Растительные метафоры и погода.
Если листва — подданные, то погода — это уж точно... сам Ловец? Он изначально хотел дать мне намёк на своё недовольство, но я с отвычки от разговоров намёками не сразу его услышал?
Похоже на правду. И очень, очень плохо!
Я вспомнил цитату из Священной Дюжины. Когда ДЕМОН прибегает к такому явному знаку, слушающему не мешает остановиться и подумать. Я же почему-то пропустил этот шанс...
— ...почему именно в пору рассветной росы? Разве она сравнится с тугими струями полуденного ливня?
Стоило дойди до этого момента в воспоминаниях, как сердце моё пропустило удар.
Погода — метафора, обозначающая самого Хикару. Полуденный ливень... почти прямо, лишь слегка замаскировав намёк, мне предложили помощь в мщении! Роса испаряется, подымаясь к небу, и оттуда обрушивается многократно умножившимся потоком... подлинный вассалитет? Отношения не вольнонаёмного мага, а верного слуги? Неужели именно это я не услышал за собственными мыслями?
Иные толкования маловероятны. Особенно если припомнить иные аудиенции и намёки, которые мой господин делал мне раньше.
Делал — и не получал ответа. Я слушал — и упускал.
Более того: чуть позже ("Смелее. Ты знаешь, что я не караю за искренность. А вот скрытность — не люблю", — зря поддался на это, зря! обеими ногами в ловушку влез!) я выказал себя полным невежей. Отверг щедрое предложение, которого попросту не заметил, и — как венец прочим смертельным глупостям, словно предыдущего оказалось мало, — открыто усомнился в способности Ловца удержать в узде его вассалов! То есть практически обвинил его то ли в глупости и недальновидности, то ли в слабости... выбирай, что хуже...
— Я понял тебя.
Ох. Неужели всю эту гору ошибок наворотил именно я?
Увы, да. Никто иной не виноват в произошедшем. И если этим вечером Хикару пришлёт мне одно из Трёх Благ, мне только и останется, что искупить свой позор добровольной смертью.
Но почему, во имя всех светлых ками, почему я так опустился? Если никто извне не дурил мне голову — а такое я бы заметил — значит, что-то не так именно со мной?
Но что?
К счастью, у меня в распоряжении есть инструмент, позволяющий разобраться с этой загадкой.
Рывком ухожу в созерцание Сети Памяти.
И довольно быстро замечаю такое, что впору завыть от ужаса. Такое привычное, такое... даже не основополагающее, а основотворящее. Не корни личности, но почву, из которой произрастают эти корни. Учась на люай как Оониси Акено, я мудро не трогал эти глубины, просто запомнил, как они ощущаются, как сплетены и настроены... даже когда обретённое мастерство позволяло мне без особой угрозы для души и разума, полностью осознанно вмешиваться уже и в это — не вмешался. Оставил как есть, в неприкосновенности...
Зря!
Вот они, первые трещины духа: тяжкое, так и не избытое наследство Хоши Джомея. В самые основы памяти впечаталось, как непреложные истины: красавицам нельзя верить! Интриганы опасны! Только личная сила имеет значение! Если вышестоящий может предать — предаст непременно, ему нет веры! Более сильному — нет веры! Хочешь успеха — управляй своей жизнью сам!
И Рюхей, впоследствии принявший фамилию Арашичиро, продолжил поиски личной силы. Не верил Соре, втройне не верил клановым, пытался жить своим умом. И Оониси Акено не верил ни милым личикам, ни интриганам, ни более сильным. Он настолько резко, пусть без подлинного понимания собственных мотивов, противился углублению связей с Мефано, настолько решительно отвергал саму возможность личного и семейного вассалитета, что это повлияло даже на ясность его мышления. В расчёты люай постоянно вкрадывались ошибки. Удивительно ли, что в конце концов вот такое-то отношение к людям и привело его к гибели?
Сейчас, после вспышки осознания, даже моя жажда мести поугасла. Сам виноват, что ж теперь?
