Колесо сансары

Колесо сансары

Оборот первый (финал)

Обитель Поднебесного Успокоения — необычайно красивое место.

В хорошую погоду.

Вырастает из сине-зелёной желейной глади конус давно потухшего вулкана. Издали, если не вглядываться — словно трухлявый пень. Поросший понизу мхом, а поверху отороченный белым лишайником. Но подплыви поближе, — эта иллюзия рассыплется. И мох не мох, а густые, насмерть спутанные заросли. И лишайник не лишайник, а вечный лёд высокогорья. А в "плоти" самого "пня", если чуть внимательнее приглядеться, играет давно запёкшийся, тусклый оттенок кровавого багрянца.

Таким предстал передо мной безымянный остров, где предками устроена Обитель. Остров, который нельзя найти на картах Океана Чудищ; остров, само существование которого — тайна. Почти сорок лет назад, выпущенный из трюма за немалую мзду немного раньше положенного, я в первый (и последний) раз увидел его со стороны.

Обитель Поднебесного Успокоения — необычайно надёжная тюрьма.

А я, как и остальные её пленники — бессрочник.

Никто не казнит сосланных сюда муками плоти. Никто не заставляет нас голодать, мучиться от недостатка сна, не наносит нам ран. Не подвергают нас издевательствам охранники, как то нередко случается в обычных тюрьмах — ибо никакой постоянной охраны нет здесь. И по форме своей, и по сути Обитель — это именно Обитель. Очень уединённый монастырь. Но для такого, каким я был почти сорок лет назад, амбициозного и властного мальчишки, считающего себя невесть кем...

Помимо мук плоти есть иные. Предки знали это очень хорошо. Да, очень. Быть полностью вычеркнутым из жизни и памяти, лишиться привычного статуса и бытовых мелочей, повиснуть в пустоте, где рядом — лишь искры душ иных ссыльных... честолюбие, хитрость, проницательность, знание людской натуры и отточенное умение лжи... к чему хитрость там, где некого и незачем обманывать? К чему честолюбие — если нет больше у тебя ни богатства, ни подданных? К чему ложь, когда ни цели, ни смысла у этой лжи не осталось?

Многие ссыльные "монахи поневоле" кончают самоубийством. Очень многие. Почти сразу, сломленные настигшим позором поражения. Или позже — окончательно осознав, что жизнь на склонах потухшего вулкана закончится отнюдь не чудесным возвращением. Что приплывший издалека корабль привезёт лишь новых ссыльных, а любые попытки взойти на него закончатся неудачей. Кстати, популярный способ самоубийства: довести молчаливую команду так, чтобы прирезали на месте.

Только мало кому из желающих это удаётся. Формально ссыльные неприкосновенны и убивать нас нельзя.

Выжить в Обители можно лишь двумя путями. Сойти с ума, убежав от печальной действительности. Ну, или на самом деле, без шуток, встать на путь просветления. Переоценить себя, познать свою природу, пересмотреть отношения с миром и людьми.

Сделать то, что и положено делать хорошему монаху.

Хотелось бы считать, что я избрал третий путь. Но порой я думаю, что тоже сошёл с ума. Просто более хитро, чем другие ссыльные. Не как самопровозглашённый адепт нагой аскезы, что проповедует всем желающим полный отказ от всего личного, включая имена. Или потерявшийся в грёзах Безумец-из-Беседки, устраивающий гостям эталонные чайные церемонии без чая и властно гоняющий воображаемых слуг, а ночами ловящий и жадно пожирающий живьём мелких животных, а также найденные и выкопанные съедобные коренья.

* * *

Ещё в детстве у меня обнаружился талант управления духовной энергией, сеф. Как многие аристократы, я им пренебрёг. А вот в Обители — правда, не сразу — вспомнил.

Разумеется, я начал тренировки слишком поздно для значительных успехов. Время было упущено безнадёжно. В одном из свитков, ранее доступных мне, я прочёл, что Очаг и система круговорота сеф развиваются лишь до двадцати пяти лет. Иногда того меньше. А меня сослали на тридцать втором году жизни. Поэтому атакующие стихийные Формы воды в моём исполнении могут разве что ранить черноногого или рассмешить мага-ординара. Но есть области управления сеф, в коих сила не так уж важна. А воля и навыки контроля — наоборот.

Медицина. Менталистика. Ритуалистика. Наконец, магия начертаний, она же цемора (в своём изначальном значении): искусство создания как цепочек цем, так и полноценных печатей. Да, особенно цемора — поясной поклон за нынешние мои успехи седому и вислоусому учителю каллиграфии. Которого в пору моего детства я искренне ненавидел за привычку лупить бамбуковой тростью по пальцам. Лупить даже не за помарки — просто за "отсутствие изящества и искренности начертания".

...Оглядываясь назад, я поражаюсь, чего можно достичь без наставников или хотя бы свитков, на одном упорстве и фантазии. То, что я дожил до восьмого десятка, сохранив здоровье и здравый ум, говорит само за себя. И вот теперь я собираюсь активировать свою последнюю Форму, свой финальный шедевр. В который вложил всё, чего добился. Который принесёт мне вожделенную свободу. Так или иначе, но я покину Обитель Поднебесного Успокоения и этот безымянный остров.

Смерть ведь тоже освобождает... в некотором роде.

Я всё-таки сошёл с ума? Нет! Прочь сомнения! Я не отступлю, встав перед вратами неизвестности. Мне просто интересно: как пройду я последнее испытание? Достигну ли своего?

У меня только одна попытка. С другой стороны, так ли велик риск? Даже в случае провала меня ждёт Призрачный Мир — и перерождение. Участь, рано или поздно настигающая каждого человека, кроме презревших и поправших собственную природу. Вставших на нечистый путь демона.

А смерти как таковой я не боюсь. И уже давно.

Отбоялся.

* * *

Сегодня небо опустилось низко. Облака обратились густым серым туманом, поглотившим вершину потухшего вулкана, норовящим лизнуть вершины деревьев. Суставы ноют и жалуются, предрекая затяжной дождь.

А мне ещё карабкаться вверх. Эх, старые мои ноги... ну да ничего. Перетерплю.

В конце концов, не впервой. И то, что спускаться уже не придётся, определённо... утешает.

Я нарочно выбрал такой день, потому что скверная погода способствует заимствованию силы стихии воды. Не напрямую. Мои попытки использовать сродство с водой для пополнения резерва сеф так и остались безуспешны. Ну, разве только то самое сродство выросло. Придать сеф стихийный окрас? Легко. Устранить окрас, вернув энергии нейтральность? Нет.

Возможно, я ошибаюсь в каких-то основах и обратное преобразование всё-таки возможно. Но нанесённые на камни печати-ловушки, даже сделанные самоучкой, вполне годятся для притяжения и сохранения энергии мира. А она мне понадобится.

Вся, какую смогу направить.

Дожёвываю остатки завтрака. Пища кажется почти безвкусной. Нормальных пряностей на острове не достать, а те, что растут самосевом, — та ещё дрянь. Но я всё равно почти смакую стебли молодого бамбука, слегка хрустящие на остатках зубов, и с удовольствием потягиваю припасённый со вчерашнего вечера бульон. Варёную крольчатину, переложенную крупными, ароматными листьями фаш, я возьму в свой последний путь. Доем прямо на ходу.

В юности не мог бы и помыслить, что, став стариком, научусь и ставить силки, и рыбу ловить. И даже питаться плодами земли, собранными лично. Как презренный черноногий.

Но голод, как верно отмечено в Священной Дюжине* — один из лучших учителей.

Лучше только страх и боль.

/* — Священная Дюжина: собрание древних текстов, играющее в описываемом мире и местности роль Писания. Всякий образованный человек обязан быть знаком с СД, а хорошо образованный — знать наизусть и при случае цитировать хотя бы ключевые моменты.

Делится на четыре триады. В первой повествуется о сотворении мира и его устройстве, во второй излагаются основы философии трёх Путей: Власти, Смирения и Духа, иначе именуемого Путём Равновесия. В третьей идёт речь о легендарных временах: об установлении законов правителями древности, о войнах, о первых магах, обуздании демонов и так далее. Последняя триада содержит гимны, обрядовые песнопения, притчи, молитвы и разнообразную лирику./

...в путь. Встаю с самодельной циновки, обхожу выложенный камнями очаг, иду прочь. Не оглядываясь. Нет позади ничего такого, что жаль оставлять. Если мои жалкие пожитки пригодятся ещё кому-то — да будет так!

Добродетель нестяжания даётся легко, когда цена всего твоего имущества не достигает и пары малых связок медных колец...

Итак, вперёд и вверх, навстречу низкому небу и зашелестевшему, как на заказ, дождю.

Не очень-то верится мне, что чистая влага смывает грехи. Меня она скорее раздражает. Слишком изношено тело, слишком холодна кровь, чтобы я радовался этой мокрой прогулке. А ведь выше будет хуже... холоднее. Намного. Хочется плюнуть на всё, развернуться и нырнуть обратно в хижину, поближе к тёплому очагу...

Нельзя. Раз решение принято, отступать от него негоже.

...прошло много часов, настоящая маленькая вечность стылой дрожи и всепроникающей сырости, прежде чем я добрался до цели. И едва сумел обрадоваться этому. На последнем участке мне пришлось разогнать по телу сеф, понемногу преобразуя её в ци, и полностью сосредоточиться на движении. Иначе я бы просто не дошёл, свалившись в сотне шагов от цели.

А так... всё равно свалился. Но хотя бы там, где надо. Точно на краю рукотворного круга.

Мой последний эксперимент состоится не намного ниже границы ледника. На площадке, придание которой нужного вида заняло почти четыре года. Если бы я имел стихийное сродство с Камнем... но чего нет, того нет. Пришлось на практике использовать мудрость, гласящую, что вода камень точит. Впрочем, при моих запасах сеф — скорее, капля. Но это даже к лучшему: благодаря малой силе применяемых Форм я работал медленно, зато весьма тщательно, успешно устраняя результаты допущенных ошибок (немногочисленных, к счастью). И теперь идеальный круг диаметром в дюжину шагов покрывали тысячи знаков, нанесённые со всей возможной точностью. Многократно проверенные и перепроверенные.

Передохнув, насколько позволил пробудившийся кашель, я встал. Вновь взгромоздил себя на ноги, словно кукольник — марионетку. Кряхтя и хромая, обошёл по кругу площадку ритуала, поочерёдно коснулся всех восьми колонн-накопителей. Тоже покрытых высеченными знаками, как круг, только не так густо. Ну что ж, вроде бы всё в порядке. Запасы стихийной энергии в колоннах превышают мой невеликий личный резерв в сотни, если не в тысячи раз. Цем-преобразователи тоже должны быть в порядке... у меня просто нет сил, чтобы снова перепроверять их работу.

Значит, пора.

Прохожу в центр круга, со скрипом сгибаю колени, утверждая себя в нужной позе. Зад до того промёрз и отсырел, что ничего не чувствует, хотя тонкий слой воды, покрывающий площадку, готов превратиться в наледь. Складываю пальцы рук в мудру средоточия.

Забавно: это единственная мудра, которую я знаю.

Можно спросить, откуда при столь вопиющем невежестве взялись знаки, высеченные мной на камнях вокруг? Откуда такие познания в цемора при отсутствии знакомства с простейшими основами искусства мага?

Ответ предельно прост: эту систему цем-знаков я выдумал сам. Двадцать пять лет, тысячи неудач и много-много упорства в комбинировании различных сочетаний знаков. Неудачные отбросить, успешные — запомнить. Вот и весь рецепт. Настоящие мастера цемора при виде моих корявых поделок, должно быть, надорвали бы животы от смеха...

А может, и не надорвали. В конце концов, эти корявые поделки успешно выполняют те задачи, для которых созданы.

Меж тем мудра подстёгивает Очаг, позволяя выделить максимальное количество сеф. Это так приятно, что почти больно. А теперь — активация! Расплетя пальцы, кладу ладони на подготовленные участки узора. И вливаю в знаки три четверти резерва. Разом.

Хирватшу глаз у меня нет, так что удовольствия видеть разбегающиеся вокруг ручейки сеф я лишён. Но вот чувствовать их — благо, расстояние смешное, а сеф принадлежит мне самому — это задача посильная. Колонны-накопители отзываются на приказ, посылая в узор целые цунами преобразованной силы. Вот теперь происходящее можно увидеть и обычным глазом: активные знаки вспыхивают сквозь туман, отороченные слабо мерцающим голубоватым ореолом. Вода с шипением испаряется, оставляя площадку совершенно сухой.

Хорошо. Время второго этапа.

Распрямляю ноги, ложусь лицом вверх, раскинув руки крестом. Кожа на запястьях и лодыжках, словно взрезанная незримыми лезвиями, расходится. Выпускает наружу ленивые струйки крови. Я не вижу происходящего, но знаю: алая влага жизни, что сродни моей стихии, поочерёдно заполняет высеченные знаки. Контролировать этот процесс волей не нужно, система цем-печатей сама распределит кровь, ци и суго так, как надо. Если я нигде не ошибся, конечно.

А теперь — третий, завершающий этап. Пора навестить мой внутренний мир.

* * *

Прикрыв веки, проваливаюсь в центр затягивающей радужной спирали. Беззвучно. Быстро. Мягко и плавно.

Аромат цветущих слив заполняет меня без остатка. Как всякий раз, когда я попадаю сюда. Возможно, так сказывается большая доля жизни, прожитая в Обители Поднебесного Успокоения, но мой внутренний мир тоже похож на кратер потухшего вулкана... изнутри. Кольцо неприступных, отдающих кровавым багрянцем стен — и сад сливовых деревьев, испещрённый тысячами тропинок, пребывающий в поре бесконечного цветения...

Сад, что ещё никогда не давал плодов.

В самом центре его, на дне кратера, лежат безмятежные воды круглого озера. А на берегу меня ждёт лодка без вёсел и паруса. Всегда именно в том месте, где я спускаюсь к воде. Больше здесь нет ничего и никого — ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Нет даже неба. Его заменяет плотная пелена низко висящих облаков, цедящая в кратер вулкана рассеянный свет. Иногда поярче, иногда потемнее, до пасмурного. Но предгрозовым этот свет не бывает. И дождь здесь не идёт. Возможно, просто потому, что я не хочу промочить парадное кимоно... вернее, своё воспоминание об оном. Здесь я всегда щегольски одет. Мои ухоженные руки унизаны тяжёлыми перстнями из красного и белого золота, широкий пояс плотно покрыт цветным шитьём, лицо набелено. Полное соответствие придворным стандартам! И отражение в тёмной воде центрального озера, когда я пожелаю взглянуть на себя, — поистине безупречно.

Таков мой внутренний мир.

Скопище символов, разгадывать значение которых не хочется. Хотя бы потому, что гадать о большинстве их мне вовсе не нужно.

Сажусь в лодку. Перстни немного мешают, но руки складывают мудру средоточия успешно. Не требуя ни паруса, ни вёсел и не колебля водной глади, лодка плывёт вперёд. Замирает в центре озера. И водоворот влажно шелестящей тьмы уволакивает меня вниз, на второй уровень внутреннего мира. Который уже не совсем мой... или даже совсем не мой.

Жаль, ах, как жаль, что я так мало читал об этом, когда мог!

Обычно второй уровень выглядит, как бурлящая горная река. Однако бурления как такового не ощущается. Оболочки человеческого тела на втором уровне не остаётся; я превращаюсь в один из пузырьков, влипших в вяло движущуюся воду.

Только через несколько минут созерцания становится ясно, что вода в этой медленно мчащейся реке всё-таки не замерла — и тянет меня за собой...

Но это обычно.

Сейчас, после начала ритуала, второй уровень предстал передо мной стеной сплошного мрака, готового пожрать искорку смертного сознания. Что бы там я ни мнил о себе, как бы ни уверял себя же в собственном бесстрашии, а в момент, когда мой огонёк мигнул в жадной пустоте, дух мой всё-таки дрогнул.

Но мгновение слабости миновало. И мрак отступил.

Необоримая сила подхватила меня, словно пушинку. С размаху вбила обратно в плотный мир. Он оказался непропорционально большим, мутным, полным устрашающе громких звуков и странных резких запахов. Грудь мою внезапно рассёк белый клинок боли. Зажмурившись, я заорал — и никак не мог перестать орать, хотя всю жизнь полагал это неподобающим.

Всю прошлую жизнь.

Молнией, полной чистой, яростной радости пронзило меня осознание: я переродился! Не пройдя через Призрачный Мир, не встретив духов предков и бесплотных стражей, не утратив памяти и накопленного опыта!

Ритуал не просто убил меня — он, как и задумывалось, меня освободил.

Ибо я родился во второй раз.

Оборот второй (1)

Жизнь в младенческом теле... неудобна. Почти невыносима. Поскольку поддерживать всю полноту взрослой памяти и сознания оно не способно. По крайней мере, сколько-либо значительное время. К счастью, у меня был выход из столь неприятной ситуации.

Какой? Ну да, догадаться несложно... первые, наиболее неприятные десятидневья второй жизни я провёл в своём внутреннем мире, как в убежище.

И всё бы хорошо, если бы не скука.

Вид и запах слив надоели мне до зевоты ещё до нового рождения. Игры с собственной памятью тоже не заняли меня надолго. Как оказалось, за целую жизнь я накопил не так много полезных или хотя бы просто приятных воспоминаний, как считал раньше. Некоторое время я потратил, наводя окончательный лоск на систему изобретённых мной знаков цем. Но проверить действенность новых сочетаний без выхода в реальный мир оказалось, невозможно: внутренний мир со всем, что в нём находилось, повиновался скорее напрямую моей воле, чем искусству сочетаемых знаков. В общем, пришлось отложить практику в цемора до более благоприятного времени.

В итоге я попытался избежать скуки и вместе с тем избавить себя от раздражающего пребывания в недоразвитом теле, занявшись довольно специфическими медитациями. Я пытался нащупать из внутреннего мира краски, звуки и запахи мира внешнего.

Долгое время эти попытки оставались полностью тщетны. Я либо оставался во внутреннем мире, либо вываливался в полное осознание внешнего мира. Сохранять баланс между мирами мне не удавалось.

Только когда моему новому телу исполнился год, я почти случайно достиг некоторого успеха. Развив его, я в итоге обнаружил, что разделил сознание на две неравных половины. Старшее сознание, хранящее полную память и зрелый ум, оставалось во внутреннем мире, запертое среди опостылевшего сливового цветения. Младшее сознание, если его вообще стоило называть столь громким именем, постоянно находилось в оболочке младенца и могло ощущать внешний мир при помощи его несовершенных чувств.

При этом благодаря живой связи сознаний старшее получало от младшего образы материального бытия, а младшее от старшего — импульсы воли и мыслеобразы. Благодаря которым могло совершать целенаправленные действия (притом чуть более сложные, чем это доступно и свойственно годовалым младенцам... и, уж конечно, куда более последовательные). Впрочем, при этом оно оставалось младшим и подчинённым. О какой бы то ни было самостоятельности не шло и речи.

Годам к полутора благодаря этой не столько Форме, сколько медитативной технике, которую я назвал Духовным Двойником, я узнал о своём втором воплощении кое-что приятное и много... менее приятного.

Приятно, что я снова родился мужчиной, притом с повышенным резервом сеф и — точь-в-точь как в прошлом — со знакомой уже Водой в качестве родственной стихии. Да и местность второго рождения не казалась совсем уж чуждой. Всей разницы, что вокруг говорили на огрублённом просторечиями северо-восточном островном диалекте, а не более привычном мне по первой жизни юго-восточном.

Всё остальное относилось к неприятному.

Моя мать, Суза, спасалась от нищеты исконным женским способом в припортовом борделе. В клетушке при борделе она и жила, и растила меня... и принимала "дорогих гостей". Отца у меня, таким образом, не имелось. (Много позднее, применив по назначению свои навыки проникновения в сознание, я выудил из памяти Сузы смутный образ некого мага, вероятно, отступника... или кланового, выполняющего задание повышенной секретности... а может, и члена одного из тайных орденов. В любом случае, храня инкогнито, мой предположительный отец соблюдал молчание и не снимал тканевой маски даже во время соития). Мать также не отличалась ни происхождением (в голодный год семья черноногих, где она родилась, продала её в тот самый бордель, где я вернулся к жизни), ни хотя бы свежестью молодости.

Увы, но красота Сузы увяла чуть ли не до того, как бутон её жизни распустился по-настоящему. В неполные двадцать лет она выглядела на потрёпанные тридцать с довеском. Так что её цена на час была невысока. Если бы мать не промышляла мидий на мелководье к востоку от порта и не побиралась в купеческом квартале, используя меня в качестве средства разжалобить сердца торгашей и их слуг, пожалуй, протянула бы ноги с голоду. Да и я бы сдох вместе с нею.

Новая родительница мне не нравилась. Совершенно. Позднее, когда я уже мог достаточно свободно говорить, восстановив этот навык наряду с другими, я научился обращаться к ней как к матери. Но вот "мамой", а тем более "мамочкой" или "мамулей" не назвал ни разу. Впрочем, определённую благодарность Суза заслужила. Хотя бы за то, что не избавилась от меня, как от обузы. А ведь находились, пожри их пучина, "доброжелатели", прямо заявлявшие, что она сглупила, не придушив "пащенка" сразу после рождения. Или не подкинув к дверям дома побогаче.

В общем, во второй раз я родился настолько близко к помойке, насколько далеко от неё я прожил начало своей первой жизни. Это никоим образом не вдохновляло. И мне — хотя бы ради самосохранения — следовало стать самостоятельным как можно быстрее.

Чем я и занялся.

Ибо вынес из моей первой жизни один урок. Можно лишить человека положения, славы, денег, дома, влияния, — всего внешнего. Но вот отобрать личную силу и всё с ней связанное — волю, память, навыки — куда сложнее. И потому именно к личной силе стоит стремиться.

Как тренируют молодняк в кланах магов? В каком возрасте начинают, с какой скоростью наращивают нагрузки, какие методы пускают в ход? Да понятия не имею. Я начал с простейших вещей (тем более, сложные манипуляции моё младшее сознание всё равно не осилило бы). Медитация для пробуждения Очага. Выделение сеф. Простейшие упражнения на повышение контроля (поначалу я собирал собственный пот и гонял получившуюся каплю по телу туда-сюда... потом гонял две капли, потом три — и так далее, на сколько хватит сосредоточения...).

Увеличивать скорость круговорота сеф я долгое время не рисковал. Повредить себе что-нибудь нагрузками не по возрасту мне совершенно не хотелось.

А вот навык преобразования сеф в ци, жизненную силу, и в суго, то есть силу разума, я восстановил уже в два года. Возможность лечиться, пусть непрофессионально, больше по наитию, чем по науке, в моих обстоятельствах трудно переоценить. Как и нужду в развитии ума. Вдобавок некогда я читал о тесной связи сеф и ци, взаимно усиливающих друг друга. В тренированном теле и Очаг работает лучше. Именно поэтому хилых магов не бывает: все они, независимо от пола и возраста, заботятся об укреплении плоти. От суго же напрямую зависит контроль сеф — так что и откровенных глупцов среди магов не встречается.

Наконец, с увеличенным объёмом ци, питающей тело, уже можно рискнуть — и заняться физическими тренировками. Тоже простейшими, конечно же: растяжкой, бегом, кувырками, метанием гальки (с обеих рук и из разных положений), лазанием по деревьям и лестницам.

Тысячу раз проклял я детскую неуклюжесть, десять тысяч шишек набил и немало заработал ссадин, прежде чем что-то начало получаться.

Что-то. М-да... к трём годам я бегал, прыгал, плавал и нырял не хуже, чем пяти-, а то и шестилетки. Однако против малолетних засранцев в возрасте от десяти до пятнадцати это всё равно помогало слабо. Почтенные дети грузчиков, рыбаков, розничных торговцев и прочих ремесленников с удовольствием вылавливали и "учили жизни" недостаточно сильного и ловкого "шлюхина сына". Отнюдь не чураясь использовать в процессе учёбы подобранные палки, камни и другой подручный материал.

Вонючки паршивые. Гниды подкожные. Чтоб их демоны отлюбили во все дыры!

Из-за них мне поневоле пришлось изучать искусство, для слабого бескланового мага первейшее: скрытность. Днём прятаться и отсыпаться, ночью — выходить и мстить. Поварившись в котле детской ненависти, я как-то незаметно и нежданно обрёл нечто вроде духовного хирватшу: научился ощущать направленные на меня чувства. Впрочем, вполне возможно, то оказался ещё один результат ускоренного развития суго и тренировок в области менталистики.

Радости от обретения хирватшу испытал я куда меньше, чем извлёк пользы. Чуял я в основном злобу и презрение, реже настороженность, ещё реже безразличие и жалость.

Хорошо хоть, похоти в свой адрес ни разу не засёк. Иногда простота нравов — преимущество.

Разнообразие в палитру ощущаемых мной чужих эмоций вносила разве что Суза. Мать меня боялась. И вместе с тем — опекала и гордилась. В её обычном присловье "мой маленький маг" порой проскальзывала мутная, как дрянная рисовая брага, тоска. С возрастом я отдалился от матери куда быстрее, чем делают это обычные дети, так что инстинкты Сузы шептали ей о скорой неизбежной разлуке с сыном.

Но щадить её чувства я не собирался. Как раз в трёхлетнем или около того возрасте я твёрдо объяснил матери свою позицию и планы на дальнейшую жизнь. В которые отнюдь не входило цепляться за её потрёпанное парео. Суза, помнится, тогда тихо заплакала...

А я сбежал. И огрёб от пятёрки поймавших меня д... деток.

Не в первый раз, чего там.

Зато тогда в первый раз в мой рот пролилась не только моя кровь из рассаженной губы. Одного из драчливых паскудников я тем разом знатно укусил за палец. Почти до кости. Жаль, что вовсе не отгрыз — то-то было бы славно! Впрочем, это помогло мне понять, что кровь врага, в отличие от собственной, железисто-солёной, на вкус сладка.

За такое знание не жаль пяти выбитых зубов и трёх с лишним десятков синяков.

Тем более, что синяки я свёл, направляя ци к местам ушибов, уже на вторые сутки после драки. А зубы всё равно были молочные.

* * *

Я сидел у берега моря, в небольшой бухточке, оседлав выбеленный солнцем, до половины вросший в гальку ствол дерева. Видно, некогда его забросило сюда течениями и штормовыми волнами, да так и бросило. Ну, мне же лучше. На камнях-то сидеть куда неуютнее.

Над водой клубилась лёгкая дымка. Утренний бриз вяло отталкивал её подальше от суши, да всё никак не мог достичь успеха. И она колыхалась, как драная занавеска на сквозняке, понемногу наливаясь розовым предутренним светом. Пахло влажной солью, отсыревшим камнем, ну и немного — сосновым прибрежным бором. Уцелевшим единственно потому, что его кривые низкорослые стволы в потёках затвердевшей смолы не годились для нужд кораблестроения.

Впрочем, судьба деревьев, изувеченных штормовыми ветрами, заботила меня куда меньше, чем собственная система круговорота сеф. Я пытался совместить два упражнения... хотя — какие там упражнения? Простейшие навыки. Выделение сеф и ускорение её движения. По отдельности это получалось проще простого и уже давно, а вот при попытках совместить...

Похоже, Духовный Двойник, моё младшее сознание, попросту слишком туп для того, чтобы выполнять два дела одновременно. Уровня контроля над системой круговорота явственно не хватало. Но я не сдавался, продолжая попытки и не спеша "спустить" на уровень тела старшее сознание. В конце концов, в таком виде моя неудачная пока медитация могла рассматриваться ещё и как тренировка навыков управления и воли.

...выделить сеф. Не слишком много, всего раза в полтора больше, чем течёт по каналам в естественном состоянии. А теперь сжать Очаг немного иначе, ускоряя его пульс. Вот так, да... тьфу! Ускоренным пульсом все "излишки" стремительно "выдуло" через клапаны на поверхности кожи. И власти над покинувшей тело сеф у меня, конечно, не осталось. Она просто бесцельно рассеялась вокруг. Ладно, попробуем подойти с другого бока. Сохраняя ускорение (тоже небольшое, даже не полуторное, а всего где-то на треть превышающее норму), пытаюсь заставить очаг выделить немного дополнительной сеф. И пытаюсь, и пытаюсь...

— Привет, малец. Медитируешь?

Моментально забыв о тренировке, вскакиваю на ноги и разворачиваюсь. Кисти сами собой сжимаются в кулаки, а руки сгибаются, прикрывая рёбра.

Давненько ко мне никто не мог подобраться так, чтобы я не заметил. Без единого шороха, без следа направленного внимания... неужели меня застукал маг?

Да. Только не маг, а ведьма.

Хотя по голосу, низкому и хриплому, не вдруг определишь.

Стоит шагах в трёх, скалится беззлобно. Рослая — среднему мужчине вровень. В рассветной серости трудно разобрать оттенки, но волосы, брови и глаза её темны, а кожа куда светлее, чем у местных рыбаков или торговцев. Тело опять же крепкое, дышащее силой, но с мужским не спутать даже в сумерках. Ноги, талия, грудь — что называется, всё при ней. Красивая... особой, хищной красотой, не соответствующей ни придворным канонам, ни влажным бордельным мечтам о сиськах покрупнее и бёдрах помягче.

Заставляю себя выпрямиться и поклониться. Вежливость никогда не бывает лишней, а что до моих кулаков... хех, эта красотка за минуту положит десяток припортовых бандюков и даже не вспотеет. Даже если она — лишь ученик. Что вряд ли: на вид ей никак не меньше семнадцати, а к этому возрасту практикующие магию либо погибают, либо получают повышение в ранге.

— Да. Медитирую. Ну... пытаюсь.

— Вот как? И чего же ты хочешь добиться, малец?

— У меня никак не получается совместить выделение сеф и её разгон. Может, доблестная ведьма подскажет ничтожному, что я делаю неправильно?

Эх. Переборщил. Впрочем, выражение её лица практически бесценно. Будет, что вспомнить об этой встрече.

— Можешь звать меня Сора, малец. Кстати, а тебя-то как кличут? И сколько тебе лет?

— Моё имя — Рюхей, — уточнение: в этой жизни. Впрочем, прежнее имя осталось позади, за чертой смерти. — Мне скоро шесть.

На самом деле не так уж скоро, лишь недавно мне исполнилось пять... но излишек откровенности тут не нужен. Я и так раскрылся сильнее, чем надо. Кроме того, многое зависит от того, как вести счёт возрасту. Если с зачатия, как принято у высших слоёв, то я, можно сказать, вообще не соврал (а обманывать напрямую опасно: многие маги чувствуют ложь... даже я, со своим-то куцым духовным хирватшу, ловящим "запах" эмоций, на это вполне способен... с теми, кто не владеет навыками духовного сокрытия... как новая знакомая).

Да. Как ни приятна с виду эта Сора, нельзя забывать: она — ведьма. Пожалуй, даже в первой жизни я встречал не много людей, более опасных, чем эта улыбчивая убийца.

— Что ж, Рюхей... расскажи подробнее, что именно ты делал. Может, тогда я смогу что-нибудь тебе посоветовать.

Никаких обещаний, да? Что ж... излагаю суть дела, повторяясь и путаясь. Надеюсь, моя игра в приступ стеснительности достаточно хороша. Да и кто заподозрит ребёнка неполных шести лет? Впрочем, как раз маги могут.

Для них подозрительность — залог выживания.

Конечно, Сора особо настороженной не выглядит, но... я ведь тоже не выгляжу на свои совокупные семьдесят с лишним, верно?

Ведьма не прерывает мой лепет, слушает внимательно и взвешенно. Похоже, она тоже натянула новую маску на своё простовато-симпатичное лицо.

— Кхм, кхм, — хорошая демонстрация задумчивости, я почти поверил. Полностью поверить не получается: эмоции Сора по-прежнему скрывает так, что в каменной стенке или топляке и то больше чувства. Да-а... с моим недоделанным хирватшу тут ловить нечего. — А попробуй-ка ещё раз это проделать. Я понаблюдаю.

Неужели она обладает полноценным ощущением сеф? Если да, то это даже логично. Наверняка она пришла сюда, почуяв выплески моей внутренней силы. Что ж...

Сосредоточение на Очаге. Заставляю его выделить дополнительную сеф. Пытаюсь разогнать получившийся объём. И, как и во все предыдущие разы, "лишняя" сеф за время около половины выдоха вылетает через клапаны.

Прекращаю мучить Очаг, встречаюсь взглядом с Сорой:

— Вот так каждый раз.

— Ага. А если начать с разгона?

Повожу плечами. Разгоняю сеф, затем пытаюсь нарастить её объём. Результат примерно тот же: вся дополнительная сеф тут же вылетает прочь.

— Ага, — повторяет ведьма. В голосе и на лице — заинтересованность, в эмоциях — полная пустота. — Рюхей, а какое действие ты хочешь произвести при помощи дополнительной сеф?

— Э? Да никакое.

— Вот поэтому-то у тебя и не получается. Ты не знаешь, зачем тебе нужна эта разогнанная сеф, а если бы у тебя была цель... попробуй-ка прыгнуть повыше. Вот так.

И Сора прыгнула. С места, почти не присев — на высоту выше собственного роста.

— Ого! — нет, она точно не ученик. Ученики так не умеют... наверно. — Я... я сейчас!

"Я хочу прыгнуть как можно выше, я хочу прыгнуть как можно выше..." Разогнать сеф, причём уже не на треть, а почти вдвое. Захваченная круговоротом, ощутимо ускоряет движения и ци. Напружиниться... вверх!

Прыжок удался. Даже слишком. Я скакнул как бы не повыше, чем перед этим — моя новая опасная знакомая. Но так как во время приземления (со страху, не иначе!) тоже воспользовался сеф, всё закончилось удачно. Я даже пятки не отбил.

— Здорово! — выпалил я. — Спасибо, Сора!

— Не за что, малец, — широкая белозубая ухмылка. — Ты всё сделал сам. Талант!

Пришлось снова изображать смущение. На самом деле я скорее злился на себя. Мог бы и раньше сообразить, что не так с моими попытками. Сеф — это ведь энергия, а энергия не любит застаиваться. Её надо на что-то тратить. А я, так сказать, размахивал руками в воздухе, наивно рассчитывая, что поплыву.

Зато теперь я могу учиться вкладывать сеф в движения. Навык, без которого нельзя и мечтать овладеть настоящими высотами в искусстве рукопашного боя и владения оружием. Да и просто в драках со старшими это должно помочь...

— Что?

— Я спросила, откуда ты такой талантливый взялся?

А вот теперь надо быть втройне осторожным. И лгать нельзя. Если Сора действительно ощущает сеф, то ложь она вскроет вмиг. Смущение тут не годится, а вот немного грубости...

— У матери из... одного места.

— А мать твоя кто? — ничуть не обиделась ведьма.

— Шлюха.

— Не очень-то вежливо говорить так о своей родительнице.

— Угу. Мне что, соврать тогда?

— Нет. Врать, пожалуй, тоже... нехорошо. А отец твой?..

— Мне-то откуда знать, если это и матери неведомо? — ну да, знала бы она, узнал бы и я...

— Ясно. Хочешь стать магом?

— Ещё как!

Сора криво ухмыльнулась, на миг пряча глаза.

— Что ж, раз так... — снова прямой взгляд. — Рюхей! Желаешь ли ты принять обязанности и права кандидата в члены Младшего Клинка клана магов, известного как Арашичиро?

— Да. — Что-то в горле пересохло...

— С твоего согласия я, Арашичиро Сора, шестой посвящённый Младшего Клинка Арашичиро, принимаю тебя как кандидата и беру на себя ответственность за твою жизнь и успехи. А теперь, малец, покажи мне дорогу к твоему прежнему дому. Я должна поговорить с твоей матерью.

Вот так моя жизнь сделала крутой поворот. Причём я оставался достаточно наивен, чтобы решить, будто мне повезло.

* * *

Арашичиро, как любой достаточно старый и многочисленный клан магов, имел длинную историю и вполне устоявшиеся традиции. Самураи и дворяне могут вволю морщить носы, считая, будто маги, как лишённые чести существа, наёмники и убийцы, несовместимы с самим понятием "традиция". Однако когда первым, что сообщает вошедшему в клан учитель, становится история и законы клана — это о чём-то говорит!

(А Сора стала для меня именно учителем и заодно фактически приёмной матерью. Правда, её мотивы были далеки от бескорыстных... но об этом — в свой черёд).

Итак, Арашичиро... что сказать об этом клане? Если в трёх словах, то — стар, многочислен, силён. Состоит из примерно восьми десятков магов Младшего Клинка и четырёх с половиной десятков Старшего Клинка, из которых семеро входят в Совет клана. Причём четверо советников представляют правящую семью, трое — другие семьи Старшего Клинка.

А вот Младший Клинок в Совете не представлен вовсе. Какой сюрприз.

...здесь будет уместен краткий рассказ о рангах магов.

Основных три, и они известны всем. Ученик, посвящённый, мастер. Есть ещё кандидаты — имеющие определённый потенциал, но не обученные. Или обученные недостаточно. Молодняк. Не настоящие маги, а лишь заготовки. Также выделяют в отдельный ранг подмастерьев. Это опытные маги, достигшие мастерских навыков в определённой области, но при этом не дотягивающие до ранга мастеров просто по резерву сеф. Или по разнообразию навыков.

Ещё вроде бы случаются меж магов монстры, что превосходят качеством своей силы даже элиту мастеров. Но такие уникумы скорее стоят над иерархией, чем входят в неё.

Так вот. Принято считать, что средний ученик стоит в бою не менее троих-четверых обычных наёмников, не умеющих управлять сеф. (А простых бандитов, как я уже говорил, легко нарежет ломтиками в количестве десятка-другого). Средний посвящённый стоит целой команды учеников (то есть опять-таки троих-четверых). Ну а мастер в одиночку способен вырезать десяток посвящённых... или команду подмастерьев. Учитывая, что мастера в обязательном порядке владеют стихийными Формами высокой мощи и с большой площадью покрытия, вроде Каменного Града или Великого Шторма, это не составляет для них большого труда.

Легко подсчитать, что один-единственный мастер является эквивалентом доброй сотни обычных матёрых вояк. А собравшись все вместе, Арашичиро способны уничтожить многотысячное войско. Это, замечу особо, — в прямом бою, которого маги избегают, предпочитая действовать из засад, ставить ловушки и применять иные "нечестные" военные хитрости (потому что прямой бой с самураями... ну да о военном сословии расскажу как-нибудь потом).

Да, клан — это сила!

К сожалению, особого единства внутри Арашичиро не наблюдается. Напрямую Сора мне этого не говорила, но недаром я в первой жизни родился придворным! Пусть этот навык слегка "заржавел", но всё же восстанавливать цельную картину по оговоркам и намёкам я умею.

Костяк клана, его Старший Клинок, представлен урождёнными Арашичиро. С самого появления на свет обеспечен им высокий статус и наилучшее обучение. А по достижении ранга ученика — и доступ к клановой библиотеке, и, разумеется, задания почище да подороже. Наименее рискованные. Не удивительно, что маги Старшего Клинка легко достигают ранга посвящённых, да и мастерами со временем тоже становятся без особых проблем... если хватает развитой в тренировках силы.

Всё это относится, повторюсь, к потомкам магов из Старшего Клинка.

С Младшим Клинком... сложнее. Изначально в него входили такие же урождённые Арашичиро, просто недостаточно сильные. Или провинившиеся. Или родившиеся позже своих старших родичей — и потому не имеющие прав на клановое наследство в виде знаний, Форм и прилагающейся к ним власти. Позже, дабы избежать вырождения, в Младший Клинок начали принимать кандидатов со стороны. Вроде меня.

В итоге сложившаяся система стала выглядеть так. Принятые в клан ученики Младшего Клинка, доказав свою силу, живучесть и удачу во время выполнения заданий, получают ранг посвящённых. (Кстати, всего в Младшем Клинке два десятка посвящённых; Сора, будучи среди них шестой — птица с немалым размахом крыльев). Штука в том, что посвящённому Младшего Клинка существенно сложнее стать хотя бы подмастерьем. Самый простой способ получить повышение — это брачный контракт с кем-нибудь из Старшего Клинка. А уж там новообретённая родня поможет: выдаст свитки с секретами Форм, выделит опытного наставника, да и перед правящей семьёй выставит в наилучшем свете...

Увы, простота способа не означает его приятности. Да и лёгкость этого пути сомнительна. Урождённые Арашичиро рассматривают брак с нижестоящими как позор и умаление своих прав. Как неприятную необходимость. Порой — как наказание.

Хорошо, что есть узаконенный предками, прописанный в клановом уставе обходной путь. Посвящённый Младшего Клинка, который привёл в клан и обучил не менее трёх учеников или одного посвящённого, также может претендовать на повышение... и переход в Старший Клинок благодаря подтверждению своих заслуг перед кланом. Одним из условий перехода служит поединок с мастером-экзаменатором, и не каждый выходит из этого боя живым. Но всё же такой способ приятнее того, что проходит через постель. По крайней мере, Сора предпочла именно его.

Ну, благие духи ей в помощь.

* * *

Основная укреплённая база Арашичиро прячется в поросшей лесом ложбине меж двух холмов. Причём минимум половина всех помещений находится под землёй. Хотя основная стихийная специализация клана (на что даже его название намекает*) — Формы Воздуха, а на втором месте стоят Формы Воды, широко распространённые среди членов Младшего Клинка. Но владеющие Камнем в клане тоже есть. А для породнившихся с этой стихией закопаться в глубину не так уж сложно. И тайных ходов наделать. И ловушек, и укреплений, и ещё всякого такого. Удобная стихия, что тут ещё сказать. Пожалуй, если когда-нибудь буду тренировать вторичную стихию в дополнение к родной — возьму Камень.

/* Arahsi (яп.) — буря, вихрь; ichiro — первый сын. Обыкновенно кланы магов получают свои названия благодаря именам (или фамилиям, или прозвищам) своих основателей. Реже клан получает имя по местности, где основан, по официальному статусу (как Тэннобу, сохранивший статус "императорского" клана даже после падения центральной власти) и так далее./

Или всё-таки Дерево? Мечтать о стихиях Триады Неба — Воздухе, Пламени и Молнии — нет смысла, раз уж судьба привязала меня к Земле. Но и в моей Триаде есть место для манёвра. В частности, Камень хорош для строительства укреплений, поиска кладов, тайников и укрытий (и для устройства тайников с укрытиями, конечно же), кузнечного дела и создания предметов Силы. Соответственно, Дерево незаменимо при сражениях или поиске в лесу, проведения ритуалов плодородия, опять-таки строительстве укреплений и создании предметов Силы, а главное — для постижения глубин целительства и преобразования тела.

Конечно, хорошо бы овладеть и Камнем, и Деревом, и Форм Воды изучить побольше, да только всё это пока даже не планы — мечты. Ведь Формами сразу трёх стихий и среди мастеров-то управляются немногие. Не говоря уже о том, чтобы управляться в достаточной степени, чтобы заслужить титул Владыки Неба или Владыки Земли, сделавшись живой легендой.

А я — даже не ученик. Пока.

И не факт, что вообще смогу им стать...

Как я был наивен, злясь на старших детишек из дыры, где мне довелось расти во второй раз! По сравнению с малолетними демонятами из семей Старшего Клинка, особенно Мисаки, Кано и поганцем Джиро, они — просто священный образец милости и снисхождения. Потому что простых детишек не учат рукопашному бою. Им не показывают точки уязвимости человеческого тела, не рассказывают о расположении нервных узлов и способах причинения боли при полевых допросах. Их не наставляют в правильном выслеживании и преследовании... добычи. Или врагов. А кандидаты и ученики Младшего Клинка для отпрысков Клинка Старшего — именно враги. Так уж повелось. Традиции Арашичиро как нельзя лучше способствуют воспитанию настоящих магов: жестоких, сильных, неослабно бдительных даже в кругу своих.

А если кто не жесток, не силён и прискорбно беспечен... пусть лучше сдохнет в процессе воспитания, чем позже, когда от его (или её) навыков будут зависеть жизни напарников.

Следует признать, хоть и с неохотой: живодёрская система себя вполне оправдывала. Во всяком случае, к десяти годам я в целом возместил изначальный разрыв в навыках между собой и клановыми ровесниками. Резерв сеф, навыки рукопашного боя и владения метательным оружием, знание анатомии, простейшей алхимии и базовых приёмов маскировки... во всём этом я вполне преуспел. Также я овладел на должном уровне навыками, связанными с использованием сеф: уверенно и достаточно резво складывал дюжину основных мудр, выполнял стандартные Формы: Сокрытие, Превращение, Сдвиг, Смену Облика и Лёгкий Шаг*. Наконец, успешно применял Усиление, Ускорение и Укрепление Тела (правда, показывал, что без труда могу сделать только что-либо одно). А вообще старался не выделяться, показывая успехи немного выше среднего. За что удостаивался редких и неохотных похвал посвящённых-наставников.

/* — Наиболее распространённые, практически общеизвестные Формы магии, к тому же не требующие какого-либо определённого стихийного сродства. См. глоссарий./

С тела моего не сходили синяки и ссадины, ибо открыто использовать направление ци в присутствии старших Арашичиро я не рисковал. Одних только переломов крупных костей за время обучения я заработал шесть штук, а уж переломов поменьше, вывихов, растяжений... к счастью, серьёзные травмы супруги Удо и Тани, клановые медики, исцеляли без особых просьб.

Если до них дойдёшь. А это не всегда удавалось.

Как раз за три десятидневья до моего десятилетия развесёлая троица Джиро — Мисаки — Кано, позабавившись за чужой счёт, бросила меня с переломами обеих ног в лесу. На расстоянии пяти-шести малых черт быстрого бега до базы. Вечер, ночь, утро и половину дня провалялся я на холодной земле. Я уже совсем было приготовился подохнуть от истощения (при помощи разгона сеф я грелся, чтобы не поддаться зимней холодрыге). Однако на моё счастье Сора вернулась с очередного задания раньше, чем ожидалось, и доволокла меня на руках до дома Удо.

Благодарить её за это я не стал. Мне в скором времени предстояло держать экзамен на ученика — и если бы я его сдал, то стал бы тем самым третьим обученным магом, благодаря которому Сора могла претендовать на переход в Старший Клинок. Так что какого-то особого к себе отношения с её стороны я не усматривал. Чистый расчёт.

Таким же расчётом с моей стороны стала просьба к Удо. Я сказал, что хочу обучиться медицине — хотя бы на том уровне, который возможен без развития сродства с Деревом. Если бы выгорело, я бы подбил одним камнем сразу несколько птиц. Во-первых, это позволило бы мне легализовать начальные, самостоятельно наработанные навыки. Ну, и устранить пробелы в знаниях. Во-вторых, медиков принято беречь и уважать — по понятным причинам. Целители вступают в бой последними, если вообще вступают, а значит, на нормальных заданиях они рискуют меньше всех. А мне хотелось прожить подольше. В-третьих, просьба об обучении стала самым серьёзным намёком на жалобу, какой я мог себе позволить.

Джиро с компанией определённо меня... заклевал. И ладно ещё я. А вот окажись на моём месте обычный бесклановый пацан, он мог бы и сломаться. Все эти жестокие забавы изначально не были ни приятны, ни безопасны, но раз дело дошло, по сути, до попытки убийства... нет, со всем этим нужно что-то делать. И срочно.

Сломанные ноги Удо и Тани мне залечили. Причём пока я валялся в их доме, понемногу выздоравливая, Удо скрасил моё вынужденное безделье, оставив у моего ложа три свитка по медицине.

Один — про правильное преобразование сеф в ци, без использования костыля в виде мудры превращения. Для меня почти бесполезный, но теперь я хотя бы мог сослаться на него, объясняя, где и как я научился этому преобразованию. Второй, самый объёмный — с заумью на грани философии, про телесные меридианы, стимуляцию природной регенерации и "живой баланс". А третий, самый полезный — про то, как правильно применять Целительное Касание и об ограничениях этой Формы. Вот тут как раз никакой зауми, всё описано чётко и предельно понятно: как именно сосредотачивать сеф в ладонях и пальцах, как правильно чередовать мудры для преобразования её в ци нужного "оттенка" (и как этот "оттенок" почувствовать). Наконец, как надо тренировать клапаны рук для улучшения чувствительности, незаменимой при диагностике и экономном адресном воздействии.

Если учесть, что Целительное Касание — на редкость универсальная Форма, при помощи которой, будучи посвящённым, можно даже отрубленные конечности возвращать на место, получается, что необходимый для полевого медика минимум знаний мне дали.

Вот только в формальном наставничестве Удо отказал, да и переписать свитки не позволил. Клановые секреты, всё такое. Правда, ещё Удо прозрачно намекнул: мол, вот когда станешь посвящённым, Рюхей, и если не растеряешь желания овладеть сродством с Деревом...

Ну и бес с ним.

В конце концов, хоть об этом знаю только я, содержимое свитков (даже второго, заумного: лишних знаний не существует!) я скопировал с точностью до знака, сохранив нематериальные копии во внутреннем мире. Самостоятельно тренироваться в применении того же Целительного Касания мне также никто не мешает, так что обойдусь без формальностей.

Важнее уметь лечиться и лечить, чем иметь право зваться целителем.

Оборот второй (2)

Вот и экзамен. Арашичиро Дайки в своей несказанной мудрости устроил тест на выбывание, столкнув лбами меня и Мисаки. О моих тёрках с этой мелкой сучкой он как минимум догадывался — значит, у меня будет отличный повод показать всё, на что способен. Если всё равно проиграю... ну, я же всего лишь кандидат-принятый, а Мисаки — потомственная. С другой стороны, умудрюсь победить, и это будет не так позорно для Старшего Клинка, как в случае победы над тем же Джиро. Который хоть не наследник главы, а младший брат наследника, но всё равно слишком высоко стоит в иерархии клана, чтобы ставить его против меня. А победа над девчонкой есть победа над девчонкой.

Нет, ведьмы считаются ничем не хуже магов, но... во-первых, я ещё не маг, а Мисаки — не ведьма. Кандидаты, не более. Во-вторых, ведьмы, конечно, не хуже, но к ним всё равно относятся... не так. Не в том дело, что женщину могут послать на задание по добыче сведений через соблазнение. (Мужчину тоже могут, кстати). "Сладкие" ведьмы и маги полноценными членами клана не считаются; Арашичиро — не Аяме, мы — боевой клан.

Просто для вынашивания и рождения ребёнка с сильной сеф нужна женщина с сильной сеф. А вот качества отца в этом плане не так важны.

Взять хотя бы ту же Сору, за минувшие годы успевшую стать аж четвёртым посвящённым Младшего Клинка. По резерву она — уже самый настоящий мастер, правда, не из сильных. Так вот: если она понесёт от сильного мастера, потенциал ребёнка будет как минимум таким же, как у неё. А если от слабого посвящённого, дитя по своему потенциалу всё равно будет мастером. Меж тем у ведьмы уровня посвящённого шанс родить ребёнка с мастерским резервом не выше одной двадцатой. Не говоря уже о том, что сильное дитя истощает мать и семьи магов, в отличие от крестьянских, многодетными не бывают.

(Зато у использующих сеф дети почти не мрут во младенчестве и в детстве, к тому же болеют редко... если вообще умудряются подхватить заразу: я вот, например, за всю свою вторую жизнь даже ни разу не покашлял. А ведь обычному ребёнку ночёвка со сломанными ногами в зимнем лесу, под мелким ледяным дождём, стоила бы как минимум жестокой простуды!).

Вот и выходит, что в политике кланов ведьмы куда важнее в качестве потенциальных матерей, чем в качестве дополнительных боевых единиц.

С другой стороны, стать сильной ведьмой без участия в боевых действиях сложно...

Все эти выкладки, кстати сказать, я почерпнул из медицинского свитка номер два. Да-да, того самого, с туманной философией и столь же туманными намёками. Нет, напрямую там ничего подобного не говорилось, но... я, в отличие от сверстников своего тела, неплохо умею читать между строк. Ну и разговоры Арашичиро между собой иногда дают повод для... интересных выводов. Очень, гм, интересных. Главное — уметь слушать... и слышать. Полезные навыки.

Для выживания.

— Итак, вы всё поняли? — цедит Дайки, глядя аккурат посередине между мной и Мисаки. — Тогда начнём через сто ударов сердца. Сора, проследишь.

Цапнув Мисаки за плечо, наставник исчезает вместе с ней в туманном облачке Переноса. Хорошая Форма, жаль, что не боевая — ибо несовместима с ускорением сеф — и весьма затратная. Особенно если Перенос выполнять с грузом и на значительное расстояние (а Дайки с подопечной сейчас должен оказаться на противоположном конце не маленького полигона... хотя я бы на его месте перенёсся в два или даже три приёма: если Сдвиг на вдвое большее расстояние требует примерно вчетверо больше сеф, Перенос может иметь такое же свойство).

Сора, покосившись на Тани, перевела взгляд на меня и прозрачно намекнула:

— Надеюсь, ты покажешь себя не только сильным, но и разумным магом, Рюхей?

"Не вздумай убить или хуже того — искалечить её, сопляк!"

— О, я вполне разумен, наставница, — слабо улыбнулся я, выдавая ответный намёк, — Мне хорошо известно, что терпение — первейшая из добродетелей мага.

"Я не собираюсь спешить с местью засранке, не беспокойся".

Однако мой намёк Сору почему-то не успокоил, да и Тани, которой предстояло в случае чего латать нас после экзамена, посмотрела на меня... почти испуганно?

Ха!

Ладно, пока ещё есть время, надо закончить с планированием и подготовкой.

Что я знаю про Мисаки? К сожалению, не так много, как хотелось бы. Поскольку она почти ученица, да к тому же потомственная, следует ожидать от неё хороших — потехничнее моих — навыков рукопашки в сочетании с использованием сеф для, как минимум, ускорения движений. Она не хуже (но, к счастью, вряд ли сильно лучше) знает те самые Сокрытие, Превращение, Сдвиг и Смену Облика с Лёгким Шагом. Впрочем, Сокрытие с Превращением мы оба вряд ли будем применять: в исполнении кандидатов это поможет разве что против вчерашних крестьян, вышедших, как говорится, на кривую тропу разбоя. Плюс экзамен ограничен по времени.

Так что если засесть где-нибудь под Сокрытием и Превращением, для пущей надёжности не двигаясь, можно просто-напросто не встретиться с противником. Тогда экзамен не зачтут обоим. Для Сдвига нужны заготовки, и у меня пара особых швырковых ножей с собой есть... да и на месте можно немного попортить кору деревьев, готовя поле боя. Но Сдвиг всего лишь поможет не проиграть, ибо я не такой мастер этой Формы, чтобы совмещать её с внезапной атакой.

Так что для победы нужно нечто иное. У Мисаки припрятанным ножом могут оказаться клановые Формы Воздуха... а у меня? Что ж, приёмная мать хорошо вложилась в моё обучение, и у меня в закромах тоже сыщется пара подходящих Форм моей стихии. Надеюсь, этого хватит.

Надоело ходить в кандидатах!

— Пора, — напоминает Сора.

Быстренько складываю пальцы в мудру средоточия, "помогая" разогнать сеф (я такой примитив вообще-то без активаторов выполняю и без задержек, Сора в курсе... но Тани о моих талантах знать не обязательно). И под небольшим, как раз ученику впору, Ускорением срываюсь с места. Через полигон протекает небольшой ручеёк. Мне надо добраться до него до того, как Мисаки меня отыщет. Да ещё успеть сделать всё задуманное не у неё на глазах. Иначе мой красивый, умный план рассыплется, как трухлявый пень от пинка под Усилением.

Ага. Вот он, ручеёк. Но что, если я уже обнаружен? Придётся потратить ещё немного времени, так как полагаться на случай хорошему магу не годится. Цепочку из шести мудр завершает всё та же мудра средоточия, и... как будто ничего не происходит. Но мне-то лучше знать, что и как, ведь я использовал Паутину.

В список стандартных Форм она не входит. Немудрено: я разработал её сам, желая хоть как-то дополнить свою довольно куцую естественную чувствительность. Сей приём откровенно сырой и местами дырявый (например, с его помощью я не могу обнаружить передвижение противника под землёй, как и летающих противников). К тому же при его разработке я принёс в жертву незаметности всё остальное, от радиуса действия до надёжности. Но на Мисаки моей Паутины должно хватить, и если она приблизится ко мне шагов на шестьдесят или чуть меньше, Форма засечёт её...

Надеюсь.

А пока в границах, оплетённых бесплотными ниточками Паутины, никого нет:

— Водяной Двойник, — выговариваю одними губами, воздерживаясь даже от шёпота. И из русла ручейка восстаёт заказанный двойник. Моя точная копия, созданная союзом сеф и стихии. Поглотившая две трети моего не такого большого, как хотелось бы, резерва.

Двойнику не надо объяснять мой план, ибо его сознание — также копия, и он знает, с какой мыслью я вызывал его (есть, есть свои преимущества у магов разума! Сора, которая научила меня этой Форме, без устного инструктажа своему Двойнику обойтись не может... или делает вид?). Так что я молча передаю ему ножи, заготовленные для Сдвига, а также полдюжины простых швырковых и один боевой, покрупнее и из металла чуть поприличнее. Сам я использую Смену Облика и в три приёма запрыгиваю на высоко расположенную толстую ветвь ближайшего дерева с удобной развилкой. Где настаёт черёд восстановительной медитации. Неглубокой, с расчётом максимально быстро перейти к максимально качественному Сокрытию сеф.

Остаётся подождать Мисаки. И правильно сыграть роль.

К тому времени, как мелкая засранка соизволила-таки отыскать меня (точнее, двойника), моя копия успела пристроить ножи с якорями для Сдвига. И даже подготовить для ускоренного применения Форм Воды небольшую лужу около ручья. (Вода, загодя пропитанная сеф, отзывается куда легче. Если делать того же Водяного Двойника без источника влаги, прямой материализацией сеф, на это уйдёт три четверти моего нынешнего резерва самое малое, да и сам Двойник выйдет хилый. Если вода есть, для создания Водяного Двойника с минимальной запиткой уйдёт примерно пятая часть резерва. Ну а если делать копии из пропитанной моей сеф воды, я могу осилить разом целую дюжину... другое дело, что в таком количестве нет смысла: их крохотного резерва хватит самое большее на "жизнь" в течение нескольких десятков ударов сердца, даже если они будут просто стоять).

Увидев "меня", то есть мою копию, Мисаки без долгих разговоров сложила короткую цепь мудр и выдохнула во врага Лезвие Ветра. Двойник не пропустил атаку, а невысоко подпрыгнул, оттолкнулся от ствола ближайшего дерева и перескочил к дереву соседнему. Откуда и швырнул в соперницу три метательных звезды. Ножи, видать, решил поберечь. И правильно сделал. Пока он уклонялся от Лезвия Ветра при помощи акробатики, Мисаки тоже на месте не стояла. Укрываясь за деревьями, она ответила метанием железа на метание железа.

Несколько десятков ударов сердца так оно и шло. Двойник пытался достать её, она — достать двойника. С той разницей, что метательный запас копии таял быстрее, потому что Мисаки, выгадав момент, ещё трижды пыталась поразить её Лезвиями Ветра.

Будь она сильным посвящённым, результат выглядел бы получше. Мастер-то уж точно располовинил бы мою копию без особого труда, если бы попал. Но слабые Лезвия недоведьмы имели поражающую силу немногим большую, чем удар топором, и учинить в лесу просеку никак не могли. "Я" легко избегал урона от вражеских Форм, прячась за деревьями. С другой стороны, некоего тактического успеха Мисаки добилась, ибо вскоре копии стало нечего метнуть в ответ.

Однако ещё до наступления этого момента моя соперница решила перевернуть ещё одну из своих тёмных фишек*. После недолгого сосредоточения она метнула очередной нож... Вот только этот нож, видимо, напитанный сеф Воздуха и оттого сильно улучшивший свои пробивные свойства, пронзил довольно толстый ствол дерева, за которым укрывался "я", навылет.

/* — место карт в описываемом мире занимают фишки из кости, дерева и реже металла, чем-то похожие на кости домино или, скорее, маджонга. Картонные фишки тоже есть, но считаются для серьёзной игры не годными — ибо традиции, восходящие к гаданиям по бараньим лопаткам и панцирям черепах, не одобряют такой замены. Игр с фишками хватает, но есть и общие термины. Например, тёмной фишкой называется та, что сдана игроку рисунком вниз. "Перевернуть тёмную фишку", говоря в переносном значении — всё равно, что выложить козырь./

Мой план повис на волоске. Ситуацию спасло лишь то, что Двойник в очередной раз решил сменить укрытие и потому под бросок не попал.

А ведь случись худшее, таким приёмом противница могла бы меня убить... как хорошо, что внизу танцует узор уклонений Двойник, а не я!

— Сдавайся, неудачник! — завопила Мисаки отнюдь не музыкально. — Трус! Хватит бегать, дерись уже! Или штаны намочил?

Не отличающиеся последовательностью выкрики напомнили Двойнику о том, что не только она может использовать стихийные атаки. Быстренько добежав до той самой лужи, моя копия сложила короткую цепь мудр. Повинуясь выплеску сеф, влага из лужи выстрелила вверх коротким фонтаном, а затем полетела в цель цепочкой Водяных Пуль. Поражающей силой эти Пули, разумеется, блистали не более, чем Лезвия Ветра в исполнении Мисаки, но они хотя бы заставили её заткнуться и поскорее искать укрытие.

Картину боя это тоже меняло. Ранее я не давал развесёлой троице повода заподозрить, что владею дистанционными стихийными Формами атакующего типа. Так что Мисаки вполне могла счесть, будто сможет сравнительно безопасно закидать меня Лезвиями и своими ножами повышенной бронебойности, не рискуя вступать в ближний бой без Джиро и Кано. В технике чистой рукопашки она меня опережала, но не так, чтобы очень, а преимущество большей силы, роста и длины рук оставалось за мной, невзирая на полгода разницы в возрасте не в мою пользу.

Даже если бы Мисаки уделала меня в рукопашной, ответных колотушек она бы не избежала. Уж что-что, а на законных основаниях подбить ей зенки и своротить набок челюсть я б не отказался. Вернуть хотя бы часть долга — что может быть лучше?

И она прекрасно это понимала.

— Свои штаны проверь, поганка! — оскалился мой Двойник, подготовив ещё пару Водяных Пуль, по одной на руку, но не спеша их метнуть. — Я тебя сей... ксо! Какого беса, Кано?!

У выглянувшей из укрытия Мисаки глаза на лоб полезли. Поскольку "я" (то есть моя копия) вынужденно ушёл Сдвигом от внезапной атаки "Кано" (вернее, сбросившего маскировку из Сокрытия и Превращения — но не Смены Облика! — меня настоящего). В дерево, росшее за спиной копии, глубоко вонзился швырковый нож "Кано".

— Не ори, придурок, — прошипел я, прыжками от дерева к дереву перемещаясь поближе к Мисаки. — Будешь орать — прибьём к демонам!

— Двое на одного! — возопил Двойник. — Это нечестно!

— А жизнь вообще нечестная штука. Верно, шлюхин сын?

— Получайте, гниды!

Лес накрыл настоящий град Водяных Пуль, каждая из которых при попадании вполне могла сбить с ног, а то и кости переломать... и даже свернуть шею, при особой удаче. Двойник щедро расходовал остатки энергии, чтобы прикрыть мой финальный манёвр. И я в облике Кано успешно добрался до дерева, за которым укрывалась Мисаки... где аккуратно, но сильно, по рукоять, воткнул ей в спину свой боевой нож. Под правую лопатку, аккурат туда, где нет риска мгновенно убить, но и продолжать драку с такой раной не вышло. Кстати, с той же целью я смазал для надёжности свой нож слабым растительным ядом.

Выражение физиономии Мисаки, развернувшейся к "предателю" и обнаружившей на его месте меня уже без Смены Облика, стало одной из жемчужин моей коллекции приятных воспоминаний.

* * *

Приятнейший денёк. Солнце сияет с небес, начисто отдраенных не только от всяческой хмари, но даже от облачной пены — следа большой уборки. В середине ночи она прошелестела мимо буйным ливнем без грома и молний, оставив поутру лишь запах влажной свежести, юной листвы и сырой земли. Так что моего настроения не портит даже необходимость участвовать в делах клана. Достаточно вспомнить, что Мисаки пролетела с повышением в ранге, а я — вовсе даже наоборот, как на лицо сама собой выползает совершенно детская, широкая лыба.

О да! Сегодня, на первом собрании команды, я ощущаю себя отнюдь не на возраст своего духа, а ровнёхонько на возраст своего тела. А то и меньше.

— Ну что ж, давайте знакомиться, — говорит моя приёмная мать, обводя нас внимательным взглядом тёмно-карих глаз. — Я Арашичиро Сора, четвёртая посвящённая Младшего Клинка, ваш полевой командир и наставник. Специализируюсь на разведке, маскировке и тихих убийствах. В рукопашном бою — середнячок... для посвящённой. Владею восемью стихийными Формами Воды, в иллюзиях и медицине слаба. Цемора, артефакторика, менталистика и владение длинным клинком тоже не мои сильные стороны. Резерв приближается к мастерскому, имею способность прямого ощущения сеф. Повышена в ранге из учеников через экзамен, шесть лет назад, — и успешно выжила, и накопила драгоценный опыт. Умный намёк поймёт. — Ваша очередь.

— Я... меня зовут Джунко. — Девчонка с болотно-зелёными глазами, коротко остриженными рыжеватыми волосами, откровенно некрасивым узким лицом и хилым, как для ведьмы, телосложением. Нехилой у неё отросла только грудь — не меньше, чем у нашей наставницы, куда более крупной и рослой. — Ученица... стала ученицей два года назад. С рукопашным боем слабо, стихийная предрасположенность — Камень... и-и-и... владею приёмами первой помощи... и иллюзиями... чуть-чуть. Резерв сеф... ниже нормы.

Почти против воли морщусь. Офигеть напарница! Если она не занижает свои данные, то эта Джунко — просто мясо. С маленьким резервом о боевом... да какое там боевом — вообще о любом применении Камня лучше даже не задумываться. Тем более что Форм своей стихии она, кажется, вообще не знает, ибо из принятых. А эта её неуверенность?

Вообще непонятно, как она в ученики-то пробилась. С виду ей не то пятнадцать, не то аж все шестнадцать... легла под кого-то?

— Спасибо, Джунко. Теперь ты.

Ровесник предыдущей напарнице, на полголовы выше Соры, крепко сбит и широкоплеч. Из-под короткого ёжика светлых волос — более светлых, чем смуглая кожа — блестят светло-синие глаза. Этот уж точно родился в клане, и по нему это, демоны ему в глотку, видно. Арашичиро из Старшего Клинка почти все такие — смуглые и соломенноволосые, только оттенок глаз разнится да черты лиц...

— Арашичиро Горо, пятнадцать лет, — ну да, по голосу слышно: этакий басок с хрипотцой. — Рукопашный бой выше среднего, резерв выше среднего, умею бросать Лезвие Ветра без сложения мудр и запитывать сеф Воздуха оружие. Повышен до ученика четыре года назад. Углублённо изучаю искусство боя длинным клинком последние три года.

Напорист, нагловат и самоуверен. О слабостях — ни слова. Вот только почему его, всего такого замечательного да красивого, засунули в свежесформированную команду под началом посвящённой из Младшего Клинка, причём в напарники определили тоже бывших принятых?

Впрочем, об этом потом. Моя очередь:

— Меня зовут Рюхей. Экзамен на ученика держал два дня назад, — и потому опыта полевой работы не имею. Очередной намёк для понимающих. — В рукопашном бою не силён, в метании тоже не особо хорош. Из сильных сторон: владею двумя Формами Воды, неплохой резерв... для ученика.

Арашичиро Горо при этом уточнении фыркает. Джунко вздрагивает, реагируя на этот фырк; в чувствах её раздрай, густо замешанный на страхе и смущении. Сора одобрительно улыбается... вот только её эмоции, как всегда, скрыты барьером пустоты.

— Ты забыл упомянуть, что владеешь Целительным Касанием. Кстати, я рассчитываю, что ты, Рюхей, поможешь Джунко с изучением медицины... и с практикой в иллюзиях. Ну а Горо вам обоим поможет с рукопашным боем, раз уж на его стороне и техника, и опыт. Заодно сойдётесь поближе, притрётесь друг к другу.

Горо глянул на Джунко.

— Притрёмся, командир. С удовольствием.

— Не перегни палку с удовольствиями, — посоветовала Сора. Вроде бы мягко, но при этом пустота на месте её эмоций ненадолго вывернулась наизнанку, придавив Горо нешуточным прессом жажды крови. Парня проняло. — Ты ведь вроде не дурак и хочешь выжить, а во время выполнения серьёзных заданий выживание мага зависит от напарников... верно?

— Да... командир.

И на этот раз в последнем слове ни малейшей иронии не чувствовалось. Хищник почуял хищника покрупнее — и отступил.

* * *

Кто-то неглупый когда-то сказал: хороший маг может не владеть ничем, кроме рукопашного боя, но маг, не владеющий рукопашным боем, хорошим быть не может. Стихийные Формы, иллюзии, цемора и предметы Силы, медицина... это всё хорошо и нужно, но пользователь сеф без рукопашки в нашем жестоком мире — мясо. И Сора взялась за нас троих всерьёз, делая упор именно на рукопашку и связанную с ней тактику. Нам объявили прямо: пока мы, все трое, не научимся держать Ускорение, Усиление и Укрепление тела, причём одновременно и безо всяких там костылей, то есть мудр — на серьёзные задания она нас не пустит. Грамотно перемещаться и драться, применяя эти основы, можно учиться прямо в бою. Но ввязаться в бой с кем-то опаснее обычных бандитов, не владея "тремя У" — верная смерть.

Горо неспроста сказал, что силён в бою без оружия. Он действительно умел держать без сложения мудр Ускорение, Усиление и Укрепление тела, к тому же владел хорошей базовой школой, как это и положено рождённому в клане. Вот только Сора в два счёта доказала ему, что базовой школы недостаточно и её опыту он таки проигрывает. Вчистую. Тем более, что Горо, по её мнению, недоставало контроля за круговоротом сеф (отчего ему непросто давалось удержание "трёх У" подолгу и он расходовал на это куда больше сил, чем нужно), да и с тактикой имелись проблемы.

Особенно с тактикой совместных действий. Предсказуемо.

Что же касается Джунко и меня... эх. Ни школы, ни должных физических кондиций (у меня просто по молодости тела, у Джунко... не ведьма — девчонка!), ни опыта. И Сору это не устраивало. Совсем. Так что первую половину дня, всё время между завтраком и обедом, нас гоняли, как гусей. Сора занималась с Джунко, Горо со мной. Впрочем, иногда пары менялись — и тогда я начинал жалеть, что моим изби... обучением занимается не более опытный напарник, а командир. У четвёртой посвящённой Младшего Клинка требования оказались куда выше, Горо-то от нас, принятых, особых чудес не ждал...

А вот после обеда Сора брала повторяющееся задание по охране базы (как чувствующей сеф ей охотно поручали такое и неплохо платили при этом), и начиналось самое интересное. Не самое лёгкое, нет. Именно интересное.

Горо уходил отрабатывать клинковый бой с родственниками. Так что до следующего утра мы его физиономии больше не видели. А я и Джунко принимались за медицину (после тренировок в рукопашке, как и во время них, ВСЕГДА есть что лечить... причём приходилось не каждый день, но регулярно наведываться к клановым медикам с травмами, для самостоятельной практики недоучек слишком сложными) и за отработку иллюзий. Ей — практика по наложению, мне — по распознанию и снятию. Ну и по наложению тоже: я не собирался упускать возможность овладеть хотя бы азами столь полезного искусства. Как ни крути, в одиночку в Формах иллюзий даже на уровень ученика не выйти: нужен живой и желательно мыслящий объект, на который наводится воздействие. Не то в своём предыдущем воплощении я бы отрабатывал и эти Формы.

В общем, иллюзии для меня стали новым и потому особенно интересным опытом.

* * *

Успокаивающий шелест ливня за тонкими стенами и сомкнутыми раздвижными дверьми. Я и напарница одни в доме, закреплённом за Сорой. Идёт очередной послеобеденный сеанс взаимолечения. Потратив половину сеф, восстановившейся за едой, я подлатал Джунко.

А вот у неё с аналогичным действом не заладилось. Снова. Целительное Касание в её исполнении рассыпалось на середине лечения... не то из-за "недостатка контроля", не то из-за "исчерпания сеф".

— П-прости... я бесполезна...

— Переигрываешь.

— А-а? Рюхей, т-ты...

— Поблизости нет никого, способного нас подслушать. Я не Сора, полноценным хирватшу не владею, но тоже имею немножко расширенные чувства. Тот, кого я не смогу заметить, не станет подслушивать разговоры учеников, напарница. Так что расслабься.

...Не сразу, но достаточно быстро я начал подозревать, что Джунко валяет дурака. Точнее, притворяется почти ни на что не годной слабачкой. Нет, если не вдумываться, эти её почти заикания, робость и всё остальное смотрелись довольно убедительно. Эмоции, которые я мог уловить, тоже вполне соответствовали игре. Как и факты биографии. Она действительно имела небольшой даже для ученицы резерв, действительно откровенно слаба в бою без оружия, имела стихийную предрасположенность к Камню... и так далее.

Штука в том, что даже те скромные успехи в медицине и наложении иллюзий, которые она считала возможным демонстрировать, требовали такого контроля, что сложности с поддержанием "трёх У" Джунко должна иметь на уровне Горо. Говоря проще, она вылетала бы из Ускорения с Усилением и Укреплением во время долгих спаррингов — но не потому, что не хватало контроля, а потому, что заканчивался резерв. Она же постоянно занижала свои успехи в рукопашке, делая вид, будто при поддержании Ускорения и Укрепления без мудр ну никак не может Усиливать удары. Присмотревшись, я обнаружил и другие подобные неувязки.

С одной стороны — какое мне дело до поведения Джунко? Это Горо смотрел на неё весьма масленым взором, на мой же взгляд напарница любовного томления не вызывала — в этом плане моим вкусам больше соответствовала Сора. Более подходящая также и по возрасту, и особенно по характеру. Джунко также не приходилась мне ни роднёй, ни подругой. Но... узы, связующие в единое целое команду магов, всё-таки не пустой звук. Сделать так, чтобы ведьма одного со мной клана за моей спиной стала как можно сильнее — в моих интересах. Поэтому я решил поговорить с ней. Более откровенно, чем раньше. Для чего выбрал наиболее подходящий момент...

Прямо сейчас.

— Я понимаю тебя. Мы, маги Младшего Клинка — расходный материал. А Сора обещала не выпускать нас в поле недостаточно подготовленными. Поэтому затягивать подготовку к заданиям, где запросто могут убить, — в наших общих интересах, Джунко. Проблема в том, что ты не просто затягиваешь подготовку. Ты её срываешь.

— Я-а-а... это не так!

— Перестань, — я поморщился. — Говорю же, нет рядом никого. А я точно тебе не враг... и не возможный насильник.

— А ты не мал о таком рассуждать?

Ухмыляюсь в ответ на ухмылку Джунко. "Решила-таки приоткрыться? Хорошо!"

— Моя мать работала в припортовом борделе. Догадайся, кем. Ну и сам я, говоря прямо, не самый глупый ученик в клане. Кстати, твоя маска довольно хороша, я смог заглянуть под неё лишь потому, что сам не чужд медицине и знаю, какой контроль нужен для того же Целительного Касания. С таким контролем — и позориться на тренировках рукопашки...

— О.

— Ага. Лжецов ловят на мелочах.

— Я запомню, — пообещала Джунко. Причём без заиканий.

— Запомни ещё кое-что. Притворство — это, конечно, хорошо. Ни один маг не откроет всех своих тайн даже соклановцам, даже напарникам. Но... если ты нацелилась войти в клан через брак, тебе надо поменять стратегию. Иначе тебя даже наложницей не возьмут.

— Не понимаю.

— Ещё когда я был принятым, мне довелось полежать с переломами у наших клановых целителей... и выпросить несколько свитков по медицине. Так вот...

Я кратко рассказал Джунко о том, почему сильные маги стараются иметь детей от сильных ведьм и как пришёл к таким выводам.

— Короче, чтобы заинтересовать шишек из Старшего Клинка, а не юнцов вроде Горо, тебе надо раскачивать, раскачивать и ещё раз раскачивать резерв. С потенциалом суго, духовной силы, дела у тебя неплохи — специализация сказывается, а вот с ци... сама понимаешь. Посмотри на командира нашей команды — вот кто идёт правильным путём.

— Н-но... я уже слишком стара, чтобы...

— Чушь. Резерв сеф растёт до двадцати пяти. Конечно, если его развивать. У тебя ещё лет десять в запасе. Может, до уровня мастеров дотянуть и не сможешь, время упущено... но стать сильной по резерву сеф посвящённой или слабым подмастерьем — это при должном усердии просто.

— Откуда ты столько знаешь?

— В свитках прочитал. Может быть. А может, и подслушал.

Джунко посмотрела на меня. Очень внимательно.

— Ни один маг не откроет всех своих тайн, да?

— Именно. И я бы промолчал, вот только рано или поздно нам придётся рисковать жизнями в поле. К тому времени мне бы хотелось иметь рядом не только сильного командира, но и сильных напарников. Шкурный интерес.

— Понятно.

Часть секретов я всё-таки открыл. Теперь Джунко мне обязана — и сама признала это.

Вот и хорошо.

* * *

Форсировать успехи мы с напарницей не стали. Мы "просто" не сосредотачивали усилия на устранении своих слабостей. Поэтому наши успехи в ближнем бою росли не быстро... но всё же росли. И чуть менее, чем через полгода после моего экзамена на ученика Сора убедилась, что её требование выполнено и все мы способны держать "три У" на протяжении пятисот ударов сердца. Без мудр и других активаторов. Или держать ускорение полный час (а под ускорением даже ученик способен пробежать за час, самое малое, такое же расстояние, какое караван одолевает целый день). В общем, необходимый по её мнению минимум навыков мы получили.

И нас тут же отправили на задание. Простое. Доставка документов средней важности. Уже знакомый мне Арашичиро Дайки, явившийся прямо на нашу утреннюю тренировку, сунул Соре опечатанный свиток размером с её предплечье:

— В Кутаго, срочно, командное на сутки.

После чего исчез в Переносе.

— Так. Внимание! — мы послушно прекратили упражнения на разогрев и уставились на командира. — Нам предстоит первое командное задание. Пора выводить вас в поле. Молнией до дома, хватайте припасы, чтоб на два дня хватило четверым — но не больше! Горо, проследишь. Снаряжение — по второму списку. Потом бегом сюда. Вперёд!

И мы рванули к дому за припасами и снаряжением. После чего, выдержав проверку у Соры на предмет правильности экипировки, рванули уже в сторону Кутаго. Напрямик. Лесом, полем, болотом, речкой, болотом, лесом, длинным прыжком преодолеть не самый узкий овраг и снова мчаться по лесу, не жалея ни ног, ни резерва. Лёгкий Шаг в помощь.

Мне приходилось особенно тяжко: контроль контролем и подготовка подготовкой, но когда у тебя просто из-за возраста тела конечности не выросли до нормальной длины, угнаться за магами постарше... трудно. Обычная команда учеников вообще не могла бы позволить себе такой забег — на самой грани доступной скорости. Мало ли, напорешься на команду из враждебного клана, и прощай, жизнь. Но так как радиус уверенного обнаружения у Соры, по её словам, превышал три тысячи локтей* (при этом командир старательно обходила молчанием вопрос, насколько именно превышал), мы могли быть почти уверены, что внезапное столкновение с вражескими магами нам не грозит. И, даже если злая судьба выведет нас на путь чужого мастера, мы успеем хотя бы приготовиться к бою... и смерти.

/* здесь: 1 локоть ~ 0,48 м; таким образом, 3000 локтей ~ 1440 м./

Кстати, о чужих мастерах.

Поблизости — иначе говоря, на островах, до которых при хорошем ветре и не на совсем уж пузато-гружёном каботажнике можно дойти дня за три-четыре — обитает, помимо Арашичиро, ещё восемь крупных кланов. "Крупных" — значит "имеющих в своём составе более ста магов ранга ученик и выше". Кланы эти:

Акияма — мастера атакующих Форм, владеющие секретом Синего Пламени;

Аяме — специалисты по перевоплощениям, приёмам скрытности и добыче информации. Что забавно, клан состоит из ведьм на две трети и есть несколько расхожих шуток про магов, попавших в плен к Аяме. В прямом бою слабы, чтобы скомпенсировать это, используют яды;

Имахоши — "обломленная" ветвь старого и многочисленного самурайского рода Хоши. Славятся барьерными Формами и артефактами, изготовленными при помощи цемора — в особенности оружием и бронёй;

Ренджиро — мастера стихии Воды и иллюзий;

Сейичи — сравнительно мирные ребята, спецы по рукопашке и целительству;

Тэннобу-Го — формально пятая ветвь Великого клана Тэннобу, фактически же осколок великого целого, состоит в основном из специалистов Форм Молнии и мечников;

Фуджита — спецы по Камню, мастера ловушек "физического" типа и фортификаторы;

и, наконец, Югао — обладатели врождённого ватшу* Льда и соответствующих Форм.

/* — понятие ватшу весьма широко, буквально это слово переводится как "ограничение порядка" или "управляемый хаос"; в данном случае под ним понимается комплекс передающихся по наследству более-чем-нормальных способностей к определённому преобразованию сеф. У этой способности, как и любой другой, есть оборотная сторона. Например, те же Югао платят неспособностью освоить на приемлемом уровне Формы обычных стихий, так что появление Владык Земли или Неба в этом клане невозможно. Впрочем, это вряд ли их печалит, поскольку Формы Льда кратно сильнее обычных стихийных: при равных тратах сеф они получаются намного эффективнее. Подробнее о ватшу см. глоссарий./

Так вот, Аяме и Сейичи в основном нейтральны. Югао тоже можно особо не бояться, их разве что безумец обвинит в задиристости. Кроме того, благодаря своему ватшу маги этого клана поистине сильны: их посвящённый имеет неплохие шансы не только против мастера Аяме или одного из малых кланов, но и против мастера из Ренджиро... или Арашичиро. Тэннобу-Го снискали репутацию ребят, никогда не нападающих первыми (либо не оставляющих свидетелей своих нападений... впрочем, если учесть, что численность этой ветви Тэннобу, по некоторым сведениям, превышает полтысячи — мало кто решится выступить против них).

Но если маги Арашичиро, даже принятые, вроде меня, наткнутся на Акияма, Имахоши, Ренджиро или Фуджита — будет драка. Если с Имахоши и Фуджита ещё есть шансы разойтись относительно мирно, то с Акияма и Ренджиро шансов нет. Последние полвека эти кланы и Арашичиро ведут непрерывную тихую войну.

При этом Акияма точно так же воюют с Югао, собачась, буквально, как огонь и лёд. Ренджиро с Имахоши и тремя малыми союзными кланами составляют коалицию, дружащую против Тэннобу-Го, а Сейичи и Аяме, нейтралы, изрядно недолюбливают друг друга. Если верить слухам (в пересказе Соры), "медики" и "отравители" не упускают случая для пакостей в адрес друг друга, а то и вовсе тихо устраняют конкурентов.

Как нетрудно догадаться, у каждого клана, не только крупного, есть своя подконтрольная территория. Подразделяется она на "домашнюю", "ближнюю" и "спорную". "Домашняя" — это ближайшие окрестности баз. Регулярно патрулируется, проверяется чувствительными к сеф, сравнительно безопасна. "Ближняя" территория куда обширнее, в её пределах клан обладает преимущественным правом на поиск потенциальных принятых, заключение контрактов и выполнение заданий. Даже при передаче контракта другим кланам — например, если богатому торговцу на "ближней" территории нашего клана приспичило подлечиться с помощью сеф и ему нужны услуги Сейичи, а не Арашичиро — клан выступает посредником и гарантом таких сделок... не упуская возможности взять положенный процент. "Спорной" же территорией является земля, на которую как "ближнюю" претендуют два клана и более.

Как нетрудно догадаться, для Акияма и Ренджиро вся "ближняя" территория Арашичиро "спорная". Более того: мастера из этих кланов порой появляются и на чужой "домашней" земле. А иногда и шибко наглые посвящённые. С известным результатом. Говорят, любого посвящённого Акияма, который принесёт на базу головы трёх учеников Арашичиро, тут же сделают мастером... правда вот, мало кому удаётся совершить такой подвиг: в теории-то посвящённый действительно сильнее трёх учеников, особенно посвящённый, готовый к повышению в ранге.

Только вот командиры команд в любом из кланов тоже не из навоза слеплены. Я в Сору верю.

Правда, не настолько, чтобы усомниться в итоге встречи нашей четвёрки с опытным мастером вражеского клана. Размажет бьющей по площади атакующей Формой и не заметит. А уж если при нём будет команда посвящённых или мастер-напарник... спасите, благие ками! При этом враги заходят глубоко на земли нашего клана именно таким составом, не менее — чтобы либо иметь подавляющее преимущество при встрече со слабосилками вроде нас, либо сбежать, столкнувшись с магами, превосходящими классом и (или) количеством.

Хорошо ещё, что рейды сильных врагов происходят не очень часто. Три-четыре раза в году, больше — редко. Всем участникам понятно, что, во-первых, атакованный клан пошлёт рейд-группу уже на земли атаковавших. И эта рейд-группа натворит много кровавых дел, прежде чем её вытеснят на нейтральные территории. А во-вторых, что куда важнее, слишком активная вражда без последствий не обходится. Чтобы успешно уничтожить вражеский клан, придётся умыться кровью. Не один и не два клана магов из тех, которые нынче числятся малыми, если не вымирающими, стали такими как раз из-за успешных военных действий.

Да, от их врагов не осталось даже имени — и что? Вкус победы, оплаченной жизнями десятков сородичей, слишком горек.

Даже Тэннобу-Го не могут позволить себе ТАКИХ потерь.

Вот и тлеют вместо ярого пламени открытых боёв угли диверсий, укусов-отскоков, тихих рейдов и стычек на "спорных" землях. Такие уж у нас на островах развлечения для шпионов и убийц. Весело, аж кровь из горла.

...а что же командное задание в Кутаго? Да ничего. Добежали, доставили свиток, честь по чести завизировали у адресата (средней руки купца) выполнение задания и получили деньги — восемьсот лю. Потом посидели в открытом ресторанчике, лакомясь жареной рыбой и пополняя резерв за счёт вкусной еды. Закончив, пробежались обратно.

Ни происшествий, ни стычек, ни прочего беспокойства.

Всегда бы так.

Оборот второй (3)

Аккурат на моё двенадцатилетие судьба выдала "подарочек": встречу на "спорной" земле с командой клана Имахоши.

Впрочем, по порядку.

Минувшее время я потратил с толком. Дополнил свой арсенал ещё двумя Формами: Текучим Щитом (правда, на что-то, кроме траты сеф, годным только против немагов) и Водяным Хлыстом. Подросший до уровня посвящённого (слабого, но всё-таки) резерв сеф позволял применять стихийные Формы с большей силой или в большем количестве, да и с иллюзиями дела обстояли неплохо. Ожидаемо поднялось также всё, что прямо зависело от свойств понемногу растущего тела: скорость, сила, выносливость. Да и моё мужское естество вполне, гм, проснулось. Так что, если бы нашлось с кем, я бы мог стать отцом.

А вот улучшить навыки целителя не удалось: Сора настойчиво рекомендовала не копировать таланты Джунко, а сосредоточиться на стихии Камня, чтобы в перспективе команда обзавелась, помимо медика, своим фортификатором... а то так и артефактором. Упираться я не стал и начал развивать сродство с Камнем, для чего разучил Пылевое Облако — полезную из-за быстроты выполнения и относительно низкой затратности маскировочно-отвлекающую Форму. В общем, явного прогресса в магии хватало, чтобы где-то через пару лет уверенно сдать экзамен на посвящённого.

Оставалось лишь накопить десять тысяч, м-да...

В тайне даже от напарников и приёмной матери я довёл радиус обнаружения Паутины до трёхсот шагов. Улучшил свою чувствительность к чужим эмоциям, благодаря чему обычного человека в лесу мог обнаружить где-то шагов за полтораста-двести... и даже иногда проникать своим развившимся хирватшу сквозь эмоциональный блок Соры. Редко и лишь вблизи, но даже такой неполный результат стоил усилий. А главное, я отработал безымянную Форму, позволяющую проникать в чужие внутренние миры (правда, проку от этого немного, ведь открыто использовать такое я не мог, да и с тайным использованием намечались проблемы). К сожалению, заниматься практикой цемора я тоже не мог и потому успехи мои на этом поприще оставались минимальны. Впрочем, мне вполне хватало для развития и "разрешённых" областей магического искусства.

Разумеется, мои напарники и Сора тоже не стояли на месте. В частности, приёмная мать продвинулась в иерархии до третьей посвящённой Младшего Клинка и вовсю готовилась к экзамену на мастера. И выдаваемые её команде задания вполне отвечали росту наших навыков.

К примеру, то, после которого приключилась судьбоносная встреча с Имахоши, состояло в обнаружении и зачистке банды разбойников. Это официально. А на деле примерно три четверти всех нападений той банды приходилось на караваны торговцев, союзных Арашичиро, на землях, принадлежность которых нашему клану оспаривали Акияма. Сами мастера Синего Пламени в грязи с грабежом и убийством гражданских мараться не пожелали и наняли бежавшего с континента отступника из клана Лао Чи. Позже, когда всё закончилось, его происхождение по характерным чертам лица и особенностям амуниции определила многоопытная Сора.

Собственно, сам отступник пал благодаря её усилиям: ночью она пробралась в лагерь банды и заколола беглого мага во сне. Иначе задание осталось бы не выполненным. Всё-таки сорок с лишним здоровых мужиков плюс маг, по размеру резерва тянущий на подмастерье, а то и слабого мастера — отнюдь не та цель, которую команда учеников под началом посвящённой может легко одолеть в открытом бою. Но мы не стали играть в благородство: напали ночью, загодя наделав полтора десятка Двойников в качестве бойцов первой линии (пять моих, остальные — Соры) и вооружив их отравленным оружием (яд по усовершенствованному Джунко рецепту также был сварен заранее из собранных ею же ягод и корешков). Так что задание вышло грязным и кровавым, но сравнительно простым. Разобравшись с трофеями, существенную часть которых составили отрубленные головы разбойников — их мы позже сдали в казначейство городской управы Хигатама за дополнительное вознаграждение — мы вчетвером завалились в том же Хигатама в общественные бани.

А спустя примерно час расслабления в те же бани заявились Имахоши. Мастер-наставник и пара учеников. Испортили нам и себе отдых.

— Могу я услышать ваши имя и статус? — поинтересовался старший из чужих магов: здоровый мужик с кучей шрамов по всему телу, коротким ёжиком седых волос и густой, также короткой угольно-чёрной бородой. Чресла его прикрывало лишь полотенце, но его это не смущало. Не больше, чем нашу наставницу смущала полная нагота и неудобное местоположение (из онсэна даже опытный маг мгновенно не выскочит, к тому же разговаривать с кем-то, глядя снизу вверх, не слишком удобно — иначе всяческие власть имущие не любили бы так возвышающие троны).

Безупречно вежливая, возможности отказа фраза не подразумевала.

— Арашичиро Сора, — без запинки ответила уловившая подтекст ведьма. — Посвящённая.

Сообщать свой номер в иерархии она благоразумно не стала.

— Имахоши Кенджи, мастер главной ветви, — едва уловимо кивнул старший в группе противостоящих магов. — Как я понимаю, это ваши... подопечные?

— Да. Моя команда и ученики: Арашичиро Горо, Джунко, Рюхей. Отдыхаем здесь... после выполнения задания.

— А это моя команда: Имахоши Осаму, мой сын, Имахоши Хару, мой племянник.

Пожри меня красный они*. Трое клановых! Причём сыну, лишь немного менее здоровому, чем папуля, на вид лет двадцать, а племяннику — все двадцать пять. Оба, небось, не менее чем посвящённые, а то так и вовсе подмастерья. Хорошо ещё, что свои артефактные оружие с бронёй (а у этой троицы точно снаряжение артефактное, к гадалке не ходи) они оставили в раздевалке. Но всё равно расклады, мягко говоря, не в нашу пользу...

/* — разновидность демона-людоеда. Вполне аутентичная японская нечисть./

А жить-то как охота!

— Рада знакомству, — довольно кисло сообщила Сора, не слишком стараясь замаскировать ложь, в которую всё равно никто не поверит. — Что привело доблестных магов в Хигатама?

Читай: "С какого бодуна Имахоши припёрлись таким представительным составом в город, что в теории нейтрален, а на практике служит костью в грызне Акияма и Арашичиро?"

— Задание, — по-волчьи усмехнулся Кенджи. — С вами оно не связано... но отказываться от дополнительного заработка мы тоже не станем. Тренировочный бой, команда против команды. С заранее оговорёнными ставками.

— ...что ж. Согласна. Ваши условия?

— Хотите провести всё как задание через управу Хигатама?

— Не откажусь.

— Добро. Пятьдесят тысяч лю — приемлемый размер ставки?

— Вполне, — улыбнулась Сора. Моё хирватшу поймало исходящую от неё волну бешенства, впрочем, быстро задавленную самоконтролем. Наставницу понять легко: за выполненное задание с прекращением разбоя нам причиталось в общей сложности менее пяти тысяч лю. На всю команду. Без учёта расходов. Выплата полусотни тысяч лишит Сору накоплений последних двух-трёх лет. А ведь ей ещё сто тысяч за экзамен на мастера надо выложить!

Фактически Кенджи, выставив пару своих "учеников" против нас троих, собирался учинить слегка облагороженный грабёж. И не надо ля-ля про то, что лучше потерять деньги, но сохранить жизнь! За половину озвученной им суммы опытный маг-целитель из клана Сейичи вырастит руки лишившемуся их калеке, команда магов-убийц вырежет население пары деревень, а черноногий проживёт, не работая, лет десять. По достижении определённого порядка сумм деньги становятся ценны ничуть не меньше, чем жизнь. А если положить на незримые весы несколько миллионов лю, то ТАКИЕ деньги уже вполне могут определять судьбы целых городов и стран... собственно говоря, моя первая жизнь покатилась под откос, закончившись ссылкой в Обитель, после того, как я не смог вернуть одному мерзавцу займ в размере восьмисот тридцати тысяч лю.

Так что управление сеф — это, конечно, основа личной силы. Но и власть денег никак нельзя недооценивать.

Слово за слово, мы покинули бани, направляясь в городскую управу. Имахоши, разумеется, не упустили возможности покрасоваться в своих доспехах, по контрасту с которым наше снаряжение выглядело откровенно жалко.

От самурайских вариантов их броня отличалась сравнительной лёгкостью. Ткани больше, кожи и металла меньше и сами кожа с металлом тоньше. Однако обманываться видом брони не следовало: предоставляемая артефактами защита благодаря использованию сеф превосходила таковую для тяжёлых цельных доспехов. Мера превосходства напрямую зависела от размеров резерва. А с ним у всех троих Имахоши трудности отсутствовали. Потому они не побоялись уйти вперёд, взяв Сору в коробочку и подставив нам троим свои якобы беззащитные спины.

— Что будем делать? — тихо спросил Горо, когда наше отставание достигло десяти шагов.

— Что-что... — буркнул я в ответ ещё тише. — Драться. Только надо подойти к делу с умом.

— И как это? А, умник?

Однако в его голосе непроизвольно проскользнула надежда.

Вроде бы смешно: здоровый лоб семнадцати лет надеется на совет мальчишки, который на пять лет моложе. Но... это тело у меня моложе на пять лет. Свой истинный возраст я никому, конечно, не раскрывал — но при этом не особенно старался утаить, что сообразителен не по годам. Лучше частично раскрыться, чем сдохнуть, выполняя глупые приказы.

Своим "авторитетом" я бы спесь урождённого Арашичиро так легко не перебил. Но Сора на тренировках по командному взаимодействию, поочерёдно доверяя командование каждому из троих подопечных, выяснила, кто из нас будет лучшим в роли заместителя командира по тактике — и назначила на эту почётную, но ответственную должность меня.

— Думаю, — сообщил я. — Ясно, что в прямом и "честном" бою шансов у нас нет. Размажут. Тебе, Горо, лучше избегать отработанных прямых атак: они все старше, сильнее, опытнее. И Джунко к обычной тактике лучше не прибегать.

Горо в наших спаррингах играл не от обороны, а от атаки. Меч, напитанный сеф Воздуха, делал его серьёзным противником даже для опытной Соры. Лезвия Ветра в его исполнении стали быстрее, мощнее, плотнее и потому намного опаснее. Их усиленной разновидностью, Косой Ветра, Горо научился валить небольшие деревья, а Воздушными Кулаками — ломать кости. Вот только сомневаюсь, что против Имахоши с их знаменитыми артефактными барьерами будут эффективны что меч, что атакующие Формы...

Наш целитель-иллюзионист за прошедшее время изменилась сильнее всех. Начиная с того самого разговора Джунко усиленно раскачивала резерв и сродство с Деревом. В медицине она благодаря этому меня превзошла. Как рукопашница она тоже сделала большой рывок; её выносливость вышла за пределы естественной и выигрывать схватки на истощение стало её любимой стратегией. Маску неуверенной слабачки она отбросила за неактуальностью.

Вот только на этот раз затянуть бой — всё равно, что заранее подставить горло. Ну, допустим, продержится она дольше нас. Хотя сомнительно: у Имахоши длинные клинки тоже артефактные, её древесным щитам такое не остановить. Но допустим. А дальше? Навалясь вместе, они точно её задавят.

— И что в таком случае прикажешь делать? — прошипел Горо.

Я взглядом искоса постарался напомнить ему о выдержке. И ответил:

— То, к чему всегда прибегают слабые в столкновении с сильными. Уклонения. Уловки. Мы с Джунко попробуем заморочить их иллюзиями, я — отвлечь при помощи Водяных Двойников и Пылевого Облака. Кстати, не забывай усиливать его своим Порывом. И попытаемся отравить их. Что ещё остаётся?

* * *

Не знаю, какие чудеса дипломатии пришлось применить Соре и какие дополнительные условия предложить, но окончательные правила "тренировки команд", обозначенные в контракте, выглядели так: мы втроём работаем против пары родичей мастера Кенджи, а наставники только наблюдают и судят... но не вмешиваются. Иначе говоря, расклад четверо против троих поменялся на расклад трое против двоих. Каждая из сторон выставляет залог в 50.000, победившая сторона забирает всё. Смертельные удары и приёмы запрещены... но калечить оппонентов можно. Главное — помнить, что виновник увечья заплатит за его излечение целителям Сейичи из своего кармана... ну, или из кармана наставника, который (которая) уж точно найдёт способ взыскать долг со своего неосторожного подопечного. Обычные травмы, без которых поединок команд точно не обойдётся, обязалась исправить Джунко — после выявления победителей, конечно же.

Чтобы избежать лишнего ущерба, местом "тренировки" назначили скошенный луг у реки в полутысяче шагов от условной городской черты Хигатама (на этом условии особенно настаивали в управе). Кенджи даже оказался столь любезен — и высокомерен — что дал нашей команде время на разговор с Сорой и подготовку. Впрочем, сам он тоже не упустил возможности дать Осаму и Хару какие-то наставления перед дракой. Какие? Это меня волновало слабо.

Я сосредоточился на том, что говорила наставница. Как и мои напарники.

— Я изучила их способности и экипировку, насколько смогла. Прежде всего: Хару имеет резерв сеф как у сильного подмастерья. Осаму моложе, но тянет на слабого мастера. Оба имеют стихийное сродство с Молнией. Их клинки — это особенно важно для тебя, Горо! — обработаны для накопления преобразованной сеф. Любая рана, даже, возможно, проход оружия близко к телу — и вам обеспечен парализующий разряд. Да и в прямом парировании клинка клинком надо быть осторожнее: запитаешь свой танто недостаточно — и накопленное в чужом оружии продавит защиту. Также следует ждать использования на средней дистанции атакующих Форм Молнии. Можете считать, что как минимум Громовой Стрелой и Хару, и Осаму могут вас приложить. Надеюсь, что-то посерьёзнее они использовать не станут, потому что тем же Копьём Грома вас просто убьёт. Поэтому уклоняйтесь! Маневрируйте! Ни в коем случае не замирайте на месте, как соломенные мишени! И не пытайтесь использовать защитные Формы — бесполезно!

— Понятно, — сказал я сразу за всех. — Атака у них ожидаемо хороша. А как с защитой?

— Плохо с защитой... для вас. Я не знаток цемора, но опознавать печати умею. На их броню наложено Ослабление Стихий — это раз; кирасы дополнительно усилены Незримой Бронёй, что отклоняет метательное оружие и поглощает прямые физические атаки. Сильный посвящённый, а тем более мастер продавил бы и то, и другое. Вы... бейте только в полную силу, может, что-нибудь выйдет. И ещё шлемы. Хотелось бы мне ошибиться, но у обоих там стоят печати Ясного Разума, так что рассчитывать на иллюзии вам, — взгляд на меня и Джунко, — не стоит. А у Осаму в дополнение к Ясному Разуму на шлеме около прорезей есть ещё какая-то печать. Опять-таки хотелось бы ошибиться, но скорее всего это что-то, предназначенное улучшать зрение. Или просто мешающее ослеплению. Так что Пылевое Облако даже в связке с Порывом может оказаться бесполезным.

Я тихо застонал. Тряхнул головой. Глубоко вдохнул...

— Выходит, всё, что нам остаётся — это скакать вокруг них троицей обезьян, заодно пытаясь воткнуть им в конечности отравленные ножи?

— По сути, да, — хмыкнула Сора. — Только учтите ещё, что в процессе скачек Имахоши могут пользоваться дополнительными барьерами. Как раз против метательного железа.

Тут уже застонал Горо.

— Попытайтесь сыграть на численном преимуществе, — подытожила наставница. — Рюхей, бегом к реке, делай Двойников... но с упором на силу, а не количество. Теперь ты, Джунко...

Что она должна сделать по мысли Соры, я уже не услышал. Поскольку командир сказала: бегом к реке, — я и побежал. Пока напитаю речную воду своей сеф, пока сформирую Двойников — глядишь, уже драка начнётся. А мне бы не хотелось опоздать к этому сомнительному веселью и подвести напарников.

Тот, который подводит — не вызывает стремления помогать и поддерживать у тех, кого подвёл. Иногда тому, который подвёл, вообще мстят. А я не так силён, чтобы выжить в одиночку.

Пока что.

...Двойников я сделал троих. Каждому досталось моей сеф с хитрым расчётом: не так много, чтобы уничтожение одного из них заставило печалиться о бездарно потраченной энергии — однако и не так мало, чтобы им не хватало запаса сеф на две-три мощные стихийные Формы. Или на семь-десять маломощных Форм. Или просто на полсотни вдохов боя под хорошим Ускорением. После создания трёх копий я остался с ополовиненным резервом. И сомневающимся, что Имахоши дадут мне так много времени, что я успею приблизиться к истощению.

* * *

Я очнулся в совершенной темноте. Из покоя бессознательности меня вырвала боль. Своими шипастыми крючьями ухватила за рёбра с правой стороны, за горло, челюсть и глазницу, а потом — ррраз! — и наружу. В свои костоломные объятья. Заорать не заорал, но вот невольный полухрип-полустон моё саднящее горло выдохнуло. Немедленно захотелось откашляться, но я каким-то чудом удержался. Понимал-чуял: от этого станет только хуже.

— Рюхей? Ты... очнулся?

— Да, Джунко. Что... в смысле, где мы? Больно... говорить.

— Тогда молчи. Я сама расскажу.

Ответ на вопрос "где" оказался первым и вполне ожидаемым. В Хигатама, точнее, в одном из его постоялых дворов. Напарники приволокли после драки. Кроме меня, пришлось тащить, как неходячую, ещё и Сору...

— Почему? Уговор!

— Уговор был с Имахоши. А потом вмешались Акияма.

— Что?!

— Тише. Давай я расскажу подробно и по порядку, ладно? Не... не напрягай горло. Лучше вообще не шевелись.

С последним советом спорить стал бы только дурак. Я уже вовсю смешивал сеф и ци, ну, в той мере, в какой умел это делать без мудр, что ускоряло самоисцеление, и заодно занимался самодиагностикой. Пока Джунко рассказывала обещанные подробности про то, как два Имахоши-почти-мастера лениво гоняли туда-сюда трёх отчаянно уклоняющихся Арашичиро-почти-посвящённых, сокращая поголовье моих Двойников, я складывал в единую картину всё больше и больше повреждений... и понемногу приходил в ужас.

Грудь справа — сожжена до кости. Правое плечо на этом фоне почти не пострадало — так, попалило кожу и местами дошло до мяса. Горлу тоже повезло: повреждения поверхностны, ничего слишком серьёзного. Хотя голосовые связки надорваны, видать, знатно поорал... только совсем не помню, когда. А вот лицу "повезло" примерно так же, как груди. Щеки справа как будто вообще нет. Не чувствую. И с зубами там что-то нехорошее. И правое ухо у меня тоже... увы. Даже не уверен, что там самое главное цело, а то голос Джунко доносится как-то... неравномерно.

Но больше всего мне не нравится то, что у меня забинтованы глаза. Оба. Точнее, повязка идёт вокруг головы, но там, где должен быть правый глаз, я ощущаю лишь пустоту. Да и с левым не всё ладно. Что именно — без понятия (плохо быть недоучкой!), но хотя бы само глазное яблоко на месте. Может, вред не так велик и хотя бы левым я смогу видеть...

К демонам! Я в любом случае — калека, невезучий урод! Не уверен, что ТАКОЕ лечат без последствий даже профессиональные лекари Сейичи. А если и лечат, то цена...

Дешевле заплатить Акияма, чтобы дотла сожгли десяток деревень на землях чужого клана.

Ученик-принятый Арашичиро Рюхей столько не стоит.

— ...зато Имахоши не забрали наш залог, потому что... как Сора сказала, "имело место стороннее вмешательство", — прощебетала Джунко. — Здорово, правда?

— Просто одемонеть как здорово, — прохрипел я. — Воды дай.

— Вот. Осторожно!

Обычный травяной настой (видать, наш командный лекарь заранее подсуетилась и слегка растрясла запасы полезных сборов) показался мне целительным бальзамом. Не в последнюю очередь потому, что я сосредоточился получше и ненадолго повысил напитку сеф и ци именно для горла. Как результат, болезненное глотание смешалось с удовольствием. Я в прямом смысле ощутил, как ускоренно заживают сорванные связки.

— Спасибо, — шепнул я, когда опустевшая плошка перестала касаться губ.

— Да я ничего такого и не сделала, — Помолчав, Джунко добавила иным, знакомым тоном. — Чтобы сделать что-то такое, я недостаточно хороша как медик. Прости.

— Ты не виновата ни в чём, — я решил и дальше шептать. Это куда полезнее для моего больного горла... и в разы менее неприятно. — Живи. Учись. Совершенствуйся. Чтобы если не сейчас, то потом обрести силу исцелять и... не такое.

— Хороший совет, Джунко. Последуй ему.

— Наставница! Вы очнулись!

— И уже довольно давно. Ты невнимательна. Это... нехорошо.

— Я...

— Потом. Нам с Рюхеем надо поговорить. Оставь нас.

— Я... да. Пойду, спущусь к Горо.

— Вот-вот. Иди.

Оборот второй (4)

— Надеюсь, вы пострадали меньше, наставница? — прошептал я.

— Если сравнить с тобой? Да, — ничуть не стремясь смягчить, ответила Сора. — Хотя вряд ли теперь мне удастся соблазнить кого-либо, посветив нагим торсом.

— Ну, соблазнять гордецов из Старшего Клинка вы изначально не собирались, верно?

— Верно. А теперь оставим словоблудие. Ты понимаешь своё положение, Рюхей... или как там тебя зовут на самом деле, демон?

Что?

— Я не демон! — выбитый из седла, я даже оставил шёпот в пользу голоса... в горле, конечно же, немедленно запершило.

Сора хрипло рассмеялась.

— Вот только не юли и не пытайся лгать, Рюхей. "У меня никак не получается совместить выделение сеф и её разгон. Может, доблестная ведьма подскажет ничтожному, что я делаю неправильно?" — сказал мне при встрече некто неполных шести лет при нашем знакомстве. Некто, при этом воспитанный не при дворе, а в борделе. Да и потом ты тоже не особенно скрытничал. Так что не юли, ещё раз повторю.

Реальность вокруг меня шаталась с хрустом и треском. Так что я поневоле уцепился за те куски, в которых ощущал уверенность... или хотел ощущать:

— Я не демон. Я человек!

— Да ну.

— Я просто помню своё предыдущее воплощение, не более!

— Вот как. Выходит, ты ещё моложе и слабее, чем я думала. Я вот уже в четвёртом теле землю топчу.

Что?!

— Да-да, от меня можешь не таиться... собрат, — Сора хохотнула. Веселья, правду сказать, в этих звуках не слышалось. — Я тебя не выдам.

— Ты шутишь? — выдавил я.

— Ничуть. Мне не выгодно сдавать тебя, потому что я не хочу расставаться с этим телом до срока. Это не полезно для моей силы, и так при смерти теряется... слишком многое. А ты ведь не станешь молчать, если я выдам тебя.

Я бы закрыл глаза, если бы они и без того не были закрыты.

Что я, в сущности, знаю о демонах? Не так уж много на самом деле. Считается, что демоны злы или, реже, равнодушны (и совсем редко — добры); они отнюдь не всегда отличаются выдающейся силой — иначе люди в стародавних войнах с нечистью не одержали бы верх, загнав их в пустыни, пещеры, чащобы и глубины океанов. Однако у демонов есть черта, роднящая их с небожителями и благими земными ками: они бессмертны. Это общее ватшу для всего их поганого племени, противного естественному мироустройству и человечеству. Одной из примет демонов, благодаря которой они и опознаются, является уродство. Чаще явное, реже — скрытое.

А ещё возможно перерождение в демонов. Это известно точно. Демоном может стать и животное, и растение, и даже некоторые неживые предметы. Но самые опасные демоны — хотя бы потому опасные, что в среднем они умнее каких-нибудь диких тануки или нэдзуми — бывшие люди. Мононокэ, юрэй и фунаюрэй, нукэкуби и рокурокуби, нопэрапоны, йома и они, гаки... много их, нечистых, всех и не перечислишь.

Что я знаю о перерождениях? Если не считать, что как минимум один раз испытал таковое на себе? Что в прошлой, что в нынешней жизни я не был завсегдатаем храмов и не особенно-то внимал тому, что вещают каннуси с мико. Однако основы, изложенные в Священной Дюжине, мне памятны. Воплощаясь, душа принимает на себя управление телом. Как всякий господин, душа несёт тяготу ответственности за действия тела и разума, очерняясь грехами, очищаясь духовными заслугами, а после смерти тела попадает в безвременье Призрачного Мира. Безвременье, да... и забвение, что от начала времён идут рука об руку.

Выдающиеся практики Пути Духа, избранные и просветлённые, способны вспомнить кое-что из своих предыдущих инкарнаций. Конечно, далеко не каждому каннуси такое доступно. И к тому же воспоминания о прошлых жизнях приходят к людям зрелым, так что обладание такой памятью для ребёнка действительно выглядит... подозрительно.

А теперь вопрос. Даже два.

Может ли бессмертие демонов, некоторых, обеспечиваться сохранением памяти о прошлых жизнях? Таким, каким только что хвасталась передо мной Сора.

И не перешагнул ли я сам с той своей Формой, сотворённой в Обители Поднебесного Успокоения, черту, отделяющую людей от демонов?

Какие... интересные вопросы.

— Ты вообще слушаешь, что я говорю? — голос приёмной матери... м-да... хороша мамочка! её хрипловатый голос гудёл раздражением. Пока что лёгким.

— И слушаю, и думаю.

— Ду-у-умаешь?

— Да. Ты-то маскируешься хорошо, никак не могу понять, к какому виду... тебя относить.

— Онрё, — хмыкнула Сора. — Точнее, мононокэ, раз уж я вполне уютно ощущаю себя во плоти и предпочитаю это состояние бестелесности. Ну как, легче стало?

Значит, онрё. Разгневанный дух, чаще женский, явившийся обратно на землю ради мести своему живому обидчику. Хм...

— Ты уже отомстила?

— Давно. Поэтому слепой злобой, как ты мог заметить, не страдаю. Я, как, очевидно, и ты — из нейтральных демонов. Так что, малец, вернёмся к основной теме?

— А она есть, основная?

— Да. Твоё состояние, вот основная тема на данный момент, кхех.

— Слушаю.

— Ишь ты... слушает он.

Отбросившая скрытность Сора стала как-то язвительнее и сварливее. Не связанная маскировкой под молодую женщину, она также утратила свою обычную деловую немногословность.

Похоже, решил я, онрё она стала, прожив длинную жизнь. Это "ишь ты" — не только примета устаревшей речи, но и... какой-то старушечий оборот.

— Раз слушаешь, должен понимать: лечить тебя никто не будет. Старшим Арашичиро на тебя плевать, а у меня денег нет.

— Есть.

— Таких — нет, — отрезала Сора. — Или ты знаешь пару мест, где закопаны богатые клады?

— Кабы знал, не стал бы рисковать с вхождением в клан.

— Ну вот. А ждать, пока наша Джунко усовершенствует свои навыки, слишком долго. Ты и сам должен знать: лучшее исцеление — быстрое исцеление.

И это так. Чем больше времени проходит с момента получения травмы, тем сложнее лечить её последствия. Свежеотрубленную руку может приставить на место даже посвящённый... да что там, даже, наверно, Джунко справится, учитывая её развившееся сродство с Деревом. А вот чтобы отрастить руку, потерянную год назад, нужен не менее чем опытный мастер-целитель...

А о мастерах, выращивающих новые глаза, я даже не слышал. Только про считанных искусников, приживляющих донорские. Но те ещё надо где-то добыть... и всё равно операция получится не по средствам ученику из принятых.

— Да, — шепнул я.

— Надеюсь, ты сам понимаешь, к чему я клоню, — почти проскрипела Сора.

— Да, — шёпот ещё тише.

Я не стал спрашивать, предложила ли бы она мне такой же выход из... положения калеки, если бы считала меня обычным смертным.

Предложила бы.

А то, что она ощущала некую вину за происшедшее... её извинениями стало раскрытие своей сути. Разговор демона с... демоном. Точнее, бессмертной с бессмертным. Вполне могла ведь и не признаваться, ибо я никаких подозрений не питал.

— Тогда я оставлю тебя. Надеюсь, к моему возвращению ты примешь нужное решение.

Прошелестела дверь, сдвигаясь в сторону и снова закрывая проход.

С уходом наставницы из меня словно стержень вынули. Слишком много сразу навалилось на меня. Слишком. Даже для демона... если я демон.

Я хотел заплакать... но не вышло. Отчаяние утонуло в пелене безразличия. Словно ждущий меня Призрачный Мир уже начал очищать мою душу милосердным забвением.

Но я не хотел забывать себя! Не хотел!

И что-то во мне словно бы сдвинулось, со щелчком вставая на место. Как выбитый из своей сумки сустав.

Изменить прошлое — не в моих силах. Этого, наверно, даже боги-миродержцы не могут. Зато я могу что-то сделать здесь и сейчас. То, на что намекала Сора, только... иначе.

Тогда, в Обители, мне пришлось собирать природную сеф, компенсируя недостаток своей. Но там и тогда я был слаб. В разы слабее меня-нынешнего. Хватит ли резерва у ученика Арашичиро Рюхея — ученика, по резерву тянущего на посвящённого! — для того, чтобы повторить единожды удавшийся фокус? Без страховочных контуров цем-печатей, без якоря в материальном мире, вообще без подручных средств?

Если даже не хватит, не так уж много я теряю. Всего-то жизнь калеки, живого укора и живой обузы для моей новой семьи.

Отказавшейся от меня семьи...

Прочь эти мысли. Ибо они злы. Участи онрё я себе не желаю!

Ха. Участи онрё? А как тогда меня называть? Сдаётся мне, что ещё одно перерождение не естественным путём окончательно сделает меня демоном, пусть и безымянной разновидности, и не заслуживающим места среди сил зла.

Сделает демоном? Пусть даже так. Я слишком хочу жить!

Наверно, плохой из меня верующий...

Шипя от боли, я свёл руки в мудру средоточия и разогнал Очаг, как не разгонял его ещё никогда в обеих жизнях. И на пике разгона буквально рухнул во внутренний мир.

* * *

Вечно цветущие сливы стремительно роняют лепестки. Обычно просто низко висящие, облака налились грозовым свинцом и мчатся куда-то с пугающей скоростью. Тревожно шелестит листва, круглое озеро рябит от ветра всё сильнее. А я, презрев своеобычно неспешное достоинство придворного, со всех ног мчусь вниз, к озеру, чтобы успеть... просто успеть.

Земля под ногами ощутимо дрожит.

Страшно.

Лодки у озера нет. На миг замерев, снова срываюсь с места — и мчусь прямо по воде, как посуху, пользуясь Лёгким Шагом. Воронки водоворота в центре тоже нет, но и это меня не останавливает. С разбега, вытянув тело живой стрелой и изогнувшись в длинном прыжке, ныряю в самый центр своего мира.

Провал.

Тьма.

И второй уровень — как ревущий тайфун, гневный, необоримый.

Всем существом сжимаюсь в песчинку, в точку, плотный клубочек чистой жажды жизни. Надеясь всё-таки уцелеть, поперёк всех и всяческих расчётов.

И тайфун с презрением вышвыривает меня прочь.

Оборот третий (1)

Итак, мне — то есть моему телу — снова пять. Почти. И оно снова мужское... в будущем. До созревания ещё ждать и ждать. Нынче меня зовут Акено*. И я уже привык откликаться на это имя.

/* (яп.) — "ясное утро"./

В отличие от предыдущего воплощения, в этом у меня сразу была фамилия: Оониси. Не самая редкая, скажем прямо. Чаще встречаются разве что Судзуки, Сайто и прочие Накамура. То, что я теперь Оониси, я запомнил гораздо раньше, чем своё имя... потому что ко мне обращались в основном "малыш". Или "бедняжка". Или "больной".

Иначе как насмешкой судьбы не назвать моё нынешнее положение. Сбежать через реку смерти от жизни калеки — и оказаться в тельце столь хилом, что без моей активной помощи оно, пожалуй, не протянуло бы на этом свете и дня! Буквально ни дня, никаких преувеличений.

Видимо, груз кармы отягчил мою судьбу. Иначе я не могу объяснить этого.

Надо заметить, что Оониси Макото (тоже не самое оригинальное имя, да), мой отец, — не из простых людей. Мы живём в летней, северной столице княжества Ниаги, точнее, северо-западной, на одноимённом большом острове; и в этой самой столице есть, разумеется, городская управа. Довольно большая и многочисленная, благо, что сам город (называемый Ёро) весьма велик. Не меньше сотни тысяч жителей только в пределах второго кольца стен! На такое количество ртов даже не хватило одного акведука, поэтому полсотни лет назад закончили строительство второго... после чего Ёро разросся ещё сильнее. Так вот, Макото состоит при городской управе старшим над Благословенным Цветком Вспомоществования Управлению.

Одним словом, Оониси Макото — люай.

Или расчётчик. Но слово люай*, заимствованное у имперцев, короче, да и точнее, поэтому обычно пользуются именно им.

/* — при записи местным аналогом кандзи наименование этой профессии состоит из двойного иероглифа; компонент "лю" означает буквально "деньги", "ай" — "распределение". Однако первый компонент также можно записать как "ценность", а второй как омоним слова, означающего "(относящийся к) разуму". Более подробные пояснения к работе люай будут приведены ниже непосредственно в тексте повести./

В должностные обязанности отца входят далеко не одни только расчёты. В Благословенный Цветок входит составной частью и архив городской управы, и надзорная служба, занимающаяся проверками действий чиновников, и ещё, наверно, много всякого, о чём я по малолетству пока не узнал (так как не спешу узнать). Есть, однако, нюанс, который и предопределил мою судьбу.

Все люай имеют профессиональный дисбаланс сущности. Для того, чтобы хорошо и быстро выполнять свои должностные обязанности, они используют преображение сеф в суго. Отец Макото тоже был люай, и отец его отца, и ещё минимум на дюжину поколений вглубь веков. Оониси, таким образом, — полноценная династия, и особенности семьи со временем прогрессировали. А итог... его я ощущаю на себе.

Болезненное, искажённое веками наследственного отбора существо. От самого рождения обладающее невероятными запасами суго. Скромным (но отлично контролируемым) количеством сеф. И исчезающе малой ци. Дисбаланс суго и ци во мне столь чудовищен, что, как я уже сказал, без помощи моего недетского разума выжить Оониси Акено не смог бы. Умер во младенчестве. Как умерли мои покойные старшие братья и сестра.

