. Двое суток должно хватить, даже с учетом перерывов на сон и еду. А если не хватит, то дело прокурор послезавтра не получит. Потерпит еще денек-другой, не рассыплется, не растает. А на дициплинарку положить и забыть, в общем.
Лишь бы интуиция не подвела, и неопознанным трупом оказался бы пропавший Никитин. Интересно, как новый следователь будет выкручиваться, если интуиция Данильца не подведет.
— Тогда я пошел. Дело в порядок приводить.
Игорь Юрьевич решил свернуть разговор. Незачем позволять Кондратьеву упиваться...нет, не победой, просто делом рук своих. Упиваться тем, что насолил недругу, торжествовать и ликовать по поводу осуществления мелкопакостных планов. Незачем, да и тошно. Ничего, у Данильца найдется, как модно говорить, адекватный и симметричный ответ.
— Я рад, что мы все-таки друг друга поняли, — воткнул ножом в спину последний укол прокурор.
'Еще бы не рад',— подумал Данилец и, выходя из кабинета, сильно хлопнул дверью. Для профилактики. Сильно хлопнул, вызвав выпадение пыли с плинтусов и удивленный взгляд секретарши.
ГЛАВА 8
— Извините, не подскажите, а где следователь Данилец? — спросил Артём у первого попавшегося в коридоре человека.
Человек, не замедляя шаг, указал большим пальцем куда-то себе за спину, но тут же, словно опровергая самого себя, замотал лохматой головой, проскочил мимо Артёма и исчез за поворотом.
— Очень информативно, — пробурчал Стрельцов и тоже покачал головой. Если в прокуратуре люди с подобной внешностью и манерами работают, тогда понятно, почему в стране преступность цветет и колосится.
На всякий случай еще раз дернув дверную ручку и убедившись, что за истекшие полминуты замок волшебным образом не открылся, Артём отправился в направлении, указанном лохматым человеком. В приемной он обнаружил двух относительно молодых особ, одна из которых — миниатюрная брюнетка — увлеченно рылась в шкафу, а другая — ярко выраженная крашенная блондинка — со скучающим видом осматривала содержимое кофейной чашки.
— Здравствуйте. Извините, а не подскажите, как Данильца найти? — Стрельцов обратился к скучающей блондинке — наименее занятой.
Девушка оторвалась от своего увлекательного занятия, с такой же скукой осмотрела Артёма — тому даже на миг показалось, что его сравнивают с содержимым чашки — и процедила:
— Девятый кабинет. Прямо по коридору и налево.
— Простите, я знаю, где он сидит. Просто он меня вызвал на одиннадцать, а самого в кабинете нет...
— Нам он тоже не докладывает, — хмыкнула фанатка перекиси водорода и ее более продвинутых заменителей и вернулась к облюбованной чашке.
Осознав, что конкуренцию с кофейной гущей он не выдерживает, Артём бочком двинулся к выходу. Из шкафа вынырнула вторая девушка, или первая — с какой стороны взглянуть, и посоветовала:
— Молодой человек, если Игорь Юрьевич Вас вызвал, значит, придет. Наверное, отлучился ненадолго по срочному делу. Вы его подождите минут пятнадцать.
— Спасибо. Студенческий лимит я выдержу.
Ждать следователя Артём отправился на крыльцо прокуратуры. Невзирая на слякотную и сырую погоду. И пусть. Над крыльцом крыша имеется, авось не замочит. Откровенно говоря, отсутствуй означенная крыша или будь на улице тридцатиградусный мороз, Стрельцов все равно предпочел бы скоротать время вне пределов здания. На худой конец отправился бы в какую-нибудь кафешку по соседству. Находиться долгое время в здании прокуратуры он не желал — слишком мрачное впечатление производило на него правоохранительное учреждение.