Но даже смерть не пошла мне впрок. Даже она не стала уроком. И вот он я, Танака Хачиро, с размаху влип в ещё худшую ситуацию.
А всё почему? А потому, что Мефано Юдсуки — вышестоящий и более сильный — интриговал против меня. Отправил почти что на убой, а потом и предал. И моя без того перекорёженная Сеть Памяти приняла поступок одного не очень умного, говоря прямо, существа за подтверждение выводов, которые никак нельзя было считать незыблемой истиной.
Ведь я, в сущности, где-то глубоко внутри приравнял прямолинейного боевика-Юдсуки и Ловца. Худшего оскорбления разума не измыслить, даже постаравшись! Как вообще сравнить этих двоих, как поставить их рядом? Человек, добившийся огромной силы, но оставшийся слепым орудием в чужих планах (почему, почему я не мог сделать этот вывод раньше? почему не обратился за помощью к иным старейшинам Мефано, более проницательным и опытным — таким, как Дайки? поистине, никакая подготовка люай не поможет, если яд застарелых обид отравляет почву рассудка...).
И Хикару.
Да, демон... но что с того? Господин Шани-Сю, Пастырь Падших, Акулий Кормчий... как его ни назови, но Ловец — один из великих Мира Людей. Даже по крови он — не какой-то худородный выскочка, а старший сын основателя династии Рёсу; иначе говоря, он имеет право владеть не только одним небольшим островом, но всеми островами княжества Орья! Тот сёто за его поясом — это ведь не просто клинок, а статусное оружие признанного наследника...
(Кстати, нисколько не удивлюсь, если окажется, что за многочисленными, который век уж не кончающимися бедами княжества стоят именно интриги Хикару. Раз люди отвергли своего истинного господина на том основании, что тот пал, обратившись демоном... что ж, месть за попранные права — причём двойная, так как жители Шани-Сю вполне благополучны — отчасти даже справедлива).
Придворные манеры — не маска Ловца, но самая суть, основа личности. Они и мне должны были быть не чужды. Но я воплощение за воплощением со страстью, достойной лучшего применения, отрицал эту часть собственного наследия.
Что ж. Осталось пожать плоды этой странной посевной... опять откатываясь назад в развитии, опять терпя крах. Почему, ну почему я не мог прозреть хотя бы днём раньше?!
Редкий вид человека: люай-идиот.
...однако осознать собственную глупость — мало. Совершенно недостаточно. Нужно её ещё и исправить. Или хотя бы попытаться.
Навострив лезвие воли, я одним взмахом рассёк нелепую стяжку Сети Памяти. Одну из тех самых, основотворящих. И всё — вообще всё! — что лежало выше: прямые следствия первой очереди, многочисленные следствия второй очереди и вообще не поддающиеся счёту следствия более высоких степеней... зашевелилось. Стронулось, как обратная — снизу вверх — лавина.
Какие-то нити Сети в итоге рвались. Какие-то — провисали, теряя свою напряжённость. Были и набирающие плотность, и утолщающиеся, и меняющие "цвет"... всякие. Хотя всё это служило только упрощённым отображением перемен на духовном уровне, но при всём желании я не смогу рассказать о том, что творилось "на самом деле". Нет таких слов в человеческих языках. Да и в Речи их мало.
А меж тем мою голову прострелило болью. В тот самый миг, когда я рассёк стяжку ложной связи. После чего виски начало печь, одновременно как бы сжимая в тисках.
Очень... неприятно.
Но я вытерплю. Это вполне приемлемая цена за освобождение от многолетней лжи худшей разновидности из всех: лжи себе самому.
Отступаю от Сети Памяти для более быстрого и полного действия — преобразую сеф внутри тела к стихийному сродству с Деревом — направляю преобразованную сеф к голове, смягчая последствия перегрузки... в той мере, в какой они могут быть смягчены... и снова погружаюсь к основам Сети.
Ещё одна стяжка — пополам!