Хорошо, что ещё в прошлом воплощении я отработал использование Духовного Двойника и мог почти без отрыва бдеть, радея о здоровье тела. Когда взрослые отворачивались, я даже, наплевав на шанс раскрытия моей тайны, складывал непослушные младенческие пальчики в девятую мудру, более известную как мудра аскета, и упорно преобразовывал, преобразовывал, преобразовывал суго в ци. Всеми силами выправлял дисбаланс. Когда на меня смотрели — просто размеренно дышал, медитируя и с пусть меньшей эффективностью, но прежним упорством преобразуя суго в ци. И нормализуя по мере сил круговорот жизненной энергии, которую так и норовил пожрать ненасытный мозг. К счастью, моё хирватшу продолжало развиваться, поэтому почуять, смотрят ли на меня в какой-то определённый момент (и при нужде моментально затаиться, оберегая свою тайну), не составляло ни малейшего труда.

Неудивительно, что я прослыл апатичным, едва жизнеспособным ребёнком. Первые два года я просто не рисковал отвлекаться на что-либо, кроме борьбы за выживание своего третьего тела. То есть лежал, дышал, молчал. Без отрыва от этих занятий пил материнское молоко и глотал растёртые кашицы: овощную, фруктовую, рисо-рыбную, реже рисо-мясную. Практически постоянно молчал, намекая матери и наёмным нянечкам, что пора менять пелёнки, не обычным возмущённым рёвом здорового младенца, а лишь вежливым похныкиванием, больше похожим на кашель или кряхтение.

Да чего там, я даже глаза почти не открывал!

Регулярно приглашаемые обеспокоенными родителями медики, проводя осмотры, щупали меня Целительным Касанием, пара даже использовала диагностические цем-печати. И дружно говорили то, что я знал и без них: дисбаланс энергий, переразвитие суго в ущерб ци, угнетение почти всех девяти органов* и жизненных функций в пользу слишком активно работающего мозга. Советы целителей также не отличались разнообразием. Все они рекомендовали понемногу отпаивать дитя подогретым красным вином с пряностями, регулярно — не реже двух раз в день! — растирать моё хилое тельце мазями, предотвращающими застой телесных жидкостей (самыми популярными оказались смеси на основе листьев фаш, толчёного жемчуга и крапивы). А ещё добавлять в питьё и еду стимулирующие добавки с горным мёдом и женьшенем.

/* — сердце, лёгкие, печень, почки, позвоночник, желудок, мочевой пузырь, кишечник, семенные железы. И да, автор в курсе, что лёгкие и почки — парные органы. Но это медицина, не вылезшая из средних веков! Аутентичная китайская с её киноварными пилюлями — это вообще полный мрак, да и японско-вьетнамско-корейская недалеко ушла...

Для особо недогадливых поясняю: истинное устройство и функции организма многие местные медики знают получше земных, хотя бы за счёт улучшенных чувств. Но эти познания составляют цеховую тайну и пациентам — да даже порой ученикам! — их не раскрывают./

Оониси Макото и Аи, мои родители, вздыхали. Но без протестов платили за весьма-таки не дешёвое лечение, способное в кратчайшие сроки вчистую разорить менее состоятельных людей.

Какой ни есть, а всё же сын. Наследник. Причём выживший, не в пример другим детям...

Аи вообще редко меня оставляла. Сидела со мной, не бросив на одних нянек. Напевала своим красивым, но слабым голосом песни — и колыбельные, и любовные плачи, и переложенные на музыку моления. Вслух читала мне книги Священной Дюжины и повествования о чудесах (которые сама очень любила, даром что половина этих повествований — особенно та, что с участием магов, священства и демонов — откровенно страшна и кровава). Гуляла, взяв меня на руки, по заднему двору немаленького дома семьи Оониси, густо засаженному различной зеленью; утомясь, присаживалась в резной беседке под вишнями или на скамье у маленького пруда, откуда открывался замечательный вид на искусственный водопадик.

— Ах, малыш мой, маленький Акено, — вздыхала Аи, — когда же ты встанешь на ножки?

— Когда буду готов, мама, — однажды ответил я. Не очень внятно, потому что почти без тренировок привести к повиновению язык, губы и всё прочее не так-то просто... однако мама меня услышала и поняла:

— Ты говоришь?! Счастье какое! Макото! Макото, господин мой! Наш сын говори-и-ит!!!

Обещание я сдержал и встал на ноги, как следует подготовившись. Исполнилось Акено к тому моменту два года и один сезон. И скажу честно: если бы не мой мухлёж с разгоном сеф, такой подвиг мне не грозил бы лет до трёх. А так... справился. Порадовал Аи.

Только в третьей своей жизни я понял, что такое — иметь не родительницу, а мать. Мамочку.

Повезло.

В девичестве Аи носила фамилию Кудо и происходила из разветвлённого купеческого семейства, торговые связи которого простирались далеко за пределы княжества Ниаги. Отец Аи некогда нанял Макото, тогда ещё молодого, но уже перспективного и сильного люай, для проверки работы своего люай. Как оказалось, вовремя, потому что проверяемый успел влипнуть в любезно распахнутые объятья шпионов конкурирующего торгового дома и даже выдать им кое-какие секреты — хорошо, что не особо важные. Скорость и чёткость работы Макото так впечатлили Кудо-старшего, что он, недолго думая, выдал Аи замуж за перспективного и нужного человека.

Союз оказался во всех отношениях выгоден и прочен: поддержанный влиянием и особенно финансами тестя, Макото быстро дорос до своей высокой должности, семья Кудо получила несколько очень выгодных (а главное — статусных) подрядов на прямые поставки иноземных товаров, включая имперские. Да и в отношениях Макото с Аи, не в пример многим и многим договорным бракам, чуть ли не с самого начала царили любовь с тихим счастьем...

Омрачаемым лишь сложностями с рождением детей.

Впрочем, с появлением на свет Акено их семейное благополучие обрело завершённость. Потому что чего-чего, а умирать снова в ближайшие лет восемьдесят я не планировал.

* * *

Осознав, что лежащее пластом дитятко вполне понимает слова и даже само уже говорит, Макото резко озаботился моим воспитанием. Началось оно с разъяснения, что такое — быть люай.

Неоднократного.

— Мы, сын мой, не какие-нибудь, — презрительная гримаса, — маги. Мы используем сеф, да, но для вещей, которые намного важнее всяких там взрывов и прыжков по крышам. Работа наша, конечно, профанам не видна, профаны на то и зовутся так, что истинные ценности им не по уму. Но нам, люай, лучше знать, что к чему!

И всё в таком духе. Приправляемое обещанием про "вот подрастёшь немного, и я начну тебя учить делать настоящее дело!".

Пространные эти речи я пропускал мимо ушей. И занимался тем, что сам считал важным.

То есть своим здоровьем.

Как только я научился уверенно перемещаться в пространстве — сразу начал помалу нагружать тело и систему круговорота. Делать упражнения, которые придумал когда-то сам и которым научился у наставников Арашичиро. Конечно, о мало-мальски серьёзных нагрузках не могло идти и речи, да и выносливость у тела Акено, считай, отсутствовала. Но я не сдавался. Жить сколь угодно умным, но ущербным телесно я не желал. Дело несколько осложнял постоянный присмотр (как же, ребёнок ведь такой несчастный, такой хилый, как за ним не приглядывать?), но я навострился днём спать и медитировать, а выползать на тренировки по ночам.

Не очень здорово, конечно: люди не приспособлены природой к тому, чтобы не спать ночами... но считать себя только человеком я уже перестал. Хирватшу, что давало мне возможность ощущать чужие чувства (уже не только направленные на меня: диапазон с годами понемногу рос и уменьшения в скорости этого роста не предвиделось), а также то самое, неименуемое, ватшу, благодаря которому я снова сохранил при перерождении память...

Ну, демон. И что?

К тому же лучше быть демоном, что никому не желает и не творит зла, чем человеком, что совершает преступления. Вором, убийцей, насильником и лжецом.

Правда, мне тоже приходится прибегать ко лжи... но это мера вынужденная. К тому же я обманываю не для того, чтобы получить какую-то выгоду нечестным путём, а только лишь ради того, чтобы не выделяться. И чтобы не расстраивать Аи. К ней я привязался так быстро и так крепко, что даже сам себе удивлялся. Наверно, просто отразил её искренние чувства... а в том, что они искренни и совершенно чисты, я ошибаться не мог. Не с моей способностью!

Кстати, о постоянном присмотре. Переизбыток суго — не только тяжкая ноша и причина недомоганий. Как я обнаружил, некоторые вещи столь концентрированная суго, как у меня, очень сильно облегчает. Например, наложение иллюзий мне-Акено уже в три с половиной года давалось легче, чем мне-Рюхею — в двенадцать. Поразительный результат! Про менталистику вообще молчу — к четырём годам я научился фокусировать своё хирватшу чисто волевым усилием до такой степени, что в дополнение к полному спектру эмоций начинал ощущать поверхностные мысли того, на ком фокусировался. Считывал образы, звуки, телесные ощущения, направленность потока внимания... в общем, всё, вплоть до мысленных рассуждений.

Причём нельзя сказать, что это требовало какого-то серьёзного усилия и приводило к истощению резерва. В том-то и штука, что ничего такого! Сложность в этом деле (технику я назвал, в дополнение к Духовному Двойнику, Духовным Взором) состояла в том, чтобы правильно... гм... настроиться. Да. И потом удерживать эту настройку. Которая (особенно поначалу) часто слетала.

А ещё я вспомнил про Форму, с которой я-Рюхей проникал в чужие внутренние миры. Ныне я дал ей, наконец, имя: Юрэй-нин, или Призрачный Шпион. И где-то с четырёх лет, когда уже не слишком опасался, что дисбаланс суго и ци без моего постоянного контроля меня убьёт, я начал более или менее регулярно проникать как Юрэй-нин в глубины чужих душ.

Потенциал этой Формы сложно недооценить. Однако и слабых мест в ней хватало. То, что послать Юрэй-нина можно лишь после длительного сосредоточения — полбеды. То, что Призрачный Шпион в чужом внутреннем мире почти бессилен и роль его сводилась в основном к наблюдениям — тоже не так уж важно. А вот то, что созерцание чужих внутренних миров чаще всего походило на разглядывание иероглифов незнакомого языка...

Внутренний мир содержит кладовые человеческой памяти. Его символы могут рассказать о людях даже то, что они сами о себе не всегда знают. Вот только чужаку очень сложно определить, что именно отвечает в чужом внутреннем мире за память и что считать важными символами, а на что можно не обращать особого внимания.

А ещё внутренний мир есть сокровенное отражение духа человеческого, так что даже простое проникновение в него подобно святотатству. Конечно, не мне, демону, избегать такого; к тому же, как уже сказано, что-либо менять в чужой душе мне не дано... и всё же, всё же, всё же...

Тем более назрел куда как важнейший вопрос.

Что и как я могу изменить в своём внутреннем мире?

* * *

Буря, что пронеслась по нему при втором перерождении, не осталась без последствий. На первый, беглый, взгляд особых изменений не обнаруживалось. Но если всмотреться пристальнее...

Нависшая пелена туч движется. Причём не просто движется, а по кругу. Временами вдоль оси моего мира намечается некое уплотнение, и тучи начинают походить на набрякшее молоком вымя с вытянутым к земле туманным сосцом. Обычно озеро отражает эти перемены (или всё наоборот и небеса отражают происходящее на земле?): медленно, но ощутимо закручивающаяся воронкой вода порождает небольшой водоворот в самом центре озера. Однако проходит время, и эти явления разглаживаются. Замедляют вращение влага небес и вода земли, зародыши смерча и водяной воронки исчезают... чтобы спустя время появиться вновь.

Вечно цветущие деревья потеряли около трети лепестков. Опавшие укрывают землю белым не сплошным ковром. Некоторые сорванные лепестки плавают на поверхности озера, сильно облегчая наблюдение за круговоротом вод.

Свет, сочащийся сквозь тучи, потемнел. Теперь он, особенно при длительном созерцании, вызывает ощущение подспудной тревоги.

А ещё, приложив ухо к земле, можно время от времени услышать далёкие подземные не то вздохи, не то трески, не то гул. Словно замурованный где-то в неименуемых глубинах великан жалуется во сне на тяжкие оковы, ворочается в тесной своей каморе, задевая стены, бормочет что-то медленным неразборчивым голосом...

Всё это совсем не нравится мне. Но что я могу сделать? И нужно ли вообще что-то делать с этим? Оставаться чистым созерцателем страшно. Но не меньший страх во мне рождается и при мысли предпринять что-то. Всё равно, что.

Зажатый в тисках двух этих страхов, я... ничего не предпринимаю. Медлю.

И завёл прямо во внутреннем мире что-то вроде дневника, где описываю все эти перемены. Заодно занося в него вообще все замеченные нюансы. Не только то, что обнаружил у себя, но и то, что нашёл во внутренних мирах других людей. В будущем это вполне может пригодиться.

Ах да. Я ведь как-то упустил из виду ещё одно фундаментальное изменение.

В новой жизни моим стихийным сродством — ирония судьбы, не иначе! — стала Молния. Стихия из Триады Неба. О развитии которой я не имел почти никакого представления. Даже о Воздухе и Огне я знал больше!

С другой стороны... в самой первой своей жизни я знал о цемора ещё меньше. И ничего, смог разработать свою систему знаков. Так что с покорением Молнии предстояли сложности, да — но сложности посильные. Преодолимые.

Кстати, о цемора.

В жизни Рюхея я, опасаясь за сохранность своей тайны и (скорее всего, справедливо) не рискуя экспериментировать с магией начертаний под носом у опытных и могущественных магов, практически не двигался в этом направлении. Но я-Акено попал в совершенно иные условия.

Во-первых, поблизости нет никаких слишком любопытных и профессионально подозрительных магов: у внешней границы первой стены Ёро, где располагался дом семейства Оониси, несли свою службу воины городской стражи, усиленные, особенно летом, гвардией князя; маги появлялись в этом районе редко. Ну а если бы и появились... почти центр богатого города! Обилие цем-печатей самого разного назначения и вида (в основном начертанных каннуси одного из пяти главных храмов Ёро, ибо продажа печатей с последующей их подзарядкой — один из главных источников храмового богатства).

Например, в нашем доме из постоянно действующих печатей имелись классическое Благовествование, висящее в виде большого шёлкового полотнища в гостиной, Сохранение и Зимнее Дыхание в кладовой для продуктов, печати Беззвучия на стенах отцовского кабинета и детской, а также Божественная Защита под коньком крыши. И это — не считая печатей на отдельных предметах обихода, мебели и одежде. А ещё в Ёро, даже считая лишь центральные кварталы, жили десятки тысяч людей!

Самый чувствительный маг не сумеет выделить в этакой мешанине результаты ночных опытов некоего Оониси Акено, достаточно осторожного, чтобы не шиковать с избыточной напиткой своих самодельных цем-знаков.

Во-вторых, в доме, глава которого — люай, совершенно не ощущалось недостатка в бумаге, туши и чернилах. При всей своей профессиональной дотошности Макото не опускался до того, чтобы считать и запоминать точное количество оставшихся от закупок свитков и кисточек для письма. Да и я не зарывался, расходуя писчие материалы весьма экономно, а для проверки самых сомнительных сочетаний вообще приноровился использовать маленькую старую жаровню, медное дно которой я на полпальца засыпал сухим песком, на котором и писал.

Наконец, в-третьих и в главных, среди прочих свитков домашней библиотеки Оониси имелось несколько свитков, посвящённых искусству цемора. Добраться до них я не мог: столь ценные вещи, разумеется, не хранились открыто, запираемые Макото в шкафу для бумаг. (Кстати, этот шкаф сам по себе мог служить примером могущества цем-знаков, так как изнутри и снаружи чуть ли не светился от наполненных сеф печатей самого разного назначения, чудесным образом друг другу не мешающих). Однако я уже предчувствовал время, когда смогу добраться до содержимого шкафа — ведь не станет же отец таиться от наследника?! — и припасть к этому несравненному источнику мудрости предков.

И вот в день моего пятилетия ожидания начали сбываться. Отпраздновав в кругу семьи начало шестого года моей (третьей, но тсс!) жизни, Макото торжественно объявил, что начинает уже с завтрашнего дня готовить меня как профессионального люай.

Оборот третий (2)

Должен признаться, Оониси Макото я поначалу недооценил. И сильно.

Нет, те черты, которые с самого начала мне в моём (очередном) отце не нравились, никуда не делись. Он и в самом деле отличался желчностью, с годами усугублявшейся. Был резок в суждениях до категоричности, высокомерен, искренне считал себя самым умным (а подавляющее большинство окружающих, соответственно, — недалеко ушедшими от животных). Во мне же он видел не столько ребёнка, плоть от своей плоти, сколько инструмент, требующий от него усилий и траты ценного времени на полировку.

Однако как люай Макото оказался не просто хорош. В своей профессиональной области он оказался истинно одним из элиты. Мастером. А потому даже его мнение о других людях как недоразумных имело под собой некоторые... основания.

Что такое люай? В буквальном переводе — счетовод или расчётчик. Но это не передаёт и десятой доли связанных с делом тонкостей. Альтернативное написание, говорящее о ценностях разума, ближе к истине. Фактически от люай требуется только одно действие с сеф: накачка мозга преобразованной суго... но сколь обширны возможности, открываемые при правильной накачке!

Подготовленные люай способны запоминать и безошибочно воспроизводить самые длинные и заковыристые свитки; в уме, без оформления на бумаге, комбинировать сведения из разных источников, находя разночтения и нестыковки. Даже сложные математические операции, вроде вычисления суммы процентов по рентам от нескольких сотен крестьянских хозяйств, занимают у хорошо подготовленных люай время пары вдохов!

Макото очень, очень хорош как люай. Наследственность Оониси, усиленная и сфокусированная лично им развитыми медитативными практиками, приводила к тому, что мудра возвышения (та, что облегчает преобразование сеф в суго) ему практически не требовалась — он мог выполнять любые действия, необходимые в работе, на одной концентрации и воображении.

Увы, оборотной стороной подобной одарённости, помноженной на требовательность, стало постоянное недовольство достижениями Акено. Отец начисто упускал из виду, что его сын — это не то, что не обученный люай, а вообще ребёнок, причём того возраста, в котором княжеское большинство детей едва прекращает неразборчиво лопотать и начинает внятно говорить. Увы, но любые мои заслуги, хоть самую малость отклоняющиеся от отцовского идеала, вызывали лишь брань и вопли о "бесполезности", "лени", "тупости".

Наивысшая похвала, какую я от него слышал лет до восьми включительно: "Приемлемо... для начинающего".

Страшно представить, что выросло бы из Акено при нормальном положении дел с таким-то воспитанием. Ах да, при нормальном положении дел Акено с врождённым дисбалансом энергий не выжил бы... но даже если бы выжил, Макото угробил бы его. Это ж надо додуматься: учить ребёнка с таким дисбалансом использовать во время занятий седьмую мудру! То есть попросту усугублять проблемы со здоровьем. Он бы ещё его мудре поэта научил, преобразующей в суго запасы ци! Умный-то Макото умный, но при этом просто редкостный болван! Местами.

Я отцу не перечил и мудру возвышения послушно складывал. Вот только саму суть работы мудры игнорировал. Это не очень сложно, ведь любая мудра — не просто хитро сложенная из пальцев фигура, но и своеобразный цем-знак, только что не начертанный на бумаге и объёмный. А цем-знаки, как я уже узнал на собственном опыте, не начнут работать, пока не подашь в них свою сеф, причём с определённым намерением. И я — не подавал. Точнее, выполнял на чистом контроле ставшее более привычным преобразование сеф в ци.

Отец безобразия не замечал, поскольку никакого хирватшу не имел. Однако замечал иное: недостаток памяти, внимания и воображения... после чего с новой силой обрушивал на мою голову потоки брани. Хорошо ещё, что не бил. Хотя слабого здоровьем малолетку бить — это надо быть уже не просто редкостным болваном, а кое-чем похуже.

Так и жили.

Надо отметить, что, хоть я и уклонялся от выполнения отцовских заданий в полную силу, ту, которая требовала накачки суго, — настоящего лентяя и тупицу всё-таки не строил. И даже тот объём заданий, который я выполнял, достаточно ощутимо и быстро развивал мой ум. Улучшалась память; становилось всё легче держать перед мысленным взором и менять усилием воли всё более сложные воображаемые вещи — от длинных свитков с числами до замысловатых текстов на незнакомых языках, заучиваемых без проникновения в их смысл. (Кстати, ранее неизвестные языки учить тоже приходилось: классический материковый цао я знал по первой жизни, но с началом обучения к нему добавились юго-западный диалект ир шу и наречие северных варваров, эгама).

Да что там, после выполнения отцовских заданий повышался даже контроль сеф! Немного и не быстро, но всё равно заметно.

Ради обретения столь весомых преимуществ, полагаю, стоило потерпеть мерзкий характер Оониси Макото и заниматься подготовкой к обучению на люай более... ревностно. Тем более, пусть с опозданием, но после одного из занятий меня озарило: при развитии воображения до должного уровня я смогу овладеть одним из легендарных навыков, а именно начертанием цем-печатей при касании... или даже без касания, обманчиво "простым" формированием знаков прямо в воздухе!

Головокружительные перспективы, без преувеличения.

Состояние здоровья моё как раз где-то в промежутке от пяти до семи перестало вызывать беспокойство и стало основой робких, но всё-таки успехов. Дисбаланс остался — врождённые искажения такого рода полноценному исправлению не поддаются — однако если запас суго вырос где-то втрое, то запасы ци, по моим прикидкам, с рождения до пяти лет увеличились более чем десятикратно. Примерно так же вырос и резерв сеф: хотя целенаправленно я его не развивал и к истощению не подводил, почти постоянное преобразование в ци и общий рост тела всё равно толкали Очаг к развитию. Так что хоть я-Рюхей в том же возрасте был сильнее в разы, я-Акено всё равно мог бы стать принятым... хотя бы из-за очевидного таланта к иллюзиям и контроля.

Контроль! Вот что приводило меня в тихий восторг и радовало своим качеством. Уже в три с половиной года я мог использовать слабую, но полноценную версию "трёх У"... каково?! Лёгкий Шаг на уровне даже не бега по, а стояния на воде покорился мне в четыре; Сокрытие из-за кратно меньшего резерва и кратно же лучшего контроля позволяло таиться так, как, наверно, не всякий мастер умеет. В шесть с половиной я осилил ещё одну вершину мастерства мага: Сдвиг без якоря. И хотя дальность такого Сдвига равнялась поначалу смешным полутора локтям, но ведь и самая долгая дорога начинается с одного оборота тележного колеса...

Наконец, Превращение и Смена Облика. Не знаю, как насчёт обмана магов, а вот не магов я мог дурить практически как угодно. Даже когда я прямо в гостиной, ясным днём и у всех на виду во время визита родственников моей матери выдал себя за кадку с бело-розовой глицинией (точнее, скрыл настоящую кадку иллюзией, наложенной на место, а сам под Превращением встал чуть в стороне), никто и не почесался.

Мне раньше надоело изображать неодушевлённый предмет, чем кто-либо что-то заподозрил.

* * *

— ...и тогда Безымянный настоятель-сама использовал запретную Форму запечатывания демона. Ранее обездвиженная им Тёмно-Серая Нэкомата с ужасным воплем обратилась потоком смрадного дыма и вошла в столбы и притолоку врат-тории храма Изао, что на острове Нуан-оро. С тех пор эти врата используются для проверки чистоты помыслов: говорят, что дурной или злоумышляющий человек, попав под влияние эманаций духа Нэкоматы, не может пройти через врата-тории, что хранят в себе её силу, но как бы застывает в проходе. Так было избыто зло на острове Нуан-оро в эпоху правления благословенного князя Маситаи, в пятый год от восшествия его на престол чтимых предков.

— Как интересно! — сказал я закончившей чтение Аи. — А почему Форма запечатывания демонов запретна, мама?

— Не знаю, — безмятежно ответила она. — Никогда об этом не думала.

Я умолк и придвинулся поближе, буквально ввинтившись под её левую руку и приобняв за начавшую расплываться с годами талию. Мама наполовину накрыла меня своей рукой (и широким, тяжёлым, густо расшитым цветочным узором шёлковым рукавом), после чего мы долго сидели так, в уютном молчании, любуясь падающими с мелодичным звуком струями водопадика.

Правда, у меня настоящего медитативного созерцания не получилось. Мысли, буквально кипящие в голове, не давали покоя.

Да, я теперь могу хоть наизусть цитировать всю Священную Дюжину — совершенная без малого память Оониси вполне позволяет. Да, благодаря матери я прослушал сотни самых разных историй с участием демонов. Причём далеко не во всех таких историях люди выходили победителями — хватало и назидательных рассказов о том, как демоны одерживали верх. Особенно ловко избегали своего разоблачения и поимки два персонажа легенд: Великая Широгицунэ* и Хирошихэби**, известный также как Царь Чревоходящих. Однако, как я с некоторых пор заметил, всё это никак не помогает ответить на некоторые... основополагающие вопросы.

/* (яп.) — букв. Белая Девятихвостая Лиса

** (яп.) — букв. Щедрый Змей./

Например, такой: а чем, собственно, демоны отличаются от людей?

Такой простой вопрос. И такой... не очевидный, стоит лишь чуть задуматься.

Демоны злы? Но существует множество вполне нейтральных демонов. И даже демонов изначально добрых, — достаточно вспомнить хотя бы общину цуру из долины Раккусэ. Иные меж демонов, будучи злы, раскаиваются, становятся благожелательными; случается и обратное. Сам я, лично и долго общавшийся с Сорой, не могу утверждать, что она отличалась в худшую сторону от людей. Да что там, троица Джиро — Мисаки — Кано больше походила на мелких демонят, чем отомстившая и потому успокоившаяся мононокэ.

Демоны бессмертны? С одной стороны, да. С другой — люди тоже некоторым образом бессмертны — точнее, не сами люди, но их души. Демонам тоже случается терять жизнь, силы и память; случается и перерождаться. Собственно, одной из причин называть Великую Широгицунэ именно великой служит её способность перерождаться без потери памяти и воистину немалых сил. Кое-где её на этом основании почитают как какое-нибудь божество... кстати, граница между демонами и божествами также смутна мне... но буду последователен. Итак, демоны вроде бы не знают смерти от естественных причин, но при этом в мире существует оружие, уничтожающее даже душу и тем самым способное оборвать сколь угодно долгое существование. Также демоны стареют — медленнее людей, но всё равно стареют.

Непонятно.

Может, демоны не могут пользоваться человеческой магией? Но и это неверно. Есть как минимум два исключения: Даичи-каппа* и уже помянутый ранее Хирошихэби, являющиеся чуть ли не грандмастерами цемора. Собственно, Даичи-каппа известен, по некоторым преданиям, как один из изобретателей цемора. Ну и опять-таки на ум приходит Сора, успешно практиковавшая магию прямо в клане магов, научившая меня различным трюкам и Формам.

/* — Даичи (яп.) — Великий Первый Сын, каппа — водяной демон, по народным поверьям, не то лягушка, не то черепаха с лужицей на вогнутом темени. Истина несколько сложнее./

Сила, выходящая за пределы человеческой? Ха. Множество людей сильнее демонов. Взять хотя бы Безымянного настоятеля храма Изао из недавно прочитанной мне истории. Ведь он, даже не будучи магом, без видимых усилий скрутил Тёмно-Серую Нэкомату, которая одних только оружных стражников пожрала не менее полусотни, а крестьян-черноногих — вообще без счёта.

В общем, в моих познаниях о демонах и людях зияет, прямо в центре, здоровенная такая прореха. И как эту прореху залатать, не ясно. Может, подкатить с вопросами к какой-нибудь мико или знающему каннуси? А если спросят, почему дитя интересуется такими вещами, честно скажу, что мама Аи любит читать мне про демонов и чудеса.

С другой стороны, а ну как действительно знающий каннуси меня разоблачит? Опасно...

Или вот демоны и небожители. Где меж ними граница? Наиболее сильных и опасных демонов умасливают поклонением и подношениями; немало небожителей не имеют собственных культов. Среди богов, в точности как среди демонов, встречаются злые, благие и равнодушные. Разве что пропорция обратна: небожители чаще добры, чем злы, а демоны — конечно, строго наоборот. Люди порой превращаются в демонов, однако они также, хоть и реже, становятся небожителями.

Наконец, иметь либо развить ватшу могут и люди, и демоны, и боги — я сам тому живейшее доказательство, ведь в первой жизни напрямую ощущать эмоции я не умел и не мог. Правда, Сора не считала меня за человека... но разве не могла она ошибаться?

И разве сам я ощущаю в себе какие-либо неестественные перемены, чтобы утверждать с толикой некой даже гордыни: "Я — демон!"?

А-а-а! Голова пухнет!

— Акено! Где ты, ленивый мальчишка?!

— Беги к папе, малыш, — ласково подтолкнула меня Аи.

Бежать я не стал, просто пошёл. Ох. Я жаловался, что голова от мыслей пухнет? Макото сейчас своими заданиями да упражнениями усугубит это состояние многократно!

* * *

Описание земель. Карты, рассказы путешественников, лоции, кроки, договоры о владении территориями, снова карты...

В мире, где мне довелось родиться (точнее, рождаться) и жить, есть три материка. О самом восточном мало что известно, кроме того, что он есть: воды Океана Чудищ, кишащие кайдзю* и морскими демонами, вспениваемые тайфунами и блуждающими водоворотами, плохо подходят для длительного плавания.

/* — букв. "странный зверь" (яп.), т.е. в данном случае монстр, не имеющий примеси какой-либо сверхъестественной природы. Или имеющий минимум таких примесей./

Тот материк, что находится где-то на юго-юго-западе, более доступен, так как до него можно добраться поэтапно, от острова к острову. Впрочем, большой прибыли от подобного плавания ждать не приходится: западная часть этого материка, именуемого Сомаух, по большей части представляет собой пустыню, коя вообще никого из людей не интересовала бы, если б не золотые копи (за минувшие тысячелетия сильно истощившиеся). Восточная же часть, отделённая от западной высоким горным хребтом (возможно, не просто высоким, а высочайшим) — дикие, непролазные джунгли пополам с болотами, обитаемые племенами совершеннейших дикарей с кожей серого оттенка и рыжими волосами. Северные варвары по сравнению с серокожими могут показаться светочами культуры.

Во всяком случае, они хотя бы умеют обрабатывать металлы и не едят варёное мясо своих умерших соплеменников.

Поэтому, когда говорят "материк", обычно подразумевают Ахорэ.

Размеры этой суши воистину велики. Достаточно велики, чтобы на пересечение его с востока на запад уходили долгие сезоны, а то и вовсе годы; чтобы среди Ахорэ плескались самые настоящие внутренние моря — как минимум четыре штуки — и множество больших озёр. На этом материке также можно встретить и пустыни, и джунгли, и саванны, и горы, и холмы, и реки, и болота, и хмурые хвойные чащобы, а дальше к северу, как говорят некоторые наиболее рисковые путешественники, за поясом безлесых просторов, поросших мхом и именуемых тундрами, — стену вечных льдов. Даже в разгар лета не тают они, поскольку на севере (если верить тем же самым путешественникам) зима длится больше половины года и ледники намерзают чуть ли не быстрее, чем тают под летним солнцем.

Впрочем, речь совсем не о краях дальнего севера, где кочует ещё одна разновидность диких людей: беловолосых, краснокожих, круглолицых и узкоглазых. Эти кочевники разводят огромных мохнатых зверей самого причудливого обличья — сам не поверил бы, что такое чудо возможно, кабы не видел в своей первой жизни собственными глазами громаднейшую бурую шкуру и два не менее громадных кривых клыка длиной полтора локтя каждый*.

Речь о крае, называемом без затей Восточным Приморьем.

/* — герой рассказывает вовсе не о мамонтах, как кое-кто мог бы подумать, а о животных, аналогов которым на Земле попросту нет и никогда не было; простоты ради можно обозвать этих тварей шерстистыми свиньями, хотя на свиней они тоже не очень-то похожи./

Ныне Приморье пребывает в упадке, и это плохо. Однако менее тысячи лет назад этот благодатнейший край ещё процветал под властью Божественных Императоров Цао. Да, мы живём в эпоху упадка... но ещё с легендарных времён знание классического цао стало обязательным для всякого образованного человека и на землях Ахорэ, и на родных для меня островах, и вообще во всём цивилизованном мире.

Изначально имя Цао носил только большой остров во внутреннем море Кэ (по отношению к Ёро, то есть моему нынешнему положению, это почти точно на запад и ещё чуть — к югу). Но во времена легендарные свет императорской власти сиял также на все прибрежные районы моря Кэ, вплоть до горной страны Илат на севере, пустошей Нераама на западе, прибрежных джунглей Молочного Моря на юге и многочисленных островов к югу, юго-востоку и востоку от материка. Только до северных островов с их варварскими царьками ни разу за всю письменную историю не досягала благодать божественного порядка Цао — ни во времена Первой Империи, ни во времена Второй Империи, ни позже. За что эгамари и зовутся по заслугам своим варварами.

Также пустынные земли Ахорэ вдали от моря Кэ не испытывали на себе благодетельного влияния центральной власти: те же хвойные леса и тундры на дальнем севере, за Илатом; долины Семиречья за пустошами Нераама и земли, лежащие ещё дальше к западу, о которых в наших краях даже самые бывалые путешественники мало что могут сказать. Ну и громадные, но малонаселённые просторы, покрытые густыми и влажными лесами, занимающие юго-западную оконечность материка Ахорэ. Говорят, вдоль тамошнего побережья, особенно в долинах крупных рек и по их берегам, встречаются анклавы почти полноценных культур... но, конечно же, без просвещения культурой истинной они никак не могут считаться достойными представителями круга населённых земель.

Почему я озаботился рассмотрением всей этой обширной картины?

Да потому, что меня настиг ещё один интересный вопрос, связанный с моей... сложной природой. И странностями моих реинкарнаций.

Само по себе учение Дэи Дао, Божественного Пути, если изложить его предельно кратко, говорит следующее: душа бессмертна, каждая новая жизнь даётся нам во испытание, достижение необходимого количества духовных заслуг даёт возможность отдохнуть от круговорота рождений в верхних планах Призрачного Мира, вдали от земных сует. Особо возвышенные божества и вовсе не имеют нужды в воплощении или посылают для воплощения свои частицы — аватары. Если же проваливать испытания жизни, можно очернить карму до такой степени, что прямо при жизни из человека станешь демоном (что всё равно не отвечает на вопрос, чем же демоны отличаются от людей: что такое "качество кармы", как его определить? я не каннуси, я этого не знаю!). Да и переродиться можно на одном из нижних планов мира, среди гаки, зверодемонов и всяческих хищных монстров. Что будет самым наглядным, нагляднее некуда, признаком падения.

Так вот. По трём воплощениям окончательную картину складывать рановато. И, тем не менее, кое-какие вопросы уже задать можно.

Почему я всякий раз перерождаюсь мужчиной? Этот вопрос можно отложить, тем более, даже в храмовой среде, насколько я знаю, кипят нешуточные страсти вокруг вопроса о поле души. Одни авторитеты утверждают, что определённость пола приходит только с телом, душа же как таковая мужской либо женской быть не может; другие авторитеты яро отстаивают прямо противоположную точку зрения. В общем, это отложим, потому что есть вопрос более интересный. Почему все три мои жизни начались, если смотреть на размеры мира, чуть ли не в одном месте? Сначала — столица княжества Раго, затем центральный остров архипелага Уюши-ар. И вот теперь — княжество Ниаги, что к северо-востоку от Раго и почти точно к югу от места моего предыдущего воплощения. Соединить на карте прямыми линиями, и получится слегка кособокий треугольник с тупым углом на месте Ёро, где я сейчас нахожусь.

Можно спорить о том, обладают ли души определённым полом, но что определённой национальностью они не обладают — положение бесспорное. Однако для меня словно каким-то образом сделано исключение.

Почему? Как?

Странно всё это...

* * *

— Что ж... приемлемо, — выцедил Макото. Затем неохотно поправился: — Почти хорошо. Хм... рановато, но... попробую. Да. Попробую...

Поведя взглядом по обстановке и на мгновения каменея (как я уже сознавал, таковы внешние признаки применения "мгновенной оценки"), отец встал, прошёл к полкам, чуть ли не ломящимся от свитков, и вытянул один из них — как будто выбранный случайно.

Как будто.

— Вот, — свиток сунули мне в руки. — Сроку тебе... ладно, пусть будет с запасом... до вечера послезавтра. Ступай.

Поклонившись, я покинул его кабинет.

Погода стояла замечательная: ясная, тёплая, тихая. Время от времени с гор слетал зябкий ветерок, шелестя потемневшей, уже не весенней листвой — но потом нагретая солнцем земля оттесняла его своими испарениями, и в саду вновь воцарялась уютная тишина. Учить отцовские задания в такое время под крышей — почти преступление. Очень хорошо понимаю князя Ниаги, как раз примерно в это время едущего со всем двором из зимней столицы в Ёро, спасаясь от влажной духоты побережья.

Короче говоря, я устроился на скамье с видом на тот самый водопадик, созерцать который так любит Аи (сейчас, увы, отправившаяся с визитом к одной из подруг). Развернул свиток. И спустя полсотни вдохов, дойдя до конца, замер, искренне удивлённый.

Обычно Макото давал мне на запоминание за сроки куда меньшие, чем озвученный, куда больше более сложного... материала. Шифрованные, начертанные в одной из архаичных манер, переписанные с каких-то дикарских образцов и потому вообще непонятные, — я привык к обилию самых разных письмен. Привык заучивать их и потом воспроизводить с любого столбца, в любом порядке, со всей возможной точностью. Базовый навык для всякого люай.

И вот теперь на моих коленях лежит написанный обычнейшей не иероглификой даже — слоговой азбукой отчёт о землепользовании во владении Чигау. Знакомый серединный диалект, родной для меня как Оониси Акено; обычные, общеупотребительные числа... довольно небольшие, к слову... скромный общий объём отчёта: прочитав его ещё разок, ну, для надёжности дважды, я запомню его с точностью до отдельного знака и смогу воспроизводить вплоть до начертания отдельных знаков в течение четырёх-шести десятидневий. (И даже позже, но уже с применением специальной медитации для лучшего погружения в глубины памяти).

В чём подвох?

Хм... похоже, вывод может быть только один: Макото, мой отец и наставник, отныне желает от меня не только запоминания. Но и... анализа*?

/* — среди люай, а следом за ними и у наиболее образованных людей в ходу представление о трёх действиях со сведениями. В буквальном переводе: "собирание/запоминание", "разделение-и-обработка", "соединение-в-новое". Чтобы не грузить читателей лишней терминологией, я приравнял второй этап к анализу (в научном и отчасти философском смысле), каковым он, по сути, и является. Третий этап, если придётся к слову, будет синтезом./

Я повторно пробежался глазами по отчёту с начала и до конца, после чего свернул его — за ненадобностью. Внезапность испытания мобилизовала мой ум, так что столбцы знаков чуть ли не светились перед мысленным взором — даже напитка преобразованной сеф не потребовалась. Итак. Что есть в этом отчёте неправильного? Подозрительного? И даже, возможно, ложного?

Начертание некоторых знаков отклоняется от вполне каноничного. Следует предположить, что писец происходит из той же западной провинции княжества Ниаги, где располагается владение Чигау: характерный хвостик над каждой "у" и лихая завитушка в конце каждого "ар", пусть и не всегда выраженная полностью, не дадут усомниться в предположении. Далее... то ли составитель отчёта, то ли писец допустили диалектное написание некоторых слов. И, пожалуй, именно составитель, потому что неправильность письменной речи соответствует южной провинции Ниаги. Не западной, откуда родом (или где проходил обучение? недостаточно данных!) писец. Прямо-таки шибает столичным выговором, с его "глотанием" части внешних обозначений форм слова. Далее... числа в отчёте на первый взгляд друг другу отнюдь не противоречат. Баланс сведён верно, глупых ошибок, вроде полученного при перемножении семнадцати и сорока пяти результата в шестьсот одиннадцать не видно... хотя для полной в том уверенности надо повторить ВСЕ расчёты, приведённые в свитке.

Упражнения на быстрый счёт в уме отец мне также давал неоднократно. Однако, как ни печально признавать, пока что мои возможности по быстрому счёту оставались... скромными. По меркам люай, конечно, а не простых людей. Чисел же в свитке-задании... хватало.

Да, это будет не так просто. Это тебе не зазубрить готовый результат...

С проверкой численной части отчёта о землепользовании я провозился не менее трёх больших черт*. То есть раз в десять больше, чем нормальный, средних способностей люай... ну да с практикой это выправится, задатки у меня хороши. Даже во время обеда я не отрывался от перебрасывания туда-сюда числителей, знаменателей, сумм и прочего подобного. Отчего, вероятно, выглядел ещё большей сомнамбулой, чем обычно. Кстати, для надёжности каждую выкладку я повторил трижды.

И... не нашёл ошибок.

/* — сутки обычно делятся на дневную и ночную половины, в каждой по десять больших черт и по сотне малых. Ради простоты можно приравнять большую черту к часу, а малую — к временному отрезку в пять минут. Подробнее см. глоссарий, раздел календарь./

Что ж. Редкий отчёт такой значимости не проходит визирования в Благословенном Цветке Вспомоществования Управлению. А там, где очевидные ошибки устранил люай, другой люай может отыскать лишь не очевидные ошибки.

Или не отыскать ничего.

Но вряд ли Макото дал бы мне отчёт, в котором прямо-таки ВСЁ, за вычетом написания некоторых слов, идеально до безупречности. Ой, вряд ли. Наверняка подвох есть, и даже скорее всего не один — просто я пока не умею выделять подозрительное с первого (или второго-третьего) взгляда, как отец. Опыта не хватает...

Что ж. Попробую возместить этот недостаток упорством. И... Макото ведь не запрещал мне искать похожие отчёты для перекрёстного сравнения. Он даже задание как таковое формулировать не стал, просто дал мне этот свиток. Вроде как делай с ним, что хочешь.

Ха! Посмотрим, к чему это приведёт. Вызов — это интересно.

Определившись с планами, я отправился спать. Поскольку поспать вволю ночью мне не придётся. Ну да не в первый раз... и, к сожалению, не в последний.

* * *

Дни этой весной в Ёро чудо как хороши. А вот ночью... холодновато. Но я к этому холоду давно привык. Да и чуть ли не сам собой ускорившийся круговорот сеф озябнуть не даст. Облаков почти нет, поэтому свет от сверкающих полотнищ, состоящих из сотен тысяч звёзд, оставляет на земле только пару бледных теней. При таком свете свободно можно читать. А вот пробираться куда-то — не очень удобно... если бы я не обладал должными навыками. Я и днём умею спрятаться так, что никто ничего и никак; ночью, даже столь ясной, тем более останусь незамеченным.

Что светло, так это даже к лучшему. Легче будет искать в отцовом кабинете нужные свитки, добывая материал для сравнения отчётов.

Беззвучным призраком встал я со своего футона. Одеваться не стал: сеф согреет... да и не зима уже всё-таки. Кроме того, если вдруг кто (например, Аи) решит проведать меня среди ночи, — потребуется меньше усилий для ускоренного отступления на исходные позиции. Одно дело метнуться обратно в спальню и нырнуть под одеяло. И другое дело — метнуться обратно в спальню, раздеться и только потом накрыться одеялом.

Да, опыт ускоренного возвращения в постель я уже получил — и не раз...

Медленно, создавая как можно меньше шума, я отодвинул ставень окна; на моё счастье, цикады устроили в саду такой концерт, что можно было бы и не стараться. Столь тихие звуки, как тот, что я производил, выделить на фоне монотонного стрёкота смог бы далеко не каждый даже среди магов. Я, по крайней мере, движения ставня почти не слышал. Но всегда лучше немного перестараться, чем проявить неосторожность. Поэтому я страховался, чутко вслушиваясь в ночь своим хирватшу (никого чувствующего и одновременно бодрствующего поблизости, только старика-садовника в его пристройке мучит бессонница — но он туговат на ухо и меня не услышит, это хорошо...).

Просочиться сквозь щель на энгаву* (моя спальня находится на втором этаже, как, к слову, и спальни всех домочадцев — только моя выходит окнами на юг, а родительская на север). Вокруг по-прежнему все спят, но я всё равно применяю собственную смесь Превращения и Смены Облика. Эта комбинация не доработана и потому днём я бы просто не рискнул её использовать. А вот ночью смутная тень, даже если кто-то её заметит, особых вопросов вызвать не должна. И уж что-что, а опознать меня в этой тени точно не выйдет.

/* — огибающая дом открытая галерея под крышей. Характерный элемент классической японской архитектуры./

Жаль, что я не могу увидеть себя со стороны — может, тогда мне и удалось бы улучшить эту смешанную Форму... эх, где моя привычная стихия Воды и Двойники?

С освоением Молнии, кстати, у меня возникли сложности... но — прочь это всё! Задание, вот о чём надо думать в первую очередь. И пусть на это конкретное задание я подрядил себя сам. Пусть я даже не маг в обычном смысле этого слова. Всё равно при выполнении задания нельзя отвлекаться, этому Сора научила нас быстро...

Скользнуть вдоль энгавы. На углу юркой ящеркой подняться на третий и последний этаж дома. Так, а вот и ставни, за коими скрывается отцовский кабинет: два окна, выходящих на юг, и ещё два — на восток. Но воспользоваться лучше одним из южных, потому что к востоку как раз и находится пристройка садовника. И если ему взбредёт в голову, как уже бывало, выйти на порог и присесть, любуясь стрекочущей звёздной ночью — оттуда, бросив взгляд в сторону дома, он вполне сможет заметить открытые ставни. К югу же от дома расположен сад, в котором сейчас никого чувствующего нет.

Ставни первого южного окна. Заперты на задвижки. Ставни второго... то же самое. Ну что ж, это будет немного труднее, только и всего... закрываю глаза для лучшего сосредоточения, прикладываю ладонь. Сдвигаю немного в сторону. Да. Это здесь. Короткое сосредоточение, едва заметный выплеск сеф — и вот уже задвижка по ту сторону деревянного полотна выскочила из своего паза. (Сора говорила, что иные мастера таким образом могут открывать даже сложные металлические замки). Пока она опускалась обратно, я успел чуть сдвинуть ставень. А там и полностью раскрыть его. Мне понадобится много звёздного света.

...спустя четыре больших черты, полностью потраченных на запоминание содержимого свитков с отчётами о землепользовании, я вернул кабинету такой вид, словно в него этой ночью никто не проникал, спустился к себе и лёг досыпать. Анализом добытого и бережно сохранённого в уме займусь завтра с утра. Однако кое-какие предварительные намётки у меня уже есть. Да, есть... у-у-ау-у-у... всё, сплю!

* * *

Тянуть до послезавтра я не стал. И даже до вечера. Смысл? Безупречного разбора отчёта мне всё равно не сделать, а необходимый минимум сомнительностей я нашёл.

Минимум... м-да.

Это, кстати, стало как бы не более сложным вопросом, чем само задание: насколько хорошо я могу позволить себе разобрать демонов отчёт? Сколько обоснованных догадок выложить перед отцом? С одной стороны, мне уже давно и сильно надоели однообразные задания по тренировке памяти и скоростного счёта. С другой — если я покажу выдающуюся одарённость для своих лет, всегда существует риск переусердствовать. Оониси Макото — кто угодно, но не дурак. На поиске нестыковок и всяческих неясностей он сделал карьеру и год за годом делает очень неплохие деньги. Стоит ему хотя бы заподозрить неладное, как он моментально учинит мне серию проверок — и я не настолько самонадеян, чтобы считать, будто успешно выдержу хотя бы первые три из них.

Собственно, отчёт, который он дал мне, может оказаться одной из таких проверок.

Казалось бы, что тут такого? Ну, помню прошлые жизни. Ну, умею больше, чем положено по возрасту и статусу. Я всё равно остаюсь Оониси Акено, законным отпрыском своих родителей и наследником люай. Единственным наследником, прошу заметить. Так? Всё так... но не всё так просто. И если установившимися с отцом отношениями я не особо дорожу, а на слуг мне и вовсе практически плевать, то вот Аи... ощущать изменения в её чувствах в мою сторону мне не хочется. Совершенно. Испытывать её любовь на прочность без очень веской причины? Нет уж!

Опять же, храмы. И маги. И соседи, в конце концов. То, что я не злоумышленник и, скорее всего, всё-таки не демон, не значит, что открытие моего настоящего возраста и положения не повредит семье. У отца хватает недоброжелателей (ещё бы, с его-то поганым характером!), хватает и желающих подвинуть его с занимаемого поста. Так что пусть всё идёт, как идёт. Не хочу и не буду откровенничать, слишком опасно это.

Вот с таким настроем и предстал я перед Макото на следующий день после обеда. Молча протянул ему свиток.

— Неужели наконец-то запомнил? — напоказ удивился он.

— Ещё вчера, господин мой отец, — с подобающей скромностью ответил я. — Не так уж и длинен этот отчёт.

— Почему же ты не вернул его сразу, как запомнил содержание?

— Потому что хотел хорошо поразмыслить над... содержанием.

— Так. И что же ты намыслил, сын мой?

Я начал перечислять по пунктам, не забывая держать отца в фокусе своего хирватшу. Ну, по мере возможности. Сфокусироваться так, чтобы проникнуть в его мысли, мне ещё ни разу не удавалось даже и в лучших условиях — вероятно, из-за того, что я просто не догонял нормальную для Макото скорость мышления. И потому Духовным Взором полноценно настроиться на него не мог. А теперь, с таким отвлекающим фактором, как необходимость отчитываться о задании, вообще следовало удовольствоваться углублённым восприятием его эмоций.

Первым я упомянул скромный объём работы, несоразмерный времени на выполнение, кое-какие нюансы формулировки задания — в общем, объяснил, почему я решил, что свиток дан мне не просто для запоминания. Перешёл к особенностям начертания, по которым определил место не то рождения, не то обучения писца, рассказал, почему считаю составителя отчёта жителем южной столицы. (По мере рассказа привычно-кислое выражение лица Макото застывало всё сильнее, а хирватшу улавливало в его душе понемногу растущую радость с гордостью и каплей азарта). Как только я упомянул, что к расчётной части отчёта придраться нельзя, так как даже двукратная сверка всех выкладок не выявила нестыковок, радость отца поутихла. И снова разгорелась, когда я предположил, что над отчётом — его численной составляющей — поработал люай.

— Что-то ещё? — бросил Макото, стоило мне перевести дух. Тон его речи и прищур глаз не оставляли сомнений: он ничуть не удивится, если добавить мне нечего. Однако внешние признаки лгали, и Духовный Взор свидетельствовал: на самом деле отцовский азарт накалился втрое против того, что я ощущал раньше, дополнившись... надеждой?

— Да, есть некоторые... вопросы. Например, в отчёте старательно упомянута низкая урожайность земельных участков, находящихся на северных склонах холмов, которую якобы усугубила плохая погода. Я верю, что плохая погода не улучшила размеры княжеской и храмовой пятин. Но мне с трудом верится, что участки на западных и восточных склонах дали в среднем всего на шестнадцать сотых, а участки на южных склонах — на тридцать сотых больше продуктов. Насколько я помню по урокам землеведения, в Чигау холмы переходят в настоящие предгорья; это значит, что склоны там круты — примерно так же, как в ближних окрестностях Ёро, где крестьянствует родня нашей поварихи, Каэде-сан. Я задал ей несколько вопросов и выяснил, что разница в урожайности между землёй северных и южных склонов может быть и полуторной, и даже двукратной. Смотря по крутизне наклона. Это если даже не считать того, что иногда там, где на северных склонах не успевают снять двух урожаев в год, на южных снимают три.

— Интересное... наблюдение. Ещё что скажешь?

— Самое очевидное, — я позволил себе улыбку. — Убытки от магии. Странно уже то, что некие Югао Рафу и Тэннобу-Го Нибори устроили драку не где-нибудь, а посреди лучшего сада белого тутовника. Словно другого места не нашли. При этом кланы Югао и Тэннобу-Го не находятся в состоянии вражды, более того: Тэннобу-Го практически никогда не нападают первыми, Югао же имеют очень спокойный, сдержанный нрав. Но предположим, что драка действительно имела место, ведь всякое бывает, и нейтральные отношения кланов не отменяют личной вражды или там споров из-за благосклонности симпатичной ведьмы...

Духовный Взор донёс всплеск насмешливости. Наверняка Макото хотелось бы выдать что-то вроде "а не рано ли тебе, сын, рассуждать о симпатичных ведьмах?" Но он сдержался. И даже не слишком изменился в лице.

— Интересно другое. Как всего двум магам удалось подчистую уничтожить аж пять полей* тутовых деревьев? Они что, решили, что противник — это армия и били по площадям? Или же они дрались до истощения резерва, потом восстанавливали его и снова дрались? Не покидая всё того же злополучного тутового сада, хочу заметить. И да: так аккуратно, что окружающим посадкам не повредили, пострадал только тутовник. Или Рафу с Нибори — на самом деле не ученики и не посвящённые, а полноправные мастера, которые действительно способны несколькими Формами уничтожить всё и вся на пяти полях земли? Но пусть, примем на время вдоха, что да, мастера. Всё равно остаётся вопрос, почему в отчёте в этом случае аккуратно указано снижение выхода шёлка-сырца и приготавливаемой из ягод местной наливки, но не указан доход от продажи древесины. У тутовника она тоже весьма ценная, всем известно. Неужели пара магов не поленилась размолоть деревья в щепу? Или спалить в пепел. Маг, использующий Формы Льда и маг, использующий, скорее всего, обычную для Тэннобу-Го Молнию. В пепел. Хм.

/* — здесь: поле — мера площади, несистемная, разумеется. 1 поле ~ от 2,3 до 2,6 га./

Отец удержал лицо, но во взгляде его всё равно промелькнула усмешка, которую я даже и не пытался скрыть.

— Понятно. Есть что добавить, сын?

— Нет, господин мой отец. Ничего... столь же интересного.

— И менее интересного ничего?

Я молча поклонился.

— Хм. Хм. Приемлемо, — изрёк Макото. — Для неопытного люай... почти хорошо. Да. Я тобой доволен, Акено. — Многозначительная пауза. Я снова кланяюсь, делая вид, что хочу утаить широченную улыбку, но позволяя отцу её заметить. — Однако ты упустил... по неопытности, да, но упустил... несколько нюансов.

И на протяжении примерно пяти малых черт, показавшихся бы настоящему сыну люай большими, он методично указывал на те места в отчёте, которые должны непременно привлечь внимание настоящего люай своей сомнительностью. Кое-что из им перечисленного я и сам заметил, только озвучивать не стал; но более половины всех сомнительностей прошли мимо моего внимания. Да, всё же люай — очень... особенная профессия.

Закончив опускать уровень моего самодовольства после скупой похвалы, Макото соизволил взять паузу, после чего сказал:

— Итак, сын, ты можешь сказать об этом отчёте ещё что-нибудь?

— Да, — я поднял взгляд и посмотрел отцу в глаза. — Это не настоящий отчёт.

— Неужели?

— Я сомневаюсь, что в настоящем отчёте можно отыскать столько следов всякого воровства, подлогов и прочего... непотребства. Это, — указующий жест, — учебный свиток.

— О! — Люай впервые соизволил улыбнуться открыто. — Если ты так считаешь, то ты определённо недооцениваешь людскую глупость... и жадность. Однако же в случае этого свитка... ты совершенно прав. Это действительно изменённый в учебных целях черновик. Верная догадка.

Я вернул отцу улыбку.

— Что ж, — он словно ненадолго задумался. — Раз ты успешно... сравнительно успешно... справился с первым заданием, держи следующее. Жду твоих соображений по содержимому завтра в это же время. Ступай... люай Акено.

Поклон. Принять новый свиток. Разворот. Выход из кабинета...

Прислониться к стене на дрожащих ногах. Поморгать, приходя в себя.

Клянусь корнями мира! Всего ничего времени прошло, а я уже совсем иначе смотрю на своего родителя. И при этом я... почти счастлив?

Да. И возможно даже, без всяких "почти".

Оборот третий (3)

Как определить свою стихию? Если знать дюжину дополнительных мудр, ничего сложного: складываешь по очереди шесть чётных мудр — тех, что отвечают за внешнее преобразование — и тщательно пытаешься эти мудры напитать сеф. Та, с которой опыт наиболее успешен, выявит врождённую стихийную принадлежность. (В начале жизни Рюхеем я никаких мудр не знал, однако с лёгкостью сумел напитать и подчинить своей сеф воду, налитую в щербатую глиняную плошку — потому и определил, что снова, как в первой жизни, сродственен Воде).

Как развить стихийное сродство? Это тоже легко. Маг использует сначала чётную мудру дополнительного набора, соответствующую его выявленной стихии. Маг Камня рисует узоры на песке, маг Воды вызывает волны на глади налитого в сосуд, маг Дерева начинает с травы. Маг Воздуха, конечно же, пытается вызвать дуновение ветра, а огневик раздувает своей сеф угли. Затем во второй части упражнения используется нечётная мудра. Часть сеф в системе круговорота приобретает стихийные свойства. "Сеф Камня укрепляет, сеф Воды очищает, сеф Дерева питает, сеф Воздуха направляет, сеф Огня ускоряет". Потом в ход идёт чётная мудра, и цикл повторяется.

Хочешь развить дополнительное сродство? Используй парные мудры, соответствующие второй стихии. Времени и усилий уйдёт больше, но ничего невозможного. А там и о третьей стихии можно будет подумать.

Но мне досталась Молния. Молния! О тренировках которой я не знал почти ничего. Как-то не торопились в прошлой жизни просветить принятого те представители Старшего Клинка, что имели в основных или дополнительных стихиях этот элемент. Отыскать в природе пять других стихий особого труда не составляет; в общем-то, Молнию отыскать тоже можно, только вот если излишне близко с ней... познакомиться, рад этому не будешь. И вообще уже не будешь. Молния, что в природе — страшнее пожара, смертельнее тайфуна. Разве что уничтожает свою цель сразу, а не медленно, как пожар и тайфун.

Есть, конечно, помимо молнии небесной — искры, рождающиеся, если погладить кошку или потереть кусочком окаменевшей смолы полоску шёлка. Вот только искры эти, как и небесная их тётушка, — считай, мгновенны. Я неоднократно пробовал вкладывать в них свою сеф, но... не успевал. Или искры ещё нет и вкладывать некуда, или искра уже проскочила, так что вкладывать снова некуда. Поэтому чётная мудра Молнии мне не помогла. Использовать же нечётную мудру... ну, я попробовал и это. В окончании приведённой выше поговорки маги добавляют, что, мол, "сеф Молнии озаряет". Однако же меня нечётная мудра наградила вместо озарения сперва лёгкими покалываниями, потом лёгкими же мышечными судорогами, а потом снова судорогами, но уже НЕ лёгкими. Не удивительно, что я предпочёл использование внутренней сеф Молнии прекратить.

При этом я отлично знал, что маги активно используют эту стихию. Вспомнить хотя бы Тэннобу-Го или хоть тех Имахоши, встреча с которыми привела к смерти Рюхея. Также я почти не сомневался, что, скорее всего, просто упускаю из вида некий важный нюанс. Тут уже мне живо вспоминалась моя первая встреча с Сорой и её подсказка насчёт цели упражнения. Одно указание — и то, что раньше представало неразрешимым, сразу же получилось! Вот и с Молнией наверняка та же история. Одно неясно: в каком направлении искать подсказку?

Шлифовать выполнение базовых Форм мне давно надоело, к тому же явную пользу там мог принести только прогресс в использовании Сдвига (уже три шага в любом направлении без сложения мудр и использования якорей!), остальное и так делалось на высоком уровне. Повторять раз за разом заученные комплексы движений рукопашного боя (где бы спарринг-партнёра найти?) — тоже. Тренировки в метании тормозило отсутствие подходящего оружия (ну, зато наловчился отправлять точно в цель даже не приспособленные для метания вещи, от серпов до кухонных тесаков!). Наконец, отношения с отцом потеплели не настолько, чтобы он дал мне почитать свитки об искусстве цемора. Поэтому вопрос развития стихийного сродства с изучением Форм стихий встал остро, как никогда.

Вот тут я и пожалел о своей скрытности. В клане искать советчика или даже полноценного наставника мне пришлось бы не долго... а теперь что делать? В историях мамы встречались, конечно же, маги, вооружённые Молнией — вот только даже расплывчатых советов по овладению ей найти там не удавалось. Самое большее, что я извлёк из этого источника, — пассаж примерно следующего вида: "В восемь лет маг клана Тэннобу-Ни по имени Юудай* приступил к освоению стихийных Форм, и к двадцати годам наставники его дружно признали, что владение Юудая силами Молнии безупречно".

/* (яп.) — Великий Герой./

Да чтоб горе-сочинителям истории Юудая демоны вырвали с корнем большие пальцы! Где подробности? Подробности — где?! Как именно осваивал этот маг свою стихию?

Тьфу.

В итоге я попробовал подойти к решению задачи как люай, и незамедлительно обнаружил, что в "магической" области моих познаний тоже зияет множество дыр — прямо как в знаниях о демонах. Безответные вопросы посыпались целой чередой. Например, почему человек может освоить либо стихии Триады Земли, либо стихии Триады Неба, но не может освоить одну оттуда и вторую отсюда? Положим, Вода и Огонь действительно не уживаются вместе, как и Молния с Деревом; но почему нельзя развить одновременно сродство к Воде и Воздуху — они ведь не противостоят напрямую? Или вот такой интересный вопрос. Да, маг преобразует свою сеф в сеф стихии... а как это происходит? Что именно меняется в сеф при таком преобразовании?

И, коли на то пошло, что вообще такое — сеф? Я прекрасно умею превращать эту энергию в ци и суго, равно как и наоборот, увеличивать количество сеф за счёт суго (за счёт ци — не с моим нынешним здоровьем, но тоже можно). Да только вот, если вдуматься, я не знаю, как именно происходит превращение энергий. Я могу ощущать их и различать их, но самая суть недоступна мне. Так рыба, всю жизнь прожившая в воде, не ведает природы Воды...

Удивительное и жутковатое открытие.

Задумавшись, я вновь сложил чётную мудру Молнии и направил сеф давно отработанным усилием воли. В пальцах тотчас возникло особое покалывание. Такое, словно около моих кистей разбухает шар — упругий и одновременно колючий. Наглядно подтверждение того, что Молния -действительно моя стихия в этом воплощении. Вот только

благие небожители какой же я идиот!

давно надо было понять

что ж лучше поздно чем никогда

и ещё раз спасибо Соре за подсказку

цель — ЦЕЛЬ! — вот что нужно: молния тоже энергия!

...с такой лёгкостью, словно делаю это уже не в первый раз, я мысленно наметил мишень. И тотчас же прямо с моих кистей сорвалась стрела стихийной сеф, поразившая отмеченный мной камешек. До полноценной Громовой Стрелы этой пародии на атакующую Форму было ох как далеко. Но меня это нисколько не расстроило.

Тем более, что озарение, столь неожиданно настигшее меня, ничуть не ослабло.

Похоже, я понял... ну, "понял" — слишком сильно сказано, скорее уж, сократил на пару шагов путь до настоящего понимания... в чём суть стихии? Очевидно, что для Молнии — это моментальный рывок из точки в точку. Это быстрейшая из стихий, но и, наверно, самая сложная в управлении во всей Триаде Неба. Огонь — это не один и не мгновенный рывок. Это, скорее, обманчиво беспорядочные метания в общем направлении к цели. Обычно огонь, разожжённый на Земле, стремится всеми своими языками в Небо... И замыкает Триаду, конечно, Воздух. Направленное, согласованное движение, более упорядоченное, чем у Огня, но при этом не такое быстрое, как у Молнии. Сущность Воздуха наилучшим образом отражает ветер — именно через дуновение выражается его природа. Дуновение, да... ведь ветерок, ерошащий волосы, и бешено ревущий тайфун разнятся только силой, но не природой своей...

А что же другая Триада? Ну, довольно очевидно, что её стихии медлительнее стихий Неба. Камню, как таковому, движение вообще не присуще — помню, как я в прошлой жизни мучился, развивая сродство с ним! Если Камень привести в движение, он сдвинется одним куском... то есть, собственно, камнем. Зато и остановить его ох как непросто. Вода... она мне знакома лучше всего. Податлива? Да. Она похожа на Воздух — тем, как приходит в движение. И на Камень — тем, как трудно останавливается. Не в пример ему, Вода принимает форму сосуда, чего от Камня не дождёшься. Но и просочиться может в любую щель. А волны прибоя... они гасят ветер, огонь и молнии, размалывают в песок прибрежные скалы. Лучше иных стихий остановить Воду может Дерево. Если подумать, корни чем-то похожи на молнии, только эти молнии живые и растут куда медленнее

стой

ведь Дерево и Молния считаются противоположными! откуда такое сходство?

так наверно здесь есть некая система чем похожи а не различны Вода и Огонь? Вода — это брызги, Огонь — искры! Фонтан и костёр! Вода очищает, Огонь ускоряет... а Камень и Воздух? не похоже, чтобы у них вообще было что-то общее

стой!

Из чего, в основном, состоит земля? Из Камня! Из тверди! А Небо — это Воздух! Лишь вкраплениями светил в нём представлен Огонь, а Молния и вовсе появляется в небесах не каждый день. Наверно, Камень и Воздух сходны в том, что они — основа мира. Зато по своим свойствам они настолько различны, что именно поэтому составляют идеальную пару. Как мужчина и женщина, подходящие друг другу именно в силу своего основного несходства!

С опозданием я отметил, что пальцы мои сложены уже в нечётную мудру Молнии (ну да там всей разницы — положение пальцев, а ладони остаются на месте). И что сеф, преобразованная прямо внутри моего тела, больше не колет и не приводит к судорогам. О-о-о! Теперь-то понятно, почему говорят, что сеф Молнии озаряет... если правильно применить её, то эффект выходит — куда там мудре возвышения! Кажется, что мир застыл сверкающим камнем, а мысль получила крылья. Достаточно поставить цель — и ты уже там, где наметил и хочешь. Даже если раньше добраться до этих неизведанных областей не случалось... один миг — и понимание уже трепещет на кончике Молнии, поражённое неуловимой для глаза скоростью удара мысли... а наш сад? Да я как в волшебный край попал! Всё такое резкое, контрастное. Мельчайшие детали, которые обычно едва можно рассмотреть вблизи, теперь словно сами бросаются в глаза, даже прямо смотреть не обязательно — достаточно видеть какой-нибудь листик краем глаза, чтобы все жилки его счесть...

— Акено!

Гармония Земли и Неба, тьмы и света, мужчины и женщины. Теперь-то я понял. А мог бы понять и раньше. Но в теле Рюхея к весёлым девушкам так и не успел заглянуть, а до того — сидел в Обители, как дурак... да и старый уже стал ближе к концу, всё усохло... старость — это очень печально, теперь-то я точно это знаю... ведь девушки... они... они...

Опускаю глаза. Удивление. Откуда столько крови? Да ещё такой яркой, алой... хотя для меня сейчас всё кажется невероятно ярким...

— Акено?!

Расплетаю пальцы, желая нащупать... что? Не важно. Но мудра разрушается, и... и всё.

Темнота.

...от последствий своей дурости я лечился два десятидневья. И не уверен, что вылечился полностью, несмотря на все усилия — свои и приглашаемых целителей, вновь зачастивших в наш дом. Скорее всего, кое-какие шрамы, пусть и невидимые, останутся со мной до конца жизни. Но плохо не только это, плохо то, что я ужасно напугал маму Аи. Это ведь она нашла меня тогда — валяющимся в обмороке, перемазанным собственной кровью, текущей не только из носа, но даже из ушей и глаз. На фоне смертельно побледневшей кожи она выделялась особенно ярко.

Я умный, да. Но как и Макото, местами такой идиот!

Во время выздоровления, особенно поначалу, когда любое шевеление многострадальной моей головы приводило к жутким приступам дезориентации и тошноты и мне приходилось просто лежать, в моём распоряжении оказалось полно времени, чтобы обдумать собственную глупость. И хотя кое-что из случившегося следует признать закономерным — занимаясь без наставника, я и до того мог влететь в неприятности всеми четырьмя, даже странно, что этого раньше не произошло — всё равно моя глупость при взгляде в прошлое кажется... невероятной.

Я ведь знал: Молния — это стихия мгновенного удара. Да, её сеф озаряет. Но кто мне, дурня куску, нашептал, будто озарение может быть длительным? Оно как сама Молния — мгновенно! А я? Привычно направил постоянный поток преобразованной сеф, как будто имею дело с Водой. Да меня только то и спасло, что природное сродство едва-едва развилось и поток, которым я чуть не сжёг себя изнутри, оказался весьма слаб! О том бреде, который я принимал за откровения свыше ближе к моменту обморока, я вообще молчу. Нашёл время сожалеть, что с женщиной не возлежал уже столько, сколько иные люди под Небом не живут. Эх.

С другой стороны, на волне счастья от состоявшегося наконец покорения Молнии я мог начудить ещё и не так... чего там, я даже убиться мог или, того хуже, покалечиться. А так, как я отделался — всего-то несколько дней постельного лежания, после которых начал сам вставать и добираться до места глубоких дум... к исходу второго десятидневья даже обычные тренировки возобновил, поначалу с осторожностью, конечно...

Видно, кто-то из небожителей меня любит!

Увы, но краткие и горькие мгновения моего триумфа с Молнией имели и более неприятные последствия. Мама-то достаточно быстро успокоилась, точнее, её успокоили целители, так что к середине лета с этой стороны глупость моя аукалась лишь ставшими более долгими и крепкими материнскими объятьями. А вот отец...

Когда я выздоровел и пришёл к нему за очередным заданием, он просто отослал меня прочь — одним жестом, не объясняя ничего. И на следующий день отослал так же. И через десятидневье. И через два. В итоге я (обидевшись, конечно!) просто перестал пытаться наладить общение.

Зато у меня по-прежнему остались мои тайные занятия.

И практика в управлении Молнией, ага.

Правда вот, использовал я только чётную мудру, не рискуя более с преобразованием сеф прямо внутри тела. Но даже и так бросать Громовую Стрелу я научился в кратчайшие сроки. И по ходу дела совершил открытие, которое позже перевернуло всю мою жизнь... то есть жизни.

Для полной уверенности я начал развивать сродство с Воздухом и вскоре нашёл, что в его случае моя догадка также верна.

Дело оказалось в сеф и суго.

То есть не так.

Всякий маг знает, что сеф, ци и суго родственны друг другу и могут взаимно превращаться, что, собственно, и доказывает факт родства. По жизни Рюхея я прекрасно знал, каковы ощущения мага при преобразовании сеф в Воду, Камень и даже (немного) в Дерево. Как Акено, я узнал ощущения от преобразования в Молнию и Воздух. Тем самым я мог сделать то, чего обычный маг не может ощутить на собственном опыте никогда: сопоставить изменения сеф при обращении к стихиям разных Триад. И в сопоставлении этом я обнаружил вполне естественную, если немного подумать, но почему-то успешно ускользавшую от внимания вещь.

Пропорции!

Чтобы придать сеф окрас стихии, надо сместить её в сторону либо ци (и тогда получится одна из стихий Земли), либо в сторону суго (это даст стихии Неба). Изначально сеф пребывает в равновесии (ну, чаще всего... с моим-то нынешним дисбалансом я просто обречён на стихии Неба!). При нарушении равновесия, в коем, вероятно, смешаны все стихии, появляется избыток одной из шести изначальных сил — которым и пользуется маг, вкладывая этот избыток в Формы.

Теперь-то ясно, откуда взялось деление на Триады и почему мне-Акено нельзя овладеть стихиями Земли. Пропорции не позволят! Попытайся я развивать Воду, при условии, что у меня что-то начнёт получаться, — я сначала верну своей сеф ранее нарушенное равновесие и утрачу сродство с Молнией, и лишь после этого смогу нарушить равновесные пропорции в пользу Воды.

Заодно я, кажется, разгадал ещё и секреты целых двух кланов, Акияма и Югао. Рассуждал я при этом примерно так. Изначальное равновесие при стихийном преобразовании — это толчок в одну из двух сторон, к Небу или к Земле. При дальнейшем отступлении от равновесия открывается уже три пути... это довольно сложно описать словами, лучше почувствовать, но при выборе нужной стихии сила доходит до развилки трёх путей. Двинешься по одному — получишь Молнию, по другому — Воздух... очевидно, что третий путь даст Огонь. Пути пролегают, конечно, не по равнине, да и путями их не назвать... да, слова тут не очень-то годятся. Так я к чему? А к тому, что развилка-то наверняка не последняя! Отклоняясь от равновесия ещё дальше прежнего, можно, наверно, найти новые.

И вот там, где путь Воды снова разделяется, Югао идут тропой Льда, той, что приближает Воду к Камню, хоть и не делает её истинным камнем. А Акияма по тропе Огня сворачивают к Синему Пламени, родичу Молнии.

Если всё так, становится прекрасно видно, почему Лёд и Синее Пламя обладают такой силой! Здесь принцип тот же, что в случае с сеф. Не получившая преобразования, она пребывает в равновесии, но потому и в покое. Чем дальше от равновесия, тем выше активность! Потому, как ни укрепляй тело нейтральной сеф, результат будет хуже, чем при укреплении его сеф Камня; как ни лечи при помощи смеси сеф и ци, а смесь сеф Дерева и ци покажет лучший результат.

Понятно, почему Рюхей ничего подобного не слышал даже краем уха. Это секреты, за одно приближение к которым знающего могут убить! Да и не только его, но ещё и всех его родичей, знакомых и домашних питомцев! Это... это знание, да в нужных руках — необоримая сила.

Интересно: на что похоже третичное преобразование Молнии? Приближение её свойств к Воздуху — каким будет? А к Огню?

...хм, хм. Ишь, разогнался — не успел толком с футона встать, а уж готов плыть через океан.

Сперва освой на хорошем уровне хотя бы преобразование в Молнию!

* * *

Я решил, что мама Аи успокоилась после происшествия с неудачным покорением Молнии?

Признаю: ошибся.

Обычно гости к нам заглядывали не часто. Отец, по натуре нелюдимый и вынужденный из-за своей должности много общаться по работе с не всегда приятными людьми, не желал часто видеть в своём домашнем гнезде даже немногочисленных хороших знакомых. Мама, в противовес ему, характер имела довольно общительный, пусть и без чрезмерности. Однако, уважая желания главы семейства, предпочитала утолять жажду общения, не принимая гостей, а наоборот, сама куда-нибудь уходя раза три-четыре в десятидневье.

Меня при этом никто не дёргал: сначала как ребёнка болезненного держали дома, выпуская не дальше сада, а потом все как-то привыкли к этому положению дел. Тем более, что я и сам не рвался за ограду. В тех случаях, когда отцовы или мамины гости всё-таки появлялись у нас, меня это обычно не касалось. Дом достаточно большой, есть где разойтись, никому не мешая удобно проводить время.

Но где-то на четвёртое десятидневье после моего выздоровления случилось небывалое. К маме зашли не просто подруги. Нет. К ней зашли подруги с детьми. Причём мне Аи поручила ответственное дело: составить компанию и развлечь.

Справился я, в общем, достойно. Тем более, парнишка примерно моих лет и сёстры-погодки, смешливые шатенки, хорошо знали друг друга и не составило труда повернуть дело так, что они общались в основном между собой, а я просто присутствовал при этом и изредка вставлял несколько слов. А чаще отделывался вообще междометиями и жестами. Немного обидно, конечно, тратить время так бездарно, но потерпеть присутствие малолеток в течение примерно трёх с половиной больших черт — задача не самая сложная.

Но в тот раз суть происходящего до меня не дошла. Я просто выгулял "сверстников" по дому и саду, потом вместе с ними и представителями старшего поколения поприсутствовал на обеде, проводил гостей до ворот — и вздохнул с немалым облегчением.

Суть начала доходить до меня через день, когда мама, в очередной раз собираясь в гости к "тётушке Касуми" и зайдя в мои покои, огорошила меня сообщением, что я буду её сопровождать.

— Зачем? — спросил я в лоб.

— Ты не хочешь сделать приятное твоей мамочке, Акено?

— Сделать тебе приятное я всегда рад, ты это знаешь, — сказал я, склонив голову набок. Этот жест я откровенно "украл" у Оониси Макото и реакцию получил ожидаемую: Аи смутилась, уводя взгляд в сторону. — Однако раньше ты ходила в гости без меня — раз. И ты уклонилась от прямого ответа — два. Тётя Касуми — не моя знакомая, она ни разу не бывала в нашем доме, я о ней и знаю-то лишь то, что прихожусь ей троюродным племянником с твоей стороны и что обычно она живёт в Ичинарэ. Так зачем мне идти к ней в гости?

— Ах, малыш мой... ты стал такой умный...

— Не будет ответа — никуда не пойду. Итак?

Следующую половину большой черты меня пытались заболтать, умиротворить при помощи обнимашек (кои я стоически перетерпел: пообниматься с мамой приятно, конечно, но когда они из ласки превращаются в метод манипуляции... да ещё с моим-то хирватшу, усиливающимся при касании и служащим отличным тестом искренности... неприятно). Снова заболтать, поймать на интерес и на взятку ("скажи, чего ты хотел бы в подарок на Дни Грусти?"), подольститься, а в конце концов в ход пошло ужаснейшее по разрушительности оружие: женские слёзы.

Поначалу притворные, они довольно быстро стали настоящими. Кроме того, мама успешно накрутила себя какими-то своими соображениями до отчаяния.

Однако я стоял на своём непоколебимо. Потому что, как бы я ни любил свою третью и лучшую маму, прекрасно понимал: поддашься на вот такую истерику разок — и в дальнейшем при повторении ситуации "мама хочет от тебя кое-чего, сынок, но ради твоего же блага не скажет, зачем и почему" повторится вот такое же... выступление. Я же хотел, чтобы в дальнейшем такие методы ко мне применять не пытались, поэтому стоически терпел и старался даже в лице не меняться. Это как с краснянкой: разок переболеешь, и можно уже хвори не бояться. А вот если поддаться, получится уже не краснянка, а прилипчивая дрянь вроде низинной лихорадки. От которой если и не помрёшь, то отношения испортить — почти с гарантией. Трудно любить того, кто в любой момент может устроить тебе... вот такое вот.

Разлюбить Аи я не хотел. И именно поэтому молча, с равнодушным видом слушал её сдавленные рыдания. Когда она снова попыталась меня обнять, я отшатнулся. Ненамеренно. Мне уже пришлось хирватшу пригасить до минимума, но если усилить его контактом...

Моя реакция от мамы не укрылась. Тут-то она, видимо, и сломалась.

— Не... неблагода-а-арный! Ты меня не лю-у-у-убишь!

— Я люблю свою маму. Ласковую, красивую и нежную. Но сейчас ты совсем на неё не похожа. Совершенно. Я не узнаю тебя, Аи.

Всхлип.

— Как я понимаю, к тёте Касуми мы не идём, — разворот, шаг прочь...

— Стой!

— Зачем, мама?

— Я... отвечу. Честно, — всхлип. — Только... дай мне... успокоиться.

— Хорошо. Жду. Кстати, принести тебе холодной воды для умывания?

— Д... да.

Кризис с внезапным приступом "краснянки" остался позади. Почти. Ведь я так и не услышал ответа на свой первый вопрос. Но... подожду. Немного.

И принесу, в самом деле, воды. Негоже, чтобы маму в таком виде наблюдали слуги.

Когда мама умылась-прихорошилась и более-менее успокоилась, перегорев до смеси грусти и досады с ещё какими-то странными оттенками, на общем фоне опустошённости различимыми еле-еле, я спросил:

— Так зачем я тебе нужен у тёти Касуми? Честно.

А вот тут от мамы повеяло хорошо различимым смущением.

— Я... хотела познакомить тебя с... одной девочкой.

Головоломка со щелчком сложилась воедино.

— То есть ты хотела всего-то сосватать меня? И ради такой ерундовой тайны... это всё? — я почти с яростью махнул рукой в сторону невинно пострадавшего от истерики полотенца.

— Ну... — смущение многократно усугубилось. Но ещё сильнее смущения распахнулась у Аи в душе решимость. Прямой взгляд её покрасневших глаз только подтвердил это. — Ты, малыш мой, живёшь отшельником. Никуда не ходишь, ни с кем не дружишь... это неправильно.

— И ты решила, что если расскажешь мне о цели нашего похода, я заупрямлюсь и тем более никуда не пойду? Ма-а-ам...

— А разве ты не заупрямился?

Ответом ей стала улыбка, в которой я постарался соединить укоризну и ехидство.

— Я отказался идти в гости неизвестно зачем. А раз это известно, то я, так и быть, посмотрю на ту самую "одну девочку". А потом и на других подходящих девочек. Мне скоро двенадцать, самое время заключить помолвку... года через три уже и жениться можно*. Я, знаешь ли, вовсе не хочу стать последним в роду люай Оониси из Ёро. Это было бы действительно неправильно.

/* — свадьба в возрасте "от 15" — вовсе не какое-то исключение. В описываемую эпоху это норма, закреплённая законодательно. Собственно говоря, в своде законов Первой Империи Цао допустимым считается заключение брака, начиная с 12 для девочек и 13 — для мальчиков. В своде Второй Империи возраст брачующихся подняли до 14 лет для обоих полов./

Тут мама снова разрыдалась — разом от умиления и облегчения. Мне пришлось опять её успокаивать, потом нести новую порцию холодной воды для умывания, потом дать Аи полежать с компрессом на лице, чтобы убрать отёк и покраснение, потом она удалилась в свои комнаты, чтобы переодеться и наложить косметику. Но от переживаний у мамы разболелась голова...

В общем, в итоге в тот день мы и в самом деле остались дома. А к тёте Касуми отправили слугу с извинениями и просьбой о переносе визита. На что та любезно согласилась.

— ...что скажешь, малыш? — почти пропела Аи, когда мы возвращались из гостей вечером следующего дня.

— Хочешь узнать моё мнение о новой знакомой?

— Да. Признаться, мне Чизу пришлась по сердцу. Вы так мило смотрелись вместе...

— Возможно. Вот только мне невеста нужна не для того, чтобы мило смотреться, а для того, чтобы у нас были здоровые, крепкие дети.

— Акено! — мама в шоке. Ну, следовало ожидать...

— Сам я здоровьем не отличался, — сухо заметил я. — В раннем детстве вообще выжил чудом. И я не хочу, чтобы мой наследник имел такие же... трудности. Поэтому мне нужна невеста, у которой, в противовес мне, будет крепкое здоровье, — и склонность к стихиям Триады Земли. Но это уточнение я придержал при себе. — Чизу в этом отношении... не подходит. Худышка. Хотя, конечно, поговорить с ней... интересно. — Потому что, не в пример многим девочкам и девушкам, умеет слушать и пока ещё вполне честна с собеседниками.

— И что же, — странновато посмотрела на меня мама, — ради здоровых детей ты готов стать мужем глупой толстушке?

— Не обязательно глупой. И не обязательно толстушке. Но... если надо, то готов.

— Ох, Акено... какой же ты у меня ещё...

— И какой же? — хмыкнул я. — Глупенький? Маленький? Наивненький?

Аи глубоко вздохнула, но не ответила.

Я же подумал, что мне идеально подошла бы в качестве супруги ведьма из Аяме. Особенно из главной ветви, как у них называют аналог Старшего Клинка Арашичиро. (Ну да, клан-то почти полностью состоит из целителей, развивают сродство с Деревом в обязательном порядке).

Да только где я — и где те самые знаменитые Аяме? Эх...

* * *

Из-за регулярного приёма гостей (и хождения по гостям) мне пришлось сильно перекроить свой обычный режим. В "норме" я спал днём около трёх-четырёх больших черт и заполнял ночи тренировками. Теперь такие вольности стали... хм... ну, не то, чтобы вовсе невозможны. Просто более трудны.

Кстати, мои отношения со сном — это ещё одна странность. Я знаю, сколько положено спать обычному ребёнку неполных двенадцати лет. Так вот: если я-Рюхей вполне обходился примерно пятью большими чертами, то мне-Акено уже вполне хватало тех самых трёх-четырёх больших черт. И если приходилось сокращать время сна до двух, то особых последствий я не ощущал. Если только не спал по две больших черты несколько дней подряд. Вот тогда да, все прелести недосыпа наваливались на душу хорошо знакомыми симптомами, от тяжести в голове и ухудшения реакции до сухости во рту и рези под веками.

Что послужило тому причиной? Может, продолжающие медленно накапливаться в моём внутреннем мире изменения? Или это последствия применения Духовного Двойника? Или вообще унаследованный от отца дисбаланс суго и ци (а Макото, как я заметил, тоже спал мало)?

Как бы то ни было, а мои отношения со сном являлись очередной странностью, которую мне приходилось скрывать. И, в общем-то, скрывать успешно — спасибо хирватшу и иллюзиям. Так что вынужденные изменения в расписании сами по себе не вызывали отторжения: время на поддержание телесных способностей находилось всё равно. Но вот организованная моей матерью светская жизнь, точнее, её бледное подобие... я наелся такого ещё в начале первой жизни и никак не жаждал вернуться ко всей этой суете. Сплетни, наряды, интриги, пустые разговоры, погоня за модой, непременные занятия искусством — желательно несколькими видами, в минимальный набор входят музыка, поэзия, танцы и каллиграфия... нет. Только не снова!

Хотя не могу с чистой совестью сказать, что придворная жизнь совсем уж пуста, но в ней куда больше пустого, чем, к примеру, в жизни чиновника. Или самурая. Или торговца... люай, в конце концов. Теперь-то я это ясно вижу. За короткую жизнь Рюхея я приобрёл в разы больше полезных навыков, чем за всё время до ссылки в Обитель. Жизнь придворного по-настоящему полна в двух случаях: если он занимает какой-либо важный пост (действительно важный, а не просто имеет наследственное право доливать в чашу князя вино во время застолий или нести зонт над головой властителя во время прогулок) — и если небеса наделили его настоящим талантом в области одного из искусств. В первом случае придворный работает на благо страны, почти как обычные чиновники. Во втором — умножает гармонию мира и полирует зерцало своего духа.

Вот только важных постов обычно гораздо меньше, чем толкущихся у трона напыщенных ничтожеств. А истинная, драгоценному нефриту подобная одарённость встречается и того реже. Остальные же... вспоминать о том времени, когда я боролся за крохи внимания неборождённого князя, почти больно. И определённо стыдно.

В конце-то концов, кто такой этот неборождённый? Просто смертный человек, по линии отца происходящий от младшего сына одного из наместников Второй Империи Цао. В первой жизни мой род, кстати, выводил родословную от старшего сына того же наместника... только по линии матери. А сейчас, когда я рождён в совершенно ином княжестве и иной семье, это и подавно кажется просто несущественными мелочами.

М-да. Что-то я отвлёкся.

Хотел же я сказать, что в жизни придворного имелось-таки кое-что настоящее. Риск! Если затеянная интрига заканчивалась особо неудачно или противник просчитывал свои шаги лучше, проигравшему грозили серьёзные последствия. От потери крупных денежных сумм до получения в подарок от князя одного из Трёх Благ*. Нынешние же мои посиделки с разговорами в обществе одногодок Акено... худшее, что ждало меня в итоге этих встреч — помолвка с невестой, имеющей особо сварливую тёщу. Ха!

/* — в зависимости от возраста, пола и положения придворного — либо чаша отравы, либо удавка, либо специфической формы нож. Да, называть эти "дары" для особо провинившихся чем-то благим — весьма чёрный юмор. С другой стороны, использование любого из Трёх Благ по традиции снимало всякую тень вины с родственников провинившегося.../

Короче, у меня имелась причина развязаться со всем этим побыстрее. И я достаточно быстро выбрал свою будущую невесту, чтобы если не прекратить лишнюю суету вовсе, то хотя бы сократить её, насколько возможно. Правда, в мамины мысленные списки моя избранница не входила.

Хига Хироко родилась раньше меня аж на четыре года. Кроме того, к числу её недостатков следовало причислить статус четвёртой дочери (а размер приданого у четвёртых совсем не тот, что у первых) и близковатое родство (отец Хироко приходился дядей моей матери, причём по мужской линии — родство не только близкое, но ещё и, в случае моей женитьбы на ней, не дающее никаких особых преимуществ в плане полезных связей, ведь Оониси и Хига без того состояли в родстве через мою мать). Наконец, Аи не нравились манеры Хироко и её внешний вид.

Типичная папина дочка, моя (если уговорю родителей) невеста лет с пяти сопровождала своего отца в путешествиях по торговым делам. В результате лицо её и руки покрылись ровным (а ещё, на мой взгляд, довольно красивым) золотистым загаром. Волосы, и без того довольно светлые — бабушка и дедушка Хироко со стороны матери были чистокровными эгамари, в основном торговцами, но иногда, полагаю, и пиратами — выгорели на солнце до оттенка светлой меди. Рост тоже не давал ей затеряться в толпе: треть, а то и вовсе половина мужского населения княжества Ниаги при встрече с ней вынужденно смотрела ей в глаза снизу вверх. Слишком большие, кстати, глаза — даже когда она щурилась. И с прозеленью, особо суеверными дурнями почитаемую за признак не то ведьмовских талантов, не то вовсе "демоничества".

Хироко умела метко стрелять из арбалета, чему я склонялся поверить. Отнюдь не для красы таскала на поясе короткий кинжал (которым владела приемлемо, в чём я убедился, когда подбил её на демонстрацию навыков). Не сутулилась, не жеманничала, не строила кислых рож при звуках брани — вероятно, потому, что сама при случае могла бы выразиться не хуже — и не визжала при виде мелкой живности, вроде пауков, ос и мышей. Внимательно слушала интересные ей лично рассказы, да и сама могла рассказать немало интересного. Знала четыре языка. И жалела, что отец в своё время не отдал её в ведьмы — ведь это было бы так здорово!

Когда я узнал, что стихийная предрасположенность Хироко — Камень, мой выбор определился окончательно. Ну да, не Аяме. Но из доступного...

Когда я поинтересовался, не окажет ли мне честь Хига Хироко и не примет ли, буде получу согласие родни, в знак обручения мой браслет, она весело рассмеялась. Потом поняла, что я ни капли не шучу, и сама тут же стала серьёзна. Спросила:

— Не пожалеешь, малой?

— Главное, чтобы ты не пожалела. И дождалась, пока я войду в возраст.

— Смотри, я ведь и согласиться могу.

— Был бы рад услышать "да". Но... продолжим этот разговор чуть позже.

Осталось всего-то ничего: уговорить родителей. Сущая мелочь, угу.

Первым делом я обрадовал мать. Раз уж смотрины с перспективой обручения именно её инициатива. Вот только Аи не обрадовалась. "Да она же старая!", "да она же некрасивая!", "да в ней женственности ни на лю!", "манеры извозчика и словечки наёмника!", — ну и далее в том же духе, вплоть до уверенного "такая тебе точно не подойдёт!"

— Мама, я жену выбираю для себя, а не для тебя. И мои представления о хорошей жене не такие, как у тебя.

Тут Аи против воли улыбнулась. Но улыбалась недолго:

— Я понимаю, у тебя свой вкус. Но Хироко!?!

— Она вполне устраивает меня. И сама не против.

— Ещё бы она была против! — Ух ты, сколько яда! — Ещё год-другой, и в перестарки...

— Сговорённая невеста перестарком не считается.

Тяжёлый вздох.

— Ох, Акено... ты ведь не отступишься?

— Нет. Я свой выбор сделал. Согласишься ли ты с ним?

Ещё один вздох, потише. В эмоциях — раздрай на фоне обречённости:

— Если уговоришь отца, я не стану возражать.

— Если... — я усмехнулся. — Поможешь его уговорить?

— Это уж ты сам. Не для меня жена, для тебя, — вернула брошенный нож Аи.

— Тогда пойдём к отцу.

Мне нравится кабинет Макото. Он невелик, но очень удобен. Я хотел бы устроиться так же, когда будет возможность. Тем более что я, в отличие от отца, мог бы брать свитки с полок и отправлять их обратно, даже не вставая с места. Та самая Форма, которой я перемещал задвижку во время ночной вылазки, вполне подходит и для перемещения небольших предметов в радиусе четырёх-пяти шагов. В общем-то, такое её применение даже проще, потому что между рукой и тем предметом, который надо передвигать, нет никаких препятствий (воздух тоже создаёт помехи, но такие незначительные, что надо всерьёз сосредоточиться, чтобы заметить слабое сопротивление).

Да, кабинет Макото мне нравится. А вот его хозяин, в последнее время, — наоборот.

— Что вам нужно? — спросил он вместо приветствия, даже не подняв головы.

— Господин отец мой, я хотел просить вашего дозволения и благословения для заключения моей помолвки с Хига Хироко.

Вот так, с разгона и в лоб. Как я рассчитал, эта новость должна привлечь его внимание.

Расчёт оправдался.

Вот только я совершенно не рассчитывал, что моё хирватшу внезапно начнёт работать с Макото в дюжину раз хуже прежнего. Вероятно, дело в какой-то особой цем-печати... но откуда? И зачем? Ох, только бы не...

— Полагаю, — сказал отец, обрывая мою полуоформленную мысль, — эта идея исходит не от Аи, а от тебя, Акено?

— Да. Мама хотела, чтобы я выбрал невесту, но выбор я делал сам.

— Ясно. Аи, — короткий, почти незаметный кивок-приказ.

— Господин муж мой...

Мама поклонилась, выпрямилась и вышла. Пока она это делала и ещё некоторое время мы с Макото молча смотрели друг на друга.

— Можешь объяснить, почему именно Хироко? — тон сухой до равнодушия.

— Её дети будут здоровы, — я зеркально отразил отцовскую интонацию. Подумал, уточнил. — Более здоровы, чем я. И она мне понравилась.

— Ты понимаешь, что этот брак не выгоден нашему роду?

— Напротив, он выгоднее любого другого. Связи, деньги и привилегии можно приобрести. Но всё это обратится в пыль, если некому принять бразды правления наследием.

— Мудро... как для твоих лет.

— Должны же быть у дисбаланса энергий, едва не погубившего меня во младенчестве, хоть какие-то положительные последствия. Это, кстати, ещё один довод за Хироко: она достаточно много знает и умеет, чтобы я не ощущал себя во время беседы с ней так, как ощущаю, разговаривая с девочками-погодками. То есть старше на поколение, а иногда все два.

— И какова же... на самом деле у вас разница в возрасте?

Что ж, подумал я. Этого следовало ожидать. И я подготовился... надеюсь, что хорошо.

— Похоже, пора поговорить откровенно, господин отец мой.

— В этом я сомневаюсь, — отрубил Макото.

— Ну и зря. Что бы вы там ни надумали, а я — именно Акено, кровь от крови и дух от духа Оониси. Сын и наследник ваш, господин отец мой.

Молчание. Недолгое.

Вовсе не надо быть потомственным люай, чтобы понять: после моей неосторожности, то есть "приступа" с обмороком и глазным кровотечением нанятые отцом лекари неоднократно обследовали меня. А потом вряд ли утаили от Макото то, что узнали. Я пребывал не в том состоянии, чтобы накладывать иллюзии... собственно, я бы не решился накладывать их, даже будучи в лучшей форме. Чтобы обманывать опытных целителей, надо точно знать, какую именно картинку им подсовывать, — что довольно сложно проделать с людьми, которые одного только пульса различают более сотни разновидностей и могут поставить диагноз, просто присмотревшись к оттенку кожи. К тому же лекари — это вам не слуги. Они тоже неплохо управляются со своей сеф и уж что-что, а вмешательство в свой организм ощущают влёт.

Думаю, ожидая найти в моём лице болезненного подростка со столь слабой ци, что при умственном напряжении произошло кровотечение и обморок, целители оказались слегка удивлены, обнаружив, что их пациент столь крепок телом, что даже для мага его показатели неплохи. Также весьма вероятно, что обследование выявило состояние моей системы круговорота сеф (мощной, хорошо и равномерно развитой), объём резерва (опять-таки вполне пристойного даже для мага моих лет)... а ещё — причину болезни.

То есть внутреннее поражение преобразованной сеф.

Не удивительно, что отец, обнаружив, сколько всего интересного он ранее не знал о своём сыне, начал нервничать. Я бы на его месте тоже... нервничал.

— Да, — сказал я. — Пришло время откровенности. Что ж... полагаю, вы хотя бы краем уха слышали о возможности вспомнить предыдущее воплощение. Обычно для этого надо долго медитировать, хорошо представляя себе желаемый результат. За меня всё сделал мой природный дисбаланс энергий... и, наверно, случай.

— Когда ты осознал... себя?

— Ещё во младенчестве.

— Вот как.

— Да, именно так! — Я полностью отбросил притворство и посмотрел на Макото со всей прямотой, как на равного. Или даже на более слабого. — И роду Оониси несказанно повезло. Так как без моей помощи (а первые годы я провёл в почти непрерывной медитации, исцеляя своё слабое тело) — Оониси Акено разделил бы участь ваших старших детей. Поэтому мой выбор жены — то есть пока ещё невесты — не блажь. Я хочу видеть своих детей здоровыми и сильными, но самое главное — живыми.

У Макото дёрнулся угол рта.

— И воспитаешь ты их, конечно, так, как сам решишь?

— А вы откажетесь помочь мне, отец?

— Не похож ты на почтительного сына.

— Мне кажется, или обучение люай состоит в привитии способности к самостоятельным размышлениям и действиям, а не воспитании слепой покорности?

— Обучение без покорности учителю невозможно!

— А я хоть раз проявлял нежелание учиться?

Молчание. Взгляд глаза в глаза. Ха! На этом поле тебе не выиграть, Макото.

Впрочем, загонять отца в угол — не самое мудрое решение. Поэтому я слегка сменил тему:

— Я не отказываюсь идти по стопам предков своих. Я забочусь о продолжении рода нашего. Что плохого в этом?

— Только то, что ты — не часть рода Оониси!

— Не разочаровывай меня, отец. Я уже говорил: я — кровь от крови твоей, дух от духа твоего и очень рад этому. Если ты не откажешься от меня, так будет и впредь.

— Почему я вообще должен открывать родовые секреты какому-то...

Вот тут моей выдержке пришёл конец. Надоело мне упрямство Макото, просто край как надоело. И выбесило.

— Потому что я твой единственный наследник, упрямый ты дурак! У тебя нет других детей — и вряд ли будут! По крайней мере, от законной жены! А если я знаю и понимаю больше своих ровесников, так тебе бы порадоваться, что не охламон какой вырос, а прилежный и неглупый ученик. Что тебе не нравится, можешь внятно объяснить?

Орать я не орал, но пошипел знатно. Да ещё иллюзией надавил. Простой, внушающей слабость в мышцах и холод под сердцем. Такое воздействие обычно нелегко распознать и снять, от него лишь шаг до мастерских иллюзий, действующих напрямую на тело, минуя разум. Под конец же резко изменил тон и последнюю фразу сказал без нажима, устало, с неким даже сочувствием.

Отец, раскачанный этим духовным маятником, поневоле поддался.

— Что не нравится? — прошипел в ответ он. — Да так, пустячок. Видишь ли, моего отца... деда твоего... тела — Оониси Кеничи — убили. Маги. Такие, как ты!

Ух. Вот на такое я точно не рассчитывал.

С другой стороны... тем более, что медлить нельзя, иначе Макото снова замкнётся...

— Маги редко убивают кого-либо по своей прихоти, — резко меняя выражение лица и позу, сказал я своим лучшим рассудительным тоном. — Если, конечно, убитые — не маги из враждебного клана. Кто сделал заказ на Кеничи? Ты смог выяснить это?

— Нет, — отец осел на стуле, словно вдруг резко обессилел. И мои попытки давления при помощи иллюзий не имели к этому прямого отношения. — Я... мне тогда четырнадцать было. И...

— Так. Я хочу услышать подробности. Всё, что ты сможешь вспомнить.

— Какое тебе-то дело? — огрызнулся Макото. Впрочем, и он, и я понимали, что это уже не серьёзно. И запираться по-настоящему отец не станет.

— Какое-какое... Я не знал деда, но от этого он не перестаёт быть моим дедом.

— Твоим?

— Повторяю в последний раз. И очень надеюсь, что кроме тебя, никто больше об этом не узнает — особенно мама и моя невеста. В моей предыдущей жизни, да, я был магом. Но не клановым, а принятым. Родила меня шлюха в портовом борделе, от кого — она сама не знала. Вот поэтому я считаю тебя отцом и Аи — моей матерью. Ни в той, ни в этой жизни нет у меня людей ближе вас. Кстати, в той я умер, когда мне всего двенадцать исполнилось, даже посвящённым стать не успел, не то, чтобы невестами обзаводиться. И специализировался не на убийствах, а на целительстве. Вот так. А теперь ещё раз: что ты знаешь об убийстве Оониси Кеничи? Господин отец мой.

Макото рассказал. Правда, полезного в рассказе нашлось немного. Опираясь на его слова, я даже не смог определить, был убийца клановым или отступником, магом или ведьмой, действовал один или в команде... но это уже частности. Куда важнее, что после рассказа отец помягчел, не сильно, но всё-таки. И перестал вызверяться на меня с таким упорством.

Или тут свою роль сыграл мой рассказ? А, не важно. Главное — результат.

— Ладно, с наскока мы сейчас ничего с этим не сделаем... отец. Дело давнее, любые следы уже не росой — снегом покрылись, в семь слоёв. Вернёмся лучше к началу. Дашь ли ты мне своё дозволение и благословение на помолвку с Хироко?

— Хм. Двенадцать лет тебе было, говоришь?

— Не в возрасте дело. В специализации. Впрочем, тебе любой опытный целитель скажет: особенности ци ребёнок наследует от матери, особенности суго — от отца, а сеф — от смешения сил родителей. Заранее понятно, что мои дети будут иметь сильную суго. Это наследственное. Потому мне непременно нужна жена с сильной ци, для равновесия. Хироко в этом отношении лучшая.

— И что же, тебя вовсе не волнует её... внешность?

— Волнует. Но... она ведь не уродлива. Она всего лишь... необычна. А так как не каждый способен за этой необычностью разглядеть суть, я могу быть спокоен за верность своей жены. Тем более, что лучшей партии ни ей, ни её родителям не найти. Иначе она уже была бы помолвлена. А четыре года разницы... это сейчас они кажутся чем-то значительным. Когда нам с ней будет за тридцать, об этом никто и не вспомнит.

— Далеко смотришь.

— Не хочу снова умереть молодым.

Макото чуть прищурился, глядя на меня... и промолчал. Лишь три, а то и все четыре вздоха спустя он сказал:

— Что ж, раз ты сделал свой выбор и сделал его по уму, а не из-за глупой влюблённости, я поддержу тебя. С Хига Рафу я поговорю сам.

— Благодарю вас, господин отец мой.

— Хм. Хм. Снова преисполнен почтительности, значит. Ну, ступай... сын мой Акено.

Я сделал было шаг к дверям, но снова развернулся.

— Дозволено ли мне будет задать ещё один вопрос?

— Задавай.

— Когда возобновятся наши занятия? Я давно оправился и готов нагружать ум.

— Хм. Я подумаю об этом. Ступай.

Поклон. Разворот. Отодвинуть дверь, закрыть её за собой.

Облегчённо вздохнуть — и идти дальше.

Порадую-ка я новостью Аи.

* * *

Время, последовавшее за разговором о помолвке и моём прошлом, оказалось... хорошим.

Хига Рафу — отец Хироко — дал своё согласие. Для начала на помолвку, а потом, когда мне исполнится пятнадцать, а невесте девятнадцать — на свадьбу. Если верить сплетням, Хироко, узнав об этом, улыбнулась. И её улыбка не казалась вымученной.

Если верить сплетням. Да.

Моя мама так ничего лишнего и не узнала.

Отцу я тоже лишнего не сказал. Просто временами выдавал малозначимые нюансы, не стремясь расширить картину моего прошлого в его сознании. Да что там, я даже не сказал, что помню больше чем одну предыдущую жизнь. Но дал понять, что прошлое не вызывает во мне... радости. Несмотря на эту скрытность, Макото продолжил учить меня ремеслу люай. Которое мне (по мере того, как я узнавал больше) всё сильнее хотелось назвать искусством.

И да, до записей о цемора я тоже добрался. Правда, с ними возникли очередные сложности, но подробнее я расскажу об этом в должное время и в должном месте.

Тренировки в магии я тоже не забрасывал. Скажу даже больше: я достиг хороших успехов в освоении стихий. Поскольку раскачать Очаг до уровня подмастерья мне до свадьбы не грозило, да и в первые годы после свадьбы тоже, я сосредоточился на сильной стороне своих способностей. А раз моей сильной стороной выступал контроль сеф, я сделал упор на зависимые от него вещи.

Скорость. Точность. Концентрация.

Моя Громовая Стрела вряд ли могла пробить даже средний барьер. Те барьеры, которые я сделал сам при помощи цем-печатей, она не пробивала. Но зато я мог выпустить за один удар сердца две Громовых Стрелы — без мудр, конечно же — и обе прицельно. Достаточно точно, чтобы даже с разворота попадать в точку размером с радужку глаза за двадцать шагов. К сожалению, сильнее расширить подвал, который я использовал для тренировки стихийных Форм, оказалось невозможно. Мне и для рытья имевшегося, двадцать на десять на шесть шагов, потребовалось полгода. Правда, большую часть этого времени заняла обработка стен, пола и потолка связанными цем-печатями. Всего три вида: Восстановление Формы, Приглушение Сеф и Усмирение Стихий. Печати первого типа восстанавливали неровности, возникшие из-за моих атакующих Форм и обычных усиленных сеф рукопашных ударов. Печати второго типа скрывали от наблюдателей, что в неком подвале кто-то вообще применяет сеф. Ну а третий тип останавливал мои атаки, заодно подпитывая от них всю систему печатей.

Но останавливал не всегда. Моё Копьё Грома имело достаточно концентрированной мощи, чтобы прошить Усмирение Стихий навылет почти без ослабления. А такую атаку я мог использовать дважды за три удара сердца. К сожалению, дюжина Копий подряд ополовинивала мой резерв — точно так же, как две Грозовые Сферы или одна-единственная Цепь Молний.

Да, стихии эффективны... но очень уж прожорливы.

Поэтому я сосредоточился на иллюзиях. Этому способствовало небольшое, но очень важное открытие, сделанное мной почти случайно. Дело в том, что наложение иллюзий с использованием не нейтральной, а стихийной сеф позволило мне сделать рывок и достичь (отчасти) мастерского уровня в этой сфере магии. Молния осложняла и замедляла создание иллюзий, а также делала их намного грубее — но её же энергия делала их эффективнее. Странно, но факт.

Когда иллюзию накладывает мастер, он воздействует уже не на разум, а напрямую на тело и даже на систему круговорота. Так вот: иллюзии с Молнией, не обладая равной тонкостью, всё равно приводили к судорожным сокращениям мышц — хорошо нацелясь, ими можно даже сердце в груди остановить. А ещё к очень сильной боли. Или к выходу из строя органов чувств. И всё это совершенно не зависело от того, осознаёт жертва, что атакована иллюзией, или нет. Ведь та стихийная сеф, которую я вкладывал в атаку, оставалась реальной независимо от того, мог или нет атакуемый понять сущность атаки.

Получался чисто боевой приём. Не изящный обман чувств, а нечто сродни тычку в лицо тряпкой, пропитанной содержимым выгребной ямы. Грубо, но при этом эффективно до дрожи. Лично мне совершенно не хотелось бы испытать нечто подобное на собственной спине.

Визг подсвинка, на котором я испытал несколько иллюзий — вплоть до останавливающей сердце, да... — ещё три или четыре десятидневья возвращался ко мне в кошмарах.

У иллюзий на стихийной сеф имелся лишь один, зато очень серьёзный недостаток: даже с моим неслабым контролем для их создания требовалась почти вся сосредоточенность и не менее пяти-шести ударов сердца для полноценного создания Форм. Для боевой обстановки — слишком долго и слишком опасно. Впрочем... натренирую ещё и скорость, и сосредоточение. Время есть.

Что касается цемора. В отцовских свитках я обнаружил вещь раздражающую и забавную разом. Оказалось, что общепринятой системы цем-знаков... нет. Не существует. Всякий мастер приходит к созданию своей системы — и я, таким образом, являюсь мастером. Это льстило бы мне, если бы не один неприятный факт: обычно практикующие цемора всё-таки творят свои системы не на пустом месте, а с опорой на опыт предшественников. Если твоя система знаков не позволяет делать какие-то вещи напрямую или просто неудобна для достижения каких-то целей, всегда можно дополнить её знаками из другой системы. В целом это сильно похоже на... ну да, на то, как в язык проникают слова из других языков. При их близком "родстве" не возникает трудностей с совместимостью, поскольку правила начертания, объединения и со-действия едины.

Однако моя система не относилась к множеству вариаций общепринятой традиции. Отличались не просто какие-то частности и нюансы — отличалась основа. Если воспользоваться аналогией, то халат толстяка может надеть и тощий человек. Да что там — его даже на обезьяну натянуть можно. Но как надеть халат на тюленя? Ответ печально очевиден.

У меня в этой ситуации оставалось два выхода. Или переучиваться — мучительно и долго. Или проявить упрямство, продолжив развивать свою систему знаков. Я предпочёл второй вариант с небольшим дополнением: изучением основ общепринятых систем.

Почему?

Две причины. Во-первых, у меня, в отличие от обычных мастеров цемора, хватало времени. Я не собирался умирать в ближайшем будущем, но и кидаться в пасть забвению после третьей жизни не хотел. А это означало, что у меня будет ещё четвёртая, пятая и последующие жизни, чтобы двигаться дальше, развивать свою систему. Во-вторых, благодаря Макото я всё глубже понимал суть работы люай. И понимал, что мысленные инструменты, необходимые для этой работы, гибки в достаточной мере, чтобы помочь мне с моей версией цемора. Чтобы ускорить развитие и углубить мои возможности в этой сфере магии.

Инструменты... их четыре, к тринадцати годам я знал все. Больше и не нужно. Вот только знать — не то же самое, что уметь применять. Применению четырёх столпов искусства люай можно учиться до глубокой старости и всё равно не приблизиться к идеалу. В этом отношении люай — как фехтовальщики. Или поэты. Или купцы. У купцов вообще только два "инструмента": деньги и товар. Но способы, пути и детали превращений из одного в другое... м-да.

Итак. Четыре столпа искусства, в том порядке, в каком их изучают: Глубины Памяти, Сеть Памяти, Гибкий Ум и Экстремальный Ум.

По описанию не очень-то понятно, что к чему, но если кратко, то первое — это погружение в себя. Примерно по тому же принципу, какой требуется для посещения внутреннего мира (отчего я поначалу постоянно "проваливался" глубже, чем нужно). Восприятие реальности при посещении Глубин как бы отодвигается, происходящее "сейчас" становится менее значимо, чем бывшее "тогда". В общем, особая медитативная техника... как будто. Вот только есть несколько нюансов. К примеру, я обнаружил, что всё, забытое сознанием, не исчезает — оно постепенно тонет в памяти и уходит "вниз". Если умеешь посещать эту самую Глубину, нырять в неё, — можно вспомнить даже давно и прочно забытое, причём с большой точностью. Также, как сказал мне отец, по мере практики сознание постепенно "растягивается" и опытный люай отчасти пребывает в Глубинах Памяти — постоянно. Хотя мне, конечно, без особого сосредоточения это недоступно. Пока.

Описать Сеть Памяти сложнее. Если коротко (и, наверно, не очень понятно), овладение этим инструментом позволяет менять количество и... хм... плотность, что ли?.. связей между тем, что знаешь. Между понятиями, образами, действиями и всем прочим. Например, существует прямая связь между "ребёнок" и "бегать", а также связь между "редька" и "горькая". Но через Сеть Памяти можно поменять связи, получив, например, "ребёнок — горький" и "редька — бегать". Или "ребёнок-редька" и "бегать горько". Знаю, звучит глупо, но это лишь пример. А вообще Сеть Памяти предназначена для увеличения числа связей между отдельными кусочками знаний и для того, чтобы уменьшать число лишних связей. Да, такое тоже бывает, и очень часто.

Тут я уже из магии могу привести практический пример. Скажем, изучает ученик — сначала по отдельности — Ускорение, Усиление и Укрепление. А потом ему надо свести их воедино. Но поэтапные шаги, через которые он добивался, скажем, одного Ускорения — начинают мешать, усложняют переход и замедляют его. Владея Сетью Памяти на должном уровне, можно заменить цепочку шагов одной прямой связью между желанием сделать и умением делать.

Впрочем, мне до такого тоже ещё тренироваться и тренироваться. На горьком беге, да.

Гибкий Ум описать опять-таки сложнее, чем предыдущий инструмент. В общем и целом до его тренировки можно дойти, если научиться, спустившись в Глубины и одновременно используя Сеть, оставлять часть внимания для изменения приоритетов. То есть не "поставил цель, ушёл в Глубины, поменял связи в Сети, вышел из Глубин, поставил новую цель, ушёл в Глубины..." — а "поставил цель, ушёл в Глубины, поменял связи, поставил новую цель, поменял связи, поставил новую цель...". Понятно, что Гибкий Ум требует немалого самоконтроля, ведь можно увлечься и остаться в Глубинах на срок, который вовсе не улучшит здоровье. Так что Гибкому Уму можно учить не раньше, чем люай научится прямо в погружении сопоставлять внутреннее время и время внешнее. Кстати, на хорошем уровне владения Гибким Умом внутреннее время можно ускорить.

Но и это не про меня.

Пока что.

Экстремальный Ум, последний и самый опасный инструмент... его я не понимаю. Могу использовать, да — но не понимаю! Совсем. Выполняется он достаточно просто, хотя я не скажу, как — это тайна. К тому же людям, не прошедшим многолетнюю подготовку люай, Экстремальный Ум вообще не пробудить... ну, или только отдельные его аспекты и без гарантии. А вот о том действии, которое производит этот инструмент, я расскажу. Он позволяет находить решения задач, для которых нет (а иногда даже не может быть) полного набора исходных знаний. Иногда. Не очень часто находить, хотя с опытом шанс на успех применения Экстремального Ума растёт.

Чем-то это похоже на гадание, наверно... но тут уж я не уверен. Гадания — слишком уж... особенная область. Тоже требующая долгой подготовки и для непосвящённых малопонятная.

Оборот третий (4)

Можно подумать, что до свадьбы я только тем и занимался, что магией и освоением отцова ремесла. Это не так. Как минимум, одну из постоянных забот мне подкинули родители.

Когда мне почти исполнилось четырнадцать, выяснилось, что Аи беременна. Снова.

Оставить это без внимания я никак не мог. И на следующий день после того, когда мне за завтраком сообщили сию замечательную новость, я вручил маме особый пояс. Наверно, его следовало называть первым цем-артефактом моего изготовления. Конечно, тот каменный круг, в котором закончилась моя первая жизнь, тоже являлся артефактом, но его нельзя было перемещать. Поэтому он не считается.

— Что это? — Аи обвела пальцем часть знака, выжженного мной на деревянной табличке при помощи сеф Молнии.

— Это счастливый пояс. Носи его, не снимая даже ночью. И тогда мой младший братик... или младшая сестрёнка... родятся в срок, здоровыми и без такого дисбаланса сеф, как я.

— Откуда у тебя это?

— Какая разница? Главное — не то, где мы это взяли, а то, как это действует. Надень.

— Мы?

— Отец знает. Считай это нашим общим подарком.

...знать-то Макото знал, потому что перед визитом к матери я показал ему пояс, объяснил свои мотивы и пообещал каждый день проверять работу печати Равновесия Энергий. Но я бы погрешил против истины, если бы сказал, что ему понравилось моё самоуправство. Дело в том, что мастера цемора вообще неохотно берутся за создание печатей, влияющих на живое. А уж если бы стало известно, что такую печать (начертанную, к слову, юнцом, которому и четырнадцати не исполнилось!) нацепили на беременную женщину... брр, даже думать не хочется о последствиях. Как минимум, у каннуси возникло бы много вопросов к семье Оониси. И даже в случае самом благополучном, буде нам дали бы разрешение на вмешательство магией в таинство зарождения жизни, за него стрясли бы такие деньжищи, что страшно становится.

В общем, хоть Макото и поскандалил, а всё же на ношение женой пояса согласился. Маму Аи он любил и желал ей только блага, а выкидыш или смерть младенца... ну, понятно. Правда, у него при этом возникли вопросы, как это я так быстро управился с выделкой пояса. Но я успешно отразил атаку, напомнив, что в прошлой жизни занимался целительством, а в жизни нынешней отец сам дал мне доступ к свиткам о цемора и научил быстро соображать. Печать же Равновесия Энергий, как я ему сказал — и не солгал, кстати — довольно проста.

Чего я ему не сказал, так это того, что при дворе более половины будущих мам такими пользуются. И никого особо не пугает, что это вмешательство магии в естественный ход вещей.

По истечении положенного срока Аи легко и быстро разродилась крикливой малявкой, моей младшей сестрёнкой. Назвали девочку без особой фантазии, Нацуко*. Фамильный дисбаланс энергий в пользу суго у неё имелся, но не такой сильный, чтобы это могло угрожать жизни. Приглашённые целители подтвердили (хотя первым диагностику провёл всё равно я!). Мама прямо-таки сияла, отец за десятидневье улыбнулся больше раз, чем за предыдущий год. Меня... ну, меня случившееся тоже радовало, к тому же я рассматривал уход за Нацуко как тренировку перед своей свадьбой и её неизбежными — но желанными — последствиями.

/* (яп.) — "летний ребёнок"./

Хотя вопли несмышлёныша в колыбели всё равно заставляли меня размышлять о том, каким сочетанием цем-знаков можно приглушить назойливый звук. Или того лучше — полностью его убрать. Мхм. Да.

Свести общение с сестрёнкой до минимума не получалось ну никак. Потому что хоть я и сделал для неё комплект цем-артефактов (четыре браслета, по одному на руки и на ноги, плюс пояс и ожерелье-ошейник), которые выравнивали дисбаланс энергий без моего прямого участия, эти самые артефакты приходилось заряжать дважды в день. Обычно на рассвете и на закате. Да-а... когда Нацуко ещё пребывала у мамы под сердцем, таких сложностей не требовалось. Печать Равновесия Энергии действительно проста и работает за счёт сеф матери, а раз дитя больше не является с матерью единым целым — изволь, старший братец, поработать донором для цем-накопителей в своих же поделках.

Хорошо, что спустя год необходимость во всех этих побрякушках отпала и я смог с чистой совестью сосредоточиться на своей приближающейся свадьбе.

С Хироко я виделся до неё куда реже, чем хотел бы. После заключения помолвки родня поначалу хотела поселить её в Ёро, поближе к жениху и к родственницам женского пола, которые "научили бы племянницу достойному невесты поведению, манерам и искусствам". Однако на пути этих "замечательных" планов стеной встали я, Макото, Хига Рафу и сама Хироко, ничуть не обрадованная перспективе домашнего заключения вместо привычных разъездов по миру вместе с отцом. К тому же я поговорил с невестой и объяснил ей, почему выбрал не "более достойную". Я также раскрыл ей примерно столько же правды о себе, сколько рассказал своему отцу, и сказал, что не буду её ни к чему принуждать, но был бы очень рад и доволен, если она за оставшиеся годы сумеет стать хотя бы слабой, но ведьмой. Что полностью отвечало её давним мечтам. После чего преподнёс ей три свитка. Написанных лично мной в качестве подарка на обручение.

Первый описывал правильное сложение дюжины основных мудр и достигаемые с их помощью эффекты. Также в нём приводилось описание базовых Форм — Сокрытия, Превращения и прочих, вплоть до "трёх У". Вторым шёл трактат, соединивший в себе (с моими комментариями) копии свитка о преобразовании сеф в ци и свитка про Целительное Касание. И последний — с мудрами и упражнениями, что могут помочь в развитии сродства со стихиями Триады Земли.

После того, как Хироко поняла, что ей подарили, меня на некоторое время оглушили счастливым визгом, подхватили в воздух и закружили. А под конец невеста одарила меня тем, что по неопытности сочла "настоящим взрослым поцелуем". И должен сказать, что вспоминая этот поцелуй, а пуще того — эмоции, которыми он сопровождался, я ещё до-о-олго ходил, улыбаясь совершенно по-дурацки.

Всё-таки с невестой я угадал. Да.