Атмосфера внутри здания угнетала. Стены прокуратуры давили и, кажется, не только на психику. Артём на собственном хребте чувствовал их безжалостную тяжесть, они не давали свободно дышать, выкачивали воздух из легких, заменяя его липкой, муторной смесью казенщины и безысходности. Складывалось ощущение, что стены, потолок и пол в коридоре прокуратуры выполнены в одинаковых серых тонах, хотя на поверку существенно отличались по цветовой гамме: стены — в коричневатых панелях, потолок — побеленный, а пол застелен умопомрачительным бежевым линолеумом, затертым до дыр. И эта серость будто заполняла все здание, окрашивала мебель, одежду и людей. И сотрудники, и посетители, выглядели как двухмерные даже не черно-белые, а серые проекции, сбежавшие то ли из карандашного рисунка, то ли из сумрака. В кабинетах, по крайней мере, которые Артём посещал (приемную, канцелярию, кабинет Данильца) было чуть лучше — сказывалось наличие больших окон и естественного освещения. Стрельцов и там ощущал себя не слишком комфортно, а в коридорах — просто болезненно.
Дабы не травмировать собственную психику, Артём и вышел на свежий воздух. Остаться в серой кишке коридора его вынудило бы только стихийное бедствие. Масштаба наводнения или торнадо. И то сомнительно.
Насладиться в полной мере слякотью и непогодой не удалось. Следователь уложился в студенческий лимит. Он выскочил из пелены дождя, как черт из табакерки, вбежал под спасительный козырек и, отряхнув зонтик от капель, протянул руку:
— Давно ждете?
— Минут десять.
— Извините, задержался. Пойдемте, — Данилец изобразил приглашающий жест зонтом в сторону входа.
В кабинете следователь первым делом раздвинул жалюзи, но эта мера помогла мало — света не прибавилось. В связи с чем были вынужденно задействованы электролампы. Стрельцов машинально отметил, что в таком — слегка подмоченном — виде следователь совсем не напоминал того щеголя, который приезжал к нему в больницу. Да и в целом вид у прокурорского работника был...помятый. Свою самоуверенность и лоск он подрастерял и напоминал нахохлившуюся мелкую птицу, то ли воробья, то ли синицу. Неприятности у него что ли?
— Собачья погода, не находите?
— Наверное... — пожал плечами Артём.
— Что же Вы стоите, присаживайтесь, — удостоверившись, что Стрельцов просьбу выполнил, Данилец продолжил: — Артём Вячеславович нам надо кое-какие формальные... мероприятия с Вами провести. Давно надо было, да руки не доходили.
— Мероприятия?
— Профессиональный сленг, не обращайте внимания, скорее, мелочь... — В такт словам следователя зашумел принтер. — Для начала, вот, прочитайте и распишитесь.
Данилец вытащил из поддона свежеотпечатанные листы и протянул Стрельцову.
— Что это?
— Протокол вашего допроса, я кое-что там подправил. Ничего существенного...
— Да?..— усомнился Артём. Не привык он доверять правоохранительным органам и их доблестным сотрудникам. Даже помятым и подмоченным.
Сомнение сквозило в голосе настолько явно, что следователь поспешил его уверить в правдивости своих слов.
— Не пугайтесь, клянусь, ничего существенного. Я, видимо, неправильно выразился, никаких изменений в показания не вносил, лишь убрал пару предложений. Подкорректировал, чтобы выглядело более грамотно, без повторов и прочее. Сами почитайте...
Стрельцов почитал. Потом перечитал. Внимательно, вдумчиво, неторопливо.
Отличий с ранее составленным протоколом Стрельцов действительно не нашел. По крайней мере, тех, что видны на первый взгляд. Или на второй-третий.
— Убедились?
Артём хмыкнул нечто невразумительное и пожал плечами, мол, не убедился, но, так и быть, поверю.
— Тогда подпишите. — Следователь вытащил из настольного прибора целую охапку ручек и принялся ими по очереди черкать на листе отрывного календаря.— Черт, ни в одной чернил нет!
Одна ручка все же оказалась пригодной к использованию, и Артёму пришлось приступить к процедуре подписания. Именно к процедуре, поскольку назвать менее скромным словом данное действо язык не поворачивался; визировать надо было каждую страницу внизу, а на последней и первой количество автографов вообще в рамки разумного не укладывалось. Хотя Артёма уже дважды допрашивали, на то, что надо так много подписей ставить, он внимания как-то не обращал. Механически выполнял, что просили, ставил закорючку в местах, помеченных галочкой, но ... на 'автопилоте'. А сейчас в глаза бросилось...