Новый приступ боли. Как будто утроенный. Жар и давление дальнейшей перестройки души — как тень происходящего на материальном уровне — усиливаются пропорционально. Сердце бьёт в голову, словно било в колокол. Поднимаю руку, щупая щекочущую полоску... да. Точно. Из левой ноздри ползёт струйка крови.
Я вытерплю. Вытерплю!
Бывало и хуже.
...может, подождать? Всё-таки вмешательство слишком глубокое, резкое и масштабное — разом. Этак можно попросту покалечиться. Или даже умереть...
Даже? Самому не смешно? Смерть — наименьшая из моих возможных проблем. А вот новая жизнь, начавшаяся с вот этим в душе и разуме... нет!
Лезвием воли — взмах!
...призрачный звон. Тяжёлый, густой, мутящий сознание. Туманная круговерть, слабость и дрожь. Кровь... много крови. Везде. Или это — лишь морок? Обманный вихрь?
— Господин? Хачиро!
— А?.. Ясу. Хорошо, что ты здесь...
— Что с тобой? Отрава? Магия? Отвечай же, не молчи!
Не могу ответить. Не успеваю. Накатившая волна тошноты выворачивает нутро.
— Я скоро вернусь!
"Стой!"
От усилия, необходимого для Речи, мутит ещё сильнее. Но это неважно.
Важно? Что?
— Тебе срочно нужен целитель!
"Нет".
Не знаю, откуда взялась эта уверенность. Но она есть.
"Ясу. Возьми чистый свиток, тушницу и кисть".
— Что?!
"Я буду диктовать. Не смогу... писать сам".
— Сначала объясни, что происходит.
"Хорошо. Если кратко, я лечусь... от собственной глупости. А на длинные объяснения нет времени. Готова записывать?"
— Я... хорошо, господин. Подождите немного... вот. Готова.
"Так. Сначала... послание моим ученикам. Первый столбец: Всей жизни закон. Второй столбец: Если росло и цвело. Третий столбец: Быть увяданью. Записала?"
— Хачиро...
"Записала?"
Молчание. Недолгое.
— Да.
"Хорошо. Дальше можно обычной скорописью..."
...и по смыслу — тоже ничего заковыристого. Просто краткое напутствие человеческой части моих подопечных со всеми традиционными пожеланиями: усердно учиться, повиноваться наставникам и другим вышестоящим, не давать воли дурным наклонностям. Ближе к концу этого послания я пришёл в себя достаточно (спасибо повышенной концентрации сеф Дерева), чтобы унять тошноту и попросить у Ясу воды для умывания. Вслух.
— Вот, господин.
— Благодарю. Ты бы не могла...
— Для меня радость — помочь вам, господин.
Обиделась? Точно, так и есть. Ладно, переживу... хотя... может, и не переживу. Ха.
Однако того, что вода из кувшина польётся мне за шиворот, я точно не ожидал. Недооценил меру женской обидчивости.
Хотя неожиданность в итоге вышла из разряда приятных. Почти инстинктивным выплеском сеф я пропитал окружающую воду, подчинил её — и прошёлся ладонью прохладной, ласковой влаги по лбу, темени и вискам, затылку... вполне сознательно использовав сеф ещё и для очищения от внутренней, телесной грязи. Умыл лицо и сполоснул рот. Прошёлся смывающей лишнее волной по футону, по полу. И в конце концов загнал водяную "змею" неприятного, с кровавой нотой, оттенка обратно в сосуд.
Сказать, что в результате я посвежел — преуменьшить. Самочувствие по-прежнему оставляло желать много лучшего. Но если бы изначальный статус был тяжёлым опьянением, когда валяешься, не в силах встать, и с трудом способен связать два слова, — после "водных процедур" этот статус сменился бы на "немного навеселе".
— Оххх... хорошо! Милая Ясу, — улыбнуться как можно светлее, — ты меня просто спасла!
— Меньшего я не могла сделать, господин. Ещё распоряжения?