* * *

Церемония бракосочетания, ставшая для меня таким же новым опытом, как и для Хироко, прошла вполне спокойно. И довольно скромно. Гостей — в основном родичей, сослуживцев Макото и доверенных слуг — пришло немногим более семи десятков. Обряд служители храма Унъё провели со всеми положенными элементами ритуала: раздельным ночным бдением обоих будущих супругов, очистительным омовением, облачением в свадебные наряды, торжественным (уже совместным) проходом через врата-тории, гаданием (выпало "переменчивое счастье" — не лучшее предзнаменование, но тут уж ничего не поделать), подъёмом к алтарному камню для принесения клятв, принятием благих пожеланий. Завершилось всё уже не ритуальным, но более чем традиционным праздничным застольем для новоиспечённых супругов и гостей. Которое мы с Хироко покинули пораньше, чтобы уединиться и подтвердить наш союз пролитием девственной крови невесты в результате понятно чего.

Первый раз получился не очень. Но следующее утро затёрло память о былом, подарив моей жене (да и мне) самое настоящее счастье.

К сожалению, нашлись поблизости, с позволения сказать, родичи, которые прямо-таки жаждали испортить нам настроение. Хотя тёщи я не приобрёл — Рафу уже много лет оставался вдов — но его сестрицы, тётушки Хироко... да-да, те самые, которые рвались учить мою тогда ещё невесту манерам, пристойным девице занятиям вроде шитья и вообще жизни... о! Тётушки возмещали отсутствие тёщи со всяческим рвением и щедрыми процентами сверху.

Потому не стоит удивляться, что я, Рафу и Хироко снова вступили в союз с моим отцом, а там и укатили в путешествие с караваном — для моей жены и её отца не первое, а вот для меня...

* * *

Поздняя весна. Дальняя дорога. Лучики карабкающегося по небосклону солнца то и дело сверкают в правый глаз, проникая сквозь плетение широкополой соломенной шляпы.

Сиденье подо мной слегка потряхивает, но спокойную улыбку с лица стряхнуть не может.

Фургон, в котором еду я и пристроившаяся под боком жена, идёт первым в колонне. Она вроде как учит меня править, но мерины смирные и хорошо выученные, равнинный путь прям, как полёт стрелы в безветрие, так что при желании мы могли бы вообще бросить поводья и... ну, например, вволю целоваться. Однако подобного желания не возникает. И так хорошо.

Осторожность какую-никакую тоже никто не отменял. Охрана охраной (а Рафу нанял давно и хорошо знакомый ему отряд, два десятка без одного конных лучников с командиром-ронином, гордящимся полным доспехом больше, чем тугим составным луком), но самая мощная боевая единица каравана — я. И самая надёжная система разведки, спасибо печати Дальнего Дозора у сердца — тоже я. К тому же разговор достаточно интересен, чтобы не отвлекаться.

Ради практики, кстати, мы с Хироко болтаем на эгама. Забавно, но нам обоим есть чему поучиться друг у друга: у неё чище выговор, всё-таки её мать, натурализовавшись в Ниаги, забыть наречие предков и не думала — зато у меня больше наработанный чтением запас слов.

— Значит, я вполне могу считаться ведьмой в ранге ученика?

— Да. Ты с толком потратила время до свадьбы... да и сама это знаешь, хитрюга. Просто хочешь услышать похвалу...

— Аке-е-ено! Вредина! — шутливый тычок в бок. Ну как шутливый — с Усилением и Укреплением. Девичий пальчик мог бы сбить дыхание даже крепкому бойцу, но я тоже умею Укреплять тело, и Хироко это знает. А Ускорением она не пользовалась, и вовремя заметить тычок несложно. Потому — да, шутка.

— ...и мне этой похвалы совсем не жаль. Вот ещё чуток подрасту, и вообще на руках носить начну. То есть я и сейчас могу, но смотреться будет... забавно. Тащит мураш гусеницу, а у той...

— Акено! — тон почти суровый, тычок тоже посильнее.

— ...хвост и голова по земле скребут... всё-всё, молчу.

— Ты не молчи, а... скажи: я посвящённой стать смогу?

— Да.

— Точно?

— Точно-преточно. Хотя это и не быстро, и не просто, но при должном усердии, даже имея самые средние способности, посвящённым может стать каждый. Трудность тут в том, чтобы до повышения в ранге дожить.

Крепкая и ощутимо мозолистая, но ласковая ладошка утешительно гладит моё плечо. Ведь Хироко в курсе, что в прошлой жизни я — не дожил.

Кстати, в "приличном обществе" такие частые прикосновения, к каким привыкла жена, тоже не приветствуются. В "приличном обществе" считается пристойным держать дистанцию. Ну и по мелочи: раз женщина — смотри в пол, не ходи, а семени, открытым держи только лицо, чаще кланяйся, вместо нормального голоса, если вообще дозволили говорить — щебечи пискляво... брр.

Хироко все эти правила прекрасно знает. Но мы с ней уже давно выяснили отношение к "как бы придворным" манерам, так что рядом со мной, как и с отцом, и хорошими знакомыми, она маску примерной жены не носит.

— А у тебя сейчас какой ранг?

— Сложно сказать.

— Почему сложно?

— Потому что вообще-то ранг присваивают по результатам экзамена. Самый простой он для перехода в ученики: всего-то и надо, что заранее доказать владение базовыми Формами, а потом победить в поединке с другим кандидатом в ученики.

— Я экзамена не сдавала.

— Чепуха. Я у тебя экзамен принял и с высоты невеликого своего опыта могу сказать, что все требования к ученикам ты выполняешь. Некоторые даже с запасом: не все ведьмы-ученики, знаешь ли, владеют Целительным Касанием на твоём уровне.

— Мрр...

Ко мне тут же прижались поплотнее. И спросили деловито:

— Так почему ты не уверен в своём ранге?

— Потому что чем дальше, тем больше возникает к магу требований. И далеко не все эти требования мне известны. О многом я могу лишь догадываться. Например, точно знаю, что резерв сеф у меня сейчас — как у сильного посвящённого... но не более. При том, что я этот самый резерв развивал с младенчества. Пятнадцать лет! За такой срок мало-мальски талантливый принятый раскачает резерв до уровня подмастерья, а клановый — пожалуй, и до полноценного мастерского.

Хироко снова погладила меня, вроде бы утешительно.

— Однако резерв — это полдела. Контроль кое в чём даже важнее. И вот тут... у меня просто нет отправной точки для сравнения. Свою сеф я контролирую, предположительно, не хуже, чем мастера. Но я в этом не уверен, понимаешь? Далее. Очень важная штука: опыт. С ним сложнее. Его у меня вроде бы хватает, но при этом его ужасно мало.

— Как так?

— А попробуй сама ответить.

— Э-м-м... поняла! У тебя есть опыт двух жизней, но при этом как Акено ты ни разу не сходился в бою даже с равным!

— Не говоря уж о превосходящем противнике. Верно. А ведь именно у того, кто лучше тебя, кто больше знает и умеет, учиться легче всего и быстрее всего. Когда я осваивал Молнию... ну, эту грустную историю я уже рассказывал.

— Помню. С учителем такого не случилось бы. А что с Формами?

— О, это внешний признак и простой. Хотя здесь тоже есть тёмные места: я воссоздавал их по описаниям и не уверен, что выполняю всё правильно...

— Я верю в тебя. Давай уже, не жмись: сколько всего Форм тебе подвластно?

— Ну, считай. Громовая Стрела и Копьё Грома — против одиночных противников. Грозовая Сфера и Цепь Молний — против групп...

— А сколько целей ты можешь поразить одной Цепью?

— В идеальных условиях, в моём подвале, когда ничего не отвлекает и даже "три У" держать не надо — до дюжины. Но вот в бою... боюсь, если выбью пятерых за раз, это уже будет удачей. Одно утешение, что моя Цепь, как и Копьё Грома, прошибает даже защиту цем-печатей, — но только не слишком сильных.

— Здорово.

— Да не особо. Клановые Тэннобу, если верить слухам, одной Цепью могут сотенный отряд выкосить. Это если отряд печатями не защищён, но всё равно.

— А ты почему так не можешь?

— Резерв посвящённого. Я — слабый маг, Хироко.

— Да-да, знаю, какой ты... слабый.

Тут я против воли покраснел. Вот ведь!

— Ещё я умею из "внешних" Форм создавать Слепящий Разряд, — почти поспешно добавил я. — Ну, это понятно, для чего: без приёмов, отвлекающих внимание и дезориентирующих врага, ни один маг не обходится.

— Как ты сказал? Дезо... что?

— Дезориентирующих. Лишающих врага представления о том, где он и что он. Этот эффект обычно при помощи иллюзий создают, но и Разряд годится. Если ударить им в ближнем бою, можно даже настоящего, длительного ослепления добиться. Или вообще так повредить глаза врага, что... насовсем, в общем.

— Брр.

— Это боевая магия. Она — как любое оружие. Ранит, калечит, убивает. Будь уверена: если на наш караван нападут и охране потребуется помощь, я колебаться не стану — применю и Разряд, и всё остальное... и тебе медлить с Каменными Иглами не советую.

— Даже не думала. А что у тебя с цемора?

— Ну, в прошлом я про это дело только слышал. Зато теперь... я бы мог очень многое делать при помощи цем-печатей. Я ведь люай, пусть и начинающий, для меня даже создание полностью новой печати не кажется сложным. Но тут всё упирается опять-таки в мою слабость.

— Почему?

— Да потому, что сеф, которой запитаны печати, из ничего не возникает. Её надо в печати вливать. Обычно чем больше, тем лучше. Вот только я на это "больше" не способен.

Тут я лукавил. Используя не заимствованную, а собственную систему цем-знаков, я мог создать печати, которые заряжались бы сами. Медленно, но верно тянули энергию прямо из воздуха. Да, сродство со второй стихией я тоже развил, хотя и не так глубоко, как с Молнией. Про свои иллюзии с добавкой стихийной сеф я Хироко тоже не рассказал, как и про Формы Молнии, направленные не вовне, а на меня самого... с некоторых пор я осторожно относился к таким, но обойтись вообще без них означало получить совершенно лишний перекос в развитии.

Да. Я промолчал о многом. Но смысла в похвальбе не видел. Я всё-таки не ребёнок. А маг никогда и никому не раскроет всех своих секретов. Другое дело, если бы от моей откровенности что-то зависело. Однако мне и жене (как я тогда думал) не грозило участие в совместном бою; раз так, совсем не обязательно раскрываться сверх меры.

— А если я буду помогать тебе с зарядкой печатей? — спросила она после небольшой паузы.

— Это было бы очень кстати. Научиться этому легко, вторую и третью мудры ты знаешь... к тому же регулярное опустошение резерва до уровня лёгкого истощения перед сном развивает Очаг, как мало что ещё.

— И артефактов ты тогда сделаешь больше. Вообще как-то неправильно, что тот комплект кожаной брони, который ты подарил мне на свадьбу, приходится заряжать тебе. Это ведь моё снаряжение, я должна сама уметь наполнять силой его печати.

— Научишься. Это придумывать и рисовать печати сложно, да и то многие вещи доступны даже новичкам. А с вливанием сеф вообще кто угодно справится.

— Преувеличиваешь.

— Нисколько. Потому что если немного усложнить печать, нанесённую на носимую вещь, тот, кто её носит, станет невольным источником сеф.

— Правда?

— Чистейшая! Или ты думаешь, что раз броня самураев изрисована цем-печатями, то все они поголовно маги? — я фыркнул. — Да ничего подобного! К тому же не так-то просто складывать мудры, когда руки заняты оружием...

— Но ведь управлять сеф можно и без мудр.

— Можно. Вот только мудры очень облегчают и ускоряют первичное обучение. Обойтись без них, управляя сеф одной лишь волей... на такое способен не каждый. И даже не каждый десятый. Так что самураи — это просто умелые потомственные воины с развитой тренировками ци и с сеф достаточно сильной, чтобы питать родовые артефакты даже без сознательного контроля. Да, ещё у них обычно передаются от отца к сыновьям по две-три... не Формы, а скорее, просто приёма использования сеф. Дзюцу. Например, особая стойка, позволяющая вложить дополнительную энергию в выстрел из лука, придав стреле скорости, дальности полёта и пробивной силы. Или же замах, благодаря которому можно рывком сократить расстояние до врага и одновременно нанизать его на меч. Или ещё что-нибудь столь же... специфическое.

— А как же гвардия?

— Там всё то же самое. Просто нанесённые на броню и оружие печати лучше, подготовка дороже и качественнее, разных дзюцу гвардейцы изучают больше... а среди этих дзюцу встречаются использующие стихийную сеф для защиты или, реже, атаки. Но главное — гвардейцы отлично умеют действовать слаженно, крупными отрядами. Средний самурай может победить ученика, но уже посвящённому ему нечего противопоставить. Да и в схватке с гвардейцем посвящённый, скорее всего, победит. Но только если гвардеец будет один. Когда сотня гвардейцев наступает в защитном порядке, их объединённая сеф создаёт барьер, который даже мастер магии не сразу сумеет пробить. А наступление тысячи гвардейцев не остановит и целый клан магов в полном составе. Только такая же тысяча, играющая за противника.

— То есть гвардия сильнее магов?

— Как посмотреть. В прямом бою — да. Но какой же маг будет атаковать гвардию лоб в лоб? Гвардия не может постоянно маршировать, сохраняя построение, увеличивающее стойкость к урону от магических и не магических атак. А у магов в запасе хватает разных... хитрых трюков. Поэтому армия на марше, не имеющая прикрытия своих магов — просто добыча. Ночные налёты, заброс отравы в походные котлы, убийство командиров и прочие подобные диверсии быстро сведут к нулю как раз то, чем сильно войско: организацию, чёткий порядок.

— Да-а-а... теперь понятно, почему самураи так не любят магов.

— О, маги любят самураев ничуть не больше. Именно поэтому магов редко нанимают для поддержки крупных военных операций: больно дорого приходится платить. И ещё потому, что, если первая сторона наймёт... ну, хотя бы тех же Югао, то к их противникам немедленно явятся с предложением о помощи со скидкой Акияма. Узнав об этом, к Югао и первой стороне примкнут Арашичиро, к Акияма — враждующие с Арашичиро Ренджиро. Ну и так далее. Пока правильная война не превратится в полноценную межклановую грызню. Которая не выгодна никому. Поэтому разные виды войны обычно не пересекаются. Правители воюют руками самураев отдельно, маги — отдельно. Да и торговцы ведут свои войны, не мешая правителям... хотя магов всё же нанимают. С оглядкой, не очень часто — и не для убийств с диверсиями, а больше для шпионажа.

Картина, которую я нарисовал, как говорится, писали широкой кистью. Даже очень широкой. Но и с таким упрощением основы я изложил верно. В меру собственного понимания.

Вот только поверх основы порой ложится такое, что сильно меняет изображение...

— Не очень ча-а-асто? — протянула жёнушка с откровенным недоверием.

— Да. Не очень. Потому что если маги будут участвовать в торговых войнах активнее, то вместо захвата рынков, выкупа промыслов и перезаключения договоров на иных, более выгодных условиях получится... да примерно то же, что и в случае прямого участия магов в войнах князей. Магия слишком разрушительна. Слишком. Поэтому её и магов применяют... с оглядкой.

— Но чем тогда вообще живут маги?

— Устранением разбойников и отступников. Зачисткой наиболее наглых и тупых демонов. Быстрой и безопасной доставкой сообщений. Шпионажем. Защитой от шпионажа. Охраной тех, кто может заплатить за их услуги. Кланы с соответствующей специализацией могут также строить крепости. Исцелять больных и калек. Торговать артефактами собственного изготовления — надо же самураям откуда-то брать новое снаряжение? а каннуси очень неохотно берутся за усиление цем-печатями вещей, предназначенных для войны... Проводить по-настоящему сильные ритуалы плодородия вместо тех, на которые способны крестьяне. Сопровождать корабли в море... поверь, у магов всегда найдётся работа. — Ага. А когда она не находится, маги одного клана всегда могут пощипать магов враждебного клана... до смерти.

Хироко замолчала. Надолго.

— Говори уже, — подтолкнул я.

— Что?

— Ты думаешь о чём-то таком, что портишь себе и мне этот славный солнечный денёк. Не таись, спроси... или просто выскажись.

— Откуда ты знаешь, о чём я думаю?.. о. Твоя чувствительность.

— Именно. Давай, не жмись.

— Акено... вот мы с тобой не состоим ни в одном клане. Получается, мы маги-отступники?

— О чистое небо, что за глупости! Почему ты вообще...

— Потому что есть маги, состоящие в кланах и есть маги-отступники, а о третьем варианте я ни разу не слышала.

— И правильно. Талантливых детей обычно берут в кланы, — на правах принятых, угу. — А менее талантливые, которых не взяли... вот ты до нашего знакомства была из таких. Скажи, если бы не те свитки — многого бы ты достигла как ведьма?

— Вряд ли.

— То-то и оно. Стать магом своими усилиями, без помощи и знаний — сложно. Очень. Даже если что-то получится, самоучка останется где-то на уровне ученика, даже до принятого не дорастёт. Потому-то ты про неклановых магов и не слышала.

— А отступники — это, получается, как ронины?

— Не совсем. Ронин — это самурай, не имеющий господина, а стать таким можно и не совершив никакого преступления, просто по тёмной воле небес. Вспомни хоть Хидеаки-доно, — хороший пример. Начальник охраны нашего каравана честно служил своему господину, пока тот не умер от старости. А поскольку все до единого дети старика сгинули в усобице, унаследовать земли стало некому и они отошли в казну. Молодёжь из осиротевших* самураев князь забрал в свою гвардию, Хидеаки же оказался слишком стар. Но вышел из положения достойно. Лишённые пригляда своих господ, ронины часто опускаются, спиваются, становятся на кривой путь разбоя или, найдя в себе достаточно мужества, совершают сэппуку. Хидеаки-доно вместо всего этого собрал своей волей и авторитетом подчинявшихся ему ополченцев и показал им путь к честной жизни. Охрана торговых караванов — вполне достойное занятие. Уважаю. — Меж тем отступники, будь они из принятых или рождённых в клане, — это всегда преступники.

/* — по традиции, господин считается вторым отцом самурая./

— Потому что оставили свой клан?

— Да, милая моя. Именно поэтому. Или оставили, совершая предательство, или были изгнаны за преступления. А мы с тобой, никогда не обучавшиеся в клане и потому не причастные клановых секретов... хм. Мы с тобой больше похожи на родоначальников нового клана магов, — сказал я, сам удивляясь этому выводу.

* * *

Позже, вспоминая и обдумывая тот разговор, я решил, что сходство сходством, но думать об основании клана мне, мягко говоря, рано. К тому же я припомнил законы, касающиеся магов, свёл их воедино с кое-какими неписаными, но прочными традициями... и понял, что не очень-то меня привлекает такая будущность.

Во-первых, ещё императорами Цао установлено, что для получения статуса малого клана претендующий на это род магов должен включать не менее семи посвящённых. Или одного мастера и трёх посвящённых. Меня и Хироко тут явно не хватит, к тому же я сомневаюсь, что она охотно родит мне аж пятерых. Во-вторых, теми же императорами запрещено совмещение путей: маги не могут владеть землёй и получать с неё доход, не могут заниматься ремёслами, если те не связаны с магией, не могут иметь долю в торговом предприятии, превышающую десять процентов — и, наконец, не могут участвовать в храмовых ритуалах без отречения от своего клана. (Работа люай, кстати, считается ремеслом, не связанным с магией).

Запрет на совмещение путей ныне нарушается часто, но открыто — никогда. Поэтому, будь я главой клана, я бы даже жениться на Хироко не смог. Точнее, я мог заключить с ней брачный союз своей властью главы и наши дети считались бы законными, но вот освятить его в храме — нет. Ну и наконец, клан магов должен жить магией. Зарабатывать ею, развивать... и рисковать при выполнении заданий.

Готов ли я учить своих (не рождённых ещё) детей тому, что знаю? Да, и с радостью.

Готов ли я отправлять их "в поле" для выполнения рискованной работы, чреватой ранами, увечьями и смертью? Нет и нет!

С другой стороны, если кто-то из моих отпрысков искренне пожелает идти этим путём... по своей воле, с открытыми глазами и понимая последствия — а уж что-что, последствия я сумею описать красочно, конец второй жизни мне забыть сложно...

Впрочем, до отпрысков ещё дожить надо.

* * *

За время совместного путешествия я понял, почему Хироко и Рафу нравилась такая кочевая жизнь. Она и мне понравилась.

Может, участь скитальцев, не имеющих ни дома, ни постоянного заработка, ни какой-либо уверенности в завтрашнем дне воистину печальна — этого я на своём опыте не проверял (что к лучшему). Но мы-то не своими босыми ногами грязь месили, а ехали с удобством на недешёвом подрессоренном фургоне. (Всего в караване таких состояло три из девяти, и складывали в них груз наиболее ценный и хрупкий — например, окрашенный шёлк, фарфор, зеркала, поделочный камень и жемчуг, ягоды, от лишней тряски с лёгкостью лопающиеся и утрачивающие товарный вид, кувшины с винами и наливками, свитки и просто качественную тонкую бумагу, меха, гобелены, пряности... всего не перечислишь). В фургоне же, под защитой пропитанного водостойкой краской шёлкового тента, мы и ночевали — даже если останавливались не в поле или лесу. В нём уж точно не было клопов и прочей кусачей пакости, зато имелись мягкие, набитые гусиным пухом тюфяки.

Да что там! Прямо в фургоне даже походный очаг размещался, весьма хитро устроенный и очень лёгкий. Товар же нам с Хироко совсем не мешал: его сложили в "корзинницу", то есть нижнее отделение фургона, тогда как мы с ней жили в верхнем.

Обычно нам составили бы компанию ещё двое-трое путешествующих вместе с караваном (в прошлой поездке, например, моя жена ехала в компании кухарки, личной служанки Рафу и супруги Хидеаки с её почтенной кормилицей). Однако как молодожёнам нам сделали послабление и подселять никого не стали. Поэтому что я, что Хироко поутру частенько зевали... а днём по очереди отправлялись поваляться на постелях и добрать недостающее время сна.

Помимо очевидной причины, тому имелась ещё одна: по меньшей мере две больших черты из ночного времени я с женой уделял скрытному уходу от стоянки, тренировке и не менее скрытному возвращению. Каждый раз — особенно если караван останавливался в городе или селе и требовалось обмануть не только караульных под началом Хидеаки-доно, но и сторожевых псов, и другую домашнюю живность, порой не менее чуткую — эти ночные отлучки становились для Хироко целым приключением... для неё такое ещё не успело стать рутиной. Да и изученное под моим руководством Теневое Скольжение (та самая комбинация Превращения и Смены Облика, кстати, благодаря помощи жены улучшенная) в исполнении Хироко пока что маскировало не так уж надёжно... что добавляло азарта: заметят? Пропустят?

И однажды "приключение" приобрело особую окраску: на лесной полянке, выбранной мной для разминки и спарринга, нам встретился юрэй.

Имел он обличье дряхлого старца, обряженного в дырявые лохмотья. Полупрозрачная зыбкая "плоть" духа различалась лучше боковым зрением, чем прямым, и светилась слабым — бледнее звёздного — свечением. Черты лица юрэя я кое-как разбирал лишь потому, что ночь выдалась облачная, а шёпот звучал так тихо, что Хироко вообще не могла его понять, даже используя Усиление Слуха; я же понимал только два слова из трёх. И понимал, как мне кажется, не столько благодаря Усилению Слуха, сколько ментальным практикам и моему хирватшу.

Подробно останавливаться на печальной истории юрэя нет смысла. Скажу лишь, что его породила неправедность, отход от обычая. Пока он ещё жил, его посреди зимы выгнал из родного дома непочтительный и неблагодарный сын, что и привело к смерти. Однако старец не винил своего отпрыска в содеянном и не желал мести, а потому не переродился в злобного онрё. Тем не менее, несправедливость требовала исправления.

Сам дух был почти бессилен, но мы с Хироко, после моего пересказа возмущённой всем этим до состояния холодной ярости, — наоборот. Той же ночью вместо обычной тренировки мы наведались в дом неблагодарного сына. Заткнули ему рот первой же подвернувшейся тряпкой, вытащили из тёпленькой постели, отволокли в лес и заставили сперва собрать растащенные зверьём кости предка, затем собственными руками вырыть могилу для останков прямо на месте гибели старца, а потом сложить собранное в яму и засыпать её — тоже без инструментов.

Поверх могилы Хироко, на две трети опустошив резерв, воздвигла каменный монолит, изображающий, если чуть приглядеться, согбенного старика. Наблюдавший за происходящим юрэй дождался, пока она закончит менять контуры надгробия. Бросил взгляд на своего сына, молча покачал головой, словно бы сокрушаясь. Подплыл к моей жене, коснулся её виска рукой — и медленно истаял. Хироко пошатнулась...

— Эй! — пробасил вынужденный могильщик. — Почему посмертный дар получил не я, а вот эта...

— Умолкни, червь, — прошипел я, подхватывая на руки жену. — Если твой поганый язык скажет лишнее, я тебе его вырву! На посмертный дар нацелился? А вот пень тебе трухлявый! Если бы ты раскаялся и своей волей похоронил отца, тогда дело другое. Только ты же явно жалеешь лишь о том, что грабки свои корявые в земле испачкал. Позор рода, плесень гнилая! Пшёл прочь!

— Куда? В этой темени демон заплутает...

— Иди куда хочешь. Мне нет до тебя дела, ничтожество.

Не слушая более вопли неблагодарного сынка, я использовал "три У" заодно с навыками скрытного передвижения и побежал к фургону. Моя драгоценная ноша пришла в себя только через три больших черты после рассвета, но иллюзии помогли мне проделать обратный путь, оставшись не замеченным. Несмотря на некоторые неудобства.

В чём состоял посмертный дар, Хироко не сказала — да я и не расспрашивал.

Зримым свидетельством и памятью о случившемся стала еле заметная в её медно-рыжей гриве нитка ранней седины. На том самом месте, которого коснулся старик-юрэй.

* * *

Деньги — вещь немаловажная, это я знал давно. А вот важность торговли... недооценивал. Как и её сложность. Казалось бы, чего проще — покупай в одном месте подешевле, продавай в другом подороже, разницу клади себе в карман...

Ага, ага. Стала бы торговля таким же наследственным, клановым делом, как война, магия, ремёсла и управление землёй, будь всё так легко!

Для начала, чтобы попасть из одного места в другое, надо потратить время и деньги. Если везти товар сушей — плати за топтание земли феодалу, плати нанятой охране, плати за фураж для тяглового скота, да ещё о еде для слуг и самого себя не забывай. Фургоны временами надо чинить, заболевшую скотину и тех же слуг — лечить, торговым агентам "отстёгивать" их процент, а князю — десятину с прибыли. И это только самое что ни на есть основное! Уверен: если везти товар морем, там будут свои сложности (одни кайдзю чего стоят... это тебе не разбойнички, это угроза, с какой и могучая магия не всегда совладает). Сверх того, узнав через тех же агентов или ещё каким образом, что, например, в Фуроку сгорел склад с тканями, можно радостно предвкушать выгоду от продажи шёлка, льна, хлопка и хемпа*. Приехав же в Фуроку, обнаружить: цена на ткани упала. И дело не в том, что агенты ошиблись или перекуплены конкурентами, просто в соседнем речном порту ошвартовался целый корабль, трюмы которого битком набиты готовыми тканями, и это раза в полтора-два перекрыло потери от пожара.

/* — ткань из волокон конопли./

Меж тем время и усилия для поставки тканей уже потрачены, хуже того: если везти этот товар дальше, стоимость доставки продолжит расти. И поди рассчитай, что в итоге обернётся меньшими потерями: сбросить ткани в Фуроку по низкой цене сразу, чуть подождать с продажей в расчёте на новый рост цен или всё-таки везти товар дальше, надеясь покрыть хотя бы часть убытков за счёт торговли в розницу с крестьянами.

Я люай и считать умею хорошо. Но в подобных ситуациях даже Экстремальный Ум не очень-то помогает. Потому что этот инструмент не чудесным образом вытаскивает правильные ответы из ниоткуда, а помогает восполнить недостаток данных, опираясь на опыт люай. Я же успешным опытом торговли похвастать не могу. На своём поле Рафу, будь мы конкурентами, меня бы просто задавил в самые короткие сроки, и никакие способности мне бы не помогли.

А ведь он далеко не самый успешный караван-мастер — так, немного повыше среднего...

Поскольку лишних знаний не бывает, а заполнить Глубины Памяти хотя бы наполовину ни один люай ещё не сумел, я старательно вникал в тонкости совершаемых Рафу сделок. Когда расспрашивая Хироко, а чаще задавая вопросы напрямую её отцу. Надо заметить, что он отвечал охотно, заодно либо "повторяя пройденное", либо открывая дочери новые тонкости своей работы. Других детей он не завёл и потому собирался сделать мою жену прямой наследницей. Среди караван-мастеров женщин, прямо скажем, немного... но есть.

Хироко на этот счёт шутила: мол, придётся ей рожать минимум троих сыновей, чтоб один стал, как предки по отцу, люай, второй унаследовал место в Торговой Гильдии Ниаги, а третий перенял мои секреты магии. Я же очень-очень серьёзно отвечал, что от дочек тоже не откажусь, если ненароком получится не трое, а семеро детишек — вовсе не расстроюсь... и что раз такова воля судьбы, надо уже начинать делать наших наследников.

После этого мы обычно переходили к практике делания детей. И практиковались со всей возможной тщательностью, долго и вдумчиво, разными способами.

Стоит ли удивляться, что к возвращению в Ёро под сердцем Хироко уже пульсировала искорка ци, немного отличавшаяся от материнской?

* * *

Радость и несчастья в этом мире обычно идут рука об руку. Вместе с нами в Ёро приехали смутные тогда ещё, но крайне тревожные слухи. Наследник старого князя Ниаги, утомившись от ожидания и торопясь взойти на престол предков с родовыми дайсё за поясом*, взялся дразнить кайдзю, призывая "верных" воззвать к справедливости Неба и упросить действующего правителя, лау-Ниаги Юу Чибору, уступить своё место достойному преемнику. То есть ему, Юу Конаши. Мол, держать рукояти дайсё должны сильные руки, а не дрожащие от старческой слабости.

/* — поскольку Ниаги некогда находилось под властью империи, а княжеский род ведёт своё происхождение от военного наместника провинции, символом верховной власти считается не корона, не держава и не скипетр, а "просто" пара древних, изначально принадлежавших тому самому наместнику мечей: дайто и сёто. Они же по совместительству мощные артефакты, с самого начала рассчитанные на "работу" в паре./

Отчасти наследника можно понять. Неборождённому Юу Чибору исполнилось уже ни много ни мало — восемьдесят шесть лет, самому Юу Конаши давно перевалило за шестьдесят. При этом последние годы правления старого князя отличались... невыразительностью. Лау-Ниаги не принимал новых законов, не призывал к порядку вассалов (отчего некоторые из них, наименее стойкие духовно, скатились до едва прикрытого грабежа и разбоя). Даже налоги при нём собирались без особого рвения.

Вот только мне на ум при мысли о смуте в верхах приходило воспоминание о том юрэе, которому мы с Хироко помогли обрести покой. Теперь, спустя время, та встреча начала казаться мне не то предупреждением, не то предзнаменованием.

В самом деле: каков бы ни был отец, а действительно достойный сын не станет против него выступать. Если же станет, то такое попрание праведности и обычаев не приведёт к добру.

Скверные времена грядут...

* * *

Смутные слухи обретали всё большую определённость. Я налегал на учёбу (после нашего возвращения Макото начал брать меня в родное ведомство — знакомить с людьми, документами и правилами обращения с первыми и вторыми).

Животик Хироко, оставшейся со мной, понемногу округлялся. И пояс с печатью Равновесия Энергий охватывал его, прикрытый сверху от посторонних глаз обычным широким поясом-оби.

Правда, сидеть за вышивкой, помогать на кухне и заниматься прочими традиционными женскими делами моя жена не спешила. Поэтому я нашёл ей занятие, очень полезное и с ударной скоростью увеличивающее резерв.

Расширение неучтённого подвала со скрытым моей иллюзией входом. Да-да. А кому ещё заниматься такими вещами, как не обладательнице сродства с Камнем? Когда выдавалось свободное время, я помогал ей, передавая свою сеф при помощи мудры совмещения. Мне тоже надо развиваться.

При этом я строго-настрого запретил нагружать Очаг сверх меры. Потратила половину резерва? Всё, иди медитируй, восполняй затраты, кушай вволю.

Ну, Хироко и кушала. За себя, за ребёнка и за потраченное в подвале. Поглощала примерно вдвое больше еды, чем здоровый мужик, занятый тяжким трудом — лесоруб, молотобоец или кожемяка. Но полнеть сверх естества при этом даже не думала, чем приводила нашу кухарку в священный ужас.

— Если все эгамари так много жр... так жадны до еды, как полукровная хозяйка, — частенько раздавалось на кухне тихое ворчание, — то понятно, почему благословенный Небом император не стал с ними связываться. Их же не прокормишь!!!

Мы с Хироко, подслушивая это, только хихикали, словно дети.

Что ещё оставалось? Происходящее в мире поводов для смеха не давало. Скорее, наоборот.

Самым серьёзным признаком надвигающейся грозы стало то, что неборождённый Юу Чибору осенью не отъехал вместе с двором в зимнюю столицу. Остался в Ёро. Почему так, долго гадать не пришлось: в зимней столице укреплялся Конаши со своими "верными". При этом люди, ранее изъявлявшие старому лау-Ниаги всяческую поддержку, оставались с Чибору... но вот своих сыновей, племянников и прочую молодёжь отправляли к наследнику — заверять во всяческом почтении и преклонении. Отчего амбиции Конаши, разумеется, росли, а голос становился громче.

Я нутром чуял во всём этом какую-то неправильность. Чувство это усиливали способности люай, ощутимо укреплявшиеся и расширявшиеся по мере практики (которая становилась всё сложнее: отец заботился о том, чтобы его наследник не тратил время впустую на выполнение слишком лёгких заданий). Совершенно ясно, что устроителем свары в верхах не мог быть старый князь. Однако и во внезапно пробудившиеся амбиции наследника мне верилось с трудом. Конаши мог похвастать собственными внуками, а в таком возрасте усобицы обычно уже не начинают — это во-первых. Во-вторых же, родовые дайсё не миновали бы его при любых поворотах судьбы: всё-таки единственный законный наследник, власть сама готова упасть в руки спелым персиком...

Кто действительно мог заварить такой рамен, так это сыновья Юу Конаши: сорокалетний Ёширо и тридцатидвухлетний Томео. Для Ёширо идеальным исходом стала бы усобица, которая погубила бы отца — в этом случае наследником князя становился уже он, ну а подождать даже и десяток лет, если лау-Ниаги судьба при участии придворных целителей отмерит почти век жизни, не сложно: отец его куда дольше ждал. Также вполне могли питать надежды на свой кусок власти мужья трёх дочерей старика Чибору, особенно Но Югаси, женатый на средней. Будучи по рангу лишь сэмё*, а не даймё, он мало того, что приходился дальним потомком пресёкшейся старшей ветви рода Юу, так ещё и невероятно удачно пристроил своих дочерей и сына. Настолько, что кое-где начали говорить не "богат, как князь", а "богат, как Но Югаси". Что не удивительно, если учесть, что лау-Ниаги, лау-Сиджен и лау-Раго брали у него деньги в долг.

/* — полного соответствия терминов реальной истории не ждите. К тому же в разных бывших провинциях империи дела могут обстоять отличным от описанного образом. Подробнее о рангах феодалов см. глоссарий, раздел об особенностях сословного деления./

Когда я пришёл к отцу и описал свои соображения по поводу ситуации в верхах, Макото лишь вздохнул и посоветовал поскорее выкинуть из головы эти опасные рассуждения. Добавив, что правду всё равно раскрыть не удастся, как и подтвердить догадки: у нас, Оониси, положение не то и возможности не те, чтобы раздобыть нужное количество проверенных сведений. А без них только и можно, что догадки строить. Кроме того, политика всегда становится результатом компромиссов и десятков разрозненных действий, предпринимаемых на разных уровнях и с разными целями, зачастую противоположными. Очень редко кто-то один действует так умно, тонко и дальновидно, что именно его планы претворяются в жизнь без огрехов... чаще же воля власть имущих становится жерновами, вращение которых не особенно вредит самим жерновам, но затягивает и перетирает в кровавый кисель любого, кто сунется дальше, чем нужно.

Поэтому разумный человек, сказал Макото, (а люай тоже люди) держится подальше от высоких замыслов и всего с ними связанного.

Мне оставалось лишь кивнуть и пообещать, что активно искать правду я не стану.

* * *

А тучи на политических вершинах становились всё гуще, всё черней. В конце зимы Юу Чибору объявил о созыве войска — но то стало лишь ответом на такое же объявление со стороны его наследника, прозвучавшее на три десятидневья раньше.

Похоже, что год, начавшийся с дней Долгой Радости, не будет радостным. Вообще.

Я вновь поговорил с отцом. Тот неохотно, но принял мои доводы. На пятый день после этого разговора Макото, мама Аи с сестрёнкой Нацуко, я, Хироко, которой до родов осталось уже совсем немного, и четверо самых доверенных слуг выехали из Ёро на арендованных фургонах. Мы направлялись к горному поместью Сёнама, выкупленному отцом у сэмё Узэ Тадао — бедного, но жаждущего с оружием в руках послужить своему князю.

Что ж, сделка вышла обоюдовыгодной: сэмё получил деньги на вооружение и экипировку своих самураев, а наша семья — тихий угол в двух днях пути от летней столицы.

К сожалению, поместье предназначалось отнюдь не для возделывания земли (будь иначе, и феодал не смог бы продать его люай по закону). Оно являло собой типичный пример "места для обретения гармонии". Или, говоря проще, жилья на природе, в которое приезжают ненадолго, чтобы отрешиться от мирской суеты, отдохнуть, расслабиться. Однако я не видел сложностей с тем, чтобы прокормить мою семью и слуг. Бывший владелец поместья уверял — и я не поймал его на лжи — что охота в ближних окрестностях Сёнама хороша, в быстрой речке, шумящей всего лишь в сотне шагов от поместья, полно рыбы, а крестьяне из деревень неподалёку всегда готовы продать излишки риса и других плодов земли.

Надо заметить, что уже один только путь до нового места жительства сильно помог нам в том самом обретении гармонии. Фургоны неторопливо ползли по петляющей дороге, понемногу поднимаясь в гору. То справа, то слева, а то и прямо впереди открывались виды, своей ничем не испорченной красотой утишающие страсти. Укоренившаяся на вершине скалы одинокая сосна; облака, белым стадом сбегающие от вершин в долину; строгие контуры каменных великанов, ни в какое сравнение не идущих с любыми творениями рук человеческих — и силуэт орла, парящего в синеве над ними... Впервые за долгое, очень долгое время в душе моей шевельнулось желание взять в руки кисть не для упражнений в каллиграфии или сотворения цем-печатей, а для запечатления чистой красоты мира на мокром шёлке.

Хироко вообще расцвела: для неё дорога, даже недолгая, стала чем-то вроде возвращения к истокам, к привычному бытию караванщика. И я радовался всякий раз, как переводил взгляд с пейзажей на жену... что случалось часто.

Хорошо, что мы покинули столицу. Да. Хорошо.

* * *

Мой первенец родился в начале лета в поместье Сёнама. Мой сын. Мой... нет — наш с Хироко малыш. Оониси Кейтаро.

Впервые за три жизни я ощутил завершённость. Настоящую гармонию.

Несмотря на подготовку люай, я забыл о предсказании, сулившем моей семье переменчивое счастье... потому что не хотел об этом помнить.

Оборот третий (5)

Что это такое — два дня пути от столицы с караваном? Так, мелочь. Всадник, не особо жалеющий себя и лошадь, одолеет эту дорогу за день. Маг-курьер, которому благодаря Лёгкому Шагу наплевать на осыпи, горные речки, крутые скалы и прочие препятствия, бегущий напрямик по бездорожью и переправляющийся через пропасти Переносом — вообще за три-четыре больших черты управится. Даже если не станет выкладываться полностью. (А маг, который действительно хорош в создании Воздушной Тропы, потратит на такой путь лишь несколько малых черт... эх, жаль, что мне для тренировок этой Формы не хватает ни знаний, ни условий! То есть сейчас-то условия есть, а вот знания...).

Однако поместье Сёнама находится в глуши, поскольку даже от ближайшего пастбища его отделает примерно дюжина перестрелов* угрюмой хвойной чащи. И, сверх того, поместье — это тупик, так как с трёх сторон оно окружено непроходимыми горами. Точнее, непроходимыми без магии, для фургонов, лошадей и даже обычных пеших странников.

/* — здесь: 1 перестрел — примерно 380 м, т.е. 12 перестрелов — чуть больше 4 км./

Стоило ли удивляться, что окрестности подобного места облюбованы нелюдью? Причём обнаружилось это равно неожиданно и для меня, и для семейства демонов-тэнгу.

Народная молва описывает тэнгу как злых существ, похожих на ворон. По поверьям, у тэнгу человеческие тела, крючковатые носы, лица красного цвета, маленькие головы, есть крылья и когти. Также в этих поверьях они иногда выступают как существа огромного роста и силы.

И всё это по большей части — совершеннейшая чушь.

Да, истории известен тэнгу, который действительно обладает несколькими ватшу, которые дают ему, когда он того желает, огромный рост и сверхъестественную силу; тэнгу, умеющий достовернейшим образом изображать обычного человека. Он же поистине легендарен как мечник, защитник праведности, наставник воинов и союзник людей в двух последних войнах с демонами. Да и назвать его злым не повернётся язык даже у записного вруна. За века своего существования этот тэнгу обзавёлся многочисленным потомством, отчасти унаследовавшим его таланты и ватшу.

Этот истинно великий демон — никто иной как Дайтэнгу, Король Крылатых.

И, конечно же, у обыкновенных тэнгу с ним не больше общего, чем у дикарей из джунглей Сомауха — с Владыкой Неба Кэ Ю, признанным героем-магом времён Второй империи. Ибо Дайтэнгу — личность тех же масштабов, что Хирошихэби, Даичи-каппа, Шаньешу Слоноглавец, Великая Широгицунэ или Кимико-оками.

...я успешно отсидел в засаде и, рывком настигнув спустившегося к водопою молодого горного козла, свалил его с ног Громовой Стрелой, когда ощутил кое-что неожиданное. Хирватшу, в поле восприятия которого поблизости только что как будто не находилось никого, кроме злополучного козла, вдруг обнаружило источник сильного удивления и досады, направленных на меня с расстояния около полусотни шагов. Посмотрев в ту сторону, которую мне подсказало чутьё, я нашёл лишь подозрительно крупную ворону. А когда я сосредоточился и попытался углубить ощущения от хирватшу, подозревая в "вороне" мага под маскировкой или ещё что-то такое — меня подхватило многократно возросшим потоком удивления, разочарования, страха и гнева.

Поток оказался столь силён, что, хоть привычных слов почти не содержал, понимать его было легко. Куда легче, чем пытаться прочесть, например, сознание моего отца. Позже, вспоминая этот момент, я решил, что свою роль сыграла сеф тэнгу, более сильная, чем у обычных людей (Хироко мне тоже удавалось читать в разы легче, чем, например, слуг или крестьян). А ещё — изначальная предрасположенность всего племени тэнгу к ментальным искусствам, уступающая лишь их же таланту к управлению Огнём и Воздухом.

"Человечек заметил Арро! Как неудобно... опять улетать из обжитого гнезда..."

"Зачем улетать?"

"...жаль, что человечка нельзя убить: сильный, управляет Молнией... может убить и Арро, и Рари, и Рруа... или расскажет другим человекам, на нас снова начнут охоту..."

"Я не расскажу про вас, пока вы не вредите мне и другим двуногим".

Удивление скачком возросло, тесня остальные чувства. Ворон — точнее, теперь уже стало ясно, что тэнгу — каркнул раскатисто и громко.

"Так Арро не показалось? Человечек слышит Речь и даже говорит?"

"Если ты имеешь в виду мысли, произносимые без слов — ты прав, демон. Кстати, не хочешь угоститься требухой? Я всё равно избавлюсь от неё при свежевании".

"Человекам нельзя верить!"

"Мне можно. Словом лгать легко, а вот, хм, Речью — нельзя".

"Человечек забавен... и молод... очень молод. Лгать с помощью Речи тоже можно... вот только человечек, похоже, не владеет этой полезной способностью... что ж, попробую поверить. И да падёт на человечка проклятие Арро, если он всё-таки обманул!"

На это я заметил, что тэнгу не обязательно приближаться ко мне на опасное расстояние. Он может подождать в отдалении, следя за разделкой туши, а приступить к трапезе, когда я уйду. Арро преисполнился подозрительности, сообщив, что у человеков есть сотня и ещё один подлый приём для убийства на расстоянии. К примеру, кто помешает человечку отравить брошенную требуху? Или даже заколдовать её — специально, чтобы глупый демон, польстившийся на даровое угощение, потерял все перья и сделался посмешищем для своего рода? На это я ответил, что тэнгу сам отлично видел: яды для охоты мне не требуются. А раз не требуются, то и таскать с собой отраву на случай встречи с каким-нибудь глупым демоном — лишнее. Что же касается цемора, то я, конечно, могу изобразить пару знаков, вот только опять-таки сомневаюсь, что это удастся сделать прямо на глазах у Арро, да так, чтобы он ничего не заподозрил. Не говоря уже о том, что не так-то просто и быстро придумать цем-ловушку, которая действительно выдирала бы перья — увы, но человечек, которого, кстати, зовут Акено, пока не настолько искусен в магии начертаний...

В общем, разделка туши убитого козла внезапно оказалась куда менее скучной, чем обычно — спасибо демонам и не лишённым своеобразного юмора безмолвным разговорам. Да-да, именно демонам: довольно быстро к Арро присоединились Рруа и Рари, его жёны. А поскольку у демонов женщин не обучают искусству почтительного молчания во время беседы мужей — вероятно, потому, что Речь не подразумевает пауз и заставить демона умолкнуть можно, лишь оглушив его или убив — голова моя в перекрестье сразу трёх мощных потоков мыслей и эмоций начала гудеть. (Примерно так гудят мышцы после хорошей тренировки, хоть это и не лучшее сравнение). Волей-неволей пришлось прямо на ходу учиться защищать свою суго от эманаций чужой, да так, чтобы не утратить способности к общению.

К тому же тэнгу сообщили мне, что замыкать свою суго прямо во время разговора — очень невежливо. И если проделать такое при встрече с демоном более сильным, чем они (а даже Арро еле-еле вытягивал уровень сильного ученика, если брать лишь объём резерва), это может стать фатальной глупостью для неосторожного человечка.

...Сама по себе неожиданная встреча с демонами меня насторожила. Но к моменту, когда я упаковал мясо козла в его же шкуру и не спеша двинулся в сторону поместья, а троица крылатых за моей спиной приступила к оприходованию всего мной оставленного, я уже снова был спокоен за себя и близких. Да, в поверьях крестьян тэнгу редко проявляют человеколюбие. Однако именно эти трое опасности не представляли. Вороны и вороны — только что прожившие лет под двести, накопившие ума и силы. Но кроме долголетия и ума от обычных птиц отличающиеся не слишком-то сильно. И соскучившиеся, кстати, по обществу: в своём-то семейном кругу они уже много раз обсудили всё, что только можно.

Более того: Арро, Рруа и (оказавшаяся, как выяснилось позже, помимо прочего их дочерью) Рари изначально не относились к злым существам. Все они принадлежали к числу рождённых демонов. Так что на следующую встречу с необычными соседями я взял Хироко, что справедливо было оценено семейством тэнгу как знак доверия и помогло заключить с ними договор о взаимопомощи. Нет-нет, ничего серьёзного, к чему могли бы придраться в храмах, даже если бы о договоре стало известно. Просто совместное участие в охотах на тех же горных козлов и прочую живность. А также предупреждение об опасностях.

Арро, кстати, сильно встревожился, когда я рассказал ему о происходящем у людей. На его памяти большие войны "человеков" всегда плодили много несправедливости и зла, причём из зла этого массовое явление перерождённых демонов было отнюдь не самым страшным. Так что у входа в долину, где было построено поместье Сёнама, появился постоянный патруль из демонов, по очереди бдящих за происходящим поблизости.

И мне становится дурно, когда я подумаю, что могло случиться, если бы этого патруля и нашего с тэнгу договора не было...

* * *

Армия Юу Конаши выдвинулась к северу в середине лета. Численность собранного войска внушала уважение. А вот порядок в войске... не блистал. Беда эта проистекала из отсутствия за поясом наследника родовых дайсё. И хотя будущего князя собравшиеся под его рукой наследники своих отцов более-менее слушались, это ничуть не мешало им устраивать свары друг с другом. Как говорится, была бы кровь воина горяча, а повод эту кровь пролить всегда сыщется. Более того: часть присоединившихся к Конаши феодалов вообще являлись полноправными властителями своих земель... дарованных им князем. То есть формально подчинялись старику Чибору. Или должны были подчиняться. Как бы то ни было, они — осторожно, конечно, и со всем почтением! — давали наследнику престола советы.

И спорили по поводу того, чьи советы лучше. До кровопролития.

Стоит ли удивляться, что движение армии затянулось, а земли по пути движения и ещё примерно на день конной скачки в обе стороны подверглись грабежу и разорению? Многие винили в том Но Югаси, который отказался дать Юу Конаши денег в долг на прокорм войска. Но не меньшее число людей оправдывало Но Югаси, справедливо замечая, что нелепо возлагать вину в случившемся на стороннего человека. Ведь именно наследник князя не сумел ни собрать нужной суммы на снабжение своих войск, ни удержать эти войска от творимых мерзостей... да что там, ничего подобного вообще не случилось бы, не вздумай Конаши бунтовать против отца!

Меж тем Чибору продолжал сидеть в Ёро, не предпринимая активных действий, и силы его наследника подошли к летней столице беспрепятственно. А подойдя, расползлись по окрестностям для уже знакомого и чуть ли не привычного им дела: грабежа, насилия и разбоя.

* * *

— Что?

Я на миг невольно залюбовался. Вроде бы только что спала, но стоило мне подойти, а ей — почуять направленный взгляд, как Хироко уже проснулась. И ни следа сонной неги во взгляде!

Да... недаром она так хотела стать ведьмой. Искренние желания творят чудеса.

Стала.

А мне одной заботой меньше.

— Рруа заметила конных чужаков и блеск стали, милая. К ближней деревеньке скачет отряд воинов. Неизвестно чей и неизвестно зачем. Я на разведку. Ты — перескажи новость отцу и всем остальным. Если я передам через тэнгу предупреждение, бери семью и отступайте в горы.

— Акено, я...

— Я твой муж и командир. Справлюсь, — А если не справлюсь, помощь неопытной ведьмы, недавно едва дотянувшей до слабой посвящённой и не полностью восстановившейся после родов, ничего не изменит. — Твоя забота — жизни Кейтаро, моих родителей и сестры. Особенно Кейтаро.

— Понимаю, — Хироко прикрыла глаза веками, глубоко вздыхая. Когда же снова открыла, её взгляд стал совершенно другим. — Ступай спокойно.

— Вернусь с победой, — ответил я так, как и положено было отвечать на традиционное пожелание жены, отправляющей своего мужчину в неизвестность. Торговец на моём месте сказал бы: "Вернусь с прибытком", рыбак — "вернусь с приливом"... но мне показался уместным именно воинский отклик. И неважно, что я — люай, не самурай!

Здесь и сейчас я — маг.

Так что тем конным чужакам лучше бы вести себя поприличнее.

...для владеющего на должном уровне Лёгким Шагом верхушки деревьев — как широкая дорога. Однако пользоваться этой дорогой посреди дня и в присутствии возможного противника было бы неосмотрительно. К тому же использовать одновременно "Три У", Лёгкий Шаг, Теневое Скольжение и печать Дальнего Дозора я до сих пор не мог. Точнее, с нужной эффективностью не мог. И потому предпочёл бег напрямик, по земле через лес. "Полная" версия Лёгкого Шага при этом уже не требовалась, да и от Теневого Скольжения можно было отказаться, оставив лишь Смену Облика на тот случай, если кто-то ухитрится меня увидеть.

Пусть смотрит, коли так. Опознать Оониси Акено в седом маге с обезображенным ожогами лицом и чёрной повязкой на правом глазу никому не удастся. (Да-да, я мрачновато пошутил, когда создавал иллюзорный облик: придал себе вид выжившего и повзрослевшего — хотя скорее уж постаревшего — Арашичиро Рюхея).

Над моей головой, в десятке шагов над вершинами, меня сопровождала доставившая вести Рруа. На границе леса её сменил Арро, как и я, не стремящийся рисковать своими родными.

"Какие новости?"

"Человеки на четвероногих заехали в гости к человекам в хижинах. Только вот гости ведут себя так, что хозяева не слишком довольны".

"Угу. Вижу".

Не заметить происходящее было бы сложно. От восточного конца деревеньки, столь малой, что даже названия-то отдельного не удостоилась, поднимались в небо, загибаясь затем к горам, несколько столбов густого дыма.

Поджоги, значит. А раз поджоги, то не обошлось и без грабежа, и без... скоро увижу, чего.

"Арро, присмотри за округой, пожалуйста".

"Уже смотрю, человечек".

Я пристроился за стволом растущей чуть в стороне от прочих и потому особенно мощной сосны. Сел наземь, отменяя "три У" и оставляя из активной магии только иллюзорный облик. Прикрыв глаза, положил руки на печать Дальнего Дозора.

Мир вздрогнул и качнулся, становясь глубже. Веки перестали мешать зрению. Да что веки — даже тёмный, мощный ствол с потёках застывшей смолы, отделявший меня от захваченной кем-то деревеньки, более не препятствовал взгляду! Происходящее по сторонам отдалилось. А вот то, что впереди — словно прыгнуло мне навстречу, заодно со звуками, запахами и даже ощущениями, которые ловило моё ватшу. Печать усиливала все чувства разом, одновременно меняя их.

Вот мельник. Он же староста. Валяется на пороге своего дома. Одежда порвана, голова раскроена так, что даже мне и издалека видно: не жилец.

Вот жена мельника. Противная, говоря честно, склочная, жирная, визгливая баба. Прибита к стене дома (она страшно гордилась тем, что у них — единственный на всю деревню дом из настоящего пиленого дерева). Правое предплечье — серп, левое плечо — вилы, волосы намотаны на что-то ещё, слишком мелкое отсюда, не разобрать. Поэтому голова не свисает, как положено у покойников, а вздёрнута вверх. Горло вскрыто так, что язык свесился на жирную грудь жутковатым шарфом. Слыхал я про такие фокусы, но видеть раньше не доводилось.

А вот ещё один труп. Здоровенный такой, что не перепутаешь. Я отлично помню его лицо, потому как несколько раз именно у него покупал рис с ячменём, а также хурму и сливы. Имя вот только никак не могу вспомнить: Акио? Акира? Или вовсе Акияма? Наверно, мне вспоминалось бы лучше, если бы это самое лицо было меньше залито кровью. И если бы его отрубленные руки не пришпилили к животу нагинатой, а оставили на своих местах.

Больше трупов вроде бы нет. Крестьян в основном согнали в центр, где они и стоят сейчас на коленях... мужчины стоят, боясь шевельнуться. Женщины... не хочется мне, вот совсем не хочется смотреть на то, что происходит с женщинами. Но печать Дальнего Дозора не оставляет особого выбора. Я вижу всё. И память тренированного люай это всё сохраняет. В подробностях.

Ничего. Потом почищу Сеть Памяти, ослаблю или вовсе уберу лишние связи.

Потом.

Сейчас надо присмотреться повнимательнее к тем, кого Арро изящно поименовал "человеками на четвероногих" и "гостями". Семь самураев в разностильных доспехах... хотя какие они, к демонам, самураи после всего этого? Их даже ронинами не назвать — много чести! В собственном княжестве, с простыми людьми, отродясь оружия не державшими... так. Спокойно. Без эмоций. Этот глухой ужас, усиленный печатью — не мой. И свирепая, как будто не совсем человеческая радость — не моя. И боль как бы в паху, такая разная и такая одинаковая — не моя. Я далеко, я просто наблюдатель... общение с тэнгу научило меня отстранённости... вот. Так легче.

Немного.

Итак. Семь самураев. Десять... тринадцать... пятнадцать... а, вот ещё один, значит, всего шестнадцать... каких-то невразумительных типов. Не то наёмники, не то ополченцы, не то вовсе бандиты. По вооружению похожи на первых, поведение типично для последних. Командует ими всеми, похоже, вот эта пара, вида престранного. Зверовидный гигант, заросший буйным волосом аж до пояса. Торс мощный — это видно отлично, поскольку на нём не то, что доспехов, даже просто одежды нет никакой, кроме бесформенных штанов. Да и на ногах ничего — даже обычных сандалий. Вместо оружия — скорее небольшое бревно, чем большой шест. Окованное железом, полных восьми локтей в длину. Но владелец сам ростом не меньше шести локтей будет (на каких харчах он так вымахал, интересно? Или у него в жилах кровь они течёт? Но шкура вроде не красная и не синяя... непонятно). Рядом с гигантом со скучающим видом восседает на коне ещё один странный тип. Неопределённого пола, верхняя часть лица скрыта кованой маской-черепом. К седлу приторочены колчан и лук, в руке... трость? Нет! Зонт. Сложенный зонт.

Странные типы. И уже потому — опасные.

Словно задавшись целью подтвердить этот вывод, гигант и масочник, развернувшись, как по команде уставились в мою сторону. Почуяли? Но как?!

Я не без спешки прекратил сосредоточение, ослабив поток сеф к печати до нормы.

"Арро".

"Что, человечек?"

"Я немного отступлю... на всякий случай. А ты продолжай наблюдать. Похоже, те двое меня заметили... не знаю, как".

"Скорее, они заметили меня".

"Что?"

"Я хотел узнать, не из демонов ли тот большой волосатый".

"И как, узнал?"

"Да. Он на грани. Небольшой толчок — и одним они в этом мире станет больше".

"А который рядом? На лошади?"

"Этот уже давно за гранью. И четвероногое его — уже не просто четвероногое. Только я не могу понять, кто это. Никогда не чуял подобного... оттенка силы. И даже не слышал о таком".

"Вот как".

Значит, демон неизвестной разновидности на лошади, также демонической природы, плюс один человек, который вот-вот станет демоном. Причём одной из самых поганых разновидностей, людоедом огромной силы.

А. И ещё двадцать три вооружённых человека.

Которые подозрительно спокойно относятся к своим командирам — а ведь не могли не замечать некоторых странностей! Их что, магией обработали? Или просто подобрали за долгие годы демонической жизни, что называется, "под себя"? Вряд ли это было сложно: всякой мрази меж людей, увы, больше, чем хотелось бы.

Какие... занятные... гости.

Мысленный разговор не мешал мне, как я и пообещал Арро, отступить обратно в лес, шагов на сто. Отступал я по всем правилам мага-устроителя засад, использовав Сокрытие и цем-печать Затирания Следов. Последнюю я считал сразу и своим шедевром, и неудачей. Запахи-то она затирала действительно хорошо, а вот восстанавливала природное равновесие сеф — не очень. Так что сам я мог пройти по следу применившего эту печать, просто подмечая положение полосы неестественно ровного фона.

Впрочем, заметить такое сам, без специальной печати, обостряющей чувства, я не мог. И надеялся, что чувства масочника, его "лошади" и гиганта недостаточно совершенны, чтобы кто-либо из них раскрыл моё положение.

"Арро, что они делают?"

"Всё то же... большой волосатый машет руками... двое в жёстких шкурах и ещё трое с блестящими штуками сели на четвероногих. Едут сюда".

"Что будешь делать?"

"А вот что".

Громкий даже на расстоянии негодующий "карр!!!" стал мне ответом. Захлопав крыльями, Арро взлетел и начал подниматься в небо по расширяющейся спирали. Поднявшись на высоту, где он точно мог не бояться стрел — даже если бы их метал из самого тугого лука настоящий мастер кюдо — тэнгу полностью раскрыл крылья, словно бы замерев в парении на одном месте.

— Карр! Карр!! Карр!!!

Я ощутил что-то вроде троекратного эха. Слишком быстрые и необычные ощущения, чтобы как следует разобраться... хотя позже, с погружением в Глубины Памяти, возможно, и разберусь. Сейчас не до того, но интересно, что это было?

А. Вот и ответ. Множество ответов.

Молва приписывает тэнгу многое, и по большей части незаслуженно. Однако, как я только что убедился сам, Арро точно обладает легендарным умением призыва ворон. Со всех сторон к нему, словно вмёрзшему в хмурое, испачканное дымом пожарища небо, стремились десятки... сотни... а может, и тысячи его обычных сородичей, захваченных властью демонического зова. Они летели быстро, чёрными росчерками на сером, а долетев — присоединялись к спиральной карусели, закручивающейся вокруг призвавшего.

И молчали.

Шелест крыльев, различимый только из-за количества летунов. Но ни одного крика.

До поры.

Потому что в некий момент Арро раскатисто провозгласил:

— Карр! — и тысячи глоток исторгли хором громоподобное эхо:

— КАРР! КАРРР! КАРРРР!

И вновь тишина. Только посвист ветра в чёрных перьях.

Меня аж холодом по спине приласкало. А я ещё считал тэнгу сравнительно безобидным отшельником, добрым соседом с небольшим недостатком в виде демонического происхождения...

"Зачем ты созвал их?"

"Всё просто, человечек. Я читал твой ум. Я прочёл ум большого волосатого и того демона, который оседлал демона. Ты будешь биться с ними. А мои младшие братья будут пировать".

"Ты уверен в моей победе?"

Ответ, будь он сделан при помощи звуков, а не Речи, содержал бы одно лишь насмешливое хмыканье. Ну да... кто бы ни победил, пожива воронам всё равно найдётся.

И обижаться бессмысленно. Такова их природа.

"Тогда расскажи, что они там делают".

"Двое в жёстких шкурах и ещё трое вернулись у большому волосатому. Тот снова машет руками. И ещё машет руками. Так махнул, что один из жёсткошкурых упал с четвероногого. Демон, сидящий на демоне, применил сеф и остановил большого волосатого".

"Как?"

"Не знаю. Я не умею так".

"Ладно. Что дальше?"

"Демон-на-демоне едет в мою сторону. И заодно в твою: это одна сторона".

"Кто его сопровождает?"

"Никто. Большой волосатый снова машет руками, но стоит на месте".

Враги разделились. Это хорошо. Однако этот тип с зонтом, масочник, уверен в себе, раз отправляется куда-то один. И его уверенность вряд ли не имеет под собой оснований. Это плохо. И до темноты осталось уже меньше одной большой черты. А это совсем плохо, потому что во тьме очень многие демоны получают дополнительную силу. Не знаю, как насчёт масочника, но вот людоеды-они в темноте становятся определённо опаснее, чем на свету.

А я так и не нашёл времени развить сродство с Огнём.

Но у меня за спиной — поместье Сёнама. И потому Арро совершено прав: я буду биться.

— Эй, тэнгу! — крикнул масочник, немного не доезжая до крайних деревьев леса и задрав голову вверх. На таком расстоянии печать Дальнего Дозора даже при нормальном потоке сеф уже снова позволила мне видеть и слышать его. А также ощущать эмоции. Или, точнее, тёмное облако, провонявшее гнилой кровью, вместо эмоций. И тут Арро прав: действительно... необычная сила.

Определить пол по-прежнему невозможно. Голос вроде по-женски высокий, но при этом грубоват для женского. Фигура... нет, не могу рассмотреть как следует.

— Тэнгу, зачем ты напугал моих людей?

— Рра?

— Зря смеёшься. Один из них точно мой, да и остальные скоро станут моими.

То есть переродятся в демонов, да? Ну и новость.

Значит, точно придётся вырезать всех до единого... отвык я от грязи, но тут у меня просто нет выбора.

— Крарр.

— Не говори мне про судьбу! — внезапно взъярился масочник. — Её не существует! Точнее, она властна лишь над обычными людьми и обычными зверьми. Мы с тобой, тэнгу, уже выше неё!

— Ррах!

— Смейся, падальщик, смейся. Посмотрим, кто в итоге окажется прав.

Развернув своего верхового демона, масочник вернулся в деревню.

Я подождал темноты, скоротав время в беседе с Арро, продолжавшим следить за "гостями" — и двинулся по следам врага.

Не только демонов темнота делает сильнее. Для магов она тоже немалое подспорье. К тому же если не с масочником, то с "его людьми" лучше столкнуться именно в ночи.

Однако начинать надо именно с лидера. Справлюсь с ним — совладаю и с остальными.

"Три У". Теневое Скольжение. Одновременно с ними работают печати Дальнего Дозора, Зрячего Уха и Затирания Следов. Моя одежда тёмно-серая, не стесняет движений, таит в карманах и складках самое разное оружие. На ногах — чехлы из особым образом обработанной кожи, что и сама по себе, без Затирания Следов, почти не пахнет и не мешают осязанию. На руках — перчатки, материал обработан так же. Лицо ото лба до подбородка и ещё ниже, до самой груди, закрыто плотной тканевой маской, проницаемость которой для воздуха, жидкостей и запахов управляется ещё одной цем-печатью.

Последнее особенно удобно, потому что пахнет в разорённой деревне... не очень.

Резерв полон. Полны и печати-накопители на лопатках.

Я готов к смертельной драке настолько, насколько к ней вообще можно быть готовым.

Обострённые чувства ловят доносящиеся из ближайшего дома ритмичные стоны и столь же ритмичное сопение. Хирватшу ловит и сопутствующие ощущения. Насильнику хорошо, а вот той, что лежит под ним — строго наоборот.

Скольжу мимо.

Другой дом. Приглушённый пьяный хохот, стук, звон переходящих из рук в руки связок колец. Нет, сюда мне тоже рано. Вот потом... потом да, сыграю. И отыграюсь.

Малый холмик на земле. Обхожу по широкой дуге. Скорее всего, вокруг убитого пса земля промокла от крови, а мне совсем не хочется наступить на неё и потом оставлять следы.

Так. А вот и пара, которая меня интересует. Масочник по-прежнему сидит на своей уже-не-лошади — он что, вообще не вылезает из седла? — а "большой волосатый"... жрёт. Сырое мясо. И не так сложно догадаться, чьё... если учесть, как меняется его сеф, как распирает изнутри избытком ци без того немаленькое тело.

...в последний момент масочник что-то почуял. Скорее всего, мою пришедшую в движение сеф. Поздно! Моё тело уже встряхнуло Ударом Ясности, и на его пике, собрав преобразованную энергию и расставив метки, я отправил в цель со скоростью, недоступной взгляду, Цепь Молний. Даже для моего мозга, разогнанного Ударом Ясности во много раз, всё произошло мгновенно: вот поток стихийной энергии бьёт масочника в голову...

...перескакивает на голову "коня"...

...перескакивает на башку новорождённого людоеда-они...

...струится уже заметно ослабев обратно к масочнику, к его груди...

...бьёт в круп "коня"...

...и окончательно затухает ударив в грудь они.

Что, всё? Так просто?

Однако нарушать план незачем. Поэтому я уже заменил угасший Удар Ясности Ударом Скорости и мчусь к трём демонам со стремительностью, недостижимой даже для мастера "трёх У". Молния — это стихия, идеальная для желающего настоящей быстроты. По пути я делаю небольшой вираж, втыкая сбоку в шею одного из самураев нож и другой рукой выдёргивая на ходу из его ножен танто. Трофейным клинком, подлетев к демонам, я в три движения смахиваю голову масочнику, вскрываю горло его "коню", срубаю башку они...

...пытаюсь срубить эта скотина жива и притом оказывается неожиданно прочной рубящий удар на полной скорости не проходит превращаясь в режущий...

...отскок и Удар Ясности надо оценить обстановку...

...понятно повезло этой волосатой скотине энергия перерождения создаёт избыточное давление в системе круговорота и как результат даёт ему Укрепление почти столь же мощное как при использовании стихийной сеф Дерева...

...хорошо ещё не как при использовании сеф Камня...

...стоп! да ведь перерождение и есть проявление стихии Дерева, а Дерево суть природный антагонист Молнии вот почему эту сволочь не проняло моей лучшей атакой...

...к тому же до него она дошла в уже ослабленном виде ведь первой целью был не он...

...проклятье! до конца перерождения у него и регенерация будет идти бешеными темпами я его просто не буду успевать кромсать...

...значит, займусь пока людьми а людоеда оставлю на закуску не могут же мгновения его силы длиться всю ночь?

Новый Удар Скорости. Вперёд! Ни один враг не должен уйти. Пусть просто растворятся в ночи, пропадут без следа. Незачем подобной мрази топтать землю, нарушая заветы предков. Бандитам — в канаве гнить! "Три У", Теневое Скольжение — я не намерен "драться честно", я маг, а не самурай, в конце концов. За спиной ревёт безнадёжно отставший, корёжимый перерождением гигант... ничего, подождёшь. Я вернусь. И скорее, чем тебе понравится.

Никаких атакующих Форм. Только скорость и сталь танто, бьющая в уязвимые точки тел. Кстати, неплохая сталь, раз даже в моих руках при ударах не гнётся и не особо тупится. Пожалуй, надо будет проверить оружие покойников и оставить себе самое лучшее. Да.

— Бегите! Это демо... хррр...

Рубящий по горлу. Уклониться от брызнувшей крови.

— Сгинь! Я... ахх!

Тычок в живот, распахивающий печень.

— Прошу, не...

Просто удар рукоятью танто в висок. Хруст.

Удар Ясности. Кто там ещё жив? Удар Скорости. Это нужно исправить.

Сознание, натренированное отцовскими задачками, ведёт счёт со скрупулёзностью, вполне достойной люай. Было: три демона, семь самураев, шестнадцать вооружённых бойцов. Выбыли: два демона, пять самураев, пятнадцать бойцов. Ну, с они всё понятно, вон он, ревёт, чуя скорую смерть; а где ещё два самурая и один боец?

"Арро? Ты не знаешь, куда делись трое оставшихся?"

"Они бегут".

"Куда?"

"Туда, туда и вот туда".

"Плохо. Догонишь того, который вот туда?"

Насмешливый мысленный хмык с рычащими обертонами. Чтобы тэнгу — и не догнал на своих двоих какого-то там всадника? А догнав, не ссадил с коня, не выклевал глаза и не порвал глотку, чтобы напиться свежей крови? Арро — демон, а не просто какой-то там ворон!

"Ну, заранее благодарю", — передал я, применяя Удар Скорости, чтобы догнать второго всадника-беглеца. Просто под "тремя У" я бы его настигал долго... конечно, если бы конь под ним не переломал ноги в темноте беззвёздной ночи. А вот под "тремя У" и Ударом Скорости погоня не продлится долго.

Третий же беглец, который пеший... у него вообще нет шансов.

Никто не должен уйти. Значит, никто и не уйдёт.

...ближе к полуночи, выбив из последнего беглеца кое-какие полезные сведения, я вернулся в деревеньку. И обнаружил, что перерождённый они успел изрядно поубавить число выживших. Нажравшийся людоед стал чудовищно силён и вырос аж до восьми локтей. Но отупел. И остался при этом лишь вдвое быстрее обычного человека, как во время перерождения. А главное, утратил телесную прочность и княжескую долю способностей к регенерации. Не так уж сложно оказалось поотрубать ему все выступающие части, начиная с лап и заканчивая башкой. Эта самая башка — вот ведь живучая тварь! — ещё почти половину большой черты лупала глазами и разевала пасть с изрядно подросшими клыками, но громких звуков не издавала. Потому как уже нечем стало.

Рруа, Рари и Арро с его младшими братьями ждал воистину богатый пир. Трое тэнгу клевали трупы демонов без устали ночь напролёт и к утру заметно усилились. А из тех воронов, что подъедали остатки мёртвых демонов, двое смогли перейти черту и переродиться в тэнгу.

Я же подобрал себе пару неплохих дайто, одну качественную нагинату и один танто. Нет, не тот трофейный, который затупил о кости людоеда. Другой, даже получше первого. Ну и провизии прибрал: два больших мешка риса, три корзины сушёных фруктов, несколько кувшинов ягодной наливки, очищенной соли и тростникового сахара несколько кусков. Ещё поварской мелочёвки всякой, а то кухарка жаловалась, что ей двух котелков на такое число едоков не хватает... даже утомился слегка, таская в гору полезное, но увесистое добро.

Покойному старосте это всё уже не пригодится, а моей семье — наоборот.

* * *

— Что, опять?!

— Да, милая моя. Похоже, исчезновение первого отряда кому-то не понравилось и этот кто-то прислал второй, побольше.

Мягкая формулировка, добавил я мысленно. Если Арро с родичами не ошибся в счёте, на этот раз к нашему порогу явилась полная сотня конных. Причём простых бойцов среди них нет вообще — одни самураи. С командирами, в которых тэнгу почуял что-то необычное.

Хироко мягко улыбнулась:

— Ступай спокойно.

Показать уверенность. Только цельность силы, без трещин сомнений и страхов. Незачем пугать родных:

— Вернусь с победой.

Экипироваться. Прихватить трофейный танто (брать длинные клинки или нагинату, не умея управляться с ними — откровенная глупость).

И вперёд, на разведку.

...тэнгу не обманули. Действительно, полная сотня конных. Все сплошь — самураи. Причём позавчерашним не чета: единообразно исполненные родовые камоны, флажки десятков и знамя сотни сами по себе свидетельствуют, что я вижу гвардию. Не княжескую, нет. Это гвардия даймё. Камон над знаменем сотни — колесо с рукоятями — помогает не ошибиться с распознанием. Только вот что здесь делает одна из личных сотен "морской даймё" Ханари Чизу, владетельной супруги Но Минору? Того самого Минору, который приходится сэмё "я мог бы прикупить по случаю пару провинций" Но Югаси младшим сыном. Кстати, знаменитая Ханари Чизу — вассал лау-Раго.

Но что делает гвардия даймё чужого княжества на землях Ниаги? Охваченного смутой Ниаги, отмечу отдельно.

Я даже предположить не могу. И это меня тревожит.

Расположение сотни тоже... интересно. Гвардейцы остановились, не доезжая до крайних домов разорённой деревни около перестрела. А в саму деревню въехали только трое... и ещё трое вошли. Первый из тройки всадников — очевидно, сотник. Отменного качества броня покрыта вишнёвым лаком, чёрная с проседью борода заплетена в короткую косу, лицо выразительностью вряд ли уступит резному дереву. Второй всадник — личный оруженосец. Возможно, родственник своего начальника... есть некое сходство, есть, даже мне издалека видно. А вот с третьим всадником всё непросто. Я не настолько хорошо разбираюсь в цветовой символике, чтобы сходу определить, является ли сочетание белого с салатовым, чёрным и голубым традиционным для какого-то определённого храма или культа, но сам покрой одежд не оставляет сомнений: сидящая в седле породистой белогривой кобылки — мико.

Впрочем, присутствие жрицы беспокоит меня куда меньше, чем присутствие троицы пеших — поскольку в троице этой нетрудно угадать магов. Точнее, двоих магов и ведьму. Пока всадники ждут в сёдлах, маги рыщут по деревне, изучая следы, а ведьма пытается разговорить одну из двух имеющихся жертв позавчерашнего налёта... ну-ну, пусть пытается. Все, кто выжил и сохранил рассудок, днём раньше забрали всё, что могли, и разбежались, укрываясь у родственников из ближних селений. Прихватили они и оставленные мной боевые трофеи, вроде элементов самурайской брони, коней и оружия; воронья стая же вчерашним вечером растащила даже кости убитых, не побрезговав и останками крестьян.

Сомневаюсь, что по кровавым пятнам на земле, многотысячным отпечаткам вороньих лап, обгоревшим руинам и мычанию той сумасшедшей, которая ещё способна издавать звуки, кому-либо удастся многое понять.

Ну вот, маги собрались вместе, о чём-то поговорили меж собой, затем старший в команде сделал доклад сотнику. Жаль, из моего укрытия не слышно, какой: печать Дальнего Дозора хоть и усиливает звуки вместе со всем остальным, но не до такой степени. (Заметка на будущее: надо бы придумать специализированную печать для усиления далёких звуков, разносторонность Дальнего Дозора в таких случаях — это слабость).

Так, а вот и мико вовлекли в разговор. Кажется, её о чём-то просят? Да. И просьба будет удовлетворена. Сотник с оруженосцем и маги отступают поближе к самураям, а жрица, облачённая в белое, салатовое и чёрное с голубым спешивается. Раскрывает парные веера.

И танцует.

Точнее, не просто танцует, а взывает к своему небесному покровителю. Ну, я предполагаю, что суть ритуального танца именно такова. Уверенности в таких делах у меня нет и быть не может. Я ведь даже не знаю, кому из богов предназначается танец: более половины всех ками, покровительствующих землям империи, допускает обращение в такой форме.

Это если верить рассказам и легендам. А вообще-то каннуси оберегают свои секреты как бы не ревностней, чем маги, и потому точных рецептов обращения к богам в легендах не найти.

Ритуал краток. И опять не понятно: то ли мико просила о чём-то очень простом, то ли она у своего ками ходит в любимчиках, то ли просто очень талантлива и сильна, раз может достучаться до небес так быстро. Лицо-то скрыто безликой фарфоровой маской, а по фигуре о возрасте можно лишь гадать. Если она привычна к каждодневным воззваниям танцем, изящная стройность вместе с юной лёгкостью движений могут сохраняться и в почтенном возрасте.

Новый разговор, ещё короче прежнего. И мне совершенно не нравится плавный указующий жест мико, поскольку указует она в сторону поместья Сёнама. Проклятье! Что она выяснила — и что наболтала этим... очередным "гостям"?

Одно ясно: повторить тот же трюк, что позавчера, не выйдет. "Исчезнуть" одних магов я бы ещё рискнул. Одну мико с минимальным сопровождением — тоже. Арро только поблагодарил бы за такой подарок: даже нейтральные демоны, говоря дипломатическим языком, не питают приязни к людям, связанным с храмами. Но магов, мико и гвардейскую сотню разом? Да так, чтобы никто и ничего? Я пока ещё не Владыка Неба!

Выход один. Надо срочно бежать назад в поместье и всеми силами изображать невинность. Надеюсь, я смогу сыграть достаточно убедительно.

Или лучше сыграть кое-что другое? Жаль, времени мало... но... ладно. Так и сделаю.

* * *

Тащить с собой всю гвардию они не стали, и это к лучшему. Впрочем, всё та же шестёрка даже без свиты... внушала. Вышедший им навстречу отец, даже при том, что за его правым плечом стоял я, смотрелся куда менее представительно.

Ритуал знакомства не затянулся. Да его и назвать-то так было сложно. От лица гостей выступал старший маг: невысокий, но крепкий мужчина лет сорока или чуть больше. От его переносицы через левую щёку тянулась нитка старого шрама, другой, куда менее аккуратный шрам приподнимал правый угол рта в подобии вечной ухмылки. Себя он назвал "магом из клана Тоуру", мико представил как "приближенную к благодати небес из храма Вариши-Ута", всех же остальных — как её "сопровождающих". Макото, без сомнений, заметил полное отсутствие имён и отрекомендовался как "скромный чиновник из Ёро, укрывшийся от невзгод с семейством в этом горном имении". После чего поинтересовался — с использованием превосходных степеней вежливости, конечно же, — чем он обязан визиту дорогих гостей.

Дальнейшая беседа являла прямо-таки шедевр недосказанности. "Маг из Тоуру" плёл кружево намёков, как будто и не маг вовсе, а какой-нибудь придворный. Отец много кланялся и упорно отказывался эти намёки понимать. В общем, всю болтовню, занявшую чуть ли не треть большой черты, можно было бы свести примерно к такому диалогу:

— Не довелось ли вам заметить поблизости некоторое время назад нечто необычное?

— Прошу прощения, невнимательность и непонятливость свойственны мне с детства.

— А если хорошо подумать?

— Тысяча извинений, я такой глупый!

И на этом, в общем-то, всё. Я нешуточно зауважал обоих болтунов, поскольку они ухитрились не повториться ни разу, не сказав при этом ничего. Действительно, как будто снова ко двору попал... да и при дворе таких умельцев не так много.

— Довольно, — оборвал очередную реплику Макото сотник. Голос у него оказался ожидаемо грубый и зычный. — Назови своё имя!

— Хорошие гости представляются первыми, — сообщил я.

Сомневаюсь, что в обычных обстоятельствах смог бы произвести впечатление. Но благодаря Смене Облика я вновь выглядел, как повзрослевший Арашичиро Рюхей... и его обожжённая физиономия впечатление производила сильное.

— Не много ли чести, — точно так же "в никуда" заметил "маг из Тоуру", — открывать имя и положение перед неизвестно кем?

— Если на чьей-то стороне выступает сотня самураев, — немедленно отозвался я, — это не означает, что правда на той же стороне.

— Слышал я, что наглость — частое свойство меж отступниками...

— А я совершенно точно знаю, что Тоуру — малый клан.

Сотник раскрыл было рот... но тут колокольчиком прозвенел голос из-под маски мико:

— Незачем устраивать ссору на пустом месте там, где можно и нужно решить дело миром. Скажи, носитель чужой личины, как мне обращаться к тебе?

— Вы вполне можете обращаться ко мне "маг из Арашичиро", чтимая приближённая.

Сотник, старший маг и ведьма проявили достойную выдержку. А вот оруженосец и младший из магов добиться полного бесстрастия не сумели. Обоих выдали глаза.

Среди магов не принято лгать о клановой принадлежности. Во-первых, такая ложь карается со всей жёсткостью, ведь кланам совершенно не хочется нести ответственность за действия самозванцев. Во-вторых, прямая ложь бессмысленна. Её слишком просто распознать при должном опыте (к примеру, из шестёрки наших нынешних "гостей" ощущать правдивость высказывания могут минимум четверо, а может, и вообще все). Кроме того, можно сколько угодно болтать, что ты, например, Югао — но как только ты не сможешь в подтверждение своих слов создать хотя бы небольшую льдинку, как тут же будешь разоблачён. Поэтому даже отступники, как правило, не отрицают былую принадлежность к конкретному клану.

А в итоге получается, что при неудачном развитии конфликта получится не "трое магов и самураи пришибли какого-то одноглазого", а "представители малого клана Тоуру напали на члена большого клана Арашичиро". К тому же раз Макото, предположительно, мой наниматель, то "скромным" чиновником его точно не назовёшь. У действительно скромных на длительный найм мага просто ни денег, ни влияния не хватит.

— Я запомню, — сказала мико. — Скажи мне, маг из Арашичиро, что произошло в ближайшей отсюда деревне в последние два-три дня?

Так. А вот сейчас надо отвечать особенно аккуратно.

— Позавчера, ближе к вечеру, появился какой-то отряд вооружённых людей, примерно с четверть сотни. Что примечательно, возглавлял их демон...

— Что?!

— ...самого начала налёта я не застал, — продолжал я, не обращая внимания на крик сотника, — но к тому моменту, когда я приблизился, налётчики уже подожгли часть домов, убили нескольких крестьян и вовсю грабили и насиловали. Связываться с демоном неизвестного вида в открытую я не стал, подождал до темноты. К сожалению, к тому времени демон успел откормить своего ближайшего помощника до перерождения в людоеда-они, так что пришлось иметь дело уже с двумя демонами. Однако за счёт неожиданности мне удалось убить главного демона, затем вырезать бандитов, а под конец уничтожить и они, когда для того закончились временные преимущества перерождения.

О результатах полевого допроса последнего из беглецов я благоразумно умолчал. Хотя тот выдал достаточно интересную историю. Если без несущественных подробностей, то отряд якобы фуражиров послал в рейд по деревням, принадлежащим Узэ Тадао (тому самому сэмё, который продал отцу поместье Сёнама), никто иной как наследник его соседа Мацумото Хироши. О том, что рода Узэ и Мацумото враждуют, я знал и раньше. Как и то, что на самом деле никакими фуражирами люди демона в маске не являлись.

Ну да несложно догадаться. Настоящие фуражиры захватили бы с собой хотя бы пару телег, а у бандитов, перебитых мной, даже вьючных лошадей при себе не было.

Проблема в том, что я до сих пор не понимал, какое отношение к вражде двух не самых могущественных родов имеет отряд Ханари Чизу. А также откуда у Мацумото Хироши взялась банда масочника. Сомневаюсь, что он смог бы долго покрывать делишки таких-то мерзавцев в мирное время — даже при попустительстве старика Юу Чибору... временно нанял для всяких грязных делишек, вроде разорения соседа? Скорее всего. Только вмешательства людей Ханари Чизу это всё равно не объясняет...

— Спасибо за честный рассказ, маг из Арашичиро, — молвила мико. И очень вовремя, потому что это не позволило сотнику высказать своё недовольство. Тоже, кстати, странный момент: какое ему дело до наёмников Мацумото Хироши? — Однако я бы ещё хотела узнать о судьбе... тел убитых.

— Полагаю, о них позаботились вороны.

— Вороны ли?

— В том числе. Но не только. В этих горах есть гнездовья тэнгу.

— Снова сказочки про демонов, — буркнул сотник.

Ни я, ни мико не обратили на него внимания.

— И вас не беспокоит такое... соседство?

— Нет, — я позволил себе улыбку. — В отличие от позавчерашних недобрых гостей местные демоны — вполне мирные существа. Ничего не поджигают, никого не убивают и не грабят. Даже не пугают никого. Если же они вдруг перестанут быть мирными... — я провёл пальцами по ножнам танто, улыбаясь шире. — Нет, тэнгу меня не беспокоят.

— Ещё раз благодарю за рассказ. С вашего разрешения, мы вернёмся к своим делам.

— Что вы, что вы... это нам следует благодарить за радость, привнесённую в нашу скучную провинцию вашим визитом, чтимая приближенная к благодати небес. Несомненно, одно лишь ваше присутствие дарует нам частицу сияющего внимания небожителей...

Немного поуверяв друг друга во взаимной приятственности знакомства, мы наконец закруглились. Гости удалились, я облегчённо выдохнул.

И поинтересовался, не ожидая подвоха:

— Господин мой, — слово "отец" я опустил, так как о возможностях магов Тоуру по части подслушивания ничего не знал, — вы не знаете, чем знаменит храм Вариши-Ута?

— Знаю, — сказал Оониси Макото как-то сдавленно.

— И?

— Этот храм — одно из мест подготовки "сосудов".

Я не воскликнул: "Что?!" — и даже не охнул. Но запоздалая дрожь всё же пробежала по телу.

Жречество — закрытая каста, известно о них не много. Однако если есть меж каннуси и мико люди, которых стоит бояться по-настоящему, то это определённо "сосуды святости".

Да и люди ли они вообще? Само имя этой касты в касте намекает на особенно тесную связь с богами. Есть предположения (пересказываемые в основном шёпотом), что "сосуды" после определённых испытаний, ритуалов и жертв отрекаются от имён и даже от собственной личности, дабы служить ками так, как ножны служат клинку. Обычные каннуси, обращаясь к своим покровителям, получают в дар возможность светить отражённым светом. "Сосуды" же — а вернее, пребывающие в них сущности — излучают свет сами.

Когда нарушается праведность, когда беда превосходит силы смертных, когда земля стонет, задетая злом кого-нибудь из великих древних демонов, или сумасшествием князя, или жестокостью главы клана магов — на помощь приходит "сосуд". Иногда не один.

И устраняет источник бед.

Как хорошо, что я был честен в главном! И как хорошо, что этого оказалось довольно!

* * *

Новости добирались до окрестностей поместья Сёнама с опозданием. Впрочем, даже если бы они летели быстрее тайфуна, толку от этого оказалось бы немного. Многажды много раз пересказанные и перевранные, новости эти слишком часто противоречили друг другу.

Юу Конаши дал решительный бой Юу Чибору! — Нет, это Юу Чибору вывел войско в поле и атаковал войско Юу Конаши. — Да нет же, на самом деле наследник князя взял Ёро штурмом. — Ничего подобного! Штурм был, даже не один, но летняя столица осталась так же неприступна, как княжеское достоинство. — Это устаревшие новости. Юу Конаши со своими доблестными слугами и их самураями преодолели внешнее кольцо стен. Говорят, наняли за большие деньжищи чуть не половину клана Фуджита, чтобы маги обрушили ими же когда-то возведённые и укреплённые стены. — Вот уж это точно ерунда! Фуджита как раз помогали княжеским людям в обороне, а стены ломали нанятые отступники. — Да не было такого, и не вводите честных людей в заблуждение! Никто ничего не ломал. Просто мастера из клана Аяме ночью проникли за стену, а поутру, как раз перед очередным приступом, захватили башни и отворили ворота изнутри! — Да, в деле поучаствовали маги Аяме. Только вот проникали они не за стену, а в лагерь мятежного Юу Конаши. И в лагере том в одну ночь перерезали глотки что наследнику князя, что его сыновьям. — Что за чушь?! Как маги могли убить Юу Ёширо, если он не участвовал в походе на север, оставшись в зимней столице? — Да нет же. Это Томео не участвовал в походе, а Ёширо был зарезан, как и его отец. — И ничего не зарезан! Их отравили! — Кого "их"? — А всех! Трупы три дня телегами вывозили...

Если отсеять откровенный бред, выходило, что наследник всё-таки штурмовал столицу и одно войско билось с другим в открытом бою. Также в деле поучаствовали маги. Скорее всего, с обеих сторон, но скрытно — именно так, как положено действовать магам на войне. Также весьма вероятно, что Юу Конаши действительно умер, и вовсе не от старости. Но вот в вопросе наследования ясности не прослеживалось. Слухи про Ёширо и Томео отличались особенно большой долей противоречий — вплоть до того, что обоих объявляли то живыми, то убитыми, то незаконными, то самозванцами...

Меня же всё это волновало слабо и лишь в одном плане: как скоро выявится лидер в борьбе за место наследника. От этого напрямую зависело наведение порядка в стране и столь желанная для нас всех возможность вернуться в Ёро.

Вот только порядок всё никак не наступал. По окрестностям шныряли дезертиры и мародёры. Однажды дозорные тэнгу заметили семейку нэдзуми, спешащую куда-то на восток. В другой раз они обнаружили раненого оками, демона-волка; тот тоже учуял тэнгу и свернул куда-то на юго-восток, явно избегая контактов с любыми разумными. Чуть позже в разорённой деревне попытался поселиться йома. Пришлось мне снова браться за оружие и уничтожить опасного соседа. Цены на продовольствие предсказуемо взлетели, но даже и по вздутым ценам купить что-либо из еды стало сложно. Наши запасы таяли. Охота пока ещё выручала, вот только для того, чтобы найти дичь, приходилось уходить всё дальше и дальше в горы.

А меж тем у моего отца внезапно ухудшилось здоровье. И это стало самой скверной новостью из списка скверных новостей...

* * *

— Не думаю, что это поможет, — сказал мне Макото, старательно избегая прямого взгляда глаза в глаза.

Я по-прежнему плохо понимал его мысли, но вот эмоции — они у люай вполне обычны, читаются хорошо. И мне... странно ощущать стеснение отца. Он попросту не хотел, чтобы я его видел вот таким — с резко углубившимися морщинами, набрякшими под глазами тенями, сединой, стремительно побеждающей привычную черноту волос.

Странно? Да нет, пожалуй. Естественно.

Хотя стеснение Макото проистекало не от неприятных перемен во внешности, ей он никогда не придавал чрезмерного значения. Он, как любой мужчина, стеснялся собственной слабости.

— Поможет или нет, там будет видно. Но хуже не станет точно. Надевай!

Отец улыбнулся (неожиданно мягко — обычно-то он скорее ухмылялся... язвительно, презрительно, надменно, снисходительно... богатый у него арсенал ухмылок!). И аккуратно пристроил на лоб повязку, в кармашки которой я вшил тонкие листочки с цем-знаками, гравированными при помощи выплесков сеф Молнии.

Листочки эти я изготовил, попросту расплющив и обрезав края несколько серебряных монет. Доверять в таком деле ткани или бумаге не следовало, поскольку сделать водостойкие чернила мне было не из чего.

— Ну, как оно? — спросил, подождав несколько вдохов.

— Как будто лучше, — ответил Макото с лёгким удивлением.

— Только учти: никакого преобразования сеф в суго! — сказал я строго. — Ты сейчас всё равно не на работе — вот и отдохни как следует.

— Ты говоришь прямо как целитель.

— А я и есть целитель, — не принял я шутливого тона. — Поэтому — полный покой, многочтимый мой пациент, безо всяких исключений. Я сделаю всё, чтобы ты дожил хотя бы до шестидесяти. Мне совершенно не хочется утешать маму Аи во вдовстве. И хочется увидеть, как ты учишь нашему родовому искусству Нацуко.

Эту невесёлую семейную тайну я открыл давно. Дело в том, что по мере углубления наследственных способностей к искусству люай мужчины Оониси умирали всё раньше. И, как правило, с одним и тем же диагнозом — внутреннее разлитие крови в головном мозге. Грустно — и вместе с тем закономерно: за любые способности, за любой талант судьба спрашивает со смертных справедливую цену. Люай в этом смысле ещё повезло, среди магов ранние смерти случаются куда чаще...

Прапрадед Макото умер в пятьдесят два.

Прадед — в пятьдесят один.

Дед, старший сын прадеда — в сорок шесть. Младший — в сорок восемь.

Мой дед до естественной смерти не дожил, но если бы дожил, то шансов справить полувековой юбилей у него было бы немного.

А самому Макото недавно исполнилось сорок три. И последние полтора года ставшие его привычными спутниками жизни головные боли заметно усилились... что никак не могло пройти мимо моего внимания, с моим-то хирватшу.

— Учить Нацуко? — меж тем выдохнул отец возмущённо. — Женщину — в люай?!

— Да, — расчётливо нахальная ухмылка. — А мы с Хироко будем учить малышку магии. Приятно будет знать, что моя младшая способна постоять за себя.

Макото прикрыл глаза. Губы его ощутимо дрожали. Воля боролась с прорывающейся улыбкой и никак не могла взять верх.

— Акено, ты непослушный... дерзкий... самоуверенный юнец.

— Не такой уж юнец, как вам известно, господин отец мой.

— У тебя было два детства. И это, совершенно очевидно, испортило тебя.

— Зато за две жизни я научился множеству всяких интересных штук. Сознавайся, ведь голова у тебя больше не болит?

— О? Верно... как будто мне снова лишь тридцать...

— Видишь, как полезно иметь в сыновьях самоуверенного юнца? — я дважды слегка ткнул указательным пальцем отцу в плечо. — Кстати. Скажи-ка, почему ты не использовал те свитки об искусстве цемора сам? Только потому, что тебе не по нраву маги?

Макото гордо промолчал. А я отбросил шутовство:

— Мне совершенно не нравится, что в семействе Оониси ранние смерти от перегрузки в работе мозга стали традицией. И поэтому я ввожу дополнение к традициям рода. Все, кто носит нашу фамилию, будут изучать основы магии, а также правила создания цем-печатей. Как минимум, диагностических и лечебных... а когда я говорю "все", это означает "все".

— Акено! Я не собираюсь...

— Что ты не собираешься? — возмущение отца угасло перед лицом моего гнева... густо замешанного на страхе потери и сыновней любви. — Не собираешься погулять на свадьбе Нацуко? Не собираешься дожить до правнуков? Если ты плохо расслышал в первый раз, могу повторить: я сделаю всё, чтобы ты дожил до шестидесяти. Господин отец мой.

Макото отвернулся. Нервно потеребил укрывающее его до пояса одеяло.

— Прости, папа. Но подумай хотя бы об Аи. Она ведь любит тебя...

— Нет! ...то есть... — глубокий вдох. — Это ты меня прости, старого упрямца. Я...

— Не говори ничего. Не надо. Я всё понимаю. И... какой же ты старый? Такую славную младшую сестрёнку мне подарил!

— Акено!

— Как насчёт ещё одной? Или братика. Тоже не откажусь.

— Акено.

— Всё-всё. Убегаю в ужасе. А ты пока полежи, подумай, отдохни. Встанешь к ужину.

Я вскочил, отодвинул сёдзи и пересёк порог, когда меня догнал тихий шёпот:

— Спасибо, сын.

— Тебе спасибо, папа. Я горжусь тобой, ты знаешь?

— ...

Я не стал оборачиваться, отвечая. Ни к чему смущать Макото, застав его плачущим. Да и мне самому смущаться ни к чему. А так — смахнул непрошеную слезу и побежал дальше.

* * *

Иногда принадлежность к княжескому роду становится смертельнее, чем заработки принятого в клан "ты лишь смазка в колёсах многовековой резни" мага.

Первым пал Юу Конаши. Две стрелы в спину во время второго штурма Ёро. Стрелы оказались отравлены, причём так, что лечение от яда на одной стреле усиливало действия яда второй стрелы и наоборот. Стреляли настоящие мастера кюдо, точность попаданий говорит сама за себя... и вряд ли стреляли маги, скорее уж самураи с соответствующими родовыми дзюцу. Кстати, стрелков не нашли. Ну да мало ли самураев погибло при штурме? Листья так удобно прятать в лесу...

Следующим стал Юу Томео. Официально было объявлено, что младший сын Конаши убит неким магом-отступником, желающим даже показывали тело... очень смутной клановой принадлежности, потому что кожа отчётливо синеватого оттенка, сорок четыре заострённых зуба и золотые глаза с овальным, вытянутым горизонтально зрачком не характерны ни для одного известного клана. Зато такие физические изменения характерны для демонизации. Но не обычной, а той, которая превращает человека в родню некоторых морских демонов.

Забавно, что самого убитого, в отличие от убийцы, никому не показывали. Устроили огненное погребение уже на следующее утро после покушения. Ещё более забавно, что Мацумото Хироши, нанявший банду масочника, состоял в партии Томео и не пережил своего господина. А самое-самое забавное в том, что чтимая приближённая к благодати небес из храма Вариши-Ута, — да-да, та самая, с которой я свёл краткое знакомство — вместе со всей свитой покинула лагерь осаждающих сразу после того, как Юу Томео был убит, а две трети его свиты благонравно покончили с собой.

Юу Ёширо в осаде участия не принимал. Однако это его не спасло. Он пережил своего младшего брата на три дня. Во время обеда, отведав редкого вина (привезённого с материка одной из торговых семей, вассальных Но Минору), Ёширо почувствовал лёгкое недомогание. Каковое быстро превратилось в серьёзное недомогание. Дегустатора немедленно схватили, вызвали придворных целителей... вотще. Дегустатор умер почти одновременно со своим господином, да и вряд ли он что-то знал. Целители даже опознать яд не сумели — он явно оказался ещё более редким, чем заморское вино.

Следующим стал как раз Но Минору. Он плыл в южную столицу вдоль побережья Ниаги, возможно, спешил принести своему родственнику Юу Ёширо весть горестную, о гибели его ближайших родных, и весть радостную, о том, что теперь он стал наследником старика Юу Чибору. Однако Минору не удалось поприсутствовать даже на похоронах Ёширо. Корабль, на котором плыл супруг "морской даймё", был внезапно и с невиданной яростью атакован кайдзю. Многочисленными кайдзю. Могучими кайдзю. Столь многочисленными и могучими, что без участия морских демонов явно не обошлось. А кто может указывать цели морским демонам? Скорее всего, тот, кто находится с демонами в как минимум хороших отношениях... за кого они будут мстить.

Отец Но Минору мог позволить себе лучшую охрану, какая доступна за деньги. После неприятного происшествия с сыном Но Югаси усилил её, а сам переехал в укреплённое подземелье под одним из своих дворцов.

Не помогло.

Мощнейший взрыв (вот тут точно не обошлось без магии... более того: без использования созданных настоящим мастером цем-накопителей, высвободивших огромное количество стихийной сеф Огня) заживо похоронил и Но Югаси, и всю его охрану. Что интересно — бумаги, свидетельствующие о том, сколько именно и на каких условиях должны были выплатить Но Югаси властители княжеств Ниаги, Раго и Сиджен, а также заверенные в храмах копии этих бумаг, таинственным образом куда-то исчезли. Заодно с частью тех, кто мог что-либо знать об их местонахождении. И даже кое-кем, в ком можно было подозревать лишнюю осведомлённость.

И вот тут-то старик Юу Чибору обрадовал народ Ниаги вестью о том, что народ вовсе не осиротеет! Ведь у него, Юу Чибору, есть вполне законный сын, девятнадцатилетний Юу Хару. Увы, его мать не слишком высокого рода — она единственный ребёнок Такахаси Кадо, главы княжеских телохранителей. Он, Юу Чибору, искренне надеялся, что Такахаси Кейко станет отрадой его старости. Однако теперь, когда княжеский род понёс столько жестоких и невосполнимых потерь, невозможно и далее держать в тайне третий (и последний) брак лау-Ниаги. Ведь он, Юу Чибору, не вечен, а потому обязан позаботиться о будущем своего народа наилучшим образом. Поэтому он слагает с себя тяготы правления, отрекаясь в пользу своего младшего (и единственного выжившего) сына. Однако без его совета и поддержки Юу Хару не останется. Пока будущему князю не исполнится двадцать пять и он, опоясавшись родовыми дайсё, не взойдёт на престол многочтимых предков, страной будет управлять Всемилостивый Совет Небесного Порядка. А в тот Совет войдут, имея право голоса:

Юу Чибору, бывший князь и отец князя будущего;

Юу Хару, наследник престола;

Юу Кейко, мать наследника и управительница княжеских дворцов;

Такахаси Кадо, получающий пост главнокомандующего сухопутным войском Ниаги;

Мураками Саньиро, муж старшей из дочерей Юу Чибору, министр землеуправления;

Танака Кенсиро, муж младшей из дочерей Юу Чибору, главный казначей;

и Мураками Камеко, в девичестве Юу Камеко, советница по делам благодати земной и небесной, то есть попросту — голос каннуси всего княжества в Совете.

* * *

...я, конечно, обещал отцу держаться подальше от высоких замыслов. И слово своё, в общем, сдержал. Однако я вовсе не обещал ему не собирать мозаику истинной истории княжества, если кусочки этой мозаики сами придут мне в руки. На сбор основных фрагментов у меня ушло более десяти лет и многие нюансы так и остались в тени... что ж, я ведь с самого начала вовсе не рассчитывал узнать всю правду о смуте.

Знать её часть — уже дорогого стоит.

А хороший люай просто обязан быть любопытным.

Оборот третий (6)

Годы мира и счастья. С одной стороны, рассказывать о них как будто нечего, ибо никакими важными событиями они не отмечены. А с другой, если начать вспоминать былое, выйдет, что важного хватало. Просто в череде будней это важное — теряется. И только при погружении в Глубины Памяти, забрасывая в них Сеть с определённым намерением, люай может удивиться весу улова.

Начну с себя.

К возрасту рубежа, то есть к двадцати пяти годам, я всё-таки дотянул мощность Очага до нижней планки мастера магии. Но это имело не очень большое значение в сравнении с тем, чего я добился на ниве управления стихиями. Сочетая Молнию и Воздух, я обрёл власть над смешанной стихией Грозы. Это стоило мне утраты всяких надежд на развитие сродства с Огнём и шансов (без того крайне малых) стать со временем Владыкой Неба.

Но я не жалел об утрате, так как по своему разрушительному действию Формы Грозы превосходили Формы Молнии примерно в пять-семь раз, если не больше. Говоря иначе, вооружившись Молнией я был по своему резерву слабым мастером, а используя Грозу, становился сильным мастером. Предположительно, на уровне глав кланов.

Но и это не стало пределом! Смутно и зыбко, но я уже ощущал ту тропу, при движении по которой Грозу можно будет превратить в Шторм. Это открылось мне, когда я обнаружил, что эффективность Грозового Бича зависит от влажности воздуха. Заодно я понял (или только подумал, что понял?), в чём корень могущества Владык Неба. Используя разом и Огонь, и Воздух, и Молнию, они взаимно усиливают отдельные стихии до всесокрушающей атакующей мощи. Не знаю, правда, что эффективнее: простое объединение трёх стихий или же глубокое слияние, давшее мне Грозу... собственно, я не уверен и в том, что Владыки Неба используют именно простое объединение...

Я столь многого ещё не знаю, что поистине ощущаю себя новичком в магии!

При использовании классических цем-знаков я вышел на уровень, позволяющий наносить простые печати почти мгновенно, выжиганием при помощи сеф. И создавать печати со свойством самостоятельной подзарядки. Это, кстати, оказалось не только здорово, но и довольно опасно. Первый образец такой печати, накопивший больше энергии воздуха, чем мог удержать, — взорвался! Причём с такой силой, какой я никак не ожидал. К счастью, при взрыве никто не пострадал, кроме укреплённых стен моего подвала... однако во избежание повторения таких происшествий во все самозарядные печати я с тех пор встраивал цепочку блокировки. Накопился определённый объём силы? Контур подзарядки выключается. И начинает работать снова не раньше, чем запас энергии упадёт до уровня в две трети от того, который определён как максимальный.

В связи с этим выявился ряд сложностей, хм, неочевидных. Например, начертанные на бумаге печати оказались нестойкими. Хотя это неверное слово. Но... в общем, цем-печать заряжается, блокируется, теряет запасённую энергию, снова заряжается, блокируется, теряет энергию... так вот: бумажно-чернильные печати порой не выдерживают и десятка таких циклов. Накопительный контур "стареет", знаки теряют чёткость, бумажная основа истлевает. Если рисовалась не боевая, а, например, диагностическая печать и объём запасаемой энергии нарочно занижен во много раз, "старение" происходит всё равно, просто медленнее.

Печати, выполненные водостойкими чернилами по шёлку, работают дольше. Десятки циклов, иногда — более сотни. Но потом тоже неизбежно приходят в негодность.

Самую высокую стойкость проявили печати, гравированные при помощи сеф по благородным металлам — серебру и золоту. Однако они же показали невозможность втиснуть в них большие объёмы запасённой энергии. Лечебные печати выполнять в серебре очень удобно. А вот выполнить в нём защитную печать... нет, тоже можно. Только защищать такая печать будет разве что от тычка пальцем. А если гравировать печати по стали, ёмкость и мощность получатся хорошие. Но и срок работы накопительного контура окажется средним между тем, что у печатей бумажных и тем, что у шёлковых.

Нарисовать дополнительный контур, который препятствует ржавлению? Опять-таки вполне можно. Но ёмкость накопителя с таким контуром уменьшится в разы...

И таких тонкостей в артефакторике нашлось столько, что просто ой.

Хирватшу моё развивалось без особенных усилий с моей стороны, во время практики. А практику мне обеспечивали, помимо прочего, два молодых тэнгу: Урр и Раа. Те самые, которые появились благодаря моей ночной победе. Урр обрела разум, выклевав глаза и мозг демонического "коня", Раа — съев печень масочника. Способ перерождения наложил свой отпечаток на их способности. Так, Урр получила выдающийся талант в области Речи и очень быстро научилась накладывать иллюзии. А её брату, Раа, досталась странноватая сила, тесно завязанная на кровь, годная для целительства, но ещё мощнее проявляющаяся при наложении проклятий. Эта же сила сделала Раа почти неутомимым, способным унести в своих когтях даже крупную собаку или человеческого подростка... а с дополнительным усилением, которое обеспечивали кольца с моими цем-печатями, молодой тэнгу и меня таскал по небу.

Благодаря его помощи я научился-таки вставать на Воздушную Тропу. И знаете? Только ради этого — ради свободного полёта, его скорости и его радости — стоило становиться магом!

Изучение моего внутреннего мира и внутренних миров моих близких (а также более беглое — других людей) тоже принесло свои плоды. Если обойтись самым кратким описанием — я понял, как надо действовать, чтобы вносить изменения в мой мир. Поначалу малые, едва заметные. А ещё я начал понимать, что стоит за образами и символами, которые открываются при проникновении в чужие миры. Понимание это пришло, разумеется, с практикой и после множества ошибок... подробный же рассказ об этом пока преждевременен.

Что касается моего развития как люай — достаточно сказать, что я занял отцовскую должность. И успешно справляюсь с работой. Причём уровень сложности выполняемых поручений на-а-амного ниже, чем у задачек, которые подкидывал во время обучения Макото.

Но оно и правильно. Лучше пострадать на тренировках, чем проиграть в бою.

Кстати, об отце. И о семействе вообще.

Не знаю точно, что его сподвигло, но теперь у меня две младшие сестры. К Нацуко добавилась Има. Однако это далеко не все прибавления в семействе. Мы с Хироко тоже не теряли времени. Сейчас список наших (к счастью, общих — а то за этими шкодами, не обделёнными ни сеф, ни умением с нею управляться, глаз да глаз нужен!) подопечных выглядит так:

Нацуко — старшая из младших, одиннадцать лет;

Кейтаро — десять;

Има — девять;

Хана — семь;

Джиро — четыре;

и, как будто этого было мало, Кента — два года. С ним (пока) сложностей меньше всего. Но вот уже Джиро вполне способен осложнить жизнь. Иногда я почти проклинаю себя за давнюю идею — цем-печать, воздействие которой копирует воздействие первой мудры. Все наши с Макото дети носили на себе эту печать с полутора лет и до момента, когда становились способны самостоятельно сложить свои пальчики в мудру средоточия. Поэтому ощущать сеф, а затем и управлять ею дети рода Оониси начали так рано, как отнюдь не все клановые маги начинают.

И результат, как говорится, налицо: Нацуко уже вовсю готовится соответствовать требованиям, предъявляемым к полноправной посвящённой ведьме, а мой наследник дышит ей в затылок. Он вполне мог бы её обогнать, если бы Макото не завалил его заданиями, способствующими становлению как люай. Во всяком случае, резерв у него ощутимо побольше, чем у старшей из моих младших сестёр (за что надо сказать спасибо моей жене и её сильной ци).

Хироко... чем дольше живу, тем чаще хвалю судьбу — за то, что дала мне шанс. И себя — за совершённый некогда правильный выбор. Сейчас вспоминаю, как уверенно рассуждал о том, что, мол, некрасивая жена точно будет мне верна... и хочется хохотать от собственной глупости. Да, лицо у Хироко не стало более классическим, оно и свежесть юности потеряло. Выносить и родить четверых не так-то просто; даже ведьма, не понаслышке знакомая с целительством, пережить это без последствий не сможет. Да, манеры моей жёнушки, особенно наедине, остались всё так же ужасны — с точки зрения внешних приличий и консервативного воспитания. Однако я не то, что ни разу ей не изменял, — у меня даже мысль такая закрадывалась в голову считанные разы!

Кстати, фигура у неё, несмотря ни на что, такова, что половина прохожих, когда мы выходим на прогулку, косят глазами и даже оборачиваются вослед. Незнакомые люди искренне считают, будто Хироко моложе меня и удивляются, услышав правду... Это при том, что мне мои четверть века тоже никто во время знакомства не даёт: активная практика магии продлевает молодость, и тем сильнее, чем больших успехов добьёшься. Ну да это факт известный: большинство клановых патриархов из тех, кто не забрасывает тренировок, в столетнем возрасте выглядят на "крепкие шестьдесят", а то и вовсе на "неполные пятьдесят". Правда, дожить до ста двадцати даже сильнейшим магам удаётся редко... в отличие от растянутой молодости, сверхъестественное долголетие — удел немногих избранных. Есть у меня подозрения, что без демонизации оно и вовсе невозможно...

Однако вернусь к семье.

Макото оставил свою должность, переключившись на воспитание дочек и внуков. Он, конечно же, не отказывает мне в консультациях (касающихся не столько работы как таковой, сколько истории взаимоотношений в чиновничьей среде, характеров и тому подобного). Но активную практику люай более не ведёт. И не снимает мой подарок — налобную повязку с целительными цем-печатями. Так что за его здоровье я спокоен. Почти. Тем более что и с виду отец мой держится бодро. Разве что поседел полностью, но в остальном тревожных изменений нет. Я бы, конечно, чувствовал себя ещё спокойней, если бы Макото всё-таки занялся магией, но... этого упрямца уже не переделать.

Единственной уступкой в этом отношении с его стороны стала цемора. Ею он увлёкся всерьёз, и немало вечеров провели мы с ним, обсуждая ту или иную компоновку цепочек в очередной печати. Отец изначально тяготел к классическому стилю, для него важна гармония строгой лаконичности, искать которую он может долго и страстно. Мне же куда важнее достигаемый начертательной магией эффект, поэтому я склонен не столько десятидневьями медитировать над совершенной композицией печати, сколько продумать и быстро выписать все необходимые контуры, увязав их в единую структуру без явных противоречий.

Благодаря родовому таланту и отработанным навыкам люай я могу придумать новую печать, по сложности немного ниже среднего, за малую черту — собственно говоря, быстрее, чем потом буду её рисовать. Макото же считает подобный утилитаризм варварством (причём я первый признаю, что не без оснований... но как практик всё равно думаю, что получить хорошую рабочую печать почти сразу лучше, чем почти идеальную — когда-нибудь потом).

Ничего удивительного, что наши с отцом споры о печатях так же неразрешимы и безнадёжны, как споры поэта с прозаиком, как противоречия между приверженцем суми-э и сторонником укиё-э*.

/* — здесь: монохромная акварель и цветная живопись, в некотором роде — противопоставление графики и полноцветного изображения. Да, автор распрекрасно знает, что в истории реальной Японии всё не так и что укиё-э, в частности, — вообще ширпотреб, не живопись как таковая, а гравюры, доступные дли ширнармасс благодаря относительной дешевизне... но тут у нас другой мир всё-таки, поэтому претензии пуристов-искусствоведов не принимаются./

Мама Аи тоже постарела не слишком. Так, полнеет понемногу, и только. Даже не скажешь, что давно стала бабушкой. Собственно, бабушкой в семейном кругу её никто и не зовёт: что для меня и Нацуко с Имой, что для Кейтаро, Ханы и Джиро она была и остаётся "ка-сан" или попросту — "мама". А вот Хироко наша банда малолетних магов и ведьм льстиво именует "анеуэ", то есть "чтимой старшей сестрой". Я же для них "сенсей", или "сэмпай"... или, когда нахальства наберутся, "аники". Хм, хм... м-да. Ну да я не в обиде. Не большой любитель формальных отношений. Мне, учитывая моё хирватшу, искренние чувства куда важнее, чем всяческие внешние приличия.

А что банда — все вместе и каждый в отдельности — меня любят, уважают и временами даже слегка боготворят, сомнений нет.

* * *

Обычный ранний осенний вечер, ясный и в меру тёплый. Сквозь широко раздвинутые сёдзи в помещения городской управы Ёро втекает лёгкий ветерок, пахнущий уличной пылью, свежей выпечкой и увядшей листвой. Запах выпечки понемногу усиливается: это Куроки-сан, булочник из дома на углу, готовит новую партию своих хрустящих лепёшек для голодных чиновников, которые вскоре потянутся по домам мимо его лавки. Я тоже порой покупаю у него лепёшку-другую... что поделать, очень уж соблазнительно пахнут плоды трудов булочника! Так соблазнительно, что ему даже зазывал нанимать не надо — аромат лепёшек служит наилучшим средством, привлекающим внимание покупателей.

Рабочее время в Благословенном Цветке Вспомоществования Управлению подходит к концу. Осталась ещё примерно четверть большой черты. Срочных дел на сегодня у меня не осталось, поэтому я могу позволить себе незаметную практику в навыке проникновения в чужие внутренние миры.

Со стороны сосредоточение на этом, вероятно, напоминает лёгкую рассеянность, но не более — благодаря Духовному Двойнику. За минувшие годы у меня хватало практики в разделении потоков воли и внимания, так что для меня не составляет большого труда делать даже три дела одновременно... если одно из этих трёх дел требует всего лишь имитации лёгкой сонливости. Размеренно дышать и моргать, временами переводя взгляд на новый предмет, потирая подбородок, или висок, или нос, — это нельзя назвать очень сложным занятием, требующим больших душевных усилий. Второе дело тоже не отличается сложностью: я, как и положено неослабно бдительному магу, отслеживаю эмоциональный рисунок окружающих людей и перемены в движении сеф. Так как чуть ли не половина чиновников не имитируют сонливость, а действительно вяло борются со сном, да и потоки сеф неизменно привычны, наблюдение за возможными опасностями не заставляет меня напрягаться.

Но вот глубже, там, где находится средоточие моей воли и внимания...

...научившись вносить изменения в свой внутренний мир, я начал с собственного отражения. Это оказалось самым простым. Тем более, я уже и сам не очень-то связывал себя со всем-из-себя-идеальным-придворным. Нынче лицо моего истинного я копирует образ люай Оониси Акено — только постарше, чем в реальности, на десяток лет. Ну, и некоторые "мелочи", которые, если бы нашёлся сторонний наблюдатель, весьма красноречиво выбиваются из образа люай. Укороченные полы тёмно-синего халата с разрезами по бокам, благодаря которым подвижность ног почти не ограничивается; сами ноги, обутые в мягкие сапоги на тонкой подошве, в которых так удобно бегать и драться; зауженные к запястьям рукава...

Но главное — танто в ножнах за поясом: немыслимый для люай атрибут.

Зато вполне естественный для воина... или мага.

Появившись в новом обличье посреди сливового сада, я первым делом направляю взгляд к середине кратера. Что ж. Осевой круговорот воды и облаков, самый загадочный объект моего мира, не изменился. Я уже и не жду от него изменений — вот только никак не могу избавиться от привычки проверять его всякий раз, как прихожу сюда. Всё равно, что зудящее место почесать. Вроде бы и не болит, а всё равно рука так и тянется, даже помимо воли.

Отвернувшись от озера, делаю шаг к стене кратера. Это в основном условность, знак намерений, а намерения хозяина внутреннего мира воплощаются без промедления... если полностью сознавать, чего именно хочешь добиться. Я — осознаю. И потому за один шаг преодолеваю немалое расстояние, оказываясь у ранее неприступной каменной стены. По которой расползаются строки каллиграфически выведенных символов. Нет, это не цем-знаки — это именно каллиграфия. Не удивительно, что врата во внутренний мир Сасаки Монтаро, одного из трёх моих личных переписчиков, имеют именно такой вид: для Монтаро его профессия является чем-то большим, чем простое средство заработать на жизнь.

Она — его призвание, его страсть. Главное сокровище его души.

— Отворись, — мягко приказываю я, одновременно выводя пальцами прямо в воздухе то же самое слово-команду. Пальцы оставляют за собой слабо светящийся след. Выписанный по воздуху приказ сразу после завершения подплывает к стене и сливается с нею. Ключ верен, я не в первый раз им пользуюсь. Однако картина последовавших изменений всё равно завораживает, словно я впервые сталкиваюсь с подобным. Каллиграфически безупречные строки извиваются, расползаясь в стороны от места соединения стены и ключа — оставаясь притом безупречными. И вот уже передо мной тёмный зев провала, ведущего в чужой мир... тёмный, но где-то в глубине слабо светящийся зелёно-жёлтым огнём.

Ещё шаг вперёд, сквозь стену и дальше.

И ещё шаг. И ещё.

Слабое свечение усиливается настолько, что приходится щуриться, отгораживаясь барьером воли от окружающего... хм... не имея должного опыта, я бы сказал — безумия. Вот только внутренние миры, не похожие на мой, давно уже не вызывают у меня желания использовать такие сильные слова. Хотя, говоря по чести, сущность Сасаки Монтаро одна из самых необычных, какие я видел. А видел я многие сотни внутренних миров.

Вокруг меня — пламя. Зрелая зелень и осенняя желтизна. Подобно входу в мир, пламя состоит из символов: десятков, а скорее сотен тысяч разнообразных иероглифов, разнящихся стилем начертания, но при этом способных служить образцами своих стилей. Неспешное кружение огненных знаков не имеет ни начала, ни конца, ни какого-либо различимого порядка... ни смысла — на первый взгляд. Если только не считать смыслом цельную, выразительную красоту каждого отдельного знака и их общего движения. Такого же завораживающего, как само пламя.

Больше здесь нет ничего. Ни верха, ни низа, ни тверди, ни вод, ни древа, ни ветра. Безграничное пространство огненных письмен... и только.

Но это — очередная иллюзия.

— Оониси-сан...

Делаю шаг. Сосредоточившись на цели, пронзая стальной иглой своей воли любые мыслимые препоны. Воплощая желание.

— Оониси-сан!

До чего же не вовремя...

Перераспределяю потоки внимания. Происходящее в пространстве внутренних миров отходит на второй план, а на первом я принимаю у курьера два свитка — большой и малый. В большом, отработанным движением макнув кисть в тушечницу, оставляю свою роспись в получении. Киваю в ответ на почтительный поклон, жду, пока курьер удалится, и разрезаю шнур, скреплявший малый свиток. Разворачиваю, читаю. Точнее, охватываю одним взглядом содержание, моментально размещая его в верхних слоях Глубин Памяти. Сворачиваю, убираю в стопку почти таких же.

Ничего интересного, обычный приказ по городской управе. Даже не касающийся напрямую моего Благословенного Цветка.

Снова погружаюсь во внутреннее пространство.

...так. А вот и искомый центр. Смотрится жутковато. Зависнув как будто сверху, я вижу скелет, обтянутый кожей и распяленный уходящими в неизвестность цепями за руки и ноги таким образом, что он преграждает собой переход на второй уровень внутреннего мира. Если бы не скелет, можно было бы подцепить здоровенную, как семь надгробий, каменную плиту — и отодвинуть её в сторону. А так... из грудной клетки костяка, точнее, сквозь его грудь, прорастают один за другим иероглифы. Великолепно исполненные, почти идеальные. Прорастают — и отправляются в путь вместе с остальными письменами огня. Присоединяются к пламенному танцу в бесконечности.

На сухих губах почти-голого скелета застыла улыбка. Чистая, радостная улыбка блаженства.

Брр.

Однако ничего себе сущность у Сасаки Монтаро. Много всякого я видел во внутренних мирах. Видел многозвёздную пустоту, сердцем которой было стоячее зеркало пруда; видел марионетку на связках серебряных и золотых колец; видел бесконечную пустыню, заполненную раскалённым песком, с крошечным оазисом в центре. Видел богатый дом, не имеющий выходов наружу, дерево на вершине горы, остров в бурном море, даже камеру пыток, подобную преддверию преисподней, исполненную в тонах крови и тлеющего угольями багрянца. Но чтобы вот так...

Значит, самоограничение, притом разом истощающее и приносящее радость. Аскетизм. Полное отсутствие внутренних границ. И — весьма похоже, что страх перед утратой личности: отрицание перехода на второй уровень внутреннего мира либо создание трудностей для такого перехода, как правило, свидетельствует именно об этом.

Жутковатый мир, что и говорить. Но именно поэтому — интересный.

— ...Оониси-сама!

Ну вот, опять.

— Слушаю тебя, Хикару-кун.

— Вы собираетесь домой?

— А? Да, конечно же. Не забудь накрыть крышками тушечницы, отмыть кисти, закрыть сёдзи и фусума* на задвижки... ну, сам знаешь.

— Всё исполню в лучшем виде, Оониси-сама! Не беспокойтесь!

/* — разница между сёдзи и фусума тонка. Вроде бы и то, и то — раздвижные конструкции. Но если сёдзи играют роль окон и дверей, разделяя помещение и улицу или разные помещения, например, комнату и коридор, то фусума делят на части единое большое помещение./

Я и не беспокоился. Хикару вообще молодец. Редкостно ответственный молодой человек. И мой родственник по матери... очень дальний. Ему не повезло трижды: когда сгорела от лихорадки мать, затем — когда бандиты разграбили обоз и перебили всех, кто в нём ехал, включая его отца, и, наконец, когда ближайшие родичи оказались теми ещё... торгашами. Называть такое торговцами — слишком много чести! В общем, пришлось Хикару, попросту говоря, спасать. А чтобы от излишней гордости с голоду не помер, я пристроил его кем-то вроде младшего прислужника в подведомственный мне Благословенный Цветок.

И ни на миг об этом не пожалел. Умный, расторопный, старательный... настоящее сокровище, а не человек.

Так. Пора бы, кстати, пожалеть моих подчинённых. В городской управе заведено, что первым рабочее место покидает начальство (приходит, впрочем, тоже первым). Поэтому, если я задерживаюсь на службе, остальные служащие из моего ведомства тоже вынуждены задерживаться. А это не очень хорошо. Сейчас, когда княжеский двор покинул Ёро, демонстрировать повышенное рвение по части трудов на благо города и государства некому и незачем.

"Урр, ты готова?"

"почтение/снисходительность/радость".

"Трёхслойные эмоциональные образы получаются у тебя всё лучше".

"Тренируюсь. Много/часто/на тебе".

"А вот со смысловыми образами не очень".

"Знаю. Надо тренироваться больше. Предвкушение/усталость/гордость".

Да. Как хороший — то есть осторожный — маг, я не наливаю всё вино в один кувшин*. Поэтому в моих странствиях по чужим внутренним мирам в Форме Юрэй-нина меня охраняет не только хирватшу, но и наблюдатель-сторож: Урр. Под очень качественной и незаметной иллюзией вроде Смены Облика, не скрывающей ничего, кроме размера тэнгу. Урр же сопровождает и Хироко, когда той случается выйти на рынок или прогуляться к одной из (немногочисленных, увы) подруг. А вот Раа следит за детьми. Он, случись что, может самых маленьких от опасности просто унести.

/* — то же, что "складывать яйца в одну корзину", если кто не понял. Правда, поговорка немного отличается по смыслу: кувшины с вином никто не роняет, но вот если всё вино налито в один кувшин и вдруг скиснет.../

Только вот я не уверен, что при дурном повороте дел это всё действительно поможет. Три с лишним года тому назад Урр тогда только и смогла, что предупредить об угрозе, дав мне время на подготовку. Очень уж неудачно мы тогда вляпались.

Или всё-таки удачно? Это как посмотреть...

* * *

...Это случилось ранним весенним утром. Я проводил жену со слугой до рынка Даров Земли и шёл на службу (не дошёл всего шести кварталов), когда меня настигло послание дозорной тэнгу:

"Тревога/страх".

"Урр! Что?"

"За Хироко — следят. Идут. Ведьма (прохладная сила Воды, объём вдвое больше, чем у Хироко — небольшой рост — чёрная короткая шерсть сверху — ципао — гэта) и маг (подвижная сила Воздуха, объём впятеро больше, чем у Хироко — средний рост — иллюзия поверх истинного облика)".

Сказать, что я испугался... нет. Сочетание двух видов подготовки, мага и люай, не позволяет телу проявлять внезапный испуг. Однако напряжение, которое я ощутил после доклада Урр, следовало признать избыточным. Драки ещё нет и вовсе, возможно, не будет (хорошо бы!), но сердце уже заметно зачастило. Дыхание тоже. Мышцы натянулись до лёгкого звона.

А мне сейчас нужны не мышцы. Мне нужна — голова.

Погружение без всплеска в Глубины Памяти. В верхние слои. И включение в работу Гибкого Ума. И — усиливаться так усиливаться! — слабый Удар Ясности.

Итак: ведьма со стихией Воды, маг со стихией Воздуха (хорошо, что Урр умеет определять на взгляд, без близкого контакта, не только объём сеф, но и стихийное сродство...). Почти 100 из 100, что эта пара из клана Мефано. Уж очень сочетание стихий с распределением по полам характерное. Также не менее 87 из 100, что ведьма обладает ощущением сеф или иными способностями, позволившими выделить Хироко из толпы на рынке. Так как моя жена имеет резерв сильной посвящённой, ведьма Мефано должна иметь ранг посвящённой (минимум) или подмастерья (слабого). Сопровождающий её маг (раз под Сменой Облика прячет оружие, броню и прочее подобное) — наверняка охранник и уж точно должен иметь ранг подмастерья, возможно, даже мастера (слабого). Посвящённый, сколь угодно сильный, не сумел бы наложить иллюзию, сквозь которую не может видеть Урр.

Теперь Мефано. Что я знаю об этом клане?

уровень погружения в Глубины Памяти рывком возрос

Считается средним — по числу магов. Численность точно не известна, но однозначно больше полусотни (вряд ли намного больше). Однако в лучшие времена имел по две сотни магов и более. Клан старый, накопивший множество секретов. Подготовка магов Мефано ничем не уступит подготовке тех же Арашичиро. А то и превзойдёт.

Ключевые моменты: Мефано — "княжеский" клан, плотно связанный с правящим родом Юу. Второй ключевой момент: Мефано почти не используют принятых, вербуемых по обычной схеме, которую я в прошлой жизни испытал на себе. Один из секретов клана связан с повышенной плодовитостью их ведьм (вполне возможно, что они используют для этого цемора... мы с Хироко ведь использовали, так чем Мефано хуже?). Кроме того, этот клан практикует браки с самураями и порой заключает брачные контракты с выдающимися принятыми из других кланов.

А теперь — главное: что понадобилось той паре от моей жены?

Удар Ясности. И ещё один Удар Ясности.

Нет, бесполезно. Пробовать пустить в ход Экстремальный Ум — бессмысленно. У меня просто недостаточно данных для разумного ответа. Слишком много вариантов, выбор между которыми затруднён. Понятно только одно: действовать прямо сейчас Мефано станут — 11 из 100 или даже меньше. Поэтому я успею добраться до рынка до того, как... до того.

Дойти до службы и предупредить заместителя? Нет. Время дорого. Случись худшее, Хироко не выстоит одна. Шанс в 11 из 100 всё же слишком велик, чтобы так рисковать. Придётся сегодня некоему начальствующему люай опоздать. Или вовсе не прийти сегодня на службу. Это грех малый и просто ничто в сравнении с... в сравнении.

Выхожу из Глубин Памяти. Удар Ясности, "обзор" окрестностей при помощи хирватшу. Та-а-ак. Никто на меня специально не смотрит. Это хорошо. Короткое сосредоточение без сложения мудр, и вот уже меня прикрывает Форма, названная мной Серым Плащом. Это доработанное специально для улиц города Превращение, не дающее полной маскировки от взглядов, но зато качественно рассеивающее внимание возможных наблюдателей. "Да, прошёл кто-то... не знаю, кто, да и не интересно. Выглядел? А кто его знает, как он выглядел... обычно, без особых примет". Особенно ценно, что в отличие от изначального Превращения мой Серый Плащ держится и на движущемся маге — конечно, до момента, когда приходит пора для резких движений и атакующих Форм. Более того: он не спадает даже в том случае, когда я накладываю Смену Облика! Одним словом, отличная Форма.

В самый раз для нынешнего случая.

Разворачиваюсь и быстрым шагом иду обратно к рынку. На ходу дополняю Серый Плащ уже не раз выручавшей меня иллюзией "взрослый Арашичиро Рюхей, со всем почтением". И почти обычным Сокрытием. Почти. Этот вариант не предотвращает утечки сеф полностью, он просто уменьшает их до уровня, характерного для обычного, среднего во всех отношениях горожанина. Излишки сеф при этом поступают в печати-накопители (хорошо, что сейчас утро и после вчерашней тренировки от моих запасов осталась едва половина... для маскировки хорошо, а вот для вполне возможного боя... но кто же знал?). Для обладателей повышенной чувствительности меня под таким Сокрытием по-прежнему выдаёт мощная, разветвлённая система круговорота и крупный Очаг... ну, и слишком сильно развитое сродство с Молнией, какого просто не может быть у обычного человека. Но те, кто ориентируется на количество энергии без углублённого анализа, будут обмануты.

Во всяком случае, Урр таким образом я обманываю успешно — а её чувства будут поострее, чем у большинства людей и даже у многих демонов.

Кстати, о тэнгу-наблюдательнице:

"Урр, слежка продолжается?"

"Да".

"Направление?"

"Урр — здесь. Хироко — здесь. Маги — здесь".

Надо же. Не только направление дала, но и образы... почти как воображаемая карта. Надо будет поощрить... десятидневье вольной охоты. Нет, два десятидневья!

"Когда положение изменится на полсотни человечьих шагов, снова дай направление, хорошо?"

"Согласие/собранность".

"Ты предупредила Хироко о слежке?"

"Нет. Предупредить?"

"Пока не надо".

"Почему? Тревога/обида".

Забота о человечке? При том, что обычно тэнгу меня к жене ревнует, желая больше внимания?

Урр, три десятидневья вольной охоты! Умница крылатая. Понимает, когда можно соперничать, а когда надо сотрудничать.

"Не знает — не выдаст".

"Удивление/понимание. Хитро".

"Предупредишь её, когда я подойду к магам и заговорю с ними. Скажешь, чтобы возвращалась домой — и без споров! Против таких клановых она мне всё равно не помощник".

"Беспокойство/подтверждение".

А теперь поспешу.

Следующую половину большой черты меня томило не находящее выхода напряжение. Хироко ходила по рынку, коротко переговаривая со знакомыми продавцами и наполняя их товаром корзину в руках слуги. Маги ходили за ней, держась примерно в сотне шагов. Я бродил в стороне — не ближе полусотни шагов от жены, не дальше семи десятков.

От напряжения и действия печатей-накопителей меня одолел голод. Лоточники, бродящие в толпе покупателей и предлагающие всякую мелочь на заедку, от данго до вагаси и от фигурных моти до варёных в тростниковом сиропе фруктов, нашли во мне благодарного покупателя. Я и так-то люблю сладкое не меньше, чем Макото — для люай это почти что профессиональная необходимость; а тут и вовсе дал себе волю. Сдерживало меня только осознание, что драться на набитый желудок — дурная идея... впрочем, драться, не восстановив хотя бы отчасти резерв сеф, тоже не очень-то умно. Сладости же тем и хороши, что при некоторых условиях перевариваются в желудке мага очень быстро.

Обжираловкой моя подготовка не ограничилась. Пока я наблюдал за наблюдателями, Раа по сигналу от Урр принёс мне кое-какие нужные вещи и унёс временно не нужные. Так что подготовился я к предстоящему разговору не идеально, однако вполне основательно.

Но вот ожидание подошло к концу. Хироко приобрела всё, что хотела, и двинулась к выходу с рынка. Маги, конечно, за ней — проследить до места проживания, не иначе.

Вот только в первом же переулке на пути от рынка они остановились.

Ещё бы. В двух десятках шагов перед ними стоял и ухмылялся я. Уже без Серого Плаща и сняв Сокрытие, отчего мой ощутимый резерв уже превзошёл таковой у Хироко... и продолжал расти по мере того, как Очаг заполнял систему круговорота энергией до привычного уровня. Но при этом Облик Рюхея я не снял. И плевать, что иллюзию распознают: сама по себе скрытность — ещё не преступление, а демонстрировать настоящее лицо... ха.

— Прекрасная нынче погода, уважаемые Мефано, не правда ли?

Маг с ведьмой переглянулись. А затем мужчина совершил сильный ход: снял Смену Облика, представ во всей красе. Чуть выше рост и шире плечи, вместо ципао и гэта, как у спутницы — лёгкая кожаная броня, любимые самураями хакама и выглядывающие из-под них дзори, сплетённые на воинский манер. За поясом — дайсё. Длинные чёрные волосы перехвачены синей шёлковой лентой, под цвет глаз. Выражение которых нельзя было назвать исполненным дружелюбия.

Ну прямо не маг, а самурай.

Вот только сеф для самурая многовато. Мягко говоря.

— Моё имя — Горо, а спутница моя — Кичи. Как вы верно догадались, мы имеем честь быть рождёнными в клане Мефано. А каково ваше имя и какое дело привело вас в Ёро?

Не все люай умеют думать быстро. Я, скажу без хвастовства, это умею неплохо. К тому же за время ожидания успел просчитать варианты их реакции со своими ответными ходами. Поэтому я оказал равную любезность и тоже вернул себе истинный облик.

Правда, это не помогло Мефано увидеть моё лицо. В меру свободное тёмно-серое одеяние, не стесняющее движений и дополненное некоторым количеством спрятанного оружия, а также открыто носимым танто (тем самым, трофейным, слегка улучшенным при помощи травления цепочек цем-знаков), имело накинутый на голову плотный капюшон, не позволяющий различить цвет волос. А ещё — прикрывающую лицо сплошную тканевую маску. Тоже тёмно-серую.

Изнутри на неё были нанесены моей рукой цем-печати, которые, помимо прочего, позволяли мне свободно видеть сквозь тканевую завесу и искажали звуки речи.

— Моё имя — Акено, — я слегка кивнул, одновременно приложив правую руку к груди (и коснувшись ещё одной печати, сочетающей в себе созданные отцом версии Ослабления Стихий и Незримой Брони; нет, я не активировал её — только лишь подготовил к активации). — Что же касается моего дела... видите ли, живу я тут.

Мефано переглянулись. Кичи коротко кивнула ("нет, он не врёт").

— И давно ли вы зовёте Ёро своим домом? — поинтересовался Горо, снова посмотрев на меня.

— Последние двадцать с чем-то лет.

— Отступник?

— Нет-нет, что вы! Скорее, отставник.

Новые переглядки. Кивок Кичи.

— А так как живу я скромно, заданий как маг не беру и не выполняю, внимания я избегал.

— Что же заставило вас открыться?

— Любопытство.

— Любопытство?

— Да. Мне стало интересно, сколько я утратил и сколько приобрёл за последнее время как маг. Не откажете ли вы мне, Мефано Горо-сан, в тренировочном поединке?

Глаза моего собеседника чуть сузились.

— Прямо здесь и сейчас?

— Зачем же пугать добропорядочных горожан? Выберите место, какое покажется вам удобным. Скажем, одна из площадок около Двуглавой Башни.

Глаза Горо окончательно превратились в щёлки. Упомянутая мной башня была в Ёро именно тем местом, где жили, учились и тренировались Мефано. Будь я отступником, — обходил бы Двуглавую Башню седьмыми перелесками. Впрочем, даже представители дружественных кланов вот так просто на чужую территорию не лезли. Горо подозревал интригу и зловещие замыслы.

Беда в том, что большого выбора у меня не оставалось. Если бы эта парочка набрела на Хироко где-то ещё... но нет. Они встретили её на рынке, где половина постоянных торговцев прекрасно знает, кто моя жена. Выяснить, где и с кем она живёт, много времени не займёт — тем более что для Мефано северная столица — "домашняя" территория, они здесь полноправные хозяева. Рвать налаженные связи и всем семейством бежать куда-то? Не выход. Да и по срокам дело безнадёжное: гражданским от магов не убежать (разве что ловить будут о-о-очень лениво).

В общем, выход у меня оставался один: раскрыться. И легализоваться.

Но, разумеется, на своих условиях... насколько оно получится.

План я выстроил шаткий и дырявый, но уж какой есть. Раз безвестности с независимостью пришёл конец, надо постараться пролезть в союзники. А там, глядишь, и в родственники: моей Хане пока четыре, но время идёт, думать о будущем надо уже сейчас. Главное — не влезть в скисший навоз и не допустить, чтобы Оониси сделались вассальной семьёй княжеского клана. Очень уж много у этого клана старинных, сильных врагов. Которые и самим Мефано регулярно пускают кровь, а мою семью, слишком молодую и слабую, попросту раздавят.

Чужих союзников можно попытаться переманить. Чужие вассалы — готовая мишень...

— Что ж, — решил Горо, — я согласен на тренировочный бой. И названное место, Акено-сан, считаю приемлемым. Осталось обговорить условия.

— Давайте обсудим их по пути, — предложил я.

— Давайте. Как насчёт условий проигрыша?..

Когда мы добрались до окрестностей Двуглавой Башни (по сути, не столько даже башни, сколько вытянутого в направлении снизу вверх дома-крепости в пять этажей, почти кубической формы и с парой разных по высоте башенок сверху), условия предстоящего боя обрели законченный вид. На кон поставили: с моей стороны — снятие маски с капюшоном и откровенный рассказ о моём прошлом, со стороны Горо — оформление бумаг, позволяющих магу по имени Акено и неопределённой клановой принадлежности жить в княжестве Ниаги вообще и в Ёро в частности так, как и раньше жил. Что до остального, то проигрывает или сдавшийся, или очевидно не способный продолжать бой, или покинувший отмеченную территорию тренировочного полигона (малого, сто пятьдесят на сто двадцать шагов)... Или же получивший три ранения подряд от трёх разных атак.

За ранение считается даже одиночная царапина — лишь бы кровь выступила. Доставшая противника атака стихийной Формой — тоже ранение, даже если кровь не идёт (на этом пункте настоял я, поскольку поражение Молнией не всегда оставляет ясно видимые следы). А вот если Горо, например, махнёт Когтями Ветра и "украсит" меня тремя разрезами, это считается за одно ранение.

Перед боем зашедшим на полигон даётся срок в пять малых черт для подготовки: разминка, короткая медитация, всё такое. Бой начинается по сигналу старшего судьи.

Судьями поединка назначили Кичи, Аяме и — тоже заочно, как двоюродную сестрицу Горо — некоего Мефано Дайки. (С выбором судей, по сути, никакого выбора и не было: чтобы судить поединок магов высокого уровня, нужны те, кто сможет за ним уследить; а так как, кроме Горо, из достаточно опытных и сильных Мефано в Ёро присутствовали только Дайки, Аяме и Кичи... ну, понятно). Любой из тройки судей имеет право остановить поединок, а Дайки, как старший судья в тройке — даже присудить победу досрочно по формуле "за очевидным преимуществом".

Я нечестного судейства боялся не слишком сильно, поэтому поворчал больше для виду — и согласился. Пусть его. Резерв у меня побольше, чем у Горо (с учётом накопителей — аж в разы больше), трюков в запасе столько, что можно часть открыть, так что... бой покажет.

...И вот я стою, сложив мудру направления и устраивая себе массаж изнутри, за счёт многократного ускорения сеф — не предельного, но вполне достаточного для разогрева тела. Напротив, шагов за сто, разминается противник. Его способ более традиционен и состоит из череды ката. Кстати, отличный способ надавить на оппонента ещё до начала боя: мне и десятой доли такого отточенного мастерства в обращении с длинным клинком не показать, потому-то я и "разминаюсь" неподвижно. Я тоже пытаюсь тем самым давить на Горо: страх неизвестности будет посильнее страха перед заведомо более умелым бойцом.

За спиной у меня — Кичи, у него — Аяме, обладающая холодной красотой каменной статуи. Справа-сбоку, как и младшие судьи, за краем полигона, стоит Дайки: крепкий старик под шестьдесят (то есть на деле — изрядно за сто). Слева-сбоку негромко переговариваются и (куда без этого?) заключают ставки на исход поединка зрители: члены клана Мефано, самураи из охраны дворца — благо, их казармы расположены рядом с Двуглавой Башней, дворцовые же слуги... вместе — толпа человек под сто. Но вот Дайки медленно поднимает руки. Шум толпы спадает, как по команде.

— Начинайте! — объявляет старший судья.

Круговорот сеф уже ускорен, поэтому "три У" включаются сразу. Удар Ясности не отстаёт...

Ого. А Горо — шустёр. Уже половину расстояния сократил. Всего-то за половину удара сердца — сорок шагов. Какая интересная версия Шагов Ветра!

Ну, я тоже умею выжимать скорость. Встречный рывок.

Перед близким контактом, почти в упор: от Горо ко мне — Лезвие Ветра, от меня к нему — Громовая Стрела. Лезвие рассыпалось на Ослаблении Стихий, а вот противник... это что, шутка? Если да, то не смешная. Принять Стрелу на дайто?! Это вообще как?

Удар Ясности. Четыре варианта. Повезло — хотелось бы надеяться, но вариант прочь. Слишком хорошо для случайности, не верю. Второй: Горо просто вот настолько быстр. Вариант прочь, потому что отбить Громовую Стрелу — никакой реакции не хватит. Я рассчитывал когда-то... и не смог даже прикинуть скорость атаки этой Формы. Это выше запредельного для возможностей тела. Три: вариант с предвидением и четвёртый — с использованием цем-артефактов...

Нет времени на подробные расчёты. Надо двигаться. Удар Скорости!

Танто у меня только один, тогда как у противника клинков аж два. Но у меня есть свободная рука. С дистанции в четыре шага — считай, в упор — с её пальцев стекают три Громовых Стрелы. Это заметно ослабленные версии Формы, против магов такое всерьёз не годится: даже ученик спокойно может принять пять-шесть таких Стрел подряд и продолжать бой. Проверено на детках. Однако мне и не нужно выводить Горо из строя, мне нужно получить первое касание.

Не получил. Шаги Ветра увели Горо из-под удара двух Стрел (я просто не успел поправить прицел), а третью он опять сблокировал своим дайто. Похоже, предвидение. Или всё же артефакт? В любом случае — плохо. Но хорошо, что и противник не получил ничего. Чуть позже меня он хлестнул Когтями Ветра, да только из-за своего же манёвра уклонения оказался дальше, чем надо, и Ослабление Стихий снова сделало свою работу.

Контакта клинков так и не случилось — опять же из-за уклонения.

Тоже хорошо: как фехтовальщик я ему не конкурент...

Что?!

Разворачиваюсь резко, выставляю Сеть Молний. Самую простую, на четыре ячейки ромбом по горизонтали. Горо перепрыгивает её... перепрыгивает?! Акробат, чтоб его! Но с Шагами Ветра он себе может позволить такую "ошибку". Ещё одна тройка моих Стрел, прошедших мимо, доказывает это.

Удар Ясности. Итак, с Шагами Ветра мой противник не только быстр, но ещё и очень-очень хорошо маневрирует. Вон как изменил направление на обратное, поспешив за мной, да и прыгать не боится — значит, может менять направление движения даже в полёте. Манёвром он меня переиграет точно. Светить до времени мою версию Шагов Ветра... а даже если и засвечу: его версия всё равно лучше. Намного. Для меня Воздух — дополнительная, у него — основная стихия. Значит, нечего и сеф на Шаги Ветра тратить. Мне.

Ну, тогда... Кара Небес!

Тёмная фишка сработала, как положено хорошей тёмной фишке. Левую ногу Горо свело резкой и весьма болезненной судорогой — настолько резкой, что он даже приземлиться нормально не смог. На долю мгновения, но потерял равновесие. А я под Ударом Скорости рванул в ближний бой и...

Перекатился по песку, теряя разгон.

Иначе уйти из-под Косы Ветра было — никак. Принимать же полноценную тяжёлую Форму на Ослабление Стихий... я ещё пожить хочу.

Ладно. Тогда... Удар Ясности... сейчас я...

Ещё одна Коса? В сторону быстро!

Похоже, мне пытаются не дать времени на сотворение новой иллюзии? Зря. Кара Небес!

Что? Это? Такое? Впервые вижу подобную Форму. Горо словно заключил сам себя в стоящий вертикально свиток уплотнённого вихря. Хорошая защита... хотя делалась наверняка не под мои иллюзии с добавкой Молнии. Скорее, это что-то против метательного железа и стрел. Но против моих иллюзий — хороша. Сами по себе их Формы слабы и через такой вот вихрь не пробьются. Н-ну-у-у... раз Горо решил погонять меня Косами Ветра, отвечу равноценно: Грозовая Сфера! От её движения уйти несложно, для магов она медлительна — но придётся убирать защитный вихрь... или нет?

Оказалось — нет. Горо переместился, сохраняя стабильность вихря.

И выпустил в меня Копьё Грома. С кончика дайто, вытянутого в мою сторону.

Вторая стихия? Бой становится всё интереснее и интереснее... хотя это Копьё стоило мне части цем-защиты на левом боку, истощённой напором чужой сеф.

Интересно, это Горо не может атаковать сильнее или всё ещё пытается меня щадить? Скорее, первое. Если вспомнить его Косы Ветра. Что ж. Тогда попробую закончить всё это разом.

Копьё Грома! Да, вот как надо правильно выполнять эту Форму. Горо снова подставил дайто, но при прохождении стены защитного вихря лавина энергии расфокусировалась (оправдав мой расчёт: я знал, как ведёт себя Молния, столкнувшись с Воздухом!). В точке парирования моё Копьё оказалось уже достаточно широким, чтобы малая часть его всё-таки прошла мимо клинка...

И впилась моему противнику в бок. Через хирватшу меня ударило вспышкой боли, куда более яркой, чем после Кары Небес.

Да, это уже серьёзно.

По обговорённым условиям после такой травмы следовало прервать бой и дать судьям время на оценку состояния раненого. Я три раза подряд применил Сдвиг, разрывая дистанцию, и остановился. Под Ударом Ясности это оказалось не очень сложно. И очень быстро. Я хотел дожать противника и не пожалел энергию в цем-накопителях на эту демонстрацию.

Горо остался на ногах. Вот только стоял он на них не очень твёрдо.

— Перерыв! — громовым голосом объявляет Дайки. Это что, особая Форма для усиления звука? А что, удобно... надо подумать, как бы перенять: усиленным при помощи сеф криком можно оглушать врага. Или даже больше, чем просто оглушать. Тут опыты нужны.

Аяме показывает свои возможности, используя Перенос. И тут же использует на Горо что-то диагностическое. Кичи таким же образом оказывается у меня за спиной... оказалась бы, да только я уже развернулся к точке её выхода лицом. И даже успел отключить общую цем-защиту.

Вот она, причина, по которой Перенос не используют в бою. Слишком легко подловить мага на выходе из него.

— Я цел, — говорю.

— Вижу, — голосок Кичи холоден. Похоже, она ещё и объём моего резерва оценила. А он, после подключения к накопителям, снова почти полон. Новый Перенос — и вот уже Кичи что-то говорит Мефано Дайки, стоя спиной ко мне.

Аяме на такие мелочи не отвлекается. Она уже вовсю водит ладонью над пострадавшим боком Горо. Знакомые, характерные для Целительного Касания пассы.

— За очевидным преимуществом победа в тренировочном поединке присуждается Акено! — во всеуслышание объявляет старший судья.

Вгоняю танто в ножны.

Кланяюсь Горо. Кланяюсь Дайки. Последний поклон — зрителям. Снимаю разгон сеф, Перенос к паре Горо — Аяме. Не говоря ни слова, складываю одиннадцатую мудру и касаюсь одной рукой своего (бывшего) соперника, другой — целителя. После чего из системы круговорота Горо вытягиваю свою стихийную сеф, облегчая лечение, а с Аяме просто делюсь своим резервом.

Это, кстати, не так-то просто — на чистом контроле отделять стихийную сеф, даже собственную, от чужой и одновременно передавать кому-то сеф нейтральную. Но... впечатлять, так впечатлять.

Умолкают мечи -

Начинается время

Для битвы умов.

К концу того же дня у меня на руках был составленный, как положено, документ, дозволяющий Оониси Акено и его семейству жить на "домашней" территории клана Мефано. А ещё у меня в активе остался устный договор с Мефано Горо о повторной тренировочной схватке. И приглашение на чай от старшего судьи. Отказаться от которого... как-никак, именно Дайки поставил оттиск клановой печати под тем документом, который я выиграл, да и вообще...

В общем, пришлось кланяться, благодаря за великую честь, и обещать непременно явиться. Да не в одиночестве, а с женой.

Обещание я сдержал. В ближайший десятый день*, прихватив с собой Хироко и приодевшись, я сошёл в окрестностях Двуглавой Башни с подножки наёмного паланкина и окунулся в вихрь почти забытых ощущений. Впрочем... внешнее сходство, не более того. Сколько бы ни говорилось, что, мол, Мефано — княжеский клан и что они взяли очень много от аристократии Ниаги, земельной и воинской, а всё же в первую очередь они — маги. И поэтому формальный этикет в их исполнении имеет целый ряд мелких вроде бы, но очень серьёзных изменений. Например, встречал нас с Хироко и провожал внутрь Башни сам Дайки, лично. Безо всяких посредников.

/* — в десятидневье играет роль дня отдыха./

Вроде бы большая честь? Да. Честь. И немалая.

Но при этом нешуточная угроза: Дайки, несмотря на свой возраст (а точнее, благодаря ему: столько опыта!), мог бы раскатать меня в прямом бою за считанные мгновения... конечно, если бы я не использовал Формы Грозы. А может, даже и в том случае, если бы я их использовал. Недооценка противника — путь к поражению.

А ещё личная встреча со стороны одного из старейшин клана требовала от меня ответной уступки. Точнее, не так, чтобы жёстко требовала, но отказ в ответной любезности выглядел бы... не слишком красиво. Я потерял бы лицо. И когда я оценил шансы на то, что именно Дайки будет у меня просить... уже тогда перспективы мне не понравились. Хотя вида я постарался не подать и быть как можно внимательнее во время представления членов клана моей персоне.

Собственно, если не принимать во внимание молодёжь, новых лиц не появилось. Всё те же Горо, Аяме, Кичи. Ну и сам Дайки, конечно. А среди молодёжи выделялись двое: младшая сестра Горо — Наоми, так и сверлящая меня откровенно недружелюбным взглядом (видно, не понравилось, что я сделал больно её любимому нии-сану) и Мефано Арата, глядевший, наоборот, со щенячьим восторгом.

Небольшой круг по внутренним помещениям Двуглавой Башни. Далеко не всем. По пути женская часть клана этак ненавязчиво уволокла Хироко к себе, Горо откланялся, сообщив, что пойдёт следить за тренировками молодых соклановцев — и увёл их за собой. Таким образом, я и старейшина остались вдвоём. Пока Дайки развлекал гостя светской беседой, я прошёл, отставая от него на полшага, через какой-то хитро расположенный выход из Башни... и только огромным усилием воли не показал своего изумления. Почти безбрежного.

Где Башня? Да что там Башня — где Ёро?! Ни следа их вокруг. Только смутно знакомая своим рельефом местность, мощёная пиленым камнем дорожка в три десятка шагов длиной, ведущая к беседке, где должна состояться обещанная чайная церемония. И врата-тории за спиной, через которые мы попали... а куда, собственно?

Оглядевшись вокруг ещё раз, я почти уверился: так могли бы выглядеть предгорья на месте северной столицы Ниаги, если бы никто эту самую столицу не построил.

— Удивлён, Акено? — почти без вопросительной интонации сказал Дайки. — Это один из Чистых Миров, близкий к Миру Людей. Когда-то давно некий благочестивый муж, задолжавший Мефано за оказанную услугу, создал для нашего клана проход в этот мир. Сам воздух этого места имеет свойство успокаивать мысли, даря покой смятенным душам. Здесь хорошо отдыхать и предаваться созерцанию природной красоты. Идём же.

Насчёт природной красоты Дайки был прав, подумал я, устраиваясь в беседке на месте гостя и осматриваясь. Близлежащий луг в поре цветения, полоска леса вдали и высящиеся ещё дальше горы... мир и гармония, покой и тишина.

И всё это — посреди города. Вот что значит — старый клан.

А ещё это очередной намёк в мой адрес.

Во время чайной церемонии не ведут разговоров. И мы с Дайки молчали. Усмирив лёгкое раздражение, я сумел войти в правильный настрой и отрешиться от суетного. Поэтому начало беседы — настоящей беседы, а не растянутой прелюдии — прошло спокойно. Дайки спрашивал о самых простых вещах: к чему я стремлюсь, о чём мечтаю, как намерен в дальнейшем строить отношения с Мефано. Я отвечал, что стремлюсь к покою и гармонии, мечтаю о личной силе, а отношения намерен строить на основе взаимной выгоды. Всё это понемногу начало казаться странным...

Удар Ясности!

Что-то добавлено в чай? Беседка обработана печатями? Сам мир вокруг оказывает влияние на меня? На все три вопроса — да. По отдельности воздействия слабы, но в сумме становится сложно утаить что-либо. И вообще невозможно солгать.

— Мне не очень нравится ваш стиль гостеприимства, — сообщаю, глядя в глаза Дайки.

— Необходимая проверка, — пожимает плечами старейшина. Он вроде бы расслаблен, даже моё хирватшу не ловит агрессии. Но меня не обманешь. Кроме того, его спокойствие сродни тому, которое наполняет сердце воина перед смертельной схваткой.

— Мы пили одинаковый чай?

— Да.

Не обман. Что ж... ещё одна фишка в его пользу.

— Тогда я бы хотел услышать, каковы планы Мефано в отношении семьи Оониси.

Лёгкий прищур. В эмоциях тень недовольства. Однако Дайки отвечает сразу и без ощутимого сопротивления, вполне откровенно:

— Ты доказал свою силу. Твоя жена доказала свою плодовитость. Клан мог бы многое дать новому перспективному роду...

— Вассалитет? Нет. Этого не будет.

— Почему?

— Потому что клан многое даёт, но и требует не меньше. А я не готов платить за благополучие Оониси кровью моих родичей.

— Понятно. Это не в духе самураев, но... понятно. Тем не менее, ты говорил о взаимной выгоде.

— Да.

— Поясни. Как ты смотришь на сотрудничество с нами?

— Довольно просто. Мой отец, выйдя в отставку, увлёкся цемора. Он делает хорошие печати. Лучше, чем я, — хотя тут многое зависит от трактовки слова "лучше"... не прямая ложь, но... — Более того: Оониси Макото рисует новые печати. Свои собственные, под конкретную задачу. Действенность их... Мефано видели часть возможностей. Для отца цемора — увлечение, поэтому цену за плоды его искусства можно назначить сниженную. Скажем, половина от рыночной.

Старейшина кивает:

— Интересное предложение. Сейчас среди нас нет мастеров, умеющих делать в области цемора нечто новое, и нам остаётся лишь копирование. Однако печати — это вклад твоего отца. А что насчёт твоего вклада, Оониси Акено?

— Вы хотите чего-то конкретного?

— Да. Часть твоей силы через контракт на деторождение. Я вряд ли ошибусь, если скажу, что тебе понравилась Аяме. Верно?

Милый старикан. То, что мне совершенно не хочется огорчать Хироко, его явно не волнует. Его волнует лишь новая генетическая линия Мефано... тем более, что рожать основателя этой линии — не ему. Впрочем, я предполагал нечто подобное и приготовил контрудар.

— Она красива, это бесспорно. Однако я уже говорил насчёт крови моих родичей...

— Твой сын будет признан полноправным Мефано.

— Не сомневаюсь. Однако это будет мой сын. Точнее, не будет. Потому что у меня уже есть жена и второй мне не надо.

Дайки нахмурился.

— Если вам нужна моя сила, — добавил я, пока старейшина не перехватил инициативу, — можно устроить регулярные совместные тренировки. Это пойдёт на пользу и вам, и мне.

— Недостаточно.

Ну вот. Начинается прямое давление. Хотя почему — "начинается"?

— Хорошо. Добавим выполнение задания, соответствующего по сложности моему рангу. Раз в год, во время моего отпуска. За полную оплату минус обычный процент посредника.

— Полная оплата высокоранговых заданий — очень серьёзная сумма.

— Верно. Но ведь я — не отступник. Мои услуги, пусть и тайные, можно оформлять обычным образом. При этом моя основная стихия не указывает на Мефано — если работать с шумом.

— Одно задание в год? Смешно.

— Ладно, я согласен на три четверти оплаты. Оставшаяся четверть пополнит доходы клана.

— Половина.

— Просто представьте, во что вам обойдётся найм мага из другого клана. Не по деньгам, нет... у меня-то своих политических интересов — нет.

— Половина.

Упорствует. Ладно... уступлю:

— Две трети. И без обычного процента посредника. Иначе я снимаю своё предложение. Мне вообще не нравится каждый год делать что-то рискованное во исполнение чужих планов, да ещё и по настолько урезанной цене. От моих доходов зависит жизнь моих детей.

Молчание. Долгое. Дайки очень старался продавить мою волю неподвижным взглядом. Однако уступать ещё больше я не собирался; в итоге старейшина подтвердил, пусть и без охоты:

— Хорошо. Поставки цем-печатей, включая сделанные под заказ необычные, за половину рыночной цены. Количество — на общую сумму двадцать тысяч лю в год. Совместные тренировки с тобой не реже, чем раз в десятидневье. Раз в год — выполнение одиночного задания для мастера магии за две трети полной стоимости.

— Не обязательно одиночного, — уточняю. — Я могу и готов работать в группе. И да. Добавьте возможность пересмотра союзного договора по взаимному согласию сторон.

— Союзного договора?

— Именно. Клан Мефано с одной стороны, семья Оониси с другой. Неравноправный союз — всё равно союз, не так ли?

...вот так я — мы, Оониси — потеряли анонимность и часть своей независимости. Так приобрели дополнительный источник дохода. Так наша жизнь стала более рискованной. Так я получил равных мне партнёров для тренировочных схваток, получив возможность отточить навыки. А Хироко получила наставников в области целительства и расширила круг своих подруг, среди которых, мне на удивление, оказалась и Мефано Аяме.

Удача? Неудача?

Я бы сказал — жизнь. И немного — судьба.

* * *

Не устояв перед ароматами, я всё-таки покупаю один из шедевров Куроки-сана. Тёплый, слегка проминающийся даже под осторожными касаниями хлеб, выпеченный из смеси овсяной муки с рисовой и с какими-то секретными добавками. С замешанными в тесто дроблёными орехами, заранее обжаренными и подсолёнными. Чудо!

А у Куроки-сана ещё есть выпечка с изюмом, с кусочками сушёных фруктов и резаными яблоками, с семечками каких-то редких, но ароматных трав...

Я спрашивал его, откуда он берёт рецепты. Оказалось — придумывает. Но основную идею он некогда заимствовал у эгамари, среди которых по молодости провёл несколько лет. И печь, которой пользуется Куроки-сан, сложена точь-в-точь так же, как это делают в пекарнях северян.

Направляясь домой, я отщипываю от купленной выпечки кусок за куском, прикрывая свои действия иллюзией. (Кстати, иллюзии сокрытия запахов по праву считаются самыми сложными, а обойтись без такого слоя нельзя: очень уж духовиты изделия Куроки-сана!). Те куски, что побольше, отправляю в рот. Те, что поменьше — прикрываю отдельной иллюзией и одновременно при помощи Незримой Руки (той самой Формы, без которой не обходится ни один маг-взломщик) поднимаю вертикально вверх. Где их подхватывает на лету Урр, также прячущаяся под иллюзией. Обоим это и развлечение, и тренировка. Усложняемая тем, что я на ходу раскланиваюсь со знакомыми, а то и останавливаюсь для коротких вежливых бесед. Смысл тренировки заключён в том, чтобы собеседники не понимали, что я на виду у них занимаюсь магией... и даже — что жую во время разговора.

Между прочим, последнее будет посложнее, чем скрыть магию.

Ведь именно магии от меня никто из моих чтимых знакомых не ожидает. А вот некоторая... хм, эксцентричность люай широко известна народу. И мои подчинённые усиленно доказывают славу профессии делом. Например, один из них, Саньиро, изрядно "повёрнут" на всём, что связано с сакурой и особенно её цветением. Настолько, что даже на службе носит исключительно розовое. Другой, Санго, не только носит женское имя, но и косметикой пользуется с ловкостью гейши — причём и отец его, и дед обладали той же милой особенностью. А толстяк Юкио кажется обычным ровно до тех пор, пока не начнёт спорить сам с собой, стоит ли посыпать митараси семенами кунжута до того, как окунуть в анко, или после. Если же вам кажется, что в кулинарных экспериментах, даже столь странных, нет ничего такого уж особенного и выходящего за рамки... значит, вы не слышали, как Юкио ведёт эти споры. Однажды, подогретый избытком вина, он проткнул себе мякоть правой ладони шампуром от им же съеденного куси данго ради "победы" в одном из таких диспутов.

Особенностью Оониси Макото считался дурной характер (во всеуслышание обозвать самого заместителя градоначальника спесивым идиотом и подхалимом — это будет похуже, чем разгуливать по управе в розовом!). Моей же особенностью, после долгого наблюдения и споров, решили считать то, что я, как для люай, совершенно обычный. И что вся "положенная" мне эксцентричность ушла на мой выбор жены. Учитывая число отпрысков, определённо удачный выбор...

Ха. Знали бы они!

Кстати, а вот и отпрыски. Нет, это не Урр с высоты подсказала мне, за каким из кустов засели Хана и Джиро. Просто эта пара привычно пихается так, что тот самый куст аж трясётся. Пока старик-садовник с поклоном отворяет мне ворота, я старательно гляжу мимо. Пока иду по дорожке к дому, по-прежнему гляжу мимо. Но напряжение растёт, до такой степени, что перепихивание утихает... оставляя лишь азартное сопение. Приблизившись, я останавливаюсь. Хмурюсь.

— И чем это тут пахнет? — тяну. — Уж не вражеский шпион ли это засел в кустах?

Пауза. Аккуратно разделяю остатки выпечки примерно пополам. Снимаю иллюзию.

— А! Вот чем пахнет! Да вкусно-то как... хм, хм... начать с правого или с левого? С левого — или с правого? И тот хорош, и этот мягок. Кто бы подсказал...

— С правого! — говорит куст. И тут же сам себе возражает:

— С левого!

— Нет, с правого!

— С левого!

— Хана? — "удивляюсь" я. — Джиро?

Выманенные на запах "шпионы" подбегают, напрыгивают, всячески суетятся и щебечут на два голоса, но одновременно, отчего понять их — задачка не для среднего ума. Разумеется, настаивавшему на правом куске Джиро достаётся тот кус выпечки, что в моей правой руке, а Хане, соответственно, — в левой. После чего я хватаю вцепившихся в добычу деток и тащу их на руках в дом. Что ничуть не мешает им кусать, жевать, говорить и вертеться, размахивая всеми конечностями. Но пнуть папочку у них всё равно не получается, потому что я, вооружённый опытом (и опять без мудр — руки-то заняты!), натягиваю на себя "подвижный" вариант Незримой Брони. "Неподвижный", создаваемый печатью, мне бы и не помог: ведь раз я держу своих сорванцов, печать считала бы их частью моего тела. А вариант "подвижный"... ох, не будь я люай — просто-напросто не удержал бы! Как Форма, Незримая Броня требует просто невероятного контроля. Да и сеф потребляет, как не в себя.

Впрочем, как раз на защиту от пинков двух энергичных деток сеф уходит не так уж много.

Я даже, улучив момент, отодвигаю сёдзи Незримой Рукой. А потом, удержав Броню и не выронив детей, той же Формой стягиваю с них уличную обувь, что немедленно приводит к небольшому всплеску самодовольства. У меня. Детки даже не замечают такой мелочи, продолжая болтать.

— Милая, ты где?

— Идите на кухню, — отвечает Хироко.

С некоторых пор (как раз примерно с тех, как мне удалось увлечь Макото придумыванием и рисованием цем-печатей), любимая жена моя занялась готовкой. И довольно быстро достигла на новом для себя поприще немалых успехов.

Что сыграло решающую роль — очередной спор с родственницами по отцовской линии? А может, мои основанные на личном опыте рассказы о том, как добыть и приготовить еду, оказавшись без припасов в глухом лесу? Или сложности с приготовлением еды для Имы, у которой на коже высыпали противные красные пятна всякий раз, как съест что-нибудь из бобовых или приправленное соевым соусом? Ну да не важно. Куда важнее, что моя Хироко обнаружила очередной способ сделать приятное мужу и детям. Исконно женский.

— Я дома, — заходя на кухню, с глубоким удовлетворением. Даже Хана с Джиро притихли.

— С возвращением, любимый, — улыбка через плечо. И никаких тебе "господин муж мой". — Ох, опять ты накормил эту несносную парочку всяким...

— Не всяким, а вкусняким! — торжественно объявляю, ставя детей на пол.

— Объедяким! — Хана.

— ...э-э... — Джиро хмурится. — Свежемягким!

— Вывернулся, — улыбаюсь, приглаживая его вихры. Малыш страшно не любит, когда его "лохматят" — прямо как кошка, которой провели против шерсти. Но "Акено-сэмпай гладит правильно", поэтому от меня он такую ласку принимает охотно. Охотнее он млеет только тогда, когда мама приходит причесать его поутру. — А ты, милая, не дуйся: знаешь ведь, что этим проглотам вечно мало. Так что съедят и мою вкусняку, и твою, и добавки попросят.

— Попросим!

— Непременно! — блеснула Хана сложным словом.

— Вот. Ну, и что у нас на ужин?

Полного сбора семьи за столом не получилось. Старшая из моих младших, "молодая госпожа Оониси Нацуко", недавно с собственного согласия была помолвлена с Мефано Аратой и теперь почти постоянно проводит время с будущим мужем и его родственниками. Двухлетний Кента тоже маловат ещё для общего стола, его Хироко будет кормить позже. Но все остальные — Макото, Аи, я и моя жена, Кейтаро, Има, Хана и Джиро — вознесли ками короткую молитву за дарованную пищу вместе.

Впрочем, благочинная тишина за ужином царила недолго.

— Анеуэ, ваши нигиридзуши сегодня особенно хороши, — Има, с лёгким поклоном.

— Постараться для любимых людей мне в радость, — ответила Хироко с улыбкой... которая вдруг стала жутковатой. — Вот только мне кажется, что кое-кому не мешало бы признаться. Начистоту.

— Анеуэ, я...

— Попалась! — Хана.

— Нехорошо тыкать палочками в твою тётушку, — мягко указала Аи. Однако вряд ли мою дочурку угомонило бы такое увещевание, если бы не короткий взгляд Хироко. Миг — и Хана снова делает вид пай-девочки, а моя жена смотрит на Иму, улыбаясь совсем не ради того, чтобы показать свою радость и расположение.

Хироко, конечно, не люай. Но ей отлично известен характер Имы. Если моя самая младшая сестра начинает хвалить чью-то работу — это означает, что она чувствует свою вину... за что-то.

— Анеуэ...

— Я жду.

— Пожалуйста, не дави на неё, милая. Или не видишь — ей и так сложно собраться с духом, чтобы признаться в содеянном. Возможно, провинность из тех, о которых лучше рассказывать наедине.

— Если так, я подожду. Вот только лесть по такому поводу...

— Однако нигиридзуши действительно хороши, — сказал Макото, выступая миротворцем. — Это сочетание пряного соуса и красной икры в начинке... необычно.

— Согласен, — снова вступаю я. — Если это эксперимент, то он, определённо, удался.

— Нет-нет! — Хироко бросила на меня быстрый взгляд не без искры лукавства. — Я не столь хороша, чтобы создать такое блюдо без подсказок. Если честно, рецептом — и икрой — поделилась со мной Аяме-чан.

— Вот как? — Макото удивлён, хотя внешние проявления чувств, как обычно, сдерживает. — А ведь её сложно заподозрить в стремлении к овладению поварским искусством.

— Она действительно мало интересуется такими вещами, — объяснила Хироко. И снова метнула в меня странноватый взгляд. — Но знает, что я интересуюсь. И потому тоже... любопытствует.

Иногда мне начинает казаться, что она не прочь поспособствовать плану, который я некогда решительно отверг. То есть свести меня с Мефано Аяме. Вот только у меня это восторга не вызывает. Да, Аяме умна, сдержанна, сильна (полтора года назад она с блеском доказала своё право на ранг подмастерья, а по объёму резерва приближается к мастерам) и красива...

Даже слишком красива.

Я не доверяю таким женщинам. Имел печальный опыт ещё в первой жизни. Кроме того, должна иметься некая причина — и причина веская — почему подруга моей жены в свои двадцать четыре до сих пор не замужем и даже не помолвлена. Вероятно, здесь есть какая-то связь с тем, что именно её предлагал мне в качестве партнёра старейшина Дайки. Однако расспрашивать о таком напрямую мне не позволяют осторожность и деликатность.

Кроме того, даже если выяснится какая-нибудь романтическая ерунда вроде того, что Аяме влюбилась в меня (ага, с первого взгляда на моё замаскированное лицо), это не отменит того, что я-то её не люблю. Жениться на ней я не могу и не хочу — и отдавать своего ребёнка Мефано для воспитания в клановом духе не намерен. Совершенно. Нацуко-то ладно, она уже достаточно взрослая для принятия самостоятельных решений, к тому же с Аратой у них всё взаимно. Но я и Аяме? Нет.

Оониси и так сближаются с Мефано всё сильнее. Хироко, вон, таскает у них рецепты и даже продукты, я сам и Горо если не дружим, то как минимум приятельствуем — регулярные совместные тренировки тому способствуют, как ничто иное; лет через пять в клане появится карапуз, который позже станет звать меня дядей Акено...

Вассалитет? Какой вассалитет, зачем? Дайки и так втихую улыбается, глядя на происходящее.

Причём оно, происходящее, мне тоже нравится. Единственное, что тревожит мой покой — это память. Точнее, храмовое предсказание. Раз наше счастье переменчиво...

— Отдай!

— Ам. Кто успел, тому добыча, опоздавшим — ничего!

Джиро набычился, глядя на сестру. За его спиной проросли изгибающиеся тени, а в зрачках сверкнуло багровым огнём. В ответ лицо Ханы расползлось в лягушачьей ухмылке, а вывалившийся изо рта раздвоенный язык достал до пола.

— Кейтаро! Има! — внешность Хироко не изменилась, но волну чего-то жуткого, хлынувшую от неё к паре названных проказников и разлетевшуюся мелкими брызгами в разные стороны, ощутили все сидящие за столом. А всего-то — правильным образом смешанная с сеф и выплеснутая вовне суго, напитанная нужными эмоциями. Я и сам так могу, причём существенно лучше. — Сколько раз вам говорили, что баловаться иллюзиями за столом нельзя?

Изменения во внешности Джиро и Ханы исчезли, как не бывало.

— Анеуэ, я тут ни при чём, — очень "честным" голосом сказал Кейтаро.

— Да-да, — подхватила Има, — это младшие ссорятся...

— А с тобой нам ещё предстоит беседа, — напомнила Хироко. Помедлила и припечатала совсем уж зловеще: — Наедине.

— Анеуэ, а-а...

— Прими свою кару с достоинством, дочка, — притворно нахмурился Макото.

— Я прослежу за этим, господин муж мой, — пообещала Аи.

Отчего Има, конечно, тут же повеселела. Понятно, мама-то не даст страшной "анеуэ" разойтись совсем уж сильно.

— Раз хватает сил на проказы, — заметил я как бы в сторону, — значит, пора повысить нагрузки при обучении. Папа, как там у Кейтаро обстоят дела с усвоением материала?

— Недостаток прилежания в изучении диалекта ир шу и эгама.

— Вот как. Видимо, обучение стихийным преобразованиям придётся отложить...

— Сенсей!

Однако я не собираюсь щадить его. Магия влечёт Кейтаро, несмотря на мои в меру откровенные рассказы о тяготах этого пути? Однако зарабатывать ему предстоит так же, как мне. И даже если в конце концов он выберет стезю мага, навыки люай пригодятся ему всё равно.

Поэтому я говорю медленно, размеренно, немного грустно:

— Ты не успеваешь учиться действительно важным вещам, наследник Оониси. Вероятно, я ждал от своего старшего сына слишком многого.

— Я... — Кейтаро явно хочется расплакаться, но он успешно борется с собой. — Я выучу!

— Что именно?

— Всё!

— Громкие слова. Посмотрим, как ты подтвердишь их делом.

— Я не подведу вас, Акено-сенсей!

— Полагаюсь на твоё слово, наследник.

Вот теперь как минимум ближайшее десятидневье мой старший будет очень внимателен на уроках Макото. А напоминания о внушении будут действовать и того дольше.

— Как там дела на службе? — спрашивает отец, желая рассеять тучи скопившегося напряжения.

— Особых новостей нет, папа. Но недавно случилось кое-что забавное...

Пока я плету рассказ о поимке очередных неплательщиков, детишки понемногу оживают. Хана и Джиро, наевшись, устраивают очередное мелкое безобразие — уже своими силами. Это повторяется не в первый раз, но неизменно веселит зрителей. Суть в том, что палочки для еды берутся Незримой Рукой (точнее, в случае Джиро — одна палочка), после чего начинается "фехтовальный поединок" на летающих предметах. Хана старше и сильнее, но это не очень-то ей помогает, потому что управлять сразу двумя палочками куда сложнее.

Почему мы запрещаем создание иллюзий, но не запрещаем забаву с палочками? О, причины просты. Во-первых, это "фехтование" не может испортить аппетит — а вот иллюзия сколопендры или паука, бегающих по столу и по еде, совсем даже наоборот. Во-вторых, "фехтование" и самих "фехтовальщиков" гораздо проще контролировать.

То, что это занятие хорошо развивает контроль сеф — уже мелочь. Хотя, конечно, важная.

Поглядев на забаву младших, Кейтаро и Има обменялись взглядами... и решительно вступили в свой собственный поединок. По усложнённым правилам. Каждый подхватил по две палочки, одна из которых отправлялась в атаку, а другая, защищаемая, крутилась в воздухе этаким тихо жужжащим диском. Цель игры состояла в том, чтобы попасть "атакующей" палочкой как можно ближе к центру диска противника. Сложность же заключалась в том, что, попав в край диска, можно было вместо победы потерпеть поражение. Раскрученная палочка, уязвимая для удара у центра вращения, могла запросто выбить из захвата Незримой Руки "атакующую" палочку своими краями. Для победы в игре по таким правилам было недостаточно иметь хороший контроль сеф. Надо было иметь ещё и хорошую реакцию, и развитое тактическое мышление.

Интересно, что Има побеждала Кейтаро немного чаще, чем он её. Моему наследнику немного не хватало умения предугадывать действия своей "мелкой тётушки". Впрочем, свою роль играло и то, что он, хвастаясь превосходящим резервом, вытягивал Незримые Руки дальше, чем Има. На контратаках она его и переигрывала.

— Любимый, — тихо сказала Хироко, склоняясь к моему уху, когда убедилась, что дети, как и Макото с Аи, полностью поглощены борьбой на палочках.

— Да?

— У Раа появились признаки перехода.

— А что Урр?

— Пока нет. Её сеф просто продолжает уплотняться, и только.

— Хорошо. Через половину большой черты во втором подвале.

Спустя годы мой подземный полигон сильно расширился и изменился. Да и самих подвалов-не-для-продуктов стало целых три. В первом по-прежнему отрабатывались стихийные Формы и действия под "тремя У". Во втором я устроил рабочую площадку мастера цемора и артефактора. Третий служил для глубоких медитаций (именно в нём я впервые сумел внести изменения во внутренний мир и в нём же добился устойчивого смешения стихий).

Помимо прочего, второй подвал использовался для "кормления" тэнгу. Как известно, демоны усиливаются двумя путями: или прожив достаточно долгое время, или поглощая части существ, обладающих сверхъестественной силой (это, кстати, наиболее частая причина демонизации: Урр и Раа стали теми, кем стали, именно так). "Мои" тэнгу после превращения сделались своего рода членами семьи из-за того, что демонов, пируя на телах которых, они перешли в новое качество, убил именно я. Арро отказался подробнее рассказывать мне о причинах преданности Урр и Раа, буркнув, что со временем я сам пойму, что к чему.

Так вот. Тэнгу, безусловно, могут употреблять ту же пищу, что и обычные вороны. Свежая дичь — особенно ими же убитая — даже придаёт им немного дополнительных сил. Однако, размышляя над этим, я подумал, что можно повысить результаты "кормления" и ускорить их развитие. Конечно, от идеи до воплощения прошло немало неудачных попыток, но один из путей всё же был нащупан. Как ни странно, помогло мне искусство цемора. Если не вдаваться в подробности, я использовал большой свиток, собирающий энергию воздуха, а затем использовал накопленное для того, чтобы "зарядить" мясо, назначенное тэнгу в пищу. И если Хироко не ошиблась, вскоре — возможно даже, прямо сегодня! — я смогу своими глазами увидеть редкое зрелище, коего удостаивались немногие люди: переход демона на более высокий уровень силы.

Жаль, что людям не усилиться так же просто. Хотя я пытался. Увы, но старая задача, которую я поставил перед собой ещё в Обители Поднебесного Успокоения, осталась не решённой. Я по-прежнему не знаю, как можно напрямую подключиться к потокам природной сеф — и возможно ли это вообще.

Да какое прямое подключение, когда не работают даже косвенные методы, при посредничестве цем-печатей! "Заряженная" пища годится не только для тэнгу, но и для людей — вот только сам "заряд" при этом действует подобно слабому яду. Собственная, содержащаяся в системе круговорота сеф мага отторгает чистую стихийную сеф. Вместо пополнения резерва получается его расходование на борьбу с чужой энергией, как, действительно, с ядом — или болезнью.

Я пробовал бороться с явлением отторжения при помощи дополнительных преобразований — однако ни сеф других стихий первого круга, ни энергия, с огромными потерями превращённая в ци, усваиваться не хотели. Видимо, у человеческой сеф есть какое-то серьёзное отличие от природной, без постижения которого невозможно брать энергию непосредственно у мира. Однако как я ни старался, сколько опытов ни ставил, а понять суть этого отличия так и не смог.

Ну что ж. Хорошо уже то, что плодами моих усилий смогут воспользоваться верные союзники — тэнгу. За минувшие годы Урр и Раа стали чем-то средним меж духами-хранителями семьи, домашними питомцами, помощниками... и друзьями.

— Я победил! — воскликнул Джиро.

— Ну, победил, и успокойся, — буркнула Хана.

— Нет, не успокоюсь! — ещё громче крикнул сынуля. — Давай бороться!

— Только не за столом, — строго сказала Хироко. — В своих комнатах — сколько угодно.

— Спасибо-было-очень-вкусно, — протараторил Джиро, вскочил, показал Кане оттопыренный мизинец*, умчался. Побагровев от обиды, та тоже вскочила, складывая мудру средоточия. Попыталась перепрыгнуть стол...

/* — детям взрослые помогают учиться ходить при помощи мизинца; в принципе, показать кому-то кулак с прямым мизинцем — то же самое, что назвать "мелким"/"мелкой"... когда семилетняя девочка видит такое от четырёхлетнего брата, это повод для смертельной обиды!/

И была изловлена в полёте моей любимой (а ещё довольно быстрой, когда того захочет) женой. За ворот, как кутёнок.

— Ты ничего не забыла, Хана-чан? — почти ласково, медленно ведя пальцем по щёчке в сторону уха... явный намёк, что оное ухо может быть ущемлено в любой момент.

— А-а... спасибо за ужин?

— В этом доме не прыгают через стол. Пора бы уже запомнить.

— Анеуэ стра-а-ашная... иногда, — громко прошептал Кейтаро, делая вид, будто ужасно напуган. А стоило Хироко бросить на него взгляд искоса, протараторил:

— Спасибо-было-очень-вкусно!

И сбежал. Будучи почти взрослым, "три У" он уже свободно применял без сложения мудр.

— Мальчишки, — фыркнула Има.

Это было серьёзной ошибкой. Потому что моя драгоценная тотчас же вспомнила, что Има жуть как хотела ей в чём-то сознаться. И переключилась с Ханы на мою младшую сестрицу.

Я воспользовался этим для отступления к месту встречи. То есть сначала заглянул на чердак, где лежало большое полотнище печати-собирателя, потом — на ледник за мясом, и только после этого, призвав тэнгу с помощью Речи, спустился во второй подвал. Где снова расстелил печать-собиратель, прижал фокусирующий круг деревянным блюдом, на блюдо выложил мясо... и стал ждать Хироко.

Не мне одному интересно посмотреть на переходную трансформацию демона. К тому же жена, как целитель-специалист, будет следить за переходом не как простой наблюдатель. Урр и Раа на своём насесте притихли, объединившись в ожидающем предвкушении... а мой взгляд без особой цели скользил по помещению, знакомому до последней детали.

Обычно подземелья мрачны и плохо освещены. Но я решил, что мне для работы нужен яркий свет — и сделал "вместилища сияния". Запаянные стеклянные сосуды, внутри которых в разрежённом воздухе плясали полотнища ручных молний. Тихий шелест, голубовато-белый свет, куда более яркий, чем от свеч или факелов. И никакой гари, никакой копоти. Да и мерцание более ровное, чем от открытого огня. Пока что "вместилища" работали на запасах моей сеф, требуя регулярной подзарядки. Но после успеха с печатью-собирателем я планировал сделать специальную печать для сбора энергии молнии. И увеличить число "вместилищ". Впрочем, тех, что озаряли подвал сейчас, вполне хватало, чтобы увидеть многоярусные открытые шкафы вдоль стен, на полках которых лежали пустые свитки, деревянные плашки, металлические пластины, коробки с наборами инструментов, тушечницы, стаканы с перьями и тому подобные вещи. Свет отражался от бутылей с составами для травления, растворами солей, с истолчёнными в крошку, а иногда и в мелкую пыль минералами; концентрировался на столе, на полированной плоскости которого я в основном и рисовал печати, и на исцарапанной поверхности верстака, где я производил механическую обработку заготовок. В дальнем конце подвала пряталась алхимическая печь с нависающим раструбом усиленной вытяжки. Составлять конкуренцию кузнецам я и не думал, но иметь возможность плавить хотя бы серебро с золотом и медью, паять стеклянные сосуды, а также закаливать заготовки — должен каждый артефактор.

В ближнем же конце подвала, на специально оставленном свободным участке пола, замощённого плотно подогнанным тёмно-серым пиленым камнем, я расстелил широкое полотно печати-собирателя и сам сел около него на маленький мат.

— Наконец-то, — вздохнул я, когда цем-барьер пропустил внутрь Хироко. — Начинаю?

— Давай. Я готова, — сообщила любимая, сложив мудру направления.

Я в свою очередь подался немного вперёд, коснулся знака-активатора. Затем вернулся в сидячее положение и тоже сложил мудру направления. Потоки сеф я, как и Хироко, направил к глазам; если правильно проделать это, выдержав пропорции ци и суго, — можно на время получить слабое, но порой совершенно незаменимое подобие хирватшу зрения. Сверх того, я использовал погружение в Глубины Памяти, чтобы в точности запомнить даже мелкие детали происходящего.

Печать-собиратель была нарисована хорошо, но всё же не идеально. К тому же энергии в ней накопилось немало. Поэтому мне не пришлось прилагать больших усилий, чтобы увидеть, как сеф стихии перетекает по линиям печати к фокусирующему кругу, а затем впитывается в мясо... начавшее слабо, но всё заметнее светиться голубовато-белым призрачным светом. На передачу всей накопленной энергии ушло около полутора малых черт, и в конце мясо светилось так, что, казалось, это можно заметить даже без специальных усилий, обычным зрением.

— Пора, — сказал я вслух.

Урр и Раа слетели к угощению. Сквозь их вороньи тела видны были тени сущности демонов: разом и явно родственные, и существенно разнящиеся. В Урр я видел некое подобие стеклянистой дымки, пронизанной постоянно перемещающимися искрами; в Раа же — пахнущий кровью туман. Причём по этому туману, составляя его неотъемлемую часть, разветвилась-расползлась своего рода сеть... хотя, скорее, прожилки льда в толще замерзающей воды.

На самом деле это, конечно, не походило в точности ни на одно из явлений материального мира. Суть демонов ускользает от понимания человеческого разума ещё успешнее, чем суть сеф.

По мере того, как тэнгу насыщались, стеклянистая дымка Урр уплотнялась. А вот изменения в Раа выглядели куда интереснее. В некий момент он замер. "Сеть" в его сути при этом продолжила расти, к тому же с ускорением. Тэнгу испустил хриплый вопль, передёрнулся всем телом, как будто бы взъерошив перья... но на самом деле становясь ещё больше, достигая размера, при котором его уж точно никто не примет за обычную птицу. "Сеть" полностью впитала туман, как губка впитывает воду, став ощутимо плотнее и "тяжелее". Если до этого резерв сеф Раа приближался к резерву слабого посвящённого, то теперь... да, или очень сильный посвящённый, или даже слабый подмастерье.

Впечатляет.

Подскочив в воздух и как-то лениво махнув крыльями, тэнгу остановился по правую руку от меня. Наклонил голову, глядя одним глазом, отчётливо сияющим белым пламенем духа.

— Поздравляю, — сказал я, на миг встретив его взгляд своим. И снова посмотрел на Урр.

А та всё клевала и клевала, глотая заряженные стихией кровоточащие куски один за другим. И не успокоилась, пока не склевала всё. После чего громко каркнула, требовательно глядя мне в лицо...

...и я словно провалился в какую-то яму, полную суетящихся вокруг меня оживших искорок силы. Дымно-горькой силы, щекочущей, пронизанной множеством странно переплетённых потоков суго. Это мало походило на ставшие привычными визиты в чужие внутренние миры — но вместе с тем казалось похожим на происходящее там. Вот только разобраться в картине, открывшейся моему взору, я толком не сумел. Слишком краток оказался контакт, при всей его насыщенности...

...когда же я "вернулся" в подвал, то обнаружил в Урр перемены. Не столь наглядные, как у Раа, зато даже более глубокие. Если её "брат" просто прибавил в размерах и силе, то она (как выяснилось позже) приобрела полноценное шиватшу — способность к сокрытию, уже не зависящую от действий на уровне сознания. Если раньше Урр требовалось сосредоточиться для создания маскирующих иллюзий, то теперь сосредоточение требовалось, скорее, для того, чтобы обычные люди могли её увидеть. Самой наглядной метой перехода на более высокий уровень стало оперение тэнгу, сменившее свой цвет на ускользающий от взгляда на фоне неба пасмурно-сизый. Причём по желанию самой Урр оно могло снова стать чёрным, а могло и выцвести до молочно-белого, под цвет лёгких облаков или тумана. Да и чувствительность её к чужим эмоциям и мыслям тоже выросла. Как будто она заполучила частицу моего хирватшу.

А вот резерв Урр даже чуть уменьшился. Впрочем, для "скрытника" он совсем не так важен, как для развившегося в "силовики" Раа.

Оборот третий (7)

Почти точно к моему тридцатилетию, не дотянув всего дюжины дней, Мефано Дайки скончался. Нельзя сказать, чтобы это стало чем-то неожиданным: всё-таки старейшина дожил до почтенных годов и, как все люди, был смертен. Также нельзя сказать, что я сильно горевал о нём. Несмотря на вполне тёплые отношения, установившиеся между нашими родами, Дайки оставался для меня существом чужим и опасным. Однако пожалеть о его смерти мне пришлось куда быстрее и куда сильнее, чем я предполагал. Я понял, как сильно недооценивал покойного, ровно в тот день, когда познакомился с новым главой резиденции Мефано в северной столице княжества.

Мефано Юдсуки ничуть не походил на старейшину. Кроме разве что почтенного возраста (ему, как я узнал, общаясь с представителями клана, перевалило за семьдесят). При этом выглядел новый глава, если мерить меркой обычных людей, самое большее на сорок. Он закрашивал чёрной краской седые пряди своих коротко стриженых волос, обладал впечатляющим ростом — на голову выше меня — и не менее впечатляющим телосложением. Резерв его превосходил таковой у всех, кого я когда-либо видел во всех моих жизнях; даже среди верхушки Старшего Клинка Арашичиро не нашлось бы того, кто мог составить ему конкуренцию. Владея исключительно Воздухом, Юдсуки обладал (опять-таки со слов его соклановцев) огромным арсеналом Форм этой стихии. Из оружия же он отдавал предпочтение парным боевым веерам, тессенам, виртуозно сочетая владение ими со стихийными атаками.

Резкие черты его лица с глубокими складками у губ и густыми бровями, напоминающими своим крутым изломом пару орлиных крыльев, выдавали в нём человека резкого и бескомпромиссного. Наш разговор подтвердил это впечатление очень быстро.

— Оониси Акено, да? Союзник клана Мефано... что ж, союзник. Если хочешь подтвердить свой статус, докажи свою силу.

— Что вы сочтёте достаточным доказательством моей силы, Мефано Юдсуки-сан?

— Достаточным? — ему явно не пришлось по нраву моё нейтрально-вежливое обращение. Хотя не в большей степени, чем мне — его фамильярность. А я, сознавая опасность, не собирался стелиться перед ним. — Принеси мне головы Кубара, рангом не ниже посвящённых.

— Сколько голов вам нужно?

— Сколько сможешь добыть, — усмехнулся он. — Но помни, что ученики и принятые мне не интересны. Меня не волнуют слабаки.

— Я запомню ваши драгоценные слова, Мефано Юдсуки-сан.

Кубара. Молодой малый клан, вассальный среднему клану Хига. Общая численность Кубара, по слухам, не превышает трёх десятков, из которых магами в ранге посвящённого является всего десяток, ещё четверо — подмастерья, а мастеров нет вовсе. Так как клан молод и слаб, похвастать ему особо нечем; в бою его члены по этой причине полагаются на ловушки, яды и иллюзии. Основная стихия для Кубара — Вода, а самая известная из применяемых Форм — Водяной Двойник. Главная и единственная база клана располагается на берегу озера Ирайо в северо-восточной части Ниаги.

Взяв на службе отпуск, я в компании Урр и Раа отправился за головами. За несколько дней Урр изучила обстановку, а мы с Раа отработали совместные действия. И в пасмурную ночь, когда небесный свет не досягал ни озёрных вод, ни затихшей земли, пролетающий над чужой базой Раа разжал когти. А я, выпущенный им с высоты в тысячу шагов, полетел вниз, на лету окутываясь Покровом Бури.

Воспоминания о дальнейшем не вызывают у меня радости. Получивший под своим Покровом, дополненным Ударом Скорости, стремительность, какой не каждый мастер магии может похвастать, атаковав внезапно и с не прикрытого ничем направления, я буквально выкосил верхушку Кубара. Ну, кроме тех, кому на тот момент повезло выполнять задания за пределами базы: двоих подмастерий, шестерых посвящённых, троих подвернувшихся под руку учеников. Под защитой Покрова Бури я метался от дома к дому, пробивая своим телом хлипкие стены, меняя направление по наводке Урр — и убивал, используя лишь Формы Воздуха да танто. Часть Кубара даже вооружиться не успела, но я всё равно убивал их.

Слово "сражение" никак не подходило для описания происходящего. Я учинил резню.

Закончив и отрубив восемь голов, я засунул их в припасённый мешок, превратил Покров Бури в Воздушную Тропу и покинул базу так же, как появился: по воздуху.

Спустя три дня я пришёл к заказчику с тем же мешком и большим подносом. Развязав мешок, я выложил головы на поднос в два ряда, неглубоко поклонился и спросил:

— Довольно ли вам этого, Мефано Юдсуки-сан, или мне поискать ещё шестерых Кубара?

В брошенном на меня взгляде я прочёл уже не пренебрежение с лёгким оттенком снисхождения, а опаску с искрами гнева. Нет, меня по-прежнему не держали за равного. Скорее, чувства Юдсуки можно было описать как чувства человека, потянувшегося погладить лопоухого щенка, но внезапно нащупавшего голой рукой холодную чешую ядовитой змеи...

Или панцирь сколопендры. Не менее ядовитой.

— Довольно, — буркнул он.

Позже через Горо, Аяме и Арату с Нацуко я выяснил последствия моего... ночного налёта. Потерявшие от одной атаки половину своих сил, если не больше, Кубара бросились за защитой к своим сюзеренам, требуя жестокой и кровавой мести. Хига, разумеется, не могли оставить без последствий столь чувствительный удар по статусу. То, что напавший пользовался исключительно Воздухом, сужало круг подозреваемых. Практически до Мефано. Однако это же можно было расценить как попытку разжечь застарелую вражду, оставшись в стороне: ведь если бы напавший на Кубара на самом деле принадлежал Мефано и не хотел оставлять явного следа к своим родичам, он вполне мог использовать Огонь или Молнию.

Как бы то ни было, выступившие единым фронтом Хига, Кенсиро, Чо и Кубара предъявили обвинения с требованием компенсации именно "очевидным" виновникам ночного налёта. Помимо внушительной суммы денег, союз двух средних и двух малых кланов требовал выдачи исполнителя живьём и головы заказчиков — в том же виде, в каком заказчик потребовал головы Кубара.

Если даже до этого момента верхушка Мефано мной не очень интересовалась, то после такого самый пристальный интерес был практически обеспечен. Кто-кто, а уж сами-то Мефано отлично знали, кто у них способен провести такую атаку и где на момент налёта эти способные находились. Юдсуки срочно вызвали на совет старейшин. После чего старейшины клана в присутствии свидетелей из числа делегации от кланов Хига и Кубара дружно поклялись перед алтарём Аматэрасу в том, что ни один носящий фамилию Мефано не нападал на Кубара.

Богиня приняла клятву.

Тогда Кубара Лейко, урождённая Хига, потерявшая той ночью разом мужа, младшего сына и дочь, обвинила вражеских старейшин в том, что Мефано организовали нападение, не участвуя лично. После краткого совещания старейшины дали перед тем же алтарём вторую клятву — в том, что ни один носящий фамилию Мефано не привлекал для нападения на Кубара ни нанятых магов из других кланов, ни магов-отступников.

Богиня приняла и эту клятву.

Охваченная горем и гневом, Лейко покинула храм, не обращая внимания на незавершённость церемонии и отказываясь дать ответную клятву о мире с Мефано. Это привело к поражению союза кланов на переговорах. Ни денег, ни какого-либо иного возмещения ущерба они не получили, мирный договор также не был подтверждён. Более того: спустя два десятидневья группа отступников перебила всё живое в укреплённом лагере клана Намари — вассалов Мефано. Запахло полноценной войной. И лишь прямое вмешательство сиятельного Юу Хару позволило погасить конфликт до того, как маги разошлись по-настоящему.

Вновь собравшись перед алтарём Аматэрасу, старейшины кланов Мефано, Намари и Дойо с одной стороны и Кенсиро, Хига и Чо с другой поклялись не нападать друг на друга и не приказывать напасть, кто бы ни подталкивал к тому, какую бы плату ни сулил.

Сроком действия клятвы назначили двадцать лет.

Правда, Кубара Лейко от имени клана своего убитого мужа ограничилась лишь клятвой не нарушать мир в течение пяти лет... но так как плохой мир лучше хорошей войны, с этим решили смириться. Надеясь, что спустя пять лет и сама Лейко успокоится хоть немного.

* * *

— Что тебя гнетёт, любимый?

— Так. Мелочи... — молчание. Наконец, неохотно, — Сегодня я сдал Мефано Юдсуки восемь голов. В знак подтверждения наших дальнейших добрых отношений.

— Восемь голов?

— Да. Он сказал: докажи свою силу. Сказал: принеси мне головы Кубара, посвящённых и подмастерий, сколько сможешь. Я пошёл и принёс.

— Акено...

— Знаешь, Хироко, что самое поганое? Нет, не то, что я резал сонных, не ожидавших атаки, не способных сопротивляться. Самое поганое, что это только начало.

— Ты думаешь?

— Если бы на мой дом свалился с неба ночной убийца и вырезал половину моих родных... я бы не оставил этого так просто. Я бы рыл у корней дерев и дно морей обшаривал. Но нашёл бы того, кто... и отомстил бы. Да так отомстил, чтоб остальные мои враги спокойного сна лишились.

Хироко молчит. Уютно пристроившись сбоку и положив голову на моё плечо, она водит пальцем по моей груди, по животу, снова по груди и обратно.

Обычно это успокаивает меня. Иногда — заводит. Но сейчас...

— Я выполнил приказ. Произвёл впечатление на Юдсуки. Сохранил наше... особое положение при Мефано. И при этом заполучил целый клан смертельных врагов. Всего лишь малый клан. Остатки которого я вполне могу дорезать в одиночку. Но...

Ладонь жены запечатывает мои губы. Жёсткая как для женщины ладонь, покрытая мозолями, с парой небольших шрамов, заработанных ещё в детстве. Лёгкое нажатие — и я поворачиваю голову, чтобы встретиться с Хироко взглядом.

— Не беспокойся о том, что не случилось, любимый мой. Мы достаточно сильны, чтобы без страха смотреть во мглу грядущего. И мы станем ещё сильнее.

Беру её руку своей. Целую. Нежно.

Отвожу вниз, прижимая к моей груди напротив сердца.

— Да. Мы действительно сильны и действительно станем сильнее. Однако на случай... худшего — нам следует подготовиться.

— Мы сделаем так, как ты скажешь.

— Да. И вот что я уже придумал...

* * *

Говоря прямо, придумывать мне ничего (или почти ничего) и не пришлось. Тайники с оружием и снаряжением я делал и до истории с ночной резнёй. Договор с торговым обществом о принятии денег на хранение с возвратом по условию я заключил давным-давно; дополнительной предосторожностью стал визит к конкурентам общества, в котором состояла моя родня по женской линии, и заключение примерно такого же договора ещё и с ними. Сигнальные цем-печати уже стояли в нашем городском доме задолго до того, как я озаботился усилением безопасности. Тэнгу следили за окрестностями тоже без особых напоминаний...

Вот только я прекрасно осознавал: если дом Оониси атакует равный мне маг, выбрав время, когда я нахожусь на службе — я лишусь всей семьи до того, как подоспею на помощь. И это сознание давило, как мало что иное. В сущности, пытаясь совместить жизнь обычного человека с постоянной готовностью к внезапной смерти, под которой ходят маги, я рвал надвое собственную душу.

Я посоветовался с отцом. Не скажу, что его советы сильно помогли, но стало как-то спокойнее. Кроме того, спустя полгода Макото показал мне настоящий шедевр цемора. Печать Последнего Шанса. Спустя ещё полгода, выделив время, чтобы набить руку и достать редкие ингредиенты для смешивания чернил, он нанёс эту печать в виде татуировки на спину между лопаток всем магам Оониси. Мне, Хироко, детям. Кроме Нацуко — о её безопасности заботятся Мефано. Сам Макото тоже отказался от печати, хотя я предлагал ему свою помощь.

— Нет, сын мой, — сказал он. — Я недостаточно силён, чтобы печать сработала как должно. И уже слишком стар, чтобы цепляться за жизнь. В Призрачном Мире давно ждут мою задержавшуюся душу, не стану оттягивать перерождение ещё сильней.

Молча посмотрев отцу в глаза, я проглотил слова о том, что знаю способ избежать забвения при перерождении. Снова. Я и так очень круто изменил его жизнь, незачем нарушать её течение больше, чем оно уже нарушено. В конце концов, обычное перерождение — участь не из печальных. Напротив, это естественно и правильно, полностью соответствует сложившемуся от начала времён миропорядку. Если Макото хочет покоя... кто я такой, чтобы ему мешать?

А вот с Хироко я насчёт контролируемого перерождения поговорил. После чего в свободное время мы начали совместные тренировки в менталистике.

И следующие годы всё шло, как обычно. Спокойно и без потрясений.

Пока новый разговор с Юдсуки не переменил ситуацию.

* * *

— Убить Кубара Лейко?

— Да. Это в твоих же интересах. Пять лет мира, гарантированные её клятвой, вот-вот истекут — и она начнёт мстить.

Я не стал ломать ожидания, задав "естественный" вопрос:

— А откуда она знает, кому мстить?

— У неё было почти пять лет, чтобы собрать сведения, — последовал не менее "естественный" ответ. Но я неспроста столько времени и сил отдал менталистике, неспроста развивал хирватшу. Прямо говорить об этом Юдсуки не стал бы никогда, при всей его... прямолинейности. Но если бы Лейко не смогла "собрать сведения" в нужном объёме, он, несомненно, помог бы ей. Чтобы заострить жало мести, чтобы столкнуть нас лбами — и уничтожить ненавистную ему женщину.

Я тоже за эти годы немало времени и сил потратил, чтобы прояснить некоторые моменты прошлого. Если не вдаваться в детали, Лейко могла бы носить фамилию Мефано. А Юдсуки стал бы её мужем. Горячо и нежно любящим. Вот только примирение кланов не состоялось — частично по вине родичей потенциальной жены, частично из-за выбора самой Лейко. Её свадьба со слабосилком-Кубара стала пощёчиной для Юдсуки. И его ненависть пышно расцвела на пепле отринутой любви, политом ядом уязвлённого самолюбия.

Пять лет назад первый акт его мести свершился. Теперь же Юдсуки желал поставить точку в затянувшейся драме, уничтожив Лейко уже физически.

Вот только за этой очевидной целью крылось что-то ещё. И это "что-то" мне не нравилось.

Но отказаться я не мог. Сразу по нескольким причинам.

* * *

Началось всё удачно. С помощью Урр я смог выследить свою цель и даже узнать о ней немало интересного. Уровень владения нагинатой, любимую стихию (Огонь) и предпочитаемые Формы. Очень удобно, когда цель предпочитает тренироваться в одиночестве на уединённом поречном лугу. Во-первых, никто не помешает мне сделать дело. Во-вторых, хотя это уже менее важно, к концу тренировки Лейко потратит запас сеф. Я рассчитывал покончить с ней одним ударом, но на тот случай, если первый удар не станет единственным, усталость цели поможет мне в затяжном поединке.

Так я думал.

Но расчёты с самого начала дали сбой.

Я начал атаку за два с половиной перестрела до луга, натянув на себя Грозовой Покров. Это, несомненно, сильнейшая из моих Форм. Действует она примерно так, как Покров Бури, только лучше. Во время её работы я словно бы постоянно нахожусь под действием Удара Ясности и Удара Скорости — одновременно. Также Грозовой Покров увеличивает мою защиту — от стихийных атак весьма хорошо, от физических похуже. Сверх того, во время работы этой Формы я могу поражать разрядами смешанной стихии выбранные мной цели... а не выбранные, но просто приблизившиеся получают разряды без особой команды.

Да. Грозовой Покров великолепен.

Вот только он уполовинивает мой резерв за время, за которое сердце пребывающего в покое здорового мужчины не успеет сократиться и два десятка раз.

С другой стороны, у меня есть печати-накопители сеф. А ещё с момента начала атаки до того момента, когда я нанёс по Лейко свой первый удар, прошло примерно пять ударов сердца. Мне вполне хватило этого времени, чтобы пробежать два с половиной перестрела по верхушкам деревьев. Ведь на время работы Грозового Покрова я становлюсь быстр даже по меркам мастеров магии.

Вот только Кубара Лейко не умерла. Да что там, я даже не смог её ранить!

Зато я заставил её использовать Сдвиг. Причём почти на сорок шагов. А это — серьёзная трата сеф для ведьмы, которая уже успела потратиться на...

Что?! Похоже, не я один использую печати-накопители. Вон как резво восстанавливается её резерв! Даже для меня, ускоренного во много раз, ощутимы темпы прибавки.

Плохо.

Надо продолжать атаковать!

И я продолжил. Окутавшись потрескивающим от напора энергии Покровом, я метался за Лейко по всему лугу, вынуждая её раз за разом применять Сдвиг. Не давая времени сосредоточиться и выдать более сложную и мощную Форму, не позволяя опомниться и придумать выход из ситуации.

Вот только моей цели не надо было что-то выдумывать. Она выдумала всё, что нужно, заранее. Похоже, не только я успел подготовиться к атаке, но и она заранее подумала о защите. Точнее, о ловушках. Которыми окрестности луга оказались начинены в неприятном изобилии. Как и якорями для Сдвига. Спустя семь ударов сердца, в течение которых на меня разрядилось десятка полтора ловушек, я окончательно убедился в том, что Лейко ждала здесь... меня? Может, и меня. Во всяком случае, мои попытки применить к ней иллюзии — даже усиленные иллюзии с вложением стихийной энергии! — не имели ни малейшего успеха. А без подготовки такого не добиться, да и количество ловушек говорит само за себя. Вот только их сила явно не была рассчитана на Грозовой Покров, более мощный в защите, чем Покров Бури. Если бы на Лейко напал не я, а чистый маг-воздушник... Юдсуки?.. — его бы сильно потрепало. Да что там, даже с моей усиленной защитой от пары особо мощных огненных ловушек пришлось уходить, тоже используя Сдвиг. Этак я ещё проиграю бой на истощение...

Раз так, пора усилить атаки. Грозовой Бич!

С вытянутых на манер копья и сомкнутых пальцев моей правой руки стёк, стремительно вырастая в длину, гибкий хлыст из смешанной сеф Грозы. В отличие от простых направленных атак энергией Покрова, Грозовой Бич мог достать цель не только на близкой, шага в три-четыре, но и на средней дистанции. Я мог очень быстро — раза в полтора быстрее, чем стрела из лука летит — удлинить его шагов на двадцать. Мог и больше, просто затраты на дополнительное удлинение не окупались. Да и управлять Грозовым Бичом при меньшей его длине... удобнее.

И свою пользу Бич доказал сразу. Впервые за время нашей игры в догонялки я смог достать Лейко. Всего лишь касательный удар по левой лодыжке... но когда удар наносится энергией смешанной стихии, даже такое касание должно действовать не хуже, чем удар ножом, смазанным сильнодействующим ядом. Я рассчитывал, как минимум, вывести её ногу из строя на пару ударов сердца... вполне достаточно при нашей скорости, чтобы добить, наконец, мою слишком вёрткую цель.

Вот только Лейко вновь сумела неприятно удивить меня.

Её сеф после ранения полыхнула — в моём восприятии через хирватшу — лиловым, совершенно не человеческим гневом. Она и до того была быстра. Но теперь мы сравнялись в скорости. Несмотря на то, что у неё-то никакого Грозового Покрова не было.

А ещё Лейко перестала убегать, отшвырнула нагинату и бросилась в контратаку с голыми руками. Внезапно.

Только безрассудная прямолинейность этой контратаки и расчётливый Сдвиг в противоход по отношению к её направлению позволили мне увернуться для перерасчёта ситуации. Хотя на рефлексах направленный в спину противницы удар Грозовым Бичом цели не достиг. Лейко от него уклонилась. Затем развернулась (ствол немаленькой сосны, ставший опорой для разворота, обильно брызнул щепками с кусками коры от сдвоенного удара ног... брызнул, начал ме-е-едленно заваливаться, перебитый начисто). И снова кинулась на меня. В лоб.

Что за ад тут творится? Что это с ней?

Стоп.

У неё не только сеф стала лилово-гневной. У неё ещё кожа покрылась сложным, неправильным узором лиловых полос и нитей. А вокруг тела появился слабый пока, но стремительно усиливающийся ореол огня.

Кажется, я понимаю.

Лейко — женщина. Пять лет назад потерявшая взаимно любимого мужа — и рождённых от него детей. В одночасье, внезапно.

Похоже, передо мной — мононокэ.

Да не абы какая мононокэ. Не бывшая домохозяйка, способная голыми руками разорвать сильного мужчину, но уже магу ранга ученик мало что способная противопоставить. Нет. Эта мононокэ воплотилась в отлично тренированной клановой ведьме, которая и без дополнительного усиления вполне соответствовала начальному уровню мастера магии.

Про битву на истощение можно забыть: демонический (в прямом смысле слова) гнев питает её. Быть может, после нашего поединка откат убьёт Лейко — но до тех пор, пока мононокэ видит перед собой врага, она не остановится, не отступит и не устанет.

Какое счастье, что мстительный порыв делает её не только сильнее, но и неосторожней. Если не она управляет гневом, а гнев ею, этот затянувшийся бой можно завершить быстро...

Мы ударили одновременно, в сближении. Лейко — Огненным Потоком. Я — Грозовым Тараном и Грозовым Бичом. Не желая испытывать свой Покров на прочность под атакующей Формой мастерского ранга, я в последний момент ушёл Сдвигом, снова в противоход к направлению чужой атаки. И чуть вбок, чтобы не попасть под собственный Таран.

Разворот.

Ну, вот и всё.

Бич начисто срезал Лейко правую стопу и основательно распахал левую лодыжку. Одного этого было бы достаточно для окончания боя. Но Грозовой Таран сделал ещё больше: он пробил насквозь её грудь, оставив дыру шириной в три пальца. Для Формы, в которую я вкачал четверть резерва, это ещё очень скромно. Хотя... сперва Таран ослабил встречный Огненный Поток. Затем часть ущерба поглотили защитные цем-печати. Да и сама Лейко благодаря перерождению намного крепче обычной женщины ... но всё же смешанная стихия — это смешанная стихия. Одной только Молнией я бы не добился таких результатов — потому хотя бы, что не могу вложить в атакующую Форму больше сеф, чем у меня есть в резерве.

Будь моя противница призраком, потребовалось бы её добить. К счастью, мононокэ смертны точно так же, как люди. Просто менее уязвимы.

Напоследок Лейко попыталась что-то сказать, но дыра в груди и стремительно меркнущее сознание не оставили ей шанса. Я снял Покров, поскольку счёл, что необходимости в нём не осталось. Покачнулся от накатившей, словно цунами, слабости... ценой огромного усилия воли мне удалось удержаться и не упасть в обморок. Хотя присесть практически в догэдза всё равно пришлось: ноги не держали. Да. Грозовой Покров великолепен... но только не в такие моменты, когда приходится иметь дело с откатом мощнейшей из Форм доступной мне магии.

И тут Урр, наблюдавшая за битвой с высоты вороньего полёта, послала предупреждение о чём-то, чего я не разобрал из-за проклятой слабости. Слишком был занят восстановительной медитацией и дыхательными упражнениями, слишком сосредоточен на поправке здоровья.

Впрочем, четверти малой черты не прошло, как стало ясно, о чём меня предупреждала тэнгу. Я уже и сам ощутил стремительное приближение знакомой — и очень мощной — сеф.

Интересно, как... хотя вопрос откровенно глуп. В клане Мефано по меньшей мере четверо имеют способности к прямому ощущению сеф. Причём даже слабейший из них ценой небольшого сосредоточения способен улавливать применение магии за десяток перестрелов, если не больше. Так что способ, при помощи которого проследили за боем, ясен. Точно так же, как и причина, по которой Урр не смогла заметить наблюдателей заранее. Печати сокрытия — очень, очень старый фокус...

Не сдержав тихого стона, я поднялся на ноги, встретив Мефано Юдсуки стоя. За необходимость шевелиться и за то, что означал использованный им Покров Бури, я его возненавидел.

Ведь он вполне мог воспользоваться Воздушной Тропой, если хотел прибыть поскорее.

Но нет.

Юдсуки чуть ли не напоказ использовал боевую Форму. А я так ослаб, что попытка натянуть Грозовой Покров снова меня убьёт... да если б и не убила! Чтобы Покров сформировался полностью, нужно примерно пять ударов сердца. Целая бездна времени. Которого мне, разумеется, никто не даст.

Восемь из ста, что он просто решил покрасоваться затратной Формой. Хотя, если взглянуть на выражение лица, а главное — уловить через хирватшу его чувства... какие там восемь из ста. Даже одного шанса из ста тут нет.

Вообще без шансов. Чтоб тебе живьём провалиться в котёл к гаки, паскуда клановая!

— Снова ты сумел меня удивить, Акено, — речь нарочито медлительна. Под воздействием Покрова Бури не так просто говорить в темпе, доступном для не ускоренного человека. Неужто Юдсуки нарочно тренировал столь дурацкий навык? — Даже дважды. И ведь до чего ловко ты скрывал владение смешанной стихией!

— Были... причины.

— Скажи, а твои дети унаследовали этот дар? Жаль, если нет...

— Оониси... не станут... вассалами!

— Жаль, — и вот тут Юдсуки был искренен. До омерзения. — Если бы ты не занимал столь... не гибкую позицию, всё могло быть иначе.

"Урр, передай Хироко: план два-один".

"Согласие/печаль/смирение".

— Ты... — вздох, — не понял...

— И не собираюсь понимать, — старейшина развернул веер. Голос его изменился, став выше и быстрее. — Прости, Акено, но так будет лучше для всех. Я позабочусь о твоей семье.

Миг — и в меня летит Коса Ветра, перекачанная сеф до такой степени, что жуть берёт. Это уже настоящая коса смерти получается...

Я пытаюсь уйти от этой смерти единственным возможным способом. Это рефлекс, разум уже всё понял и смирился, но тело жаждет жить — и швыряет само себя в воздух. Не уверен, что в своём обычном состоянии я сумел бы уйти от атаки настоящего кланового мастера. В ослабленном — не успел точно. Всё, чего добилось моё глупое тело — Коса Ветра рассекла меня пополам не в районе груди, а в районе пупка. Ну и руки уцелели. Почти. На левой всё-таки срезало мизинец и половину безымянного.

Мелочь. На фоне всего остального.

Ещё миг — и печать Последнего Шанса, татуированная меж лопаток, вспыхивает, как след от добела раскалённого тавро. Вложенная в неё сеф выгорает, совершая маленькое чудо... слишком маленькое, совершенно недостаточное, чтобы сохранить мне жизнь. Но перемещение в пространстве на... не знаю точно, сколько, но никак не меньше нескольких тысяч шагов в случайном направлении... что ж, у меня будет время и не будет помехи в лице Юдсуки.

Жаль, что я так слаб. Печать, помимо прочего, остановила кровотечение, но этого недостаточно. Ещё немного, и я потеряю сознание, а потом просто умру...

Нет! Не бывать этому!

План два-один, Оониси Акено. План два-один!

Сосредоточься! Живо!

И мой истощённый разум провалился не в омут до дрожи близкого беспамятства, а именно туда, куда надо: во внутренний мир.

Кратер вулкана встретил меня новым ощущением. Невзирая на обстоятельства, я вник — и не без страха осознал: "земля" под моими ногами явственно дрожит, предвещая землетрясение. Или это готов проснуться вулкан моей сути?

Ладно. Некогда размышлять. Что бы ни творилось у корней тверди — вперёд!

С лёгкостью, возможной лишь во внутреннем мире, я окутался Грозовым Покровом. Рывок — и вот уже водоворот в центре озера принимает мою суть. Целиком и без всплеска.

Хироко... дети... мама, отец... ждите меня! Только выживите, пожалуйста!

Оборот четвёртый (1)

Ощущения, сопровождающие существование в теле младенца, знакомы мне хорошо. Как-никак, третье сознательное воплощение. Да... ощущения знакомы, но приятнее от этого они не становятся ни на волос. Тело глупо, слабо, хрупко и непослушно, чувства неразвиты, любое — даже незначительное — усилие вызывает мощную волну утомления... хорошо хоть, что быстро проходящего: скорость, с какой восстанавливаются младенцы, выше всяких похвал!

И занятий немного. Медитировать во внутреннем мире на очередные его изменения, следить за происходящим вокруг, тренируя хирватшу, да ещё при помощи Духовного Двойника развивать тело. Точнее, пока лишь тельце. Однако, как показывает практика, простейшие упражнения на контроль сеф очень полезны даже в столь... смешном возрасте. Я, конечно, даже не думаю разгонять Очаг или там систему круговорота нагружать. Это полезно, но рано. А вот играть с пропорциями ци и суго, сперва до предела сдвинув пропорции в пользу ци, а затем до предела же в пользу суго (повторять до тех пор, пока тельце младенца не приблизится к порогу выносливости) — это можно. И нужно.

Да. Нужно становиться умней и сильней, причём как можно быстрее. Незнание ситуации просто бесило бы меня, а тревога за родных — иссушала и ослабляла. Если бы я позволил себе беспокойство о вещах, которые никак не могу контролировать... да что там! Я даже узнать о них не могу.

Никак.

Всё, что остаётся — готовиться, ждать и надеяться на лучшее.

* * *

С воплощением мне... повезло? Или наоборот? Не понять пока что. Как бы то ни было, теперь я — Танака Хачиро*. С именем папашка не заморачивался, ибо я в самом деле восьмой его сын... если считать всех детей от обеих жён. Точнее, вторая (собственно, моя новая мать) не считается женой. Она вроде как получила приют в доме из сострадания к сироте; папашке моему, Танака Кишо, приходится не то троюродной, не то даже вовсе четвероюродной племянницей и притом тётей в пятом колене по другой линии. В детали не вникал. Крестьянская генеалогия меня волнует мало.

/* (яп.) — "восьмой сын"./

Именно так. Я теперь сын крестьянина. Довольно зажиточного (бедняки порой и одну-то жену не могут прокормить, не говоря уж о целой ораве детей — полтора десятка разновозрастных особей обоих полов). И тем не менее.

Что ещё сказать про новую семью?

Папашка — самодовольный прыщ на ровном месте (и при этом, как ни странно, с довольно-таки хорошо развитым Очагом... это действительно странно, так как воинскими упражнениями, не говоря уже о магических практиках, тут и не пахнет). Надеюсь, внешностью я пойду не в него... и уж точно не стану отращивать такую же козлиную бородку! Старшая мать, официальная жена и моя вроде как мачеха, — сверх меры располневшая от многочисленных родов, крикливая, грубая особа. Довольно работящая, впрочем: вести такое хозяйство, как у неё, не так-то просто. От того, верно, и характер испортился. Младшая мать, родная моему новому воплощению — очень тихая, исполнительная, чуть ли не забитая особа. Замкнутая и холодная (я от неё ласки не видел, добро хоть кормит регулярно).

Подозреваю, что во мне она видит продолжение папашки, которого почти ненавидит — этакой бессильной, сушащей душу, истощающей ненавистью. В свою очередь, мачеха тоже её ненавидит (как более молодую и симпатичную конкурентку), гнобит по мере возможностей по мелочи — ну, там, особо грязную и/или особо нудную работу по дому переложить, оскорбить словесно, ославить перед соседями. Грязно, подло... по-женски. Впрочем, папашка тоже не излучает любовь и ласку: мою новую мать он фактически презирает, порой игнорирует, ну и под настроение — пользует, задрав полы юкаты на голову. Меня при этом не стесняясь и мнения пользуемой не спрашивая.

Ну да мне до их отношений особого дела нет. Пусть варятся в своём котле. Пока меня кормят, вовремя пеленают и не бьют, меня всё устраивает.

Тем более, сделать-то я при всём желании не могу ничего. Младенцы вообще не подходят для совершения активных действий. И до момента, когда я смогу хоть что-то — не меньше года упорных (но осторожных) тренировок.

Бесит!

* * *

Странности с развитым Очагом Кишо получили объяснение. Оказывается, папашка — мастер по части ритуалов плодородия. Ну, насколько крестьянин может быть мастером в отдельно взятом разделе магии. Точнее даже, в изменяющейся по обстоятельствам, но единственной Форме.

Из его навыка — кстати, наследственного, он уже старшего сына понемногу начинает учить — проистекает папашкино благосостояние. А также папашкино самодовольство и его же положение среди деревенских (скорее обитатели Адских планов преисполнятся добра и сострадания, чем обычному крестьянину дозволят открыто сожительствовать с двумя женщинами, тем более, что вторая не получила храмового благословения; если такой фокус попытается выкинуть обычный член общины — затравят... всей общиной, в обязательном порядке, хотя бы из зависти).

Везёт мне на непростых отцов. Да.

* * *

Определил своё стихийное сродство. Главенствует Дерево, но при этом, пусть смутно и слабо, отзываются также Молния с Воздухом.

Ничего не понимаю. Согласно классическому учению шести стихий, такое невозможно!

Вообще. Никак.

Или это мои перерождения так сказываются? Тут и гадать нечего, но возникает вопрос: а что именно во мне изменилось для появления такой... замысловатой связи со стихиями? Тут надо много думать, ставить опыты (на себе самом), потом снова думать. И снова ставить опыты.

Кстати, отклик Молнии и Воздуха приходит как-то не так. Не обычным образом. Хотя, явно ощущая эту неправильность, я всё равно не могу толком понять, в чём она состоит. Более того: когда я складываю соответствующую мудру, во внутреннем мире начинает пахнуть грозой. Это что же получается — за обычное стихийное сродство отвечает тело, а за дополнительное — дух?

Ставить опыты. Срочно.

Хотя нет. Не получится. Сначала надо хоть немного восстановить навыки наложения иллюзий, чтобы своими странностями не переполошить людей.

А восстановление этих навыков затянется, потому что в телесной сеф у меня явно преобладает ци. Крестьянские корни и кровь низкорождённых сказываются. Нет, развивать менталистику с такой основой тоже можно. Но потребует больше времени. И сложнее с практической точки зрения.

Ну что ж. Мудра аскета — и преобразование до предела доступного, мудра поэта — и до предела, мудра аскета, а затем снова мудра поэта...

Впереди путь, который куда дольше тысячи перестрелов.

А я ещё и ходить-то не научился... как Хачиро.

* * *

Режутся зубы. А навыки целителя я тоже ещё не восстановил, даром что Дерево в стихиях.

И ведь забыл, насколько поганые это ощущения...

Только дыхательные упражнения меня спасают. Причём контролировать темп, глубину и тип дыхания приходится волевым усилием, передаваемым напрямую из внутреннего мира. Не обучено ещё моё новое тельце правильному дыханию.

Оно вообще почти ничему не обучено.

Каково восстанавливать простейшие навыки, я тоже забыл.

Утешает только одно: я точно знаю, как правильно это делать — и потому скорость обучения приятно радует. Младецы учатся быстро.

Жаль только, что учиться нужно очень многому.

* * *

Маленький юбилей. Мне снова год. И я уже хожу. Снова. Даже бегаю, когда никто не видит. Недалеко и медленно.

К сожалению, более серьёзных нагрузок я по-прежнему не выдерживаю.

Как медленно тянется время... безумно, мучительно, отчаянно медленно!

* * *

Я — отвратительный скрытник. Хоть и старался всеми силами утаить хотя бы главные свои странности, но полностью создать впечатление несмышлёныша не смог.

Но кто бы смог, собственно? Хотя я не слишком усердно старался.

А зря.

Наверно, мне не надо было сдерживаться и молчать, когда резались зубы. Наверно, мне не стоило так надолго фокусировать взгляд. (Особенно не стоило недовольно пялиться на папашку, когда тот мою маму туда-сюда... так ведь отвлекал от дел, проказник!). И мимо простейших игрушек смотреть не следовало. И...

Как бы то ни было, всё чаще домашние называют меня в разговорах "подкидышем" и "демонёнком". Ха! Не видали они настоящих демонов, суеверные дурни...

* * *

Танака Кишо — замечательный отец.

Знаете, что сделал этот двуногий козёл? Он отнёс плетёную корзину-колыбель со мной в горы и оставил в малой молельне какого-то духа, а может, мелкого божества.

Демонёнка — демонам, или вроде того.

Я люблю этих людей.

Нет, ведь мог бы Кишо перерезать горло "подкидышу"? Мог. Скотину он забивал вполне ловко, навык имеется. Но не перерезал. Просто оставил у алтаря. Ранней весной, когда (особенно в горах) от холода даже у взрослых зуб на зуб не попадает, а со жратвой, которую можно добыть собирательством, вроде ягод и орехов — можно сказать, никак. Впрочем, она мне по малолетству и не подойдёт: желудок нежный, еле-еле рисовую кашу на молоке принимает...

Нет, поистине замечательный отец — Танака Кишо.

Чтоб его на том свете демоны залюбили. Разнообразно, с извращениями.

* * *

Много ли шансов выжить у годовалого ребёнка ранней весной в горах? Особенно если этот вот ребёнок помнит свои предыдущие воплощения и понемногу упражняется в магии? И даже умеет бегать. Немного, недалеко и недолго, желательно по ровному?

Прямо говоря, шансов нет.

В молельне, помимо моей колыбели, были остатки немудрёных приношений. Но в пищу мне они не годились. Ими даже звери брезговали. Не говоря уже о том, что до большей части этих остатков я просто не мог дотянуться, по причине своей малости и неловкости.

Но сдаваться так просто я не собирался. Нет уж! Не для того я родился снова, чтобы бездарно подохнуть от голода и холода!

Резерв у меня был совершенно смешной (ну какой может быть резерв у годовалого дитя?) — но и малый резерв, пущенный на подпитку тела ци, способен сделать многое. По крайней мере, я смог добраться до воды и напиться. Мелочи какие, триста шагов до родника. Шагов взрослого, конечно. Для моих босых ножек путешествие Туда и Обратно обернулось чуть ли не легендарным подвигом, сродни странствию от Цао до Нераама. Вернувшись в колыбель, я укутался всем, что было (а было этого всего не особо много — пожадничал Кишо, пожадничал!) и принялся медитировать, подлечивая ступни по мере возможности. Мозоли на них, по причине скромного возраста, ещё не образовались, и если меня что-то уберегло от серьёзных ран, то не столько жалкие попытки применять Укрепление и Лёгкий Шаг, сколько мой цыплячий вес. Впрочем, мелкие раны остаются ранами. И надо избавиться от них.

Быстро.

Потому что скоро мне снова идти в легендарное путешествие до родника и назад. Без еды я сдохну к исходу десятидневья, но без воды и того раньше.

И надо подумать, где бы я мог достать хоть что-то съедобное. Причём не вообще съедобное, а съедобное именно для меня. Младенца. У которого пока ни коренных, ни клыков в помине нет. Даже молочных коренных.

Хоть лови и дои ближайшую волчицу!

Кишо... папашка... молись о моём нездравии. Потому что если я всё-таки выживу, я тебе на наглядных примерах объясню, чем настоящие демоны отличаются от выдуманных!

Хотя выжить — это сильно вряд ли. Но вдруг.

Случаются же порой чудеса.

* * *

Утренняя дымка кажется тенётами бесчисленной — ни один люай не сочтёт! — армии пауков, натянутыми на тощие, но частые стволы деревьев, выросших на месте недавнего оползня. Мне вдруг стало обидно, что я не знаю названия этих деревьев. Знаю только, что не бамбук и не берёзы... но я никогда специально таким не интересовался. А теперь уже, видно, и не узнаю...

Слабость разжимает мои пальцы, и я снова падаю на дно переносной колыбели.

Лиловый — как линии-меты на теле Лейко-мононокэ, оттенок почти тот самый, только ближе к естеству — сумрачный рассвет крадётся ко мне, как к бессильной жертве. А я нынче и есть жертва. Видно, та паутинная дымка меж хилых стволов, которую я видел сидя, этот рассвет, эти трещинки изнутри крыши молельни, изученные уже до последней завитушки и чёрточки — будут последними в моей четвёртой жизни. А скорее, в жизни вообще.

Я не уверен, что...

Да к демонам! Какой смысл лукавить? За год с небольшим я точно не накопил достаточно силы и сеф, чтобы переродиться привычным уже способом. Тем более, мои жалкие запасы сократились ещё сильнее из-за попыток выжить на природе в одиночку. Сократились настолько, что я даже встать не могу от слабости. Если бы я нашёл хоть что-то съедобное... да где там. Даже насекомые ещё не вылезли из своих щелей, даже почки на деревьях не проклюнулись, молодой бамбук в рост не пошёл.

А на одной воде, пережигая младенческий жирок в сеф для обогрева, я протянул три дня. Только лишь. И вот — всё без толку. Отощал, ослабел, готовлюсь к смерти.

Как глупо.

Вокруг тишина. Не чуткая и гулкая, но мягкая, ласковая тишина полного безветрия. Большая редкость в горах, но таково уж моё счастье, что провожают мою последнюю жизнь не дождь со снегом, не ветер и не спустившиеся наземь облака, а вот такое молчаливое умиротворение. Даже птицы не поют... а, нет. Вон, зацвинькала какая-то одна. Названия которой я тоже не знаю.

Обидно. Но уже не так, как при мысли о деревьях. Это усталая обида. Словно бы одряхлевшая.

От ярких чувств — гнева, отчаяния, тоски — толку не будет. Поэтому я не позволяю себе их. Танака Хачиро ещё не научился испытывать эмоции подолгу, да и выдохлось его-моё тельце. Не очень-то разбежишься для сильных и длительных чувств. Его одолевают слабость пополам с сонливостью. Я-настоящий, сидящий на берегу озера около центра внутреннего мира, просто не вижу в них пользы. И предаюсь приятным воспоминаниям.

Напоследок.

...смотрю на гобан — и понимаю, что отец снова меня надул.

Ха! Почти.

Я тоже не лыком шит. Быстро считаю ходы. Хм. А ведь успеваю. Ну что ж, мой ход. Делаю его и жду, когда Макото сообразит, что к чему.

Сообразил. Вон как всколыхнулись в душе раздражение — восхищение — гордость за сына... хотя на лице, как обычно, ничего такого не отражается.

— Что, пап, сдашься?

— Ну-у-у... я, сынок, ещё побарахтаюсь.

Он делает свой ход. Не такой, как я предполагал. Я торопливо перерасчитываю ходы... хм. Всё равно победа за мной, но почему предчувствие такое пакостное? Или я чего-то не понимаю? Так. Потом так, так, так и так...

Опа. А если вот так и так — моя ловушка мне не поможет. И тогда...

Срочно придумать спасительную тактику. Срочно. Например...

— Что, сынок, сдашься?

— Не выпрыгивай из лодки. Ты ещё не победил.

Делаю свой ход. И рисунок игры снова меняется. Два люай за одним гобаном... простым смертным такое просто не понять.

Кстати, ту партию мы вели (с перерывами, конечно) шесть дней. Шесть! И никто не хотел уступать.

Чем всё кончилось? У Макото от умственного напряжения снова заболела голова, и как только я это почуял — быстренько предложил ничью. Всерьёз, а не шутки ради...

...Ёро. Двадцать первый день весны, глубокий вечер. Фестиваль фонарей.

По преданию, первый император Цао, коронуясь как правитель объединённой Цао и берегов Шаньё, повелел народу праздновать — пить вино, петь песни, танцевать и веселиться. Чтобы не видеть ни одного грустного лица, свыше было указано всем — без различия пола, возраста и сословия — надеть улыбающиеся маски. А чтобы продлить свет дня, людям среди прочего повелели вывесить на улицах и в домах как можно больше бумажных фонарей: алых, жёлтых (на замену золоту) и нежно-голубых - как раз цветов династии.

И так полюбилось народу маскарадное гуляние под разноцветный свет, что на следующий год его повторили. А потом оно вошло в традицию, и традиция эта переплыла моря, добравшись до островов — не исключая княжества Ниаги. Вот уж больше тысячи лет вечер двадцать первого дня весны становится всенародным праздником.

Мы, Оониси, тоже празднуем этот день, как все. Из года в год, что бы ни случилось.

Впереди рука об руку идут Макото и Аи. Следом Нацуко с Кейтаро: старшая из младших сестрица вышагивает чинно, аккуратно придерживая расписной зонт в одной руке и неся маленький голубой фонарик в другой; а мой первенец сделал алый фонарь частью своего костюма. В его сущность тётимбакэ* было бы гораздо проще поверить, если бы прохвост не грыз на ходу данго, для чего сдвинул маску набок. Има и Хана подражают Нацуко во всём, только фонарики у них в руках не голубые, а жёлтые. Ну а замыкаем небольшую семейную колонну мы с Хироко. У меня на руках едет безо всякой маски, но с нарисованными кошачьими усами и улыбкой, вертя во все стороны головёнкой с любопытными глазами, Джиро; а у любимой на руках мирно спящий, невзирая на волны аппетитных запахов, шум толпы и звуки музыки, Кента.

/* — разновидность цукумогами, т.е. духа предмета; конкретно тётимбакэ, как легко догадаться, — дух старого фонаря./

Это был первый фестиваль фонарей для Кенты. И почти весь он так и проспал, маленький лентяй.

Маленький, но любимый...

— ...Акено, смотри!

— О! Красота. Как сказал поэт*: "Всё кружится стрекоза... Никак зацепиться не может за стебли гибкой травы". А никто и не знает, что тут такое есть...

/* — Мацуо Басё, если кто не узнал. Не хочу изобретать местных великих поэтов, просто тихо предполагаю, что один-два (или даже более) равных Басё меж них нашлись. Уж чего-чего, а мимо пейзажной лирики сочинители любой нации и любого времени никак не пройдут!/

Вид воистину чудесен. Удалившись для очередной тренировки (и не только) от каравана, мы с Хироко играли в догонялки по-магически, с применением Ускорения и Лёгкого Шага — и выбежали на поляну у водопада. Внезапная прелесть момента столь властна, что мы оба вмиг забыли свои игры. Стоим. Любуемся.

— Может, искупаемся? — отмирая, не менее чем через малую черту спрашивает жена.

— Вода холодна. С высот течёт.

— Нам ли холода бояться?

— Тоже верно.

Дружно раздеваемся, спускаемся в воду. Ух! До нутра пробирает. Но небольшое ускорение сеф решает эту проблему. И вскоре мы уже вовсю дурачимся, брызгаемся водой (Хироко непринуждённо побеждает: пусть Вода и не её стихия, но пару простеньких Форм создать она может, в отличие от меня), снова в шутку гоняемся друг за другом. Временный победитель в догонялках целует пойманного — сперва не всерьёз, но чем дальше, тем меньше молодого задора в игре, тем больше чувтвенности.

Позже, вернувшись на луг близ потока к сброшенной, как ненужные шкуры, одежде — туда, куда не достают брызги водопада — мы долго и нежно любили друг друга, позабыв о тренировках, о караване, вообще обо всём мире. Только я и она, никого больше.

Мне хочется думать, что именно там и тогда была зачата Хана...

Как много всего выписано каллиграфией образов на свитках минувшего! В основном хорошего. Память-память, драгоценная моя сокровищница... я бы позабывал к прабабке бакэмоно все Формы, все ката и все мудры, только бы удержать истинно ценные воспоминания... но вряд ли Призрачный Мир вновь обойдёт меня забвением. Печально.

Но я, похоже, смирился.

Глаза смыкаются неудержимо. Тело тянет в последний сон...

* * *

Сам момент спасения я не заметил. Немудрено. Тельце моё тогда только и могло, что дышать да глотать. Но овечье молоко из тыквы-горлянки пошло мне на пользу, и обморок от переохлаждения и голода плавно перешёл в глубокий восстанавливающий сон.

И только тогда я-настоящий, заключённый во внутреннем мире, спохватился и "спустился" своими чувствами обратно к тельцу.

С закрытыми глазами многого не увидишь. Но слух и хирватшу пребывали со мной. Так что по голосу (мужчина, довольно молодой, но не совсем здоровый: похрипывает и покхекивает; напевает мантры "о здравии", "о сбережении духа", "о малом благословении небес" и снова "о здравии"... никак каннуси?) и по фону чужих эмоций (лёгкое беспокойство, надежда, сдерживаемая волей усталость — из одного источника; стало быть, слух не врёт и кроме спасителя рядом никого более нет) я определил, что пребываю в безопасности. Снова. И наконец-то. Потрескивание огня с запахом дыма намекали на происхождение приятного тепла, разливающегося по телу. Опять же, сытость... хорошее было молочко, жирное...

В общем, можно спать дальше. И не напрягать утомлённое тельце попытками ощутить сквозь сонную омуть, что творится вокруг.

Смерть откладывается. Чего ж ещё желать?

...как оказалось, спас меня действительно каннуси. Странствующий. Далеко не старый — лет где-то двадцати пяти, вряд ли больше; отрастивший тощие усы с козлиной бородкой — прямо подстать Танаке Кишо. Каковая бородка отнюдь не добавляла ему солидности, что бы он там себе ни думал. Его одежды оттенок имели не столько приличествующий сану белый, сколько желтовато-серый: спаситель мой, именем Кобаяси Казуо, не был так богат, чтобы таскать с собой обширный гардероб и отправлял обряды почти в том же, в чём ходил по дорогам острова Меон княжества Орья. Только ритуальная накидка с широкими рукавами избежала этой участи и обычно путешествовала с хозяином в заплечном мешке. А вот кимоно, хакама и даже шапка-эбоси служили Казуо повседневно. Как и шест, заменяющий традиционный конический жезл-сяку.

Для солидности мой спаситель навесил на него поперечную перекладину и три низки, изображающих симэнава — но я-то чётко ощущал, что никакой силы в этих якобы симэнава нет. Хотя в глазах крестьян покачивающиеся на ветру верёвки со вплетёнными в них бумажками "печатей" выглядели, должно быть, солидно.

Тут необходимо сделать небольшое отступление и рассказать кое-что о странствующих каннуси как сословии.

Спору нет, среди них порой встречались великие подвижники. Могущественные небожители и другие сущности тоже любят принять на земле в качестве маски воплощение странствующего мастера мантр и ритуалов. Вот только куда больше, увы, вероятность встретить в лице такого вот бродячего священника или недоучку, или даже вовсе шарлатана.

Те же каннуси, которые честно выполняют свой долг посредников меж людьми и небесами... скажу прямо: само поле их деятельности заставляет их прибегать к обращениям в адрес самых разных Сил. А оборотной стороной становится невозможность (или серьёзная трудность) сосредоточиться на каком-то конкретном ками для углублённого постижения и взаимного принятия. Вот так и выходит, что даже если странствующего каннуси-не-шарлатана слушают многие ками, то никто или почти никто не станет к нему прислушиваться. Ну, за исключением совсем уж мелких местечковых духов... а от них и помощь в любом мыслимом деле не шибко велика.

Потому императорская доля таких, как Кобаяси Казуо, ранг имеет невысокий. Послушнический. Или, много реже, ранг гонэги. Каннуси в ранге нэги по дорогам уже не бродят, а гудзи — главы общин и настоятели — тем более. Точнее говоря, если уж гудзи пускаются в путь, то отнюдь не в одиночестве... за исключением случаев, когда паломничество служит для исполнения обета, совершения какого-либо обряда или ещё чего-то в этом роде. Но это всё к моему спасителю не относится. Казуо — самый обычный каннуси из породы странников: плоховатый знаток обрядов, знающий едва полсотни мантр (да и то не всегда правильных), способный изобразить только слабенькие ритуалы и возмещающий недостаток своего образования более-менее откровенным шарлатанством (как с "симэнава", например).

В его защиту можно сказать, что человек он, в сущности, довольно светлый и благонамеренный. Не явный мошенник, не плут, не вор. Более-менее искренне радеющий о благе человеческом, как то и положено каннуси.

Я говорю так вовсе не потому, что Казуо прислушался к шёпоту моей матери — точнее, матери Танаки Хачиро — и пошёл в горы спасать заблудшую душу годовалого младенца, вооружась купленным на всякий случай овечьим молоком. Нет. Просто моё хирватшу доселе не давало сбоев при суждении о смертных; к тому же позже я успел насмотреться на Казуо во всяких видах и подтвердить составленное о нём мнение.

Хороший человек. Каннуси паршивый, а вот человек — хороший. Хоть и не без изъянов.

Ну да кто меж людьми идеален? Я, что ли?

Даже ками совершенны не во всём. Даже небо не может быть вечно ясным. Если во вселенной вообще есть нечто совершенное, то только Первооснова. Предвечная Пустота. Хотя-а-а... так ли она совершенна? Иначе зачем бы Предвечной Пустоте порождать весь круг зримых вещей?..