— Да. — Я бросил взгляд на приподнятые ладони, оценил силу дрожи пальцев. М-да. Может, мне и стало лучше, но не до такой степени, чтобы упражняться в каллиграфии. Что ж... — Людям я... мы написали, теперь надо оставить послание демонам...
— Хачиро, что происходит?
Улучшившееся самочувствие. Что ж, мысль моя также стала острее.
Я не могу взять назад собственные слова, которые изрыгнул в беседе с Ловцом? А мой... точнее, уже не мой господин не в силах сделать вид, что ничего не произошло, ибо урон его чести уже нанесён и не может быть смыт малой ценой — ведь у всякого дворца из стен растут уши, что же тогда сказать о стенах дворца, в котором хватает демонов с тонким слухом, а то и с соответствующими хирватшу?
Это тоже можно использовать к его и моей пользе. Да, можно.
— Видишь ли, милая моя, — сказал я, чуть понизив голос, — сегодня поутру я имел честь беседы с господином Хикару в малом южном саду, где так пышно цветут азалии. И господин... твой, Ясу, господин, высоко оценивший мои скромные заслуги, сделал мне щедрое предложение. Войти в круг не наёмников его, но вассалов, получить помощь в мщении клану Мефано и другим моим врагам...
Моя демоница задрожала, глядя на меня в ужасе.
Оценила лёгкое ударение на слове "твой".
— Как ты уже поняла, предложение это... не нашло понимания у одного глупого юнца. Только потом, уже в этих покоях, вспоминая беседу с господином Шани-Сю, я осознал, ЧТО ответил ему... и, главное, КАК ответил. И я принял запоздалые меры в связи со своей... опрометчивостью. Состояние, в котором ты меня застала — можно сказать, результат самолечения. Точнее, освобождения от... хм...
— Господин Хикару милостив, — выдавила Ясу.
— Верно, — кивнул я. — Но у всякой милости есть пределы, я же... вина моя безгранична. И то, что я едва ли пребывал в здравом уме, не оправдывает меня. Скорее уж отягчает мою вину. Ведь я не только маг, я также люай. Я смог исправить... изъяны своего духа, как только заметил их — почему же я не смог заметить их раньше? Как думаешь, милая?
— Ты... хочешь сказать, что...
— Нет-нет. Я уже достаточно... наговорил сегодня. — Да, вполне достаточно, чтобы у Хикару возник как минимум повод, если не полновесная причина прижать одного старого строптивца-аякаси, главу теневой оппозиции, что, по слухам, умел мастерски влиять на мышление скрытыми способами (и даже вроде бы способствовал падению самого Хикару). А Ловец давно искал повод, который слишком скользкий тысячелетний интриган, Дзорто, всё никак ему не давал...
Весьма, да, весьма удачно, что вышеупомянутый интриган особенно бурно противостоял чуть ли не каждому нововведению на острове и прямо-таки жаждал загнать людей — включая Удзо Масакару и меня — в рабские загоны по старым правилам. Цем-татуировки покорности, разведение на мясо с забоем достигших 30 лет и прочие прелести. Дзорто, между прочим, являлся одним из двух лучших мастеров стихий Земли в Дикой гавани. И в своё время отказался учить меня известным ему Формам так, что мои недавние слова в лицо Хикару на фоне того отказа — лёгкий бриз в сравнении с тайфуном.
Ну, это дело прошлое. Мало ли, какие обиды и счета накопил по отношению к людям Дзорто за свою тысячу с лишним. Да и я хоть памятлив, но не обидчив. Вот только когда этот старый змей, претендующий на родство с Хирошихэби и тем позорящий Древнего, отказался помогать в создании свитков, заряжающих пищу для младших демонов... для демонов, для существ его рода...
Нет. Мне нисколько, ни на полволоса не жаль клеветы, возводимой на этого конкретного старейшину Шани-Сю.
Я бы пожалел разве что помочиться на его могилу*. Меньшее? Сколько угодно!