* * *

Уже к исходу ночи, следующей за моим неожиданным спасением, я ощутил то, чего совершенно не ждал. И потому даже не сразу поверил в реальность контакта со знакомым рисунком разума:

"Радость/беспокойство/интерес".

"Урр? Это ты?!"

"... Раа — гордость".

"Как вы меня нашли?"

"... — надежда/усталость/страх — ..."

Я чуть не взвыл от досады.

Если эмоции в Речи тэнгу я ещё более-менее разбирал, спасибо хирватшу, то вот ментальную составляющую её посланий мог различить... ну, что мне пытаются что-то передать, сказать мог. Но не намного больше того. Просто некие шумы, шевеления, оттенки и сдвиги в голове, не имеющие отношения к работе моего собственного разума. И всё.

Ко мне вернулись оба "моих" демона. С вестями от семьи.

А я даже не могу эти вести услышать и понять!

Стоило окончательно это осознать, как большая доля искренней радости от прибытия Урр и Раа немедленно испарилась, сменившись разочарованием и раздражением. Только тем и успокоил себя, что, даже узнав новости об оставшихся где-то далеко Оониси, предпринять "прямо сейчас" всё равно ничего не смогу. И даже придумать что-то разумное насчёт ситуации у меня сходу не выйдет.

Да-да. Я был очень-очень разочарован, когда наглядно убедился в том, что навыки люай точно так же, как навыки менталиста, при перевоплощении сократились. Почти до полного исчезновения... хм. Почти. Они оказались завязаны на телесную составляющую суго, а не на душу как таковую.

Ну что ж. Будет мне ещё одна точка приложения усилий.

На самом деле это очень заманчиво: взять — и сделать навыки люай такой же частью моих духовных способностей, как хирватшу. Отклик со стороны стихий Триады Неба намекает, что этот путь хоть тернист, но отнюдь не непроходим. Хотя первым делом всё-таки пойдёт менталистика. Я хочу... нет, я обязан узнать, что там принесли на крыльях мои тэнгу.

...вот только разговор я старательно оттягивал. Мне не только хотелось узнать, что там с Хироко, моими детьми, родителями и сестричками. Я ещё и боялся узнать об этом.

К тому же быстро проявились другие заботы.

Кобаяси Казуо меня спас, и это хорошо. Но что дальше? Народ в княжестве Орья небогат. Мягко говоря. Это вам не благополучные обыватели княжеств Сиджен, Ниаги и Раго. С тех пор, как войны за престолонаследие раскололи четвёртую провинцию на части, порядок в Орья — штука весьма эфемерная. А где беспорядок, там и нищета, и разбой, и неустройство. Казуо сам-то не благоденствует, но его подопечные — вовсе голь да рвань. По большей части. Кроме того, если уж некоего Танаку Хачиро определили в демонята и выселили на гору родные, что со мной сделают чужие? Недаром ведь говорится: чужие и погладят больнее, чем родители ударят.

Нет уж. Лучше держаться за моего спасителя. Тем более что я не горю желанием, едва окрепнув и войдя в "силу", заняться крестьянским трудом, к коему живущие с земли своё потомство приставляют едва ли не с двух-трёх лет. Это не вписывается в мои жизненные планы.

Значит, решено. Остаюсь с Казуо.

Но что для этого сделать? Хм... может, частично открыться ему? Всё равно обычного младенца мне изображать поздновато и не хочется...

Ха. Придумал. Надеюсь, что получится не по поговорке про смеющихся чертей*.

/* — "когда говорят о будущем, черти смеются", в оригинале буквально — "oni"./

...большинство людей рождается только один раз. Некоторых, однако, принято именовать (с долей пристойной почтительности) дваждырождёнными. Обычно так титулуют посвящённых монахов, что прошли обряд дарования "небесного" имени. Но не только. Признанного мастера какого-либо искусства — от боевого до музыкального — тоже могут назвать рождённым дважды. В первый раз он (или она) приходит в мир как все, во второй — проявляется именно как мастер. Вообще любого учителя, желая польстить, порой зовут его ученики дваждырождённым.

Однако есть ещё триждырождённые. И этот титул существует уже не для лести. Ну, разве что к особо высокопоставленным и оттого без меры важничающим гудзи надо подольститься. Но обычно его применяют к достигшим истинных высот подвижничества каннуси, вспомнившим своё предыдущее перерождение... а то и не одно. Считается, что в первый раз рождается плоть, во второй раз — дух, третье же рождение символически обозначает достижение гармонии. Поэтому не удивительно, что куда чаще как к триждырождённым обращаются не к святым подвижникам и даже не к настоятелям крупнейших монастырей, но к небожителям-ками.

Ну и я могу так именоваться. Как рождавшийся более двух раз.

Хотя до гармонии мне ох как далеко...

Как бы там ни было, объясниться с Казуо я смог. Способом... замысловатым. Мягко говоря. Про точность движений у годовалого младенца говорить смешно, моя речь при всех стараниях была невнятна даже для меня самого. Пришлось брать в руки прутик и рисовать на земле иероглифы. Тоже, кстати, мучение то ещё, но немного более реальное, чем попытки говорить вслух. Выяснилось, что если чертить знаки покрупнее и без спешки, я вполне могу изобразить нечто условно разборчивое. О цемора с таким начертанием говорить смешно, а вот для общения, как оказалось, хватает.

К тому же я хотел довести до Казуо только две мысли. Первая — что я не демон и не бог, а лишь вспомнивший свою предыдущую жизнь человек. Простой триждырождённый, хе-хе. Вторая — что я хочу странствовать вместе с ним. Да, именно так, нет, постараюсь как можно скорее перестать быть обузой, а то и помочь при случае, чем смогу. Спасибо.

На всё про всё потребовалось три... ТРИ больших черты. Мои кривули выходили более-менее правильно далеко не сразу, порой одну черту приходилось переправлять по несколько раз; уже "написанное" мой спаситель, отнюдь не отлично образованный, тоже разбирал не с первого раза. И даже порой не с пятого. К тому же до него не сразу дошло, что эти самые кривули, начертанные младенцем, что-то значат — и от шока, что они что-то там значат, он тоже отошёл не в миг единый.

И всё же я справился. Даже достиг с Казуо некоторого взаимопонимания. В конце концов.

Прямо гора с плеч.

Сразу после тяжело давшихся объяснений я вполз под одеяло и уснул. Что там делает каннуси, меня уже не волновало. Главное — Урр и Раа не дадут ему наделать глупостей, а остальное...

Спа-а-ать...

* * *

Как выяснилось позже, я несколько недооценил впечатление, произведённое на Казуо моим выступлением. С другой стороны — чего следовало ждать от довольно молодого ещё человека, к тому же предрасположенного к экзальтированности особого толка (а иначе он не пошёл бы в каннуси)?

В общем, поутру мой спаситель уже не вспоминал о том, что имеет дело с младенцем, но со всей почтительностью одарил меня несколькими поклонами... и цветистым формальным приветствием. Как настоящего триждырождённого.

Приятно, конечно, когда люди так страстно веруют в (криво) начертанное на земле слово. Вот только выглядит это всё со стороны... м-да. Именно. Поэтому мне пришлось потратить ещё некоторое количество сил и ещё две больших черты времени на объяснения. Но ближе к обеду мне вроде как удалось втолковать Кобаяси Казуо несколько прописных истин. В частности, что наилучшим способом выразить его почтение к моей персоне можно, если вовремя меня кормить и вовремя же менять мне повязку на чреслах. Благо, работу ему я облегчу и при необходимости справить естественную нужду буду предупреждать. Кроме того, то, что я согласился уведомить его о своих особенностях, не означает, что я также хочу уведомить о них вообще всех вокруг. Лишнее внимание мне не требуется — а его не избежать, если Казуо вздумает прилюдно отбивать мне поклоны.

В целом объяснения прошли успешно. Более-менее. Спаситель, правда, пытался плести какую-то чушь насчёт "непочтительно" и "не подобает", но под давлением авторитета в моём сопливом лице постепенно склонился в нужную сторону. Хотя и не до конца: право проявлять зримые знаки почтения в мой адрес, оставаясь со мной наедине, Казуо отстоял.

Упрямец.

Ну да ками ему в помощь. Взрослый уже, так что сам должен разбираться в вопросах приличий, долженствований и обычаев. Хотя всё равно несколько неприятно, что человек, которому я обязан, без преувеличений, жизнью, ведёт себя так, как будто это он обязан мне.

Хм. А ведь давным-давно, во времена бытия рождённым в шелках, я бы принял это как должное. Да... меняет меня жизнь, меняет. Исподволь, малозаметно — примерно как ветер в высоте небес меняет формы далеко плывущих облаков. Только ещё медленнее и таинственнее для мысленного ока. Перемены, несомые проходящими десятидневьями, едва уловимы. Но они складываются в перемены, приходящие с годами, а там и до десятилетий доходит. Только обычно некогда оглядываться, ища в себе самом плоды семян, некогда посеянных судьбой, случайностями и личным выбором.

А меж тем мне уже давно идёт второе столетие сознательной жизни.

За такой срок даже бессмертные меняются.

Да что там. Иногда бессмертные меняются в единый миг — как люди. В потоке времени ничто и никто не остаётся прежним, даже если кажется иначе. Для мотылька-однодневки люди, должно быть, кажутся чем-то медлительным, чуть ли не вечным. Для самих людей образец неизменности — звёзды в ночных небесах. Но не удивлюсь, если есть наблюдатель, для которого жизнь "вечных" огней в небе — лишь короткая вспышка во мраке вечности...

Хм. Что-то меня потянуло на философию. Хотя — угроза жизни отошла в прошлое, насущные нужды удовлетворены; почему бы на волне расслабления не предаться отвлечённым умствованиям?

Ненадолго.

Мне пора тренироваться в важнейшем из навыков: устной речи. Благо, Казуо я этим после наших "объяснений" уже не удивлю. Да и рисовать иероглифы каждый раз, как захочется пообщаться — слишком... утомительно. Мягко говоря. Хотя навык тоже нужный, развития требующий.

И надо бы намекнуть моим тэнгу, что подкинутое к нашему столу мясо (или птица, или рыба...) будет совсем не лишним. Надо бы начинать помаленьку возвращать долг моему спасителю.

Да и я от наваристого бульона не откажусь. С рисовой мукой. И протёртыми орехами.

Не вечно же хлебать молоко!

* * *

Довольно быстро выяснилось: когда твёрдая воля и зрелый разум могут в открытую взнуздать непослушное тело, возвращение элементарных навыков — таких, как речь и ходьба — ускоряется. Очень сильно притом. Конечно, выговор мне портило отсутствие зубов, а по-настоящему долгих бесед не выдерживал мозг, быстро утомлявшийся от непривычных (пока) усилий. Зато сказанное мной вслух становилось всё понятнее не по дням, а по большим чертам — притом буквально. Да и тэнгу, несмотря на невнятность моих мысленных посланий, поняли меня правильно (хотя чего там не понять, в голодных-то мечтаниях! чай, выкармливание птенцов — знакомое дело...), что не сняло полностью, но изрядно облегчило нам труды по обеспечению пропитания.

В общем, жизнь стремительно налаживалась.

Во время одного из первых нормальных разговоров с Казуо всплыл вполне ожидаемый вопрос, на который я заранее подготовил ответ. Выдавать себя за реинкарнацию Оониси Акено я поостерёгся — мало ли, услышит ещё потом кто-то, донесёт, куда не следует... и пусть шансов на такое развитие событий ничтожно мало, привлекать внимание Мефано и прочих магов мне совершенно не с руки. А кто хочет хранить нечто в тайне, болтать не должен.

В результате в ход пошло самое первое, уже изрядно подзабытое имя:

— В одной из прежних жизней меня звали Джомей*.

/* (яп.) — Несущий Свет. Кстати, это реальное, а не выдуманное автором японское имя... думаю, теперь народу стало чуть понятнее, почему я держал его за небольшой спойлер... но самое интересное, как водится, далеко впереди :) /

— А к какому роду вы принадлежали, Джомей-сама?

— Во-первых, Казуо, не зови меня былым именем. В этой жизни мне выпало родиться под именем Танаки Хачиро, а спорить с предначертаниями судьбы не следует...

— Я понял вас, Танака-сама!

— ...что же до имени моего рода, то княжеским достоинством в той жизни я не был облечён. Дальнее родство с князьями Раго не в счёт. Имя моего рода... бывшего моим... Хоши*. Закончилась же жизнь Хоши Джомея вдали от шума двора, в монашеском отшельничестве. И довольно об этом.

/* (яп.) — Звезда. Тоже вполне реальное имя, правда, женское. Но в этом мире благородный род порой основывают женщины, и не обязательно ведьмы. Так, Хоши пошли от фаворитки одного из князей. Так что про дальнее родство с князьями ГГ не врёт. Просто умалчивает часть подробностей — не столько из умысла, сколько по старой привычке./

А далее, чтобы прекратить поток вопросов, я взялся за серьёзное дело: образование Кобаяси Казуо. Изначально мне всего лишь хотелось, чтобы он говорил побольше, а я — поменьше, но... в конце концов, от его познаний и вытекающей из них репутации зависит наше благосостояние и положение. Не навечно, но на ближайшие лет пять-шесть, пока я не начну входить в настоящую силу и не доберусь до уровня ученика мага хотя бы по объёму резерва — точно.

Поэтому, проинспектировав знания моего спасителя и найдя их совершенно недостаточными, я довольно быстро услышал традиционную ритуальную фразу:

— Ученик просит учителя, развеяв тьму незнания, указать путь.

На что ответил не менее ритуально и ожидаемо:

— Учитель укажет путь, но лишь от ученика зависят пределы развития.

— Я приложу максимум стараний, сенсей!

— Меньшего не жду. И для начала заучи не привычные, а правильные формулы мантр... хотя постой. Сначала нам потребуются свитки или просто бумага для записей. Мне сейчас трудно говорить подолгу...

— Ни слова более! Я позабочусь об этом, Танака-сенсей!

После чего поспешно извлёк из своих вещей порядком потрёпанный свиток, принадлежности для письма и приготовился запечатлевать нетленные перлы младенческой мудрости на обороте оного. Я не стал заострять своё внимание на содержании лицевой стороны свитка, а Казуо не стал его афишировать. Но... он — одинокий взрослый мужчина... подчеркну: одинокий... с соответствующими возрасту потребностями ума и тела... в общем, свиток явно происходил из мидзу сёбай*.

/* — мидзу сёбай, досл. "торговля водой": квартал увеселительных заведений, примерный аналог квартала красных фонарей./

* * *

Учёба — дело, несомненно, достойное и весьма важное. Но одной учёбой, даже при подкормке от тэнгу, сыт не будешь. Пришлось в некий момент нам сниматься с места, чтобы продолжить (или начать — это уж для кого как) странствия по дорогам и тропам многострадального княжества Орья.

Скорость, с какой мы плелись... бродячего каннуси ноги кормят, но дополнительное отягощение в моём лице (да плюс корзина-колыбель, да плюс одежда и особенно еда) участь Казуо не облегчало, а совсем даже наоборот. Сделать тут было нельзя ничего. Разве что купить тележку для меня и вещей... да вот незадача: с деньгами у Казуо дела обстояли плохо. Поэтому о тележке, равно как о паланкине с парой прекрасных наложниц внутри и мускулистыми носильщиками снаружи, оставалось лишь мечтательно вздыхать. Будь я постарше, мог бы рискнуть с одиннадцатой мудрой и подкреплять силы моего спасителя-носильщика переливанием сеф. Но после приключения, которое мне устроил Танака Кишо, да ещё в возрасте, в котором каждая капля сеф уходит на развитие тела... нет уж.

Всё, что оставалось — терпеть и всё-таки брести в направлении... куда-то. Определённых планов и выверенного маршрута у Казуо не имелось, шёл, что называется, куда судьба поведёт. А я не спорил, так как на ближайшие пять лет у меня имелась одна задача: расти побыстрее. И не важно, где именно. Хоть у демонов в гнезде, если кормить станут сытно.

Правда, у моих тэнгу своего гнезда не было тоже. Сплошь нищеброды, бездомная команда...

Эх.

Однако даже медленное продвижение рано или поздно куда-то да приведёт. И мне как старшему следовало позаботиться о правильном впечатлении.

— Казуо, — сказал я, когда впереди показался хлипкий частокол, окружающий деревню.

— Танака-сенсей?

— Иди как идёшь и говори потише. Я хотел спросить: ты придумал, что сказать людям обо мне?

— А-а...

— Значит, хорошо, что я об этом уже подумал. Слухи о том, что ты таскаешь с собой зримое свидетельство своего греха неизвестно с кем, нам ни к чему...

— Танака-сенсей!

— Сколько возмущения. Но молва зла, тебе ли не знать? Поэтому говори правду... просто не всю. Мол, нашёл меня у горного алтаря, счёл сие знаком судьбы и взвалил на себя заботы о ребёнке. Чужом. Добровольно. Пусть крестьяне сочувствуют странствующему каннуси, подкидывая побольше еды, в расчёте более чем на одного едока.

— Но...

— Никаких но. Или ты хочешь великой славы за свою самоотверженность и грезишь о титуле личного ученика триждырождённого? Со временем — может быть, но не сейчас. Ты просто не готов предстать... да хотя бы гостем на пиру провинциального сэмё. Признай, смирись, следуй своим путём. А лёгким он не будет. Настоящие пути лёгкими не бывают!

— Простите, сенсей. Разум мой помрачился, не ведал, что желаю и что говорю.

— То не беда. Была бы беда, если бы не удалось тебя вразумить. А теперь я умолкаю.

Для верности я ещё глаза закрыл и всё время пребывания в деревне изображал спящего. Даже когда некая сердобольная бабёнка взялась меня обмыть-обстирать, я продолжал "спать".

В целом, визит прошёл... гладко. Рассказ Казуо особого всплеска чувств не породил, ритуалы в его исполнении повышенного спроса не вызвали, денег за них не перепало. Да и продуктами нас с ним одарили без лишней щедрости. Весна всё-таки. Был бы прошлой осенью неурожай, могли вовсе без пропитания оставить: когда на своих риса не хватает, чужих не кормят.

Как бы то ни было, поутру мы двинулись дальше. То есть Казуо двинулся, а я так... живая ноша, захребетник — что с младенца взять?

В следующей деревне всё более-менее повторилось. И в третьей по счёту.

А на дороге к четвёртой нас подстерегли разбойники.

Бандитствующие люди, как всегда и везде, тоже делятся на ранги и виды. Бывают разбойники морские — пираты. Бывают, конечно же, и сухопутные. Бывают промышляющие в городах, а бывают — придорожные. Бывают действующие сами по себе — и блюдущие, помимо собственной, выгоду кого-то из персон высокопоставленных, ни в чём (формально) не замешанных. Те, кто режет и грабит лично — и главари с ближайшими помощниками, снисходящие до личного пролития крови редко, всё больше для поддержания статуса. Бывают шайки разбойников такого числа и силы, что команда посвящённых магов и то рискует с ними не совладать...

Но к "нашим" разбойникам это, к счастью, не относилось.

Вылезшая из придорожных кустов навстречу Казуо парочка принадлежала к людям почти что самого жалкого сорта. Почти — потому что просящие подаяние нищие калеки ещё хуже. Ненамного, но всё же. Да и насчёт калек... у правого разбойника отсутствовал глаз. Тоже правый. И указательный палец с половиной среднего на правой руке, отчего корявую короткую дубинку ему приходилось держать в другой руке. А левый разбойник сильно припадал на ногу... левую. Так сильно, что окованный ржавым железом посох казался не столько его оружием, сколько костылём. Ещё он постоянно покашливал, снедаемый обычной весенней хворью... а может, и чем посерьёзнее — как знать? Хм. Такие вот разбойнички. Кривой и Хромой, оба в сущих обносках. Ещё и вонючих, а не только лишь грязных.

Глядя на истощённые лица парочки, становилось ясно — яснее, чем когда смотришь на огонь: это не ронины, не опустившиеся наёмники и не маги-отступники. Просто вчерашние крестьяне, коих несчастья вытолкнули на кривую дорогу грабежа. И которым лишь голод не позволяет отступить в те же кусты, из которых они появились.

Голод, что сильнее стыда.

Но именно такие разбойники бывают самыми опасными. Особенно если за их спинами — семьи. Потому что когда крестьянин с отчаяния выходит на разбойный промысел, то более его не остановит уже ничто. Ничто.

Кроме смерти, конечно.

— Казуо, — сказал я, оценив через хирватшу всколыхнувшиеся в троих взрослых чувства. — Попроси уважаемых приютить странников около их костра.

— Т... Танака-сенсей?!

— И пищу, ками ниспосланную, с ними раздели. Их нужда поболее твоей будет.

"Делиться так или иначе придётся, поэтому лучше делать это по доброй воле и — хотя бы отчасти — на своих условиях".

— Повинуюсь, сенсей.

— Кого это ты сенсеем кличешь? Кха, кха...

С гордостью обречённого Казуо выпрямился во весь невеликий рост, отвечая:

— Проводите нас к костру, там и поговорим.

— Ишь... лады, топай за мной. Братец, проследи... кха. Кха. Кха.

Хромой похромал куда-то через подлесок, каннуси с видом обречённого пошёл следом, а в хвост скорбной процессии пристроился Кривой.

И Урр незримо парила над нами, следя, чтобы разбойнички не позволили себе лишнего.

Лагерь свой пара Хромого с Кривым устроила не совсем уж бестолково. Ну, для вчерашних крестьян. Например, костерок они развели не просто в ложбине, а в яме, нарочно выкопанной меж корней эноки* — одного из немногих деревьев, которые даже я легко опознаю по гладкой коре и листьям характерной формы. Крона его, весьма густая, успешно рассеивала дымок, тем самым маскируя стоянку. Вдобавок не так далеко я слышал тихое журчание ручья. Удачное место.

/* — оно же "железное дерево", оно же Каркас китайский (Celtis sinensis). Дерево действительно весьма приметное, опознаваемое и дворянами, и горожанами, и прочим "не лесным" людом — в том числе из-за того, что именно в рощицах эноки часто располагаются синтоистские святилища./

Хотя летом я бы в такой близости от воды останавливаться не стал. Потому что комары. Правда вот, прохлада, конечно... у всего на свете есть светлая и тёмная стороны.

— Казуо, — вновь вмешался я, — пошарь под теми кустами слева. Нет, ещё левее.

— Это что? — изумился Хромой.

— Зайцы, — констатировал очевидное каннуси, распрямляясь. — Три штуки.

— Это я вижу, кха. Откуда? Кха!

— Ками ниспослали, — внешне кротко, но не без вызова ответил он.

Разбойнички переглянулись.

— Вы бы поменьше удивлялись, а поскорее принялись за свежевание и готовку, — посоветовал я. — Или вы не так голодны, как мне показалось?

Новые переглядки... после которых Хромой послушно достал нож и протянул руку за зайцами. Двух из которых Казуо спокойно отдал.

Впрочем, долго тишина не продлилась.

— Что-то, кха-кха, не пойму: чем их убило?

Шкурки зайцев действительно пребывали в неприкосновенности: иллюзия смертельного ужаса, что останавливает сердце, не оставляет зримого следа. Поскольку Казуо в своё время задавал мне такой же вопрос, то и ответил без моего участия, но почти моими словами:

— Какая разница, если мясо свежее?

— А там точно никакой отравы нет?

— Точно.

Кривой склонился к уху товарища, нашёптывая; Хромой покивал, после чего изъявил желание варить еду сразу на всех, в одном котелке. Каннуси не возражал. Более того: изъявил желание добавить к мясу рис, соль и специи. Кривой поплёлся за водой, благо, недалеко; Хромой подбросил в угли дров и вернулся к потрошению первой из "своих" тушек...

Прямо мир и благодать. Если не обращать внимания на эмоции, витающие вокруг стоянки. А спокойным без наигрыша из присутствующих оставался только я. Даже бдительная, хоть и незаметная, Урр не ведала покоя, волевым усилием подавляя насмешливое карканье. Раа, как менее сдержанному, вовсе пришлось улететь подальше, а то оглушительный грай здоровенного тэнгу поблизости — совсем не тот звук, что позволит людям расслабиться и успокоиться.

Скоро льётся речь, да нескоро выпекаются лепёшки. Как бы то ни было, спустя положенный срок еда была приготовлена, заправлена и даже съедена. От сытости, которой разбойнички явно давно не ощущали, их развезло почти как от саке. Ни о каких расспросах они уже явно не думали. Тем неожиданнее прозвучал в лесной тиши голос Казуо:

— Бросали бы вы это дело.

— Кха? Ты о чём, святой отец? — повысил его в ранге Хромой.

— О разбое, — без экивоков ответил каннуси. — Не принесёт вам добра этот путь.

— Умник, — калека ещё покашлял и спросил — без лишнего, впрочем, ожесточения:

— А каким путём ты бы пошёл на нашем месте?

— Много есть честных путей для добычи себе пропитанья. Если к былому душа не лежит или не позволяет здоровье, можно проторить свою тропку. Научиться новому. Или, если недостаточно сил духовных, положиться на господина, что найдёт и занятье, и прокорм.

— Ха! Кха, кха... да кому мы — такие — нужны?!

Начался спор. Довольно вялый, поскольку на Казуо тоже оказала снотворное влияние сытость. Да и незаметно растаявшее напряжение сказывалось.

— Довольно, — оборвал я его, когда те же доводы пошли на пятый круг. — Пищу телесную, ради подкрепления сил, они получили. Добрый совет, к пользе душ своих, получили тоже. Но вижу я, что даром доставшееся впрок не идёт. А меж тем нам снова пора в дорогу, Казуо.

— Слушаюсь, Танака-сенсей, — вздохнул мой спаситель.

— Эй! Ты так и не сказал, кто этот карлик с детским голосом, кха. Ишь! Сенсей!

— Поменьше насмешек, — посоветовал я. — Казуо, покажи меня уважаемым маловерам.

Вздохнув, каннуси повиновался. Размотал ворох одеял, накрученный для тепла, и явил паре калек моё не впечатляющее тельце.

— Младенец?! Кха!

— Именно. Кстати, Казуо, отнеси меня за кусты.

— Кха! Это ещё зачем?

— Вроде взрослый, а простых вещей не разумеешь, — поддел я. Разбойники дружно застеснялись. Немало меня этим повеселив.

Сделав не без помощи Казуо своё мокрое дело, я был возвращён назад и получил в руки всё ту же тыкву-горлянку — только на этот раз с козьим, а не овечьим молоком.

— Чудеса, да и только, — констатировал Хромой.

— Настоящим чудом будет, — сказал я, ненадолго отрываясь от вкуснятины, — если вы, не бросив разбоя, проживёте ещё два десятидневья. Ученик мой верно сказал: хотите жить — сворачивайте с этого пути. Да побыстрее. А нет — сами будете виноваты.

На том мы и разошлись. Пока Казуо собирался в дорогу, я успел допить молоко и задремал.

Оборот четвёртый (2)

Пожалуй, с такими же подробностями рассказывать о последующих двух годах нет смысла. Проще подвести им краткие итоги.

Кобаяси Казуо проявил в учении способности немного выше средних, но отменное старание. Я даже начал жалеть, что не имел возможности заняться его просвещением лет с пяти; какой талант пропал! Учиться, конечно, никогда не поздно, вот только далеко не всему можно научить в зрелые годы, если время упущено. Мозг и нервы — это, конечно, не мышцы, суставы и связки, и тем более не Очаг с системой круговорота; однако и они с годами необратимо теряют... хм, гибкость. Зазубрить правильные тексты мантр, освоить начала медитативных практик, повысить грамотность (и поправить почерк) — всё это мой спаситель и ученик смог. Изменились к лучшему его речь и манеры. Более того, он усвоил также основы управления сеф, хотя не добился в этом существенных успехов. Мудры ему дались, а вот Формы, даже простейшие — уже нет. До Глубин Памяти он также добраться не смог, хотя на этом, в отличие от освоения Форм, упор был сделан серьёзный.

И можно бы возмутиться, сказав, что для всего лишь двух лет, причём проведённых в пути, а не в домашнем уюте, даже такие улучшения почти на грани возможного... Вот только я помню, с какой непринуждённой лёгкостью впитывали новое мои дети и младшие сестрёнки, помню, как стремительно изучала новое Хироко. И потому-то я жалею, что врождённые таланты Казуо не получили должного развития вовремя. А теперь... что ж, остаётся надеяться, что упорство Казуо всё же преодолеет стены, что воздвигли на его пути судьба и недостаток своевременного воспитания.

Что до меня самого, то лишь две вещи, коими я обладал, стали лучше, чем в прошлом. А именно — хирватшу, продолжавшее понемногу развиваться, и способность к контролю внутреннего мира. Остальное... ну, в три года от роду надеяться на великие успехи в магии смешно. С другой стороны, я вернул примерно четверть былого контроля сеф (и заслуженно тем гордился, а также планировал вернуть контроль полностью годам к пяти — чтобы понемногу начать улучшать дальше). Мне дались, не считая всех основных Форм, Незримая Рука и Целительное Касание. Я добился от своего тела точности движений, достаточной для начертания простейших цем-печатей. Также я вернул — что оказалось посложнее всего остального! — власть над Глубинами Памяти и Сетью Памяти. Правда, на самом грубом уровне, но тут главное начать, а постоянная практика сама сделает всё остальное.

При попытках практиковать Гибкий Ум я добился лишь головной боли с кровотечением из носа, так что Экстремальный Ум даже пробовать не стал. Не время. И так после неудачной попытки пришлось лечиться перенаправлением потоков преобразованной сеф.

Кстати, да. Обычное действие Целительного Касания я теперь мог усиливать за счёт стихийного преобразования сеф. Увы, но ключик к сродству с Воздухом и Молнией я подобрать не смог. Как было оно тенью от былого, так и осталось. По всей видимости, для развития такого сродства — духовного, а не телесного — требовались какие-то иные методики, мне неизвестные. Потыкавшись в препятствие так и этак, но без особого старания (больших черт в сутках мне даже без сомнительных опытов остро не хватало), я отложил решение этого вопроса на будущее.

Что касается энергии тела, общего запаса ци и резерва сеф, то за обычного трёхлетку я по этим признакам сойти не мог никак. Плотность моей ци соответствовала скорее возрасту лет семи, резерв — что ж, таким мой старший, Кейтаро, обладал в пять. Вероятно, именно этим можно объяснить тот факт, что физически я тоже больше походил не на трёхлетнего карапуза, а на мальчишку лет пяти-шести. Крепкого такого, плотно сбитого и довольно сильного даже без "Трёх У". Похоже, тело пыталось поспеть за изменениями, на тропу которых его толкал дух. И нельзя сказать, что попытки остались тщетны.

Вот только этого мне всё равно казалось мало. Хотя разумом я прекрасно понимал, что не успехи мои малы, а требования завышены сверх меры.

Сложности с восприятием Речи (то есть с общением меж мной и тэнгу) сильно уменьшились. Тонкости передаваемых мыслей и образов от меня по-прежнему ускользали, но основное я понимал без труда. Вот только расспрашивать Урр о том, что случилось после моей смерти с Оониси... нет, к этому я был не готов. Сама же она, словно понимая это — хм, почему "словно"? Урр умница, кое в чём она могла разобраться лучше меня самого, хотя бы за счёт взгляда со стороны! — молчала. Старательно обходила тему в наших долгих мысленных беседах.

И это служило лишней причиной не задавать тех самых вопросов. Знание убивает надежду.

А я слишком уж хотел надеяться...

Всё сказанное выше — это перемены внутренние. Меж тем внешних перемен тоже хватало. Как известно, Орья — земля не самая благополучная. Однако к началу четвёртого года моей жизни как Танаки Хачиро положение ещё ухудшилось. Правящий самым крупным осколком провинции князь из династии Рёсу внезапно скончался (поговаривали, что от яда... впрочем, в начале пятого десятка да под присмотром придворных целителей своей смертью не умирают!). Загвоздка в том, что Рёсу Ияси имел трёх сыновей, а не одного. Старший, двадцатилетний Рёсу Ичиро* (не только у крестьян бывает бедной фантазия на имена), родился от наложницы — и хотя отец признал его по всем правилам, проведя полный обряд принятия в храме Джинтоку, далеко не все при дворе изъявили готовность присягнуть ему как своему новому господину. Куда сильнее были две другие партии: стоящая за двенадцатилетним Рёсу Ясуо, рождённым от первой законной жены, и та, что держала сторону семилетнего Рёсу Рока. На роль престолоблюстителя при Ясуо претендовал отец его матери, при Рока — его мать, вдова Ияси, не желающая упускать из рук власть и опирающаяся на поддержку своего многочисленного семейства.

/* (яп.) — "первый сын"./

Но это ещё полбеды. Настоящая беда пришла, когда Тора Сачико, проникнув во дворец под покровом ночи, пригвоздила копьём к футону Рёсу Ичиро и его любовницу (кстати, та выжила: малый рост иногда имеет свои преимущества). Сделать дело тихо, как настоящая ведьма, Сачико не смогла — а может, не захотела, или ей не дали; охрана расстреляла её из луков. Вообще в этом деле даже на первый взгляд множество неясностей — от странного, говоря мягко, способа убийства и до ведьмы-иллюзиониста в ранге подмастерья, позволяющей расстрелять себя, как самого обычного человека.

Как бы то ни было, старейшины клана Тора поспешили объявить Сачико отступницей. Не помогло. Враждующий с Тора клан Игаса под крики о попытках магов захватить власть перешёл от вялой партизанщины к полноценным боевым действиям. Напрасно призывали к миру оба возможных престолоблюстителя; вотще предлагал свои услуги посредника при мирных переговорах сам гудзи княжеского храма Джинтоку, триждырождённый Никко. То ли вековая ненависть застила магам глаза, то ли (что вернее) всю эту замуть заранее и очень щедро оплатил некто, оставшийся в тени — но то, что началось как кризис престолонаследия, быстро переросло в межклановую резню. Потому что Тора, конечно, воззвали к своим вассалам и союзникам, Игаса — к своим, а клан Сюай не преминул укрепить свои позиции за счёт соседей-конкурентов... как говорится, "пограбить во время пожара"*.

/* — здесь отсылка к пятой стратагеме из классических тридцати шести китайских; Сюай, происходящим из Цао, само Небо велело пользоваться мудростью предков. Впрочем, ГГ, как всякий образованный человек, стратагемы тоже знает, при случае пуская это знание в ход./

И, словно всего этого оказалось недостаточно, весь юго-запад острова Меон охватила эпидемия "серой пляски". Напуганные жуткими симптомами у своих соседей и быстро умножившимися смертными исходами, люди в панике бежали прочь от заразы, порой бросая всё нажитое — и, само собой, разносили эту самую заразу всё дальше. Принять же жёсткие меры и ограничить область "серой пляски", установив строгий карантин, вовремя не удалось из-за безвластия, усугублённого хаосом межклановой войны.

А потом стало поздно. Уже не только на юго-западе, но и на западе, юге, востоке и в центре княжества люди начали внезапно терять сознание, бледнеть до особого оттенка, за неимением лучшего называемого просто серым, а затем корчиться в судорогах. Только север Меона, где нам с Казуо посчастливилось оказаться к тому времени, пока ещё не затронуло поветрие — но вряд ли такое удачное положение продлится долго...

* * *

— Что нам делать, сенсей?

— Проситься пассажиром на один из отходящих кораблей бесполезно, сам понимаешь.

— Истинно так! — вздохнул Казуо с тенью досады на лице. — Капитаны и раньше брали немало, а уж сейчас задрали цены так, что не каждому сэмё удастся каюту оплатить.

— Именно. У нас таких денег не водится. Так что остаётся лишь два выхода. Уйти в холмы, в глушь, чтобы переждать заразу там... или остаться в Дорью.

— Но это опасно!

— Сейчас везде опасно. Полная безопасность вообще недостижима. Приходится выбирать между плохим и худшим. В Дорью мы хотя бы можем чем-то помочь другим.

— Чем?

— Видишь ли, "серая пляска" — если верить наблюдениям целителей, конечно, — не трогает тех, чья сеф и чья ци сильны. Ученики магов редко подхватывают эту заразу и ещё реже от неё умирают, а уж посвящённые вовсе могут ничего не бояться.

— Но я-то не посвящённый. И вы, сенсей, при всём моём уважении, — тоже.

— Верно. И всё же я страшусь более отчаяния и ненависти человеческих, чем "серой пляски", коя породила эти отчаяние и ненависть. Если мы останемся в городе ради помощи людям, как требует от тебя долг каннуси, — не жди, что благодарность пересилит зависть, жадность и расчёт.

Казуо на это только вздохнул. Что верно, то верно: про людские зависть, жадность и расчёт, что бывают сильнее не только благодарности, но и долга, и клятв, и даже уз родства и любви, он мог бы рассказать мне как бы не больше, чем я — ему. Странникам природа смертных раскрывается не с самой лучшей своей стороны...

"Оставайтесь в городе".

"Почему, Урр? Хотя я догадываюсь..."

"Мор, — немедля подтвердила она. — Трупы — пища/сила".

Ха. А чего ещё я ждал от тэнгу?

"Это верно... птица. Вот только трупы людей — пища и сила не только для тебя. Следом за мором в город явятся демоны-людоеды, тут даже гадать не надо. Ты уверена, что сумеешь отбиться сама и защитить нас с Казуо?"

"Я, может, и не смогу. Раа — сможет".

Во всяком случае, впечатление произвести мой молчаливый тэнгу сумеет точно. Освоившись с результатами перехода и дополнительно подкормившись за минувшие годы, Раа начал проявлять аливатшу. То есть контролируемые изменения размера. Пока только своего и не самые стабильные. Но он уже мог ради маскировки умалиться до величины обычного ворона — или же обратиться жутковатой тушей, в которой от острия клюва до конца хвостовых перьев было на треть или даже вполовину больше человеческого роста. Клевок этой туши перебивал стволы молодых деревьев не хуже удара меча, удар крылом свалил бы наземь, оглушая, даже очень крепкого физически бойца не из магов.

А ведь в распоряжении Раа была ещё магия... неполный десяток различных Форм родственной стихии Воздуха, в основном разрушительных. И резерв слабого подмастерья для их создания.

Хороший охранник. Даже против демонов, не то, что против людей.

— Как вы сами сказали, сенсей, — отряхнулся от дум Казуо, — долг каннуси не позволяет мне трусливо бежать от беды. Я остаюсь.

— Мы остаёмся, — поправил я. — Мои навыки целителя невелики, но будут полезны.

* * *

Дальнейшее пошло точно по предсказанному. "Серая пляска" пришла в Дорью, и порт затих. Те корабли, что успели уйти до вспышки мора, не возвращались; те, что не успели, — встали на дальнем рейде на карантин. Опустели улицы. Обезлюдели рынки. Пелена страха, почти физически ощутимая даже безо всякого хирватшу, придавила город удушливой хваткой. Но в припортовых питейных день и ночь гуляли, пили, дрались и снова гуляли и пили отчаявшиеся, желающие забыть о своём отчаянии. Напуганные, желающие залить свой испуг. Заболевшие, ещё не ведающие, что они больны.

Сперва симптомы "серой пляски" проявились у одного из тысячи. Потом — у одного на сотню. Потом свалился каждый десятый и появились первые трупы.

А потом вести счёт стало некому.

* * *

Во время эпидемии случилось много всякого. И дурного, и, как ни странно, доброго. Исцелив (не без помощи сваренных по моим советам травяных настоев и начертанных мной цем-печатей) дочку почтенного торговца, мы с Казуо нашли приют под крышей его дома и каждодневно выходили на улицы Дорью — для помощи людям, для поисков пропитания, для изучения ситуации.

А последняя не радовала. Совершенно.

Одной из первых жертв эпидемии пал помощник городского головы, причём прямо на своём рабочем месте. Это так впечатлило чиновников, что они разбежались по углам, словно тараканы поутру. В итоге даже организовать вывоз трупов из города оказалось некому. Они лежали в домах, а кое-где и попросту на улицах, отравляя воздух миазмами разложения и тлетворным духом "серой пляски". Посреди бела дня бренные оболочки несчастных жрали расплодившиеся крысы, клевали чайки и вороны (в том числе пара моих тэнгу), рвали одичавшие псы.

Однажды Урр при мне убила сумасшедшего, плясавшего в гирляндах из чужих кишок на опустелой рыночной площади. Что обидно, телесно этот танцор был совершенно здоров.

В другой раз (и уже на пару с Раа) она прикончила семейку йома, нагло пировавшую прямо под сакурами городского сада — "папу", "маму" и "малолетнего сына". После чего йома сами оказались съедены. Ну да убийц мне не жаль (а те йома жрали не трупы погибших, нет — убитую ими же женщину без зримых признаков болезни).

Четырежды мы с Казуо были вынуждены прятаться от шаек мародёров. Причём на третий раз один из членов шайки прямо у нас на глазах упал, сражённый "серой пляской"... после чего один из его подельников, став белее отжатого творога, побежал прочь в слепом ужасе.

Остальные преспокойно обобрали ещё дышащее тело.

Но роль рока для нас сыграла не зараза, не бандиты и не демоны. Эту роль сыграл полностью седой, начавший сутулиться под грузом прожитого каннуси, с которым Казуо разговорился при встрече во дворе одного из посещённых нами домов. Приветствие-поклон, знакомство-любопытство, слово за слово — и вот уже Казуо даёт чуть ли не полноценный отчёт седому патриарху, оказавшемуся ни много, ни мало, просветлённым Осаму из храма Двух Холмов, что в получасе ходьбы к востоку от Дорью.

Давно наученный мной, что должно отвечать в том случае, если кто-то заинтересуется столь странным для каннуси спутником, как маленький ребёнок, мой единый в трёх лицах спаситель-ученик-опекун не отверз врат откровенности и перед Осаму. Вот только просветлённый на то и просветлённый, чтобы зреть в самую глубину. Кто-то другой упустил бы из виду недомолвки Казуо, замешанные на хорошо скрытом смущении и опаске перед разоблачением. Седой каннуси — заметил. Вот только выводы сделал, увы, неправильные.

Приятно впечатлённый манерами и познаниями своего молодого собеседника, Осаму (как я узнал позже) решил, что Танака Хачиро — плод ошибки Казуо, дитя, случайно зачатое им и потому взятое на воспитание. По своему великодушию просветлённый пожелал помочь юному каннуси твёрдо встать на путь служителя богов (ведь храм Двух Холмов только лишь выиграет от присоединения к братии столь многообещающего неофита!). Также Осаму пожелал помочь и Танаке Хачиро — ведь не гоже, что малыш бродит вместе с отцом по городу, поражённому заразой, вынужденный созерцать картины боли, порока и зла, что тяжелы даже для сильного духом взрослого. Рискуя и сам заразиться, в конце-то концов!

А то, что для должной помощи этим двоим надо их разлучить... право, так будет лучше. Для всех. Даже если прямо сейчас они не понимают своего блага.

На третий день от той встречи торговец, чью дочь мы исцелили и что приютил нас, открыл двери дома для довольно странной пары. Невысокий живчик с лицом столь округлым и глазами столь узкими, что в нём всякий признал бы полукровку, чья родня происходит с материка. И здоровенный громила четырёх локтей росту, вооружённый шипастой булавой, крепкой дубиной из железной берёзы и длинным ножом, в безрукавке буйволиной кожи на голое тело. Передняя часть скальпа громилы была тщательно выбрита, а оставшиеся волосы, нарочито отращённые, заплетены в длинную косу. Хозяину дома живчик передал какое-то запечатанное послание, после чего торговец попросил Казуо непременно присоединиться к семейному ужину. Тот обещал быть и обещание сдержал. Но вот сюрприз: помимо семьи, за стол были посажены и оба гостя. Громила изображал немого (хотя даже при таком условии забыть о присутствии подобного человечища поблизости сложно). Живчик же тарахтел не за двоих — за пятерых самое малое. Меня после еды как-то очень уж быстро и сильно потянуло ко сну...

А когда я проснулся, — обнаружил в окружающем целый ряд внезапных изменений.

В самом деле. Оказаться в незнакомой, маленькой, запертой снаружи комнатушке с одним лишь оконцем под самым потолком, причём забранным даже с виду прочной решёткой — явно не к добру. То, какой тяжёлой спросонья была моя голова и как вяло шевелились в голове мысли, тоже ничего доброго не возвещало. Полное отсутствие одежды — последний яркий штрих.

Чудесно. Просто блеск.

Однако суетиться я не стал (ибо всё равно бесполезно), а сел в позу для медитаций. Именно в таком виде спустя где-то три больших черты меня и застал живчик, принёсший кувшин с водой, плошку с плохо проваренной сероватой кашей и пару палочек для еды.

— О, малыш, а ты не теряешь времени зря. И присутствия духа тоже. Молодец.

Я молчал, глядя сквозь него. Ждал, что ещё он скажет.

А он и не думал умолкать.

Вскоре я узнал, что "твой папаша Казуо совершенно не умеет ни пить, ни играть — раздеть его в тринадцать фишек оказалось легче, чем котёнка утопить". И что теперь "я, Санго Минору по прозванию Угорь, буду понарошку твоим папашей, новым, ху-ху-ху".

То, что мне следует слушаться "папашу понарошку", не озвучивалось, но подразумевалось: "Ты же у меня умный-разумный парень, верно я говорю? Хух!".

Постепенно неиссякаемый энтузиазм Угря поутих, а на лбу проступила испарина. Полноценно давить направленной вовне суго, как раньше, я пока не мог, но создать сложности в общении с не-магом — запросто. И когда Санго Минору взял паузу, вклинился со своей репликой:

— Не будет ли дерзостью с моей стороны поинтересоваться, кто натолкнул тебя на мысль, как ты выразился, "раздеть" Кобаяси Казуо в тринадцать? А заодно — кто насвистел, будто он мой отец?

— Э-э...

— И не вздумай соврать. Я умею различать ложь... и многое другое умею тоже.

— Если ты не сын того журавля*, — Угорь как-то резко переменился, сделавшись опасным даже с виду, — то кто ты? Или... что ты?

/* — т.е. каннуси; неформально священников за преимущественно белый цвет церемониальных одежд часто сравнивают с этими птицами./

— Ответ за ответ. Сначала ты. Понарошку папашка, ха.

— Ладно. Нас попросил об услуге... другой журавль.

— А подробнее?

— Тебе зачем, малец?

— Просто интересно.

— Ишь. Интересно ему. Ху. Ху. Так кто ты такой?

— Человек. Танака Хачиро, сын Танаки Кишо, если тебя волнуют подробности.

— Издеваешься?

— Ответ за ответ, Санго Минору по прозванию Угорь.

Оскалившись недобро, "понарошку папашка" рывком приблизился и уцепил меня за ухо.

— А не слишком ли ты нагл, че-ло-век? — выдохнул он мне прямо в лицо, обдавая дурным запахом изо рта.

Я махнул рукой, словно случайно задев локоть схватившей конечности. И Минору, переменяясь в лице, отскочил прочь, непроизвольно хватаясь за отсушенную длань.

— Не протягивай ко мне то, чего не хочешь лишиться, — посоветовал я. Встал. Неожиданно резко хлопнул в ладоши — и с удовольствием заметил, как дрогнул на мгновение "понарошку папашка".

— Ладно же, щенок, — процедил он. — Раз хорошего отношения ты не ценишь... посмотрим.

И выкатился прочь, не забыв запереть дверь.

Хорошо хоть, что воду и кашу не забрал.

"Урр, проследишь за ним?"

"Насмешка/тревога/согласие".

"Вот и славно..."

Я отхлебнул из кувшина, скривился — вот дрянь же, а? Хорошее отношение, да уж... — и снова уселся в позу для медитаций.

Плыть по течению я не желал. Жизнь с Казуо — относительно свободная, с самым минимумом ограничений и весьма полезная в плане саморазвития — устраивала меня куда больше, чем любой из вариантов, какие мог бы предложить мне этот... Угорь. Не то, чтобы я питал некие предубеждения и не хотел заниматься воровством, жульничеством или, скажем, шпионажем из соображений моральных. Я и перед убийством не остановлюсь, если оно потребуется для блага меня и моей семьи. Просто такие, как Санго Минору, во всём ищут прибыль... притом как правило сиюминутную прибыль. Именно про таких говорится: "Выпив яйцо, лишился несушки". Я же успел составить план на годы вперёд и совсем не хотел от него отклоняться.

А что Казуо играл на меня и проиграл... во-первых, оступиться может каждый. Во-вторых, от обмана никто не застрахован — такие, как Угорь, могут развести любого или почти любого. Ну и в-третьих, о самом факте моей продажи я знаю только со слов того же Угря и в его формулировках. Всё это совершенно ничего не говорит о том, что Казуо хотел от меня избавиться. А что Санго Минору играл честно... ой, в такие сказки и настоящий-то трёхлетка не всякий поверит.

В общем, пока я медитировал в ожидании появления похитителя или похитителей, я не только восстановил связь с моими тэнгу, но и решил, что предприму все усилия для возвращения к Казуо.

* * *

Верно, когда я составлял планы, черти хохотали особенно заливисто. Поскольку, по новой придя в себя (с трудом, надо признать: голова буквально раскалывалась, ныл как бы от перегрузки Очаг, жгло хребёт...), я обнаружил, что новое моё вместилище куда теснее и темнее комнатушки, куда меня законопатил Санго Минору.

А ещё это вместилище едва терпимо воняло: рвотой, экскрементами, гнилой рыбой и гнилым деревом. Имело характерную неправильную форму. И плавно покачивалось, поскрипывая.

Корабль.

Причём, так как законопослушные моряки встали на карантин, Дорью я оставил не только не по собственной воле, но и явно против всяких разумных правил. Кто меня увёз из заражённого города — контрабандисты? Пираты? Работорговцы? Ками знают.

Да и неважно это сейчас.

Со стариковским кряхтеньем и стонами приняв более-менее удобную позу, я вновь ушёл в медитацию. С целью приглушить болезненные ощущения, а заодно подлечиться... и, если получится, восстановить явно неполные воспоминания о происшедшем.

Взять под контроль воли боль у меня получилось. С лечением дела обстояли похуже. Мои повреждения явно имели магическую природу, а не чисто телесную, поэтому выправить их могло только время. Я был способен ускорить восстановление при помощи медитации, преобразующей нейтральную сеф в древесную, но не более того. Что поделать, недоучка.

С памятью же вообще ничего не вышло.

Наблюдением и рассуждениями я пришёл к выводу, что в той комнатушке, где я медитировал, меня накрыли какой-то Формой, воздействующей на сеф или, возможно, суго. Может, парализующей, может, усыпляющей, а может, ещё какой-то того же рода. Обнаружив воздействие, я попытался противодействовать ему, но не преуспел. Не буси даймё прекословить, не трёхлетке противостоять взрослым магам. Скорее всего, болезненные повреждения стали результатом не воздействия чужой Формы, а именно моих трепыханий.

Интересно, где и что поделывают Урр и Раа?

Хорошо бы, чтобы с ними не случилось ничего страшного. Хорошо бы, чтобы они снова нашли меня. Хорошо бы...

Но повлиять на это — не в моей власти. Значит, и думать об этом нечего.

Моё дело сейчас — восстанавливающая медитация. Ею и займусь.

* * *

Восприятие течения времени в медитации искажается. И чем глубже медитация, тем сильнее это искажение. Поэтому я бы затруднился определить, как долго я гонял по телу преобразованную сеф. Но уж никак не меньше большой черты, потому что головная боль уменьшилась в разы, жжение и прочие неприятные ощущения в системе круговорота также ослабли заметно. Хотя о полном выздоровлении, конечно, оставалось лишь мечтать. Взамен знакомым болезненным ощущениям меня настигла жажда. Пока ещё терпимая, но уже совершенно не радующая.

Почему я вообще вышел из медитации? А потому, что на фоне монотонного плеска волн, скрипа корпуса корабля, отдалённых малоразборчивых криков и топота до моих ушей донёсся более тихий, но и куда более близкий звук.

Стон.

Человеческий, причём не то детский, не то женский. Слабый... но достаточный, чтобы я даже из воронки самоуглубления обратил на него внимание.

Значит, у меня имеется сосед по узилищу? Как... интересно. Сперва, за что следует благодарить царящее вокруг амбре, я брезговал изучать ближайшее окружение. Так как сделать это мог только и исключительно ощупью, а щупать чужую или даже собственную блевоту... ну, понятно. Но раз я тут не один, придётся задавить-таки неуместные порывы чистоплюйства. Добраться до коллеги по несчастью. И расспросить. Вдруг да моему невидимому соседу известно больше о том, где мы, как мы и даже почему? Это если удастся привести его (или её) в чувство, если он вообще станет (или сможет) со мной говорить, если он и впрямь более осведомлён, если...

К демонам. Пора действовать.

Перед тем, как ползти на звук, я не поленился по мере возможностей размять задубевшие мышцы и связки. Отчасти при помощи простейших движений, отчасти движением сеф, направляемым второй мудрой. К тому моменту, когда я ощутил в себе достаточно сил, чтобы встать из положения полулёжа, а то и отбиться от какой-нибудь трюмной крысы (но вряд ли от чего-нибудь более опасного), монотонные стоны начали перемежаться невнятным бормотанием. Среди этого бреда, да и то лишь при толике фантазии, можно было разобрать только два слова: "мама!" и "нет!".

Поднимался на ноги я медленно. И всё равно меня с неожиданной силой повело в сторону, притом вовсе не из-за качки. Да-а-а... слабость — не радость. Ну да лёгкий разгон сеф мне в помощь. А теперь — на звук. Шаг, второй, третий, вот уже я почти на месте. Присесть, протянуть руку...

Спустя ещё мгновение мне пришлось уклоняться со всей возможной резвостью. Стонущее существо впятеро громче и вдвое разборчивей заорало "нет!", пытаясь драться.

— Утихни уже, — посоветовал я. Голос поневоле хрипел, пить сразу захотелось вдвое против прежнего. — Хватит! Слышишь, ты? Да успокойся, кому сказано!

— А-а-а?!

— Хватит буянить. Я тебе не враг.

— А кто? — неожиданно разумно. Да и рукомашествовать сосед прекратил. Впрочем, я успел определить (по голосу, а отчасти на ощупь, пока отбивался от неумелых ударов), что в одном трюме со мной находится примерно мой ровесник. Или ровесница. Там не щупал.

— Меня зовут Танака Хачиро. А тебя?

— ...

Через хирватшу по мне шибануло волной чужих эмоций. Горе, подозрительность, замкнутость, тоска, неприятие... ничего приятного. Ответа я так и не дождался. А настаивать не стал.

Подожду. Не впервой.

Однако спустя менее чем малую черту (я успел вернуться в "свой" угол трюма, но снова уйти в медитацию — нет) рисунок звуков изменился. Сверху раздались скрип и грохочущий стук. Мотнулись тени, оживлённые слабым светом масляной плошки. И через открытый люк в трюм беззвучно — куда там коту! — втекло нечто вроде ожившей тени. Обернувшейся чем-то человекоподобным.

Сказать "человеком" я не мог. Поскольку люди в моём хирватшу не ощущаются колышущимися сгустками полыхающего голода с лёгкой примесью надменного презрения. Да и глаза со слишком большой, сияющей собственным сине-голубым огнём радужкой и вертикальным зрачком для обычных людей не характерны. Объём сеф этого огнеглазого я определить не мог, видимо, развитое шиватшу препятствовало. Но даже ослабленные намёки, тени его внутренней силы не давали усомниться: передо мной — демон.

Причём неизвестной доселе разновидности, что лишь увеличивало возможную угрозу.

Если я при виде огнеглазого замер, то сосед по трюмному сидению отреагировал куда глупее. Воплем и истерикой. Впрочем, длились они недолго. Сеф демона на мгновение полыхнула выплеском силы, недостаточно структурированным для полноценной Формы, но и обычным выбросом уже не являющимся. И мой сосед отправился в страну видений, усыплённый грубо, но надёжно. Огнеглазый ещё постоял, потом резко приблизился как бы с расчётом напугать. Я невольно вздрогнул, но остался сидеть на месте.

— Ххорошшо, — шепнул он, растягивая шипящие. — Пить?

— Пить, — согласился я.

— Держши.

В руках оказался кривобокий глиняный кувшин. А я окончательно отбросил мысль об активном сопротивлении, которая и ранее выглядела сомнительно. Какое там сопротивление, если я не успеваю заметить, как этот демон движется!

Грохот закрывающегося люка. Скрип засова. Тьма.

Вздохнув и отпуская невольное напряжение, я прильнул губами к кувшину с тухловатой водой, как к чаше лесного родника.

Положение... не из лучших. Но и убивать меня не спешат. Так что... ждать и готовиться.

Придерживая руками кувшин, точнее, чуть ли не обняв его, я вернулся к восстановительной медитации. Сейчас, когда в желудке плещется какая-никакая влага, её эффект должен возрасти.

* * *

Течение времени для медитирующего... хотя об этом я уже говорил. В общем, не знаю, сколько времени длилось плавание, но когда нас вытащили на палубу, солнце (неизвестно, какого по счёту дня) клонилось к западу. И когда я говорю "нас вытащили", это надо понимать буквально: уже знакомый огнеглазый демон не позволил мне идти своим ходом. Я болтался у него под левой мышкой почти так же беспомощно, как обвисший безвольной тряпкой сосед по трюму — под правой. С одной стороны, унизительно. С другой — сам я таким резвым не был бы. Даже со всей возможной напиткой сеф.

И дело не только в возрасте. Огнеглазый даже с грузом оказался нечеловечески резвым.

Шших — шших — шших! С палубы одним скачком на пирс, с пирса на крышу, потом на другую, оттуда на третью, и так далее, до лёгкой тошноты и головокружения. Из-за неудобного положения я не смог толком рассмотреть джонку, на которой совершил невольный морской круиз (только и успел, что запомнить форму корпуса... кстати, вполне традиционную для судов материковой постройки, то есть без возвышающейся кормы и сильного изгиба бортов). Да и город толком не рассмотрел.

Больше скажу: если бы не тренировки, я бы вообще сориентироваться не смог и вряд ли что-либо запомнил. Кроме мелькания размытых пятен и тряски. А так... полторы-две больших черты до заката, устье гавани смотрит на юго-запад, джонка причалила в северо-западной части порта; несут нас почти точно на север, в гору, причём довольно крутую. Плоские крыши террасами нависают друг над другом, узкие окна каменных, на века построенных домов щурятся сквозь веки тяжёлых ставней... что ж, здесь явно сильнее боятся гнева Сусаноо и Рюдзина, чем гнева Кагуцути*. Или всё куда проще и ближайшие леса, годные для строительства домов, попросту извели ради постройки кораблей? Вполне возможно, вполне...

/* — по понятным причинам, несмотря на совпадение имён, знакомый ГГ пантеон вовсе не тождественен японскому синтоистскому. Цикл мифов сотворения так и вовсе на земной не похож. Пока не имеет смысла углубляться в различия меж ними; здесь будет достаточно сказать, что Сусаноо как бог ветра и Рюдзин как бог вод совместно "отвечают" за тайфуны, а Кагуцути, даром что бог огня, "несёт ответственность" за землетрясения и вулканы./

Так, огнеглазый начинает забирать к востоку. О! А это что? Какая интересная архитектура... плакучие кипарисы, словно вырастающие из вершин колонн...

Кипарисы? Из колонн?

Ну конечно! Каменные дома. Гавань с выходом на юго-запад. Демон, свободно скачущий по крышам с парой детей под мышками.

Мог и раньше догадаться. Просто очень уж не хотелось впускать в душу ТАКИЕ догадки.

Был бы я послабее духом — облился ледяным потом, а может, даже обгадился со страху. А так — всего лишь закрыл глаза, творя краткую молитву. Не в адрес ками, нет... благие небожители вряд ли услышат меня отсюда. В адрес судьбы с её не смешными шуточками.

Остров, куда меня привезли — Шани-Сю. Порт — конечно же, столица острова, официально помечаемая на картах как Фай Льяо, но куда более известная под неформальными именами Дикой гавани и Дома Акул. А правит здесь уже пятый век (ибо бессмертен, как все демоны, и достаточно силён, чтобы отбивать любые нападки на свою власть) Хикару по прозванию Ловец. Он же Пастырь Падших, Акулий Кормчий, Неумирающий Адмирал, Тень Алых Небес и так далее.

В подданных у Хикару Ловца также ходят демоны. А ещё маги-отступники, которых во всех остальных местах круга земель незамедлительно укоротили бы на голову. Ну и по мелочи: пираты, работорговцы, контрабандисты, воры, убийцы, создатели и распространители "слёз жабы" и "тропы грёз", всякого рода и вида демонопоклонники, культисты тёмных ками, шпионы, — в общем, люди того сорта, в сравнении с которыми многие демоны выглядят вполне благопристойно. Понятия не имею, из каких соображений Шани-Сю до сих пор существует в своём нынешнем виде, почему небожители до сих пор не пришли сюда в "сосудах святости" и не выжгли этот гнойник на теле мира священным пламенем. Зато я точно знаю: если уж попал сюда, то так просто не выберешься.

На моём месте и взрослый-то маг не мог быть уверен в том, что выживет.

Впрочем... пока что я жив. Значит, и надежда жива. В конце концов, меня же не в пищу Ловцу предназначают, верно ведь?

...верно?

* * *

В последнее время моя жизнь проходит в перемещениях от одного замкнутого помещения к другому. Я сидел в запертой комнате в Дорью, сидел в трюме, теперь вот сижу за решёткой в весьма и весьма подозрительном подземелье. Похоже, когда-то здесь добывали известняк для строительства домов в Дикой гавани. На это недвусмысленно указывают следы кирок на стенах и пролегающие по полу параллельные ложбинки — колеи для вагонеток, в которых возили добытый камень. (Нет, раньше я никогда не попадал в такие места, однако среди документов, попадающихся на обработку люай, чего только не встретишь... да и в чужих жизнеописаниях встречаются порой весьма любопытные штрихи). Теперь же в этих катакомбах содержат пленников.

А что, вполне эффективный способ. Ломать камень не надо, шахты и штреки уже есть. Поставь в нужных местах бамбуковые решётки. Кинь на пол вязанку тростника с грубой циновкой, чтобы пленник от лежания на голом камне не окочурился. Как завершающий штрих, сунь в угол кадку для отправления естественных надобностей. Вот тебе и камера, из которой не сбежать. Ведь заплутать в катакомбах проще, чем почесать в затылке. (Тем более что круглые сутки тут царит полный, тотальный, совершенный мрак — только в моменты, когда демон-служитель развозит заключённым еду, можно рассмотреть кое-что из окружающего в тусклом свете бумажного фонаря обычным зрением). И даже если пленник запомнил дорогу до узилища со всем её разнообразием спусков, поворотов и подъёмов, — а я запомнил: люай я или кто? — на дороге этой всё равно останутся препятствиями к обретению свободы и запертые решётки, и многочисленная охрана.

Хотя охрана — это даже не полбеды, даже не четверть. Куда хуже местные, с позволения сказать, обитатели. В катакомбах Дикой гавани рождаются, живут и умирают два враждующих племени демонов: крысы нэдзуми и летучие мыши варубатто*. Что те, что другие в охотку подстерегают друг друга, вернее, враг врага. Подстерегши же — убивают и жрут: с едой в подземельях не густо. Само собой разумеется, что пленника, совершившего побег, эти бесплатные охранники имеют полное право настичь и съесть. Так что даже если бы я строил планы побега, включающие поиск выхода из катакомб помимо охраняемого пути (а такие выходы точно есть, печёнкой чую!), мне пришлось бы от них отказаться. Мало радости стать кормом для мелких злобных людоедов.

/* — в отличие от нэдзуми, в японской мифологии известных (причём с самой дурной стороны: островитяне любят крыс не больше нашего), это авторская отсебятина. Этимология "видового имени" этих демонов проста: waru = зло/злой, batto = летучая мышь./

Остаются неясны мотивы хозяина или хозяев моего нынешнего узилища. Впрочем, кое-какие выводы сделать всё же можно... если опререться на факты.

Например, усиливая скромную природную чувствительность при помощи медитаций, я изучил своих соседей по несчастью — и обнаружил, что все они не моложе трёх, но и не старше десяти лет. А также (что ещё важнее) все они, без исключения, имеют хорошо выраженный Очаг и заметный резерв сеф. Ещё один значимый момент: изоляция. В каждом закутке сидит только один пленник. Более того, тюремщики размещают новых пленников по принципу камень — облако — камень — облако. То есть никаких шансов дотянуться до соседа, просунув руку сквозь решётку. Хотя переговариваться или перестукиваться, в общем, можно... но только с кем? Я сижу тут уже двадцать с лишним кормлений (спасибо тренированной памяти люай, можно не портить стены зарубками для подсчёта времени) — и за всё это время слышал со стороны соседей лишь бессвязные вопли, стоны да мычание.

Не удивительно. Даже на меня подземный мрак, усугублённый какой-то цем-печатью на потолке аккурат над лежанкой, изрядно давит. А уж напуганных, разобщённых, да ещё и обрабатываемых какой-то магией детей такая обстановка должна ломать на раз-два.

И ломает, конечно. Мои соседи — не просто заключённые и не просто дети, но безумцы.

Но зачем кому-то нужно сводить с ума мелких человечков обоих полов? Для простой или даже демонической жестокости это как-то слишком. Предположения у меня на сей счёт есть... только очень уж мрачные.

Всё, что мне остаётся на данный момент — ждать, терпеть и собирать по клочкам да по кусочкам полезные сведения. Тратя своё время на сон, лёгкие физические тренировки (для серьёзных рацион скудноват) и на постоянные медитации. Отвлекаться от которых приходится не очень часто.

Приближающаяся череда коротких писков, сопровождаемых хлопаньем кожистых крыльев. Несколько ударов сердца — и вот уже летун останавливается, а моё хирватшу ловит в районе потолка сгусток пульсирующего демонического голода и направленных в мой адрес мыслеобразов. Они существенно разнятся с тем "диалектом" Речи, на котором я говорил с тэнгу, но всё же вполне понятны.

"По-прежнему живой/крепкий, пища?"

А вот и одно из немногочисленных доступных мне развлечений. По совместительству поводов прервать медитативное сосредоточение.

Пискля явился. Мой, так сказать, знакомый варубатто. Хотя хорошим знакомство это при самом горячем желании не назвать. С другой стороны, польза от него несомненна — хотя бы для практики в Речи и для скрашивания одиночества Пискля годен.

"Ждёшь, что я сдохну/сдамся, лопоухий кровосос? Ну, жди, жди..."

"И дождусь. У меня, в отличие от смертных, времени много".

"Это если крыски не поймают".

"Крыски?! — целый фонтан показного презрения, скрывающий инстинктивную опаску. — Да куда им, скудоумным! Никто ещё не ловил великолепного, крупноухого, клыкастого меня. И не поймает".

"Потому что никому из сильных ты даром не нужен, Пискля".

Молчаливое возмущение, скрывающее тоскливую злобу. Варубатто и сам отлично понимает своё положение в демонической иерархии. Вполне объяснимое уже тем, что на данный момент я имею резерв больше, чем у него.

Я! Человечек трёх с небольшим лет от роду!

Сам Пискля по меркам своего племени очень молод. Ему едва исполнилось пятнадцать зим. Из стаи сородичей его выделяют лишь выраженный талант к Речи да развитая смекалка. Отнюдь не те качества, которые могли бы помочь варубатто продвинуться, зарабатывая статус повыше нынешнего. Будь он более силён, подл или хотя бы более зол... увы, умники у подземных жителей не в чести. Если они не могут использовать ум для направления имеющейся силы, конечно.

Впрочем, разве у людей по-другому?

Если бы ум сам по себе, без богатства, магии, славы или происхождения давал власть, правили бы люай, а не благородные.

"Ладно, не жмись. На самом деле даже хорошо, что ты мал и слаб".

"Это как?"

А я невольно вспомнил свою предыдущую жизнь. Снова.

Как хорошо всё шло, пока я с семьёй не угодил на острогу к Мефано!

"Слабых недооценивают. Со слабых, в отличие от сильных, требуют мало... а порой и вовсе не требуют ничего. Слабым не завидуют. Слабым не бьют в спину. Как, хватит или добавить?"

"Добавь!"

"Слабому легче стать сильным, чем сильному — усилиться хотя бы наполовину. Слабый, малый могут спрятаться там, где сильный не сумеет. У нас, людей, говорят, что тайфун пригибает травы, но деревья — ломает. От себя добавлю, что чем дерево выше, тем легче его сломать. Да и молния с небес куда чаще бьёт в деревья, чем в травинки".

"Ты тоже мал/слаб. Пища! Доволен?"

"Вполне. Я знаю, что достаточно быстро вырасту, что стану сильным... и могу помочь на этом пути тебе. Хотя не даром... хочешь? Или нет?"

Сорвавшись со своего места (как и обычные летучие мыши, мой знакомый варубатто обычно отдыхал, уцепившись лапками за выступы и щели в потолке — благо, размеры позволяли), Пискля заметался по проходу около моей клетки. Вперёд — назад, вперёд — и обратно. Издавая при этом звуки, по которым я и дал ему имя.

Я ждал, пока он успокоится и обдумает сделанное предложение. Терпеливо.

Вообще подобный ход с моей стороны предсказал бы даже деревенский дурачок. Хотя тут я... хм... преувеличил. Но не сильно. По изложенным выше причинам самому мне ходу из клетки нет. Зато никто не ограничивает меня в попытках наладить общение с кем-то из тех, кто способен перемещаться по катакомбам свободно. Но тюремщики по очевидным причинам отпадают... мелкие демоны, которые ещё и слишком тупы для осознания преимуществ сотрудничества, отпадают тоже.

Остаётся кто? Именно. Пискля.

У которого точно так же нет широкого выбора возможных союзников, хе-хе. Что хорошо.

Для меня.

Кто-то скажет, что союз человека с демоном подтачивает моральные устои. Я отвечу, что уже взаимодействовал с демонами к обоюдной выгоде. Союзы ради выживания — вещь вполне естественная и отнюдь не дурная. Я не собираюсь "украшать сухие деревья искусственными цветами"*; если Пискля последует за мной, он получит свои награды честно. А если предаст (такой вариант вполне возможен, я не отбрасываю и маловероятные повороты судьбы)...

Что ж, в этом случае совесть моя всё равно останется чиста.

/* — ещё одна китайская стратагема, на этот раз 29-я./

Наконец варубатто успокоился, снова занял место на потолке, откуда так резво сорвался, и резко бросил, не удержавшись от привычного оскорбления:

"Чем и как ты можешь меня усилить? Запертая/запретная пища!"

Я, разумеется, на резкость не повёлся:

"Подмани к моей клетке одиночку-нэдзуми, и увидишь".

"Подманить? Как/чем?"

"Придумай. Ты ведь вроде не из глупцов".

"Я буду подставлять шкурку под чужие резцы/когти, а ты просто сидеть/ждать?"

"Хорошо. Вот тебе мой совет: нанеси сам себе рану*. Запах свежей крови варубатто с лёгкостью приведёт нэдзуми куда надо — даже в ловушку..."

/* — 34-я стратагема. Yeah, I like it!/

Как ни странно, Пискля не возмутился моему предложению. Видимо, оценил:

"Людишки подлые/хитрые, — С явным одобрением. — Не боишься, что вместо одного на запах сбежится целый отряд/стая?"

Последняя часть реплики содержала ехидство, но в небольшой пропорции. В основном Пискля излучал деловитый интерес.

"Если бы ты распорол себе живот и обляпал кровью половину катакомб, тогда соблазнились бы многие. На несколько капель крови из малого пореза придёт самое большее две-три крысы".

"Две-три? Уже много!"

"Не для меня".

"Слишком ты дерзок для пищи..."

"Имею причины. Так что, сделаешь или струсишь?"

"Жди".

Варубатто управился быстро и полностью выполнил все условия нашей сделки. Молодой и не особо умный нэдзуми-одиночка действительно потерял остатки ума от запаха крови. Мне же оказалось несложно прервать его жизнь при помощи Водяного Хлыста. Разогнать боевую Форму так, чтобы рассечь жертву, я бы не смог: для двух обычных способов усиления мне не хватало сеф, а для третьего не хватало прочности каналов*... к тому же бить, ориентируясь на слух и ощущение сеф, я опасался: удар вслепую есть удар вслепую. Зато мой контроль уже вырос в достаточной мере, чтобы воспользоваться Хлыстом как удавкой.

/* — Первый: усиление Формы через накачку сеф. Годится для новичков и обладателей большого резерва, т.е. клановых магов. Для многих Форм возможен переход количественного усиления в качественное: Водяного Хлыста в Водяной Бич, Громовой Стрелы в Копьё Грома, пр.

Второй: усиление Формы через повышение концентрации сеф. Является одним из отличительных признаков мастеров магии, способных создать Водяной Хлыст, рассекающий не только плоть, но и камень. Минус: при недостатке плотности сеф, свойственной магам высоких рангов и высшим демонам, способ тоже требует повышенного расхода магической энергии.

Третий: усиление Формы за счёт уменьшения времени выполнения, т.е. "резкости". Не требует повышенного расхода сеф, но даёт дополнительную нагрузку на организм. Часто приводит к травмам системы круговорота (особенно в детстве и юности, когда каналы более эластичны)./

"Свежее мясо", — не удержался Пискля, излучая ничем не прикрытую жадность.

"Да, совсем свежее. С кровью. И оно твоё".

"В чём подвох?"

"Никакого подвоха".

"Не бывает! Ты сам сказал, что поможешь мне — не задаром!"

"Верно. Я помог тебе убить крыса. И ещё помогу, если захочешь. А ты окажешь мне ответные услуги — позже".

"Какие?"

"Вполне выполнимые, не беспокойся. А сейчас... или ты не голоден?"

Пискля был очень голоден. И оставил осторожность ради редкостного, никогда ранее не выпадавшего на его долю пиршества.

А я обзавёлся ещё одним дружественным зверодемоном.

Оборот четвёртый (3)

Порой мне начинает казаться, что гармония Неба и Земли желает втоптать меня в жидкую глину... если не во что похуже. Или это — справедливая кара за мои деяния? Не узнать: до каннуси здесь, в катакомбах под Дикой гаванью, не один день морского плавания.

Но по порядку.

С момента скрепления договора с Писклёй миновало два кормления, когда в темницу вне расписания явились её хозяева в окружении небольшой толпы тюремщиков. Этакое подобие хякки яко*. Малое. Но всё равно... внушающее.

Особенно страх. На его фоне отвращение, лёгкая тошнота и какофония нечистых эмоций вроде голода, жадности, похоти, страдания и тому подобного, ощутимого через хирватшу, попросту терялись.

/* — "парад сотни демонов", "ночное шествие ста духов"; явление, отдалённо сходное с Дикой Охотой из верований жителей Западной Европы. По японским поверьям, это ежегодное действо, особенно часто случающееся в августе, — и всякий живой, увидевший хякки яко на улице своего селения, умирает. В мире "КС" опасные демоны в основном материальны и смысл у словосочетания иной... впрочем, увидеть хякки яко и НЕ умереть остаётся сложной задачей./

Совокупное давление демонических аур уже за полсотни шагов достигло уровня, при котором даже самый "глухой" и духовно грубый человек ощутил бы его касание. А когда толпа ненадолго притормозила около клетки моего ближайшего соседа слева, мне пришлось срочно отступить в свой внутренний мир — иначе я рисковал попросту потерять сознание. Впервые за всё прожитое мной время я получил возможность, от которой с радостью б отказался вовсе: воочию узреть сразу ДВУХ аякаси*.

/* — высшие демоны. Не всегда перерождены из людей, но всегда сочетают разум, вскормленный опытом сотен и тысяч лет, а также выдающуюся силу. Не всегда владеют магией, но в обязательном порядке имеют ватшу высокого уровня, а чаще их комбинацию. Посему даже слабейшие среди аякаси в поединке могут убить мастера магии... ну, при большой удаче... а верхний предел их силы и вовсе неведом./

Первый имел вид вполне обычного человека: темнокожего и темноглазого, с чёрными или просто очень тёмными волосами, забранными в сложную причёску, чуть выше среднего роста и пропорционального телосложения. За его поясом справа (а он носил обычное, несколько старомодного кроя домашнее облачение состоятельного самурая вишнёвых тонов) покоилась в ножнах пара из дайто и сёто. Одним словом, обычный человек... если бы не похожие на гладкий шрам, плотно сомкнутые вертикальные веки в середине лба, таящие от мира третий глаз.

Второго никто и никогда, даже в темноте, с человеком не перепутал бы. В довольно высоком тоннеле эта туша ростом не менее пяти локтей вынужденно пригибалась к земле — что, впрочем, не доставляло ей особых неудобств. Торс этого аякаси прикрывало подобие природного черепашьего панциря, да и башка гротескно сочетала в себе человеческие черты с черепашьим клювом. Подобные колоннам ноги походили на слоновьи или опять-таки черепашьи... а вместо рук шевелились, словно черви в гнилом мясе, кусты розовых щупалец — как у каракатицы. Три толстых слева, пять потоньше справа. На фоне остального тела, много более тёмного, не то коричневого, не то бурого — в тусклом и неверном свете бумажных фонарей толком не разберёшь — смотрелось это противоестественно. В промежности тоже шевелилось что-то подобное... я не приглядывался, но остро пожалел, что тварь не обременила себя хотя бы повязкой на чреслах.

Брр.

Тем противоестественнее выглядел в подобной компании, да ещё в окружении демонов рангом помельче, малорослый лысый толстяк, в котором я не ощущал и следа демонических эманаций. Некая аура силы его окружала, но создавалась каким-то цем-артефактом и, насколько я мог разобраться в мешанине собственных ощущений, защищала толстяка от создаваемого демонами давления. В остальном этот бурдюк на ножках ничем не отличался от рядового купца или лавочника — ни нарядом, ни манерами. Хотя... "лавочник", спокойно чувствующий себя в окружении демонов, да ещё и смотрящий на большинство из них свысока? "Лавочник", только в отношении трёхглазого и демона-черепахи выказывающий — даже не страх, а лишь нечто вроде осторожной почтительности?

Странно. Очень странно.

— Готов? — толстяк. Оба аякаси молчат.

— Похоже, вполне, — отвечает знакомый мне огнеглазый демон, входящий в свиту со стороны тюремщиков и, похоже, имеющий среди них немалый ранг.

— Ну так не мешкайте, — снова толстяк. Голос у него высокий, как у кастрата... а может, и безо всяких "как". — В давилку его, к остальным выродкам. И дальше, дальше! Время дорого!

Обсудив таким вот образом моего соседа слева (пара демонов-прислужников принялась размыкать запоры, но вряд ли для улучшения его участи), процессия подошла к моей клетке.

— Свежее поступление? — интересуется толстяк, глядя на забившегося в угол меня.

— Никак нет, — огнеглазый. — Больше десятидневья сидит.

— Крепкий сучонок, да? И что, не поддаётся?

— Нет.

— Почему? Кто он вообще такой?

— Из Дорью привезли. Можно сказать, спасли от эпидемии, ху-ху. Таскался по всяким помойкам с каким-то журавлём... ну, так говорил Угорь, один из наших дорьюских, ху-ху, друзей.

— Вот как? — ожил аякаси-"самурай". — Окажи услугу, Ёку-но бусё, подтащи мальца поближе.

Едва я успел глазом моргнуть, как два удлинившихся "правых" щупальца второго аякаси уже волокли меня к решётке. Самому демону для этого даже с места сходить не пришлось. Явное, причём виртуозное, владение аливатшу... ну да от аякаси меньшего и не ожидалось...

Как я ни старался, как ни воздействовал через Духовного Двойника на тело, а от первого же касания щупалец тошнота усилилась многократно, в пропорции к давлению чуждой естеству силы. Хватка Ёку-но бусё оказалась достаточно осторожной, так как он явно не хотел меня помять — но это помогало плохо. Моё хирватшу затопили холодный мрак, сосущая пустота и чувство, которое можно было бы назвать бессердечием... очень, очень давно, когда оно ещё не было многократно умножено и сжато до почти физически ощутимой плотности. Щупальца, державшие меня, казались не столько частями живого тела, сколько материализованным злом... или мне так мстилось? Мгновения тянулись и тянулись, расшатывая скрепы моей воли.

А потом "самурай" отверз свой третий глаз, пялясь на меня через решётку. Целиком кроваво-багровый, лишённый белка. Зрачок его, подобный трёхлучевой звезде, сузился было, но стремительно преобразился в правильный треугольник со слегка вогнутыми сторонами, налился жёлтым пламенем.

И время словно вообще остановилось.

На стене потухшего вулкана, каменной ограде моего внутреннего мира, вспыхнул рисунок, тут же преобразившийся во вполне материальные каменные ворота высотой в двадцать локтей и шириной в пятнадцать. Издав тяжкий, стону подобный скрежет, начали они отворяться... и как ни противился я этому своей волей, а сумел лишь немного замедлить их, оттягивая момент вторжения. Да, в том, что аякаси-"самурай" пытается вломиться в мой внутренний мир, сомнений у меня не осталось. Слишком знакомые ощущения... хотя со стороны Хироко мои действия воспринимались намного мягче, почти как ласка — но сам принцип оставался тем же.

Я приготовился. Сосредоточился. И в некий момент просто отпустил тугую пружину своего противодействия. Ворота раскрылись с грохотом, составляющий их камень пошёл трещинами, а проекция чужого сознания влетела в них, словно получив подножку... однако же самураю двенадцати локтей роста, в остальном полностью повторяющему облик своего материального тела (за вычетом отсутствующего третьего глаза), всё же удалось удержаться на ногах.

— Чрево Идзанами! — выругался вторженец, хватаясь за рукояти мечей.

Его взгляд застилал туман, вызванный мной со стороны озера, но для меня вполне прозрачный.

— Властью шести стихий, волей моего сюзерена, — продекламировал он, вставая в одну из начальных стоек кэндо, — именем моим и силой моей — приказываю! Я, Такахаси Мичио... кха! Кха!

Плотный поток воздуха буквально вбил в глотку вторженца горсть сливовых лепестков.

Да, в плотной реальности я лишь ребёнок трёх лет с небольшим. В плотной реальности у меня мал резерв и плохо раскрыто стихийное сродство. Но в моём внутреннем мире я вполне способен использовать даже самые мощные Формы, что были подвластны мне в предыдущей жизни. И резерв, ограничивавший меня тогда, здесь заменён иным. Пожалуй, стоит назвать эту иную основу силой духа. Основное отличие её в том, что при манипуляциях стихиями внутреннего мира она не истощается; так не истощается содержащаяся в теле кровь, когда человек выполняет физические упражнения.

Мечи покинули ножны с грозным шелестящим звоном.

— Ханьей! — рявкнул Такахаси Мичио, падший самурай. — Отражаю!

И его сила духа, окутавшая фигуру бледно-жёлтым ореолом, принялась оттеснять мой туман. Я попытался противодействовать — не напрямую, но вытягивая из чужого влияния силу. Куда там! Всё, что я смог — лучше ощутить природу противостоящего мне. Что, конечно, помогло, но решающего преимущества всё равно не давало. Такахаси Мичио просто был старше, опытнее и сильнее меня.

Но он явился ко мне. Туда, где всё и вся, в определённой степени, являлось мною. Туда, где я не знал усталости, а значит, просто не мог проиграть...

Или всё-таки мог?

Повелительный взмах рукой. С приблизившихся, бурлящих, беспокойных небес на нежеланного гостя рухнул настоящий сноп переплетённых молний, ослепительных в своём гневе.

— Ни-кай ханьей! — успел выдохнуть Такахаси Мичио, прежде чем стихия обрушилась на его плечи. И... выдержал удар. Скрещённые над головой дайто и сёто стали основой для своего рода зонта, воплощения его воли. Разряды обтекали его напряжённую фигуру, лизали камень, оставляя светящиеся багровым проплавленные борозды, пытались уцепиться за одежду и впиться в тело... не могли.

Но силу его духа атака истощала. И достаточно быстро притом.

Аякаси сообразил, чем это грозит, быстрее меня.

— Кётай! — уже не рык и не выдох, а шёпот. Впрочем, на эффективности команды это ничуть не сказалось. Щит двойного отражения на мгновение вспыхнул ярче, а укрывавшийся под ним одним рывком выскользнул из-под удара со скоростью, не уступающей Сдвигу...

И ускользнул через захлопнувшиеся ворота туда, откуда явился.

Преследовать его я не стал. До такого безумия я ещё не отчаялся. К тому же сама ретирада врага вполне меня устраивала. Ведь он так меня и не увидел... да что там — даже до сада добраться не успел!

Возможно, я упустил хороший шанс. Возможно, заманив падшего самурая на мою территорию поглубже, использовав ловушки и в качестве оружия не Молнию, а Грозу, я бы... победил? Пленил? Убил? Вытянул из него силу, знания, память? Возможно. Я пока слишком мало знаю о внутреннем мире и его свойствах, а сражение здесь для меня стало и вовсе первым (хотя тренировки с Хироко мы всё же устраивали — и "у меня", и "у неё", иначе, боюсь, я предстал бы перед лицом Такахаси Мичио безоружным и беспомощным). Однако факт в том, что драк до победного конца во внутреннем мире я не знал и последствий предсказать не мог.

Отстоял своё? Уже хорошо. Мудрый довольствуется малым.

Я бы вовсе не обрадовался, если бы по итогам битвы с аякаси обнаружил себя наследником его демонической силы. То есть здесь, в Дикой гавани, это, может, и хорошо... а в остальном мире? Стала бы от радости петь и плясать Хироко, обнаружив в своём муже столь... резкие изменения?

Вот именно.

...третий глаз аякаси погас и спрятался за створками век.

— Ну как? — торопит толстяк. — Что вы узнали, господин Такахаси?

— Что этот... — падший словно запнулся, поджал губы, — этот не сломается и за год.

— Почему?

— Его дух защищён покровительством какого-то ками. Нет, я понятия не имею, какого именно: он защищался туманом и атаковал молниями, большего я не знаю.

— Ну, если даже дух его защищён, — заметил толстяк, поглаживая пальцами висок как бы в раздумье, — о теле того же не скажешь. Решено! Урезать ему пайку вдвое. Если не поможет, через десятидневье перестать кормить вовсе. Посмотрим, сколько он протянет. А теперь — дальше, дальше!

Падший самурай слабо покачал головой, но промолчал. Щупальца разжались, выпуская меня на свободу (ага, на свободу, конечно...). И вся орава двинулась своим путём, таща моего бывшего соседа слева и ещё нескольких несчастных.

А я заполз на своё аскетичное ложе и замер.

Требовалось многое обдумать.

...итак, предварительная, хм, обработка подземным мраком и одиночеством, приправленная магическим воздействием от печати, завершается в некой "давилке". Чем бы эта самая давилка ни оказалась, попасть туда мне не хочется. Однозначно. Выход? Надо бежать. Куда? Да практически куда угодно. Вовремя я разобрался с Писклёй, очень даже вовремя. Потому что бежать в ту сторону, где решётки и охрана — это точно не выход. Будь я постарше хотя бы раза в три, а лучше в пять... к тому моменту я мог бы рассчитывать на резерв подмастерья как минимум и набор отработанных Форм. А сейчас... нет, без шансов. Поэтому бежать придётся в неизвестность... ту самую, которую должен хотя бы частично изучить мой союзник-варубатто.

К счастью, некоторое время на планирование побега и подготовку у меня есть. Совсем уж резко сажать меня на голодную диету не станут... опять же, можно попробовать достать через Писклю чего съедобного, хотя бы условно... ближайшее десятидневье протянуть можно.

Но это всё дела приземлённые. По-настоящему меня волнует другой вопрос, более отвлечённый и вместе с тем более острый. Такахаси Мичио решил, что мой внутренний мир защищает ками. Но я-то знаю, что никто из небожителей мне не покровительствует! Я защищался сам, своей волей... и почему-то высший демон, куда более опытный, чем я, эту защиту и эту волю определил как божественную.

Почему?

Или глубоких корней здесь не накопать, а странный вывод падшего самурая — типичная ошибка определения, вызванная словами огнеглазого о том, что я странствовал в обществе каннуси? Ну и тем, что в трёхлетнем пацане сложно заподозрить наличие сознания возрастом более ста лет. Которое ещё и обладает каким-никаким опытом схваток в неплотных мирах.

Вернее, как раз для Мичио заподозрить такое проще простого — но и проверить на одержимость при помощи своего третьего глаза очень легко. А я — не одержимый, мой дух телу не чужой. Я...

Триждырождённый. Простой триждырождённый. Хе-хе, хм.

Кстати, не для подселения ли духов готовят здесь подобных мне? А что, очень даже похоже. Если верить историям мамы Аи, для слабых бестелесных демонов, вроде тех же бакэмоно, юрэй или онрё, любой шанс занять оболочку ребёнка подобен выигрышу в фишки. Ведь с ростом ребёнка их силы быстро (ну, для демонов быстро) растут. К тому же как дух подстраивается под оболочку, точно так же и оболочка становится всё более и более удобной для духа. При попытке занять тело взрослого человека, даже попытке удачной, такой подстройки не происходит.

Вот только слабые духи на то и зовутся слабыми, чтобы не иметь шансов проникнуть в тело ребёнка здорового и бодрого духом. Для успешного слияния с будущим одержимым им нужны особые условия — например, тяжёлая болезнь, сумасшествие или даже смерть (в последнем случае получаются твари, именуемые шитай-но хоро, ходячие мертвецы). Так что может быть удобнее, чем тело, которое намеренно лишили души, не убивая? А меж тем, повторюсь, духи, вырастая вместе с одержимым, быстро усиливаются, не говоря уже об иных приобретаемых преимуществах.

То-то у моих соседей по катакомбам хорошо — ну, для их лет — развит Очаг...

Ладно. Об их участи можно поразмыслить и позже. Сейчас гораздо важнее вопрос о том, как мне вывернуться из той ямы, которую мне вырыли обстоятельства.

Куда и, главное, как мне бежать?

Каким образом мне во время бегства добывать пищу?

Последний вопрос стоит как бы не острее, чем первый. Я не особенно брезглив и не погнушался бы разделить с Писклёй тушку нэдзуми. Вот только риск... если уж люди превращаются в демонов, пожирая мясо других людей, то пожирание мяса демонов должно оказаться кратно опаснее. А я, как уже говорил, ни падения, ни перерождения* себе не желаю. Тем самым к граничному условию побега — "выжить" — добавляется ещё одно: "остаться человеком". Размышления о том, насколько сейчас я сам человек, оставлю будущему. За демона меня принимали, за ками — уже тоже... но суть важнее формы.

/* — различные пути демонизации. Чёткую границу меж ними провести сложно и есть ряд непременных общих черт, но если вкратце, то падение больше влияет на дух, а перерождение — на тело. Например, превращение Лейко Кубара в мононокэ — падение. Превращение человека в нечто зверообразное — перерождение./

А чужих мнений она важнее тем более.

Итак: чем мне питаться? Вероятно, еду мне придётся попросту воровать. Неприятно, да, но ради выживания... я ведь не просил перевезти меня в Дикую гавань, так что последствия — на совести огнеглазого и его хозяев. Если я получу возможность выбираться из катакомб в город по ночам, этого хватит. Сложность в том, что мне придётся конкурировать с нэдзуми. Неприятная ситуация, м-да. Но... придётся постараться, так или иначе. Как показала практика, с одиночной демонической крысой я управлюсь, так ведь они редко ходят по одной. Чем возместить численное превосходство противника — известно, вот только для этого нужны дополнительные условия. Часть нужного хорошо бы добыть до того, как придётся оставить клетку...

Приближающиеся писки, совмещённые с хлопаньем крыльев. А вот и варубатто пожаловал.

Вовремя.

"Не помер, человечек".

Мой статус повышен. Я больше не пища. Ах, как я рад!

"Не помер. И намерен шевелиться сильнее прежнего. У тебя появится возможность снять с себя часть долга, Пискля. Ты рад?"

"Безмерно".

Ого. Да он ещё и сарказм осваивает? Наверно, нахватался дурного... у меня.

"Что ж, тогда слушай, что тебе предстоит сделать..."

* * *

Еду для пленников развозили похожие, как братья, нукэкуби.

Поверья приписывают таким демонам способность отделять от тела голову, которая ночами летает сама по себе, пронзительно вопит, пугая жертву перед нападением, да ещё и людоедствует. Однако из всех подобных народных побасенок верно только одно: шея нукэкуби всегда помечена замкнутым кольцом татуированных цем-знаков.

В общем, молва точно так же перевирает и раздувает славу нукэкуби, как и в случае с тэнгу.

(Нет, в самом деле! Как можно поверить, что отделившаяся голова способна вопить? Для воплей вообще-то нужны лёгкие — иначе глиняные свистульки могли бы издавать звуки и сами по себе, а не только тогда, когда в них подуешь. Опять же, куда голова нукэкуби должна есть? Желудок-то остаётся при теле! И за счёт чего она летает? Голова эта машет ушами, как крыльями птица, — так, что ли?

Я уж молчу о том, что вообще-то при отделении человеческой головы от тела обычно — и довольно быстро — наступает смерть...)

Правда заключается в том, что нукэкуби — подвид одержимых. В сущности, они обычные люди, которые когда в результате неосторожности, когда в силу стечения обстоятельств, а когда и вполне сознательно отказались от собственной воли, поставив в залог жизнь. При нарушении клятвы голова нукэкуби и в самом деле мгновенно слетает с плеч... один раз. Вот только нарушить эту клятву очень сложно, потому что верность нукэкуби поистине абсолютна. Отказ от свободной воли — не шутка.

Оборотной стороной этого является исчезающе малая самостоятельность нукэкуби. Очень и очень немногие из них способны предпринять какие-либо действия без прямого приказа, поступить разумно в не предусмотренной ситуации. Конечно, если на глазах у такого совершить нечто, способное привлечь внимание хозяина, то сотворивший нукэкуби (как правило, аякаси: у меньших демонов на это не хватает либо ума, либо силы... впрочем, изредка нукэкуби создают ещё и колдуны*, для которых вопрос упирается уже в меру их нечестивого искусства) способен пробудить частичку своего духа в цем-знаках не только для наказания своей марионетки. Вот тогда, под прямым управлением, заложные демоны становятся и умны, и находчивы, и внимательны. Изредка они даже слабые разновидности ватшу могут использовать.

/* — если отступники получаются из магов, предавших свой клан, то колдуны — это в основном каннуси, использующие свои навыки создания цем-печатей незаконными и аморальными способами. Проще говоря, колдуны суть жрецы-преступники, поддавшиеся злу./

Но обмануть нукэкуби, пребывающего в обычном состоянии живой марионетки, легче лёгкого. Этим мы с Писклёй и воспользовались.

От нэдзуми, завлечённого в ловушку и убитого, осталось кое-что малосъедобное. В частности, кости, куски шкуры и резцы (варубатто по моей просьбе припрятал их вместо того, чтобы, как он первоначально собирался, продемонстрировать трофеи родне). А я восстановил контроль над своей сеф в достаточной мере, чтобы не только управляться с крысиными резцами при помощи Незримой Руки, но даже для того, чтобы на несколько малых черт "заморозить" развозчика на одном месте. Провернуть такое с обычным человеком я бы не смог, а вот на нукэкуби моего резерва хватило.

В итоге, даже если кражу рисовых лепёшек из тележки заметят, следы крысиных зубов пустят охрану по ложному следу. Пискля счёл этот ход ещё одной восхитительной человеческой подлостью. Чтобы охладить его восторги, я спросил, знает ли он в катакомбах место, где есть вода, но нет нэдзуми и нечасто появляются варубатто. Желательно также, чтобы это место находилось неподалёку от моей клетки, но и не настолько близко к ней, чтобы облегчить задачу будущим преследователям.

"Нет такого".

Ответ не понравился мне своей однозначностью.

"Ладно, Пискля. Нет, так нет. А как насчёт места, куда мог бы пролезть я, но не сможет за мной последовать взрослый человек? И да, подальше от мерзких крыс!"

После этого вопроса мы не менее большой черты разбирались с укрытиями, хранимыми памятью варубатто. Дела ничуть не облегчало то, что память его... своеобразна. Достаточно сказать, что Пискля запоминал дорогу не глазами, как я, а ушами. Для него между "глухим камнем" и "звонким камнем" простиралось такое же полотно оттенков и переходов, как для меня — переливы цветов радуги от красного к фиолетово-синему. Если бы в своё время я не пользовался цем-печатью Зрячего Уха, если бы не обладал подготовкой люай — попытки составить из путаных образов Речи варубатто карту подземных ходов могли занять не один день... и всё равно остаться безуспешными.

Однако я справился с задачей.

Остался сущий пустяк: освободиться из клетки.

Нет, — в самом деле пустяк. Клетка из толстых и прочных стеблей бамбука, перевязанных банановыми канатами* и составляющих частокол, в щели которого можно просунуть женский кулак, служила непреодолимым препятствием для детей и даже для большинства взрослых. Но не для меня. В своей первой жизни я использовал стихийную сеф воды для обработки камня; использовать её для порчи канатов, скрепляющих бамбуковые стебли, оказалось ещё легче. Тем более, передо мной вовсе не стояла задача разнести клетку на куски — вполне хватило бы расширить одну из щелей так, чтобы я мог просунуть через неё голову... а затем и протиснуться целиком.

/* — имеется в виду аналог манильского троса; на Земле сырьё для выделки этого вида натурального волокна произрастает на Филиппинах./

На это у меня ушло время трёх кормлений. И то вполне мог управиться побыстрее, если бы не устраивал себе отдых с медитациями для восполнения сеф между периодами монотонной работы.

Самым неприятным обстоятельством на момент освобождения стало отсутствие ёмкости для воды. В моей клетке стояло нечто вроде корыта-поилки — каменной дуры весом со взрослого человека, куда развозчик-нукэкуби во время обходов подливал воду из кувшина с удлинённым узким носиком (чтобы проходил через щель решётки).

По очевидным причинам о том, чтобы утащить это корыто с собой, не могло идти и речи.

Я и украденные лепёшки-то на себе пристроил с трудом: циновка, которую я прихватил с собой, была настолько грубой, что гнулась о-о-очень неохотно. Надёжность свёрнутой из неё... ёмкости отнюдь не внушала мне уверенности. Так как делал я её уже за пределами клетки, то есть с неизбежностью — спешно, при помощи неудобно коротких обрывков бананового волокна, да ещё и наощупь. Также имелся у этой циновочной ёмкости один дополнительный недостаток: поскольку сделать крепёжные лямки для неё мне было попросту не из чего, мне предстояло либо тащить её в руках (снижая и без того не особо выдающиеся боевые возможности), либо прилепив к спине при помощи сеф. Тоже не лучший вариант, так как это отнимало часть контроля и, что ещё хуже, ускоренно истощало мой невеликий резерв.

Однако неприятнее всего прочего, повторюсь, выглядело отсутствие хотя бы завалящей баклаги, фляги, меха, кувшина — короче, ёмкости, куда можно было бы перелить воду. Протянуть день-два без еды сравнительно легко, а вот без питья...

Впрочем, насчёт добычи влаги я составил план заранее. Иначе побег стал бы самоубийством.

К тому же на данный момент, когда я осторожно волок на себе свою (потом, снова) постель и запас провизии, острее всего стоял вопрос скрытности.

Под землёй, увы, не идут дожди. Имея достаточно острое обоняние, в катакомбах можно идти по следу много дней спустя. А ведь помимо запахов, есть и другие способы выследить беглеца. След сеф, например. А также следы ци и суго. Для многих бакэмоно духовные отпечатки в Тени Мира более внятны, чем для зрячего — листва дерева, под кроной которого он спасается от жары в погожий день. Для демонов, обладающих подходящими хирватшу, пройти по чужим стопам даже спустя десятидневье — не самая лёгкая, но и отнюдь не невыполнимая задача.

И вот ведь какая штука. Я мог почти полностью убрать следы своего запаха на камнях: на то и нужен Лёгкий Шаг, чтобы перестать или почти перестать оставлять явные следы. Но при этом места, где прошёл пользующийся Лёгким Шагом, для уже помянутых видов бакэмоно — как дорожка из пролитой крови для хищника. В своей жизни Оониси Акено я мог использовать для затирания следов цем-печати. Но сейчас... сейчас мне оставалось полагаться лишь на хитрость.

Ну и на знание подземелий — в той мере, в какой я сумел перенять его от Пискли.

Кстати, варубатто сопровождал меня в моём побеге. Он, проницающий тьму при помощи слуха и передающий мне указания о маршруте при помощи Речи, стал поистине неоценимым помощником. У меня за время пребывания в мало— или вовсе не освещённых местах, начиная с трюма джонки, поневоле сильно обострились все восемь телесных и четыре духовных чувства*. Я, кстати, специально медитировал и тренировался, чтобы увеличить тонкость восприятия ещё больше. В этом смысле сидение под землёй даже оказало мне услугу.

/* — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, чувство направления, чувство равновесия, чувство тела. А также ощущение сеф, ощущение ци, "проницательный ум" и интуиция. Хирватшу, какими бы они ни были и как бы ни напоминали "восемь плюс четыре", в список не входят, так как считаются отдельными новыми чувствами — сверхъестественными в буквальном смысле слова. Кстати, для изначально духовных существ пропорция телесных и духовных чувств часто обратная: вторых больше, чем первых./

Но как бы ни отточил я свою природную чувствительность, перемещение вслепую всё равно оставалось сложным делом. Которое подсказки Пискли облегчали многократно.

...при помощи Лёгкого Шага — почти до конца штольни. Последняя из клеток с пленниками осталась позади в сотне локтей. А вот и ответвление. Почти перекрытое давним обвалом... но в том-то и штука, что почти, а не совсем. Взрослому тут не пролезть, а вот варубатто проползёт, хоть и не любит такой способ передвижения. Да и мне щель найдётся. Самое сложное — протащить припасы, это приходится делать в пять приёмов. Об опасности нового обвала лучше вообще не думать... ффух, всё-таки закончил. Варубатто беспокоится, говорит, что после моей возни шанс обвала вырос. Но сейчас это даже хорошо: больше сложностей у преследователей — мне проще.

Теперь вперёд по заброшенному ответвлению катакомб. Оно виляет, регулярно "выстреливает" в стороны такие же изогнутые проходы. Но мне туда не надо, там чуткие уши Пискли слышат близкие тупики. Мне надо вперёд и дальше, из рукотворной части катакомб — в сеть естественных пещер. А оттуда, почти сразу, — на поверхность.

Здесь царит начало ночи, но темень почти та же, что под землёй. Духи ветра и вод злы, пусть и не настолько, чтобы обрушить на Дикую гавань очередной тайфун — но вполне достаточно, чтобы нагнать плотную пелену туч, полностью перекрыв звёздный свет. Указания варубатто по-прежнему ведут меня наилучшим путём: минуя заросли каких-то колючих кустов, по острым камням, усеянным пучками не менее острой травы — к одной из дорог. Узкая, неровная, петляющая по склонам холмов, эта дорога жизненно нужна мне. Добравшись до неё, я отменяю Лёгкий Шаг и переключаюсь на Ускорение, без жалости выжимая из Очага всю сеф, какую он может дать.

Бегу. Закрыв глаза, почти полностью сосредоточась на поиске верного пути и указаниях Пискли. Прямо на бегу всухомятку жую лепёшку: сеф, ци и суго не берутся из ничего, им нужен источник, то есть пища. Вскоре дорога превращается в улицу. Сворачиваю, потом сворачиваю ещё и ещё раз, бегу через пустующую по ночному непогожему времени площадь, ныряю в проулок — и дальше, дальше, ещё дальше. А вот и бегущий к морю ручей. Оставляю свёрток с лепёшками, прыгаю прямо на поток. Да, не "в", но именно "на": в этой жизни я сродственен стихиям Земли, к тому же бегучая вода унесёт прочь следы применения Лёгкого Шага куда раньше, чем проснувшиеся поутру горожане затопчут мой запах, оставшийся на мостовых.

Напиться — сперва вдоволь, а потом ещё немного "про запас". Прыжок при помощи всё того же Лёгкого Шага обратно на мостик. Подхватить свёрток. И бежать-бежать-бежать дальше.

Что? Уже? Ну, здесь так здесь. Надеюсь, что ты, Пискля, не ошибся или хотя бы ошибся не сильно. Сворачиваю к развалинам дома, осторожно пробираюсь по обломкам, снова пользуясь Лёгким Шагом. Спускаюсь в подвал, сохранившийся намного лучше, чем то, что на поверхности. Дальний конец, узкий пролом в стене — опять-таки только ребёнку впору — и вот они, катакомбы под Дикой гаванью. Привет вам снова, хотя не скажу, что рад встрече. К тому же опасность не исчезла, она лишь сменилась угрозой иного рода. На поверхности меня могли выследить люди и демоны, а внизу... здесь мне снова нужно опасаться незнакомых варубатто и особенно — нэдзуми. Сейчас мы с Писклёй вроде бы не нарушаем границы их территории напрямую, двигаясь по старой тропе контрабандистов, имеющей нейтральный статус ещё с тех времён, когда разрушенный дом был цел, а контрабандисты живы, но... всегда есть это небом проклятое "но".

Поэтому я снова несу свёрток с лепёшками в руках, а в правой ладони у меня зажата пара особо острых каменных обломков. В сочетании с Незримой Рукой — достаточно опасное оружие, годное и против патрульных-крыс, и против сородичей Пискли. Кстати, кланов варубатто под землёй живёт немало и тот, на представителей которого вероятнее всего можно наткнуться на этой тропе, для клана Пискли отнюдь не союзник...

Повороты. Колодцы (приходится очень осторожно огибать: упади в любой, вряд ли выберешься обратно). Штреки, залы, выработки, переходы. А ещё — лестницы, штольни, щели, шаткие мостки над широким провалом, подъём по верёвочной лестнице и почти сразу после — неудобно крутой спуск...

И всё это — в кромешной тьме.

Я вымотался и снова ощутил жажду. Пискля тоже устал, но больше духом, чем телом (ну ещё бы — ему впервые пришлось так долго и интенсивно использовать Речь!). Однако, разнообразия ради, в эту ночь ками-заступники явно пребывали на нашей стороне: я и варубатто добрались наконец до подземного перекрёстка пяти дорог, небольшая ниша возле потолка которого и являлась намеченной целью моего побега. При этом на всём протяжении пути нам не встретился никто из живых.

Это ли не признак благосклонности небожителей?

Впрочем, судить об этом с большей уверенностью можно будет спустя хотя бы три-четыре дня. А пока... очистив по мере возможности дальний конец ниши от мусора и пыли, я сложил там запас краденых лепёшек, развернул циновку в её исходную форму, лёг — и провалился в сон, как ныряльщик в морские глубины. Всё моё существо жаждало отдыха. И самым разумным с моей стороны было не противиться, позволив природе взять своё.

* * *

Выспаться толком не удалось. Потому что даже тягучая, как зыбун, усталость не помогла полностью заглушить жалобы свернувшегося улиткой, ворочающегося и дрожащего тела. Жёсткая циновка поверх ещё более жёсткого камня — да ещё и холодного ко всем прочим радостям — это не мягкий футон под шёлковыми простынями. В камере-то ложе смягчал хотя бы тростник, а на воле... на воле пришлось заменять остаток отдыха восстановительной медитацией.

Не так легко и приятно, как обычный сон. Зато полезнее для духа и даже для тела.

Закончив с отдыхом, я приступил к выполнению одного из ключевых пунктов плана выживания. Хотя изначальным стихийным сродством Танаки Хачиро оказалось Дерево, я понемногу развивал и сродство с двумя другими стихиями Триады Земли. Похоже, что раннее развитие помогало мне едва замечать препятствия, у взрослых магов превращающиеся в глубокие пропасти и почти неприступные горные хребты. Это я к тому, что добиться стихийного преобразования сеф не только в древесную у меня получалось неожиданно легко. Что тому причиной — зрелая воля и достаточно гибкий ум? Или же просто отсутствие в теле и душе почти-младенца жёсткости, предвещающей старение и смерть? А может, бездарность Хачиро? Да-да, именно бездарность: это у клановых магов может проявиться не просто яркий талант к овладению конкретной стихией, но даже талант к смешанной стихии. А у меня в этой жизни такого и близко нет: деревенщина...

Как бы то ни было, Вода и Камень после небольшой тренировки подчинились мне почти так же охотно, как Дерево. Начисто опровергнув тем самым мнение "опытных" магов-наставников, что вторичная стихия требует для развития вдвое больше усилий и вчетверо больше времени, а третичная, соответственно, втрое и в дюжину раз больше.

Когда я только-только начинал тренировки сродства, я просто хотел сократить для меня-Хачиро сроки достижения статуса Владыки Земли. Однако, судя по лёгкости преобразования, я вполне мог рассчитывать на него не к почтенным сорока годам, а чуть ли не к пятнадцати. Конечно, если на этом пути не обнаружатся дополнительные, сейчас мне неизвестиные препятствия и условия...

Но к делу. Итак, Камень покорялся моей воле — пусть даже требуя, как и ожидалось от самой неподатливой из стихий, кратно больше сеф для получения самых скромных результатов. Впрочем, после сна, медитации и завтрака мой резерв наполнился, а Очаг мог выдать максимум, доступный мне в нынешнем возрасте. Контроль я восстановил в должной мере уж полгода как. Поэтому, прижав к полу ниши ладони, я преобразовал сеф и мощно толкнул её вовне, сосредоточившись на одном чётком желании. И уже спустя малую черту (половина запаса сеф долой) негромкий треск стал мне наградой.

"Чего шумишь? Зачем тратишь силу?"

"Скоро увидишь", — мысленно ответил я недовольному варубатто, ночевавшему неподалёку и сторожившему мой сон. Сам я при этом выгребал в дальний угол крупные куски породы, освобождая созданный моей магией полукруглый кратер — чуть больше локтя диаметр, треть локтя глубина.

"Скоро?"

"Да. Ещё немного работы, где-то на сотню вздохов, потом подождать, а потом..."

"Потом — что?"

"Увидишь", — повторил я не без лёгкой насмешки. Хотя, скорее, услышит или учует. Зрение-то под землёй не очень востребовано. Пискля недовольно повозился у себя наверху, пару раз нарочито хлопнув своими кожистыми махалками, но вскоре затих.

Работа заняла больше сотни вздохов, но не намного. И отняла ещё добрую треть резерва. Так что я снова немного пожевал лепёшку, сел в одну из поз для сидячих медитаций и принялся гонять по системе круговорота смесь обычной и древесной сеф. Восстановление в таком режиме занимало больше времени, но всё равно завершилось задолго до того, как с кратером произошли желанные изменения. И я, повинуясь мимолётной прихоти, замешанной на любопытстве, решил отправиться с визитом во внутренний мир Пискли.

Ещё в прошлой жизни я задался вопросом, чем демоны отличаются от людей. Используя Форму Юрэй-нина, я наведывался за ответами (или хотя бы их частью) во внутренние миры "моих" тэнгу, а также некоторых бакэмоно — из тех, что поспокойнее и побезобиднее. За время сидения в катакомбах Дикой гавани я также несколько раз мимолётно касался внутренних миров нэдзуми и варубатто из числа слабых, едва ли достойных звания разумных существ.

Надо сказать, результаты вышли... озадачивающими.

При попытках изучить Юрэй-нином бесплотных бакэмоно моё сознание выталкивало к границе материального мира. Говоря проще, для разного рода духов и призраков материальный мир служил тем же, чем для людей — мир внутренний. Однако при этом, чем большей силой обладал бакэмоно, тем сильнее отличалось его восприятие материального плана от человеческого. Причём для духа подобные перемены казались вполне естественными, он успешно "жил" и действовал так, словно его искажённый мир — настоящий, а люди заперты в границах какой-то унылой иллюзии.

Или это как раз сила бакэмоно позволяла так искажать реальность, будучи чем-то вроде ватшу? Что тут служило причиной, а что следствием? Мне так и не удалось понять. Знаю лишь, что мне бы вовсе не хотелось жить в мире миллионов оттенков серого, или мире, где расстояния менялись в зависимости от глубины грусти. Или мире, сохраняющем отдалённое сходство с человеческим, но куда больше похожим на звенящий сотнями задетых струн водопад цвета крови.

И ещё. Внутренний мир всех бакэмоно, которых я изучил, не имел и намёка на переход ко второму уровню. Возможно, из-за того, что я просто не смог его найти. Но у людей — а у них внутренние миры бывают о-о-очень причудливы! — найти такой переход удавалось всегда...

А вот у неразумных демонов, вроде тех же младших нэдзуми, внутренний мир не сливался с внешним. У них его попросту не было! Точнее, проникнув как Юрэй-нин в нэдзуми, я обнаруживал ровно то же, что и при проникновении в другого нэдзуми. Далеко не сразу я понял, что вижу, но когда понял... удивление моё разлилось шире, чем Янгоэй Великий в половодье. Не имея своего внутреннего мира, эти демоны имели общий внутренний мир второго уровня! Точь-в-точь как животные — потому что внутренний мир, например, одной курицы тоже ничем не отличался от внутреннего мира другой курицы. Или почти ничем. Моя внимательность, отточенная тренировками в качестве люай, находила отличия, но малосущественные.

С другой стороны, спутать неразумное животное и неразумного демона при взгляде в суть было сложно. Потому что у таких демонов обычно присутствовали... даже не знаю, как описать... узлы? Ветви? Потоки? Всё понемногу — и ничего похожего. Проще всего будет объяснить не причину такого устроения духовной составляющей, а последствия. Неразумные животные не имели своего сознания, не имели силы, не имели общности — только искру жизни и одну большую душу, общую для всех тварей своего вида. Неразумные демоны также не имели личности... а вот сила и общность у них были. Одни на всех, растянутые на множество плотских вместилищ. Общая душа животных оставалась не разумна. Общая душа неразумных демонов проявляла некоторые свойства обладателя разума и воли.

Поразительное открытие!

Но что поражало ещё сильнее, так это то, что демоны разумные, вроде Урр или Раа, имея всё то же, что неразумные родичи, получали в довесок к личности свой внутренний мир. Этакую прихожую, мост меж материальным миром и непостижимыми глубинами второго уровня духовного мира, где существовали их родовые духи. Обнаружив этот факт, я не мог не задаться вопросом: а родовой дух, общий для всех людей — каков он? Вернее, почему я никогда не наблюдал следов его существования? И небожители... какое они имеют к нему отношение?

В первой книге первой триады Священной Дюжины есть история о том, как Дзока-но сансин* поделили на части первочеловека Уруша, спящего гиганта, породив этим действием весь круг вещей зримых и незримых, а также первое, старшее поколение богов. Кстати, в те времена деления на богов и демонов ещё не существовало... наводит на мысли, о да! Так вот: не потому ли я, изучая второй уровень внутреннего мира, не могу отыскать следов родового духа всех людей, что Уруш давным-давно поделен и преображён?

/* — дословно "три бога созидания". Демиурги синтоистского пантеона./

Как жаль, что Кобаяси Казуо при всём желании не смог бы ответить мне на такие вопросы! Да и не он один. Подозреваю, что даже не каждому ками известна подоплёка истории творения.

...Во внутреннем мире Пискли я обнаружил уже знакомые признаки обретения личности. "Мои" тэнгу проявляли нечто похожее. Конечно, налицо и разница: там, где у пернатых демонов клубились облака и сияло солнце бесконечных небес, — у демона беспёрого простирался во все стороны каменный лабиринт залов, коридоров, изогнутых под самыми причудливыми углами проходов и узловатых колонн... причём лабиринт этот плавал в пространстве, затканном уютной тьмой. Но даже на фоне полной темноты мои духовные очи различали более плотную тень: сгусток эмоций, не имеющий пока что определённой формы, но уже вовсю заявляющий о себе высокими отрывистыми криками, порождающими гулкое множественное эхо.

Когда Пискля окончательно сформирует собственный образ (который скорее всего повторит его материальное тело с небольшими изменениями), одна из пещер станет домом для него. Но отдельный переход на второй уровень, как у людей, не появится: пещера первого уровня, якорь духа варубатто, сохранит множество связей с остальной системой пещер, то есть с родовым духом всех себе подобных.

Даже завидно, слегка. Как человеку, мне никогда не удастся хотя бы приблизиться к пониманию той общности, с которой Пискля родился и с которой не расстанется до смерти.

"Что это?"

"А ты как думаешь?" — мысленно хмыкнул я, выходя из медитации. Ощупывающее движение руки... да. Пальцы, коснувшиеся дна кратера, увлажнились. Слегка.

"Вода! Ты создал воду?!"

"Не создал. Всего лишь призвал, сгустил в одном месте при помощи цемора".

"Люди хитры", — заключил варубатто.

"Изобретательны", — поправил я.

"А есть разница? Глупо/неважно. Лучше/полезнее: скажи, воды станет больше?"

"Конечно. Сейчас печати ещё не зарядились полностью, но чем больший заряд они накопят, тем быстрее будет конденсироваться влага".

"Насколько быстро?"

"Не слишком. Цем-знаки невелики, к тому же выполнены в камне... но для нас с тобой хватит. И для питья, и даже для умывания".

"Хитрый человек".

"Скорее умный. И... да, опытный".

"Одно и то же", — вновь проявил категоричность Пискля.

А я пожал плечами и спустился из ниши для разминки. Нельзя же медитировать без перерыва!

* * *

На поверку Дикая гавань оказалась не так страшна, как ходящие о ней слухи.

Да, демоны. Разные. Много. Люди, если не превращённые в нукэкуби — то рабы. Однако при всём при этом демоны составляли вполне чёткую и упорядоченную иерархию. А рабы... самые из них негодящие, и те ели досыта. Личные же рабы сильных демонов, особенно доверенные представители Хикару Ловца, могли командовать даже аякаси! (В чём я, кстати, мог лично убедиться ещё на примере торопливо-деловитого толстяка — того самого, который велел урезать мне паёк).

Выскобленные дочиста улицы. Аккуратные и ухоженные дома. Немало дикорастущей зелени, о которой также неустанно заботятся.

Трущобы? Нет как явления. Ни следа нищих, калек, мелких преступников — вроде вымогающих по подворотням малую денежку бандитов или рыночных воришек. Да что там преступников, я в этом "краю ужасов демонических" за два года с момента побега ни разу не увидел пьяного!

Впрочем, это мало о чём говорит. Поскольку жил я по-прежнему в катакомбах под городом и на поверхность не вылезал иногда целыми десятидневьями... а когда всё-таки вылезал, то старательно выбирал для этого беззвёздные ночи. Кожа моя оттого побледнела, как у покойника. Но внешний вид волновал меня в последнюю очередь, потому что именно благодаря подземному сидению я очень хорошо развил природную чувствительность тела и духа. Более того: после долгих медитаций во тьме и тишине у меня прорезались зачатки второго хирватшу! Я назвал его для себя сумеречным зрением, но вообще-то в нём причудливо смешались также ощущение предметов "на слух" и что-то наподобие объёмного осязания. Некая общность со "взглядом" на мир некоторых бакэмоно тоже прослеживалась, хотя уже совсем смутно.

Расстояние, на котором сумеречное зрение работало, не превышало двадцати шагов, да и то лишь в направлении, на котором я сосредотачивал внимание. В других направлениях — не более шести-семи. Медитативной неподвижностью зону сумеречного зрения можно было растянуть раза в полтора или даже два... и я не оставлял усилий, так как это давало заметный рост новой способности.

Моё первое хирватшу, способность к прямому восприятию эмоций, "просто" расширило свой диапазон, чёткость и глубину. Хотя им я специально не занимался, полагаясь на развитие со временем.

Что ещё я тренировал? Магию, ум, тело и скрытность. Точнее, скрытность, ум, магию и тело — если в порядке важности и прилагаемых усилий. В физическом развитии я также полагался на время, уделяя особое внимание только сохранению и приумножению гибкости, а также выносливости, точности движений и координации. Из магических практик я сосредоточился на контроле сеф — ибо её общее количество также должно расти естественным образом, по мере взросления. Свою систему круговорота я нагружал только в той мере, в какой требовалось для гармоничного взаимодействия с увеличивающимся резервом. Стихийные преобразования практиковал осторожно, с таким расчётом, чтобы не возникало лишних перекосов в пользу какой-то одной стихии. К моим пяти годам уже никто не сказал бы, что Танака Хачиро предрасположен к Дереву, так как Камень и Вода отзывались мне не хуже ничуть. Смешивать их для получения стихий второго порядка я ещё не мог и вряд ли смогу до того, как мне исполнится лет двенадцать. Но вот укреплять кулаки и стопы Камнем, в то время как остальное тело извивается в танце атак, контратак и уклонений, напитанное сеф Воды — уже вполне. Хотя без очень хорошего контроля сеф я бы долго не смог проделать такое... а без самолечения, что обеспечивала сеф Дерева, вообще не прибегал бы к настолько рискованным практикам. Совмещение двух стихий без смешивания оказалось опасной для здоровья штукой...

С тренировками ума понятно. Я старательно и подолгу — не менее трёх больших черт каждые сутки — повторял упражнения, изученные мной как Оониси Акено. Цель моя формулировалась просто настолько же, насколько сложно выглядело её достижение: перевести все навыки люай, что помнит мой дух, в активные способности тела и мозга. Побочным результатом этих занятий становился рост суго и улучшение контроля, но... изначальный дисбаланс в пользу ци сохранялся. И потому я нередко впадал в уныние, сомневаясь, что смогу как Хачиро повторить профессиональные достижения Акено хотя бы годам к пятидесяти.

Скрытность... даже самому тренированному пятилетнему ребёнку в открытом противостоянии взрослым людям (и тем более — демонам) рассчитывать на победу не приходится. Строго говоря, я бы вполне мог рискнуть в схватке с двумя-тремя обычными людьми. Каменной Иглой, угодив в глаз, можно успокоить насмерть любого бугая. Но уже от мага-ученика средних способностей и опыта я бы не смог даже сбежать. Неприемлемо! И я вполне осознанно взялся развивать не боевые, но от этого не менее полезные таланты: маскировку, заметание следов, бесшумное передвижение, ловушки и уловки.

Поскольку за два года никто из сильных меня не обнаружил, можно признать, что на избранном пути меня ждал успех.

Слабые? Ну, они-то на меня несколько раз натыкались. И нэдзуми, и сородичи Пискли. Как по одиночке, так и небольшими группами. Но результат всякий раз оставался прежним: я жив, здоров и свободен, а "мой" варубатто получает порцию свежей демонятины с полагающейся прибавкой к силе. Недостаточно многочисленные, чтобы раскормить его до переходной трансформации, жертвы моей страсти к незаметности всё же сделали Писклю заметно крупнее прежнего. Из хилого демонёнка он раздался до размеров, свойственных обычно для варубатто солидных тридцати-сорока лет.

Приятно. Тем более что его преданность кормильцу выросла пропорционально.

Впрочем, я тоже к нему привык. И научил пользоваться стихией Молнии, сродство к которой, пусть и слабо развитое, имел варубатто. Сейчас его резерва хватает на полтора-два десятка слабых Громовых Стрел, скорее шокирующих и частично парализующих жертву, чем наносящих ей урон... ну, или на три-пять усиленных версий этой Формы, способных убить на месте человека-наёмника. Или слабого демона — такого, как сам Пискля. До использования Копья Грома он не дорос, но какие его годы? Ведь на самом-то деле "мой" летун — по-прежнему юнец, не интересующийся самками своего вида*. В пересчёте на людской возраст — мальчишка лет семи-восьми.

/* — на всякий случай напоминаю, что у рождённых зверодемонов развитие происходит кратно медленнее, чем у представителей "исходного" вида. Причина проста едва ли не до очевидности: дух, который и есть основная часть демона, при своём развитии оттягивает ресурсы физической оболочки. Процессы старения биологической оболочки при достаточной плотности духовного тела могут не только замедлиться, но и остановиться, и даже обратиться вспять — но платой за это становится долгое детство и отложенное наступление фертильности./

Так как я по-прежнему опережаю в физическом взрослении свой календарный возраст, нас даже можно назвать ровесниками. С натяжкой, но можно.

...почему я остаюсь в Дикой гавани? Почему не стремлюсь найти Урр и Раа?

На самом деле я бы не отказался вернуться в земли людей и отыскать дружественных тэнгу. Вот только покинуть этот демонов Шани-Сю (в буквальном смысле демонов, испепели его Аматэрасу!), как оказалось, — не по моим талантам задача. Я уже говорил, что в городе и порту царит весьма строгий порядок. Так вот: прибывающих и отбывающих судов это касается в полной мере. Даже рыбацких, не отплывающих за пределы видимости. Наверно, нигде более таможня не свирепствует так, как в Доме Акул. И приходящие, и отходящие джонки изучают одинаково пристально. При этом используется система из четырёх последовательных этапов.

Первая проверка — духи-бакэмоно под контролем специального демона-пастыря. Эти ищут всё живое, всё магическое, всё бесплотное. Вторая проверка — маги-отступники, использующие особую Форму стихии Воздуха. Ни одна дышащая тварь, ни один проницаемый для воздуха груз не могут, в теории, избежать подробного изучения. Третья проверка — снова демоны. Инугами, чьи чуткие носы и зоркие глаза не пропустят ни единого подозрительного следа. Преданность же псов-демонов сомнений ни у кого не вызывает, такова их природа. Ну и четвёртая проверка... я даже не знаю, в чём её суть. Видел несколько раз фигуры, закутанные в плащи с глубоко надвинутыми капюшонами, но что они делали и как? Остаётся только гадать.

А если бы и знал, что толку? Всё равно три других проверки даже по отдельности создают для меня непреодолимую преграду. Обмануть бакэмоно, магов и инугами... ха! Смешнее — только план, по которому мне предстоит подкупить проверяющих. Кстати, участь последних дурней, попытавшихся провернуть подобное, мне известна. Собственно, после побега из клетки я вновь спустился под землю через разрушенный дом, принадлежавший именно им.

Хикару Ловец очень, очень тщательно контролирует всё морское сообщение на своём острове. Он прикормил много пиратов, но ни о какой вольнице среди них и речи нет.

Строить планы возвращения к людям я не прекращаю всё равно. Причём среди них даже есть парочка не безнадёжных. Но для их выполнения мне придётся провести на Шани-Сю ещё самое малое лет пять. А лучше все десять. Для достигшего в магии высот мастерства открываются двери, которые для подмастерий закрыты, а для посвящённых попросту невидимы.

Что ж. Как показывает мой опыт, даже в землях демонов разумный и осторожный человек — не имеющий хозяина притом — может не только выживать, но и жить. И даже развиваться.

Видимо, истинно начертанное в Священной Дюжине: "Если тверда воля и чисты помыслы, то человек утвердит гармонию духа и тела, даже если десять тысяч демонов возьмутся препятствовать; если нет воли и помыслы нечисты, человек собьётся с верного пути, даже если наставлять его станут десять тысяч небожителей". Звание триждырождённого я, по совести, присвоил обманом... но в той же Священной Дюжине также сказано, что великая искренность может сделать правдой даже явную ложь.

А я... что ж, я в самом деле помню более одной земной жизни.

И моё стремление возрасти над собой, превзойдя собственные пределы — искренно. Настолько, насколько я вообще могу быть искренним.

Оборот четвёртый (4)

Сегодня в "Ласковой улыбке"... шумно.

Команда капитана Ца Яо, широко известного в определённых кругах безносого мерзавца, вернулась с добычей. Успешно прошла через таможню, не менее успешно распродала примерно треть добычи, и по этому, несомненно, весомому поводу сам Ца Яо с семёркой своих доверенных бойцов оттягивается в "Ласке", покуда остальная команда гудит в кабаках классом пониже.

Сладковатый дымок "тропы грёз" соединяется с запахом тлеющих ароматических палочек, масляных светильников, алкоголя и мужского пота в фон, на котором никакой инугами меня не учует. Услышать меня за звуками пирушки? Хах! Такое не осилил бы и Пискля с его ушами-локаторами. А чтобы углядеть меня в тени потолочных балок, нужно иметь много более зоркие глаза, чем у пиратов и их полураздетых девиц. Восстановленная мной в списке активных Форм и по мере сил усовершенствованная версия Теневого Скольжения надёжно хранит от обнаружения затаившегося мальчишку. Вдобавок на моей стороне ночь, саке, дурманная трава в трубке, гуляющей по рукам внизу... с такими преимуществами даже магия для незаметности не нужна, но я всё равно не расслабляюсь. Больше ради тренировки, чем для предосторожности, но... всё равно предосторожность — одна из тех вещей, которых не бывает слишком много.

Осмысленных разговоров пираты не ведут уже с половину большой черты. Да и когда вели — не сказали ничего, что по-настоящему могло меня заинтересовать. Конечно, косвенно Ца Яо сотоварищи выболтал много полезного. Что портовый сбор увеличен на одну двадцатую по прямому приказу Хикару, что случилось падение цен на рис в восточных регионах Ахорэ, что на материке в царстве Лунь появились упорно ищущие кого-то или что-то отпрыски Хирошихэби... Из всего этого и многих иных кусочков полезных сведений можно в итоге составить картину происходящего за пределами Шани-Сю. Но лично для меня такие сведения не принесут большой пользы.

Подслушивать и запоминать их, а потом обдумывать на досуге, отдыхая от тренировок магии и тела — не более чем упражнение для люай, способствующее развитию ума.

Более интересны могли бы быть разговоры о том, кто при дворе Ловца нынче в фаворе, а кто в опале, кто кого сношает и кто кому должен. Такие темы пираты тоже не обошли вниманием. Увы, достоверность подобной болтовни прискорбно низка. Менее одного шанса из дюжины, что среди слухов, пересказываемых Ца Яо для придания себе ореола осведомлённости, попадётся крупица истины. Я уже не раз проверял его слова — ну, в той мере, в какой мог. Выводы печальны: всё это по большей части пустопорожний пьяный бред.

И то сказать: откуда бы капитану, всего лишь пол-дня назад вернувшемуся из длительного плавания, узнать свежие сплетни? В Шани-Сю за просто так никто сведениями делиться не будет. А если поделился — то не без выгоды того или иного вида.

В общем, основная польза от моего присутствия над пирушкой — обыкновенное воровство. Да-да, я втихую тягаю со стола пиратов продукты, вовремя прикрывая иллюзиями работу Незримой Руки. И хоть воровство остаётся воровством, как его ни оправдывай, но всё же красть со стола Ца Яо мне как-то приятнее, чем обносить рабов или обманывать нукэкуби. Дело не только в том, что пиратская верхушка питается повкуснее каких-нибудь подметальщиков. И не в том, что восемь взрослых бугаёв плюс добрых полтора десятка юдзё* истребят столько снеди, что мне одному хватило бы на два-три десятидневья. Тут ещё в том штука, что я таким образом слегка рискую... ну и тренируюсь.

/* — дословно "женщина для удовольствий", т.е. проститутка либо куртизанка. Не путать с гейшами — гейши это особая статья! Плюс гораздо более высокий социальный статус./

И нечего смеяться. Попробуйте сами, прикрываясь шлейфом Теневого Скольжения, морочить головы, утаскивая лакомые кусочки чуть ли не из-под пальцев пиратов... и всё это одновременно! Да ещё не глядя вниз глазами, а только сумеречным зрением — потому что прямой взгляд эти двуногие акулы непременно почуют, несмотря ни на какую сыто-пьяную расслабленность... да не забывая подслушивать разговоры, не менее трёх в каждый момент... а в иные моменты вообще больше десятка одновременно говорящих!

Как соглядатаи управляются на княжеских пирах, не знаю. Мне вот приходилось тяжело. Хотя я отчасти люай и при нужде всегда могу прокрутить в Глубинах Памяти нужный отрезок происшедшего.

— ...пара тэнгу.

— Да, я тоже...

Что? Мне послышалось?

Или...

— ...как н... наёмники. Вот.

— За это надо выпить.

— Да! Эй, ты, в вишнёвом... наливай! Мне и моему д... другу!

Совпадение? Мало ли пар тэнгу летает по миру? Но...

Я развеял полусформированную Незримую Руку и даже отпустил сумеречное зрение, чтобы без лишних помех вернуться к тому разговору тощего пирата без левого указательного пальца и крепыша с двумя почти параллельными шрамами от резаных ран на плоском лице.

Ослабить в Сети Памяти посторонний шум, включая другие разговоры.

Сосредоточиться.

И...

Тощий: Позавчера на д... джонке Лохматого сюда заявились пара тэнгу.

Крепыш: Да, я тоже слышал. Довольно сильные, хотя до аякаси им далеко. И что?

Тощий: А то, что они явились не п... присягнуть Ловцу, как обычно. Хотят остаться здесь как н... наёмники. Вот.

Сердце само по себе застучало чаще. Отказ от присяги — это ещё не доказательство, конечно. И всё же мой интерес подрос. Сильно. Ведь Урр и Раа уже признали меня сюзереном, а потому не могут дать повторную присягу.

Значит, джонка Лохматого? Позавчера?

...по потолочным балкам самого большого зала "Ласковой улыбки" проскользнула смутная тень — и сгинула, слившись с ночным мраком очередной беззвёздной ночи над Дикой гаванью.

Около полутора больших черт спустя славный малый Сасаки Ботан* проснулся в ледяном поту. А кто бы на его месте сохранил хладнокровие, ощутив, как его горло холодит острая сталь?

/* — и ничего смешного! Реальное японское имя, означающее "пион"./

— Лежи смирно, — прошипел некто, нависший над ложем Ботана смутной тенью. — Не двигайся.

Но пират и не думал о сопротивлении. С оружием в руках, ясным или хотя бы пасмурным, но днём, в компании дружков из команды Лохматого Като он был храбрецом не хуже других. А вот без оружия, беззвёздной ночью, на острове демонов... славный малый семнадцати лет от роду, совсем недавно принятый в основной состав абордажников повышением из кьябин-чиму, совершенно не желал отправляться в Призрачный Мир до срока.

— Молодец, — похвалила Ботана тень всё тём же свистящим шёпотом. — Теперь о правилах. Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Быстро, честно и полно. Если солжёшь, будет худо. Если честно ответишь, то там, в углу, стоит кувшин саке. Ты пьёшь до дна, засыпаешь, потом молчишь о том, что было.

— Понял, господин! Я всё понял!

— Молодец. Умный. Будешь жить долго... а теперь вопрос первый. Как тебя зовут?

Допрос, продлившийся почти до утра, вымотал славного малого до заплетания языка. Шипящий шёпот неведомого пришельца вгонял в дрожь, повторял некоторые вопросы раза по три, а то и по пять, заставлял выворачивать память чуть ли не наизнанку, припоминая мельчайшие подробности. Горло Ботана ничто смертоносное не щекотало, но от этого становилось только хуже. Неясная тень не стояла на месте, спокойно перемещаясь по комнате. Меняла размеры и форму, то съёживаясь до свисающего с потолка шнура, извивающегося на змеиный манер, то обращаясь гигантской глыбой, нагибающейся, чтобы не пробить макушкой крышу. То присвистывала издалека — а то вдруг принималась шелестеть прямо в ухо каменеющего от ужаса пирата.

Ничем не пахла. Не вызывала при движении смещения воздуха, словно юрэй какой. И звуков, кроме жуткого свистящего шёпота, не издавала.

Когда она наконец дала Ботану разрешение встать и выпить саке в ознаменование финала их... "беседы" — славный малый сперва даже не поверил. Потом обмер. Потом завозился, шевеля отчего-то неуклюжими, затёкшими конечностями.

— Пей до дна, — снова прямо на ухо... вернее, словно в оба уха сразу. — Всё по-честному, ши-ши-ши... не отравлено.

— А?

— Пей. Или зарежу, — спокойно пообещала тень.

Сасаки Ботан поплёлся к кувшину, как будто на эшафот. Приподнял ёмкость, сомневаясь, медля и выгадывая неизвестно что... но позади раздался звук, очень хорошо ему знакомый. С таким звуком выходит из хорошо смазанных ножен боевой клинок. И пират моментально оставил сомнения, начал хлебать саке прямо из кувшина, словно воду. И вкуса не чувствуя.

Напиток оказался крепким. Кувшин — немаленьким. Хмель срубил Ботана быстро и надёжно, почти так же, как удар обмотанной тряпками дубинкой по затылку. На следующий день ночной визит и задававшиеся вопросы превратились в памяти в мутное пятно, в рваную дыру на полотне жизни. Она пахла бессилием, страхом и горечью беспомощности. Воюя с этим воспоминанием, пытаясь вновь и вновь делом подтвердить свою доблесть и ярость, Сасаки Ботан кидался на абордаж с удвоенной яростью и уполовиненной осторожностью.

Когда джонку Лохматого Като взяли в клещи сторожевики "морской даймё", он бился в первых рядах, не обращая внимания на раны и численное превосходство врага. Там и погиб.

До самой смерти ни единой живой душе не поведав о ночном допросе.

* * *

Сильная сторона люай — планирование. Проблема в том, что объём сведений, подлежащих учёту в планах, всегда ограничен. (Первое правило люай: "Если думаешь, что точно рассчитал всё — ты уже ошибся"). Поэтому порой приходится иметь дело с непредвиденным. Вторая же проблема в том, что иногда приходится сталкиваться с тем, что можешь успешно просчитать, даже в мелочах, но не можешь предотвратить. Просто не хватает сил.

Предсказав сотрясение земли, нельзя избежать последствий.

Допрос молодого пирата подтвердил предположеие о том, что тэнгу, явившиеся во владения Хикару — именно Урр и Раа, мои старые союзники и друзья. Имён Ботан не знал, но описание их вида и способностей оставляло мало места сомнениям.

И я ощутил дуновение угрозы.

"Не может быть у честного слуги двух хозяев", — учит нас Священная Дюжина. И добавляет: "Хороший хозяин не заглядывается на чужих слуг". Вот только едва ли Ловец захочет терпеть на своей земле этих самых чужих слуг, не совершив хотя бы попытки отыскать их хозяина. Нет места в его владениях для людей, управляющих демонами — так в княжествах нет места для демонов, которые управляли бы людьми. А я столь успешно скрывался до сих пор только потому, что никто меня и не искал по-настоящему. К тому же что Урр, что Раа способны ощущать моё присутствие...

Нет. Дальнейшие потуги к скрытности не принесут успеха.

Значит, надо строить дальнейшие планы не вокруг того, как таиться получше, а вокруг того, как бы получше выйти "в свет". И договориться с демонами.

С демонами? Серьёзно?

Увы, полностью. Выбор-то невелик. Если меня поймают и приволокут силой, будет ещё хуже. А так — хоть какой-то простор для уловок и манёвров.

...но что я могу сделать?

Тридцать первая* стратагема мне не пригодится. Где я найду такую "красотку", что очаровала бы Хикару? Разве что самому изобразить мягкость, одолевающую твёрдость: возраст способствует. Но оставим крайние меры для крайних случаев. Тридцать шестая — увы, тоже. А жаль, бегство в моей ситуации действительно оказалось бы наилучшим выбором... если бы Шани-Сю не был так мал, так плотно населён и так тщательно управляем. Тридцать пятая? Мимо. Для составления цепи уловок надо намного больше знать о противнике и его окружении; когда же это знание придёт, станет поздно для планирования. Тридцать третья? Ровно то же самое. Тридцать вторая? Ну, попытаться можно. Вот только шансы на успех невелики, по той же причине, как и с тридцать третьей. Для успешной работы по этой схеме надо знать противника — а я не знаю.

/* — здесь и далее ГГ перебирает стратагемы безвыходных ситуаций./

И остаётся... тридцать четвёртая. Та самая, которую я советовал применить Пискле. Что может сыграть роль увечья-уязвимости? Тут и думать нечего: окончание моей жизни Оониси Акено — это не просто рана, это удар, прошедший у самого сердца, кровоточащий разлукой с близкими, взывающий к отмщению. Следовательно, я могу предстать перед демонами как одержимый местью, ищущий силы для её осуществления. Одержимый настолько, что даже с демонами готов заключить союз.

Неплохой план.

То, что я и сам не намерен прощать Мефано Юдсуки, делает его лишь лучше. Ведь самая лучшая ложь — это правда...

А сообщать всю правду меня никто не вынуждает. Верно?

* * *

Стеклянисто прозрачный, ускользающий от прямого взягляда силуэт: Урр.

Чернокрылая, мощная, излучающая угрозу птица, чрезмерно крупная для любого ворона и даже для горного орла великоватая: Раа.

И, наконец, вполне человеческая фигура. Среднего роста, среднего телосложения, со стянутыми в короткую косу тёмно-бронзовыми волосами с несколькими нитями седины. В немарком коричневом доги*. Без носимого на виду оружия.

/* — костюм для занятий боевыми искусствами./

Впрочем, зачем оружие тому, кто с таким отточенным годами изяществом использует для полёта рядом с тэнгу Воздушную Тропу? Зачем оно обладателю резерва сеф, не скрываемого от окружающих и соответствующего сильному мастеру? Маги — сами по себе оружие...

Эта троица спустилась с неба на крышу одного из домов Дикой гавани. Сидящий на краю со скрещенными ногами мальчишка — лет семи или восьми на вид, одетый в сущую рванину, но чистый настолько, что ноту его запаха в воздухе с лёгкостью уловил бы разве что инугами — не оторвался от созерцания восхода. Но всё же приветствовал появившихся такими словами:

— Я ждал вас. Присоединитесь?

Старший маг привычно сохранил лицо... но хирватшу не обмануть: росток интереса в его душе вытянулся, распуская ещё пару свежих листьев. А когда он присел в пяти локтях слева от мальчишки и оба демона пристроились справа от него, словно закрываясь тем самым от угрозы... странное, почти нереальное зрелище: тэнгу с силой подмастерья и тэнгу с силой посвящённого — в подчинении у парня, чей резерв едва перерос ученический. Да, именно парня: мальчишка не сумел бы держаться с таким несуетным, привычным достоинством.

Впрочем, иметь ученический резерв в пять с небольшим... продолжит развивать, и с гарантией встанет вровень с мастерами уже спустя каких-то лет десять, много — пятнадцать. Может и до уровня Владык дорасти, почему нет?

Несколько малых черт на крыше царило созерцательное молчание. Люди и демоны любовались рассветом. А он выдался хорош на диво, хоть и тревожен: шар светила, багровея от натуги, карабкался на небо сквозь паучьи тенёта тонко-далёких облаков, разукрашивая их тысячами оттенков огня и крови — и вот вырвался, засиял золотым великолепием ясного дня, заставляя наблюдающих сперва просто щуриться, а там или отворачиваться, или закрывать глаза. Старший маг отвернулся — и обнаружил на лице зажмурившегося парня лёгкую улыбку.

— Да, Урр, — обронил вслух Танака Хачиро. Смертный, вызвавший интерес самого Ловца. — Мне вас не хватало. Почему вы так долго искали меня? Ах, вот оно что... и верно ведь, для вас время действительно идёт иначе, я запомню... что ж.

Парень поднялся одним текуче-плавным движением, выдающим натренированный навык. Легко повернулся лицом к старшему магу, раскрывая глаза. Поклонился. И наблюдающему это, почти против воли ответившему менее глубоким поклоном, вовсе не захотелось посмеяться над ужимками юнца.

Слишком много уверенности. Да не пустой самоуверенности, нет, — именно внутренней цельности, давно достигнутого и непринуждённо удерживаемого равновесия мысли и духа. Достоинства. Ума. Искренности. Силы.

Слишком много... всего.

— Как сообщила мне Урр, я имею честь лицезреть Удзо Масакару, прославленного как Клинок Небес? Примите моё почтительное уважение, мастер.

— А ты, как я понимаю, Танака Хачиро, носивший в прошлой жизни имя Оониси Акено и не утративший памяти о былом? Рад встретиться с тобой... кохай*.

/* — т.е. "более молодой коллега". Обращение следует толковать как попытку выяснить, кем считает себя сам Акено-Хачиро — магом? Триждырождённым? А может, демоном или ещё кем-то?/

— Счастлив слышать от вас столь тёплые слова, сэмпай. Не хотите ли продолжить знакомство в ином месте? — Хорошо рассчитанная пауза, — Признаться, я давно не завтракал в достойном обществе*.

/* — ГГ признаёт себя прежде всего магом, затем провоцирует (перенос места разговора словно бы намекает, что на формально нейтральной территории мастер магии не чувствует себя уверенно), и под конец превращает провокацию не то в шутку, не то в сдачу без боя./

— Что ж, — медленно, с полным вниманием к мелочам, — я тоже полагаю, что совместное принятие пищи... расслабляет. Следуйте за мной.

* * *

И вот я, сытый и старательно-спокойный, иду в обществе Удзо Масакару вверх по главной улице Дикой гавани. При свете дня — впервые. Тэнгу описывают в воздухе над нами круги. Встречные, узнавшие Клинок Небес, кланяются ему... и старательно пытаются совместить несовместимое: изучить как можно пристальнее незнакомого мальчишку, идущего рядом с одним из самых известных вассалов Ловца, не пялясь при этом в открытую из опасения нанести оскорбление мастеру магии.

Кое у кого даже получается. В основном у человекообразных демонов постарше годами.

Дома всё выше, всё солиднее и богаче. Поклоны встречных становятся менее глубокими, порой это просто уважительные кивки на ходу; я с особым тщанием запоминаю тех, кто имеет либо необходимый статус, либо поразительную наглость для недостаточной почтительности. Всё равно мне, кроме как погружаться на ходу в Глубины Памяти, нечем заняться.

И вот после небольшого поворота открывается вид на знаменитые пирамидальные кипарисы, словно вырастающие из колонн. И на дворец, теряющийся на их фоне.

Строго говоря, даже сложно назвать этот массивный и приземистый цельнокаменный гроб дворцом: куда больше в этой постройке от крепости. Но уж зато в последнем качестве обиталище Хикару хорошо. Даже очень хорошо.

Вырезанные в камне цем-печати не выставляются напоказ, но результаты их работы легко ощутить любому, чьи духовные чувства не совсем уж неразвиты. И даже ограниченный духовно может понять многое уже по одному только виду на главное украшение резиденции. Ведь она построена на гребне высокого холма, а над Шани-Сю проносятся, буйствуя свирепо, частые тайфуны... но кипарисы на вершинах колонн растут как ни в чём не бывало, прямые, точно копейные древки. Потому что даже внешней магической защиты вполне достаточно, чтобы укротить ниспосланное Сусаноо и Рюдзином, ослабляя жестокие ветра и бичующие ливни до умеренного ветра с дождём.

И я буквально кожей ощущаю этот барьер, когда мы преодолеваем его. Причём Урр и Раа для этого приходится спуститься на землю и воспользоваться ногами. Да-а-а... цем-фортификация в своём наивысшем исполнении. То есть, может, и не наивысшем — сомневаюсь, что императорский дворец возле Ю-эхси, что в Цао, защищён хуже — однако меня... впечатлило. Резиденция князей Раго, где мне довелось провести первую часть своей самой первой жизни, такой защиты не имела.

Или тогда я попросту не мог по достоинству оценить её, так как не интересовался магией и не развивал, как теперь, природную чувствительность? Возможно, возможно...

Между тем жилище Хикару, как всякую крепость, оберегали не только цем-печати. Тут и там изучали округу стоящие в карауле воины-нукэкуби, искупающие недостаток инициативы неослабной бдительностью и безмерной преданностью. Прошёл патруль: старательно принюхивающаяся инугами в полной звероформе впереди, за ней — подобный парящей в воздухе полупрозрачной медузе бакэмоно, и замыкающими пара внушительно выглядящих одоспешенных самураев — наверняка не без сигнальных цем-артефактов. Уж защитные артефакты при них имелись точно, я почуял. Удзо Масакару разошёлся с ними вполне мирно, просто показав какую-то табличку вроде пайцзы. Будь он один, наверно, и показывать бы ничего не пришлось.

А потом мы вчетвером прошли через распахнутые ворота в недра крепости. Иные слова просто не просились на язык, поскольку освещение — равно как и украшения — отсутствовали начисто. Миновали ещё три пары демонов-караульных...

— За этой дверью, — сообщил мне внезапно остановившийся проводник, — тебя ждут покои, где можно отдохнуть в ожидании встречи с господином Хикару. И прислуга. Приятного дня, кохай.

— И вам успехов во всех начинаниях, сэмпай, — не поленился глубоко (но без чрезмерности) поклониться я. — Благодарю высокое небо за нашу встречу и надеюсь, что она не станет последней.

* * *

Танака Хачиро, пятилетний маг — невысокого полёта птица, пусть и демоновладелец. Хикару Ловец назначил мне аудиенцию почти непристойно быстро, к вечеру следующего дня. Но принял не в зале для приёмов, хотя бы и малом, а в одном из своих рабочих кабинетов. К тому же стоя, а не сидя, что само по себе подразумевало краткость визита.

Надо сказать, что его дворец-крепость только снаружи выглядел как унылый каменный гроб со скошенными углами и недружелюбно узкими бойницами вместо окон. При ближайшем рассмотрении (а я, хоть сам и не покидал выделенной комнаты во избежание... недоразумений, неплохо изучил план и отдельные виды этого жилища благодаря образам, передаваемым Урр напрямую) обнаружилось, что так выглядит только четырёхугольник внешнего периметра. И то лишь при взгляде извне. А вот внутри обнаружилось царство хорошо укрытой традиционной архитектуры: дерево, террасы, изогнутые крыши в материковом стиле и всё такое. Из центра северной стены к центру южной шёл двухэтажный корпус, который, в свою очередь, соединяли с западной стеной два параллельных одноэтажных корпуса, так что в целом внутреннее пространство крепости делилось на четыре внутренних двора: три маленьких, один большой. Из северо-восточного угла этого последнего, соединяясь короткой висячей галереей с третьим этажом внешней стены, вырастала угловато-несимметричная башня высотой не то в пять, не то вообще в шесть этажей: Адмиральский Жезл.

Кабинет, в котором принял меня Хикару, находился как раз на южной стороне этой башни. И выполнен в безупречно лаконичном, можно даже сказать, эталонном сёин-дзукури*. В отличие от человеческих властителей, Ловец не стал окружать себя многочисленной свитой. Легко можно было усмотреть некий символизм в том, что меня сопроводил к нему уже знакомый Удзо Масакару — такой же маг и человек, как я, а правителю Шани-Сю составлял общество падший самурай — такой же демон, как его господин. Я самурая узнал сразу.

/* — т.н. "кабинетный стиль". На данный тип оформления интерьера в реальной истории Земли сильно повлияли приверженцы дзен; ныне помещения для чайных церемоний оформляются именно в сёин-дзукури. В общем, классический японский дизайн./

Ещё бы! Ведь именно этот трёхглазый, Такахаси Мичио, пытался влезть ко мне во внутренний мир во время моего сидения в клетке в катакомбах... пытался — и бежал, изгнанный.

Урр и Раа остались за дверями, ждать чужих решений. Впрочем, разницы-то... чем бы они мне помогли? Даже слабейший из присутствующих, то есть демон-самурай, не затруднился бы порезать нас троих на ломтики за пару мгновений. А уж Хикару... я очень быстро уяснил, за что его прозвали Тенью Алых Небес. Один брошенный на меня взгляд — и на плечи словно всё небо с небожителями навалилось, отчего перед глазами повис алый туман нечеловеческой нагрузки.

Как я удержался? Как не пал на колени, сломленный и ничтожный? Не знаю... возможно, свою роль сыграло погружение в Глубины Памяти... или отсутствие серьёзного намерения уничтожить меня.

Но я выстоял. Вот что имеет значение.

— Приветствую тебя в моём доме, Танака Хачиро, — раздумчиво протянул Ловец, разглядывая меня из-под приспущенных век. Давление чужой силы как будто немного ослабло, позволяя вздохнуть свободнее. — Смертный, помнящий прежнее воплощение. Редкий случай, а уж в таком возрасте... когда ты вспомнил себя?

— Рано, — выдавил я. — Мне тогда не исполнилось и года.

— Вот как.

Хикару отвернулся. Давление его власти ослабло ещё немного... в достаточной мере, чтобы я смог уже здесь и сейчас, а не впоследствии, обратить внимание на падшего самурая. Точнее, на удивление, прорвавшееся из-под его привычной сдержанной маски. Без хирватшу и не заметил бы... кстати, а что с направлением удивления? А. Ему тоже странно, что я не растёкся по полу медузой?

Может, и следовало бы. Хотя бы для маскировки. Но я на чистых инстинктах воспротивился давлению и устоял... а сейчас изображать слабость поздно. Хотя, конечно, всегда можно изобразить обморок от истощения, удалившись во внутренний мир.

Хотя без этого лучше обойтись. Всё же ещё одна фишка на руках, а расклад и так... не мой.

— Тэнгу, — заметил меж тем Ловец, по-прежнему как будто в сторону, — поведали, что ты в своё время не просто стал для них йобидаши*, но и способствовал их возвышению. Необычно для человека делать подобное ради демонов. Что руководило тобой?

/* — букв. "называющий"; точный перевод термина невозможен, но имеется сильная связь с известным из Ветхого Завета фрагментом: "И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым". Подробности далее в тексте./

— Забота о подопечных, — ответил я без промедления. Подумав, добавил, — Ещё, полагаю, интерес естествоиспытателя. Ну и стремление испытать свои силы.

— Вот как. А моих демонов ты бы мог усилить?

— Мог бы.

— И какого же ответного дара ты попросишь за это?

Так просто?

— Защиты и покровительства. Для меня и моих демонов.

— Чем же не угодили тебе владыки земель смертных?

— Вы знаете ответ, — голос мой сел. И пришлось усилием воли разжимать кулаки, потому что совсем уж терять лицо мне не хотелось. — Если тэнгу рассказали о том, как я кормил их заряженным мясом, то наверняка рассказали и об участи моей семьи.

О да. За неимением иных полезных занятий, время ожидания перед аудиенцией я потратил на то, чтобы, наконец, задать Урр прямой вопрос и услышать не менее прямой рассказ. Что ж, я услышал его. И потом весь вечер, ночь и утро переплетал Сеть Памяти, чтобы не сойти с ума от того тайфуна, что воцарился в моей душе.

...ровно дюжину храмов посетил Оониси Акено перед тем, как отправиться за головой Кубара Лейко. В каждом я оставил свиток с рассказом о полученных приказах и клялся в истинности своих слов у алтаря божества, беря в свидетели небожителей и каннуси, чтобы оставить свидетельства прямой вины Мефано Юдсуки в разжигании клановой розни. Но когда Хироко услышала рассказ Урр о последних минутах жизни своего мужа и пришла к богослужителям, чтобы те подтвердили её обвинения в бесчестии и убийстве...

В шести храмах из дюжины с ней отказались говорить вообще. В ещё трёх храмах оставленные мной свитки таинственным образом "потерялись", а каннуси-свидетели прозрачно намекнули Хироко, что обнародование написанного в этих свитках погубит много почтительных прихожан и принесёт неисчислимые беды, а потому для них неприемлемо. Ещё в двух храмах "потерялись" сами свидетели: один отправился морем в княжество Сиджен к родне, другой принял двухлетний обет молчания и на время его действия удалился от мира в горный монастырь. Только один храм, посвящённый Окунинуси Справедливому, не отказал вдове в поддержке (ещё бы — откажи каннуси в просьбе о справедливости, и гнев ками на поправших его заветы слуг оказался бы поистине пугающим!).

Итак, дела Юдсуки получили огласку. И этого хватило, чтобы поднять много шума.

Кланы Хига, Кенсиро, Чо и Кубара выдвинули обвинения против Мефано. Которых поддержали в полной мере только Дойо, а вот Намари заняли позицию, близкую к выжидательности. Защищаясь, совет старейшин незамедлительно исключил Юдсуки из своего состава. Не потому, конечно же, что его деяния как-то особенно ужаснули магов, но потому, что он не сумел утаить их в секрете. И дело этим не кончилось: под давлением извне — да и изнутри тоже, Юдсуки не нравился слишком многим — на бывшего старейшину пролили целый водопад помоев (жаль, не в буквальном смысле), признали его клятвопреступником и, подсуетившись, отравили. Иначе пришлось бы изгонять, а сделать отступником мага такой силы, знающего множество неприятных политических секретов и магических тайн... одним словом, настоящего выбора у Мефано попросту не осталось.

Им пришлось также сильно растрясти свою казну на выплаты и взятки, взять на себя нелёгкие обязательства перед одними высокопоставленными персонами, а других высокопоставленных персон, которые задолжали им, от обязательств освободить или ослабить таковые... но так или иначе, а "княжеский" клан магов сумел-таки преодолеть кризис. С потерями, но выпутался из положения.

Конечно, после такого не могло идти и речи о том, чтобы Оониси приняли вассалитет Мефано. Да и видеть Оониси в числе союзников они уже не хотели (ну, это взаимно).

Однако от былой малоизвестности моего семейства также не осталось следа.

И встал в полный рост вопрос о том, что с ним станет дальше.

...у Мефано Юдсуки, в числе прочих родичей разной степени близости, имелся племянник по имени Акио. Впрочем, узы близкого родства бледнели на фоне иных, куда более прочных: Юдсуки более полувека являлся для Акио наставником. Помимо выдающегося таланта в управлении Воздухом, ученик заимствовал у своего учителя также иные качества боевика: прямолинейность, вспыльчивость, пренебрежение слабыми и нижестоящими. Увы, после известных событий Акио превратился из верного оружия клана в проблему. Запятнанную связью с клятвопреступником, обозлённую, не привыкшую и не умеющую сдерживаться. Почти ненавидящую соклановцев... или по крайней мере тех соклановцев, которым принадлежала власть.

Оониси тоже были проблемой.

И старейшины Мефано, по всей видимости, решили избавиться одним взмахом тэссэна от двух проблем за раз.

Многое так и осталось для Урр тайной. Кто именно принимал решения? Кто составлял планы? Кто исполнял, а кто страховал? Позже объявили, что Мефано Акио вознамерился отомстить Оониси Хироко за разглашение сведений, погубивших его наставника. Также объявили, что в порыве боевой ярости он сошёл с ума и уничтожил вообще всех Оониси. От Макото и до маленького Кенты. После чего Мефано, конечно же, никак не могли оставить без внимания подобное преступление и в открытом бою сразили безумца — во имя общего благополучия.

Первое верно. Хироко дала Акио бой и пала. Она так хотела быть настоящей ведьмой, моя любимая... и в смерти она уж точно стала ею. Но не Акио при помощи Воздушной Тропы догнал Раа, пытавшегося унести прочь от гибели Джиро и Кенту. Не Акио взломал цем-печати, защищающие дом, и не он учинил в нём резню, а затем превратил дом и сад в покрытый мелкими щепками пустырь при помощи Великого Смерча.

Но рано или поздно я вернусь в Ниаги и узнаю, кто виновен в смерти моих родных. После чего меня уже никто не остановит от расплаты.

Никто.

Даже если десять тысяч богов встанут на моём пути, я не сверну с него.

— Значит, ты желаешь моей защиты и покровительства? — переспросил Хикару Ловец. — Что ж, Танака Хачиро, я дарую тебе свою милость. Служи верно — и будешь вознаграждён.

— Сказано: верность есть неразрывная цепь чести, господин мой. Пожалуйста, приказывайте.

Говоря эти слова, я опустился перед демоном-властителем в догэдза.

По собственной воле и своему выбору.

Оборот четвёртый (5)

Воплотившись как Танака Хачиро, я многое сохранил. Многое и приумножил. Но неизбежны оказались также потери. Сродство к стихиям Триады Земли, а не Триады Неба влечёт за собой ряд неизбежных последствий. Так, я получил огромные плюсы к целительству, в котором как Оониси Акено был, прямо говоря, слаб. Но вместе с этими плюсами я получил не менее серьёзные минусы как менталист. Чтение мыслей, казавшееся таким простым в третьей жизни, в четвёртой откатилось до чтения эмоций — хотя, конечно, куда более глубокого, чем в бытность Рюхеем. О простоте и лёгкости в наложении иллюзий также пришлось забыть. Если бы не отличный контроль, мне вообще следовало бы отказаться от таких тонких воздействий: результат не стоил бы вложения сеф.

Одной из немногих ментальных Форм, мало пострадавших от смены полярности сродства, стал Юрэй-нин (факт, сам по себе заставлявший задуматься: а Форма ли это? или точнее будет отнести его к духовным навыкам, что отчасти сродни также не пострадавшему хирватшу?). А действия трёхглазого самурая-аякаси, Такахаси Мичио, окончательно оформили моё стремление раскрыть возможности Юрэй-нина как можно полнее. И первым, с чем я попытался разобраться, стало расстояние.

Да, войти в храм чужой души, когда её телесное вместилище находится в нескольких шагах — задача простая. А как насчёт нескольких сотен шагов? Нескольких тысяч? Ещё больших расстояний? (Может показаться странным, что только на Шани-Сю я задал себе этот вопрос, вроде бы простой и очевидный... но раньше находилось множество забот и без того, чтобы исследовать такие вещи, удовлетворяя праздное любопытство; а вот в катакомбах после побега у меня оказалось много больше свободного времени, ну и...).

Быстро выяснилось, что для Юрэй-нина не помеха никакие материальные преграды. А решающее значение имеет вот как раз расстояние между моей и чужой телесными оболочками. При этом путём опытов определились две дистанции. Первая — чуть меньше двухсот шагов (и равная радиусу действия моего первого хирватшу... явно не случайное совпадение!) — служила границей, в пределах которой я мог без особых трудностей нащупать чужую душу, чтобы проникнуть в неё. Дистанция вторая — что-то около тысячи четырёхсот шагов — очерчивала границу, за пределами которой Юрэй-нин уже не мог держаться в границах чужой души.

При увеличении расстояния возникали несколько равно неприятных эффектов. Например, из первого уровня внутреннего мира человека меня выталкивало на второй уровень. Хорошо ещё, что ненадолго: р-раз — и я уже болтаюсь в воронке водоворота, что в центре моего внутреннего мира. А вот с Писклёй (с помощью которого я в основном и ставил опыты) получалось того хлеще. Постепенно усиливающийся "ветер" выдувал меня-шпиона в тот тёмный лабиринт без выходов на поверхность, который служил доступным моему разуму воплощением родового духа варубатто. Не самый приятный итог, надо сказать. Хотя бы потому, что покинуть лабиринт без ОЧЕНЬ серьёзных усилий я не мог. Покинув же, проваливался на второй уровень моего внутреннего мира. Причём более уязвимым из-за истощения. Хорошо хоть, что ощущения от перемещения обратно на первый уровень при заметно возрастающей... жёсткости длились всё то же сравнительно малое время.

Стоит ли удивляться, что после получения таких результатов мне захотелось как-то закрепиться в чужой душе, создав нечто вроде якоря? А ведь могло и вовсе отбить тягу к рискованным опытам. Да, могло. К счастью, с якорем меня настиг неожиданно быстрый успех... не без помощи подопытного варубатто. Да-да, именно Пискля подал мне идею!

У людей возможно, если я правильно понимаю суть дела, четыре качественно разных уровня зависимости. Первый, самый "тонкий" — это зависимость крестьянина от землевладельца или какой-то сходный. Эта зависимость косвенна, легко может быть разорвана. Уровень второй — вассальная связь землевладельца и самурая. Более глубокая зависимость, к тому же обоюдная, хотя и не равноправная. Уровень третий — кровная связь. Родственные узы. И уровень четвёртый: узы духовного родства. Например, связь ученика и наставника, истинная дружба, искренняя любовь.

Связь каннуси и чтимого им ками находится на этом же уровне. Просто на том конце связи — не человек, а божество либо дух.

Порой связи разной степени накладываются друг на друга, становясь ещё глубже и прочнее. Так, наследник князя связан с отцом своим и вассальной, и кровной, и духовной зависимостью... это в идеале. А идеал достижим, к сожалению, не всегда. И именно обрыв духовных связей правителя с наследниками приводит к наихудшим последствиям.

Такова была глубинная причина падения Империи Цао... конечно, если мои догадки верны.

У демонов возможных уровней взаимной зависимости меньше. Три. Первый — зависимость слабого от сильного. Второй — кровные узы. Но для демонов они значат меньше, чем для людей, ведь плоть для них вторична. А вот связи духа... о, на этом уровне расцветает разнообразие, для людей малопонятное и даже частично недоступное. И любые, даже слабые духовные связи демоны чтят свято. Например, связь демона и (как довелось мне узнать позже) йобидаши существует именно на этом уровне. И вассалитет, который приносит один демон другому — на этом. И клятвенные узы. И брачная связь, когда и если два демона идут на неё — это узы духа. И побратимство.

Именно взаимную связь побратимов Пискля предложил мне, как средство, способное увеличить расстояние, на котором я могу проникать в его душу.

А я предложение принял.

Не сразу, конечно, а только выяснив подробности. Без этого, кстати, толку бы не было. Даже самые простые узы побратимства нельзя наложить, не понимая сути такой связи и без взаимных усилий. Создать этот вид уз вслепую невозможно.

Зато способ создания обманчиво прост. Всего-то и требуется, что перенести часть чужой души, чужого внутреннего мира, в свой внутренний мир... и отдать равноценную частицу своего.

Возможно, я бы не сделал такого шага. Даже после "слов" Пискли, который уверял, что узы побратимства не сделают меня демоном, как и его не превратят в человека. Но... на тот момент я был заперт на Шани-Сю, любой неосторожный шаг мог оборвать моё текущее воплощение, варубатто же уверял, что побратимство, в отличие от менее равноправных духовных связей, может быть отменено без серьёзных долгосрочных последствий любой из связанных сторон...

А ещё мне стало интересно, что из этого получится.

...что ж. Недолгая медитация, сплетение моей воли с волей демона, и вот уже мой Юрэй-нин может любоваться результатами. Довольно скромными, внешне безобидными. С моей стороны в стене кратера, ограждающего внутренний мир, появился провал, ведущий в пещеру внутреннего мира варубатто. А в той пещере в косом луче ранее чуждого этому месту света тянулось вверх молодое сливовое деревце, роняющее свои лепестки на зеркало маленького пруда.

Насчёт лёгкости возможного разрыва этой связи Пискля не соврал. Я вполне отчётливо ощущал, что в любой момент могу "сомкнуть" края провала в чужой внутренний мир. Не соврал он и в том, что побратимство позволит мне ходить к нему "в гости" на много большем, чем раньше, расстоянии (при проверке варубатто слетал до середины Шани-Сю, отдалясь от Дикой гавани на десятки тысяч шагов, но нашего контакта это не отменило и даже не вызвало заметных трудностей).

А вот чего я не ожидал, так это окончательного оформления образа Пискли. Побратимство дало ему полноценное духовное тело. Правда, выглядящее довольно гротескно: как лысенькая, низколобая голова человеческого дитя лет семи на тельце летучей мыши и с ушами от неё же.

— Это естественно, — сообщила мне летучая голова (во внутреннем мире варубатто мог говорить вслух, а не только при помощи Речи). — Ты, Хачиро, — старший партнёр, я — младший. Я получаю от связи больше. Но и ты можешь получить... преимущества.

— Какие? — усмешка. Нет, я не в обиде на мелкую хитрость Пискли. Скорее уж, восхищён тем, с каким изяществом он выцарапал свой кусок выгоды. Одно слово: демон! — Может, я — вернее, мой нынешний образ — смогу отрастить крылья? Или всё ограничится удлинёнными клыками?

— Вот уж не знаю. Но насчёт крыльев — это вряд ли. Точнее, не скоро. Сейчас я не так силён, чтобы передать тебе достаточно силы. Вот потом...

Умения превращаться в летучую мышь я действительно не получил. Но подозреваю, что связь побратимов повлияла на развитие моего второго хирватшу, хоть и не напрямую.

Что ж... тоже плюс.

А немного позже я предложил установление такой же связи, как с варубатто, своим тэнгу. Те не долго раздумывали, почти не колебались. И мой внутренний мир пополнился ещё двумя прямыми переходами в чужие души. Туманным облаком с запахом крови, расположившимся у вод внутреннего озера и ведущим в трёхмерный лабиринт ледяных "деревьев", — душу молчальника-Раа. И зависшей высоко в воздухе малозаметной дымкой — стеклянистой, дымно-горькой, искрящейся и щекочущей: переход, ведущий к сущности Урр.

Так как оба тэнгу уже прошли становление средними демонами, преимущества от нашего партнёрства оказались более весомыми. Например, во внутреннем мире Урр обзавелась пальцами вроде человеческих на сгибе крыльев и подросла, а во внешнем мире увеличила резерв сеф и контроль над ней. Раа же во внутреннем мире дополнил аливатшу способностью к изменению формы — пока что весьма ограниченной, но очень... многообещающей. В мире внешнем побратимство сказалось больше на характере: там, где раньше тэнгу просто молча выполнял указания, он начал изредка задавать вопросы и даже предлагать свои способы решения поставленных задач.

Что получил от новых связей я? Меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло быть. Стали эффективнее работать ментальные навыки, в том числе первое хирватшу. Чуть подрос контроль сеф. Качнулась к былому уровню, тому, который имел Акено, скорость создания иллюзий. И качество их тоже. От Раа же мне досталось увеличение физических показателей. Нет, не очень большое. Уж точно намного меньше того, которого можно достичь правильным использованием сеф... зато постоянное. Не требующее дополнительных усилий. И поднимающее силу, выносливость, реакцию, скорость — чуть выше уровня, которого может добиться одними лишь тренировками человек.

Кто-то спросит: если всё так замечательно, то почему же побратимство редко предлагают и ещё реже принимают? Ответ прост. Хотя разорвать такие узы легко, разрыв не мгновенен. И если какой-нибудь демон убьёт и съест того же Писклю, я навсегда лишусь части души. Пусть небольшой, — но от такой травмы не излечит никакое перерождение...

* * *

Шесть лет в землях демонов. А с учётом двух, что я прятался — все восемь. Много это или мало?

Мне иногда начинает казаться, что прошла целая жизнь.

Во всяком случае, уже никогда, никогда я не смогу, как прилежные почитатели небожителей и те, кто принимает храмовые проповеди как несомненную истину, видеть в демонах лишь извращение природы и язвы хаоса, что продолжают существовать под небом лишь попущением да милосердием ками. Если бы я продолжил упорствовать в подобных заблуждениях, мне пришлось бы разувериться в том, что видят мои глаза, что слышат уши и что доносит до моего разума хирватшу.

Для беззаконных порождений хаоса вассалы и подданные Хикару оказались слишком склонны к соблюдению порядка. Да-да, это, несомненно, ничуть не походило на порядок, привычный мне, то есть человеческий... и что? При ближайшем рассмотрении этот вывернутый наизнанку строй оказался во многом (слишком многом!) даже совершеннее. Логичней. Попросту гармоничнее!

Неожиданно. И не очень-то... приятно.

Мне по-прежнему казалось омерзительным рабство. Сама идея выглядит извращением, некой... ну да, демонически вывернутой версией высокой идеи служения. У раба нет чести, нет воли, нет прав. Раб — говорящая скотина, живое имущество, от которого немыслимо ждать верности или достоинства. Но хозяин, согласный содержать раба — не лучше. Не желающий брать на себя ответственность за нижестоящих в полной мере, не способный связать их узами взаимной духовной связи, хозяин раба (именно хозяин, господином ТАКОЕ назвать нельзя!) тоже, в конечном итоге, лишён чести.

Да, рабство — омерзительно. А люди, живущие на Шани-Сю, в массе своей пребывали в рабстве без заметных шансов получить свободу. Но при этом я не мог не заметить, что рабы демонов, пожалуй, живут счастливее и спокойнее многих свободных людей в княжествах. Слишком хорошо я помню ту клоаку, в которой родился как Рюхей; а если бы забыл, то много более свежие воспоминания о первых годах текущей жизни, о странствиях в компании и под опёкой Кобаяси Казуо, напомнили бы мне, каково положение человеческих низов в землях за морем.

Рабы на острове походили на откормленных цепных псов: хозяева видели в них полезные инструменты и потому заботились об их благе — ведь никто не станет портить свою собственность просто из пустой прихоти. Свободные же обитатели княжества Меон напоминали тех же псов, только не дворовых, а бродячих. Тощих и злых от голода, неухоженных, завшивевших. Частью ожесточённые до потери людского обличья, частью забитые до полного безразличия к происходящему, эти "свободные люди" (пусть не все, но многие), верно, мечтали о сытом и безопасном быте...

Таком же недостижимом, как освобождение для жителей Шани-Сю.

Должно быть, этот мир гниёт заживо, утопая в неправедности, коль скоро демоны обращаются со своими рабами — хотя бы пока те им полезны — лучше, чем люди, унаследовавшие от предков бремя власти, заботятся о своих почтительных слугах!

А где неправедность, там и зло... явное, несомненное.

Так что лучше: удобное стойло с полной кормушкой и мясницкий нож в конце жизни? Или воля с её испытаниями, что закончится в лучшем случае голодной смертью в канаве? Мне ближе второе. Но вправе ли я осудить выбирающих первое? Ведь я-то всегда ел досыта. Вернее, никогда не голодал подолгу, не имея иного выбора. Даже в Обители, не умея ещё добывать пропитание, я всегда мог отыскать съедобные водоросли в море и плоды — в джунглях. Исключением стал тот случай, когда Танака Кишо оставил меня умирать. Тогда я действительно мог умереть от голода...

Так могу ли я судить? На самом деле понимаю, что почём — или тешу себя удобной иллюзией?

Сам-то я не раб. Сходу, с самой первой встречи с Ловцом я приобрёл статус выше среднего. Примерно на уровне пиратских капитанов, магов-отступников — в общем, тех смертных, которые сумели попасть на Шани-Сю свободными и подтвердили готовность подчиняться Хикару как живому олицетворению законов острова. Всей разницы, что я попал сюда не по своей воле и освободился своими силами. Ещё выше я мог бы встать, только приняв уже не защиту и покровительство Ловца, но прямой вассалитет. Войдя в его свиту. Как некогда поступил Удзо Масакару, например. Формальный статус Клинка Небес не уступает таковому для большинства аякаси Шани-Сю. Но я пока что не успел доказать делом, что достоин такой чести... ко мне всё ещё присматриваются.

Или такой штрих. На Хикару не работали люай. Неожиданно?

О, ещё бы!

Вот только на острове, где чиновники (на удивление малочисленные) почти не брали взяток, торговцы не смели излишне задирать цены ради утоления хищной жадности, сборщики налогов не лютовали, сдирая с крестьян три шкуры, а сами крестьяне не имели нужды утаивать часть урожая, — на этом острове услуги люай оставались почти не востребованы. Ведь те же нукэкуби едва ли могли лгать вообще; люди в основном боялись обманывать, так как их демонические хозяева слишком легко изобличали ложь; низшие демоны также боялись искажать правду, да ещё вдобавок не всегда имели достаточно ума, чтобы измыслить сколько-нибудь правдоподобный обман. Наконец, средним демонам и аякаси не позволяли открыто лгать цепи клятв и обетов... а Хикару, на которого в конечном счёте замыкались эти цепи, не нуждался во лжи. Так воин, что признан сильнейшим, не нуждается для победы в грязных трюках и уловках — иначе он попросту не был бы сильнейшим.

Смешно, но "нечистые" порождения хаоса вели себя более честно и открыто, чем лицемерные, охотно хитрящие и подличающие дети порядка. Ну, если брать в среднем. Меж демонов, живущих на Шани-Сю, тоже попадались чуть ли не прирождённые лжецы (особенно этим грешили нэдзуми), как меж людей встречаются прямые, точно мачта, искренние в каждом слове и жесте, презирающие даже тень обмана. Но мне поневоле пришлось смириться с тем, что средний демон более достоин доверия, чем средний человек. По крайней мере, на Шани-Сю.

Ещё одно неприятное открытие, да.

Остров полностью обеспечивал жителей едой... хотя нет, не совсем так. Простейшие продукты, вроде риса различных сортов, дайкона, сои или фасоли, выращивались подданными Хикару с таким избытком, что их охотно продавали прибывающим торговцам, как и выловленную и обработанную рыбу (не обработанную употребляли на месте). Взамен у тех же торговцев покупались фрукты, мясо (многим демонам без мяса, если не свежего, то хотя бы вяленого или солёного, попросту не выжить), пшеница, греча, ягоды — в общем, всё, что на небольшом острове с не самым благоприятным климатом либо не росло вовсе, либо выращивалось большой ценой, не соразмерной затратам.

Ещё островитяне поневоле ввозили немало дерева разных пород, металла, драгоценных и поделочных камней, кости (обычной и слоновой), стекла, изделий из керамики и фарфора... то есть опять-таки то, что на Шани-Сю отсутствовало или было редкостью. Но Хикару и его подданные всё равно извлекали из этого немалую выгоду. Почему? Да просто потому, что ввозимое дерево на верфях превращалось в морские суда; металл, кость, стекло и редкие камни, пройдя через мастерские и кузни — в оружие, инструменты, доспехи, ювелирные украшения, оптические приборы, цем-артефакты... и продавалось уже намного дороже, чем исходные материалы.

Правда, настоящей цены торговцы за всё это не давали всё равно. Очень показателен в этом смысле оказался разговор с одним шлифовальщиком, к которому я обратился за разъяснениями, увидев на изготовленной с его помощью морской подзорной трубе с восьмикратным приближением клеймо Императорских Цвета Яблоневого Мастерских Стекловаренных.

— А чего ж, — хмыкнул он в усы, хитро прищурясь. — Плохая штука? Позорит клеймо?

— Нет. Отличная труба!

— Вот ток сработана на острове демонов, руками рабов демонов, — вздохнув, уже без усмешки сказал шлифовальщик. — Поставишь на ей честное клеймо — хто купит? За полцены отдавать, и то в очередь не встанут. Побоятся, семя крапивное, кумовья крыс. А вот с таким клеймом — хочь две трети цены подъять можно. Уже прибыток.

— Но как же...

— А в доподлинных императорских мастерских такого счас уж не робят. Как стали они из былых Императорских Цвета Яблоневого Мастерских Стекловаренных кормушкой рода Цанг, так ещё первые полвека уровень держали. С трудом, на скрипе зубовном. А как старые мастера повымерли и прямые ученики тех стариков тож, так и всё. Захирели промыслы, дрянь погнали на продажу. Токо на нашем, значит, продукте триста лет былую славу держат. Так-то оно, парень.

И пожилой шлифовальщик, раб демонов в неведомо каком поколении, аккуратно хлопнул мне по плечу своей мозолистой рукой. А в его выцветших с возрастом до тёмного янтаря глазах читалась такая смесь чувств, что с налёту не разберёшь.

Что-то я уклонился сильно в сторону... ах да. Торговля. Шани-Сю торговал с человеческими землями на удивление бойко. Поначалу я полагал, опираясь на предрассудки и страшилки для невежд, что островитяне — демоны с пиратами — только и могут, что убивать честных моряков из иных земель, грабить и тащить в свой угол всё, что хватит сил утащить. Хе! Мог бы сам сообразить: если бы Хикару поощрял исключительно такой иждивенческий образ жизни, боги не стали бы терпеть его маленькое беззаконное княжество. Ради уничтожения общего врага князья, напутствуемые каннуси, уж как-нибудь сумели бы объединить свои флотилии, высадили на Шани-Сю пару-тройку десятков тысяч бойцов, подкреплённых силой воинов из нескольких магических кланов и, что важнее, "сосудов святости"... уж против такого анклав демонов не устоял бы.

Но боги знали правду... и терпели.

Потому что Ловец, конечно, позволял пиратам пользоваться Дикой гаванью как базой, но только тем пиратам, которые умели подчиняться приказам. Более того: абордажи и резня с последующим грабежом чаще случались по инициативе чужих. Ну, плывёт себе неторопливо, как будто гружёный, корабль-приманка... разве люди (и демоны) Хикару виноваты, что их решили немного пограбить? Кто станет обвинять жертв нападения в том, что те отбивались так лихо, что одолели втрое-впятеро и даже более превосходящих числом чужаков?

Сами же моряки, ходящие под Ловцом, нападали только на суда однозначно вражеские — вроде джонок "морской даймё" — или по прямому приказу на тщательно выбранную заранее цель. В том числе по найму. Сильный флот есть не у каждого даймё и тем более не у каждого сёмё, а вот пощипать своих врагов мало какой феодал откажется. Моряки Хикару брали деньги за транспортировку чужих войск, за отдельную плату помогали в вылазках, разведке и штурмах укреплений, а если посулить по-настоящему добрую долю добычи, могли взять на себя основную тяготу набега... или даже настоящей войны. Помочь с охраной при морской перевозке особо ценного груза? Войти в охрану посольства или торговой миссии? Временно усилить защиту какой-нибудь прибрежной крепости? Отвадить от какого-либо места на суше или на море конкурирующих пиратов?

Что угодно — при условии своевременных выплат по договору.

И надо заметить, что наёмники с Шани-Сю стоили своих денег. Потому что, во-первых, умение подчиняться приказам означало в числе прочего усердие в тренировках. Во-вторых, хорошая (вплоть до освоения приёмов работы с собственной сеф, как у самураев) подготовка дополнялась весьма качественным снаряжением и оружием. Как хозяин мастерских, производящих и то и другое, Хикару мог позволить себе снабжать "своих" по себестоимости и даже, для проверенных команд, с большими скидками: это окупалось. В-третьих, в снабжении и поддержке тоже никто не крохоборствовал. В то время как у многих других капитанов навербованная по случаю портовая гнусь человеческая давилась закупленной по дешёвке дрянью и вынужденно подливала саке в воду, потому что иначе этой водой можно было отравиться, — капитаны под рукой Ловца поддерживали в рейдах сухой закон. Команды их вволю ели добрую еду, на каждом корабле помимо штатных магов имелся ещё и маг-целитель, с пакостью вроде крыс, жучков или гнид боролись без жалости. И уже этих трёх пунктов хватало, чтобы добиться качественного превосходства над любым противником... ну, почти любым.

А ведь пираты Шани-Сю имели как минимум ещё одно преимущество. Причём такое, каким не мог похвастать более никто.

...да, верно: демоны. Дружественные демоны. Послушные приказам, действующие по общему плану и с наибольшей эффективностью. Или даже сами командующие... но это уже редкость. Не из-за того, что Хикару подчинялось мало умных аякаси, которым можно доверить командование кораблём или целым флотом, а из-за того, что высших демонов Ловец предпочитал держать поближе к себе. Как возможных соперников. Кроме того, на аякаси, покинувших остров, разворачивалась настоящая охота. Ещё в прошлой жизни, когда я сотрудничал с Мефано, видел списки разыскиваемых преступников; так вот: чуть ли не все демоны-офицеры Хикару в этих списках присутствовали. И награды за их головы давали такие, что средний мастер магии со специализацией боевика на обычных заданиях столько за целый сезон не отобьёт. А то и за год-два, если самых "ценных" считать.

Конечно, в одиночку мастер-маг на аякаси не полезет — дурных нет (хотя тот же Юдсуки при его зверской силище или я-Акено со своим Грозовым Покровом могли бы и рискнуть, и даже выиграть... против тех высших демонов, что послабее). Но даже если исполнить такую цель командой мастеров, а потом поделить награду, это окупится. А ведь есть ещё "сосуды", для которых уничтожение аякаси — не источник возможной прибыли, а один из важнейших смыслов существования...

Порой Ловец всё же отсылал своих ближников ради особо важных дел в человеческие земли. С одной стороны — вроде как большая честь, раз простых людей недостаточно для выполнения приказа. Прилагается возможность выслужиться перед господином, заработать славу среди других его приближённых. Да и просто силушку повысить за счёт того, чем дома, под оком Хикару, не развлечься: людоедства, ритуальных пыток и прочих тёмных радостей. Но с другой стороны те, кого Ловец отсылал прочь, слишком уж часто не возвращались. Потому как больно удобный способ избавиться от слишком возомнивших: тут тебе и риск физической смерти с неизбежным ослаблением, и риск полной гибели (даже если забыть об атаках, уничтожающих душу либо память, среди аякаси далеко не все способны пережить уничтожение плотного тела), и риск пленения с многовековой отсидкой в каком-нибудь булыжнике или дереве... А если особо важное дело, порученное господином, провалить — господин сам вполне может устроить такое, что захочешь сдохнуть, да не дадут.

...в общем, чаще всего пиратов с Шани-Сю сопровождали малые и средние демоны. Причём не всегда боевой специализации. Но абордажным тесаком помахать люди могут сами. А вот слетать на разведку, или найти (хорошо) спрятанные на чужом судне ценности, или проверить правдивость пленника во время допроса... отвлечь кайдзю, обратившего внимание на пиратскую джонку... Навести жуткий, не развеиваемый обычной магией или "просто" плохо поддающийся ей морок при помощи ватшу... В критический момент парализовать вражеского капитана...

Да. Демоны, действующие совместно с людьми, могут дать огромное преимущество.

Мне это известно очень хорошо, потому что у меня как личного вассала Хикару две роли, во многом пересекающиеся: йобидаши и тренер. Второе понятно, привычно, отдельного подробного рассказа не требует... хотя замечу, что учить чему-либо пиратов и особенно демонов — та ещё задачка, стремительно закаляющая волю и наращивающая броню терпения.

А вот о роли йобидаши отдельный рассказ необходим.

Тем более что рассказ этот напрямую связан с особенностями демонов, о которых я раньше мог только догадываться. Особенностями, которые я и сейчас, после шести лет очень плотного общения с ними, могу знать не полностью. Да что там: даже в точности уже известного у меня порой возникают серьёзные сомнения!

Меж тем история с йобидаши восходит к истории сотворения мира. Не знаю, как там насчёт Дзока-но сансин — об их силах, правах и пределах остаётся гадать — но вот людям при делении Уруша достались права, уступающие правам старших богов только масштабом. Бессмертные, по-настоящему пожившие и многое переосмыслившие (а в окружении Ловца есть демоны, которые старше него), считают, что у всех — вообще всех! — людей имеются редко осознаваемые и ещё реже сознательно используемые, но от этого никуда не исчезающие свойства: денватшу и суговатшу. Которые порой сплетаются воедино, порождая не имеющее названия, но качественно иное свойство, необходимое всякому успешному йобидаши.

И атрибутивное для старших богов.

Значение иероглифа "суго" не составляет тайны: это ум или интеллект... и сила, проистекающая из работы ума. С иероглифом "ден" немного сложнее. Прямое значение его — жизнь, обычно на нём и останавливаются. Но "ден" — это ещё изменчивость, гибкость... и "способность расти" либо "растущий дар". Кажется, что суговатшу и денватшу вчистую проигрывают сверхъестественным способностям иного рода... но только до тех пор, пока не вспомнишь: только аякаси, высшие демоны и элита, сочетают два хорошо развитых ватшу, а людям два ватшу даются от рождения. После чего надо бы припомнить, что в войнах былых эпох оказались победителями именно "слабые" люди, а не демоны с их бессмертием, мощью, переменчивостью размеров и формы и другими грозными талантами.

Суговатшу и денватшу, а наипаче того их сочетание: вот истинное сокровище и корень силы рода людского. Хикару Ловец при становлении высшим демоном утратил денватшу почти полностью, разменял на телесное бессмертие... но сохранил суговатшу. И потому даже демоны, что старше тысячи лет, не оспаривают его решений, не подрывают власти. Это скороспелые аякаси могут строить свои глупые планы по свержению властителя Шани-Сю и занятию его места. А старейшие... они мудрее.

И осторожнее.

Роль йобидаши состоит не в наречении демонам имён. Это буквальный смысл, излишне прямое толкование. Йобидаши способствует (порой просто присутствием, как это случилось у меня с Урр и Раа при их становлении тэнгу — без меня они вполне могли остаться простыми воронами!) проявлению, а также развитию и закреплению ватшу. Суговатшу и особенно денватшу при этом словно проецируются вовне, значительно ускоряя — а также направляя — рост сил и способностей демонов.

Если бы демоны были цветами, травами, деревьями — йобидаши были бы садовниками. Если бы они были детьми, йобидаши следовало бы именовать преждерождёнными породителями.

А ещё — наставниками. Учителями. Открывающими и указующими пути.

При этом, хотя способности йобидаши не являются такой уж большой редкостью, кому попало подобную власть не отдашь. Суеверный крестьянин, не просвещённый и также суеверный пират, а тем более тайком злоумышляющий раб, лелеющий свои обиды, действительные и мнимые — выступив в роли йобидаши, породят чудовищ. Будут умножать зло, даже сами того не понимая. Ведь демоны меняются именно так, как этого хотят люди. А то, что смертные слишком часто выплёскивают на бессмертных ёкай и бакэмоно свои страхи, — право, демоны не несут вины за это. Да и люди чаще всего не несут, так как действуют без ясного понимания своей силы.

Я — понимаю. Или, по крайней мере, стараюсь понять. При первом разговоре с Хикару я даже не думал лгать. Забота о подопечных, интерес естествоиспытателя, стремление испытать свои силы — вот что руководит мной как вассалом, наставляющим демонов Шани-Сю. Я знаю: при всей своей силе, при всех своих сверхъестественных способностях, демоны — младшие дети нашего мира. Я же йобидаши, их опекун, не только по обязанности, возложенной Ловцом. Нет. Такова моя суть, мой моральный долг.

Мало уступающий, если уступающий вообще, долгу перед утраченной в прошлой жизни семьёй.

* * *

— Внимательнее слушай сигналы тела, — говорю я ребёнку лет семи на вид. Тощенькая девчонка в ответ лишь мычит. — Тело уже умеет ходить, знает, как держать равновесие. Так же, как умеет гонять кровь по сосудам ударами сердца, дышать, моргать, переваривать съеденное и всё такое. Доверься ему! Держи в уме только цель, до которой хочешь добраться — вон тот столб. А как именно перебирать ногами... забудь. Просто доверься новой оболочке.

Девчонка снова мычит. Её Речь, накладывающаяся поверх нечленораздельных звуков, тоже не очень-то разборчива... но всё-таки более-менее понятна:

"Странно/непривычно, страх, неудобство/тяжесть".

— Ничего страшного. Ты сможешь. Сотни прошли этой дорогой до тебя — чем ты хуже? Ничем. Смотри на столб и иди. А я прослежу, чтобы всё было гладко.

Встав позади и подхватив сидящую подмышки, поднимаю (встать самостоятельно у неё, непривычной к материальному вместилищу, вряд ли получится). Спрашиваю:

— Готова? И-и... ступай! Вперёд к столбу! Кстати, какого он цвета?

Мычание. Через Речь — сущая невнятица, путаный и скомканный образ. Самым явным и легко различимым в нём являются не оттенки цвета и даже не формы, а пятна зарождающейся гнили в той части столба, которая вкопана в землю. Но это не удивительно и даже естественно. Ведь моя нынешняя подопечная — никакая не девочка, а бакэмоно.

До подселения он (оно) даже не имел пола. Просто мелкий демон, чьим стержневым свойством является распад. До подселения у него отсутствовали внятные перспективы: в отличие от стихийных, демоны со свойствами вроде разложения, истощения или забвения могут набирать размеры и силу, если попадут в очень уж подходящие условия. А вот стать умнее, чтобы перейти на новый уровень, подняться в иерархии — нет. Собственная сила ограничивает их развитие.

У девчонки, которая стала вместилищем бакэмоно, перспективы отсутствовали тоже. Родители, продавшие её на Шани-Сю, не смогли бы отдать её ни принятой в магический клан, ни даже в бордель. Почему? Да просто потому, что этой несчастной "повезло" получить врождённый дисбаланс ци и суго вроде того, от которого страдали Оониси. Только навыворот. Если у Оониси избыточно сильная суго поглощала сеф и истощала ци, грозя привести к смерти, то у этой избыточно сильная ци поглощала сеф и примерно годам к шести "дожала" суго. Не смерть, но неизлечимое слабоумие. Тельце передо мной такое тощее потому, что его почти не кормили перед продажей... собственно, если бы не избыток ци, оно бы давно — и напрасно — умерло.

А теперь из двух огрызков, по отдельности бессмысленных, можно попытаться слепить нечто более интересное и перспективное. В самом деле, именно такой бакэмоно и именно такая девчонка как будто созданы друг для друга! Попытайся подселить демона распада в другое тело, и скорее всего через несколько десятидневий получишь немного подросшего демона и труп. А у этой мозг не то, что не умер, — впервые за долгое время начал оживать и работать так, как у нормальных людей. Да и сущность демона в условиях, для него предельно неблагоприятных (столько плотной, сильной ци!) вместо тупого жора и роста начала меняться в сторону усложнения.

Конечно, моё стимулирующее и направляющее влияние как йобидаши тоже сказалось. Но тут и без моего вмешательства всё шло в правильном направлении. Я только по мере сил ускорил слияние. До того, как я начал работать с подселёнными демонами, начальные этапы их приспособления к новым телам занимали от нескольких десятков десятидневий до нескольких лет. А сейчас... что ж, вот он, наглядный пример: тупенький (если не сказать хуже) бакэмоно, впервые подселённый в тело менее девяти дней назад, не только прошёл краткий курс использования восьми телесных чувств, но даже продвинулся в использовании рефлексов тела так далеко, что научился ходить... ну, почти.

Ещё десятидневье или два, и необходимость в специальном уходе за новорождённой демоницей исчезнет.

— Осторожнее! — я придержал её, как и раньше: за подмышки. Иначе на следующем шаге она бы точно врезалась в столб лбом... а то и прямо носом. Может, из соображений воспитательных стоило позволить набивать шишки — в буквальном смысле. Но я сомневался, что подселённый уже научился правильно понимать импульсы боли. А это непонимание свело бы пользу от удара на нет.

Кроме того, мне не хотелось раньше времени допускать травмы тела подопечной. Сила распада, нашедшая канал для проявления в виде незаживающих кровоподтёков, начавших нарывать и понемногу превращаться в язвы... притом, что лечить травмы, вызванные прорывом демонической силы, даже целебной сеф Дерева сложно...

Нет уж, лучше такое предотвратить, чем потом бороться с последствиями своей глупости.

— Ну, дошли наконец. А теперь развернись в обратную сторону... осторожнее, неба ясного ради! Что ж ты так в ногах путаешься?.. вот. Пойдём назад. Понемногу...

И мы пошли. И ходили до тех пор, пока ноги девочки не начали заплетаться уже от усталости, а не от неловкости — что случилось спустя несколько малых черт. После чего я поручил нукэкуби, приставленному к демонице, покормить её, а сам одним длинным прыжком заскочил на плоскую крышу казарм. То, что она находилась в добрых двадцати пяти локтях над плацем, где я занимался с новорождённой, мне не помешало ничуть.

Обратно с крыши я соскочил, держа в руках три заряженных свитка. Понимающие, что к чему, ко мне уже спешили зверодемоны... и не понимающие, но заранее проинструктированные нукэкуби-носильщики с грузом рублёного мяса и свежей — всего пару больших черт как выловленной — рыбы.

Расстелив начертанные моей рукой свитки, я ненадолго отступил. Нукэкуби, повинуясь всё тем же инструкциям, опустили бронзовую жаровню с мясом на свиток Молнии, а особой формы (очень широкие и почти плоские) деревянные корыта с рыбой — на свитки Воздуха. После чего уже нукэкуби отступили, а я по очереди переключил свитки с накопления сеф на передачу. Снова прыгнул на крышу — уже за свитками Воды, Дерева и Камня. Мне не составило бы труда сделать и свиток для сбора Огня, вот только эта стихия попала в исключения. Во-первых, такой свиток накапливал бы природную сеф медленнее, чем даже свиток Дерева. Не тот климат на Шани-Сю, не тот... во-вторых, что куда важнее, Огонь — не та стихия, которую надо развивать демонам, помогающим пиратам с их опасной работой.

То есть уничтожить-то чужое судно при помощи магического пламени легко, но и прибыток мал. Даже если поступил заказ утопить чью-то джонку (что случается не часто), разумнее сперва захватить её и вынести из трюмов всё ценное...

К тому времени, как я закончил таскать с крыши свитки и поставил заряжаться последний из них, четырнадцатый (пятнадцатый окончательно пришёл в негодность, эх! Опять тратить время на создание нового на замену...), первые три свитка закончили работу. Я подал знак нукэкуби, чтоб отнесли жаровню в сторону, а потом дал нескольким мелким демонам из неровного роящегося строя разрешение питаться. Пара юных инугами, крупная — три четверти локтя в холке — бакэнэко, два тэнгу и трио "окультуренных" нэдзуми рванули к кормушке. Благо, та достаточно велика, чтобы места около неё хватило всем.

Сейчас распределение заряженного стихией корма проходит вполне мирно и упорядоченно. Но так было далеко не всегда. Поначалу творился страшный хаос — вплоть до того, что разношёрстная и разноразмерная толпа зверодемонов кидалась к ПИЩЕ до полной отработки свитка, приводя плоды моих трудов в негодность.

Помнится, мне пришлось идти на поклон к Хикару, объясняя положение. Ловец быстро принял мои доводы — хороший господин всегда прислушивается к разумным советам, кто бы их ни высказал — и выделил в помощь пару аякаси поспокойнее для приведения в чувство голодной толпы. Причём наказал этим аякаси исполнять мои указания (не такая уж редкая ситуация на Шани-Сю на самом деле: пусть людей, имеющих право командовать высшими демонами, немного и пределы, в которых возможно распоряжаться демонами, очерчены весьма строго, но для пользы дела...).

Со временем я заработал нужный авторитет и необходимость в пригляде аякаси отпала. К тому же я смог выявить известные и даже очевидные в какой-то мере закономерности, касающиеся развития демонов, после чего достигшие среднего уровня силы подпитку получать перестали. Почти.

Дело в том, что чем слабее демон, тем меньше энергии ему надо для перехода. Скажем, тот же Пискля (о судьбе которого я расскажу в свой черёд), будучи молодым варубатто чуть ли не самого низкого уровня силы, едва способным в одиночку убить человеческого ребёнка лет семи, перешёл на новый уровень, просто вволю поев свежатинки три раза. В то же время для среднего демона вроде Урр — такой, какова она сейчас — даже самая обильная одиночная трапеза почти не приносит пользы. Может быть, сумей она поглотить за раз заряженной плоти десятикратно больше собственного веса, она бы смогла перейти на следующий уровень. Но столько в неё попросту не влезет: материальная оболочка даёт демону не только преимущества, но и ряд слабостей.

Ещё Урр предположительно могла бы резко увеличить качество силы, если бы съела часть тела кого-то из Великих демонов. Но тут вопрос остаётся открытым, по понятным причинам...

В общем, на протяжении последних лет я откармливаю заряженной пищей только слабых и ещё — редко, в порядке поощрения, по прямому приказу Хикару — наиболее отличившихся средних демонов. Для аякаси такой суррогат вообще никакого интереса не представляет (а заряженная энергией стихии еда, конечно, более питательна, чем еда не заряженная, но существенно уступает полезностью даже плоти слабейших из демонов среднего уровня). Впрочем, косвенно затеянное мною кормление всё-таки облегчает жизнь высшим демонам. Благодаря мне возвышение до средних ёкай ускорилось в разы, если не десятки раз, конкуренция между демонами из середины иерархии выросла пропорционально. И если раньше аякаси порой приходилось мириться с существованием полезных, но своевольных или попросту тупых подчинённых, то нынче своевольные присмирели, а тупые...

Они съедены.

Пусть не намного, но увеличили силы лояльных умников. Сплошная польза.

...сегодняшнее кормление привело к переходу на новый уровень пяти демонов. Причём один из переходов случился классовым, из слабых в средние. Та самая бакэнэко, что получила порцию корма в числе первых, с протяжным воем окуталась шелестящим ореолом разрядов, уменьшаясь в размерах, и внезапно с неуловимой глазом скоростью переместилась на несколько десятков шагов. Похоже, какая-то разновидность кибинватшу. Редкость... но у кошачьих и других хищников, охотящихся из засады, проявляется чаще. В любом случае этой демонице повезло. Хотя, если честно, я неспроста откармливал её именно мясом с сеф Молнии.

Считается, что проявление определённого ватшу предсказать нельзя. Но именно считается. Я, благодаря богатому опыту, могу это подтвердить — уточнив, что повлиять на шансы проявления нужного ватшу не только можно, но и довольно легко. Случай с этой бакэнэко подтверждает. По своей естественной склонности она скорее всего получила бы со временем аливатшу, как Раа. Но правильный корм, присутствие йобидаши с нужным настроем — и вот обычный демон-силовик получает куда более полезную (хотя бы в силу редкости) специализацию.

Кстати, себя я тоже не обделил в этом смысле. Сумеречное зрение, моё второе ватшу, также получено в результате долгих целенаправленных попыток.

Правда, до полноценного ватшу — хотя бы на уровне среднего демона — мне ещё развиваться и развиваться. Какой там был радиус чувствительности Соры — более трёх тысяч локтей? Ну, не меньше точно. А у меня даже первое ватшу, эмпатия, работает в пределах двухсот. И сумеречное зрение после легализации развиваться почти перестало. У меня просто времени не остаётся ещё и на него.

Ну да ладно. Зато с магией всё прекрасно.

И сейчас пришло время именно для неё. Точнее, для боевой тренировки. Демоны накормлены, свитки убраны обратно на крышу и поставлены на зарядку под присмотром тэнгу, — значит, пора! Разгоняю по телу сеф Дерева для быстрого разогрева. Демоны чувствуют это и предвкушают: для них совместные тренировки — не просто веселье, а возможность заработать дополнительное поощрение.

Или наоборот. Такое тоже бывает: демоны есть демоны, многим просто в силу своей природы трудно удержаться в рамках правил...

С наработанной долгой практикой, обманчивой лёгкостью совмещаю две "внутренние" Формы: Скачущий Поток и Железную Кожу. Вторая покрывает тело тонкой плёнкой сеф Камня — более плотной и прочной, чем у начальной Каменной Кожи, но хуже, чем у Стальной... тоже доступной мне, но не при совмещении двух Форм разных стихий. А Скачущий Поток? Он увеличивает физические возможности: гибкость и скорость движений сильнее, силу немного слабее, выносливость ещё слабее — на уровне обычных "трёх У". Увы, для полного раскрытия возможностей Скачущего Потока нужно освоить один из рукопашных стилей "быстрой воды"... я же самоучка. И ведь есть у кого поучиться, но возможные учителя... Окунинуси* им в печень.

Я бы сказал — "гаки им в печень", но в адрес тысячелетних демонов такое пожелание не звучит.

/* — верховное божество Восточных островов, супруг Аматэрасу. Положение в иерархии — примерно как у тэнно в эпоху сёгуната: великое почтение и крохи реальной власти. Кстати, роль одного из "сёгунов" при Окунинуси играет Аматэрасу... даром что младшая жена, одна из./

...закрываю глаза. Железная Кожа немедленно накрывает веки, ещё сильнее уменьшая мою уязвимость. Сумеречное зрение тоже надо тренировать. И:

"Начали!"

После поданной команды почти половина из сотни с небольшим зверодемонов бросается в атаку. Со всех сторон, беспорядочной толпой, ведомой инстинктами. В основном волна атакующих — младшие демоны, не впечатляющие ни силой, ни размерами. Но и средние есть. Та самая бакэнэко, что только-только перешла в новый класс, при помощи обретённого кибинватшу опережает всех.

Наивная.

Да, обычно способность, даруемая ватшу, сильнее способности, обеспечиваемой магией (а если ватшу и магия производят одинаковое действие, то магия требует намного больше сеф, и разница может достигать десятков раз). Но в поединке не развитого, толком не освоенного ватшу и многократно отработанной магии верх берёт всё-таки магия. Даже под Скачущим Потоком я намного медленнее, чем бакэнэко в своём рывке... но успеваю немного отклониться, а она ещё не научилась совмещать ватшу с атакой, для попытки ударить когтями ей приходится выходить из ускорения. Мой шлепок ладонью по открытому боку излишне самонадеянной демоницы ставит точку в первом столкновении. По правилам, у неё ещё две попытки, но на её месте я бы не бросался в бой снова. Со сломанными рёбрами и отбитым нутром это будет больно.

Да и бесполезно.

Пусть сперва освоится как следует со своим кибинватшу — вот что должен сказать ей мой удар. Пусть научится действовать вместе с другими, преодолевая природный кошачий эгоизм, и не лезет вперёд — это уже дополнение, которое она вряд ли услышит. Хотя надеюсь, что она из понятливых...

А вот и остальные. Рычащая, шипящая, пищащая, клекочущая волна.

Ух, повеселюсь!

Тело действует само, повинуясь взращённым рефлексам. Разворот, тычок, пируэт, пинок, изгиб, серия ударов руками — причём в цель попадают не только прямые, кулаками или ладонями, но и те, что направлены назад: локти работают, как и колени. Выпад, мах ногой, скручивание корпуса, перекат и новая серия ударов... Я не особо щажу своих противников, так как простые удары без выплеска сеф не могут искалечить демонов. Они отвечают тем же. Мои удары больше быстры, чем сильны — но младшим хватает и этого. Трещат кости, брызжет кровь, разлетаются перья.

Преодолеть защиту Железной Кожи никому не удаётся. Пока что.

Хотя попытки настойчивы и не сказать, чтобы однообразны. Меня пытаются укусить, разодрать когтями, сбить с ног таранным ударом с разбега, оглушить хлопком крыла. Кое-кто, не надеясь на удачу в ближнем бою, пускает в ход Громовые Стрелы, Лезвия Ветра и тому подобные атакующие Формы. Это хорошее решение, так как по мне попадают чаще, чем по союзникам, а любое попадание ослабляет мою защиту. Но... атакующая магия младших демонов слаба. Это магия уровня ученика, а не посвящённого. Она достаточно сильна, но недостаточно сосредоточена, недостаточно резка. Меж тем моя Железная Кожа, забравшая треть резерва — это Форма подмастерья по наполнению сеф и мастера — по качеству исполнения. Она защищает меня не хуже, чем защищал бы слой железной брони в палец толщиной. Сверх того, мой контроль достаточно хорош, чтобы восстанавливать её повреждения прямо по ходу боя за счёт небольших точечных вливаний преобразованной сеф. Под такой защитой я мог бы вовсе не бояться нападений младших демонов...

Если бы вместе с ними не действовали средние.

Сложности начались предсказуемо: с дымных пут. Мудзина* по прозвищу Курильщик выпустил свою странную силу, насчёт которой не утихали споры. Половина свидетелей, наблюдавших её в действии, считали Курильщика обладателем икирьёватшу**; однако находились "эксперты", которые относили её к ёсоватшу

* * *

и даже к чосэнватшу

* * *

. Мне — особенно сейчас, когда это непонятное ватшу действует против меня — более чем хватало знания, что выпущенные мудзина струи дыма, чем бы они ни являлись "на самом деле", скуют мои движения. Замедлят, как самые настоящие верёвки.

/* — зверодемон-барсук.

** — морочащие способности, подробнее см. глоссарий.

* * *

— манипуляция стихией, подробнее см. глоссарий.

* * *

— способность "призывающего" типа, подробнее см. глоссарий./

Если, конечно, я не выведу Курильщика из игры как можно быстрее.

Дымные путы практически не оставили мне выбора. Увы, это понимал не только я. На полпути к источнику пут меня встретили Корноух и Плётка. Оками* и фунаюрэй**, демон, чьим ватшу стал оглушающе-пугающе-парализующий рык и демон, после воплощения в парня со стихийным сродством к Молнии получивший ёсоватшу, связанное именно с этим элементом. Подгадав момент, когда дымные путы помешали мне совершить рывок в сторону, Корноух рявкнул на меня, замедляя ещё сильнее. А Плётка, шагнув навстречу, взмахнул рукой, три пальца на которой превратились в длинные, гибкие, сверкающие разрядами нити энергии.

/* — демон-волк.

** — призрак утопленника. Не путать с фунаюрэй — кораблями-призраками!/

Если бы не Курильщик с Корноухом, я бы уклонился. Но даже действие Скачущего Потока, ещё одной Формы в мастерском исполнении, не смогло сразу преодолеть влияние двух демонических ватшу — пусть даже использованных малоопытными средними демонами. В итоге два хвоста плётки Плётки перетянули меня по подставленному предплечью левой руки, а третий мазнул по виску.

И это вышло уже не так весело, как с низкоуровневой атакующей магией.

Железная Кожа сильно ослабила удар. Пожалуй, только одна восьмая или одна десятая часть урона прошла через защиту.

Мне хватило.

Левая рука наполовину вышла из строя. По крайней мере, сжать пальцы в кулак я уже не мог. Но много сильнее беспокоил меня удар по виску. Не потому, что ожог болел — противно так, пульсируя в такт ударам сердца — а потому, что моё сознание вытолкнуло во внутренний мир. И хотя я сразу же вернулся обратно в тело, полным это возвращение назвать было нельзя. Неизвестно, каким чудом я при этом удержал обе Формы, но контроль ощутимо упал, движения замедлились, члены ослабели...

Плётка сделал своё дело и отступил (правило: в общей схватке каждый демон имеет три попытки для нанесения трёх ударов; вне зависимости от результатов, потративший свои попытки выходит из игры). А вот Корноух момента не уловил и собрался было рявкнуть на меня вторично. Зря! Посланная мной Водяная Пуля влетела ему точнёхонько в раскрытую глотку... после чего я хлестнул его по обкусанному в драке с инугами уху левой рукой, как плетью, и добавил такого пинка, что оками влетел в сосредоточенного на своём дымном вредительстве Курильщика, опрокидывая того наземь.

Поздно.

Сзади-сбоку уже летел живым тараном тануки*, сподобившийся заработать вполне человечье имя — Акира**. И, учитывая, как он подгадал момент — имя это ему дали заслуженно. Если бы я не увлёкся местью оками, если бы в голове не стоял звон после пропущенного удара Плётки, если бы тело слушалось приказов хоть немного лучше... если бы, если бы, если бы...

/* — демон-енот... точнее, енотовидная собака.

** (яп.) — смышлёный, сообразительный./

Способность тануки относилась к ёсоватшу. Причём защитного типа. Он покрывал переднюю часть тела, голову и грудь, каменной бронёй. Под слоем серо-коричневых пластин Акира походил (особенно спереди) скорее на карликового медведя, чем на енота. Будь он ещё и размером с медведя, я бы после его атаки мог не подняться... а так — встал, и достаточно быстро. Точнее, сел. Но дыхание мне тануки сбил очень хорошо, вдобавок рёбра при ударе как-то подозрительно хрустнули...

Что ж. Даже защитное ватшу можно применить для нападения — если приложить смекалку.

Акира честно заработал своё поощрение.

А вот последовавшие по его стопам — нет. Выжидавшие момент и почуявшие слабину демоны решили, что их час настал и пора ловить шанс, но я поменял тактику. Не стал вставать, бежать и бить Курильщика. Просто где сидел, там и ушёл в медитацию, преобразовав сеф Скачущего Потока обратно в нейтральную (с потерями, но всё экономия). А защиту нарастил в разы ценой отказа от подвижности, перестроив Железную Кожу в Каменный Оплот.

После чего придал циркулирующей по телу сеф свойство Дерева. А затем без мудр и Форм, одним лишь медитативным сосредоточением, направил уплотнённые потоки целебной энергии к своим ранам. В первую очередь — к голове. Для прояснения мышления.

Несколько лет, на протяжении которых я почти каждый день устраивал себе травматичные тренировки, очень хорошо развили мои навыки самолечения. Не прошло и четверти малой черты, как я вернулся к почти тому же состоянию, в каком пребывал в начале тренировки. Ну, за вычетом резерва, который опустел примерно наполовину.

Ничего, мне хватит.

Теперь... осмотреться сумеречным зрением... ну, это будет быстро.

Повинуясь сосредоточению воли, оковы Каменного Оплота совершили обратное преображение в Железную Кожу (ещё десятая часть резерва долой). А я вскочил на ноги и, вращаясь волчком, осыпал всё вокруг дождём маленьких, но быстрых и хорошо нацеленных Водяных Пуль. На чём тренировка и закончилась, так как свои три удара, приводящих к условной смерти, получили все, кто не потратил свои попытки на удары по Оплоту и не утратил боевого пыла.

Поклонившись всем своим противникам и отдельно поощрив отличившихся, я ушёл с плаца в сопровождении Плётки и Акиры. Собственно, это тоже служило поощрением: как я знал, подопечные мои нешуточно соперничают за право хотя бы временно войти в мою свиту. Обычно меня сопровождали Урр или Раа, а иногда оба тэнгу разом. Но в данный момент их попросту не было на острове: самых старых из "своих" демонов я временно отправил как разведчика и бойца в одну из пиратских команд... пусть порезвятся, соберут слухи и вполне возможно усилятся. Убитые в схватках так или иначе станут чьим-то кормом — но лучше для тэнгу, чем для рыб, верно? Пользы больше.

Мне же пора навестить изнанку Шани-Сю. Ту самую, через которую когда-то прошёл сам. Я стараюсь раз в день или хотя бы каждый второй день навещать катакомбы с пленными... а также давилку, которой избежал в качестве материала, но не избежал в качестве... советника.

Эта часть моих обязанностей особенно неприятна. Но я знаю, что без моего участия станет хуже.

И потому долг ведёт меня во тьму. Снова.

* * *

Охрана катакомб отлично знает меня и пропускает без вопросов. Делаю небольшой крюк, чтобы заглянуть на кухню. Нет, я не жду, что предназначенную для пленников пищу разворуют или испортят — на Шани-Сю такого почти никогда не случается (хотя проверки, пусть беглой, с моей стороны это не отменяет). Я просто хочу перехватить что-нибудь после тренировки. Повариха — жилистая женщина средних лет со строгим лицом, мидзу-онна* в своей обычной человеческой форме — вручает мне миску простой, но сытной еды: рисовые шарики, салат из вакамэ с капустой, пряная рыба, сбрызнутая соевым соусом. И немного сплетничает, пока я ем.

/* — букв. "водяная дева", дух воды. Младшие демоны этого вида похожи на европейских элементалей, определённой формы не имеют. Средние получают возможность принимать человеческий (и не только) облик; вообще мидзу-онна отличные притворщики, уступающие только нопэрапонам-безликим. Высших (а тем более Древних) духов воды принято именовать мидзу-ками, хотя боги они весьма условные — слишком "земные"./

— Спасибо вам, тётушка Ми, — говорю, с поклоном возвращая опустевшую миску и палочки.

— Не за что, малыш Хачиро, — отвечает она, проводя прохладным пальцем по моей щеке... и без предупреждения касаясь кончика носа с лёгким булькающим смешком. — Беги к... своим.

— Непременно, — вновь кланяюсь я, заканчивая привычный разговор.

И вот они, катакомбы.

Иду мимо клеток, в которых молчат, монотонно раскачиваются, бормочут, хихикают или без остановки льют слёзы безумцы. Взрослые, дети, очень редко старики... этим уже не помочь. Даже будь я истинным триждырождённым, просветлённым с признанным всеми даром исцеления души, — я бы прошёл мимо. Поздно разговаривать с теми, кто не сможет услышать. Моё первое хирватшу в этом месте становится источником медленной пытки... стиснув зубы, я продолжаю идти вперёд.

Потому что впереди не только безнадёжные.

Потому что таков мой долг.

И останавливаюсь в первый раз у клетки, в которой сидит, слепо таращась во мрак, ровесник моего тела. То есть парень лет примерно десяти-двенадцати.

— Привет, — говорю, почти упираясь в решётку. — Что ты решил?

Парень молчит.

— Не тяни с ответом. Иначе я пойду дальше... а ты останешься.

Выдох, похожий на всхлип. Голос пленника дрожит:

— Они... убили... всех!

— Это не ответ.

— Катись на дно, поганое отродье! Предатель! Подстилка демонова! Ненавижу! Ненави-и-ижу!!!

Пожимаю плечами, поворачиваюсь и ухожу. Что ж... выбор есть выбор.

Жаль...

Завтра или послезавтра я пройду мимо этой клетки, не останавливаясь. Потому что с безумцами не разговариваю. В следующий раз я смогу поучаствовать в судьбе уже не этого парня, а только его тела, когда его доставят в давилку... не раньше.

Во второй раз я останавливаюсь около клетки, в которой сидит мальчик лет восьми.

— Привет. Что ты решил?

— А-а... Хачиро? Это ты?

— Да. Это я. Помнишь, что я тебе говорил? Помнишь мой вопрос?

— А-а-а... я... помню. Забери меня! Забери!

— Ты уверен?

— Да! Пожалуйста, я очень прошу вас, господин! Заберите меня!

— Подожди ещё немного. Скоро я вернусь, и...

— Пожалуйста! Умоляю вас, добрый господин!

— Успокойся. Осталось недолго. Подожди ещё чуть-чуть, я скоро вернусь.

Под рыдающие вопли о помощи иду дальше. Да уж... лучше бы этот слизняк отказался. Хотя... ему же всего восемь, не слишком ли много я от него требую?

Третья остановка. В клетке — взрослая женщина родом с острова Меон... то есть для Танаки Хачиро — землячка. Отравила мужа и двоих его собутыльников. Одного из последних — до смерти. В мотивы я особо не вникал, но если верить тому, что поведала тётушка Ми, муженёк сам нарвался. Пока он просто поколачивал жену, та терпела. А вот когда, напившись, полез к собственной дочери двенадцати лет от роду — сперва оглушила, на четвёртый же день подлила в саке вытяжку из докусей тэпу*. Не сразу, а когда тот уже начал пьянеть и не обратил внимания на странный привкус.

/* букв. "ядовитая лента" — морская водоросль, после обработки на огне приобретающая весьма изысканный вкус, но в сыром виде смертельно ядовитая./

Очень глупо.

Если бы родилась на Шани-Сю и знала, как тут ведут дела — донесла. Дело расследовали бы, быстро и беспристрастно, не потребовав мзды за правосудие. Мужа отправили бы на каменоломни, как и теперь, только он отправился бы туда более здоровым. А ей самой ещё и откупные выплатили плюс назначили продуктовый пенсион, положенный при потере кормильца. Обеспечила бы себя, старшую дочь и младшего сына, может, и замуж повторно вышла... раз пираты привезли её из рейда, значит, как минимум показалась недурна на вид.

А теперь её дети, считай, сироты, да ещё с клеймом на всю жизнь. Слава выродков насильника и отравительницы им обеспечена.

В общем, глупая история и некрасивая.

Мне же сейчас придётся дать ей ещё менее красивое продолжение.

— Привет.

Женщина... как там её — Ясу?.. отвечает не сразу.

— Кто ты, пацан? И как сюда попал?

— Я вассал Хикару Ловца. Человек, не демон, если это имеет для тебя значение.

— Имеет, — пауза. — Рада встрече, господин.

— Меня зовут Танака Хачиро и происхождения я крестьянского, так что можешь звать меня на ты. Я хочу дать тебе выбор, Ясу... между неприятным и страшным. Ты знаешь, что тебя ждёт?

— Да. По законам демонов, за убийство меня отправят в давилку. Это вроде бы такая казнь.

Удивительно, но в её голосе нет страха. А в чувствах, которые ловит моё первое хирватшу... да. Насмешка. То, что демоны соблюдают законы и что по этим законам сознательное убийство не остаётся безнаказанным, вызывает у женщины те же ощущения, что и хорошая шутка.

Я же начинаю понимать, почему Ясу, прожив на Шани-Сю более дюжины лет, так и не узнала, по каким правилам здесь действуют. Так и не вжилась. Уверен: у неё и подружек не появилось.

Совместный пресс подземной тьмы и цем-печати на неё влияет слабо, и это я тоже принимаю как должное. Это всё звенья одной цепи.

— Верно, казнь. И давилки, в отличие от заключённых здесь детей, тебе не миновать в любом случае. Моей власти не хватит, чтобы обеспечить твоё помилование.

— Тогда о каком выборе речь?

— Первый, неприятный, состоит в том, что тебя оставляют здесь, в клетке, доходить до нужного состояния. Проще говоря — до тех пор, пока не сойдёшь с ума. И не надейся спастись в медитациях, это помогает недолго. Ты ведь не полноценный маг, просто умеешь кое-что...

— Ясно. А второй выбор?

— Ты отправляешься в давилку по своей воле. И по своей воле участвуешь в опытах Резчика. У него сейчас, кажется, очередной приступ вдохновения, связанный с запирающими печатями, так что с шансами примерно восемь к девяти твоё тело украсят составными печатями и подселят в него духа либо младшего демона. Дальнейшие шансы я не рассчитаю, потому что не знаю, какими будут печати и каким — подселяемый дух, но страха тебе предстоит хлебнуть вдосталь. Возможно, ты всё равно сойдёшь с ума, только куда быстрее и в муках. Возможно, просто умрёшь. Но... будет ещё шанс взять изменения тела и сути под контроль. Шанс умереть в качестве человека, восстав демоницей.

— Вот как.

— Вот так. Будешь думать или решишь всё прямо сейчас?

Ясу молчала, раздумывая. Недолго.

— Я согласна на страшный... путь. Но у меня будет условие, люай, — сказала она.

Догадливая какая... впрочем, я тоже:

— Твои дети.

— Да. Я бы хотела, чтобы о них... позаботились.

— Если бы ты действительно этого хотела, тебе не следовало травить мужа. Впрочем, сейчас уже поздно перебирать возможности. Прошлое — в прошлом. Давай договоримся так, Ясу. Я по мере возможностей ограничиваю... раж Резчика и стараюсь помочь тебе в... падении. Если всё пойдёт успешно, ты сама сможешь позаботиться о детях, притом лучше прежнего. Всё-таки иной статус...

— Смогу ли?

— Возможно всякое. В том числе ослабление родственных уз при демонизации. Но на этот и на случаи иных неприятных исходов я могу пообещать переправить твоих детей на другой край острова в хорошую приёмную семью — втайне.

— Зачем втайне?

— Поздно изображать дурочку. Хотя могу ответить вслух и напрямую: затем, чтобы их не попрекали папой — пьяницей и насильником. И мамой — любительницей ядов.

Ясу неожиданно всхлипнула. Я поспешил напомнить ей о ситуации, чтобы избежать истерик:

— Итак, договор?

— Д... да. Договор.

— Тогда жди. Скоро я за тобой вернусь.

Поворачиваюсь. Иду дальше.

* * *

— У-фу-фу! Милашечка наш, Хачиро, со свежим... ням!.. мясцом? Что-то маловато. Одна самка, шесть огрызков без мозгов и всего один карапуз? Как... нехорошо!

Отвечать на излияния Симомуро Кийоши, более известного как Резчик, я не стал. Равно как и любоваться на физиономию этого маньяка. Причём когда я говорю "маньяка" — я не преувеличиваю и не ошибаюсь. Этот... бывший человек... в общем, все демоны в той или иной степени уникальны, но Кийоши умудрился переплюнуть многих и многих. Как правило, люди становятся падшими демонами из-за самых сильных тёмных эмоций. Наиболее частые типы — мононокэ, духи мести, гаки, духи голода, икари-сейшин и кеньо-сейшин — духи гнева и ненависти соответственно. Кстати, Такахаси Мичио, трёхглазый падший самурай — икари-сейшин.

Так вот: Резчик превратился в демона из-за безграничного, неудовлетворённого, мучительного и одновременно сладостного... любопытства.

Вполне вероятно, в деле поучаствовали ещё какие-то обстоятельства, потому что внешность бессменного хозяина давилки несёт и некоторые черты перерождения, а не только падения. Так, у Кийоши слишком большие и выпуклые глаза, слишком крупные уши, слишком длинные пальцы, а ещё — слишком широкий тонкогубый рот, в котором слишком много заострённых зубов. Всё это, взятое вместе, делает Резчика более жутким, чем даже какого-нибудь хищного и злобного зверодемона.

Я его... побаиваюсь. И не считаю свой страх признаком слабости. Скорее уж — ума.

Ясу, вон, тоже чуть ли не трясётся. И полуосознанным жестом прикрывает ладонью глаза тому пареньку четырнадцати лет (хотя на вид больше дюжины не дашь), который единственный из семерых детей сохранил рассудок после катакомб и сейчас жмётся к Ясу, бледный и потный от ужаса.

Надо сказать, в давилке и без Симомуро Кийоши полно всякого, способного нагнать жути. Даже не знаю, кого это место угнетает сильнее: непосвящённых или существ... понимающих? Я вот, например, совершенно не склонен впечатляться тёмными пятнами на плохо отмытом каменном полу, синюшными рожами нику нингьё* с их грубо зашитыми ртами и стеклянными немигающими глазами (миляга Резчик не признаёт в качестве помощников нукэкуби — мол, слишком тупые... ха!). Сложенные по стеклянным ёмкостям размером от бутылки до аквариума и залитые смесью винного спирта с водой органы и целые части расчленённых тел на меня тоже не действуют. К запаху я, в общем, притерпелся — хотя воняет в давилке как бы не хуже, чем в камере пыток. Потому что отчасти это она и есть. Железные клетки в углу, отнюдь не пустые, каменные столы с креплениями для рук и ног, стойки для разнообразного инструментария мясников и хирургов — от клещей и пил до ножей и крючьев...

/* — букв. "мясная кукла": запечатанный в мёртвое тело, опутанный ограничивающими волю печатями человеческий дух, т.е. попросту разновидность зомби./

Всё это, особенно в сумме, тяготит любого мыслящего. Но лично мне почти физически дурно не из-за материальных предметов, собранных в давилке. Меня гнетут — в порядке усиления — собранные в одном месте следы тёмных эмоций, чужого ужаса и чужой боли. Очень плохо действуют на хирватшу, даже свёрнутое до самого минимума. Очень. Также мне крайне неприятны ментальные сигналы, излучаемые нику нингьё и теми бакэмоно, что сидят в большой ловушке духов в юго-восточном углу. Да и сам Резчик лучится... не благодатью. И, наконец, от чего хочется попросту бежать как можно быстрее и дальше, — так это от скромно выглядящей чёрно-багровой каменной колонны в два локтя высотой и две трети локтя диаметром, притулившейся в юго-западном углу обширного помещения.

Алтарный камень, посвящённый Куро Айджин*.

/* — букв. Тёмная Мастерица. Богиня чёрного колдовства, покровительница палачей и отравителей, олицетворяющая мучительную смерть и имеющая ряд иных неприятных аспектов./

Симомуро Кийоши, помимо прочих его... достоинств — действующий каннуси, угодник этой... в общем, этой. Даже рядом с капищем Куро Айджин, а тем более внутри него, разумно контролировать свои мысли, направленные на... точнее, к... в общем, лучше направлять мысли на другое. И нет, я не суеверен, просто хочется никоим образом не касаться такого божества. В сравнении с коим большинство демонов — даже Великих Древних — образцы чистоты и света.

В общем, лучше мне сейчас думать о Ясу и о Катсуо. Ответственность перед ними и за них да станет моим щитом от тьмы, прочно угнездившейся здесь!

Пока я собирался с духом, нику нингьё забрали у нукэкуби шестерых безумцев и распихали их по клеткам. Позже Резчик проведёт над ними ритуал исторжения духа, подготавливая вместилище для бакэмоно, или использует в каких-то своих опытах... этого я не знаю и, прямо говоря, знать не хочу. В данный момент я хочу побыстрее завершить все необходимые действия с двумя разумными людьми, которых привёл в давилку, и вместе с ними убраться отсюда. О чём и сообщаю во всеуслышание.

— У-фу! Танака Хачиро, ты такой суровый... — Кийоши начал с неприятной клыкастой улыбки — и резко переключился на редкостно фальшивые жалобы. — Мне не нравится, нет, не нравится это! А как же наблюдения за результатами? Как же... контроль? Записи об... изменениях?

— Наблюдения, записи, всё прочее — сколько угодно... — твёрдо начал я.

— У-фу-фу! Какая радость!

— ...но не в давилке. Не здесь.

— Ну Хачиро, малышочек наш, драгоценненький, добренький...

— Приказ Ловца, Кийоши, — отрезал я, глядя прямо в выпученные буркала демона, не обращая внимания на пожар злобы, что полыхал в их глубине. — Ты помнишь, не так ли?

— Помню. Добренький йобидаши Хачиро. Я... всё-всё-всё... помню. Не сомневайся.

— Тогда приступим. Катсуо — первый.

Если бы не наведённая мной вовремя иллюзия сонливого, расслабленного покоя, — парня вряд ли удалось бы оторвать от Ясу без совершенно лишнего скандала. А уж раздеть, уложить на холодный каменный стол и зафиксировать — тем более.

Вообще я был бы счастлив, если бы всё это не потребовалось. Но... четырнадцать лет! Катсуо, к сожалению, вышел из возраста, в котором его ещё можно было передать в ведомство Клинка Небес для обучения на мага или хотя бы абордажника. Удзо Масакару и без того в своё время пошёл навстречу моим просьбам, так что его встречные требования к принятым я игнорировать не мог. Хорошо уже то, что так я мог избавить от давилки хотя бы часть малолетних пленников. А вот Катсуо оставался только тот же выбор, что и Ясу: демонизация. Либо добровольная, либо нет.

И теперь ему — нам — предстояло встретиться с итогами сделанного выбора.

Со сноровкой, выдающей огромный опыт, Резчик подготовил сосуд. Обрил голову, в несколько касаний нанёс на лоб, виски и темя, а также на грудь и живот нужные цем-знаки; при изготовлении нику нингьё их татуируют, потому что полноценного соединения духа с телом не происходит и надо как-то удерживать их вместе, а вот при демонизации обходятся особым клейким красящим составом — в живую-то оболочку подселённый сам вцепляется — не оторвать. Наконец, завершая процедуры, влил в безвольно приоткрытый рот строго отмеренное количество зелья Чёрного Сна.

(Та ещё дрянь, кстати, очень сильно угнетающая сознание. Легко способна превратить человека в слюнявого идиота, если превысить дозу. Я в своё время попробовал половинную порцию — и оказался заперт во внутреннем мире на три большие черты, пока тело не перебороло отраву. Но опыт всё равно вышел интересный: хотя под зельем я, вопреки своим надеждам, не смог управлять сеф, зато действие моих хирватшу в результате заметно усилилось.

При всей неприятности общения с Кийоши он временами выбалтывает важные вещи, особенно если немного подтолкнуть. Так вот: в действиях хозяина давилки и всём, что с нею связано, от бесцельного мучительства живых меньше, чем может показаться. Взять хотя бы катакомбы. Сводить людей с ума перед исторжением духа — причём именно таким образом — необходимо, чтобы облегчить ход ритуала и уменьшить вероятность гибели сосудов. Само исторжение духа требуется, чтобы расчистить "место" для бакэмоно — ведь человеческий дух, даже принадлежащий ребёнку, вообще-то сильнее младших демонов и большинства средних... особенно в своём "родном" теле.

Что же до зелья Чёрного Сна, то оно временно подавляет "свою" душу, почти не мешая "чужой", подселённой. А когда действие зелья сойдёт на нет, подселённый дух успеет закрепиться. Тут-то и начнётся решающий этап. Человек может полностью вытеснить чужую сущность, может слиться с ней, может частично ей уподобиться, может умереть от различных, возникших при слиянии дисбалансов и отторжений, может утратить некоторые качества — например, потерять память, а может и приобрести какое-то ватшу, иногда даже не одно... полная непредсказуемость, с последствиями вселения бакэмоно в "очищенный" сосуд всё намного проще и понятней).

Пока я отвлекался на очередные несвоевременные размышления, Резчик едва не преподнёс мне неприятный сюрприз. То есть мне — неприятный, а для Катсуо, возможно, смертельный.

— Ты что творишь? — зашипел я, преграждая Кийоши дорогу.

— Эхм... интересненько ведь, что может выйти...

— Интересненько? Погань полоумная! У парня главенствует Камень, а ты ему дух Дерева чуть не сунул? Ещё бы духа Воздуха выбрал, вр-р-редитель!

— У-фу-фу-фу! Но мне интересно!

— Это не оправдание порче материала! Тащи сюда духа Камня, быстро!

— Милашечка совсем разбушевался... ладно-ладно, не надо пых-пых. Я всё... понял.

— Вот и умница. А для рискованных опытов у тебя вон те, в клетках есть. Только помни, что если опять угробишь больше половины, Ловец будет ОЧЕНЬ недоволен. Люди на деревьях не растут.

— Зна-а-аю... милашечка. Танака. Хачиро. Знаю.

— Тогда чего ждёшь?

Половина малой черты — и дух Дерева водворён обратно в ловушку. Ещё две трети малой черты — и вот уже Кийоши несёт к столу с бессознательным сосудом хитро сложенную бумажку "временного" сикигами*. На этот раз с духом нужной стихийной принадлежности.

/* — в земной японской мифологии сикигами — это призванные оммёдзи и служащие ему духи. Однако в "КС" возможности оммёдо изрядно понерфлены. Поставить себе на службу дракона грозовых туч или отряд призрачных самураев, всего лишь нарисовав несколько знаков на листах рисовой бумаги, нельзя. Собственно, здесь сикигами — это вообще не призывные сущности, а сочетание подконтрольного духа (не сильнее младших демонов), бумаги и чернил. В более узком смысле — только две последних составляющих. Бумага служит материальным якорем для бакэмоно, знаки цем-печати связывают "тело" и "дух", а заодно, если брать по минимуму, придают привязанному бакэмоно способность понимать команды колдуна, так как младшие бакэмоно в своём естественном виде редко имеют ума больше, чем у мыши или хомяка./

Завершающее действие выглядит простым и быстрым. Резчик опускает колдовское оригами на грудь Катсуо, точно на оставленный для него в рисунке круг... и отступает. Складки бумаги медленно, но вполне очевидно для стороннего взгляда расправляются, искра силы бакэмоно — вернее, учитывая его главенствующую стихию, щепоть — впитывается в человеческое тело. Дальнейшее... что ж, теперь участь Катсуо — во власти ками и отчасти его самого.

— С карапузом... всё. Теперь, — выпученные серебристые глаза, нацелившись, словно бы разом выпучились ещё сильнее, — самка. Иди сюда, милашечка, ложись... у-фу-фу, как мило!

— Ясу, — сказал я, отвлекая отравительницу от ужимок Кийоши. А когда отвлеклась, напомнил предельно кратко:

— Дети.

Результат в чём-то превзошёл действие иллюзии, которой я "успокоил" Катсуо. Женщина силой принудила себя дышать глубже. Загнала панический страх внутрь, заперла его и сковала цепями воли. С лицом неподвижным, как лик статуи, подошла к свободному столу, полностью разделась, забыв о пристойности и стеснении. Легла. Всунула конечности в крепления.

Сама.

Чтоб мне переродиться червём и жить им ещё тысячу лет, если я не помогу ей всем, чем сумею! Даже... да. Думаю, можно использовать... это.

Заодно и Катсуо подстрахую, чего уж. Если силы останутся.

Вот только сперва снова осажу Резчика.

— Нет.

— Но почему? — ха. Впервые за день я заставил его снять ВСЕ маски. Теперь его удивление несомненно. И даже чисто, хоть и несколько извращённым образом... ну так демон ведь. — Её стихия — Вода, этот бакэмоно — тоже Вода, что тебе не нравится?

— Результат. Делать из взрослой женщины очередного младшего демона-силовика...

— Понял. У-фу-фу! Неужели наш милашечка-йобидаши начал... осознавать... радости искусства изменений и случайностей? Искусства... опыта... и риска?

— Нет. В отличие от тебя, меня волнует не риск, а выигрыш. Поэтому прибереги зелье Чёрного Сна для других... и достань мне... да. Пожалуй, кьёфу-сейшин подойдёт.

— У-фу-фу-фу! У-фу-фу-фу-фу! Какой... жестокий... мальчик! Мне нравится! Я быстренько!

Пока Резчик возился с ловушкой духов, возвращая стихийного и извлекая заказанного, я тихо подошёл к Ясу и зашептал ей в ухо:

— Я обещал тебе страх, и скоро ты узнаешь новые оттенки страха. Сотни и тысячи их. Но ведь твоя суть, отражённая в сеф — Вода. Я верю, что ты сможешь не только принять страх, но и растворить в себе, и взрастить до пределов, которые очертит твоя воля. Ты ведь помнишь написанное в Священной Дюжине? Люди сильнее демонов. Помни об этом. Бойся, но помни. И гордо ступай вперёд...

* * *

Ясу удивила меня, как мало кто мог удивить. Я планировал помочь ей, проникнув в обличье Юрэй-нин в её внутренний мир и покрыв струны человеческой души ядом кьёфу-сейшин, духа страха. Но этого не понадобилось. После того, как сикигами расправился на её груди, позволяя бакэмоно упасть в плоть и закрепиться возле сердца, Ясу сама встала со стола. Когда нику нингьё, повинуясь приказу, освободил Катсуо — она взяла парня на руки и покинула давилку, не приняв ничьей помощи. Хотя буквально обливалась холодным потом от навеянного ужаса.

Пока мы шли к казарме, пока поднимались под крышу, к выделенным для меня и "моих" демонов комнатам, пока устраивали тело Катсуо на футоне — Ясу не позволила себе ни единого звука. Когда я уложил её по соседству, она уже мелко дрожала, но иных проявлений падения не позволила себе. Я же решил начать с Целительного Касания, чтобы расслабить сведённые мышцы...

— Не... надо, — сквозь стиснутые зубы. — Сама. Моя... битва.

Я присел рядом в ожидании.

Спустя три малых черты, показавшихся мне очень длинными, кьёфу-сейшин растворился в сути Ясу до конца. Более быстрое падение я видел только один раз — когда пала Лейко Кубара.

Но это стало только началом.

Лицо новорождённой демоницы, искажающееся всё сильней и сильней, чуть ли не на глазах прорезали новые морщины. Она уже не просто дрожала и потела — тряслась и обливалась потом. В её лимонного цвета косодэ, облепившем истончившееся тело, не осталось ни единой сухой нити. А страх всё рос и рос, превосходя положенные естеством пределы...

И наступил момент, когда Ясу сделала резкий, почти судорожный, глубокий вдох — а потом медленно выпустила воздух с длинным стоном, от которого волосы у меня на голове встали дыбом. Чёрная щетина, оставшаяся у неё на голове после бритья, пошла в рост с невозможной скоростью. Вот только уже не чёрной. В момент перехода она полностью поседела... даже брови её, даже ресницы — и те выцвели до пепельного серебра, который поэт наверняка назвал бы "оттенком сгоревшей надежды".

Однако и это не стало концом.

Я не выдержал, всё-таки применив Целительное Касание, потому что иначе усилившиеся во много раз судороги грозили порвать демонице связки и переломать кости. Это помогло, но не до конца. Более того: стоило бушующему вихрю ужаса прикоснуться к передаваемой мною сеф, как эта сеф тотчас же была использована для дальнейшего усиления происходящих изменений. В первый (и очень хотел бы надеяться, что в последний) раз я видел, как от моих попыток исцеления пациент с совершенно неестественной скоростью стареет, подходя к границе смерти от истощения...

И пересекая её.

Сердце Ясу, не выдержав нагрузки, задрожало мелкой дрожью. Встало. Сама же она широко открыла рот — слишком широко, как не смог бы ни один человек. Но ни звука не донеслось из него, ни даже слабого дыхания.

Зато по моему хирватшу слепящим прессом, напрочь вышибающим способность ясно мыслить, прокатилась волна чистейшей паники. Хорошо, что я заранее, ожидая чего-то такого, свернул своё хирватшу до предела, как в давилке с её остаточными следами разнообразных деяний тьмы, и частью сознания ушёл во внутренний мир. Потому что второй, классовый переход Ясу и моё сердце остановил на время половины вдоха.

Да-да. Та волна паники, которой завершилось её падение, — это было ничто иное, как новое, атакующего типа ватшу, которое позже получило имя хораватшу. А сама Ясу, таким образом, в самые краткие сроки стала средним демоном с уникальной способностью, заняв достойное место в иерархии власти Дикой Гавани.

...правда, её детей мне всё равно пришлось пристраивать в приёмную семью на другом краю Шани-Сю. Та скелетообразная старуха, в которую превратилась Ясу, мало походила на их маму. Да и спустя десятидневье, когда усиленное питание вернуло старухе внешность лишённой возраста девушки, которой можно было дать и шестнадцать, и тридцать лет, — внешность эта мало походила на ту, что была до ритуала и падения. Я, конечно, предложил Ясу вернуть детей...

— Им не место рядом с демоном, — ответила она ровно. Она вообще стала очень спокойной — не хуже, чем самая бесстрастная из юкки-онна. — Они живы и благополучны, и это хорошо.

Может, и так, подумал я тогда.

Может, и так.

Оборот четвёртый (6)

Танаке Хачиро — мне — скоро тринадцать.

В последний год я и мой резерв растут, как молодой бамбук. При первом знакомстве мне нынче дают даже не шестнадцать, а все восемнадцать лет. Ростом, весом и комплекцией я уже ничуть не уступаю взрослым мужчинам. Могу, даже не разгоняя сеф, взвалить на закорки равный собственному вес — и бежать так половину большой черты. Если же разогнать...

Плотность и объём моей силы уже соответствуют мастеру магии. Не самому сильному, но...

Мне ещё нет тринадцати. Если объёмы сеф будут увеличиваться так же, как сейчас, достижение ранга Владыки Земли становится из желаемого планируемым... а статус Богоравного мага — из разряда "да это нереально!" плавно превращается в "хорошенько поднажму — может, и достигну".

Вот только слишком хорошо иной раз плавно переходит в нехорошо.

Демоны по природе своей долгожители и не любят резких перемен ещё сильнее, чем люди. Меж тем моими трудами очень значительно усилились позиции Удзо Масакару. Всего десять лет назад под его началом и присмотром находилось шесть мастеров магии, пятнадцать подмастерьев и с полсотни посвящённых. Причём три четверти этих магов, будучи беглыми отступниками, происходили из разных мест, практиковали разные направления искусства, редко ладили меж собой — одним словом, не представляли собой ни какого-то единства, ни политической силы. Теперь же на острове помимо этих отступников (к тому же частично погибших в рейдах, частично отошедших от дел) появились... не то, чтобы представители единого клана. Скорее — маги одной школы.

Казалось бы, что такое десяток подмастерий, семьдесят посвящённых и чуть больше двухсот учеников? Даже собравшись вместе, они едва ли одолеют одного-единственного аякаси... а если даже и одолеют, то только ценой чудовищных потерь. Верно? Верно. Но пройдёт ещё лет пять — и нынешние ученики пополнят ряды посвящённых, нынешние посвящённые превратятся в подмастерий. Да и лучшие из прошедших школу Клинка Небес не будут стоять на месте... и тем самым совокупная сила магов Шани-Сю удесятерится. А если подождать не пять, но все десять лет? По меркам демонов это малый срок, почти незначительный...

Вот именно.

Причиной же таких изменений — одной из многих, но достаточно важной — является некий Танака Хачиро. Занимающий пост заместителя Удзо Масакару по работе с начинающими магами и ведущий наставник Форм Триады Земли.

Но это ещё ладно. Это терпимо. Существенно хуже, как ни странно, то, что тот же самый Танака Хачиро является фокусом для почтительного уважения доброй трети средних демонов Дикой гавани. Не одной сотой, не одной десятой. Трети. Опять-таки, средние демоны — не аякаси. Но это и не какие-нибудь младшие. Кроме того, "мои" демоны в целом умнее, инициативнее (и — исполнительнее!), более перспективны. Многие старейшие аякаси с давно устоявшимися свитами видят в происходящем угрозу. И я бы на их месте взволновался нешуточно, потому что среди младших демонов (да не трети, а почти всех!) Танака Хачиро, он же Железный Маг — это фигура, значительно уступающая разве что самому Ловцу да ещё иногда родителям демона... если таковые есть.

Я даже не думал держать "своих" воспитанников поблизости. Ну, кроме Урр и Раа, конечно... и Ясу, решившей сделаться моей любовницей и добившейся своего. Я со всем тщанием и наилучшими по точности расчётами пристраивал демонов, возвышенных и обученных мной, в самые подходящие им места: в свиты наиболее разумных аякаси, в команды пиратских кораблей, в таможенники, в стражи порядка. А самых лучших, обладающих редкими либо уникальными ватшу — вообще в прямые вассалы Хикару. Но вместо того, чтобы распылить таким образом своё растущее влияние, я добился лишь стремительного роста и без того высокого авторитета.

Не надо быть люай, чтобы понимать: "выскочку", так быстро и успешно взлетевшего к вершине власти, постараются окоротить всеми доступными средствами. Причём вполне возможно, что Ловца даже вынудят пойти навстречу своим наиболее старым, проверенным вассалам.

Что мне, отлично осознающему угрозу, оставалось делать?

Ровно то, что лучше всего получается у люай. Планировать. А потом уточнять данные — и менять планы. И снова менять, и перепланировать, и ловить момент...

Поймав же — действовать.

* * *

Тьма, идущая от Серединного моря, грозилась накрыть Дикую гавань. Небо заполонила клубящаяся мгла, принимающая формы причудливые и грозные; утренний свет выцветал до изжелта-бледного, словно кожа умирающего от лихорадки. Воздух в малом южном саду дворца застыл в ожидании бури, не столь жарком, сколько душном. Ветви карликовых криптомерий поникли, магнолия и побеги вишни прильнули к зеркалу декоративного пруда. И только ярко-алые цветки азалий, словно напившиеся крови хищники, источали свой аромат словно бы с удвоенной силой, вызывая тяжесть в висках и лёгкое головокружение.

Впрочем, Хикару словно вовсе не тяготился такой атмосферой. Строгий и хищный профиль демона — высокий, немного скошенный лоб, нос с лёгкой горбинкой, тяжёлый подбородок — на фоне алого буйства азалий выглядел, словно меч из драгоценного метеоритного железа на втрое сложенном отрезе императорского шёлка. Иначе говоря, находился на своём месте. Фигуру Ловца облегала, подчёркивая хоть не широкие, но крепкие плечи, льняная юката, раскрашенная вручную в стиле "старых вод". За узким "домашним" поясом слева покоился в лакированных ножнах родовой сёто, по привычке используемый в качестве символа власти.

За минувшие годы я перестал тяготиться близостью давящей ауры господина Шани-Сю и при этом научился читать его настроение по малозаметным знакам. Как ни странно, задачу эту облегчало высокое происхождение Хикару: ещё в начале своей первой жизни я узнал основы правил, которыми руководствовался он, чтобы показать вассалам своё расположение, выказать неудовольствие, поощрить или осадить, поставив в неловкое положение. Вот и сейчас, приняв меня не в кабинете, а сидя посреди энгава, выходящего во внутренний двор, Ловец устанавливал правила неформальной встречи. Которая при этом продлится столько, сколько потребуется мне: раз он сидит, а не стоит, разговор легко может затянуться. Это само по себе знак расположения, как и выбор нарочито немудрёной, почти домашней одежды... но сёто за поясом свидетельствует, что решения, принятые по итогам этого как будто бы просто дружеского разговора, могут принять силу закона.

— Пусть тысячу лет крепнет ваша власть, господин мой, — сказал я, совершая глубокий поклон уважения. Привычные слова привычного ритуала.

— Пусть верность твоя не терпит изъяна, — столь же ритуальный ответ и короткий жест: дозволение сесть по правую руку. Каковым я пользуюсь с пристойной исполнительностью. То есть не медля, но и без излишней торопливости.

На срок чуть меньше малой черты воцаряется молчание. Хикару пребывает в покое воинской собранности. Он давно не водит войска в набеги сам, но не оставляет самосовершенствования как боец. И правильно. Ловец определённо не самый опытный среди аякаси Шани-Сю и уж точно не самый могучий среди них... что с того? Это не мешает ему быть одним из самых опасных существ в его маленьком царстве, если не самым опасным. Его хирватшу, охватывающее сферой неослабного внимания огромную площадь, нейтрализующее почти любое шиватшу, делает безнадёжными попытки застать его врасплох. А кибинватшу позволяет как с лёгкостью избегать опасности, так и (в сочетании с хирватшу) меткими ударами поражать уязвимые точки любого, даже очень сильного противника.

В конце концов, Хикару веками оттачивал до совершенства идеально подходящий именно ему боевой стиль. Веками копил опыт сражений.

Я бы не решился в одиночку атаковать его, даже войдя в полную силу мага. Такой шаг мало отличался бы от самоубийства. А то, что оцениваю своего господина как возможного противника — так это простой рефлекс, наследие уже моих тренировок, моих попыток приблизиться к совершенству.

Ничто не длится вечно. Разбивает молчание и Ловец, причём несколько неожиданным образом (ибо склонностей к сложению либо цитированию хокку за ним не числится... вернее, я раньше таковых не замечал... плохо!):

— Листва не дрожит:

В ожидании бури

Замерли ветви.

Прозвучало весьма уместно... хоть и мрачно.

А я почти без раздумий, едва выдержав пристойную паузу, ответил:

— Тяжело дышит,

Присел отдохнуть: всё ждёт

Свежего ветра.

И задумался. Так ли хорошо знаю господина, как в гордыне своей возомнил? Можно ли вообще за несколько десятков не самых длительных встреч на протяжении немногих лет хорошо узнать высшего демона, исчисляющего срок своей жизни в веках?

— Полагаю, — добавил Хикару, повернув голову в мою сторону и одарив непроницаемым взглядом полуприщуренных тёмных глаз, — ты просил о встрече не для того, чтобы посидеть немного, совместно любуясь цветением азалий. Излагай своё дело, я дозволяю.

Этикет у демонов сильно упрощён. Хирватшу, хотя бы зачатками, обладают очень многие из аякаси. А кто не обладает, тот за прожитые столетия уж точно развил духовные чувства в достаточной мере, чтобы с лёгкостью разоблачать ложь, проницать сквозь покровы и улавливать смысл, а не замысловатые словесные формы, в которые его рядят.

Однако излишняя прямота всё равно невежлива, поэтому я пойду привычным путём метафор:

— Благодарю вас, господин мой. Дело моё изложить легко... не сложнее, чем стряхнуть каплю росы. Я прошу о свежем дуновении.

— И, верно, хотел выбрать направление. Я угадал? — Много иронии, интонаций вопроса нет.

— Моё сердце стремится за море, левее живительных лучей утра, — почти в лоб. Ну да, ну да. Кому, как Неумирающему Адмиралу, безо всяких карт знать, в каком направлении находится Ниаги?

Дух аякаси не взволновался. Слишком опытен он, чтобы терять самообладание из-за пустяков... а слова, любые слова — лишь пустяк для стойкого умом и телом. Однако первое моё хирватшу всё же уловило некое колебание. Намёк на эмоцию. Мне показалось, что просьба моя не обрадовала Хикару.

Или дело вовсе не в просьбе? Могу ли я в дерзновении счесть, будто знаю причины и связи в уме господина, вызывающие те или иные чувства? В уме благородного воина и опытного аякаси, чьи способности и опыт многократно превышают мои?

Я — отчасти — люай. Пусть не вошедший в полную силу, как и в магии: возраст ещё не тот. И как люай, такой грубой ошибки не совершу...

— Зачем это нужно, — обронил Хикару, — не спрошу. Стремления сердца не всегда подвластны уму, лишь истинно мудрый способен укротить их*. Но я спрошу: почему именно в пору рассветной росы? Разве она сравнится с тугими струями полуденного ливня?

/* — цитата из Священной Дюжины. ГГ, несомненно, опознал её сразу./

Я счёл возможным вздохнуть. Немного напоказ, но с чувством совершенно неподдельным:

— Нет, господин мой. Роса не предназначена для сокрушения преград, её предел — намочить одеяния воина, отяжелив их... и, возможно, склонить тем самым весы победы в сторону его противника. Вот только...

— Смелее. Ты знаешь, что я не караю за искренность. А вот скрытность — не люблю.

— Хорошо, я буду откровенен, — выдержать паузу, ловя реакцию Ловца. Возразит? Пожелает вернуть беседу в русло придворного обмена намёками?

Не возразил и не пожелал. Что ж:

— Многим на Шани-Сю не пришлись по нраву мои успехи. Многим не нравятся те изменения в привычной и размеренной жизни, которой наслаждались бессмертные до моего вмешательства. Я тружусь неустанно, направляя помыслы и дела свои на благо этой земли и всемерное укрепление вашей власти, господин мой. Но многим вашим вассалам видятся за этим скрытые мотивы, далёкие от благовидности. Многим чужие успехи — не повод для умножения своих стараний, но как скрытый упрёк в отсутствии усердия.

— Вот как.

Простая констатация. Иной реакции на мои слова просто нет, Хикару на личном примере и с большим успехом показывает, как надо "укрощать стремления сердца".

— Прошу простить меня, если слова мои кажутся непочтительными или несвоевременными. Не желание обвинить соперников движет мной, но... страх.

Поворот головы, прищуренный взгляд. Лучше всяких слов выражают они удивление. Словно собеседник никак не может поверить своим ушам: "Страх? Тобой?"

— Да. Не опалы боюсь я и не гибели — но единственно того, что потеряю время и возможность совершить свою месть из-за чужих интриг.

Ловец молчит. Вздыхаю... и добавляю итоги своих болезненно однозначных расчётов:

— Если бы мог я спокойно развиваться как маг ещё десять лет — я бы с радостью ухватился за эту возможность. И обрёл в итоге настоящую силу. Которой даже из высших демонов не многие могли бы противиться. Вот только десяти лет не дадут мне. Как вам известно, любимый способ решения споров меж аякаси Дикой гавани — Арена Теней; и очень скоро резерв мой вырастет достаточно, чтобы не стало бесчестьем вызвать меня на бой. Однако к схватке с подготовившимся аякаси, знающим мои способности, я точно не готов... и ещё долго не буду готов. Потому у меня нет выбора, господин мой. Я вынужден просить отпустить меня. Ибо задержавшись на Шани-Сю — бессмысленно умру или стану калекой. Даже ваше заступничество лишь отсрочит неизбежное.

Господин молчит, контролируя дыхание и сердцебиение, разум и чувства...

Контролируя всё.

— Я понял тебя, — как итог молчаливых раздумий. — Ступай в свои покои, этим вечером я сообщу своё решение.

* * *

И я пошёл, куда сказано. Уединился, обдумывая итоги.

Но чем дольше думал, прокручивая недавние события в Глубинах Памяти, тем меньше мне они нравились... причём больше всего недовольства вызывало моё собственное поведение!

Азалии. Запах их казался особенно сильным. А ведь известно, что этот аромат может оказать неблагоприятное воздействие на человека. Для аякаси-то в этом нет угрозы, им даже настоящие яды отнюдь не все и не так опасны... кстати, прямое указание сразу за обменом приветствиями:

— Полагаю, ты просил о встрече не для того, чтобы посидеть немного, совместно любуясь цветением азалий. Излагай своё дело, я дозволяю.

Цветение... намёк на избыточность? Указание, что в своём усердии я перешёл черту, за которой "аромат" радует обоняние, а не вызывает головную боль? Но если ответ — да...

"Не для того, чтобы посидеть немного, совместно любуясь цветением".

Хикару знал заранее, о чём я буду просить? Вполне вероятно. Догадываться мог точно: опыта у него вдосталь.

С учётом этого обстоятельства выбор именно того хокку, про недвижимую в ожидании бури листву, втройне мрачен. Метафора проста, почти однозначна: листва — подданные, ветви — их связь с корнями, с почвой... властью. И — буря, скорая буря.

Опасно было бы счесть, будто речь идёт лишь о погоде!

Да и мой ответ изящным не назвать. Растерял я навыки, растерял... да и сам растерялся.

...А ещё вряд ли случаен выбор именно растительных метафор. Ведь пара придворных способна замаскировать суть разговора почти за чем угодно: за обсуждением погоды, рассуждениями о достоинствах поэзии, воспоминаниями о поездке в паланкине... да хоть за разбором статей танцовщиц!

Растительные метафоры и погода.

Если листва — подданные, то погода — это уж точно... сам Ловец? Он изначально хотел дать мне намёк на своё недовольство, но я с отвычки от разговоров намёками не сразу его услышал?

Похоже на правду. И очень, очень плохо!

Я вспомнил цитату из Священной Дюжины. Когда ДЕМОН прибегает к такому явному знаку, слушающему не мешает остановиться и подумать. Я же почему-то пропустил этот шанс...

— ...почему именно в пору рассветной росы? Разве она сравнится с тугими струями полуденного ливня?

Стоило дойди до этого момента в воспоминаниях, как сердце моё пропустило удар.

Погода — метафора, обозначающая самого Хикару. Полуденный ливень... почти прямо, лишь слегка замаскировав намёк, мне предложили помощь в мщении! Роса испаряется, подымаясь к небу, и оттуда обрушивается многократно умножившимся потоком... подлинный вассалитет? Отношения не вольнонаёмного мага, а верного слуги? Неужели именно это я не услышал за собственными мыслями?

Иные толкования маловероятны. Особенно если припомнить иные аудиенции и намёки, которые мой господин делал мне раньше.

Делал — и не получал ответа. Я слушал — и упускал.

Более того: чуть позже ("Смелее. Ты знаешь, что я не караю за искренность. А вот скрытность — не люблю", — зря поддался на это, зря! обеими ногами в ловушку влез!) я выказал себя полным невежей. Отверг щедрое предложение, которого попросту не заметил, и — как венец прочим смертельным глупостям, словно предыдущего оказалось мало, — открыто усомнился в способности Ловца удержать в узде его вассалов! То есть практически обвинил его то ли в глупости и недальновидности, то ли в слабости... выбирай, что хуже...

— Я понял тебя.

Ох. Неужели всю эту гору ошибок наворотил именно я?

Увы, да. Никто иной не виноват в произошедшем. И если этим вечером Хикару пришлёт мне одно из Трёх Благ, мне только и останется, что искупить свой позор добровольной смертью.

Но почему, во имя всех светлых ками, почему я так опустился? Если никто извне не дурил мне голову — а такое я бы заметил — значит, что-то не так именно со мной?

Но что?

К счастью, у меня в распоряжении есть инструмент, позволяющий разобраться с этой загадкой.

Рывком ухожу в созерцание Сети Памяти.

И довольно быстро замечаю такое, что впору завыть от ужаса. Такое привычное, такое... даже не основополагающее, а основотворящее. Не корни личности, но почву, из которой произрастают эти корни. Учась на люай как Оониси Акено, я мудро не трогал эти глубины, просто запомнил, как они ощущаются, как сплетены и настроены... даже когда обретённое мастерство позволяло мне без особой угрозы для души и разума, полностью осознанно вмешиваться уже и в это — не вмешался. Оставил как есть, в неприкосновенности...

Зря!

Вот они, первые трещины духа: тяжкое, так и не избытое наследство Хоши Джомея. В самые основы памяти впечаталось, как непреложные истины: красавицам нельзя верить! Интриганы опасны! Только личная сила имеет значение! Если вышестоящий может предать — предаст непременно, ему нет веры! Более сильному — нет веры! Хочешь успеха — управляй своей жизнью сам!

И Рюхей, впоследствии принявший фамилию Арашичиро, продолжил поиски личной силы. Не верил Соре, втройне не верил клановым, пытался жить своим умом. И Оониси Акено не верил ни милым личикам, ни интриганам, ни более сильным. Он настолько резко, пусть без подлинного понимания собственных мотивов, противился углублению связей с Мефано, настолько решительно отвергал саму возможность личного и семейного вассалитета, что это повлияло даже на ясность его мышления. В расчёты люай постоянно вкрадывались ошибки. Удивительно ли, что в конце концов вот такое-то отношение к людям и привело его к гибели?

Сейчас, после вспышки осознания, даже моя жажда мести поугасла. Сам виноват, что ж теперь?

Но даже смерть не пошла мне впрок. Даже она не стала уроком. И вот он я, Танака Хачиро, с размаху влип в ещё худшую ситуацию.

А всё почему? А потому, что Мефано Юдсуки — вышестоящий и более сильный — интриговал против меня. Отправил почти что на убой, а потом и предал. И моя без того перекорёженная Сеть Памяти приняла поступок одного не очень умного, говоря прямо, существа за подтверждение выводов, которые никак нельзя было считать незыблемой истиной.

Ведь я, в сущности, где-то глубоко внутри приравнял прямолинейного боевика-Юдсуки и Ловца. Худшего оскорбления разума не измыслить, даже постаравшись! Как вообще сравнить этих двоих, как поставить их рядом? Человек, добившийся огромной силы, но оставшийся слепым орудием в чужих планах (почему, почему я не мог сделать этот вывод раньше? почему не обратился за помощью к иным старейшинам Мефано, более проницательным и опытным — таким, как Дайки? поистине, никакая подготовка люай не поможет, если яд застарелых обид отравляет почву рассудка...).

И Хикару.

Да, демон... но что с того? Господин Шани-Сю, Пастырь Падших, Акулий Кормчий... как его ни назови, но Ловец — один из великих Мира Людей. Даже по крови он — не какой-то худородный выскочка, а старший сын основателя династии Рёсу; иначе говоря, он имеет право владеть не только одним небольшим островом, но всеми островами княжества Орья! Тот сёто за его поясом — это ведь не просто клинок, а статусное оружие признанного наследника...

(Кстати, нисколько не удивлюсь, если окажется, что за многочисленными, который век уж не кончающимися бедами княжества стоят именно интриги Хикару. Раз люди отвергли своего истинного господина на том основании, что тот пал, обратившись демоном... что ж, месть за попранные права — причём двойная, так как жители Шани-Сю вполне благополучны — отчасти даже справедлива).

Придворные манеры — не маска Ловца, но самая суть, основа личности. Они и мне должны были быть не чужды. Но я воплощение за воплощением со страстью, достойной лучшего применения, отрицал эту часть собственного наследия.

Что ж. Осталось пожать плоды этой странной посевной... опять откатываясь назад в развитии, опять терпя крах. Почему, ну почему я не мог прозреть хотя бы днём раньше?!

Редкий вид человека: люай-идиот.

...однако осознать собственную глупость — мало. Совершенно недостаточно. Нужно её ещё и исправить. Или хотя бы попытаться.

Навострив лезвие воли, я одним взмахом рассёк нелепую стяжку Сети Памяти. Одну из тех самых, основотворящих. И всё — вообще всё! — что лежало выше: прямые следствия первой очереди, многочисленные следствия второй очереди и вообще не поддающиеся счёту следствия более высоких степеней... зашевелилось. Стронулось, как обратная — снизу вверх — лавина.

Какие-то нити Сети в итоге рвались. Какие-то — провисали, теряя свою напряжённость. Были и набирающие плотность, и утолщающиеся, и меняющие "цвет"... всякие. Хотя всё это служило только упрощённым отображением перемен на духовном уровне, но при всём желании я не смогу рассказать о том, что творилось "на самом деле". Нет таких слов в человеческих языках. Да и в Речи их мало.

А меж тем мою голову прострелило болью. В тот самый миг, когда я рассёк стяжку ложной связи. После чего виски начало печь, одновременно как бы сжимая в тисках.

Очень... неприятно.

Но я вытерплю. Это вполне приемлемая цена за освобождение от многолетней лжи худшей разновидности из всех: лжи себе самому.

Отступаю от Сети Памяти для более быстрого и полного действия — преобразую сеф внутри тела к стихийному сродству с Деревом — направляю преобразованную сеф к голове, смягчая последствия перегрузки... в той мере, в какой они могут быть смягчены... и снова погружаюсь к основам Сети.

Ещё одна стяжка — пополам!

Новый приступ боли. Как будто утроенный. Жар и давление дальнейшей перестройки души — как тень происходящего на материальном уровне — усиливаются пропорционально. Сердце бьёт в голову, словно било в колокол. Поднимаю руку, щупая щекочущую полоску... да. Точно. Из левой ноздри ползёт струйка крови.

Я вытерплю. Вытерплю!

Бывало и хуже.

...может, подождать? Всё-таки вмешательство слишком глубокое, резкое и масштабное — разом. Этак можно попросту покалечиться. Или даже умереть...

Даже? Самому не смешно? Смерть — наименьшая из моих возможных проблем. А вот новая жизнь, начавшаяся с вот этим в душе и разуме... нет!

Лезвием воли — взмах!

...призрачный звон. Тяжёлый, густой, мутящий сознание. Туманная круговерть, слабость и дрожь. Кровь... много крови. Везде. Или это — лишь морок? Обманный вихрь?

— Господин? Хачиро!

— А?.. Ясу. Хорошо, что ты здесь...

— Что с тобой? Отрава? Магия? Отвечай же, не молчи!

Не могу ответить. Не успеваю. Накатившая волна тошноты выворачивает нутро.

— Я скоро вернусь!

"Стой!"

От усилия, необходимого для Речи, мутит ещё сильнее. Но это неважно.

Важно? Что?

— Тебе срочно нужен целитель!

"Нет".

Не знаю, откуда взялась эта уверенность. Но она есть.

"Ясу. Возьми чистый свиток, тушницу и кисть".

— Что?!

"Я буду диктовать. Не смогу... писать сам".

— Сначала объясни, что происходит.

"Хорошо. Если кратко, я лечусь... от собственной глупости. А на длинные объяснения нет времени. Готова записывать?"

— Я... хорошо, господин. Подождите немного... вот. Готова.

"Так. Сначала... послание моим ученикам. Первый столбец: Всей жизни закон. Второй столбец: Если росло и цвело. Третий столбец: Быть увяданью. Записала?"

— Хачиро...

"Записала?"

Молчание. Недолгое.

— Да.

"Хорошо. Дальше можно обычной скорописью..."

...и по смыслу — тоже ничего заковыристого. Просто краткое напутствие человеческой части моих подопечных со всеми традиционными пожеланиями: усердно учиться, повиноваться наставникам и другим вышестоящим, не давать воли дурным наклонностям. Ближе к концу этого послания я пришёл в себя достаточно (спасибо повышенной концентрации сеф Дерева), чтобы унять тошноту и попросить у Ясу воды для умывания. Вслух.

— Вот, господин.

— Благодарю. Ты бы не могла...

— Для меня радость — помочь вам, господин.

Обиделась? Точно, так и есть. Ладно, переживу... хотя... может, и не переживу. Ха.

Однако того, что вода из кувшина польётся мне за шиворот, я точно не ожидал. Недооценил меру женской обидчивости.

Хотя неожиданность в итоге вышла из разряда приятных. Почти инстинктивным выплеском сеф я пропитал окружающую воду, подчинил её — и прошёлся ладонью прохладной, ласковой влаги по лбу, темени и вискам, затылку... вполне сознательно использовав сеф ещё и для очищения от внутренней, телесной грязи. Умыл лицо и сполоснул рот. Прошёлся смывающей лишнее волной по футону, по полу. И в конце концов загнал водяную "змею" неприятного, с кровавой нотой, оттенка обратно в сосуд.

Сказать, что в результате я посвежел — преуменьшить. Самочувствие по-прежнему оставляло желать много лучшего. Но если бы изначальный статус был тяжёлым опьянением, когда валяешься, не в силах встать, и с трудом способен связать два слова, — после "водных процедур" этот статус сменился бы на "немного навеселе".

— Оххх... хорошо! Милая Ясу, — улыбнуться как можно светлее, — ты меня просто спасла!

— Меньшего я не могла сделать, господин. Ещё распоряжения?

— Да. — Я бросил взгляд на приподнятые ладони, оценил силу дрожи пальцев. М-да. Может, мне и стало лучше, но не до такой степени, чтобы упражняться в каллиграфии. Что ж... — Людям я... мы написали, теперь надо оставить послание демонам...

— Хачиро, что происходит?

Улучшившееся самочувствие. Что ж, мысль моя также стала острее.

Я не могу взять назад собственные слова, которые изрыгнул в беседе с Ловцом? А мой... точнее, уже не мой господин не в силах сделать вид, что ничего не произошло, ибо урон его чести уже нанесён и не может быть смыт малой ценой — ведь у всякого дворца из стен растут уши, что же тогда сказать о стенах дворца, в котором хватает демонов с тонким слухом, а то и с соответствующими хирватшу?

Это тоже можно использовать к его и моей пользе. Да, можно.

— Видишь ли, милая моя, — сказал я, чуть понизив голос, — сегодня поутру я имел честь беседы с господином Хикару в малом южном саду, где так пышно цветут азалии. И господин... твой, Ясу, господин, высоко оценивший мои скромные заслуги, сделал мне щедрое предложение. Войти в круг не наёмников его, но вассалов, получить помощь в мщении клану Мефано и другим моим врагам...

Моя демоница задрожала, глядя на меня в ужасе.

Оценила лёгкое ударение на слове "твой".

— Как ты уже поняла, предложение это... не нашло понимания у одного глупого юнца. Только потом, уже в этих покоях, вспоминая беседу с господином Шани-Сю, я осознал, ЧТО ответил ему... и, главное, КАК ответил. И я принял запоздалые меры в связи со своей... опрометчивостью. Состояние, в котором ты меня застала — можно сказать, результат самолечения. Точнее, освобождения от... хм...

— Господин Хикару милостив, — выдавила Ясу.

— Верно, — кивнул я. — Но у всякой милости есть пределы, я же... вина моя безгранична. И то, что я едва ли пребывал в здравом уме, не оправдывает меня. Скорее уж отягчает мою вину. Ведь я не только маг, я также люай. Я смог исправить... изъяны своего духа, как только заметил их — почему же я не смог заметить их раньше? Как думаешь, милая?

— Ты... хочешь сказать, что...

— Нет-нет. Я уже достаточно... наговорил сегодня. — Да, вполне достаточно, чтобы у Хикару возник как минимум повод, если не полновесная причина прижать одного старого строптивца-аякаси, главу теневой оппозиции, что, по слухам, умел мастерски влиять на мышление скрытыми способами (и даже вроде бы способствовал падению самого Хикару). А Ловец давно искал повод, который слишком скользкий тысячелетний интриган, Дзорто, всё никак ему не давал...

Весьма, да, весьма удачно, что вышеупомянутый интриган особенно бурно противостоял чуть ли не каждому нововведению на острове и прямо-таки жаждал загнать людей — включая Удзо Масакару и меня — в рабские загоны по старым правилам. Цем-татуировки покорности, разведение на мясо с забоем достигших 30 лет и прочие прелести. Дзорто, между прочим, являлся одним из двух лучших мастеров стихий Земли в Дикой гавани. И в своё время отказался учить меня известным ему Формам так, что мои недавние слова в лицо Хикару на фоне того отказа — лёгкий бриз в сравнении с тайфуном.

Ну, это дело прошлое. Мало ли, какие обиды и счета накопил по отношению к людям Дзорто за свою тысячу с лишним. Да и я хоть памятлив, но не обидчив. Вот только когда этот старый змей, претендующий на родство с Хирошихэби и тем позорящий Древнего, отказался помогать в создании свитков, заряжающих пищу для младших демонов... для демонов, для существ его рода...

Нет. Мне нисколько, ни на полволоса не жаль клеветы, возводимой на этого конкретного старейшину Шани-Сю.

Я бы пожалел разве что помочиться на его могилу*. Меньшее? Сколько угодно!

/* — оскорбительный, на грани святотатства, акт с подтекстом; считается, что подобный поступок символически переносит грязь былого перерождения в следующую инкарнацию. Применяется лишь в отношении врагов, для которых простой смерти — недостаточно./

— Вернёмся к делам, — сказал я, прихлопнув ладонями по коленям. — Буду диктовать дальше. Ты готова записывать, Ясу?

— Да. Готова.

— Тогда пиши. Обращение к людям готово, теперь займёмся обращением к демонам. Кстати, я полагаюсь на тебя, милая моя: не все бессмертные умеют читать, особенно среди младших; поручаю тебе передать им написанное при помощи Речи.

— Исполню в точности, господин Танака Хачиро.

— Полагаюсь на тебя всецело, Кьёфу-но Ибуки*, — и улыбка.

/* (яп.) — Дыхание Ужаса./

Шутливое прозвище, обычно вызывающее у Ясу настоящую бурю возмущения (тоже не совсем серьёзного), на этот раз заставило демоницу резко отвернуться. Гордая, не хочет плакать на виду у меня... странно: что такого она во мне нашла? Но довольно отвлекаться.

— Пиши. Первый столбец: Вечности врата. Второй столбец: Открыты там, где лежит. Третий столбец: Тень господина. Записала?

— ...да.

— Хорошо. Теперь скорописью...

Послание демонам выглядело попроще — если не вдаваться в детали. Как я только что напомнил — многие из младших даже читать не умеют и научатся хорошо если лет через двадцать-тридцать. Могут не научиться вообще: иное устройство глаз, отличия в мышлении, отсутствие интереса... но для тех, кто сумеет преодолеть свою природу и постигнет культуру людей глубже, в моём прощальном письме откроется второй слой смысла. За призывом повиноваться не раздумывая — совет думать, как лучше исполнить приказ; за призывом набирать силу — совет ограничивать методы этого набора только теми, что разрешены на Шани-Сю; за пожеланием побед над врагами — совет чтить врагов своих, ибо лишь достойный противник красит бойца, а "победы" над беспомощными — унижают.

Я узнал Ясу достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: второй слой смысла в том, что пишет, она не только видит уже сейчас, но и раскроет перед теми, кому для этого потребуется помощь. И, возможно, когда-нибудь она проникнет в третий слой смысла в написанном. Он прост, я зашифровал его на самом виду, и если переписать письмо иероглифами, а не скорописью, — станет очевиден.

Третий слой: где смерть, там и новая жизнь.

Не знаю... точнее, не уверен, последуют ли за мной в следующем перерождении демоны Шани-Сю, которым я помог. Если да, то я использую это. Если нет — тоже использую. Просто по-другому. После избавления от мутного мусора, доставшегося мне от Хоши Джомея и последовавших воплощений, моё сознание... нет. Этого не передать словами. Потому что таких слов не существует. Но это очищение, эта свобода, эта ясность...

Ради этого — можно умереть. Цена изменений просто несопоставима.

Конечно, это можеть оказаться иллюзией. Изощрённым самообманом. Своего рода наркотиком. Но мне почему-то верится в лучшее. Или — хочется верить? Чистка моей Сети Памяти не даёт полной уверенности в существующем, возможном и должном.

Интересно: а что же просветлённые? Как они воспринимают этот мир, эту реальность?

Возможно, когда-нибудь я это узнаю. На собственном, а не заёмном опыте. Когда-нибудь... но не сейчас, нет. Сейчас надо продолжать писать письма.

И следующим моим адресатом стал Удзо Масакару.

Странные сложились у нас отношения. С одной стороны, Клинок Небес был кем-то вроде моего куратора или даже непосредственного начальника. С другой, я практически сразу, ещё при нашей первой встрече, постарался создать впечатление человека равноправного и независимого. Младшего, да, — но в силу телесного возраста, а не меньших способностей, ума и опыта. Кроме того, позже я стал его заместителем, союзником в политическом противостоянии старым аякаси и, возможно, другом... в последнем пункте не уверен. Очень уж непростой человек Удзо Масакару. Судьба не была к нему ласкова. Открытость, доверчивость, душевная теплота — эти качества маг растерял не по своей воле и задолго до нашего знакомства. Даже моё первое хирватшу, с которым понимание чужих сердец вроде бы не должно вызывать у меня сложности, мало помогало в чтении потаённых чувств Клинка Небес.

Возможно, он очерствел настолько, что никого уже не смог бы назвать другом.

Но это не важно. Потому что я-то назвать его другом могу. Пусть его верность принадлежит Хикару без остатка, а всё же я могу положиться на своего сэмпая в любой сложной ситуации. И сейчас я собираюсь взвалить на него дополнительный груз:

— Первый столбец: Если стропило. Второй столбец: Подломилось одно, то. Третий столбец: Крыша не рухнет*, — вот как я начал третье письмо.

/* — ради размера пришлось пожертвовать частью смысла хокку. Более полный, но менее художественный вариант перевода: крепко сработанная крыша устоит, даже если одно из стропил сломается. Намёк ГГ, как и в остальных посланиях, вполне прозрачен./

Далее я кратко охарактеризовал двух моих возможных преемников: одного, что послабее, но с более высоким контролем и приемлемым чувством сеф, я порекомендовал как наставника Форм Земли; второй, обладающий разом внушительным резервом, хорошим терпением и открытым характером, по моей мысли мог бы заменить меня в качестве "няньки" при начинающих магах: принятых и учениках.

Как я ни старался, а подобрать йобидаши, который сумел бы меня заменить, я не смог. Ни один маг Шани-Сю не подходил под строгие требования этой "профессии". Кто-то по слабости, кто-то из-за вполне обоснованной, увы, неприязни к демонам, кто-то от излишней амбициозности... однако я всё же выделил четверых — одного паренька и трёх девочек — которые могли бы в будущем потянуть эту роль по своим душевным качествам. Если, конечно, сумеют стать сильнее, не ожесточившись. Но решение о том, кто станет следующим йобидаши Дикой гавани, я оставил на откуп Хикару. В письме Клинку Небес я лишь рекомендовал присматриваться к четвёрке "избранных" попристальнее... и попробовать мягко подтолкнуть упомянутого паренька к романтическим отношениям с одной из трёх девочек — ну, когда они подрастут, конечно. Идея о том, что супружеская пара может оказаться более эффективным йобидаши, чем один человек, мелькала у меня уже давно. И не заслуживала забвения только из-за моей прискорбной, слишком поздно обнаруженной глухоты.

В конце письма я попросил Удзо Масакару простить недалёкого и неосторожного кохая, из-за которого у Клинка Небес ощутимо прибавится хлопот. А также витиевато, но вполне недвусмысленно посоветовал не винить Ловца в решении, которое он вынужден принять в отношении меня, и намекнул, что если сэмпаю всё же захочется отомстить кому-то, то лучше всего ему смотреть в сторону Дзорто. Не называя, разумеется, никаких имён либо прозвищ. В отличие от прямых обвинений, мои советы никого и ни к чему не обязывают... и вообще-то меня вполне устроило бы, если бы Удзо Масакару не стал связываться с Дзорто вовсе. Пусть с ним Хикару бодается, ему это не впервой.

Кстати, про четвёртое письмо, самое важное из всех, тоже нельзя забывать.

Но моего ничтожного поэтического дара для извинений маловато, так что...

— Ясу. Уступи ненадолго кисть, пожалуйста.

Вдох. Выдох. Вдох. Вы-ы-ыдох. Вдох. Обмакнуть, стряхнуть лишнюю тушь. И:

Бабочкой никогда

Он уж не станет... Напрасно дрожит

Червяк на осеннем ветру.*

/* — да, это снова Басё. Межмировая классика, хех./

Выдохнуть. Отложить кисть.

А неплохо вышло. Не шедевр, отнюдь нет; но мой давно покойный вислоусый учитель, полагаю, не стал бы лупить по пальцам за "отсутствие искренности". Вот уж чего в трёх этих столбцах с избытком!

...хотя, конечно, граничит с той же самой наглостью, которую я проявил во время аудиенции. Ведь под некоторым углом старый поэтический шедевр с лёгкостью можно отнести и к моему адресату: разве запретишь видеть в вечном наследнике, который не стал и уже никогда не станет князем Орья, "дрожащего червяка"? Но Хикару сам задал рамки, именно он, мой несостоявшийся сюзерен — небо, погода и природа, а я — не взлетевшая бабочка. Которая ничего уже не изменит и может лишь взывать к снисхождению... которого, само собой, не получит.

С другой стороны... я — человек. И вскоре дрожь этого вот червяка оборвётся. На время. Чтобы получить новую попытку. Ловец же заперт своим телесным бессмертием в нынешнем перерождении. Пойман ловушкой ветров вечной осени.

Так кто из нас двоих более достоин снисхождения?

...да. В трёх коротких строках можно увидеть оскорбление. И довольно-таки легко. Но можно шагнуть в понимании глубже. Вспомнить, что бессмертны не только человеческие души. И если будет на то воля, если свершится выбор — Хикару может отбросить свои силы и статус ради обновления. И моё письмо может обернуться из насмешливой философской издёвки — напоминанием. Советом.

А увидит ли он его, захочет ли увидеть... это решать не мне.

Лёгкая ладонь Ясу легла на моё плечо, напоминая о беге времени, заставляя прервать раздумья. Я взглянул на пальцы, дрожащие как бы не сильнее прежнего (концентрация для собственноручного начертания вводного обращения далась мне тяжелее, чем могло показаться). С тихим вздохом уступил место возле свитка.

— Высокое начертание* осилишь? — спросил я с оттенком надежды.

/* — комплексное понятие: иероглифическое письмо мало знать, писец должен ещё и выдержать достойный уровень того самого начертания. Если уровень каллиграфии не соответствует норме, то даже более-менее официальное послание лучше оформить слоговой скорописью. Иначе получится что-то вроде безвкусного одеяния нувориша: дорого, претенциозно... и нелепо. Как седло на корове. При этом особенно глупо выглядит иероглифика, в которой писец заменяет неизвестные ему знаки высокого начертания скорописными. В таких случаях даже изящнейшее начертание не спасает от урона чести./

— Приложу все старания, — ответила Ясу сухо.

А я в очередной раз мысленно застонал. Неужели не до конца вычистил Сеть Памяти от мусора? Или это незавершённая перестройка сказывается? Потому как я только что размазал тот же навоз, в который ступил, когда говорил с Ловцом. Только масштаб не тот: Хикару я "деликатно намекнул", что он не держит в узде вассалов, тогда как Ясу — что она или недостаточно образована, или обладает дырявой памятью... или не умеет красиво писать.

Да, напрямую мы с ней о её прошлом не говорили. Да, раньше я не видел, чтобы она брала в руки кисть. Но мог ведь попросить оформить письмо сюзерену так же, как попросил вести записи вместо меня — мимоходом, не сомневаясь в её способностях? Хм. А если бы ей пришлось отказаться, Ясу потеряла бы лицо. И получила весомую причину для настоящей, а не надуманной обиды.

— Прости.

— Так и начинать?

Поддела, демоница. Что ж, попробую подольститься:

— Это самая суть. Я знаю, что должен попросить прощения официально. Знаю, что господин не сможет даровать мне его. Не при сложившихся обстоятельствах. Но просить надо, и просить, не теряя достоинства... и не оскорбляя ещё сильнее. Подбери нужные слова, Ясу.

— А осилю?

— Это тебе решать. Помни только, что я вряд ли смогу переписать вводное хокку.

Она обернулась. И поклонилась:

— Прошу простить недостойную, но у меня нет вины перед моим господином. Слова мои не будут иметь должной глубины. Диктуйте.

Вот ведь!

Ну ладно. Этот канат можно потянуть и за второй конец.

После чего я принялся выдавать послание, переполненное архаизмами времён юности Ловца, да ещё для пущей красоты уснащённое цитатами из классиков Цао... на языке оригинала. Количество подтекстов соответствовало: цитировал-то я опальных вельмож, причём сплошь искренних патриотов своей родины. Бессребренников, наделённых государственным мышлением... но ещё при своей жизни прославленных избытком прямоты, за которую они зачастую и страдали. Полагаю, Хикару оценит: вспоминаю-то я свитки из его личной библиотеки, к части коей выпросил доступ.

На второй цитате Ясу сдалась и в первый раз уточнила правильность начертания. Я, разумеется, помог ей. А потом снова помог. И снова. Хотя должен признать: она меня впечатлила. Потому что использовала не современный вариант высокого начертания, а тот, что как раз соответствовал стилю и был в ходу при дворе князей Орья как раз лет четыреста-пятьсот назад.

Это кем же всё-таки была Ясу и какое получила воспитание, коль скоро к неполным семнадцати годам, когда её привезли на Шани-Сю, приобрела такие интригующие познания? И, что даже важнее, не растеряла их за последующие годы?

Интересно. Очень. Но ответа я уже не узнаю.

Некогда мне утолять праздное любопытство. Письма написаны, но у меня ещё остались срочные дела. Как минимум одно... а вечер-то уже на пороге.

Грозовая мгла, что с самого утра грозила пожрать дворец, город и гавань, обернулась пеленой пасмурной печали. Полная сила тайфуна прошла стороной, нас зацепило краем. Но и того хватило, чтобы украсть ясность дня, подменив её серым шелестом топчущегося на пороге дождя. Неуклюжий малец, он то придвигался поближе, маясь любопытством, слизывая широкими языками быстрых ливней пудинг духоты. А то, смутившись внезапно, отступал на пару тысяч шагов — два своих, великанских шага — и топтался там, не решаясь продолжить тесное знакомство с Дикой гаванью. Но потом любопытство одолевало, дождь надвигался бочком... и вот уже снова под его робкими ласками шелестит листва, снова медленный пульс влаги, капающей с крыши, сменяется игривым плеском тонких струй.

Я, впрочем, почти не обращал внимания на эти перемены. Разве что, диктуя, повышал голос, чтобы его не могло заглушить бормотание непогоды. Зато Ясу светилась направленным недовольством, когда света дня не хватало особенно сильно, а пропитавшая воздух стихия не давала туши сохнуть как положено, заставляла расплываться, несмотря на работу подогревающего бумагу валика. Вон, сидит, сутулясь слегка, незаметно для себя самой, и так же незаметно теребя край томоэри*.

/* — внешний воротник. Часть традиционного женского кимоно./

Славная Ясу, странная Ясу. Прощай.

А мне пора.

Погружение во внутренний мир. Не полное — я продолжаю ощущать происходящее вокруг моего физического тела при помощи обычных чувств и обоих хирватшу. Но и такого погружения достаточно, чтобы отчасти я осознал себя на одной из дорожек сливового сада: помоложе Оониси Акено, постарше Танаки Хачиро, внешность в основном от первого, но фигура скорее как у второго. И танто за поясом слева — скорее символ, чем оружие, поскольку здесь нет врагов, против которых можно обратить его.

Медленный вздох. Сосредоточение. Один-единственный шаг... и вот уже я стою в пещере с проломом наверху, в частице своего мира, отданной в залог Пискле. То есть Супаку-отото*, или братцу-Искорке. Мой варубатто решил, что не солидно побратиму мага и обладателю полноценной личности носить старое прозвище. Я не упирался особо, признав его правоту.

И переименовал.

/* — в японском с его чёткой иерархичностью не бывает абстрактных "братьев" и "сестёр". Соответственно "отото" (отоуто) — "младший брат". "Аники" — "старший брат". "Имото" и "анеуэ" — младшая и старшая сёстры соответственно./

— Супаку-отото! Лети, есть разговор!

Слова, сказанные вслух во внутреннем мире — это, конечно, больше, чем просто слова. Если их наполнять намерением и волей, можно делать... многое. Притом сочетание слов и намерения действует лучше, чем только слова или только намерение. Возможно, удалось бы добиться и большего усиления, соединив их с ритуалами... если бы я знал подходящие.

Или форма ритуала менее важна, чем его суть? Эх... ещё одно направление для изучения и практики, на которое у меня никак не находится времени...

— Хачиро-аники, ты звал — я прилетел!

"Что-то я постоянно отвлекаюсь. Нехорошо.

Или, наоборот, хорошо? Встречать свой конец лучше в созерцательной невозмутимости духа..."

— Что ж, раз прилетел, слушай... только сначала надо тэнгу позвать. Идём.

Вскоре у края внутреннего озера, к нему правым боком, ко мне лицом, уже стоял молчаливый здоровяк, на человека похожий разве что издали в тумане, да и то только если не присматриваться. Широченные плечи, лицо с клювом вместо носа, косящие вороньи глаза. А вместо нормальной одежды — чёрные в прозелень перья. И красные птичьи лапы вместо ступней. И странное сочетание вместо верхних конечностей: уже не крылья, ещё не руки. И пять локтей роста.

Надо сказать, такое страховидное обличье Раа мог поменять. Приблизиться к человеческому виду сильнее, вплоть до имитации одежды. Вот только в этом случае ему пришлось бы сильно сосредоточиться, он же собирался, как и двое остальных, выслушать мои слова.

— Прежде всего я должен узнать ответ на один вопрос. Знает ли кто-то из вас, что станется с нашими связями побратимства, когда я пройду через перерождение?

— Собрался умереть, аники? — хрустально прозвенела Урр. Во внутреннем мире она и сама была — как ожившая хрустальная фигура, временами обращающаяся облачком лёгкого искристого тумана в форме, почти повторяющей воронью.

— Да, и очень скоро.

— Почему? — рокотнул Раа грозно.

— Если успею, расскажу. Сначала ответ. Или вы не знаете?

— Ничего не должно случиться, — сказал Супаку, висящий на ветке сливы вниз головой — чуть выше, чем даже макушка тэнгу-воина.

— По-моему, ты сам себе не веришь, — голос Урр, оставшийся звонким, прекрасно передал угрозу. Как и поворот-наклон её головы.

— Потому что нет уверенности, а не от желания обмануть! — варубатто выглядел почти потешно, только вот тема не вызывала смеха.

— Был бы наш аники обычным смертным, — продолжил он немного спокойнее, — я не стал бы рисковать. Разорвал связь. Перерождение обдирает с людей все обеты, клятвы, воспоминания, силы — всё, вплоть до сути-в-сути. Но внутренний мир аники, его образ силы, где мы сейчас пребываем, мало изменился за его последние четыре жизни; значит, и связь наша останется такой, как сейчас. Наверно. Скорее всего.

— Но ты не уверен, — чуть нахмурился я.

— Зато я готов рискнуть! — Супаку распахнул крылья так широко, как только мог. И посмотрел на тэнгу с неким превосходством.

— Я тоже рискну, — сообщила Урр.

— И я.

— А теперь хотелось бы услышать причину твоей скорой смерти, аники. И не мне одной.

— Что ж, слушайте...

Я коротко, буквально в несколько фраз объяснил ситуацию, в которую загнал сам себя по своей же глупости и слепоте. Однако краткая версия не устроила демонов. Урр и Супаку, полыхая огнём противоречивых чувств, с двух сторон завалили меня уточняющими вопросами. Не то как дети, не то как заботливые родственники, не то как... хм... ну да. Как верные слуги, чей господин попал в беду.

— Не о том спрос, — внезапно вклинился в этот допрос Раа.

— Отото? — изумилась Урр.

— Что делать нам. Надлежит. Думайте.

— Тут и думать особо нечего, — говорю как можно увереннее. Я действительно успел обдумать не только свои действия, так что осталось разве что указания раздать. — Рисковать нам нельзя. Поэтому... вы двое сейчас где?

— В море, — ответила за "брата" и за себя Урр. Каковы корабль и капитан, на усиление которых отправились тэнгу, я и так знал. — К северу от Дорью, если точнее. Курс держим на Дикую гавань.

— До Меона своим лётом доберётесь?

— Легко.

— Тогда по окончании этого разговора так и сделайте. А ты, Супаку... тебе придётся рискнуть.

— Приказывай, Хачиро-аники.

— Вытащить тебя с Шани-Сю быстро не выйдет. Сам знаешь, о твоём существовании и нашей связи я не говорил. И даже с ними, — кивок в сторону тэнгу, — этот секрет обсуждался только здесь. Не полная гарантия тайны, но... в общем, план прост: ты выжидаешь. Через два-три года, но не раньше, чем через год, можешь попытаться вылететь на свет. Лучше, конечно, подождать подольше... если со своей охотой на нэдзуми наберёшь достаточно сил, за тобой могут и вербовщика послать. Это был бы самый лучший вариант. Точнее, мог бы быть: вербовщики тоже разные бывают, я рассказывал. За некоторыми идти — лучше самому себе брюхо вспороть. Итак. Наверху тебе, отото, придётся слушать в оба уха и смотреть в оба глаза. Многое будет зависеть от того, как поймут мои послания и что сделают. Но я бы поставил на то, что почти при любом узоре судьбы ты сможешь довериться Ясу...

— Это та резвая кьёфу-ёкай? Твоя самочка?

— Вроде того. Это опять же самый лучший вариант: ты рассказываешь ей о связи со мной, она помогает тебе — и тебя посылают на усиление с кем-нибудь из пиратов поприличнее. Ну а там долететь до другой суши, от Шани-Сю подальше, уже нетрудно.

— А если Ясу соберётся оставить Хикару ради тебя, аники?

— Это вряд ли. Она давала ему клятвы служения, и он их принял. Но если случится невероятное... хм. Думаю, к тому времени я уже получу новое воплощение и смогу связаться с вами, а там и обсудить положение, и выход найти. Однако узор судьбы может сложиться неблагим образом. На этот случай могу посоветовать тебе, Супаку-отото, лишь одно: беги! Можешь пожертвовать телом, можешь отдать врагу и образ силы. Но свой образ духа, свой разум, волю и память — сбереги! Сила — это наживное, как доберёшься до нас — откормим. А вот если что-то случится с твоей сутью...

— Понимаю, не детёныш уже, — проворчал варубатто. Не скрывая, впрочем, что забота моя ему приятна. — Ладно. Разлетаемся?

— Да. Пора. До встречи!

— До встречи, Хачиро-аники.

Я дал своим демонам время покинуть мой внутренний мир. Вздохнул, ненадолго "поднимаясь" сознанием в оболочку плоти. Темнота близящейся ночи слилась с темнотой, принесённой на крыльях дождя, и вскоре грозила окончательно сдать мир материнским объятиям ночи. Ясу как раз бродила по покоям, по очереди зажигая немногочисленные светильники. А за приоткрытой створкой сёдзи всё шипели, шуршали и журчали, сливаясь в крупные капли и струйки, мелкие слёзы небес.

Лёгкий сквозняк колебал язычки пламени, бросал отсветы и тени на стены, знакомые до самой последней трещинки в лаке опорных столбов, до каждой чёрточки узора норэна. На грани двух миров мне вспомнились вдруг с необычайной остротой слова поэта:

Дождь набегает за дождём,

И сердце больше не тревожат

Ростки на рисовых полях.*

/* — и-и-и... снова Басё!/

"Что ж. Ростки, что некогда вверили моим заботам, отныне на попечении других.

А мне пора позаботиться о себе".

Почти привычные уже действия: возвращение во внутренний мир, прыжок в водоворот перехода на второй уровень, и...

Оборот пятый (1)

Первое: варубатто Супаку не ошибся. Моё перерождение не затронуло связи побратимства. И мой внутренний мир остался почти таким же, как раньше.

Второе: возможно, как раз из-за побратимства, возможно, ещё по каким-то причинам, но на этот раз связь души и тела окрепла до срока, позволив мне осознать себя раньше. Не в момент рождения, как это случалось на предыдущих оборотах Великого Колеса, а ещё в материнской утробе.

Я не воспользовался этим. Ну, разве что самую малость... пассивное созерцание с минимумом усилий, изучение мира при помощи хирватшу, очень-очень осторожное воздействие волей на систему круговорота сеф — точнее, её зачатки. Вот и всё. Большего я не позволял себе. Не хотелось мне как-то вмешиваться в таинство развития новой жизни: вдруг что-то испорчу или искажу? Просто по незнанию и неловкости? А ещё я не собирался повторять ошибки, совершённые мной как Танака Хачиро. Потому до, во время и год-полтора после родов я собирался изображать обычнейшего младенца.

Конечно, если обстоятельства не заставят переменить планы.

И пассивность не станет тяготой. Ведь теперь я уже никогда не останусь один.

* * *

— Что вы смогли выяснить?

— Твоя будущая мать живёт вместе с остальной семьёй в поместье к юго-западу от Таншоцу...

"Хм. Опять острова. Круг замыкается, потому что иначе он не был бы кругом?"

Я припомнил карту. Таншоцу — столица небольшого (в половину Шани-Сю) островка у северо-восточной оконечности Имагасу. Несмотря на такую близость к землям княжества Раго, местный даймё служит князю Ниаги. Хотя так было не всегда. История Таншоцу вообще непроста.

Достаточно сказать, что этот порт стал одной из первых опорных баз флота Империи во времена, когда Цао только-только явила свой блистающий порядок на восточных островах.

— ...фамилия твоя отныне — Ясси, — продолжала Урр. — Это старинный, но в последнее время обедневший самурайский род. Бедность сия порождена обстоятельствами: предыдущее поколение состоит в основном из женщин, что для живущих с меча и лука неприятно. К тому же оба твоих деда, и родной, и двоюродный, три года назад пали в бою с пиратами Дикой гавани...

"Вот как? У судьбы свои способы посмеяться".

— ...Таким образом, сейчас у тебя лишь три совершеннолетних родственника мужского пола. Это глава рода, твой прадед — Ясси Монтаро, который по возрасту уже не может служить своему господину. Твой троюродный дядя и наследник рода, Микио. И твой отец — Мамору. Оба пребывают в Таншоцу и навещают поместье редко: как единственные добытчики, они не могут часто отлучаться со службы.

— А что насчёт моей матери?

— Ясси Хитоми, в девичестве Касути Хитоми, дочь такого же рода потомственных самураев. Её отец был сослуживцем твоего двоюродного деда. Того самого, убитого пиратами.

— Был?

— Да. Они пали в одном бою.

— Понятно. Продолжай...

И Урр продолжала. Я запоминал сказанное, выстраивая в уме дерево родственных связей, но эта работа отнимала лишь малую долю моего внимания.

"Значит, потомственный самурай. Неплохое начало. Причём потомственный самурай при даймё князя Ниаги... ещё лучше. Это прекрасно вписывается в мои планы.

Конечно, я пока ещё не родился. Но что с того?

Составить хороший план никогда не рано: если план хорош, он всегда своевременен".

* * *

Моё пятое рождение произошло в срок и не ознаменовалось ничем особенным. Нарекли меня в честь брата главы Монтаро, моего двоюродного прадеда: Мичио* (да, в роду Ясси давно и прочно укоренилась милая традиция называть детей на одну букву; я, как выяснилось позже при изучении семейных хроник, стал Ясси Мичио номер четыре).

/* (яп.) — "человек с силой трёх тысяч"./

Что ж. Не самое плохое имя.

Последовательно воплощая собственный замысел, я изображал самого обычного младенца — ну, может, малость поспокойнее и более склонного поспать, чем другие дети моего возраста. Чем умилял не только маму-Хитоми, но и других живущих в поместье женщин: уж они-то знали, насколько противным может стать капризный младенец с медной глоткой!

Я же тихонько тренировал преобразования сеф, ци и суго, а также понемногу развивал оба хирватшу. Не в плане дальности действия, а только лишь в глубине и чёткости восприятия. Ах да, ещё начальные упражнения люай. Их я тоже выполнял, понемногу наращивая сложность.

Тело и дух мои были совершенно здоровы. И преобладало сродство со стихиями Неба.

Отлично. Именно то, что нужно для выполнения плана.

* * *

Мне три года. Я успел приучить родню к тому, что могу передвигаться очень тихо и внезапно пропадать из виду, когда мне надоедает избыток внимания. А этот самый избыток в поместье, чуть ли не до конька крыши, как кажется порой, набитом старухами, женщинами, юницами и младенцами... в общем, некоторые дети мне даже завидовали. Будь я постарше — пожалуй, приставали бы с просьбами научить так же ловко прятаться.

Но для этого я ещё слишком мал. И молчалив.

Сейчас моё тельце сидит в кабинете Ясси Монтаро (он же семейная библиотека). Искать меня пока ещё не начали, а когда начнут, сюда заглянут не сразу. Мне хватит времени выйти и — ну, например, усесться на энгава, как будто давно там сижу.

Я-настоящий же пребываю во внутреннем мире со свитком в руках. Который просто плод моего воображения и результат изысканий в библиотеке, но... некоторые вещи удобнее представлять именно так, а не просто держать в уме.

В пяти столбцах свитка записано следующее:

Ясси Мичио, о-в Сантеро (близ Таншоцу), мж., рождён 3 года назад.

Танака Хачиро, о-в Меон юж. часть, мж., рождён 17 лет назад — умер 4 года назад.

Оониси Акено, о-в Сацуто (в Ёро), мж., рождён 53 года назад — умер 18 лет назад.

Рюхей (прин. Арашичиро), о-в Корра арх. Уюши-Ар (порт Ламеш), мж., рождён 66 лет назад — умер 54 года назад.

Хоши Джомей, о-в Юэма (близ Горои), мж., рождён 141 год назад — умер 67 лет назад.

Всегда мужчина. Всегда минимальный промежуток времени меж смертью и новым зачатием. Всегда место рождения — восточные острова.

Да. Тут есть, над чем поразмыслить.

* * *

Мне всё ещё три года. С половиной. И у меня во внутреннем мире новый жилец.

Ну как — новый? Это всё тот же Супаку... которого на Шани-Сю убили и съели. Только между смертью и пожиранием прошло довольно много времени (будучи отравлен, варубатто нашёл в себе силы улететь в родные катакомбы и спрятаться там), отчего произошёл своего рода... казус.

Попросту говоря, его образ силы благодаря нашей связи побратимов оторвался от плотного тела и стал частицей моего внутреннего мира. Связи с родовым духом всех варубатто ослабли, но всё же уцелели. Как такое могло случиться, никто из нас не понимает.

Но случилось же!

И теперь нам — мне — с этим жить.

* * *

С самого начала меня не приводило в восторг сосуществование с демоном в одном теле. Нет, варубатто вполне симпатичен, более того — он отчасти заменил мне потерянных сыновей. Просто... мне не нравилась сама мысль о том, что во мне сидит демон. Поэтому практически сразу после смерти изначального тела Супаку я начал ряд экспериментов с его переселением в новые материальные оболочки.

Для начала — в неодушевлённые предметы.

Опыты эти принесли неожиданно интересные результаты. И не только в плане новых знаний.

Связать варубатто с якорем в Мире Людей оказалось не так уж сложно... по крайней мере, для меня, воочию наблюдавшего за действиями Симомуро Кийоши и порой ассистировавшего его опытам. Первым из новых вместилищ Супаку стал бумажный фонарь, расписанный мной цем-печатями и через несложный ритуал связанный с сущностью демона. Это стало лишь пробой сил; я не сильно и не долго расстраивался, когда варубатто за полтора десятидневья "состарил" фонарь так, что тот буквально рассыпался в прах, и вернулся на прежнее место как часть моего внутреннего мира.

Следовало ожидать. Хотя Супаку всё ещё не пересёк границу, отделяющую младших демонов от средних, он находился очень близко к классовому переходу. Не удивительно, что его сеф оказалась уж слишком сильна для простого неодушевлённого предмета.

Удивляло то, что после недолгого существования в виде фонаря варубатто усилил своё сродство с Огнём. Подобного эффекта не ожидал ни один из нас.

Для следующего вселения я подобрал оболочку старого коробчатого воздушного змея. Починил, со всем тщанием расписал цем-печатями, связал ритуалом сущность и новое вместилище... спустя без малого три десятидневья воздушный змей разделил участь фонаря, а Супаку, как мы уже ожидали, заметно прибавил в сродстве с Воздухом. Собственно, даже заметнее, чем в случае с фонарём и Огнём — видимо, сказался существенно больший срок "третьего воплощения".

Новую оболочку мы обсуждали долго и бурно. Использование старых вещей показало себя многообещающим приёмом, но, к сожалению, род Ясси не так богат, чтобы даже малоинтересные предметы, вроде поломанного воздушного змея, имелись у нас в изобилии. Так что в итоге варубатто переселился в "посох", самолично мною вырезанный из ствола молодого клёна Ширасавы*. Конечно, с этим вместилищем пришлось повозиться куда как подольше, чем с предыдущими. Цем-печати мне, например, пришлось не писать, а вырезать, да потом ещё покрывать краской и сверху непрозрачным лаком, чтобы никто не увидел странных знаков вокруг "детской игрушки"...

/* — не придуманное растение, довольно распространённое на Японских островах./

Как бы то ни было, всё удалось, и "посох" верно прослужил вместилищем демона больше полугода, пока не сломался.

Что интересно, ближе к концу этого срока у материальной оболочки Супаку появилось некое подобие системы круговорота сеф. Очень упрощённой, разумеется, не идущей ни в малейшее сравнение с той, которую имеют живые существа. Но появилось. Более того: "посох" мог ударить чужака, взявшего его в руки без спроса, разрядом сеф Молнии. Думаю, именно из-за попыток изучить эту способность он и сломался: мёртвые материалы, не имеющие специальной обработки и укрепления, не очень-то приспособлены для проведения стихийной сеф.

Что получил от существования в "посохе" варубатто? Повышение плотности своей силы при некотором уменьшении её объёма. И во внутреннем мире создание Форм Молнии стало ему даваться намного легче. Видимо, неподатливость древесной оболочки увеличила способность к концентрации усилий и улучшила контроль.

Результат понравился нам обоим, поэтому следующим вместилищем его духа выбрали не мёртвое, а живое дерево. А так как останавливаться в своих экспериментах я не хотел — то дополнил печати связи и удержания печатями накопления и преобразования — конечно же, с дополнительными ограничениями.

Да-да. Для Урр и Раа я некогда изобрёл цем-печати, заряжающие стихийной сеф пищу. Супаку получил нечто большее: оболочку, которая сама собирает энергию, разлитую в мире.

К сожалению, мгновенного успеха не вышло. Деревья, в которые я помещал варубатто, не выдерживали напора силы и умирали — одно за другим. А наметившийся было прогресс (от раза к разу демон всё лучше распределял вливающиеся в него струйки стихии) откатился далеко назад, когда Супаку накопил достаточно сеф для классового перехода. И попросту выжег собой несчастное деревце, в котором был заперт — пятое по счёту. Сущность среднего демона для растений оказалась слишком... просто слишком. Даже без печатей накопления и преобразования.

Нет, если бы побратим изначально был древесным духом, тсури-ёкай — может, что-то и вышло бы. Но сеф зверодемонов изначально куда более концентрированная, "быстрая" и, хм, "злая". Особенно у хищников — а варубатто к травоядным никто не припишет. Супаку же вдобавок получил ёсоватшу (на что я, собственно, и рассчитывал, когда накачивал его стихийной энергией), а Дерево и Молния недаром зовутся антагонистами, подстать парам Камень-Воздух и Огонь-Вода.

Так что после дерева номер пять я перенёс дух варубатто в старый тэссэн*. Просто чтобы появилось время подумать, что же делать с эволюционировавшим демоном дальше и какую новую оболочку ему подобрать, чтобы получше и с потенциалом развития. Поэтому я не использовал никаких дополнений вроде печатей накопления — просто круг связь-укрепление-удержание с истинным именем в центре.

/* — боевой веер. Одна из трёх разновидностей, наряду с гунсэном и гунбаем./

Но то, что разумелось сугубо временным, получило... неожиданный бонус.

Начать с того, что уже при переносе старый побитый тэссэн перестал выглядеть старым и побитым. Давление сущности демона с усилием, но покорило сопротивление металла, раскалив его до вишнёвого свечения, а затем выпрямив погнутые перья, "зарастив" царапины с зарубками и даже как будто улучшив качество стали. Благодаря этому, как выяснилось позже, снова стало можно складывать тэссэн в небольшую, но увесистую дубинку.

Впрочем, куда сильнее поразило меня то, что мои цем-печати после этого преображения не исчезли, но как будто врезались в сталь, став частью структуры оружия. Остатки лакировки сгорели, тушь и подавно — но знаки цемора сохранились!

Никогда раньше не видел такого.

Но варубатто мой интерес волновал в последнюю очередь. Его распирало возмущение.

— Скажи, Супаку-отото, что тебе не нравится?

— Мне не нравится изображать цукумогами! Вот что мне не нравится. Я... мне летать охота!

— Зато гибкость твоего образа силы существенно выросла, — примирительно заметил я.

Вот уж что да, то да. Последовательно и за малый срок поменяв чуть не десяток различных воплощений, мой побратим не только вырос до среднего демона, но ещё и претерпел качественные изменения. Одна лишь способность покидать тэссэн, переходя ко мне во внутренний мир, а потом возвращаться обратно чего стоит! Без дополнительных усилий с моей стороны, без ритуалов — просто пожелал, и оп, он уже снова во мне. Даже не знаю, у кого из нас сильнее округлились глаза: у меня или у Супаку, вполне осознавшего, ЧТО он делает.

Да и тэнгу оказались... удивлены, скажем так.

— Хочу снова быть живым! Летать! Дышать! Слышать!

— Ладно-ладно, отото, успокойся. Я подумаю, что тут можно сделать.

— Доверяюсь тебе, аники.

Что тут скажешь? Пришлось думать.

К сожалению, на Сантеро не было ни пещер, ни летучих мышей. Не только нужной для Супаку разновидности, но и вообще. Будь я постарше, или побогаче, или в более доверительных отношениях со взрослыми Ясси... но куда там. У мальчишки четырёх лет мало возможностей купить, выпросить или ещё как-то добыть живьём зверя, который не водится в непосредственной близости от дома.

Ненавижу быть маленьким!

...в итоге пришлось экспериментировать на кошках. Точнее, котятах. Варубатто, конечно, много разного высказал мне насчёт соответствия оболочки и содержимого. Но смирился. После того, как я предложил снова засунуть его в дерево, а точнее, в небольшую рощицу. Мол, раз уж ты такой из себя самостоятельный и можешь перемещаться между оболочками, то твой аники может наделать тебе два-три десятка живых накопителей. Будешь скакать между ними, собирая стихийную энергию. Если при этом не задерживаться надолго в каком-то одном дереве, рощицы должно хватить надолго.

Что? Не хочешь? Ощущения при смене оболочки премерзкие, а сидеть в дереве — хуже, чем в ледяной клетке на слепяще-ярком свету? Согласен и на котёнка?

Ну, я знал, что мой отото — умный и сговорчивый демон...

Бритые котята выглядят ужасно. Противоестественно. Бритые и размалёванные печатями — ещё того хуже. А мне к тому же совершенно не нравился... процесс. Я ощущал себя всё ближе и ближе к Симомуро Кийоши. Превращение в маленькое, искажённое подобие Резчика... нет уж. Спасибо, не надо!

Котята умирали. Один за другим. Сущность среднего демона и крошечные комочки дрожащей плоти... они просто не выдерживали, хотя Супаку старался быть как можно осторожнее и пассивней. Не выдерживали ни прожившие тридцать дней, ни прожившие пятьдесят дней, ни котята возрастом в девять десятидневий. Несколько малых черт агонии, потом, у котят постарше, несколько больших черт — и всё. Труп. Оскаленный и скрюченный, испятнанный тёмной кровью.

Котёнок возрастом одиннадцать десятидневий продержался почти два дня. Таких долгих, мучительных дня. Но нет. Снова неудача. Проживший пятнадцать десятидневний выдержал впятеро дольше предшественника. Под конец он... не хочу вспоминать.

Это при том, что варубатто половину времени проводил в тэссэне.

И при том, что я старательно выправлял последствия Целительным Касанием, а сама жертва моих опытов не покидала специальной медицинской печати!

— Повторим с его братом из того же помёта, — сказал Супаку. Ему было, пожалуй, ещё хуже: это он корчился от боли и умирал, раз за разом проходя через муки агонии.

— Уверен? Может, подождать, пока ещё хоть немного повзрослеет?

— Нет. Ты же сам говоришь: чем моложе, тем лучше. А я... кажется, я понял, что к чему. И смогу получше подстроить свою сеф к... такому телу.

— Ну, пусть так. Надеюсь, хотя бы на этот раз всё получится. Я устал их хоронить.

...у нас получилось.

Через полгода варубатто уже спокойно мог находиться в теле Рейза* круглые сутки, не нуждаясь в поддержке медицинской печати и почти не испытывая боли. Это был прорыв! Через год Супаку приучил оболочку к применению ёсоватшу — пусть и далеко не в полную силу.

/* — сокр. от Reizabakku — "полосатик"./

А я наконец-то смог расслабиться, так как проблема побратима осталась в прошлом, и перейти к закреплению моей репутации в новой семье.

* * *

— Мичио-кун. Скажи... это ведь ты написал?

Лист бумаги в протянутой руке старика слегка дрожит. Я бросаю беглый взгляд на лист и со всем возможным почтением отвечаю:

— Да, это так, Ясси Монтаро-сама.

— А кто это... сочинил?

— Это также сделано мной, Ясси Монтаро-сама.

Другому восьмилетнему мальчишке такое утверждение вряд ли сошло бы. Но у меня репутация гения. Я делаю невероятные успехи в освоении фехтования, стрельбы, во владении собственным телом и в изучении фамильных дзюцу (собственно говоря, я уже знаю их все; с моей точки зрения — ничего особенного, многие Формы посложнее будут). Также я очень хорош — особенно для своих лет — в каллиграфии. Знаю этикет в совершенстве (ещё бы я его не знал!). Могу с рассвета до заката цитировать семейные хроники — дословно. С младшими я ласков и чуть снисходителен, со старшими — подчёркнуто вежлив. Всегда. Ещё никому не удавалось вывести меня из душевного равновесия или застать врасплох. Порой я улыбаюсь — но смеха моего никто не слышал. Иногда я печален — но слёз не ронял никогда.

Мной восхищаются.

Меня побаиваются. А чаще попросту боятся. Причём не только младшие.

Меня не любят.

Это, собственно, тоже часть плана, составленного давным-давно и понемногу претворяемого в жизнь. Да, я родился в семье Ясси, под крышей их поместья — но я не намерен прожить всю жизнь под этой фамилией. Мне нужно кое-что иное.

— Мичио...

Взгляд Монтаро возвращается к написанному.

Приказ: плыть в море.

Отчий дом обветшалый...

Разум и чувства*.

/* — здесь будет уместен краткий разбор смысла хокку.

Про местное мореплавание автор уже рассказывал, да и море не только в местной культуре является одним из тропов смерти. На языке оригинала же бытует двоякая метафора: "плыть за море" = "встретиться с неизбежной смертельной угрозой", "плыть В море" = "пойти на смерть". Итак, в первой строке герою предстоит умереть по приказу. Грамматическое время — будущее. (Да, автор знает, что в земной вариации японского языка такая категория отсутствует. Но в мире "КС" язык немного иной).

Вторая строка. Грамматическое время — прошлое.

Третья строка апеллирует к классическому конфликту японской культуры. Несколько огрубляя, можно сказать, что (а именно так звучит в оригинале строчка, перевод скорректирован ради сохранения размера) "гири то ниндзё" = "долг и чувства": нравственный выбор, вполне понятный и европейцу. С той разницей, что японцы по традиции куда более жертвенны, и если европеец (либо русский) может пренебречь долгом в пользу чувства, не будучи осуждён обществом и самим собой, то самурай, коему приказано господином избавиться от низкорождённой любовницы, вряд ли сбежит с ней на край света. Очень вряд ли.

Скорее уж можно ожидать, что самурай напоследок проведёт с ней приятный вечер, потом зарубит, чтобы не доставлять ей боли расставания, потом из тех же соображений и в знак протеста сам устроит сэппуку (двойное самоубийство возлюбленных, которым не судьба быть вместе — ещё одна милая островная традиция, считается жутко романтической). А жестокосердый господин впоследствии будет иметь дело с необходимостью заботиться о жене плюс — опционально, особо — детях покойного. И с общественным порицанием, но не очень сильным.

Потому что был в своём праве.

Впрочем, лирический герой хокку расстаётся не с любовницей, а с родителями. Перед которыми у него тоже имеются определённые моральные обязательства. Поэтому после некоторого размышления не очень понятно, какой именно долг и какие именно чувства имеются в виду; возможно, лирический герой имеет в виду долг перед предками, дом которых обветшал, а под чувствами разумеет вполне понятный страх смерти. Можно даже домыслить, что он идёт на смерть именно ради того, чтобы заработать родителям на спокойную старость. Но учитывая отношения японской культуры с многозначностью, следует совмещать все не явно противоречащие толкования. Так как югэн.

Это длинное, надоевшее уже читателям примечание необходимо, чтобы стало немного понятнее, почему данным хокку восхищаются и чего в десяти словах — из которых два являются предлогом и союзом — такого гениального./

— Да, Ясси Монтаро-сама?

Патриарх молчит. Думаю, он уже принял решение, к которому я исподволь подталкиваю его последние года два. А если ещё не принял... что ж, я терпелив.

* * *

Как стреляет новичок?

Покрепче сжать натянутый лук. Взять стрелу. Проверить, правильно ли взял. Наложить пятку стрелы на тетиву. Проверить, правильно ли. Если что-то не так — поправить. Проверить стойку (и тоже поправить, если что не так). Оценить мишень, особенно её расположение. Вдохнуть. Выдохнуть. На новом вдохе натянуть тетиву... миг оценки: стойка? Положение корпуса? Лука? Стрелы? Мишени? Всё хорошо, всё гармонично? Тогда — выстрел!

Как стреляет опытный практик кюдо?

Незачем думать о стойке. Незачем сжимать лук. Незачем проверять положение стрелы. Мысль летит к мишени впереди взгляда. Тело делает всё, что надо, пока сознание вносит малые поправки на вес стрелы, расстояние до мишени, силу и направление ветра, возможные помехи. Одно только слитное движение — и стрела отправляется к цели.

Как стреляет мастер?

Мишень, лук, стрела, а главное — сам стрелок... всё это части мира, элементы гармоничного неделимого целого. Пульсирует в правильном и должном ритме Очаг, течёт по каналам сеф, перетекает в окружающий мир. Если надо — сеф сворачивается в наконечнике злым комочком (после попадания цель ждёт дополнительный удар стихией Молнии, или режущим Ветром, или жгучим Огнём). Если надо — сеф обволакивает древко стрелы дополнительными кольцами, а потом, уже в полёте, толкает его вперёд: быстрее! Ещё быстрей! Так быстро, чтобы даже ученик мага не ушёл от атаки, а посвящённый ушёл не без труда! Если надо — сеф опять-таки обволакивает древко, но более сложной и хитрой сетью. Связанной со стрелком, с его зоркими глазами. Чтобы уклонение не помогло врагу. Таково сложнейшее кюдзюцу рода Ясси, именуемое Ищущим Добычу Соколом или просто Соколом...

Я могу его использовать. Ещё в семь лет мог, а теперь, в девять — и подавно.

Поэтому я — мастер.

...однако кюдо есть нечто большее, чем просто умение попасть в цель за полтораста шагов (не моих, конечно, а шагов взрослого).

Ощущение гармонии мира. Вот какова суть этого Пути.

Конечно же, кендо — Путь меча, а также каратэ-до* — Путь безоружного тоже основаны на ощущении гармонии мира. Да и Путь мага основан на нём же. И вместе с тем все эти Пути разнятся. Вернее, они сосредоточены на разных гранях единого целого, которое я (это теперь мне кристально ясно) только едва-едва начал постигать.

/* — на Восточных островах под названием "каратэ" понимают ЛЮБЫЕ разновидности рукопашного боя. От того, что и мы назвали бы каратэ, до дзюдо и даже сумо. Соответственно, кендо — это опять-таки любые дисциплины владения неметательным холодным оружием, от кендо в узком смысле слова до тэссэндзюцу, бодзюцу, фехтования на нагинатах или там боевых серпах включительно. А вот букидо — владения метательным оружием типа сюрикенов, сенбонов и пр. — как некого отдельного Пути не существует; лишь несколько букидзюцу, включённых в Путь мага./

В этом есть своя ирония. Четыре раза мне потребовалось переродиться, чтобы за собственными попытками освоить магию и убийство как искусство — да и то не без посторонней помощи, так что спасибо мужчинам рода Ясси, наставлявшим меня во владении оружием — начал я видеть некую единую большую истину, некую... сверхсистему. Самому догадаться не вышло. Потому, наверно, что это новая родня видит во мне ками ведают кого, а я-то куда лучше знаю свою настоящую цену.

Итак, гармония мира.

Для мага, как мне известно уже давно, важнее всего первое из духовных чувств. Ощущение сеф. Именно через него маг постигает гармонию, именно через него воспринимает и свои действия, и шаги, предпринимаемые противниками. Где нет движения сеф, там нет угрозы... порой именно на этом глубинном заблуждении магов и ловят. Особенно молодых и неопытных.

Для бойца без оружия важнейшим становится второе из духовных чувств. Движение своей и чужой ци — вот что важнее всего для рукопашника. Если не чувствуешь его или чувствуешь, но неправильно, будешь терпеть поражение за поражением. Если чувствуешь только свою ци, а ци своего противника постичь не можешь — исход схватки решит случай. И только если чувствуешь свою ци, чувствуешь чужую ци и даже взаимодействие их не секрет для тебя, — только в этом случае сможешь претендовать на звание мастера каратэ-до, быть непобедимым в бою без оружия... пока в дело не идёт магия, конечно же.

Для практикующего кендо ощущение ци тоже, конечно, важно. Но не меньшую роль играет также "проницательный ум" заодно с интуицией. Оружие в руках разом резко повышает ставки. Там, где рукопашник имеет шансы вывернуться из ловушек врага малой ценой, перехватить инициативу и победить — для вооружённого обычно нет никакого "потом". Любой неудачный выпад — кровь. Любой удавшийся обман — рана или даже увечье. А первая же серьёзная ошибка — смерть! Поэтому в той гармонии, которую постигает боец кендо, так велика роль победы-до-боя. Правильной оценки своих сил и сил противника, наблюдательности, цепкости и глубины восприятия. Рукопашники бывают драчливы и несдержанны. Достигшие хотя бы начальных ступеней мастерства мечники — нет. Воины, чьё оружие поистине остро даже в лакированных ножнах, обычно безупречно вежливы и очень, очень спокойны. А показывающие нечто иное далеки от мастерства... либо играют от обмана.

Но что же до воина, выбравшего Путь лука? Какова для него гармония?

Я (на своём, далёком от совершенства уровне понимания) отвечу так. Для практикующего кюдо очень высока доля созерцательности. И вместе с тем в этой созерцательности больше всего агрессии. Суть искусства стрельбы заключена в убийстве на расстоянии, в поражении цели таким образом, что стрелку не угрожает ничто, а жертва не может избегнуть смерти.

Рукопашник, сойдясь с рукопашником, должен думать об уклонении и защите. Мечник, вставший против мечника, должен думать о том, как опередить врага и как самому избежать урона. Но лучник, натянувший тетиву, вовсе не думает о своей уязвимости. Только об уязвимости цели. Не готовится ускользнуть от удара, который может прийти с любого направления — сам наносит один, предельно точно нацеленный, неотразимый удар. В момент выстрела исчезает всё... исчезает даже тот, кто стрелял... остаётся лишь мишень — и стрела, летящая прямиком в неизбежность.

Зрение и чувство направления — из телесных.

"Проницательный ум" и интуиция — из духовных чувств.

Вот что питает гармонию, доступную пониманию практика кюдо. Чувство сеф... что ж, оно лишь расширяет возможности, доступные мастерам стрельбы. Как и слух (а настоящий мастер вполне способен стрелять вслепую, на звук: я проверял, и мне это не показалось сложным... побратимство с Супаку дало мне больше, чем я считал поначалу...).

А ещё упражнения в стрельбе, как я обнаружил, помогают расширить сферу чувств. Тот, кто смог с большой точностью воспринять происходящее вдали в одном направлении, понемногу сумеет так же воспринимать происходящее во всех направлениях разом. Может, с меньшей точностью, может, не с такой глубиной и полнотой... но это вполне возможно. И даже хирватшу моё благодаря этой практике развернулось до недостижимой ранее границы в двести тридцать шагов. Пока только первое хирватшу, но и второе уже стремится вдогонку...

...Моё имя — Ясси Мичио. У ног моих — два короба, в каждом из которых в начале тренировки покоилось по сотне стрел (колчанами их не назвать: слишком уж громоздки при ношении даже для взрослого; таскать эти короба мне помогает Ясси Маэми-анеуэ, которой почти пятнадцать и которая вовсе не в восторге от подобной повинности). В моих руках лук, сделанный под руку двенадцатилетки. Я могу более-менее нормально стрелять из него только потому, что стою на сандалиях-гэта с высокими платформами — собственно, слишком высокими, чтобы быть удобными... но это даже хорошо, так как усложняет тренировку. Кроме того, слишком длинный для моих рук и моего роста лук ещё и слаб: мне вполне под силу выстрел даже из настоящего, "взрослого" лука, поскольку я добавляю к своей силе энергию, вложенную в "Три У". Но так как сегодняшняя тренировка заключена в практике Песни Стремления, то есть попросту в стрельбе с разгоном стрел моей сеф, это тоже не страшно.

Широкий покос, где проходит тренировка, ровен как стол. Время — немного за полдень. Мишени (старые корзины, набитые прессованным сеном, поскольку при попадании в них стрелы ломаются реже всего) находятся к северу и северо-западу от меня, на расстоянии от ученических полусотни шагов до полных двухсот пятидесяти. Ветра почти нет, но когда он всё же появляется, то дует в самых разных направлениях. От нагретой земли поднимается лёгкая рябь, мешающая прицеливанию; и тем сильнее, чем дальше расположена мишень. Впрочем, в остальном условия почти идеальные. Желать большего — глупо. По моей спине, по груди и даже по лицу струится пот, от Маэми-анеуэ тоже разит не фиалками, к тому же через покос недавно перегоняли стадо свиней, оставивших на память о себе следы свинства, заставляющие благословлять высоту моих гэта... и это всё не имеет значения.

На моих губах — лёгкая улыбка безмятежности. Первый короб опустел полностью, второй — на три четверти.

Сегодня я стреляю на дистанцию в две сотни шагов. И допустил только три промаха.

Хороший день...

...который, похоже, вскоре станет ещё лучше. Позади, рядом с хорошо знакомым мне "огоньком под пеплом" Ясси Монтаро-сама, движется, приближаясь, "шипящий треск" незнакомого человека. Впрочем, мне вовсе не требуется знать его имя, чтобы определить: это воин. А ещё — маг. И судя по резерву сеф, который даже не думают скрывать, в ранге подмастерья. Стихийное сродство — Молния. Он мужчина, лет примерно двадцати пяти. При этом старейшине нашей семьи этот маг не нравится, в душе старика бурлят горечь, ревность и что-то вроде стыда. А вот маг лениво-спокоен. Ясси Монтаро-сама не вызывает у него особых чувств, кроме не столько искреннего, сколько привычного почтения к старшему. Самое сильное чувство мага — это интерес.

Направленный, кстати, в мою сторону.

Да. Это определённо хороший день, который имеет все шансы стать замечательным, если я ещё и с клановой принадлежностью угадал.

Продолжаю стрелять, как ни в чём не бывало, пока пара не подходит на расстояние полусотни шагов. На этом рубеже оглядываюсь, словно только заметив приближение. Глаз лучника безошибочно ловит знакомые формы и цвета кланового знака, нашитого на груди. Губы норовят расползтись в ещё более широкой улыбке, но я не позволяю им такой вольности. Вместо этого снова поворачиваюсь к мишеням и продолжаю тренировку.

Вспышка интереса со стороны мага — за тридцать пять шагов. Что-то поздновато. Подмастерье должен был заметить, что я пользуюсь сеф, раньше... или нет? Я ведь создаю Песнь Стремления уже вполне привычно, не допуская лишних всплесков и возмущений фона...

Остановились в двадцати шагах. Молча. Я спокойно заканчиваю, отправляя в полёт последние стрелы, и только после этого разворачиваюсь, вдвое сокращаю расстояние, сгибаюсь в поклоне... точь-в-точь таком, каким положено юному члену клана самураев приветствовать главу его рода:

— Долгих лет вам, Ясси Монтаро-сама. Счастлив вашему вниманию к недостойному.

— Полно, Мичио-кун. Ты достойнее многих и многих... и мы только что видели доказательства этого, — полуповорот, указующий взмах. — Позвольте представить: Ясси Мичио, надежда нашего рода.

Кланяюсь, как положено при знакомстве. Не глубже, не меньше — ровно как приличествует.

— А это, Мичио-кун, — ещё один взмах, уже в сторону мага, — уважаемый Мефано Фуджита, маг.

Киваю. Неуважения в этом нет: самураи по сословной лестнице стоят выше магов, а я вновь "просто" соблюдаю приличия. Игнорируя разницу в возрасте и силе.

— Рад знакомству с достойным, Мефано-доно.

— Взаимно... Ясси-кун, — скупая улыбка.

* * *

В этой жизни мне повезло. Дважды. Нет, даже трижды.

Во-первых, я родился на землях княжества Ниаги — пусть и не коренных, а на бывших спорных. Да что там, даймё Сантеро даже сейчас более независим, чем любой другой: только надави — вмиг качнётся в сторону Раго! И будет в своём праве, потому как с Ниаги у него не вассальный, а союзный договор... с разными условиями да привилегиями.

Во-вторых, я родился в благородной семье. И, что хорошо, не особо состоятельной.

Ну а третье, в чём мне повезло, так это в преобладающем сродстве. В пятой жизни у меня снова стихии Неба. Разумеется, я бы и с Землёй вывернулся, но Небо, если смотреть выгоду для моих целей — лучше.

Собственно, я бы вывернулся также и с местом рождения, и со статусом семьи, но... когда не нужны дополнительные усилия и можно сосредоточиться на главном, это серьёзно облегчает жизнь. К примеру, если бы мне пришлось добираться до Сацуто своим ходом, чтобы уже на месте каким-то образом привлекать внимание клановых магов Мефано... при том, что они не берут к себе чужаков-принятых, предпочитая сплавлять их союзникам... да, появились бы сложности. Возможно, даже непреодолимые.

А сейчас всё просто замечательно.

Никаких рисков со странствием, привлечением внимания, лишними вопросами. Сбегать из дома мне не пришлось: Мефано Фуджита после приглашения Монтаро сам приехал посмотреть на меня. Ни сейчас, ни позже мне не потребуется отвечать на неприятные вопросы вроде "откуда у тебя в твоём возрасте такой резерв?", "где это ты навострился направлять сеф, Мичио-кун?" или "кто показал тебе приёмы борьбы с оружием и без?". Такая семья, такие традиции, а я просто вот настолько талантлив.

В итоге я достиг первого промежуточного этапа в составленном мной плане. Это оказалось не так уж сложно даже для несовершеннолетнего интригана вроде меня. Более того, судьба словно сама стелилась мне под ноги, — знай, помогай. И вот я принят в клан, причём сразу в ранге ученика: будучи подмастерьем в магии, Мефано Фуджита имел право присвоения этого ранга без экзаменационного поединка, после простой оценки кандидата. Учитывая объём моего резерва и уровень навыков, у него просто не оставалось выбора. И хорошо: более высокий ранг резко повышал мою "цену", так что Ясси, которым я более чем благодарен за заботу и обучение, получали свой куш.

Могло ли всё пойти иначе? С очень небольшими шансами, так как моя новая семья слишком сильно нуждалась в свободных средствах. Но могло. Будь Ясси состоятельнее, прадед мог продать мою верность даймё Сантеро, отправив меня по тому же пути, по которому двигались мои дед и отец, а ранее — мои чтимые покойные предки. И рассчитывать, что я в кратчайшие сроки займу достойное место в гвардии. Но... даже при самых выдающихся задатках, карьера воина — дело не быстрое. Даже до чина рядового гвардейца мне пришлось бы расти как минимум лет семь, до этого я просто не смог бы встать в линию по недостатку роста и веса. До офицерского чина пришлось бы ждать ещё больше. А клану магов я мог послужить уже сейчас. И деньги на приданое дочерям Ясси требовались сейчас.

В общем, Ясси Монтаро практически не имел выбора, вызывать или нет "оценщика" Мефано. И возможность отдать меня в какой-то другой клан тоже хотя существовала, но очень маленькая. Во-первых, "княжеский" клан мог заплатить больше, во-вторых, потеря статуса для меня благодаря особому положению Мефано была ощутимо меньше. Вдобавок у них (как я знал ещё по третьей жизни) изменены договорами возможности по приёму новых магов. С одной стороны, их "домашней" территорией становилось всё княжество — а значит, и Сантеро. С другой стороны, Мефано имели право набирать только отпрысков самурайских семейств и семей землевладельцев. Это сильно сокращало возможное число "внешних" рекрутов: всё-таки принятие в клан магов является шагом вверх по сословной лестнице только для крестьян, ремесленников и купцов, а для отпрысков потомственных воинов и дворянства это шаг вниз. Зато качество таких рекрутов обычно намного выше, — чему живым примером хотя бы я сам; к тому же "княжеский" клан приобретал тем самым полезные связи в верхах.

Да. Рождение в княжестве Ниаги и в семье бедных самураев — поистине подарок судьбы!

Лучше было бы только с рождения иметь фамилию Мефано.

Хотя... там возникли бы свои сложности. Например, я сильно сомневаюсь, что в клане мне удалось бы с таким же успехом утаить кое-какие особые тренировки. Да и решать вопрос с Супаку-Рейзом стало бы... непросто. Это если очень мягко выразиться. Сейчас, когда я плыву с Фуджита-доно на корабле, направляющемся в Мароосу — зимнюю столицу Ниаги — скрывать от него мои странности помогает только то, что варубатто снова ушёл в мой внутренний мир. А Рейз и укрытый в моей скромной личной поклаже тэссэн — это просто кот и просто боевой веер. Урр сидит на верхушке мачты под своим шиватшу, дополненным Сокрытием. Раа, обделённый способностью к скрыту, вообще остался "дома", пообещав присоединиться к нам позже. Он, конечно, может уменьшиться до обычного ворона и даже достаточно долго пребывать в таком виде — но спрятать от мага свой резерв? Увы, нет.

* * *

Седьмое десятидневье весны. Поздний вечер. Уединённое поместье к западу от Мароосу на самой вершине небольшой скалы, именуемое Сосновым Пограничьем.

Название дано неспроста: с одной стороны идёт крутой обрыв к морю, с другой простирается небольшое море высокотравья, ну а само поместье словно вознесено к небесам: впечатление, усиленное особыми, как бы летящими очертаниями строений, особенно крыш. На западную внешнюю террасу, где я сейчас сижу, долетает с одной стороны шум прибоя, с другой — неумолчный звон цикад... и всё равно кажется, будто Сосновое Пограничье медленно растворяется в бирюзово-алом молчании вечерних небес.

Если верить летописям Мефано, при заключении союза с Намари тогдашние главы кланов лично высадили здесь две сосны. И действительно, все желающие, допущенные в поместье, могут полюбоваться на пару переплетающихся кронами сосен во внутреннем дворе. Частично закрытые от буйства тайфунов возведёнными людьми стенами, символы союза выросли куда выше и прямее, чем это обычно удаётся дикорастущим соснам на обрывах у моря.

Три с половиной столетия истории. Моя история как Мичио связана с кланом Мефано срок, меньший в пятьдесят раз. Да, моему телу всего лишь шестнадцать...

Этого уже достаточно для личной беседы с главой клана.

О которой я не просил. Меня вызвали сюда по просьбе Мефано Сусуми-сама после того, как я отклонил четвёртый подряд вариант помолвки, предложенный старейшиной Тоширо, моим непосредственным командиром. И вот я в компании главы клана — и в молчании, пронизанном нитями хорошо скрытого напряжения — встречаю закат, сохраняя при этом совершенное спокойствие духа.

— Мефано Мичио, урождённый Ясси Мичио, — нарушает молчание глава, когда становится окончательно ясно, что первым я сам не пророню ни слова. — Очень и очень особенный... юноша. Принят в клан девяти лет от роду на правах ученика. Сразу по прибытии убедительной победой в трёх экзаменационных поединках подряд подтвердил ранг посвящённого. Три с половиной года спустя не менее убедительными победами подтвердил ранг подмастерья. Взял на себя обязательства наставника — и спустя ещё три года довёл четвёрку учеников до уровня хороших, перспективных посвящённых. Чем подтвердил право сдачи экзамена на мастера магии... и сдал экзамен, причём с первого раза.

Мефано Сусуми снова умолкает. Однако никаких вопросов с его стороны не прозвучало, поэтому я продолжаю молчать. Лучи закатного солнца ласкают моё лицо, касаются закрытых век, греют складки штанов-хакама и жёсткий от вложенных защитных пластин с цем-печатями короткий жилет-хаори. За поясом покоится оружие в ножнах: сёто по имени Отото и танто по имени Анеуэ (кто бы знал, сколько усилий по добыче колдовских рецептов мне пришлось положить, чтобы добиться "свободного" запечатывания Урр и Раа в паре демонических клинков! Зато потом запечатать Рейза в броневой пластине, что сейчас прикрывает мне спину, оказалось почти просто).

— Мефано Мичио... скажи, чего ты хочешь добиться?

— О моей конечной цели я сейчас промолчу. А вот цель промежуточная... я желаю признания себя истинно равным*.

/* — как и в случае со службой у Хикару, "принятие в клан" — штука не простая. И с несколькими ступенями. Конкретно у Мефано система такова:

Первая ступень — простейшее принятие с зачислением в, собственно, принятые. Человек (то есть ребёнок или подросток по факту) получает начальные права, но не более; к фамилии рода добавляется имя клана, причём оно идёт впереди.

Вторая ступень. Если принятый показывает должные успехи и растёт в рангах, его или её могут ввести в семью через брак; на это могут рассчитывать и подмастерья, а мастерам магии такая честь почти гарантирована. Фамилия рода более не называется, а если называется, то лишь в официальных случаях и с приставкой "урождённый". Чуть выше, когда глава называет ГГ "урождённым Ясси" — при том, что тот даже помолвки не заключил, не говоря уже о браке — он явно и неприкрыто льстит. Ну, или же отдаёт должное достижениям ГГ, благо те действительно впечатляют.

Признание "истинно равным" — третья и наивысшая ступень. Это признание снимает какие-либо ограничения статуса внутри клана. Возможность такого признания связана не с каким-то повышенным либерализмом "княжеского" клана, а с уже упоминавшимся выше фактом меньшего социального статуса магов в сравнении с самураями или тем более потомками знати, отчего для Мефано нет урона чести в признании, что отпрыск воинского сословия достиг вершин в магическом искусстве. Истинно равного мага, пусть он и не Мефано по происхождению, могут ввести в совет старейшин, чего от тех же Арашичиро, например, или Тэннобу вовек не дождёшься... а могут, в теории, поставить и главой.

Нетрудно понять, на какую конечную цель ГГ желает намекнуть своему визави... но сам он — равно как и догадывающиеся о мотивах читатели — знает о своих целях немного больше./

Мгновение тишины. Осознание.

И негромкий смех... резко контрастирующий с накрывшей террасу яки, или попросту жаждой крови. О, Мефано Сусуми-сама умеет пугать!

Вот только я не из пугливых.

— Да ты, Мичио-кун, на мою младшенькую нацелился? На Ран-тян*? Понравился цветочек?

/* (яп.) — водяная лилия. Реальное имя./

— При всём уважении, Мефано-сама, ваша младшая дочь слишком слаба, избалована и легкомысленна. Честь породниться с кланом через неё я готов предоставить кому-нибудь другому.

Яки исчезла, как не бывало.

И это означало, что Мефано Сусуми перестал меня пугать. Потому что готовится убивать.

В серьёзном бою никто из магов не использует яки — то есть направленные выплески суго с неким намерением, обычно угрожающим или вообще убийственным. В серьёзном бою это просто растрата резерва и сигнал, только на то и годный, чтобы предупредить противника об атаке. Когда маг высокого уровня по-настоящему хочет напасть, он полностью скрывает свои намерения, маскирует сеф, суго и даже в какой-то мере — если по-настоящему искусен — ци.

Глава клана обернул свою систему круговорота сеф плащом Сокрытия, и это означало, что игры в дипломатию вот-вот закончатся. Но также это означало, что меня (наконец-то!) воспринимают не в качестве подающего надежды юнца-подчинённого, а всерьёз.

Да, риск... но я собрал достаточно сведений о главе клана и достаточно глубоко проник в его душу с помощью моего первого хирватшу, чтобы рискнуть рассчитанно. Кроме того (и это, пожалуй, самое важное), я опирался на традиции и обычаи.

...этикет клановых магов — презабавная штука. Он един в трёх лицах.

Когда общаются маги из разных кланов, особенно враждебных, особенно маги высоких рангов, это похоже на войну по правилам без правил. Нет, это не противоречие. Заранее ясно: будут попытки обмана — это правило. Заранее ясно: будет использован язык иносказаний и намёков (Мефано в этом особенно хороши, по известным причинам) — это тоже правило. Заранее ясно: сказанное прямо и просто — правдиво, но легко может быть истолковано превратно... А в остальном правил нет и быть не может: для обмана врага любые средства хороши!

Когда маг общается с заказчиком, в ход идут вежливость и прямота. Ну, чаще всего. Заказчиков не принято обманывать — считается, что это слишком легко и потому бесчестно. Можно умолчать о чём-то, но только если это не повредит репутации. А ещё для мага позорно оказаться обманутым. Хотя за такой обман и не мстят напрямую, но маг получает право ответить обманом на обман.

А вот когда общаются соклановцы, принята полная честность. Можно о чём-то умолчать, как втихую, так и открыто отказавшись от ответа. Но если уж отвечаешь, то правду. Иное просто не имеет смысла: мало-мальски опытный маг, начиная с уровня посвящённого, слишком легко разоблачает ложь и даже недомолвки. Потому солгать соклановцу — едва ли не лучший способ оскорбить. Впрочем, настойчивое повторение вопроса, на который не хотят отвечать, тоже... раздражающее действие.

Обижаться на сколь угодно неприятную правду среди "своих" не принято. Это, конечно, не отменяет обид, в том числе затаённых, и тем более не уберегает от попыток уязвить в ответ... но правило есть правило.

Глава клана обязан следовать ему и показывать пример всем остальным.

— Ты, — голос тихий, ровный, навевающий воспоминания о звуке, с каким хорошо смазанный клинок покидает ножны, — хорошо подумал, прежде чем дать моей младшей дочери такое... описание?

Я выдержал небольшую паузу, прежде чем ответить:

— Мефано Ран, дочь Мефано Сусуми и Мефано Румико. Возраст — пятнадцать лет. Родилась с редким изъяном системы круговорота, обычно называемым синдромом тающей ци Льяо Бэя. Так как на лечение не жалели денег, целители смогли практически полностью устранить последствия к девяти годам. До окончательного излечения Мефано Ран были противопоказаны физические нагрузки, и она выросла слабой. Родители не могли заботиться о ней, как о старших детях. Поэтому она выросла, будучи более похожей не на дочь клана, а на любимое дитя даймё или даже маленькую княгиню. После излечения не попыталась наверстать потерянное время, избегала любых нагрузок, физических или духовных. Вместо этого заполняла свою жизнь поездками по лавкам дорогой одежды, занятиями благородными искусствами и общением с живущими в столице девицами своего возраста и круга. Полагаю, что Мефано Ран, признанную красавицу и сокровище клана, ожидает участь, наиболее подобающая ей. Если верны слухи, ныне за её внимание соперничают сразу трое достойных отпрысков семейств Уваши, Льян и Хатимару. Брак с таким недостойным, чёрствым и скучным человеком, как я, всего лишь без толку растоптал бы редкий цветок, распустившийся на стволе нашего клана. Впервые увидев вашу дочь полгода назад, на моём мастерском экзамене, я вспомнил такие слова:

Будто цветок

оторвался от стебля -

порхает бабочка...*

/* — для разнообразия, это хокку принадлежит не Басё, а Альбине Самусевич. ГГ ставит дочь главы в один ряд с мотыльками и орхидеями рода фаленопсис, которые для японцев входят в четвёрку "благородных растений" наряду с бамбуком, дикой сливой (aka сакура) и хризантемой./

Короткая пауза.

— Вспомнил и осознал, — заканчиваю я, — что есть в мире вещи слишком драгоценные и вместе с тем хрупкие, чтобы тянуться к ним руками.

Над террасой сгустилось молчание. Только по-прежнему шумел прибой, звенели цикады да ещё солнце светило прямо сквозь веки. А мне живо вспомнились иные строки:

Неподвижно висит

Тёмная туча вполнеба...

Видно, молнию ждёт.*

/* — а вот это снова Басё./

Однако молния так и не ударила. Глава отпустил Сокрытие, вновь позволив своей сеф свободно изливаться во внешний мир. А вот барьеры воли, удерживающие истечение суго, остались. Но что с того? На столь малом — едва ли пять шагов — расстоянии моё хирватшу проникало сквозь них, лишь немного слабея. И я прекрасно сознавал всю опасную смесь эмоций, испытываемую Мефано Сусуми на мой счёт. От бессильного гнева до невольного уважения, от хищного интереса до лёгкой опаски.

Да. Я вновь рискнул — и выиграл.

— Если ты не тянешься руками к Ран-тян, — промолвил он, — то к кому? Или сердце твоё вовсе не отягощено желаниями, обычно свойственными юности?

— Моё сердце покорно моей воле, — заявил я в ответ. Дабы показать хоть часть самонадеянности юнца, а то уж слишком взвинтил ставки. — Воля же моя направляется умом, а ум говорит, что нужно стать достаточно сильным. Истинно равный сможет не довольствоваться мудрыми предложениями Мефано Тоширо-доно, но выбрать спутницу жизни сам.

— Это не ответ. Точнее, не весь ответ. Скажи, Мичио-кун, на кого ты нацелился? Кого выбрал?

— Надеюсь, вы не станете смеяться, Мефано Сусуми-сама...

Повеяло лёгкой настороженностью.

— Постараюсь.

— Санго.

Настороженность ушла, вытесненная изумлением — недоумением — опаской.

— Почему?

— Сильный мастер магии. Среди незамужних женщин и девушек клана — сильнейшая. Хороша в Формах Воды, почти так же хороша в Формах Дерева. Как целитель — всего лишь выше среднего, но с ростом опыта и контроля станет лучше...

— И тебя не беспокоит, что моя старшая дочь из-за ожога на пол-лица страшна, как демон? Что характер у неё хуже, чем у любого демона? И, в конце концов, ей уже двадцать три!

— Дурная внешность и дурной характер взаимосвязаны. Мефано Санго просто-напросто сильно устала и почти отчаялась... для меня это странно.

— Почему?

— А с каких пор маги обращают много внимания на внешнее в ущерб внутреннему? Нет, мы не каннуси, чтобы отдавать душам предпочтение в сравнении с плотью — но ведь и не обычные люди, что так падки на красивые обёртки! Санго — умница с волей, что крепче железа. Сеф её подобна шёлку и подобна васаби, без которого пресен рис жизни. Она опаснейший противник... но может стать самым преданным другом. Счастлив будет мужчина, сумевший проникнуть в её душу, довериться и поверить. А разница в возрасте... это прелести Мефано Ран суждено вскоре увянуть — ваша же старшая дочь и полвека спустя останется почти такой, как сейчас. Всё-таки мастер магии и целитель не из последних...

— Вот как. И, конечно же, то мелкое обстоятельство, что она — моя старшая дочь, для тебя не имеет большого значения?

— Большого значения — нет, не имеет. Куда важнее, что по природным законам наследования дети Мефано Санго получат её сильную ци. "Здоровье потомков — благословение предков"*. Я хочу, чтобы у моего сына — или дочери — был шанс стать сильнее меня.

/* — цитата из Священной Дюжины./

Глава помолчал.

— Что ж. У нас вышел довольно интересный разговор. Я буду пристально наблюдать за твоими успехами, Мефано Мичио-кун.

"Ты осознаёшь, что на выбранной дороге легко оступиться и, оступившись, пасть?"

— О большем, Мефано Сусуми-сама, не смею просить. Благодарю за беседу и понимание.

"Вполне осознаю — и ступаю твёрдо".

Оборот пятый (2)

Команды магов могут иметь разную численность в зависимости от специализации. Наименьшее число, конечно, двое: лидер и ведомый, они же наставник и личный ученик, обычно также являющийся его близким кровным родичем. Такая пара является наилучшим выбором при шпионаже, особенно если оба члена пары имеют повышенную чувствительность к сеф или какие-то специфические навыки. Также обычно в паре результаты обучения самые высокие... пусть не намного, но всё-таки.

Вот только сильных магов на всех учеников просто не хватит, поэтому команды-двойки редки.

Тройки — более частый вариант. Но не намного. Основным преимуществом тройки является возможность добиться большей тактической гибкости. Например, если лидер и первый ведомый имеют стихии Неба, второго ведомого обычно стараются подобрать с одной из стихий Земли. Также тройка позволяет отработать действия в паре, причём не обычной, а взаимодополняющей.

Самый частый вариант — команды-четвёрки. Просто потому, что в любом устоявшемся клане отношение недообученного молодняка (учеников и посвящённых) и свободных опытных магов (мастеров и подмастерий) близко к трём к одному.

Меня поставили лидером пятёрки. Как там выразился глава — "взял на себя обязанности наставника"? Как же. Мне-подмастерью всучили более чем проблемный состав, предельно неудобный и конфликтный. Достаточно сказать, что один из вверенных моим заботам учеников, на год старше меня, кстати, до вступления в клан Мефано носил фамилию Льян. Да-да, из тех самых Льян, богатого семейства судостроителей. Если бы я тогда и в самом деле был юнцом неполных тринадцати лет, я бы нашего Индюка скорее прибил, чем укротил.

Остальные трое были немногим лучше.

Моя ровесница-принятая из такого же рода обедневших самураев, словно в насмешку названная Рини*, возвышалась надо мной при знакомстве на голову. И вообще выглядела лет на четырнадцать, если не все пятнадцать. Подчиняться она умела, вот только предпочитала подчиняться ровно до тех пор, пока мои распоряжения не входили в противоречие с семейным кодексом чести... что для будущего мага, прямо скажем, не полезно. Если Индюк Ясуо перечил мне от повышенного гонора, который ох как не сразу удалось из него выбить, то на Зайку требовалось давить здравым смыслом и опытом... что легко удалось бы двадцатилетнему, а у сильно уступающего ростом двенадцатилетки вызывало понятные сложности.

/* (яп.) — "маленький зайчик"./

И, как кунжут на гома данго, близняшки Шика* и Тоши**. Клановые девицы одиннадцати лет от роду, с виду похожие, как горошины из одного стручка, а на деле разные почти как день и ночь.

/* (яп.) — "олениха"

** (яп.) — "зеркальное отражение"./

Они-то и доставили мне больше всего проблем.

При моём с ними знакомстве я был поражён почти до онемения — и мои демоны испытали не менее яркие чувства. Шика имела нормальное для урождённой Мефано сродство с Водой и вторичное с Деревом, а вот Тоши имела склонность к Огню и Молнии. Но это так, сущая мелочь на фоне того, что близняшки имели одну душу на двоих. Буквально. Хотя это не отражало истинного положения дел. Я бы сказал, что ещё в материнской утробе их души соединились, как при побратимстве, только намного глубже, почти до взаиморастворения, и получилось... я долго пытался понять, что именно. Но едва ли могу сказать, что преуспел.

Ци у близняшек существовала раздельно. Правда, когда Шика выполняла редкую целительскую Форму, Дарование Сил, заключающейся в передаче особым образом настроенной ци, вместо обычной для этой Формы растраты половины переданного потери сокращались до одной десятой... если целью Дарования Сил выступала Тоши. Не уверен, откуда взялся такой эффект; может, дело вовсе не в общей душе, а просто в особенных отношениях близнецов... Как бы то ни было, обмен сеф им давался ещё легче. Они могли делиться ею в любом направлении и без сложения одиннадцатой мудры — для них это казалось естественным, как дыхание. А вот суго...

Два "ядра". Два сознания. Такие похожие, такие разные.

Способные меняться телами. И даже влезать вдвоём в одно тело — просто забавы ради или после мысленного "смотри-ка, что делается!". Одна на двоих память (но очень разные отношения к одинаковым событиям). Один на двоих диалект Речи, другим совершенно непонятный. Во всяком случае, я порой попросту переставал их "слышать", а мои демоны разбирали сообщения близняшек друг другу ещё хуже: мне-то немного помогало хирватшу...

Когда я Юрэй-нином впервые проник во внутренний мир Шики, оказался на берегу озера. В тёмной, почти чёрной воде отражались звёзды, горы и облака... которых попросту не существовало по "верхнюю сторону" зеркального мира. Собственно, кроме ледяной воды и береговой кромки, плавно перетекающей в пустоту перехода на второй уровень — этакую дыру во всё небо и почти всю землю — в мире Шики существовал только росток бамбука. Напрочь отказывающийся отражаться в воде.

В мире Тоши я увидел те самые звёзды, горы и облака. Увидел и озеро... только в его вязкой чёрной тьме не существовало ни намёка на отражения. Одна лишь голодная пустота. И зависший над нею "росток" трескучего, слабо мерцающего сияния: юный праправнук молнии.

Если Индюк не желал повиноваться мне как лидеру из-за своего происхождения, если Зайка взбрыкивала из-за "неправильного", по её мнению, понимания мной моральных норм и правил приличия, то Непоседы попросту не знали, что такое подчинение. Их замкнутость и самодостаточность, помноженные на непостижимость мышления и совершенно детскую непоследовательность, делали близняшек истинным кошмаром наставников. Я чуть не поступил так же, как все мои предшественники — почти сдался, почти отступил, когда спустя полгода после первого знакомства не бросил (почти случайно, так как уже даже уязвить Непосед не рассчитывал):

— Да как вы вообще экзамен на ученичество сдать умудрились, с вашими-то вывертами?!

На что те сообщили на удивление внятно, на два голоса, одинаково щуря светло-карие глаза и так же одинаково, но в разные стороны склоняя голову набок в лёгкой мечтательности:

— Мы играли, и было весело.

Ставший этому свидетелем Индюк, заслуживший к тому времени право иногда, за особые заслуги, называться Ясуо — утверждал, что я после этого на полных две малых черты замер, где стоял, с лицом не то очень глупым, не то до изумления одухотворённым. Близняшки и раньше умудрялись своими выходками вогнать меня в состояние "мгновенной оценки". Но чтобы аж на две малых черты?! Впрочем, именно в их возможности не верить глупо...

Как бы то ни было, я всё-таки подобрал к ним ключик. С большим опозданием конечно. Но хотя бы вообще подобрал. Чем в момент обошёл всех родителей-воспитателей-учителей Непосед, которые не смогли. С того момента дела команды понемногу пошли в гору.

А сейчас я и вовсе могу заслуженно радоваться успехам подопечных.

Ясуо и Рини. Шика и Тоши. Две пары, в каждой из которых имелся маг со склонностью к стихиям Неба и маг со склонностью к стихиям Земли. Более того: при необходимости согласованных действий на расстоянии я всегда мог составить другие пары. Например, Ясуо и Тоши — если нужно куда-то проникнуть под покровом иллюзий; Шика и Рини при этом оставались прикрывать их, наблюдая за обстановкой, а в случае необходимости могли помочь отступающей паре диверсантов и шпионов встречным ударом из заранее подготовленной засады. Благодаря своей особенности Шика и Тоши могли держать незаметную связь друг с другом на любом расстоянии. Очень удобное свойство. Кроме того, я дополнительно обучал Ясуо и Рини контактному бою с оружием, Шике давал основы создания цем-печатей и артефактов, а Ясуо и Тоши — уроки по боевому применению стихийных Форм.

Само собой разумеется, что о физическом развитии, увеличении контроля сеф и её резерва, владении общеизвестными Формами я заботился для всей четвёрки разом, не делая исключений ни для кого. О том, чтобы подопечные качественно овладели другими основными навыками магов, вроде скрытного передвижения, чтения следов, методами первой помощи и полевого допроса, установкой ловушек и их распознанием, применением простейших ядов и других полезных составов, началами актёрского мастерства, незаметной слежки, использования естественных и рукотворных укрытий, обмену условными сигналами и тому подобными вещами — я следил тоже. При всём богатстве накопленного опыта я до сих пор не мог заявить о себе как о мастере, например, бесшумного убийства или выдающемся медике. Но основы почти любой из составляющих искусства мага — да, основами и нередко продвинутыми навыками на этой опоре я владел. За три года я многое дал своей четвёрке, но при этом научил далеко не всему, что знал сам — для этого потребовалось бы куда больше времени.

Это при том, что я пока ещё и близко не подошёл к уровню, по достижению которого следовало либо закончить обучение, либо начать передавать хотя бы часть накопившихся секретов. Ведь я не только учил, но ещё и сам учился новому... а учиться, спасибо памяти профессионального люай, я умел и хорошо, и быстро.

Жаль, что Мефано Тоширо-доно мои успехи активно не нравились.

С другой стороны — что я мог поделать? По жребию на моём экзаменационном поединке на подтверждение ранга посвящённого мне достался в противники, помимо двух великовозрастных принятых, его правнук. Когда я подтверждал ранг подмастерья, мне достались в противники три команды посвящённых, лидером и наставником в одной из которых был внук старейшины. Наконец, в поединке за звание мастера против меня вышел сын старейшины: единственный выживший из всех, суровый дядя в возрасте за шестьдесят.

И этот-то дядя, Мефано Шо, проиграл гениальному, по общему мнению, но всё равно сопляку неполных шестнадцати лет. Проиграл быстро — за три с половиной удара сердца — и, можно сказать, позорно. Мне даже две трети заготовленных тёмных фишек использовать не пришлось: хватило Покрова Бури, пространственного маневрирования за счёт Сдвига без якоря, а также старого трюка с иллюзиями со стихийной составляющей и моих новых, ранее начисто отсутствовавших навыков кендо. У Шо имелось преимущество в объёме резерва, в количестве изученных Форм, в уровне телесных способностей, наконец — но ничто из этого ему не помогло. Как он с самого начала попался на мою показную неуверенность в своих силах, так и потерял темп, и не смог отыграть потерянное.

В общем, нелюбовь Тоширо-доно к моей персоне вполне можно понять. Равно как неизбывное стремление осложнить мне жизнь. Но некоторые вещи, несмотря ни на какое понимание мотивов, оправдать нельзя. Особенно с моим опытом.

— Вам нужны головы Кенсиро, Мефано Тоширо-доно? — повторил я. Чтобы обратиться к этому... человеку с привычной строгой вежливостью Мичио, потребовалось необычно большое усилие.

— Да.

— Чем больше, тем лучше?

— Верно.

— И добыть их должен не я сам, а члены моей команды?

— Мне кажется, вы и в первый раз расслышали приказ в точности, Мичио-сан. Ведь так?

— Так, Мефано Тоширо-доно. Однако у меня есть право спросить, каков источник этого приказа и как он соотносится с заключённым с кланом Кенсиро перемирием.

— Приказ исходит от Мефано Сусуми-сама, — весьма ядовито (и, увы, правдиво) сообщил мой собеседник. — Перемирие нарушено самими Кенсиро: за предыдущее десятидневье на спорных землях исчезло без следа две команды магов нашего клана. Именно твоей команде поручено взыскать цену крови с наших врагов, так как ты с подопечными — в данный момент наиболее подготовленный отряд из всех, свободных от заданий, — слово "подготовленный" старейшина произнёс так же ровно, как всё остальное, но в эмоциях сверкнул смесью злорадства и вынужденного уважения. — Ещё вопросы?

"Понятно. Сейчас я ещё потрепыхаюсь, конечно, но суть от этого не изменится. Пусть команды, пропавшие на спорных землях, состояли из принесённых в жертву неудачников — особо бестолковых принятых и либо бесперспективных, либо перешедших кому-то дорогу клановых. Пусть перед этим разговором уважаемый Тоширо сам разогнал по срочным, пусть и не слишком сложным заданиям всех "наиболее подготовленных" магов Мефано, оставив меня и мою команду для кровавой работы. Пусть даже пара-тройка более опытных и сильных магов отправится наблюдать за ходом моего... нет, нашего!.. испытания. И поддержит, если случится худшее.

Это всё не отменяет того, что по приказу старейшины — одному из тех, которые не оспариваются и не обсуждаются — Шике и Тоши придётся убивать. Они клановые, конечно, но ведь ещё совсем девчонки! Во многом вообще девочки!

Боюсь, эту игру сделать весёлой не получится даже у меня...

Равно как избежать игры вовсе".

— У меня много вопросов, Мефано Тоширо-доно, — сказал я. И вежливое обращение на языке вновь ядовито горчило. — Прежде всего: какие именно наши команды пропали? Где и при каких обстоятельствах? Какие задания они выполняли перед исчезновением? Кто проводил расследование и на каких основаниях было сделано заключение о виновности Кенсиро? Как вы понимаете, после получения ответов у меня будут к вам ещё вопросы.

Старейшина смерил меня нечитаемым взглядом. Даже с помощью моего хирватшу: прочитать эмоции можно только у того, кто их испытывает. А так как собеседник на середине моей речи ушёл в транс... кстати, это ещё одна вещь, которая клановым этикетом не одобряется. Даже интересно: чем это я настолько взбесил Тоширо, что он пошёл на малую потерю лица, только бы избежать большой? Неужто мои выдержка и вежливость — настолько опасное оружие?

Меж тем старейшина, не говоря ни слова, поднялся, вернулся обратно к разделявшему нас котацу с письменными принадлежностями и тут же быстро начертал в свитке несколько столбцов. После чего снова встал и трижды глубоко поклонился в молчании, принося извинения... и вместе с тем если не полностью снимая, то значительно ослабляя вину за вхождение в транс у меня на глазах.

— Приношу свои самые искренние извинения вам, Мефано Мичио-сан, — произнёс он. — И прошу принять это послание в качестве дополнительного задания.

— Вы позволите, Мефано Тоширо-доно?

— Да, конечно. Читайте!

Ознакомившись с содержанием, я улыбнулся*. Но в душе я не выражал смирение — я ликовал. В мои руки наконец-то попало именно то, чего мне давно не хватало.

/* — для японца улыбка имеет иное значение, чем для европейца или русского. Это отнюдь не спонтанное выражение довольства собой и обстоятельствами, но зачастую знак искреннего смирения с неприятностями. Так, японец вполне может улыбаться на похоронах близкого, любимого родственника — или просто вослед маршрутному такси, на которое не успел. Проще говоря, если для нас улыбка — это знак "всё хорошо, потому что", то для японцев — "всё хорошо, несмотря на". В ситуации, когда Тоширо посылает ГГ за ответами в дальнюю даль, практически выпроваживая, ГГ должен был улыбнуться. Даже если такое выпроваживание полностью отвечало его чаяниям... особенно в этом случае./

* * *

На четвёртый день, оставив команду отъедаться и отсыпаться после забега, превращённого в тренировку выносливости, я предстал перед своим новым (и временным) начальником. Свернув послание, написанное его южным коллегой* Тоширо, Мефано Райдон** обратил на меня взгляд необычно ярких, невольно приковывающих к себе внимание синих глаз.

/* — ещё одно необходимое замечание. В клане Мефано имеется два "вида" старейшин. Первый — это назначенные старейшины, заместители главы; обычно их четверо, по числу сторон света и тех регионов Ниаги, за которыми они непосредственно следят. Если глава заботится о политике клана и его стратегии, то на долю назначенных старейшин выпадает тактическое руководство. Поскольку в южный регион входит зимняя столица Ниаги с окрестностями, а в северный — столица летняя, то есть хорошо знакомый читателям Ёро, старейшины севера и юга обладают особым статусом.

Помимо них есть ещё почётные старейшины: пожилые, авторитетные, но отошедшие от дел (или желающие создать такое впечатление) маги, т.е. старейшины в исконном смысле слова. Понятно, число почётных старейшин законом и обычаями не ограничено.

** (яп.) — "бог грома". Реальное японское имя, по очевидным причинам популярное в клане Мефано, у которых в каждом поколении найдётся не менее одного Райдона./

— Мефано Мичио-сан, — сказал он, — вы не будете против продолжить общение в другом месте?

— Полагаюсь на ваш выбор, Мефано Райдон-доно.

Покинув кабинет старейшины, мы пошли коридорами Двуглавой Башни в направлении, хорошо знакомом мне-Акено. А я-Мичио насторожился. И постарался расслабиться, как то бывает при чистом созерцании природной красоты, когда мы оставили позади врата-тории и устроились в беседке.

— Я слышал об этом месте. Это ведь один из Чистых Миров?

— Верно. Прекрасно, не так ли? — короткий жест, словно обводящий безлюдную панораму.

— Несомненно.

Чуть больше малой черты мы молчали, предаваясь любованию природой. Точнее, я предавался. А вот старейшина больше украдкой рассматривал меня. Что ж... взгляду его представал на вид вполне обычный юноша, черноволосый и темноглазый, с типичным для Ясси удлинённым лицом. Лёгкие, но весьма надёжные тёмно-серые доспехи и пара клинков за поясом — почуял ли Райдон их демоническую природу? Почти наверняка: превращая их в артефакты, я не старался скрыть сеф демонов полностью, а только замаскировать общий объём. Собственный объём сеф я тоже маскировал, используя привычные ещё для меня-Акено печати-накопители и показывая не более двух третей его.

А вот старейшина не маскировался. Его сдержанная, хорошо контролируемая сила всё равно заставляла невольно напрягаться любого, способного её почувствовать. Могущества недоброй памяти Юдсуки он не достигал... но и не сказать, чтобы сильно уступал покойному. Ещё один боевик... что ж, это объяснимо: именно на севере Ниаги влияние Кенсиро особенно велико, да и Кубара, в последнее время получившие статус среднего клана, имеющие к Мефано большой счёт, доставляют беспокойства. Но для меня это — специализация Райдона, в смысле — хорошо. Боевик вряд ли проявит столько же политической изощрённости, сколько Тоширо; значит, из него можно будет извлечь больше сведений.

Главное — сделать это как можно незаметнее.

— Что ж, — старейшина чуть прихлопнул ладонями по коленям (очень характерный для него жест, как я позже убедился). — Мефано Тоширо-доно написал, что разрешает вам задавать мне любые вопросы, связанные со взысканием с Кенсиро цены крови. Что вы хотите узнать, молодой мастер?

— В первую очередь я бы хотел узнать...

Пока я почти дословно повторял речь-просьбу, заставившую старейшину юга потерять лицо, в душе Райдона копилось некое напряжение. Он хорошо контролировал себя, чему немало способствовал умиротворяющий фон Чистого Мира, но полностью скрыть свои эмоции от меня всё равно не мог. Так что мне стало очень интересно — и вместе с тем тревожно: что такого сокрыто в достаточно обычном на первый взгляд деле, что старейшины дружно теряют спокойствие?

Что ж. Если хочешь откровенности от малознакомого человека — раскройся перед ним первым.

— Видите ли, Мефано-доно, — добавил я сразу, как закончил с вопросами, — у меня в подчинении четверо подопечных, как вы, вероятно, знаете; и цену крови с враждебного клана предстоит взыскивать им, а не мне. Я более чем уверен в магических навыках тех, кого учил... и вместе с тем совершенно не уверен, что они достаточно закалены духом. Убийство по приказу станет серьёзным испытанием для любого в моей команде. Но я, как вы понимаете, предпочёл бы испытать их выдержку на чём-то более простом и главное — спокойном, чем то, что может стать очередным витком клановой розни.

Как ни странно, моя речь привела собеседника в ещё большее напряжение. Сеф его склонилась ближе к границе стихийного преобразования — словно Райдон (вот уж подходящее имя!) готовился не то атаковать меня, не то опасался моей атаки.

Да что же это такое? Может, в послании Тоширо были какие-то неведомые мне тайные знаки?

— Как ни жаль признавать это, — продолжал я, уже сам с трудом удерживающийся от подготовки к бою, — мы с уважаемым старейшиной юга не ладим. Хотя моей прямой вины в этом нет, скорее уж нас столкнули на узкой тропе судьба и воля небес. А спорить с судьбой — неразумно... как и оспаривать приказы главы клана, даже полученные через третьи руки. И всё же я надеюсь, что вам известно что-то такое, что позволит мне отложить... кровавую закалку моих подопечных. Или хотя бы изменить её условия. А теперь я умолкаю, готовый внимать вашей мудрости, Мефано Райдон-доно.

На словах о напряжённых отношениях с Тоширо-доно мой слушатель наконец-то начал снижать меру внутреннего напряжения. И, отвечая, был уже спокоен... почти.

Как я предполагал, две исчезнувшие команды действительно оказались состоящими из новых принятых. Всего лишь ученики из бедных, не обладающих влиянием семей — и подмастерья-перестарки во главе команд, достаточно опытные, но не могущие похвастать особой силой или редкими навыками. Выполняли они перед своим исчезновением вполне обычные задания (первая команда охраняла торговый караван, довела его до места, получила плату... на обратном пути как в море утонула; вторая команда доставляла послание юного сэмё будущей невесте, но так и не доставила: пропала).

Райдон-доно не поленился лично пробежаться по предположительным местам исчезновений в компании двух опытных магов — целительницы и следопыта с сильным даром прямого ощущения сеф. Увы, несмотря на предпринятые усилия, следопыт ничего и никого не обнаружил, а целительнице так и не нашлось работы. Зато дала результат сеть наблюдателей клана: одновременно с "таинственными исчезновениями" и в том же самом районе по территории провинции сделала странный крюк команда Кенсиро Чиё. На официальный запрос Райдона о том, чем занималась на спорных землях печально известная Мурена с сыном и дочерью, глава клана Кенсиро не менее официально по форме, а по сути с почти открытой издёвкой ответил, что она "решала семейные проблемы".

Если вспомнить, что Кенсиро Чиё-доно потеряла своего наставника и двоюродного дядю после того, как тот "оскорбил при встрече" Мефано Юдсуки (опять этот Юдсуки!), а её родной брат исчез два года назад опять-таки на спорных с Мефано землях, официальное послание вполне можно было счесть признанием содеянного.

— Но точных сведений о виновности Кенсиро, как я понимаю, у вас нет — только косвенные свидетельства, которые можно истолковать превратно?

— Верно, — Райдон вновь, уже не второй и не третий раз за время разговора прихлопнул ладонями по коленям. — Однако вы должны понимать, что добыть точные сведения о нападении магов из вражеского клана удаётся редко. А если работали маги столь опытные, как Мурена с её детьми — не удаётся почти никогда.

— Я понимаю. Однако меня удивляет и настораживает, что глава Кенсиро дал вам настолько провокационный ответ. Неужели он готов взять ответственность за новый виток вражды?

— Не знаю. Однако у него тоже, как и у Мурены — между прочим, его троюродной сестры — есть не один и не два близких родственника, пострадавших от действий Мефано. Печально, но это правда. Таковы уж итоги векового противостояния.

— Что ж. Я вижу из этой ситуации только один выход.

— Внимательно слушаю вас, молодой мастер.

Когда я изложил суть своей идеи, старейшина оказался изумлён — и вместе с тем задумчив.

— Вы понимаете, насколько это рискованно, Мефано Мичио-сан?

— Отлично понимаю, Мефано Райдон-доно. Но даже если Кенсиро желают драки, я не желаю им потакать. Гораздо удобнее поступить зеркально: выловить и уничтожить каких-нибудь их новичков. Но это не только удобно, это ещё и бесчестно. Итак, вы поможете мне?

— Да, молодой мастер, — и на этот раз в обращении старейшины не было даже следа иронии.

* * *

Удача любит подготовленных. Но если потрачено много времени и сил на подготовку, можно ли вообще говорить о везении?

Как бы там ни было, всего декадой позже на поляну в сосновом лесу, что на самом краю домашней территории Кенсиро, вышли трое магов. Лидер — Чиё по прозвищу Мурена, мастер стихии Воды, прославившаяся своими ослабляющими ядами и чувствительностью к сеф. Её сын и наследник Рензо, подмастерье Воды и Дерева, боевой целитель двадцати лет от роду. И её шестнадцатилетняя дочь Оки, тоже подмастерье, но Дерева в первую очередь, а Воды — во вторую, специалист по полевым допросам и воздействию на активные точки при помощи акупунктуры.

А на другом краю поляны вышли из маскировки, обеспеченной Превращением, и из-за деревьев — пятеро. Я и моя команда. Один мастер магии и четверо (всего лишь) сильных посвящённых. И у нас на одежде открыто красовались клановые символы Мефано, минимум по одному на каждого.

— Приветствую вас, Кенсиро Чиё-доно, и ваших учеников, — я не поленился согнуть спину в "поклоне уважения", он же "поклон равных". — Меня зовут Мефано Ясси Мичио. Если вы сочтёте меня достойным беседы, я бы хотел...

Бесполезно.

...открыто приблизиться к Мурене не удалось бы: пусть не самый лучший, а всё же обладатель способностей к обнаружению. Но при помощи сочетания печатей-накопителей, сильно облегчающих Сокрытие сеф, и маскирующих печатей удалось застать её врасплох. Не помогло Чиё медленное, со скоростью обычного шага, передвижение: моё искусство цемора выиграло в негласном состязании.

Всё остальное было призвано подтолкнуть к разговору. И зримая слабость, и почтительность, и показное отсутствие агрессии с серьёзной уступкой, в результате которой мы отказались использовать достигнутую внезапность для атаки.

Но — бесполезно. Трое противников уже ускорили течение сеф и, не дав мне договорить, создали предназначенные для боя Формы. Пришлось отвечать зеркально, просто чтобы не умереть.

В бою, и особенно в бою с участием магов, определяет исход темп. Скорость. Нет смысла бить сильно или бить точно, используя Формы и оружие, если ты просто не успеваешь за противником. Как мощь удара, так и искусство боя уступают, если встречают значительное превосходство в скорости. Да, высокий темп буквально пожирает ресурсы тела и тратит резерв... но пока ты можешь поддерживать его, ты — победитель. И устанавливаешь правила. В девяти случаях из десяти именно за счёт превосходства в скорости посвящённый побеждает ученика, подмастерье — посвящённого, мастер магии — подмастерье. Только на высшем уровне правила меняются, потому что скорость мастеров уже близка к пределу, достижимому за счёт чистого искусства, без применения кибинватшу. И Владыка берёт верх над мастером не потому, что быстрее его, а потому, что может быть быстрым дольше.

Команда Чиё имела преимущество в опыте, силе и резерве. Они раньше начали ускорять свою сеф и первыми создали Формы (Мурена — свой печально знаменитый Ядовитый Кнут, Рензо — парные Водяные Кнуты, Оки — Кленовый Гунбай). Также они первыми бросились в атаку, начав сокращать дистанцию меж нами, изначально составлявшую сорок шагов. Возможно, им и не удалось бы смести моих подопечных, как опытный дворник сметает с дорожной плитки палую листву — в конце концов, Ясуо, Рини, Шика и Тоши заметно прибавили в силе за последнее время.

В любом случае, я не дал команде Чиё даже шанса попробовать.

Стиль боя с оружием, практикуемый Ясси, подразумевает взрывную атаку. Почти мгновенное выхватывание клинков, стремительный рывок из состояния покоя и завершение схватки одним-двумя ударами. Я дополнил эту замечательную традицию сочетанием взрывного преобразования сеф и далее — использованием полученной Молнии для рывка, еле уловимого глазом обычного человека. И более того: я усугубил внезапность атаки, совершив Сдвиг без печатей и якоря на двадцать шагов вперёд.

Чиё, Рензо и Оки мой рывок, конечно же, рассмотрели. Также они успели вполне грамотно разойтись, ловя меня в перекрестье действия своих Форм.

Только вот они не знали про моё второе хирватшу.

Спустя один удар сердца после первого Сдвига (и не более пяти ударов сердца после начала столкновения) я совершил ещё один Сдвиг, совмещённый с атакой, чем завершил бой. Танто Анеуэ уже сидел у Рензо в животе, надёжно выведя его из строя: шиватшу Урр чрезвычайно удобна, когда надо метнуть оружие — ведь противник не уклоняется, так как не знает, что нужно уклоняться. Сёто по имени Отото в моей руке пробил кирасу, скользнул мимо рёбер через нижнюю часть правого лёгкого Чиё, снова пробил кирасу и высунул окровавленный кончик под её правой грудью... после чего я поспешил разорвать дистанцию, не желая испытывать на себе вполне возможные ядовитые сюрпризы в исполнении Мурены. В обычных условиях она имела бы шанс уклониться даже от такой атаки... но я перед ударом замедлил её иллюзией с вложением стихийной сеф. А Оки досталось от такой же, но кратно более мощной, которая убила бы обычного человека на месте, да и мага со стихиями Неба могла покалечить — её же всего-навсего швырнула наземь с сильными судорогами по всему телу.

В общем, все живы, хотя и не совсем здоровы. К сожалению, отделаться опустошением печатей-накопителей в моей броне не удалось, число нездоровых пополнил и я: рывки с места на пределе возможностей и даже немного за пределом не проходят даром. Поэтому я подал условный знак, и Рини, подбежав, принялась исследовать меня Целительным Касанием. Тем временем Ясуо скрутил Рензо, близняшки ещё более ловко и быстро — в четыре-то руки! — обездвижили Оки. На одни только путы они, конечно, не полагались: шеи пленных "украсили" ленты с цепочками цем-знаков, создающие эффект мудры покоя и тем самым лишающие возможности использовать большинство способностей, использующих сеф.

— Кенсиро Чиё-доно, — продолжил я как ни в чём не бывало, накидывая такую же ленту на неё при помощи ловкости рук и небольшой помощи Незримой Руки, — прошу, не двигайтесь. Скоро вам окажут помощь в лечении. Всем вам. Считайте это извинениями за случившееся недоразумение. Жаль, конечно, что предстоящая беседа пройдёт на несколько иных условиях, но я вынужден настаивать на получении ответов... прошу прощения за подобную дерзость, но это слишком важно.

Вместо ответа моё первое хирватшу уловило волну гнева, отчаяния и обречённости. Мурена со всей силой своей души хотела жить, но почему-то считала это невозможным.

Почему-то?

Сказанное при помощи Речи можно перехватить. Иллюзия легко может быть создана адресно. Поэтому я воспользовался для передачи сообщения именно такой — чисто звуковой — иллюзией:

"Рини, как только закончишь с моими растяжениями, устрой вместе с Шикой убежище под землёй. Для восьмерых. Приоритет — скрытность. Надеюсь, вы успеете..."

Я, впрочем, надежды на это не питал.

Ожидания мои оправдались. Команда прикрытия Кенсиро появилась на дальней границе моего восприятия до того, как Рини смогла приступить к выполнению моего приказа... к счастью, после того, как наиболее неприятные из моих травм были исцелены. Кроме того, рукоять Анеуэ грела сжимающую её левую руку, а рукоять Отото — правую. Иначе будущее выглядело бы совсем грустно.

С другой стороны, оно и так-то не казалось весёлым. Мастера с парой подмастерий я вывел из игры очень быстро. Более того, умудрился не убить их, а взять в плен. Но с четырьмя мастерами сразу не то, что лёгкой победы — просто выживания может не получиться. Особенно...

Да. Теперь, когда деревья больше не мешают, их видно и обычным зрением.

Не такая уж редкая Форма — Гнев Леса. Однако судя по тому, что центральный Гнев имеет в высоту более дюжины локтей, а два справа и один слева около десяти, в роли прикрытия Мурены с её отпрысками нынче выступают Осаму, Рафу, Нозоми и Тойя. То есть глава Кенсиро лично, а также его младший брат, двоюродная сестра и дядя. Их самих по себе более чем хватило бы для создания огромных сложностей. Но, словно четырёх гигантов со множеством торчащих во все стороны ветвей-рук мало, следом за ними бежали Древесные Двойники — более пяти десятков, если не все шесть.

Засада в засаде. Однозначно. Причём подготовленная как бы не всем кланом.

В отличие от Водяных, Древесные Двойники изготавливаются долго. Очень. Не менее пяти-шести малых черт на каждого, а если магу хочется получить уверенность в долговечности и качестве, то и большую черту на одного Двойника можно потратить. Зато такой — качественный, с вложением половины резерва создателя — Древесный Двойник при условии неподвижности расходует сеф очень медленно, может даже целое десятидневье "прожить"; двигается, даже сделанный мастером, не очень быстро, примерно на уровне слабого посвящённого... зато, опять-таки пока есть сеф, не знает устали. Может выдержать очень большой урон и, если хватит энергии, восстановиться после получения просто большого урона. Скажем, отрастить новую руку взамен отрубленной. Или ногу. Или даже голову.

Для меня, с моим стилем мгновенных ударов, толпа Древесных Двойников — очень неудобный противник. Не опасный, нет (бегаю-то я заведомо быстрее и не ограничен постоянно тающим запасом сеф). Это противник именно неудобный.

Но четверо мастеров, укрытых Гневом Леса, ещё неудобнее.

Иллюзии на них не подействуют: эта Форма как-то хитро меняет восприятие, да ещё защищает своего кукловода от тонких влияний. Если Двойники регенерируют до тех пор, пока не истратят запасы сеф, то Гнев Леса регенерирует до тех пор, пока не кончится сеф у создателя. Дотянуться же до него из-за большого числа беспорядочно движущихся ветвей невозможно. Даже имея в руках нодачи: просто не дватит длины клинка. Формы, атакующие с большой силой? Если я по-настоящему выложусь, то перекачанным силой Копьём Грома, возможно, расковыряю один Гнев. Ну, может быть, даже два.

Вот только их четверо. Четверо! Плюс Двойники!

— Хватайте пленников и отступайте.

— Командир...

— Это приказ. Вы его слышали. Выполнять.

— Славный, смелый Мичио, кажется, забыл, что для действительно интересной игры одного человека будет мало.

Близняшки... вот же бездна! Ненавижу, когда они начинают говорить вот так, на два голоса... и ещё больше ненавижу, когда они начинают выделываться. Вместо того, чтобы, как любые нормальные клановые маги, молча выполнять распоряжения.

Под серьёзным, боевым разгоном сеф устная речь меняется, также ускоряясь. Но как бы она ни ускорилась (и у меня, и у моих подопечных), команда поддержки Кенсиро за время болтовни сократила оставшееся меж нами расстояние вдвое. Точнее, его сократили четыре дополнительно ускорившихся Гнева, начавших отрываться от толпы Двойников.

Шика. Тоши. Не ко времени начали вы очередной круг своей... самодеятельности!

На логику нет времени. Просто нет. Хотя указать, ну, например, что Ясуо с Рини вдвоём просто не унесут троих пленников с должной скоростью... это могло бы помочь. Но не поможет — как и тупое повторение слова "приказ". Шика и Тоши слишком дети, чтобы осознать важность повиновения, и даже ОЧЕНЬ серьёзная ситуация не в состоянии внушить им нормальный, человеческий страх. Тут есть и толика моей вины: я непозволительно затянул необходимое им знакомство со смертью... слишком уж опекал их. И, видимо, зря.

Как же заставить их выполнять распоряжение? Каким доводом пронять этих малолетних дур? У меня нет времени на вторую попытку... и на вдумчивые размышления его нет!

— Не ломайте, — почти рычу, — мою игру! Отступайте!

И бросаюсь вперёд, навстречу противнику.

...в моей пятой жизни я родился, имея склонность к Молнии. Однако это не означает, что я не старался развивать сродство с другими стихиями. Так как всерьёз нацелился на становление Владыкой Неба. Вот только подобная перспектива, при всей внушительности, не поможет мне сейчас и здесь. Один "молодой" мастер магии против четырёх опытных мастеров... не раскрывая хотя бы части своих тёмных фишек, я могу просто не пережить этот бой.

У меня ещё остаётся краткий момент на колебание — впрочем, быстро подавленное логикой.

Но нет. Я не стану показывать наверняка присутствующим наблюдателям истинные способности моего Отото. Лучше я покажу свою способность создания смешанной стихии — и плевать, что смещение баланса затруднит мне дальнейшую работу по достижению ранга Владыки. В конце концов, если мне не удастся остановить эту четвёрку...

Анеуэ — в ножны. В этом бою она мне не поможет. Вместо неё словно бы прямо из левой руки (на деле просто очень близко к ней) с грозным шипящим свистом выметнулся недлинный — как раз где-то с Отото размером — и дрожащий как бы от ярости узкий шнур синего пламени.

Гнев Леса, как и положено мощной боевой Форме, перенасыщенной плотной сеф Дерева, очень устойчив к воздействию обычных стихий. Простой магический Огонь едва ли сумеет поджечь его. Коса Ветра, выполненная мастером, способная рассечь напополам большой особняк или сделать просеку в роще вековых деревьев, едва ли срубит Гневу Леса несколько рук-ветвей. Вот Молния... да, если я всажу в одно Копьё Грома половину резерва (что само по себе непросто: каналы могут лопнуть от такой нагрузки, а если и не лопнут — самочувствие моё от перенапряжения не улучшится!), у меня будет возможность достать одного из врагов. Однако Дерево и Молния — противоположные стихии, Дерево уж слишком хорошо противостоит таким атакам. Лучше, чем Огню и Воздуху.

Зато против смешанной стихии Гнев Леса устойчив не более, чем обычное дерево — против обычной стихии. В один проход я коротким, но сложным вращением Клинка Плазмы отсёк почти пятую часть рук-ветвей наиболее крупного Гнева, управляемого самим Кенсиро Осаму, и поспешно отступил, пока другие три Гнева не взяли меня в клещи.

У отступления имелась и другая причина, более прозаичная. Даже когда я "отпустил" Клинок Плазмы, мою левую ладонь продолжало дёргать и жечь. Да, смешанная стихия — это хорошо... но у её применения есть своя цена, помимо потраченной за малое время двадцатой части резерва.

"Потребуется нанести на перчатку остужающие цепочки цем-знаков. Потом. Если я продолжу использовать эту Форму. Хотя... даже цемора вряд ли сильно поможет в таком деле".

В бою возникла пауза.

Я глядел на четыре Гнева — три целых и один слегка порубленный, а также не без удовольствия отметил, что Шика с Тоши вняли если не моему авторитету, то хотя бы правилам игры — и уже весело тащат прочь Рензо, самого массивного из троицы пленных, догоняя при этом своих напарников. Да, им весело... а вот Рензо, висящему вниз головой, полагаю, не очень. Мастера Кенсиро меж тем пытались оценить обстановку заново, с учётом появления в раскладе опасной для их Форм смешанной стихии.

Эх, если бы я мог преобразовать "под Плазму" хотя бы то же Копьё Грома! Четыре быстрых и точных дистанционных атаки, и главная проблема решена. Но... у всего есть своя цена. В том числе у скрытности. Когда я "подбирал ключи к созданию смешанных стихийных Форм", я использовал как основу старый добрый Огненный Меч. Поэтому сейчас даже моего контроля, почти по любым меркам отличного, не хватит, чтобы добавить Копью Грома "огонька".

А мечтать о дополнительном десятидневье на тренировки бессмысленно.

...пауза закончилась так же быстро, как возникла. Четвёрка мастеров Кенсиро снова рванулась вперёд, за пленной Муреной и её детьми. Я, пользуясь ускорением при помощи Молнии, ещё быстрее бросился наперерез. Врубился в ближайший Гнев созданным в последний миг Клинком Плазмы, потом погасил его при отступлении, рванул к другому Гневу, создал Клинок, порубил его, отступил... сеф улетала из резерва вроде и с толком, но как-то слишком уж быстро и без видимого влияния на тактику. Я бы очень хотел в одиночку задержать четырёх мастеров — но они не хуже меня понимали, чего я хочу, и ломились вперёд, не обращая внимания на потери рук-ветвей (вполне восполнимые потери, на моё несчастье).

И они нагоняли моих. Уверенно нагоняли. Без груза мои подопечные ещё имели шансы сбежать от мастеров магии. С грузом? Без шансов.

Шипящий свист и синие высверки секущего Клинка. Рывки у самого предела сил. Треск, шелест и тяжкий топот четвёрки Гневов. Дыхание — не тяжёлое пока что, но вскоре станет тяжёлым. Бездна! Чем там занята группа старейшины? На сямисэнах потренькивает?!

На моё счастье, наша группа прикрытия всё же не музицировала.

Райдон появился на поле боя эффектно, сбросив Сокрытие с Превращением и тем самым сумев оказаться на расстоянии атаки внезапно. Первым же своим Копьём Грома он с ужасающим, болезненно оглушительным грохотом пронзил навылет Гнев Леса, управляемый Осаму — и вывел его из строя. Сильнейший и старейший из противостоящих нам Кенсиро был вынужден бросить все свои силы и всю сеф на лечение тяжёлого сквозного ранения живота. Тут бы его и добить... но три остальных Гнева не дали нам подобного шанса. Вынужденные занять оборону вокруг своего главы, они вмиг доказали, что не собираются служить безответными мишенями для наших атак.

Ближайший к Райдону Гнев выстрелил в старейшину Сосновыми Иглами: захватывающим целый сектор облаком заострённых снарядов из плотной древесины, способных пронзить навылет даже тяжёлый гвардейский доспех, укреплённый сеф, или ствол дерева в один обхват... если, конечно, это не ствол железной берёзы*. Точно таким же приёмом "угостили" и меня, как только я в очередной раз подскочил к остановившемуся Гневу с Клинком Плазмы.

/* — она же берёза Шмидта. Древесина этой породы деревьев очень плотна и прочна, она тонет в воде и не пробивается пулей, выпущенной из огнестрельного оружия./

Избегая ранений что мне, что Райдону пришлось уходить от опасности Сдвигом: уклониться обычным способом от Сосновых Игл нам бы не удалось. Благо, нам обоим хватало контроля, чтобы выполнять эту Форму без якорей и мудр.

И всё бы хорошо, если бы Сдвиг не был таким затратным по сеф. А Сосновые Иглы — конечно, не из "лёгких" Форм, но тратят всё же поменьше. Ради экономии энергии и мне, и старейшине пришлось разорвать дистанцию. Но так как своей основной цели мы добились, заставив Кенсиро перейти от преследования к обороне, это было не страшно... пока поле боя не захлестнул прилив подоспевших на выручку к своим Древесных Двойников.

Чем там заняты Райдон с двумя мастерами его команды, я не слишком интересовался. У меня просто не оставалось времени и сил ещё и на это. В отличие от плотной, дополнительно укреплённой древесины четвёрки Гневов Леса, менее плотную древесину Двойников можно было рубить обычным оружием... особенно если подавать тонкой струйкой сеф, которую уже Отото, точнее, запечатанный в сёто Раа, использовал для преобразования в "свой" Воздух и пускал на усиление режущих свойств.

Вот только Древесные Двойники — тоже не безответные болванчики. Стоило нам сблизиться, как они принимались за попытки поймать меня Рыболовными Сетями и Живыми Арканами, проткнуть выстрелами одиночных Жестоких Кольев и залпами Сосновых Игл (хорошо хоть, не такими быстрыми и плотными, как в исполнении мастеров магии), достать Вьющимися Бичами. А ведь со счетов нельзя было сбрасывать также Гнев Леса, во всяком случае, ближайший: от него в мою сторону тоже протянулись разом два Вьющихся Бича и временами прилетали Сосновые Иглы.

В итоге я скакал из стороны с сторону бешеной блохой и рубил, рубил, рубил, изредка резал, а затем снова рубил... к сожалению, в основном чужие Формы, а не полных сеф Двойников. Меж тем моя собственная сеф и, что хуже, тело приближались к порогу истощения. Да, высокий темп — ключ к победе... но в затяжном бою, который сумели навязать Кенсиро, он превращается в колодки и оковы.

Мастерам первого удара, князьям боёв один на один, нельзя ввязываться в долгие сражения.

Поэтому, истратив три четверти своего резерва и без малого сорвав дыхание, я воспользовался преимуществом в скорости и бросился догонять своих подопечных. Вклад в победу я внёс, причём с избытком; пусть о дальнейшем позаботятся старшие маги. О своём благополучии в том числе.

Лидер команды не должен оставлять её надолго. Поэтому я, хотя имел возможность сэкономить сеф, решил догнать своих не за счёт ленивых "Трёх У", а на боевой скорости, подстёгнутый Молнией. Только что без использования полной боевой нагрузки, самую малость расслабившись. Мне совсем не понравилась обречённость, испытанная Муреной после пленения. Обречённость, свойственная тем, кто ожидает не только вполне предсказуемой беды от врагов, но ещё и в своих союзниках не уверен. Так что я прямо на бегу понемногу тянул в резерв сеф, передаваемую моими демонами. Да, вредно. Да, эту чужую сеф я контролирую существенно хуже, чем свою, к тому же по окончании всей этой истории мне придётся несколько дней — а то и десятидневий — провести в очистительных медитациях. Но прямо сейчас мне слишком нужна сеф. Как можно больше.

Очень уж предчувствия мерзкие.

Не к добру.

...когда я догнал своих подопечных, мой резерв был полон уже не на четверть, как недавно, а на две пятых. И этого казалось мало, до боли мало. Потому что когда я догнал своих — их убивали. Убивал. Мутный тип в мешковатом одеянии ночного убийцы, не позволяющем разобрать даже пол, с полосатой сине-чёрной маской на лице. И с резервом сильного мастера магии. Более сильного, чем, например, я. Полным резервом.

Полосатую сине-чёрную маску может напялить кто угодно. Но если помимо маски предплечья и голени мага в ранге мастера, имеющего сродство с Воздухом и Огнём, прикрывают расписанные символикой клана Лу Цзи щитки — очень высок шанс, что это не кто-то там из выгребной ямы, а действительно Весёлый Шень. Знаменитый отступник с ОЧЕНЬ высокой наградой за его голову.

Только вот обычно не находится дураков, готовых поохотиться на него даже за объявленную награду. Да и то сказать: кто знает, каков на самом деле Весёлый Шень? Стоит ему снять свою маску и щитки с характерным сине-белым узором, заодно замаскировав сеф, и вряд ли его кто-то опознает в толпе на рынке или оживлённой улице. Клан Лу Цзи во все времена славился мастерами актёрской игры и перевоплощений без применения сеф. Недаром, полвека назад объявив об отступничестве Шеня и назначив награду, мастера Лу Цзи вместо описания внешности отступника дали список используемых им Форм. Быть может, изгой из их числа и не сумел бы принять любой облик, как какой-нибудь аякаси с развитым хелеватшу — но уж точно сумел бы превратить определённое описание внешности, любое, из уязвимости в дополнительное прикрытие.

Будь у меня выбор, я бы не стал связываться с Весёлым Шенем ни за какие деньги, даже имея полный резерв и хорошо отдохнув. К несчастью, выбор у меня отсутствовал...

Я двигался быстро. А как увидел сине-чёрные полосы на маске — ещё ускорился. Вот только при виде подмоги ускорился также и отступник. До того скорее лениво игравший со сбившимися в кучку жертвами, он сложил мудру средоточия и накрыл их Огненным Шквалом. Не пожалев влить в Форму добрую четверть своего немалого резерва.

Взревев, пламя почти мгновенно разлетелось громадным языком: на сотню с лишним шагов в длину, не менее чем на полсотни шагов в ширину. Почти белое — Весёлый Шень хоть и не использовал смешение стихий, но усилил Огонь посланным вдогонку Воздухом — оно в считанные мгновения испепелило листву, траву и тонкие ветви, оставив от толстых веток и стволов обгорелые, дымящиеся огрызки. Стоило ему угаснуть, как видимость немедля заткал густой дым; если бы не моё второе хирватшу, я бы не проник сквозь него взглядом. Местами на поражённой атакой площади занялось обычное, немагическое пламя, грозя вскоре перерасти в лесной пожар.

Я не питал надежд: даже правильно подгадав момент и действуя совместно, как на наших тренировках, Шика и Рини не смогли бы спасти себя и своих соратников от настолько мощной Формы, созданной мастером.

А вот Мурена — смогла.

— Ох, ох, ох! — отступник громко издал не смех, а скорее уж кудахтанье. Противный, нарочито ломаный фальцет, искажающий голос до неузнаваемости... ещё одна примета Весёлого Шеня, сложная для подделки и мешающая точному его опознанию. — Какой... умный... детка! Ох! Ох!

Огненный Шквал и дым заслонили поле зрения, поэтому я не видел, кто именно из "деток" оказался самым умным и находчивым. Кто сообразил сорвать с шеи Чиё ленту, мешающую применять магию. Однако остальные тоже не растерялись: в руках у всей моей четвёрки блестело оружие, без слов намекая, что Рензо и Оки остаются заложниками. И что одна Водяная Стена, спасшая их всех, ещё не превратила этих конкретных Мефано и ранее побеждённых Кенсиро в друзей.

— Я, Мефано Ясси Мичио, по праву пленившего обещаю вам свободу! — крикнул я, ради этого даже замедлясь. — В обмен на честные и полные ответы на три моих вопроса — свободу всем троим членам клана Кенсиро!

"А вот теперь посмотрим, что будет делать отступник".

Ему могли оплатить смерть меня и моей команды. Могли оплатить смерть Чиё и её команды. Но вполне могли нанять для более тонкого дела. Например, для того, чтобы осталось тайной имя (или имена) того или тех, кто на самом деле организовал исчезновение двух команд Мефано. В зависимости от неизвестных мне, но вполне поддающихся вычислению приказов отступник должен был поступать иначе в разных случаях.

Чуть ли не худшим вариантом было бы его временное отступление. Хотя бы потому, что оно дало бы мне меньше всего сведений для обдумывания... и потому, что жизнь под постоянной угрозой атаки Весёлого Шеня — чистый кошмар для любого. Даже аякаси не был бы спокоен, столкнувшись с возможностью заполучить такого человека во враги.

"Раа, сможешь?.." — мимолётный вопрос с касанием рукояти танто.

"Нет. Имеет хирватшу. Ощутит/учует/защитится".

Вот же дрянь!

Меж тем отступник принял решение. И разом поломал все расчёты.

Сдвиг — одна из быстрейших Форм. Настоящий мастер магии способен использовать её без сложения мудр, за время, в десять раз уступающее времени, которое проходит между двумя ударами сердца взрослого мужчины, пребывающего в покое. Более того: мастер магии, особенно склонный к стихиям Неба и уже ускоренный одной из предназначенных для этого стихийных Форм, способен совершить Сдвиг ещё быстрее. И, если он достаточно опытен, совместить Сдвиг с атакой, отразить которую из-за её быстроты и непредсказуемости чрезвычайно трудно. Такую атаку трудно даже просто почувствовать вовремя!

Весёлый Шень, конечно же, обладал нужным опытом. И, как оказалось, тоже мог использовать Сдвиг не просто без сложения мудр, но ещё и без якоря. Семьдесят, а может, и все семьдесят пять лет практики в магическом искусстве отточили его контроль сеф до уровня, для обладателя настолько внушительного резерва почти невероятного. В сравнении с ним Мурена казалась... ну да. Именно что муреной — оказавшейся рядом с тигровой акулой*.

/* — для сравнения: мурены могут вырастать до трёхметровой длины и 50 кг живой массы, тогда как для тигровой акулы даже масса в полтонны — не предел. Не говоря уже о разнице во внешнем виде. Мурены — угреобразные и смахивают на змей, благодаря чему смотрятся, конечно, опасно... но вовсе не так опасно, как торпедообразные акулы./

Первый шаг: с того же места, откуда он запустил Огненный Шквал, отступник испускает волну направленной яки. Пугает и дезориентирует, словно собираясь создать ещё одну мощную Форму с эффектом воздействия на большое пространство.

Второй шаг: рывок в атаку и тут же Сдвиг. Из которого он выходит в тридцати локтях над группой своих противников. Клубы дыма скрывают его, скорость и маскировка сеф, искусно пущенная в ход, углубляют эффект внезапности.

Третий шаг: Весёлый Шень запускает широким конусом сверху вниз Секущую Сеть. Причём, как с Огненным Шквалом, не жалея сеф. И это вновь Форма мастерского уровня, притом созданная стихией, против которой защитные Формы на основе Воды — даже мастерские Формы — не очень-то эффективны. Как ни старайся, разрежет.

А я всё ещё находился слишком далеко... в семи десятках шагов...

На экипировке своих подопечных я не экономил. Особенно на защитной экипировке. Если цем-печати Ослабления Стихий и Незримой Брони, укрепляющие её, не имели контуров самозарядки — то лишь потому, что их наполнение энергией служило частью тренировок на рост резерва. И перед одним из своих первых боевых заданий все четверо, разумеется, влили в защиту столько, сколько она вообще могла выдержать — до порога насыщения. Но искусство цемора, увы, не ключ к всемогуществу. Моё первое хирватшу ловит импульсы, распознать которые легко. Люди там, впереди, испытывают боль. Без ран явно не обошлось. Возможно, даже смертельных ран...

Я рвусь вперёд, разогнанный Молнией. И всё равно я адски медлителен: до Весёлого Шеня мне осталось шесть десятков шагов... пять десятков... ещё меньше, скоро можно будет...

Находясь в воздухе и медленно-медленно падая, отступник натягивает Покров Бури. Я едва верю своим чувствам, но факт остаётся фактом: мой враг создал эту Форму — одну из сложнейших, если вообще не самую сложную из доступных магам Воздуха! — до того, как я подобрался к нему на дистанцию, с которой уже можно было бы попытаться достать его Копьём Грома. Точнее, я мог бы по нему ударить этой Формой уже с шести и даже с семи десятков шагов; вот только с такого большого расстояния получилась бы именно попытка, не более. Даже если отступник не владел начертанием цем-знаков сам, то уж наверняка не поленился прикупить хорошую цем-защиту. Полвека в роли всеобщей дичи, которую так и не удалось поймать никому из охотников. И не иметь по-настоящему хорошей защиты от магии? Не бывает!

Поэтому я решил пустить в ход Копьё с двадцати шагов, не больше. Чтобы наверняка.

Но не успел.

А теперь, под Покровом, Весёлый Шень сравнялся со мной в скорости и манёвренности. Нет! Он стал быстрей. Просто потому, что я только что поучаствовал в бою на истощение, а он свеж, находится на пике своих способностей. Ну, немного растратил резерв... я растратил гораздо больше. Это при том, что мой резерв даже совершенно не растраченным был бы вдвое меньше, чем есть у отступника прямо сейчас.

Вокруг моей команды и тройки Кенсиро с шелестом сомкнулся купол Водяного Пристанища. Не знаю, кто его создал. Меня волновало иное.

— Ох! Ох! Теперь твоя один. Совсем. Боишься, детка?

"Боюсь. Только болтать с тобой на отвлечённые темы не стану. Тебе ведь только того и надо, что окончательно истощить меня, добить раненых под куполом и сбежать...

Но что делать?"

Мгновенным перебором я отбросил всё, в чём уступал, равно как то, в чём имел паритет, после чего сосредоточился на атаке. Той, которая одна могла принести мне победу... а могла и не принести. Вот только с остальными доступными способами нападения, от оружия и уловок до иллюзий и Форм, шансов оставалось ещё меньше. Даже так я мог надеяться на успех в основном потому, что в глазах отступника промедление казалось более выгодным, чем мгновенный удар всеми силами. И ему, и мне в равной степени требовалось поддерживать ускоряющие Формы, причём из-за разницы в резерве Весёлый Шень побеждал простым выжиданием. Кроме того, приходилось быть осторожным, так как ему — в отличие от меня — как отступнику, не имело смысла ждать подкреплений. Сохранив резерв, он при необходимости мог использовать его для ускоренного отступления. Также он не видел, чем, кроме внезапного спасения появившимися Мефано, ожидание могло быть выгодно для меня.

"Эта слепота, вызванная неведением, может стать моим спасением".

...вот так впервые за пять жизней я использовал Юрэй-нина для нанесения настоящего вреда.

Внутренний мир Весёлого Шеня встретил меня воротами поместья типичной для материкового Цао постройки. Чем-то это место напоминало мой собственный мир. Во всяком случае, высокая ограда выполняла ту же роль, какую у меня играли скальные стены кратера, внутри цвёл сад — только что персиковый, обрамлённый бамбуковой рощей, а не чисто сливовый, и даже имелся пруд с лениво кружащими в нём золотистыми карпами.

Впрочем, на поверку отличия превышали внешнее сходство.

Так, вместо природного средоточия сил, символизируемого у меня водоворотом, у отступника переход на второй уровень таился где-то в подвалах поместья. Я не видел этих подвалов, но буквально чуял их: ни цветущие персики, ни влажный запах пруда, ни ароматы плодородной земли и живой листвы не могли полностью забить смешанную вонь гнилого мяса, дерьма, тухлой мочи и свежей крови, сочащуюся из подземелий. Кроме того, мой пустынный кратер даже с учётом демонов-побратимов никак не мог сравниться в числе обитателей с поместьем Шеня, полном суетящихся слуг: садовников, поваров, прачек, разнорабочих, а также многочисленных хозяев с гостящей роднёй. Вот только вся эта толпа, разнящаяся возрастом, полом, статусом и вообще всем чем только можно, вплоть до одеяний и манер, была на одно лицо. Настоящее лицо Весёлого Шеня, надо полагать. Деловитая суета этих... одноликих... дружно и совершенно одинаково улыбающихся, дружно жмурящихся (но всё равно каким-то образом видящих, что их окружает), дружно молчащих...

Ей же ей, в компании нику нингьё мне было бы уютнее!

Прикрытый самой лучшей иллюзией незаметности, какую только мог вообразить, я скользил мимо этих движущихся манекенов к своей цели. О, я догадывался, куда мне нужно — и изо всех сил своей души надеялся, что догадка моя верна. Когда я обнаружил на заднем дворе тренировочные площадки и упражняющихся там бойцов, — почти уверился в справедливости своих догадок.

— Глубже выпад! Да, вот так. А локоть вниз, вниз. Когда в руке цзянь, локтю пристало быть крепким, плечу сильным, запястью же — гибким. И мягче, мягче шаг! Но чётче. Запом... кха? Кха!

Воплощение моей воли, клинок вошёл точно в грудь говорящего. Со спины, мимо левой лопатки и рёбер, да точно через сердце, слегка высунув окровавленный кончик впереди. А через мой образ духа к моему образу силы от чужого — полилось... нечто. Не совсем энергия, не совсем дух, не совсем память... что-то разом и большее всего этого, и меньшее.

Но энергия и память там были. Точно.

И поток ускорялся, заставляя весь остальной мир почти замереть. Впрочем, это не помешало мне сосредоточиться, пометить тренировавшихся бойцов с лицами Шеня, а затем хлестнуть по ним старой, многажды испытанной Цепью Молний. После чего идущий сквозь меня поток ускорился ещё сильнее. До пределов, доступных осознанию — и дальше, больше, сметая преграды.

Кажется, я орал.

Кажется, меня ломали судороги.

Кажется, ещё что-то случилось... не уверен. Да и не хотелось бы мне знать точно о... таком. Ибо знание это явно из числа опаснейших: когда человек делает что-то, доставляющее ему такую смесь жестокой муки с тянущим, запретным наслаждением — делание это не к добру. Явно не к гармонии ведут такие пути, нет, не к гармонии...

Вот только едва ли у меня оставался выбор. В памяти убитых мной отражений Весёлого Шеня имелось кое-что на сей счёт; поэтому я уже знал, причём знал точно, без тени сомнения: поединок мой во внутреннем мире не закончен.

А фишку внезапной атаки я уже разыграл. И теперь сущность отступника про меня знает.

Хозяева, гости, слуги поместья — все эти многочисленные отражения Шеня в дружном порыве бросились на меня. Молча. Одинаково щурясь и скалясь. Кто с подручными средствами, норовя хлестнуть по глазам скруткой мокрой простыни, как одна прачка, или насадить на вилы, как садовник. Кто просто с голыми руками. Отражения атаковали в лоб, пытались зайти за спину, даже напрыгнуть сверху (как особо яркое пятно в кошмаре: здоровенный конюх, буквально швырнувший в мою сторону с крыши какую-то пигалицу лет двенадцати или чуть больше). Кто-то из слуг опрокинул почти мне под ноги жаровню, полную пылающих углей — и пламя взметнулось почти как полноценная боевая Форма. А воздух чужого мира почти с самого начала пытался спеленать меня, и приходилось тратить особые волевые усилия на преодоление его сопротивления.

В мире обычном, материальном, толпа не имела бы шансов против обученного мага. В чужом мире я прошёлся по краю. Да какое там по краю — меня несколько раз подловили-таки и ранили, пусть даже легко. Если бы первым ударом я не расправился с отражением Шеня как мага и его отражениями как воина... что тут скажешь. Смесь расчёта и везения вновь привела меня к успеху.

Но когда отражения наверху закончились, я всё равно дышал так, словно пробежал сорок тысяч шагов без вложения сеф. И руки мои дрожали, ноги подгибались, сердце в груди колотилось так, словно желало разорваться на куски... а воздух так и норовил застрять в слишком узком горле, точно плотный кляп. С моего клинка и с меня самого ручьями текла чужая кровь, а сквозь меня горным потоком с бурунами и перекатами текла, ревела, хохотала — Сила. Память. Душа. Густая до комковатости смесь с осколками чужой сущности внутри.

"Наверно, именно так становятся демонами..."

Я вновь втянул в себя сопротивляющийся воздух. Не то с всхлипом, не то с клокотаньем.

"А ведь и это — не конец..."

— Ха. Ха. Ха. Х-ха!

В материальном мире Весёлый Шень начал разгоняться, направляясь в мою сторону. Хм. Мне это кажется, или разница в наших резервах действительно изменилась — причём в мою пользу?

Не важно.

Меня ждут подвалы поместья. Я-во-внутреннем-мире махнул рукой, и вал раскалённой до слепящей синевы Плазмы с рёвом и грохотом слизнул наземную часть строений. Воздух чужого мира, как будто испуганный этим актом (на который в обычном мире у меня не хватило бы ни резерва, ни контроля, ни здоровья), присмирел. А мой образ духа вочеловеченной Молнией прянул вперёд и вниз.

Осколки чужой памяти вели меня. Даровали чутьё, что превыше естества. Раскрывали мрачные тайны. Мерзостная подземельная вонь... о, я увидел, откуда взялась она. Но всеми силами постарался не смотреть на очередные отражения Весёлого Шеня. Весёлого... да уж. Такого веселья я даже в пыточной Мефано не встречал, хотя там тоже не старались держать руки в чистоте. Да что пыточная — даже печально памятная давилка с её Симомуро Кийоши, пленными бакэмоно и деловитыми нику нингьё выгодно отличалась в лучшую сторону! Там у мучительства и извращений естества хотя бы для приличия, для некой отдалённой и вывернутой, но пользы имелась чёткая цель.

В подвалах я таковой не видел.

Хотя... ну да, я же старался не смотреть. Очень-очень старался. И ещё старался не убивать. Воля здешнего хозяина, даже опосредованная и не полностью сознающая себя, отворила двери, убрала решётки и разомкнула запоры. Но даже при всём своём желании изувеченные отражения Весёлого Шеня — с переломанными, а то и вообще отсутствующими конечностями, с содранной кожей, с выжженными глазами, снятыми скальпами, утыканные акупунктурными иглами в неправильных местах... в общем, бросаться на меня они не могли даже при самом горячем желании. Я не сомневался, что вот эти вот захотят сражаться — для избавления от боли люди способны творить чудеса. Но вместе с тем я не сомневался, что сражаться они не смогут.

Только в легендах герои встают на ноги, стопы которых раздроблены молотом, берут в руки, кисти которых также раздроблены, мечи и убивают своих врагов. В чужом внутреннем мире такие вещи возможны тоже... вот только я разрушил либо поглотил слишком большую часть этого мира — и потому, пока я сам не захочу, чтобы калечные отражения моего врага двигались, как здоровые, они не сдвинутся со своих мест. А я, разумеется, не захочу.

"Но чего именно я хочу?"

"Поглотить оставшееся".

"Верно. Вопрос в ином. А могу ли я позволить себе это... удовольствие? Ответ почти очевиден, не так ли?"

"Но стоит ли мне бояться падения? Демоны — тоже живые существа...".

"Да. Вот только они уже не люди".

"Нет. И что?"

"Да хотя бы то, что падение — это необратимо. Я без дополнительных соблазнов давно уже хожу по краю. Стать демоном никогда не поздно, вот только вернуть человечность..."

"Что ж. Да будет так".

Во внутреннем мире я замер, недвижим. А потом вновь рванулся живой Молнией — но уже не в подвалы, а прочь, в свой собственный мир. В материальном же мире я подождал, пока Весёлый Шень пересечёт незримую черту выбранной дистанции. И всадил в него сперва Копьё Грома, а потом, после встречного рывка — танто и сёто.

Отступник не смог правильно отреагировать на атаку. Те его части, которые смогли бы, убил и частично впитал мой Юрэй-нин, а времени на восстановление я не дал.

Итоги... их можно оценить позже, решил я, повернувшись к куполу Водяного Пристанища.

* * *

— Как?

— Объясни!

— Покажи!

— Нет, научи!

— Точно! Научи!

— Ну что тебе стоит?

— Пожалуйста!

— Пожалуйста-пожалуйста!

— Мы просим!

— Смиренно просим.

— Припадаем к стопам!

— Научи!

— Такой мудрый...

— Такой щедрый...

— Такой сильный...

— Спаситель!

— Избавитель!

— Учитель!

— Очень-очень просим вас!

— Как?

— Да, как так вышло?

— Объясни!

И вот так по кругу. Уже, кажется, шестнадцатый раз... или семнадцатый? Шика и Тоши идут на рекорд. Если бы я не умел управлять своим фокусом внимания — или сорвался бы, или свихнулся...

Свихнулся?

Плохая мысль!

Кажется, моя победа над Шенем что-то во мне... даже не уверен, как это определить. Сломала? Сдвинула? Раскрыла? Точнее всего будет сказать — изменила, но ведь перемены переменам рознь. И вот сейчас, возвращаясь в Ёро вместе со своими (слишком шумными) подопечными, я пытаюсь подвести хотя бы предварительные итоги.

Получается плохо.

...Секущая Сеть отступника так никого и не убила. Цем-защита моих подопечных после одного-единственного удара просела у кого наполовину, а у Ясуо и вовсе на четыре пятых — но ослабила атаку достаточно, чтобы напитанные сеф тела отделались глубокими (у Ясуо — очень глубокими, до кости) рассечениями. Ещё Рини сильно повезло: если бы одно из лезвий Сети прошло на палец левее, она вполне могла лишиться глаза. Мурене с родичами досталось не меньше: помимо прочего, Рензо чуть не истёк кровью, а Оки лишилась руки. Впрочем, как лишилась, так и приживила назад; относительной безопасностью внутри купола и своими целительскими способностями она воспользовалась во всю ширь. Четвёрка моих учеников — перед лицом общего врага и после данного мной обещания — не стала ей препятствовать.

Это способствовало... нет, не дружбе. Даже о временном союзе речи не шло. Но напряжённость между пленниками и пленителями снизилась. А после того, как я, разобравшись с Шенем, задал три обещанных вопроса, получил свои ответы и освободил пленников, Мурена расщедрилась на четыре имени: одного соклановца и троих наших. То есть Мефано.

Хотя по мне — с такими "нашими" никаких врагов не надо! Пусть даже предателем, играющим с игры с чужими, был только кто-то один из троицы... хотя, может, и не один. Не на пустом же месте Чиё их заподозрила!

— Насчёт... наших полной ясности нет, — сказал я тогда, — но предателя в своём клане ты знаешь точно. Почему же он до сих пор жив?

— Ненадолго, — Мурена сжала кулаки. — У нас был договор, но после всего...

Я кивнул. Да уж, после найма Весёлого Шеня любые договоры можно считать разорванными.

— Надеюсь, мы нескоро встретимся вновь, — прозрачно намекнул я вместо обычного "сайонара". "Вы же понимаете, что мы остаёмся врагами и позже пощады не будет?"

Чиё промолчала. А вот Оки не удержалась:

— В следующий раз мы подготовимся лучше! — Пообещала она громко, когда Кенсиро уже отступили на приличное расстояние. В ответ я создал Клинок Плазмы и взмахнул им, выполняя одну из ритуальных фигур вызова на поединок. Мол, "не только вы будете готовиться".

На том и разошлись.

После чего Шика с Тоши, промедлив ещё самую малость, начали выедать мне мозг через уши. С двух сторон, чередуясь. Вот ведь!..

Нет, под таким обстрелом мне изменения в своём состоянии не отследить. Разве что позже, изучая самого себя через Сеть Памяти. Всё равно что бы там ни произошло, отыграть назад не выйдет. Так что... смирюсь. В том числе и с щебетом близняшек.

Надо бы, кстати, всё-таки подобрать им задание с убийством. Может, хоть тогда призадумаются и станут поспокойнее?

Оборот пятый (3)

— И вы... вот так просто... отпустили Мурену?

— Не просто, Райдон-доно. Я убедил её поделиться некоторыми сведениями о предателях в рядах кланов Мефано и Кенсиро, желающих сызнова разжечь вражду.

— Вот как. И... чьи имена она назвала?

Я ответил, перечислив всех четверых, после чего добавил:

— Чиё-сан возьмёт устранение своего... вредителя на себя. Нам же предстоит выяснить, кто именно из наших замарал свою честь. Надеюсь, вы, Райдон-доно, не откажетесь ответить на мои вопросы? Вы ведь гораздо лучше знаете свой регион и живущих здесь клановых.

— Верно. Я знаю лучше, — мгновенным острым взглядом из-под амигаса старейшина попытался смутить меня, а то и пристыдить. Тщетно: я ответил спокойным, но ничуть не менее твёрдым взглядом. — Однако мне не совсем понятно, почему я вообще должен отвечать на ваши вопросы, молодой мастер.

— На это есть четыре довода. Первый: мне уже известны имена подозреваемых, поэтому я могу считаться посвящённым в тайну — и надежным помощником в столь деликатном деле, как... восстановление чести клана. Второй: все подозреваемые являются уважаемыми и влиятельными магами. Настолько влиятельными, что попытка установить виновника в одиночку... небезопасна. И к тому же может насторожить предателя. Ну а третий и четвёртый доводы вполне очевидны.

Старейшина медленно кивнул. Что да, то да: я, в отличие от большинства его подчинённых, просто по своему положению не могу быть замаран в делах пока ещё не установленного изменника... но могу быть ох как полезен при его допросе и устранении.

— Надо полагать, вы будете настаивать на личном участии в деле до самого конца?

— Недостойный звания Мефано покусился на моих учеников. Да, я хочу своей рукой срезать больной ствол — либо засвидетельствовать, как его срезают. Со всем подобающим уважением, Райдон-доно, но меньшее... неприемлемо.

— Что ж, — старейшина снова чуть опустил голову, пряча взгляд под краем амигаса. — Задавайте свои вопросы.

* * *

Это "место для обретения гармонии" ярко напомнило мне поместье Сёнама. Что, впрочем, и не удивительно: ведь в пространстве их разделяло менее полутора дней пути. Те же горы, та же природа, тот же архитектурный стиль и материалы...

Только содержание, в отличие от обёртки, разительно не похоже.

Моя команда — вся четвёрка — сгрудилась под отдельным барьером сокрытия в трёх десятках шагов. Я и стоящий рядом Райдон использовали для маскировки своей сеф печати-накопители моей выделки. Седьмой и последний член группы, Мефано Акина, выдвинулась на сотню шагов вперёд. Ей, как обладающей повышенной чувствительностью к сеф, требовалось для разведки дополнительное уединение. А мы... нам оставалось глядеть на поместье издали, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение... без успеха. И пытаться хранить покой духа, любуясь на "горы и облака"*.

/* — поджанр фукэй-га, т.е. пейзажной живописи, а также один из восьми "видов для очищения чувств" (к таковым относятся также "лес/дерево на склоне", "падающая вода (дождь и/или водопад)", "бегучая (речная) вода", "картины побережья", "цветение в саду", "рыбы в пруду", "сад камней"). Местное искусство, как я уже писал, изрядно отличается от земного японского, хотя бы в силу отсутствия буддизма с изменением связанных с ним традиций./

Получалось не очень. Причём не у меня одного. Что лишний раз подчеркнул нетерпеливый вопрос Райдона к вернувшейся Акине:

— Ну как, на месте Кадо? И есть ли там кто-то ещё?

Пожилая — настолько пожилая, что больше трети пышной шапки волос серебрились сединой — целительница в ранге подмастерья магии виновато склонилась перед старейшиной:

— К стыду моему, Мефано-доно, я мало что могу сказать вам. Поместье с ближайшими окрестностями укрыто весьма надёжным барьером, препятствующим моим чувствам.

— Вот как?

— Да. — Новый поклон, чуть ниже. — Всё, что я могу сказать с определённостью, — под барьером находится не менее двух, но и не более четырёх людей, среди которых как минимум один маг. Но уверенно опознать в оном Мефано Кадо... не по моим скромным способностям.

— Прошу прощения, Акина-сан, — вклинился я, — могу ли я узнать некоторые подробности о природе упомянутого барьера, если вы обратили на них своё драгоценное внимание?

Целительница помолчала, но Мефано Райдон не счёл нужным осадить выскочку, и она ответила согласием. Несколько малых черт — и Акина, с его молчаливого одобрения, снова выдвинулась вперёд, для более детального изучения скрывающего барьера.

— Ну и к чему это? — тихо буркнул старейшина, когда мы снова остались вдвоём.

— Если в защиту поместья вплетены сигнальные контуры именно того типа, как я надеюсь, то за барьер можно будет послать шпиона.

— Шпиона?

— Не мага, конечно. О таком и подумать нельзя. Но шпионы бывают разные.

— Вот как.

Продолжать расспросы старейшина не стал. Сразу. Но вот когда вернувшаяся Акина надежды подтвердила, а я, достав из подсумка сикигами в виде оригами-журавлика с заранее подселённым бакэмоно, отправил его в сторону поместья, Райдон спросил:

— Откуда... это?

— Сделал. Не так уж оно и сложно, если приноровиться. И полезно... иногда.

— Полезно. Хм.

— На самом деле, — решил я "разговориться от волнения"; хотя я ведь и в самом деле волновался — просто причина была не та, на которую могли бы подумать Мефано, — мелкие демоны в сикигами как шпионы не очень удобны. Даже, скорее, неудобны. Малозаметны, способны проникнуть много куда и ощутить то, чего никакой человек не ощутит — да; но при этом понять то, что они ощущают... для этого нужен совершенно особый опыт. Плюс обычные слабости демонов. Например, для проникновения в дом, защищённый качественной храмовой печатью Божественной Защиты, сикигами не годятся вовсе. Я бы вообще не связывался с колдовством, да только выбора нет: в отличие от Акины-сан, — короткий поклон в её сторону, — мне благими небесами не дано настоящей чувствительности к проявлениям сеф. Вот и приходится... ходить иными путями.

Не высказанным остался один любопытный момент, хотя не знаю, уловили его Райдон с Акино или нет. Скорее всего уловили — не дурные всё же и опытные люди. А суть в том, что именно маги, не в пример обычным людям, для слежки через бакэмоно особенно уязвимы. По причине простейшей: меж храмами и магами, как я уже упоминал, нет дружбы и приязни, а потому даже обычнейших омамори маги почти никогда не носят. Конечно, магам омамори как таковые и не нужны — собственная сеф защищает их куда лучше любых храмовых поделок. Но вот то, что в жилищах магов, не в пример даже средней руки купцам или чиновникам, той же Божественной Защиты обычно не бывает...

В поместье, к которому я направил бумажного журавлика, её также не нашлось. Будучи связан с сикигами отдельным управляющим контуром, я быстро и легко определил, что творится за барьером. Но сразу сообщать Мефано новости не стал. Сначала я дождался возвращения журавлика, затем подержал его на ладони, закрыв глаза (делал вид, что читаю память бакэмоно, хотя на самом деле просто подкармливал мелкого демона своими сеф и суго, точно по договору), и лишь после, убрав журавлика обратно в подсумок, сказал:

— В поместье находится один маг и пара обычных людей.

— Маг — это Кадо? — попытался уточнить Райдон.

Я еле заметно (то есть всё равно напоказ) поморщился.

— Если бы я раньше следил за ним через этого сикигами, то ещё попытался бы определить. Ну а так... духовные чувства демонов совсем не те, что у людей. Совсем. Если это поможет, могу сказать, что и маг, и двое людей не молоды, их ци подобна болотной воде; при этом резерв сеф у мага на одну пятую больше моего.

Мефано переглянулись.

— Резерв Кадо как раз и должен быть немного больше, чем у Мичио-куна, — заметила Акино.

— А его наиболее доверенные слуги всего лет на десять моложе хозяина, — добавил Райдон. — Это он, почти наверняка. Действуем!

...убить опытного мастера магии, даже расслабившегося на отдыхе, — непростая задача. А уж взять его живым и хотя бы относительно целым... порой подобное становится возможно разве что с прямым вмешательством божества или аякаси, имеющего подходящее именно для пленения ватшу. На наше счастье, благие небеса так же, как меня, обделили Мефано Кадо хорошим, дальнодействующим хирватшу. В результате наш рывок от границы барьера оказался неожиданным и сокрушительным. Менее удара сердца минуло от начала захвата, как я, диким вепрем проломив стены на прямом пути к цели, оделил Кадо Шоковым Ударом, затем накинул на его шею ленту, уже испытанную в деле блокирования сеф, после чего без промедления добавил к Шоковому Удару вторую Форму: Лишение Чувств. Создать её так мягко и плотно, как хороший маг-целитель с развитым сродством с Деревом, да ещё в бою я не мог в принципе. И потому просто ухнул в Лишение Чувств, созданное на нейтральной сеф, аж четверть своего резерва, чтобы уж точно подействовало.

Лишь после этого я смог успокоиться, сбросил боевое ускорение, а затем начал планомерно обследовать Кадо на предмет скрытого оружия, припрятанных ядов, незаметных цем-печатей, включая татуировки, и тому подобных штук. В том, что обученная мной четвёрка даже без подстраховки Райдона с Акино сумеет скрутить пару обычных (к тому же пожилых) людей, я не сомневался. Если бы не выверты близняшек, я бы даже сказал, что они скрутят их нежно и со всем вежеством.

А чуть позже мне стало вообще не до действий собственной команды.

— Акина-сан, вы когда-либо сталкивались с подобным?

— Нет, — решительно и без раздумий.

— Я, — мрачно вклинился Райдон, — о таком даже не слышал.

— Более важно — возможно ли как-то заблокировать... это. На самый крайний случай остаётся простейший выход: срезать кожу, и всё. Но у меня есть подозрения, что сия печать может быть как-то связана непосредственно с суго, с мышлением и памятью. И тогда простейший выход... опасен.

Собравшись полукругом, мы рассматривали татуировку около темени лежащего в беспамятстве Кадо. Как хорошо, что я, потакая своему стремлению к перестраховке, не ограничился обычным обыском с диагностикой при помощи сеф, а снова использовал сикигами-журавлика! Он-то и обнаружил аномалию на голове пленника, совершенно не ощущавшуюся мной до тех пор, пока я не обрил Кадо наголо. Вот тогда-то цем-татуировка — овал, размером и формой подобный мужской ладони с примкнутыми пальцами — предстала во всей пятицветной "красе".

А ведь до того не ощущалась никак! Совсем. Если бы не "взгляд" демона, впору принять её за экзотически-бессмысленный узор.

Кстати, впервые за все свои жизни я видел печать, стилистика которой отстояла ещё дальше от классического канона, чем мои самоделки, наследие островного сидения. И это очень скромная оценка! Я-то в своих трудах опирался на письменность восточных островов и, в меньшей мере, ставшие её основой знаки письма Цао; а вот неведомый мастер, наколовший это, словно вообще не опирался на сокровища истинной культуры.

Более того: незнакомые знаки делились на две сильно различающиеся группы. В первую входили весьма простые, угловатые символы, чем-то похожие на следы птичьих лап или клиновидные следы, какие мог бы оставить нож с треугольным в сечении лезвием. Во вторую же — символы, напротив, округлые и плавно изгибающиеся, отдалённо похожие на переплетённых извивающихся червей, с самым небольшим количеством круглых точек и коротких черт, иногда изогнутых, но чаще прямых. Первая группа начертанием походила на священную письменность эгама: насколько я знал, на камнях могил вождей, тотемных столбах капищ и костяных амулетах северяне резали нечто подобное. Но даже это сходство при ближайшем рассмотрении казалось отдалённым и условным, вызванным скорее внешней простотой начертаний, чем глубинным родством. А вот вторую группу я даже не знал, с чем сравнить. Это нечто поистине неизвестное...

При этом одним из явных свойств печати, как я уже упомянул, была отличная маскировка вложенной в неё сеф. Ведь даже Акина, при всей силе своего хирватшу, отточенного подготовкой кланового медика, не смогла обнаружить печать. Раньше я бы сказал, что добиться такой — без малого идеальной — скрытности невозможно, но у меня теперь перед глазами зримое опровержение этого.

Невероятно. Просто невероятно!

— Можно нарисовать вокруг печати Граничное Кольцо, — без малейшей уверенности в успехе предложила Акина.

— Что ж, рисуй, — тяжело обронил Райдон.

— Я немного понимаю в цемора, Акина-сан. Если вы не сочтёте это дерзостью с моей стороны, я бы предложил заранее обсудить некоторые изменения в печати, способные... улучшить её.

— Буду премного благодарна, Мичио-сан.

Я мысленно хмыкнул. О да, при столкновении с неожиданностью даже небольшой помощи обрадуешься. Как и разделению ответственности, пусть даже с юнцом. А гордость не самой плохой мастерицы цемора будет упрятана подальше да поглубже.

Нужда — великий примиритель.

Обычное, не изменённое Граничное Кольцо сочетает в себе два воздействия. Первое точно так же, как мои ленты-ошейники, воссоздаёт эффект мудры покоя. С той разницей, что блокируется только часть системы круговорота, тогда как ошейники действуют грубее и препятствуют вообще любому действию с сеф. Второе воздействие создаёт односторонне проницаемый барьер на пути сеф — причём можно указать, на какую сеф будет действовать Кольцо... или не действовать. Нам подходил как раз последний вид печати. По мысли Акины, нам следовало запереть Граничным Кольцом любое действие и любую сеф, какие только могла содержать неизвестная печать на темени Кадо, но позволить сеф самого Кадо циркулировать сравнительно свободно в любую сторону.

Я предложил (и с некоторыми незначительными поправками добился своего) дополнить Граничное Кольцо третьим воздействием. Достаточно безобидное само по себе, оно многократно облегчало наложение сложной Формы из арсенала целителей, воздействующей на разом суго, сеф и ци, называемой Пьяная Болтовня. В конце концов, мы должны были не просто подтвердить вину либо невиновность Мефано Кадо, но и выявить его (наверняка весьма многочисленные) связи внутри и вне клана. Если уж корчевать измену, то до самых глубоких корней!

...но вот наконец-то знаки Граничного Кольца оплели голову Кадо этаким синеватым венцом; Акина присела около него, лежащего на футоне лицом вверх, касаясь висков Кадо средними и безымянными пальцами и поддерживая Пьяную Болтовню, а я касанием вытягиваю из системы круговорота Кадо свою собственную сеф, постепенно ослабляя Лишение Чувств.

Глаза пленника под веками начинают беспорядочно двигаться, сами веки дрожат...

— Ты слышишь меня? — спрашивает Райдон.

— ...да...

— Понимаешь, что я говорю?

— ...да...

— Будешь ли отвечать на вопросы честно, а при невозможности ответить — сообщать, что не знаешь ответа или не можешь его дать?

— ...буду...

— Тогда ответь: кто ты?

— ...имя мне Кадо. Я из клана Мефано. Возраст — восемьдесят девять лет. Ранг — мастер магии. Специализация — иллюзии, кендо, боевые Формы Воздуха. Чуть более сорока лет назад отошёл от дел клана как почётный старейшина. Продолжал учить молодёжь ещё два десятка лет. Наращивал влияние. Налаживал связи... искал...

Пленник говорил медленно, с довольно длинными паузами, как бы в забытьи. И Райдон не выдержал этой медлительности:

— Искал что? Или кого?

— ...способы. Пути... людей и магов...

— Зачем?

— Райдон-доно, — вмешался я, — не торопитесь, прошу вас. Не усложняйте допрос.

— Хорошо же! Сам задавай ему вопросы!

— Слушаюсь. И горжусь оказанным доверием.

— ...поддерживать баланс... — пробормотал Кадо. — Устранить угрозу. Больно. Необходимо...

— Мефано Кадо, слушай мой голос! — приказал я. — Слышишь?

— ...да...

— Каковы твои отношения с отступником клана Лу Цзи, известным как Весёлый Шень?

— ...я свёл с ним знакомство через Кенсиро Рафу около восьми лет назад...

Я и Райдон переглянулись. Рафу — это был примерный ровесник Кадо, такой же маг-ветеран. И — тот самый предатель, имя которого назвала мне Мурена. Собственно, одним этим признанием наш пленник уже полностью оправдал все наши шаги: и атаку, и пленение, и полевой допрос при помощи принуждающей к откровенности Формы. Одно признание, и вместо незаконно атакованного почётного старейшины клана в наших руках оказался почти-отступник. Разве что сохраняющий ещё свой высокий официальный статус.

Ну да это не надолго.

Потому что откровения и подробности продолжали литься из уст Кадо. Медленно, как патока, но непрерывно и обильно. Понемногу, задавая один наводящий вопрос за другим, я помогал раскрыть картину обширного и систематического... вредительства. Как-то иначе назвать это сложно. Ведь одним из первых уточняющих вопросов с моей стороны стал вопрос мотивов. Я мог бы понять многое: месть, неудовлетворённые амбиции, банальный подкуп или чуть менее банальный личный интерес — ну а вдруг? Даже клановые маги иной раз без памяти влюбляются во врагов или в нарочно подсунутых девиц... ан нет: мотивы Кадо оказались более сложными. Из-за угнетённого состояния сознания он не мог толком объясниться, только и продолжал, что бормотать про какой-то баланс и какую-то угрозу — и тогда, после быстрого перешёптывания с Райдоном-доно, мы решили отложить этот вопрос, дабы все силы и отнюдь не бесконечное время действия Пьяной Болтовни направить на выявление подробностей совершённого предательства.

Вопрос за вопросом дошло дело и до событий, связанных с семейством Оониси. Мне пришлось сосредоточиться до предела, не отстранившись от эмоций — это было бы слишком заметно и неизбежно вызвало бы подозрения, а то и разоблачение — но контролируя и эмоции, и особенно их проявления... пожалуй, никогда ещё не доводилось мне контролировать себя ТАК. Меж тем слова Кадо ни в коей мере не способствовали спокойствию моего духа. Сложно слушать, как одна мирная, беззащитная — лишь руку протянуть, и удавишь! — хладнодушная мразь рассказывает: да, это она, мразь, продавила назначение на место Дайки именно Юдсуки; да, основной мотив состоял в недопущении тесного союза клана Мефано и рода Оониси с их взаимным усилением; да, Кадо планировал принести в жертву всех или почти всех Оониси, ибо это удобнее и вообще лучше, чем жертвовать урождёнными Мефано...

Как я сдержался на последнем признании — не знаю. Милостью ками, не иначе!

Очень хотелось спросить, зачем вообще кем-то жертвовать, но я уже высчитал — трансовые методы люай весьма способствуют сохранению рассудка холодным, — что с шансами более тридцати пяти к тридцати семи пленник снова начнёт в ответ бормотать про угрозу балансу. Поэтому я сосредоточился на подробностях. Как я уже узнал, спасибо Урр за печальные вести, непосредственным исполнителем уничтожения Оониси назначили Мефано Акио; но меня интересовало также, кто подстраховывал его, кто ломал цем-защиту, кто вырвал у Раа и убил Джиро и Кенту (о да, имя этого последнего я хотел узнать с особенной силой!). А самое важное — кто принимал решения, помимо Кадо, и кто отдавал приказы.

Что ж, пленник ответил. Причём в подробностях. Когда очередное применение "мгновенной оценки" показало, что ещё немного, и даже не очень проницательный Райдон начнёт недоумевать, с чего я проявляю столь высокий интерес к достаточно рядовому — для него — эпизоду в череде предательств Кадо, я переключился на другие случаи, требующие прояснения. И надо заметить, что наш пленник не особо стеснялся в средствах. Сговор со старейшинами враждебных кланов — Кенсиро Рафу оказался далеко не единственным, с кем он водился; разжигание межклановой вражды при помощи самых разных методов, включая сведение своих с заведомо сильнейшими врагами (один из таких случаев, собственно, и положил начало истории с Муреной); роспуск порочащих клан слухов; найм для грязных дел отступников — Весёлый Шень опять-таки не был единственным удобным исполнителем; принуждение соклановцев к разного рода неблаговидным действиям при помощи подкупа и шантажа...

Кадо действовал осторожно, тщательно маскируясь и совершая наиболее сомнительные дела чужими руками. Но даже с такими ограничениями ущерб, нанесённый им клану Мефано за много лет, был страшен. Да что там — одна только история с Оониси в итоге стоила клану двух сильнейших и опытнейших боевиков в ранге мастера (Юдсуки с Акио) и шестисот сорока тысяч лю, если считать лишь прямые выплаты. А уж размер ущерба репутации — пожалуй, даже люай не сочтёт в точности.

Слушая его откровения, Райдон в некий момент не удержался и ушёл в транс... чтобы сдержать почти необоримое желание на месте, своими руками удавить поганца. Вполне понятное желание, которое я разделял в полной мере. Да и мои ученики, "незаметно" подслушивавшие допрос, полыхали для моего первого хирватшу весьма однозначными чувствами. Даже Шика с Тоши! При всей их легкомысленности, они родились в клане и впитали некоторые понятия с пелёнок.

...а потом Акина-сан, дойдя до предела своих способностей к поддержанию Пьяной Болтовни, предпоследним усилием воли преобразовала эту Форму в одну из Форм принудительного усыпления. И последним усилием ушла в восстановительный транс, отходя от напряжения и восполняя резерв сеф.

Настала опустошённая, выжженная какая-то тишина.

— Прошу простить недостойного, Райдон-доно, — нарушил я её после долгого вдоха и не менее долгого выдоха, — но я должен вас оставить.

И едва заметно указал старейшине туда, где пряталась за сёдзи моя подслушивавшая команда. "Мне следует позаботиться об учениках". Райдон медленно кивнул. "Полностью поддерживаю. И даю своё разрешение. Действуй".

А затем внезапно, не меняясь в лице, так врезал кулаком по полу возле татами, на котором сидел, что крепкие плашки из морёного дуба брызнули щепой.

* * *

Что такое месть?

Это воздаяние. Болью чужой за боль свою. Это плата — вредом за причинённый вред. Это справедливость... восстанавливаемая на руинах, оставленных сотворённой врагом несправедливостью.

Имею ли я право на месть?

Да. Мне причинили боль. Мою семью уничтожили. И ничего справедливого в этом, конечно же, не было. Любой непредвзятый свидетель, которому я пожелал бы открыться, рассказав свою историю, подтвердил бы это.

Моё мщение может быть не слепым, как то часто бывает, но зрячим. Теперь я знаю всё, что мне нужно: имена, обстоятельства, меру вины. Я имею возможность и желание отомстить.

Так почему же мне не хочется идти по самому лёгкому пути?

Смерть, возрождение и миновавшие годы смягчили меня? Нет. Любое воспоминание о Хироко и детях по-прежнему окрашивается знанием об их насильственной гибели в тёмные тона. Я ничего не забыл и, уж конечно, не собираюсь прощать виновных.

Вот только Мефано Кадо, как и действовавшие по его указке, — не только палачи, но и жертвы. О, мне станет легче, когда они сдохнут (желательно в муках, но обычная смерть меня тоже устроит). И я позабочусь об этом — тут нечего размышлять и сомневаться. Но... сломать клинок убийцы можно, это будет актом правосудия, это доставит мне некое удовлетворение. Только вот полного утоления жажды мести мне не получить, пока я не узнаю ещё кое-чего. Пока не выясню точно, кто поставил на бывшего почётного старейшину свою цем-печать. Кто подтолкнул его на скользкую тропу предательства собственного клана, собственной крови. Кто лишил Кадо ясности мысли, обесчестил и заставил потерять лицо. Превратил в преступника. В отступника.

Отомстить инструментам инструментов можно. Хотя бы для того, чтобы эти слепые орудия чужих замыслов уже никто не смог использовать для вредительства вновь. Только вот осознание, что настоящего виновника — вдохновителя, высоко сидящего интригана, устроителя моих бед и истинного врага — я по-прежнему не вижу и не могу достать...

Раздражает.

Нет, даже не так. Бесит.

То, что я хорошо себя контролирую и не показываю своих истинных чувств, не означает, что эти чувства отсутствуют. Наоборот, необходимость сдерживаться всё только усложняет.

— Почему люди предают?

Вопрос задала Тоши. Но и её близняшка, и Ясуо с Рини ждали ответа не меньше.

— Из-за слабости, — сказал я. — Ну и по глупости... но глупость — тоже слабость. Слабость ума. Старейшина... бывший старейшина, по всему судя, пал жертвой именно этого недостатка.

— Но ведь... он... не так уж глуп и слаб, раз дожил до своих лет и... долго таился.

— Значит, у Мефано нашёлся враг, оказавшийся умнее и сильнее Кадо.

Вся четвёрка дружно передёрнулась. Хотя Шики и Тоши сумели не показать этого, но... моё хирватшу не так-то просто обмануть обычным контролем тела. Не с их куцым опытом.

Враг, более сильный и умный, чем опытный и осторожный мастер магии? О да. Это страшно. Но такова реальность. И она не изменится, если отворачиваться от неприятной правды.

Кстати, не так уж сложно догадаться, что это за враг. Собственно, не так уж много существ либо организаций проходят по разряду "не в силах оказать сопротивление, мастер магии вынужден им подчиняться". Причём те же демоны или, скажем, шпионы князей-конкурентов отпадают — им Кадо как раз мог бы противиться или в крайнем случае умер бы, пытаясь. Да... я понимаю в происходящем больше своих учеников, и потому мой страх куда... рельефнее.

И всё же...

Хироко. Макото и Аи. Кейтаро, Хана, Джиро, Кента. Нацуко. Има.

Когда-то я пообещал сам себе, что не сверну с пути мщения, даже если его преградят десять тысяч небожителей.

Что ж... я сдержу обещание.

Но зрячая месть может выбирать окольные пути.

— Запомните накрепко, — сказал я, поочерёдно заглядывая в глаза каждому из своей четвёрки, — ни одно существо, будь то человек, дух, демон или бог — не всесильно и не всеведуще. Можно и нужно бояться врага, особенно если тот силён. Но сдаваться нельзя. Участь бывшего старейшины — это урок всем нам.

— Урок?

— Да. Причём весьма простой. Лучше умереть, чем предать.

Благодаря хирватшу я ощутил, как пелена страхов, смущающих учеников, разрывается. И обрывки её отметаются прочь ветром решимости. Что ж, они усвоили урок. А я?

Время покажет.

* * *

Допрос Кадо при помощи Пьяной Болтовни (с неизбежными перерывами) продолжался почти два дня. А мог бы длиться десятикратно дольше — подробностей его многолетнего вредительства хватило бы очень надолго. Но настал момент, когда тянуть с решением дальше стало опасно. Ведь, в конце концов, Мефано Райдон — отнюдь не почётный, а действующий старейшина. Он не мог исчезнуть надолго, не вызвав волну слухов и подозрений. Не говоря уже о сопутствующих обстоятельствах его... "исчезновения". Спугнуть соучастников предательства — последнее, что нам нужно.

И вот, как только Акина отошла от очередного этапа допроса, Райдон сообщил ей и мне при помощи жестов, что хочет посоветоваться вдали от лишних ушей. Теми же жестами я выразил согласие, достал загодя подготовленный свиток, влил свою сеф в цем-печать... и нас троих окружила шелестящая сфера молочно-белого марева. Ни подслушать, ни подсмотреть. И...

— Гашение сеф? — лёгкое удивление.

— Неполное, Мефано Райдон-доно. И не столько гашение, сколько смешение. Я постарался также предусмотреть — и отрезать — возможность слежения при помощи ватшу. Акина-сан?

— Получилось, — признала она. — Всё, что за пределами этой... пелены... размыто. Я даже не могу ощутить присутствие сеф твоих учеников. Хотя использование боевых Форм, возможно, всё-таки будет заметно... тут нужны испытания.

— И как долго будет работать печать?

— Не менее пяти-шести больших черт, Мефано Райдон-доно.

— Хорошо. Тогда начнём. Вы догадываетесь, о чём пойдёт речь, так что... высказывайтесь первым, молодой мастер.

Совершив поклон уважения, я коротко изложил своё видение ситуации. Не упоминая мнения об уровне сил, которые толкнули на предательство клана бывшего старейшину. Только факты: утекающее время, нобходимость пленения, допроса и суда над сообщниками Кадо, избыточность риска при приведении его в чувство и возможность держать его в беспамятстве ещё не один день.

— Ясно. Ашина-сан, вы, как целитель, подтверждаете... сказанное?

— Да. Необходимые вытяжки у меня с собой и в достаточном количестве. Для подстраховки есть медицинские цем-печати и Формы. Ещё пять или шесть дней я могу держать Кадо в... безопасном состоянии, причём без существенного вреда его здоровью.

— Что ж, тогда готовьте отступника к перемещению.

— А слуги? — уточнила Ашина.

— Как мне помнится, — молвил Райдон, не глядя на меня прямо, но явно сфокусировав иные чувства, помимо зрения, — Мефано Сусуми-сама счёл вашу команду готовой для испытания кровью. Как вы считаете, молодой мастер: наш глава ошибся?

Проклятье.

— Если бы результат испытания был ясен заранее, его не стоило бы называть так, Райдон-доно. Я испытаю моих учеников... и сообщу вам результат.

— Что ж. Тогда действуем.

Я вновь совершил поклон уважения, отменил действие печати приватности, свернул и спрятал свиток с нею, а затем отправился к команде.

...почему я вообще так сжимаюсь при мысли об испытании убийством?

Да просто опыт есть. Неприятный.

Питаемый водами третьей жизни, памятью Оониси Акено.

Сам я впервые убил себе подобного довольно легко. Но к тому моменту моей душе было уже под сотню; я успел испытать и предательство, и одиночество, и травлю "сверстниками", и выживание с добычей пищи своими руками. Суть моя зачерствела, а закалённый медитациями разум не нашел большой разницы между кровью пойманного зайца и кровью ненужного свидетеля. Хотя даже так раза три или четыре являлся мне во снах тот заморённый невзгодами нищий. Стоял, смотрел... и уцелевшим глазом, и окровавленной дырой на месте второго, оставленной моим ножом. Молчал. Этого хватало, чтобы просыпаться с сосущим ощущением пониже грудины и омрачённым настроением.

Хироко сама завела разговор о том, чтобы испытать себя. К тому моменту ей было за двадцать, она родила Кейтаро и оправилась от родов. Что двигало ею — остатки почти сбывшейся детской мечты о становлении ведьмой? Стремление стать ещё ближе ко мне? Желание дойти до своего предела и точно узнать, на что способна? А может, тёмная сторона любопытства или долг? Не знаю. Я не стал её расспрашивать — ни до, ни после. Просто спросил, уверена ли она, подстраховал во время похода в трущобы и был рядом потом. Но знаю: ещё много после расправы с той мелкой шайкой жена, и так-то любящая ласковые прикосновения, льнула ко мне особенно часто, а однажды ночью, проснувшись чуть ли не в самое тёмное время суток, пробормотала: "Магия — это здорово. Но путь ведьмы — нет".

С детьми вышло ещё сложнее.

Старший сын вроде бы отнял жизнь с лёгкостью... вроде бы. Подготовленный люай, умеющий переплетать Сеть Памяти... истинное отношение такого к чему бы то ни было узнать непросто, даже при помощи хирватшу. Я, к стыду своему, далеко не сразу понял, что к чему. Но когда понял — испугался. Если Хироко потом начала ко мне льнуть, то Кейтаро — отдалился. Он и так-то вырос скупым на улыбку, но после испытания кровью перестал улыбаться мне вообще. Своей матери — тоже. Увы, насколько легко заметить что-то появившееся, настолько же сложно порой понять, когда что-то привычно-незаметное исчезает. Лишь два десятидневья спустя начал я ощущать неладное... и не понял, что к чему, пока — ещё двумя десятидневьями позже — Хироко, мучимая первыми ростками отчаяния, не умолила меня поговорить с сыном.

Что ж. Поговорили. Основательно так. И вроде бы положение удалось поправить. Наследник заново переплёл свою Сеть Памяти, загнал отвращение к себе ещё глубже, перестал бояться убийц — то есть своих родителей и знакомых магов... но нечто трудноуловимое, хрупкое и драгоценное, раньше жившее в его взгляде, всё же ушло.

Да, взрослеть необходимо. Но не все пути взросления равноценны...

А почти сразу после этого чужую жизнь отняла Хана. Случайно в общем-то. Но с куда как худшими последствиями.

Моя старшая дочь выросла той ещё непоседой и хулиганкой. От выходок её и собранной ею банды сорванцов стонали жители пяти кварталов окрест, а уж слухами питался, пожалуй, весь Ёро. Дома-то мы с женой без особого труда держали эту акунин-онна в строгости... но тем более отвязные выходки устраивала Хана вдали от пригляда старших. На неё со временем даже жаловаться перестали, потому что за жалобы она впоследствии мстила — и довольно жестоко. Узнавать об её очередных проступках приходилось окольными путями, а чуть ли не единственным способом приструнить мелкую хоть на какой-то срок — пообещать временно отменить совместные тренировки и урезать обучение.

В общем, Хану очень сложно было назвать хорошей дочерью. Но даже так её поведение могло остаться всего лишь баловством и проказами... вот только во время очередной драки с конкурирующей бандой благие ками отвели взгляд, а демоны возрадовались. Дочь, уже вышедшая на уровень подмастерья, но ещё не набравшаяся достаточно опыта, чтобы должным образом контролировать свою силушку, не сумела рассчитать удар.

Простая случайность... но отцу убитого паренька от этого не стало легче.

Банда Ханы распалась. Точнее, из предводительницы дочь в одночасье стала изгоем: почтенные горожане настрого запретили своим отпрыскам иметь дело с "ёкаем". И не нашлось ни одного приятеля либо приятельницы, кто нарушил бы этот запрет. Может, со временем положение сгладилось бы как-нибудь. Но я совершил очередную ошибку, нагрузив Хану тренировками и учёбой, чтобы на проказы (и на самоедство) оставалось поменьше сил. В свободное время она также не вылезала из подвала, раз за разом отрабатывая удары и изученные Формы. И чем дальше, тем сильнее замыкаясь. Когда дочь начала в подвале ночевать, мы с Хироко опомнились. Не без труда, но всё же извлекли Хану из-под земли и вскрыли наросший вокруг её души панцирь отчуждения. Кейтаро, кстати, немало помог нам в этом. Да и другие домашние — мама Аи, Нацуко, Джиро, Има, старые и преданные Оониси слуги — поддержали нас. Меня по сию пору передёргивает, когда я подумаю, что могло случиться, если бы от Ханы отвернулась ещё и семья.

Да. Нанесённая рана — незримая, но глубокая — в итоге зажила. Но от былой хулиганистой пацанки осталась лишь тень. А в характере окончательно закрепилась мстительная жестокость — к счастью, хорошо сдерживаемая разумом. И всё же мнение "чужих" для дочери раз и навсегда стало ничтожным. Помнится, одну из родственниц — тётушку, что в своё время как бы не громче остальных сокрушалась о недостатке манер у Хироко, а позже пыталась пристыдить Хану за какой-то мелкий недостаток в одежде — моя старшая довела чуть не до обморока одним взглядом и вопросом, почему та не боится говорить гадости в лицо "такой плохой девочке".

Новым правилом Ханы после того случая, видимо, стало: "Пусть трясутся хоть от ужаса, хоть от омерзения, лишь бы не трогали и помалкивали"...

Да. Опыт мой по части кровавых испытаний не радостен. Но и выбора нет. Мои ученики — маги, причём близняшки — ведьмы потомственные, клановые; люди нашего сословия, не умеющие убивать, подобны крестьянам, не умеющим доить скотину. Оттягивать испытание нельзя уже в силу того, что это неразумно: как сказано в Священной Дюжине, "чем моложе росток, тем слабее, но тем и гибче".

— ...убить?

— Да. Таков приказ, Рини. Можете рассматривать это как очередной урок. Все мы прекрасно знаем, что, не в пример своему господину, они ни в чём не виновны и просто до конца выполняли свой долг. Но когда господин оступается, его слугам приходится платить по чужим счетам. А можете посмотреть на это как проявление милосердия: ведь о том, что натворил Кадо, они ещё не знают.

— Нас четверо, — заметил Ясуо после недолгого молчания. — Слуг двое. Как будем... делить?

— Не надо делить, — Шика.

— По праву принадлежности... — Тоши.

— ...к клану Мефано...

— ...мы просим чести...

— ...пройти испытание...

— ...первыми.

Я окинул их испытующим взглядом:

— Уверены?

— Да, — хором.

— Ясуо, Рини. Вы согласны уступить им?

— Вполне, — бросил Ясуо. Рини, повернувшись лицом к близняшкам, просто поклонилась — как кланяются равным, чьё первенство, тем не менее, в данный момент несомненно. Например, партнёру, только что победившему в спарринге.

— Значит, вопрос решён, — подытожил я. — Будьте готовы к выдвижению через треть большой черты.

Забегая вперёд, могу сказать, что кошмары об убийстве невинных Шике с Тоши в итоге не являлись. Да и двое оставшихся учеников впоследствии прошли своё испытание кровью... достойно. Наверно, этого следовало ожидать: поступки, осуждаемые в среде чиновников, торговцев и людей ремесла, в иной среде порой воспринимаются совершенно иначе. Но... плох тот наставник, чьё сердце не бьётся чаще при мысли об испытаниях на Пути его учеников.

Я же в результате этой истории осознал — хотя и с опозданием — кое-какие нюансы своего отношения к Мефано. И получил ещё одну причину для подкрепления собственных планов, касающихся будущего княжеского клана.

* * *

Выявление подтверждённых и возможных предателей прошло в несколько приёмов. Как бы я ни хотел собрать и проверить всех Мефано разом, провести такое собрание было бы невозможно даже властью главы. Но мы с Райдоном-доно (а когда неприятные новости дошли до него — и с Сусуми-сама заодно) постарались, насколько смогли, проверить всех членов клана так, чтобы проверка эта стала для проверяемых внезапной. Одним только тестом на наличие тайной цем-печати при помощи сикигами мы, само собой, не ограничились. Всех членов клана — и урождённых, и принятых, и подозреваемых, и вроде бы ни в чём не замешанных, и действующих, и почётных старейшин... да даже детей старше пяти лет! — подвергли также опросам в присутствии Акины-сан и других обладателей хирватшу. Ведь, как ни противна естеству сама мысль о подобном, но у Кадо-предателя могли найтись вполне добровольные и сознательные пособники без всяких цем-печатей на голове.

Итоги... не радовали. Мягко говоря.

Одних только "опечатанных" обнаружилось ни много, ни мало — четыре мастера магии и три подмастерья (причём Кадо знал и сотрудничал только с одним мастером и одним подмастерьем). Чуть ли не четверть всех Мефано — то есть всех вообще, включая детей! — оказалась в разной степени замазана в содействии предателям. Немалым ударом для главы стало то, что среди принятых доля даже невольных сообщников "опечатанных" оказалась незначительна. Предатели, как выяснилось, старались привлечь в первую очередь урождённых членов клана.

И вершиной их достижений стала вербовка единоутробного брата Мефано Сусуми-сама.

Да-да! Не какая-то мелкая рыбёшка, но сам младший брат главы — и его весьма вероятный преемник — оказался одним из носителей тайной цем-печати.

А уж сколько грешков, грехов и полноценных преступлений, легко способных стать причиной отступничества и изгнания, всплыло во время расследования... в том числе обнаружившихся попутно, без прямой связи со всей этой историей... Кадо со своими, с позволения сказать, коллегами особенно любил использовать тех, кого мог шантажировать; а для хорошего шантажа нужна не менее хорошая причина или хотя бы надёжный, крепкий повод.

Дошло до того, что я поймал себя на невольном сочувствии клану и особенно главе. Принимать такие новости — горше, чем хину жевать.

Не то, чтобы это как-то повлияло на мои действия...

Хину я вспомнил неспроста. Расследование с арестами, допросами, бегством части выявленных сообщников "опечатанных", новыми арестами и новыми допросами — вся эта напряжённая до звона суета ввергла клан в нечто, сравнимое разве что с жестокой южной лихорадкой. При которой больной не по одному разу в сутки то трясётся от озноба, обливаясь липким потом, а то горит в бреду, нещадно мучимый кошмарами и жаждой. Шутка ли — четверть клана замешанных! У каждого из которых, само собой, имелось по несколько ни в чём не виновных родственников — жён, мужей, братьев и сестёр, дядюшек и тётушек, сыновей, дедов и бабок, — а также друзей, женихов и невест, напарников, учеников и наставников, кредиторов и должников, собутыльников и просто хороших знакомых. Само собой, что многие из уличённых взывали к помощи родни и близких, а означенные родня и близкие вели себя по-разному. Многие отворачивались от оступившихся, но многие всё же пытались заступаться за них. Чем совершенно не облегчали ноши Сусуми-сама и старейшин, вынужденных решать, чьи дела непростительны, а кому всё-таки можно дать второй шанс.

Если бы я не отправил следить за происходящим Урр, вполне мог бы пропустить момент, когда глава клана, захватив с собой одну только Ашину-сан, "навестил" Кадо для особого допроса. То есть без влияния Граничного Кольца и Пьяной Болтовни. Кстати, Ашина при этом не присутствовала — она лишь привела бывшего старейшину в чувство, а потом Сусуми-сама указал ей на сёдзи и активировал цем-барьер приватности. Определить, о чём говорили глава и предатель, из-за этого барьера не удалось. Но, полагаю, ничего утешительного Кадо главе не поведал, поскольку сразу после этого Сусуми-сама лично прирезал всех "опечатанных" до единого, не позволив им — ну, кроме Кадо — даже прийти в себя перед смертью.

Я догадывался, почему он поступил так, и полностью (втайне) одобрил такую казнь. Хотя и пожалел, конечно же, что предатели отделались слишком легко.

Впрочем, измыслить для них вполне соразмерное наказание не осилили бы даже палачи Первой Империи, изобретатели пытки водой, колесования по-хатуански, "удобрения садов" и "людей-свиней". Увы, но за череду даже самых немыслимых преступлений, если преступник — человек, можно убить лишь единожды. Таков закон всё той же Первой Империи, никем не отменённый. Все попытки запечатывать души людей, как запечатывают демонов, отправлять их прямиком во владения Куро Айджин и других тёмных божеств, использовать для казней оружие, повреждающее душу, и тому подобные изыски безумной мстительности... в общем, занимающиеся такими вещами напрашиваются на недружественный визит "сосудов святости".

Так что, пожалуй, к лучшему, что Сусуми-сама не оставил мне выбора. Будучи свободным в решениях, я всё-таки мог бы рискнуть и скормить хотя бы конкретно Кадо моим демонам. Но как вышло, так вышло. Сдох, так сдох.

Пожелаю предателю десяток перерождений погадостней. И забуду про него. Вернее, приглушу связи в Сети Памяти так, чтобы вспоминать о нём пореже и без лишних эмоций.

Этот свиток судьбы дочитан, пора браться за новый.

* * *

— Силён, — прохрипела Мефано Санго. Говорить нормально она не могла: скрученная в весьма замысловатом захвате, с лентой, прерывающей управление сеф, на шее...

Полное поражение.

Я отпустил ведьму (кстати, правильно освободить противника из захвата — так, чтобы при этом не пострадать от контратаки с близкой дистанции — едва ли не сложнее, чем взять в захват), после чего без лишней поспешности, но достаточно быстро отпрыгнул подальше спиной вперёд. Одновременно я попытался снять ошейник, не касаясь его руками. Увы, именно этого Санго мне не позволила. Стоило ленте соскользнуть с неё, возвращая контроль над магией, как ведьма резко ускорилась и сцапала моё изделие. Растянула, читая и запоминая цепочку знаков, одновременно поднимаясь во весь рост...

Р-раз! И сильные руки рвут полоску пополам. Складывают обрывки. Р-раз! На четыре части. Складывают. Р-раз!..

— Сети, капканы...

Ненавидит их люто

Дочь вождя стаи.

Хокку удалось, особенно как для импровизации. Но старшая дочь Мефано Сусуми-сама одарила меня более чем угрюмым взглядом, притом щедро приправленным концентрированной яки.

Я не дрогнул. Так как ждал чего-то подобного.

Да, лицо Санго и до увечья не блистало красотой. Увы, но в смысле внешности она слишком многое унаследовала от отца; а то, что красит или хотя бы не уродует мужчину, вроде сросшихся бровей и массивного подбородка, в женщине очень редко выглядит притягательно. Быть может, при помощи макияжа и правильной подачи себя ведьма смогла бы создать впечатление если не красивой, то... интересной. Быть может.

Ожог перечеркнул всякие надежды.

Начинаясь от переносья и частично захватывая крыло левой ноздри, широкий — до трёх пальцев в самом широком месте — рубец уходил к уху через скулу и щёку. На отчётливо тронутой загаром коже (отменно гладкой, надо отдать должное) он выделялся бугристым месивом отчасти болезненно красной, отчасти почти белой плоти.

Санго получила эту отметину в четырнадцать. Десять лет назад. В бою, притом жестоком, где умерли все её напарники и даже мастер-наставник, а сама она слегла с истощением и лихорадкой. Что уж там, — половину десятидневья юная тогда ведьма валялась в охотничьей хижине без нормальной помощи целителя, терзаемая ранами, бредовыми видениями и слабостью. А когда соклановцы наконец нашли её, для полноценного исцеления ожога стало поздно. Да и сама Санго отнеслась без восторга к перспективе исцеления, всячески препятствуя лечению.

Почему? Долго гадать не нужно. Четырнадцать — опасный для девушки возраст, самая пора для романтических фантазий... отягчённых сознанием своей непривлекательности (а Санго, повторюсь, не отличалась небесной красой и до увечья). Кто стал мишенью для её чувств, обычно выбирающих кого поближе — наставник? Напарник (для своей старшей дочери Мефано Сусуми-сама расщедрился на довольно взрослого и опытного бойца, да и напарницу подобрал постарше-посильнее)? Не хочу гадать, но почти уверен: чувства имели место. И вот такой финал... все умерли, а она нет...

Я не с чужих слов знаю, каково оно — остаться единственным выжившим.

— Давай уже своё желание, — разорвала молчание ведьма, — победитель.

— Составь мне компанию за обедом.

— Что?! — концентрация яки резко возросла. Я вновь проигнорировал.

— Вон тот холм, вернее, его вершина, вполне подойдёт. Оттуда открывается неплохой вид.

Сверлящие меня подозрительным взглядом карие глаза сощурились в пару щёлок:

— На свидание зовёшь? Меня, Они-бугэйся*?

/* — напоминаю: они — демон-людоед, онна-бугэйся — женщина-самурай. Собственно, "онна" — это в прямом переводе "женщина" или "дева"; наградившие Санго приведённым выше прозвищем, таким образом, "лишили" её признаков пола — помимо прочего./

— Нет.

Выверенная пауза.

— Я приглашаю на свидание мастера магии Мефано Санго. Для серьёзной беседы.

— Но на свидание?

— Да.

— А если я откажусь?

— Хм. — Позволяю себе лёгкую улыбку, ни в коей мере не насмешливую, скорее скромную. Даже опускаю взгляд вниз для пущего эффекта. — Поговаривают, что мне свойственно большое упорство в достижении поставленных целей...

Ведьма фыркнула. Я возликовал — исключительно в душе.

— Ну-ну. Что ж, приму предложение и угощение.

— Буду рад.

Ни слова лжи. Я в самом деле рад, что Санго согласилась и даже не шибает больше жаждой крови в мой адрес. А она, как ведьма, — конечно же, чувствует мою искренность и настрой.

Ради подготовки к этому обеду я немало расстарался. Даже жаль, что поварские изыски — все эти эби тяхан, редкие деликатесные мацутакэ с жареным тофу и рисом, отваренным в бульоне даси, сладкий салат с вакамэ и всё прочее, добытое ради такого случая не без разных приключений — прошли мимо меня. Я просто не мог позволить себе должным образом сосредоточиться на вкусе блюд, на виде с холма, на... да на всём, кроме своей спутницы. При этом, конечно, приходилось ещё очень тщательно контролировать себя: движения тела, порывы духа, выводы разума. Причём так, чтобы мера и главное направленность контроля оставались от Санго сокрыты. Впадать даже в наилегчайший транс? Нельзя. Такое было бы замечено и испортило бы все приготовления, заодно затруднив исполнение планов. Только естественные реакции, только живая воля и вполне объяснимое, но "маскируемое" волнение.

И вот ведьма налила себе* охлаждённого тэй-арукору-сю** (к слову, высшего класса: таким саке даже князя угостить не зазорно!). Медленно выцедила всю пиалу, явно не упуская возможности насладиться редким послевкусием. И вернула опустевший сосуд на циновку — дном вверх.

/* — пара слов о застольном этикете. Само собой, кое-где в описываемом мире, особенно среди высшего сословия и подражающих аристократии, в ходу настоящие "цаоские церемонии". Но у магов и эта сторона формального общения упрощена до предела. Так, попытаться "поухаживать" за дамой, с которой сидишь за одним столом, возможно, если оная дама по малолетству не вполне самостоятельна; если дама сильно старше и/или выше статусом — тогда это знак большого уважения, да и то возможны нюансы; и, наконец, если дама — жена либо наложница ухаживающего. Ну, или невеста. Или хотя бы любовница. Понятно, что для первого варианта Санго слишком стара, для второго наоборот, а третий (пока) не актуален. Конечно, будь Мичио менее расчётлив и более напорист, он мог бы попытаться подложить ей кусочек повкуснее и собственноручно подлить саке. Это следовало бы толковать как почти прямое заявление прав: "хочу видеть тебя моей женщиной". Но шансы на согласие при таком подходе были бы слишком малы, а отказ серьёзно затруднял достижение поставленной цели.

** — разновидность национального напитка пониженной крепости./

Старинный способ завершить трапезу и перейти к разговору. Правда вот, угощение подбирал я. Также именно я выбрал место этого "свидания" и я же вынудил Санго к участию в нём... одним словом, подать сигнал к окончанию обеда, по правилам вежества, также следовало мне. Случись дело при княжеском дворе — и ради сохранения лица мне следовало бы немедля с самыми почтительными извинениями распрощаться со столь недружелюбно настроенной дамой, чтобы позднее отомстить с той или иной степенью жестокости. Но действия ведьмы, к тому же отчасти превосходящей меня статусом — особый случай; если перевести жест Санго в слова, это было что-то вроде: "Ну, мы всласть пожрали и даже выпили не без приятности — так не будешь ли ты, уважаемый хозяин, достаточно любезен, чтобы открыть наконец рот и начать обещанную мне ранее серьёзную беседу?"

Я улыбнулся (несколько язвительно) и продекламировал:

— Прямота сильна,

Если хочешь добиться

Своего — быстро.

Ответом на мой маленький выпад стал очередной хмуро-требовательный взгляд. Хорошо ещё, что не приправленный яки; видимо, угощение до какой-то степени смирило буйный нрав ведьмы.

— Некоторое время тому назад я имел несравненное удовольствие личной встречи с Мефано Сусуми-сама. И беседы... касающейся моих планов в том числе на мою будущность. Я, знаешь ли, к тому времени отклонил аж четыре варианта, измысленных почтенным Мефано Тоширо-доно... вот глава клана и пожелал узнать, кого я вижу в роли своей супруги.

Санго, продолжая хранить молчание, изобразила лицом вопрос. В очередной раз слабо улыбнувшись — теперь с подобающей случаю скромностью — я ответил прямым взглядом глаза-в-глаза, истолковать который превратно было... сложно.

И меня поняли правильно:

— Ч... что?! Это шутка?

— Нисколько, — заявил я с самым серьёзным видом. После чего повторил доводы, уже однажды озвученные: про сильную ци матери и прочие подобные, идущие от головы. Не забыв озвучить свои планы, касающиеся возвышения в иерархии клана за счёт этого брака... но как приятное дополнение, не более. Создать впечатление властолюбца мне не хотелось совершенно. И так как я был искренен, то мне это, скорее всего, удалось.

Некоторое время после окончания объяснений мы оба молчали.

— И как, — спросила Санго, — воспринял эти... откровения Мефано Сусуми-сама?

— Пообещал следить за моими успехами.

— Вот как.

— Позволь мне ещё немного откровенности.

— ... — движение плеч, слишком смазанное для какого-то определённого жеста. Собеседница при этом отворачивается и смотрит куда-то за горизонт. А вернее, никуда конкретно.

— Когда выдадут замуж нежно оберегаемую Ран-тян, — спокойно заметил я, — её мнение не будет иметь решающего значения. В этом смысле тебе повезло куда больше: надо сойти с ума, чтобы идти наперекор воле мастера магии при заключении брака. Если ты твёрдо откажешься иметь со мной что-либо общее, я, конечно, ещё похожу вокруг, но в итоге отступлюсь. Но есть ли у тебя на примете некий лучший вариант? И стоит ли превращаться из Они-бугэйся в Урэнокори*?

/* — букв. "залежалый товар". Иначе говоря, старая дева./

Среди чувств, всколыхнувшихся в душе Санго после этой реплики, приятных не было. Но я не собирался её щадить. Тем более, она не приняла бы подобного. И не заслуживала такого оскорбления.

— Можешь не давать ответа сейчас. Но... я прошу тебя подумать над моим предложением. Пусть я не могу предложить любви, а только уважение, верность и расчёт... с толикой нежности и страсти. Это не самая плохая основа для долгих и прочных отношений, как я слышал.

— ...ответишь на вопрос? — по-прежнему не глядя на меня.

— Задавай.

— Кто она?

— Не ищи поводов для ревности. Да, — признаюсь не без некоторого усилия, лишающего лицо выразительности и делающего голос неестественно ровным, — я любил и всё ещё люблю... но мертвецы — не соперники живым.

Санго не сдержала дрожи.

Ну да, я ведь вычислил, что её возлюбленный умер в той стычке десять лет назад... а она так его и не забыла. Не смогла.

Какая же я сволочь.

— Благодарю за обед, свидание и предложение, Ясси Мичио-сан, — она поднимается, но в мою сторону по-прежнему не глядит. — Я обдумаю сказанное.

Что ж. "Думала" она ещё четыре десятидневья, а свадьбы пришлось ждать полгода. Однако я точно знал, что всё решилось ещё тогда, на вершине холма — остальное стало чистой формальностью.

Оборот пятый (4)

Про Санго я начал рановато. Придётся вернуться во времени к моменту казни Кадо и последовавшим событиям, чтобы объяснить, почему потом всё повернулось так, как повернулось.

Когда человек тем или иным образом узнаёт много такого, что не предназначено для чужих — а я волей случая узнал куда больше грязных тайн клана, чем даже сам хотел бы — стоящие у власти могут поступить двояко (потому что "оставить всё как есть", конечно, не выход). Или как можно быстрее избавиться от слишком много знающего, причём так, чтобы число знающих не приросло. Или поступить по канонам "Наставления о тайном"*, то есть приблизить и обласкать.

/* — классический трактат о политике, шпионаже и искусстве интриг в трёх частях. Первая содержит основы стратагемного мышления с примерами и историческими прецедентами их применения, правильного и неправильного. Вторая (довольно условно) похожа на "Использование шпионов" Сунь Цзы. Третья (ещё более условно: весьма велики поправки на менталитет, стилистику изложения, исторические примеры) на "Государя" Макиавелли. Две части переведены и адаптированы с основы: анонимных трудов основателей Первой Империи Цао; авторство последней традиция приписывает Хирошихэби./

Казни я почти не боялся: Мефано и так потеряли слишком многое, чтобы глава рисковал избавляться от верных и сильных магов, одним из которых я себя показал. Однако оказаться среди приближённых тоже можно весьма различными путями и на разных условиях. Неудивительно, что новый разговор с Мефано Сусуми-сама, случившийся на второй день поутру после казни Кадо, заставил меня... не испугаться, нет.

Но всерьёз насторожиться и сосредоточиться.

Пересказывать подробности беседы нет нужды. Довольно заметить, что глава выглядел уж слишком бодро и спокойно, что сразу же выдавало в нём лидера, попавшего в сложное положение и изо всех сил украшающего сухое дерево искусственными цветами*. Я, разумеется, не стал даже намёком сообщать, что раскрыл эту игру. Вместо этого я (разумеется, со всем почтением и после испрошенного разрешения) дал несколько советов, намекая тем самым на желаемую мной роль. Один совет касался очевидного: собрать союзников клана, огласить общую для всех беду и быстро — так, чтобы по возможности уменьшить противодействие — проверить, много ли предателей завелось у них в расписных палатах**. А вот другой совет...

/* — стратагема двадцать девять.

** — поговорка. Подразумевается, что "предатели в расписных палатах" есть всегда, просто не всегда и не всех из них можно выявить, чтобы должным образом покарать./

— Ты понимаешь, чего хочешь?

— Вполне, Мефано Сусуми-сама. Нельзя забывать о нескольких... фактах. С выявлением Кадо и остальных нам помогли именно враги. Без Мурены всё это могло оставаться тайной ещё долго. Затем, та же Мурена знала, что в её клане тоже завелись... паразиты. И боялась их.

— Успехи врага твоего врага возвеселяют сердце*.

/* — снова "Наставления о тайном"./

— Вот только тот враг врага, о котором речь, не является нашим другом. Сидя на горе, наблюдает он за схваткой тигров*, время от времени бросая вниз куски мяса. Подумайте, Мефано Сусуми-сама: каковы цели сил, по указке которых действовал Кадо и остальные? Они стремились и стремятся ослабить магов вообще. Любых и всех. Вражда нашего альянса кланов с Кенсиро, Хига и остальными возбуждается извне.

/* — стратагема девять, альтернативная формулировка. Хочу отдельно отметить, что эта стратагема входит в число "стратагем равных сил/конфликта", т.е. используя её для описания ситуации, ГГ неявным образом утверждает: враг не обладает сверхсилой, с ним можно бороться и можно побеждать./

— Пусть так, но они всё равно враги. Или ты предлагаешь забыть о пролитой крови?

Я постарался выразить взглядом мягкий упрёк. Впрочем, глава вовсе не собирался меня оскорбить — скорее, подавал удобную реплику, отталкиваясь от которой, я мог бы развить мысль:

— Забыть невозможно, да и не нужно. Что нужно, так это проявить истинное благородство, протягивая в час нужды руку... и приобретая преимущество. Пусть даже, как говорится, с дальней сосны* это покажется наивным прекраснодушием и слабостью — или, наоборот, сокрытием кинжала за улыбкой**. Положение нашего клана станет куда хуже, если мы не поможем Хига и остальным знакомым врагам с их собственными паразитами.

/* — "Когда дозорные на башне не замечают [ничего], разведчик с дальней сосны на другом склоне может увидеть собирающееся за холмом войско" — и опять "Наставления о тайном". Совет рассматривать знакомую ситуацию под разными углами для заблаговременного выявления угрозы либо нестабильности.

** — десятая стратагема./

— Вот как?

— Не сомневайтесь! Ведь наш общий враг, те силы за Кадо, с лёгкостью могут перестать вредить своим орудиям и начать, наоборот, помогать. Избавившись от бед, имеющих внутренний источник, мы тем самым получим беды с источником внешним, причём более злые. Само по себе это неплохо, ведь без конфликта маги подобны клинку без заточки. Но нельзя бить вполсилы там, где ценой победы будет жизнь. Без врага мы не останемся при любом исходе, как уже прозорливо заметили вы, Мефано Сусуми-сама: чужой альянс даже после помощи с нашей стороны останется чужим. Поэтому я считаю, что магам Хига и их союзников сейчас лучше помочь.

— Допустим, — глава опустил веки, почти что закрывая глаза. Кажется, это был (если верны собранные мной сведения о его характере и привычках) знак, что мои слова приняли к сведению и углублённо обдумывают. И что сам этот факт от меня не скрывают... ведь Мефано Сусуми-сама с большим успехом мог "держать лицо", не меняя его выражения вовсе. Также меня весьма обнадёживали его чувства, тень которых улавливало моё первое хирватшу. — Есть ли у вас, Ясси Мичио-сан*, планы на дальнейшие действия по укреплению сил клана?

/* — недвусмысленный намёк на известные обстоятельства. Раньше, именуя ГГ Мефано Мичио, глава льстил. Теперь же "происхождение припомнили". Но при этом вместо хонорифика подчинённого статуса -кун использован более уважительный и нейтральный: -сан. Как говорится, понимай как знаешь. Ну да, Сусуми — политик с большим стажем, чего ещё ждать.../

— Да. Я взял на себя дерзость составить краткий список желательных мер. Какие из них пускать в ход, а какие нет, решать вам. Вот, взгляните, — и перед главой развернулся свиток с тем самым кратким списком. Ещё один шаг, предлагающий меня в качестве советника: подача своих мыслей в письменном виде по традиции считается более высоким и доверенным способом, чем изложение таковых вслух.

Конечно, и это отнюдь не знак высочайшего доверия... но я надеюсь когда-нибудь (желательно поскорее) вернуться к устным докладам во время беседы за чашкой драгоценного жасминового чая*. А если удастся мой план в отношении Санго — то ещё и в кругу семьи.

/* — разумеется, имеется в виду требующий большой доли ручного труда способ подготовки заварки: сперва чайные листья выдерживаются вместе с лепестками жасмина, пропитываясь дополнительным ароматом, а потом жасмин удаляется. Глава клана не будет пить ширпотреб!/

Что до собственно списка, то в нём я предлагал в основном рассчитанные на перспективу долгого времени и не политические по своему характеру (политика — вотчина главы клана, туда мне лезть не по чину, да и рано) меры усиления Мефано. Только проверенные на собственных детях меры... точнее, на детях Оониси Акено. Я предлагал использовать цем-печати для как можно более раннего развития Очага и системы круговорота сеф у детей. Обучающие игры — причём не только в кругу родителей с сохранением семейных секретов, а в обществе других детей, включая даже и принятых. Хороший и сильный маг — это разносторонний маг! Вообще я делал упор на более широкое сотрудничество между разными семьями с активным обменом тайн на тайны, включая даже обмен с союзниками. Передачу всем желающим знание о ряде практик люай (насколько хватит воли и терпения, конечно). Помощь в улучшении контроля стихийных Форм и в овладении смешанными стихиями — причём не одним лишь перспективным юным магам, не одним наследникам и личным ученикам, а в массовом порядке.

Ну и ещё кое-что в виде приятного дополнения. Например, куда более активный (правда, при общем повышении секретности) набор принятых из небогатых благородных семей с резким снижением возрастного ценза. Вплоть до выкупа — если называть вещи своими именами — самых юных, едва вышедших из младенческого возраста.

— Ясси Мичио-сан, — сказал глава, закончив чтение и скатав свиток. Внезапный резкий взгляд глаза в глаза. — Вы сознаёте, ЧТО предлагаете?

— Полностью, Мефано Сусуми-сама. То, что через десять лет сделает нас сильными, а через двадцать лет позволит взойти на вершину могущества.

— Ты не понимаешь... — усталый вздох, сомкнутые веки.

Пожалуй, пора рискнуть. И проявить-таки ожидаемый юношеский пыл.

— Я не понимаю? Конечно же. Как я могу понять, почему другие сидят с опущенными руками, говоря: это невозможно, это выше моих сил, это вообще не в силах человеческих? Да, они сидят, ничего не делая либо делая лишь то, что делали всегда. И, конечно, победа ускользает из их рук. Посмотрите на меня, Мефано Сусуми-сама. Посмотрите! Вы хотите получить для своего клана через несколько лет десятки и сотни таких магов?

— Не равняйте себя с другими. Вы, Мичио-сан, — гений, благословлённый небесами.

— Если и так, это всего лишь значит, что схожих же успехов другой маг может добиться за большее время, приложив больше труда. Я не вижу причин, по которым старательный ученик под присмотром хорошего мастера не может сам стать мастером магии годам к двадцати. Взгляните хотя бы на мою команду! Ведь мне дали далеко не лучших, да к тому же время раннего, самого стремительного развития было упущено — а каковы результаты сейчас?

Тут я "опомнился":

— Прошу простить мою непочтительность, Мефано Сусуми-сама. Но — если вы позволите ещё немного откровенности — мне преизрядно надоели все эти взгляды и шепотки за спиной. Да если бы вместо того, чтобы шептаться, рождённые в клане уделяли собственному развитию хотя бы на пару больших черт в день больше, у них было бы куда меньше причин для зависти! Ещё раз покорнейше прошу прощения...

— Не надо извинений. Во многом вы правы... но умозрительная правота — это ещё не всё. Я думаю, вы не откажетесь доказать свою правоту делом?

Я, конечно же, не отказался. И вскоре был назначен ответственным за подготовку всех юных магов клана Мефано — с соответствующими полномочиями.

...однако есть немалая разница меж тем, каковы твои права и тем, что ты можешь себе позволить на деле. Да, формально я мог начать ломать систему, при которой старые семьи Мефано зорко хранили свои семейные секреты. Мог забирать детей на воспитание, давя на родителей волей главы. Мог и другие ошибки наделать... Если бы на самом деле был лишь юным гением, не в полной мере представляющим сложности внутренней политической ситуации клана. Вместо этого я самым тщательным образом осаждал Вэй, спасая Чжао*.

/* — вторая стратагема. В некотором роде, воплощение принципа непрямых действий; суть стратагемы составляет обманчиво простой совет атаковать врага там, где он слабее, обходя хорошо укреплённые позиции. На практике это, конечно, требует как минимум хорошего знания чужих слабых мест и уязвимостей./

Надо сказать, ситуация, далёкая от былого равновесия, много способствовала успеху моих начинаний. Можно даже сказать, что я начал воплощение очередного этапа своих планов в самый благоприятный момент из возможных. Внутренняя смута на фоне пропорционального ослабления всех явных противников (а глава всё же пошёл на поводу у разума, не у чувств и связался с главами враждебных кланов для действий против общего неприятеля). Что может быть лучше?

Так что я постарался выжать из создавшегося положения всё, что только можно... не слишком выделяясь размахом своих запросов, конечно.

Например, Мефано Кохана, в девичестве Дойо. Вдова младшего брата главы... да-да, того самого, зарезанного без суда предателя с тайной печатью на голове. Возраст — на год моложе Санго. Ранг как мага — подмастерье. Сирота. И три ребёнка, "отродья предателя", на руках: шестилетняя девочка, мальчишка трёх лет и полугодовалый младенец, тоже мальчик.

Не знаю, из каких высоких соображений родня Мефано Сусуми-сама вздумала устроить неудачливой бедняге чуть ли не полноценную травлю. Может, кто-то шибко "умный" решил, что после нескольких десятидневий в такой обстановке будет достаточно раскрыть рот с добрым словом в адрес вдовы, чтобы в него, как говорится, пирожок залетел* (забывая, что худо нажитое впрок нейдёт: пусть вдова не стала сильным магом, она всё равно оставалась неглупой женщиной с хорошей клановой подготовкой и непременно поняла бы, откуда валит дым). Возможно, никто никаких планов не строил, и Кохана-сан пострадала по извечной людской привычке пинать упавшего. Как бы то ни было, а она и её отпрыски — по крови члены правящей семьи, причём полностью законные! — стали одними из моих первых подчинённых. Добровольно и с радостью.

/* — "в открытый роток влетел пирожок": японская пословица о приобретении чего-либо с минимальными усилиями. Коррелирует по смыслу с поговоркой о "манне небесной"./

Или вот Мефано Хару и его внук, Тама. Далеко не столь состоятельная семья, как правящая — но пострадавшая от того же синдрома тающей ци Льяо Бэя. Если Ран-тян, исцелённая к девяти годам, выросла избалованной и изнеженной, Тама оказался слеплен из иной глины. Страдая от физической слабости почти до двадцати лет, он не тратил время даром, изучая клановые архивы и приобретаемые при любой возможности трактаты на самые разные темы — от мореплавания до землепользования, от цаоской алхимии до воспоминаний княжеских советников. Мефано Хару, будучи братом хранительницы архивов, имел возможность поощрять его в этом.

Более того: не желая мириться с болезнью, Тама с десяти лет выполнял поутру полный круг гимнастики шоци*. Позже он смог повторять этот подвиг (с таким-то синдромом именно подвиг, не меньше!) также по вечерам. Ещё позже — и в середине дня. Учитывая явный недостаток средств на лечение, а также редкость визитов мастеров акупунктуры, не будет большим преувеличением сказать, что на четыре пятых он исцелил себя сам.

/* — вывезенный из Цао наряду с иными культурными достижениями отдалённый аналог адаптированных не для боя, а для поддержания здоровья внутренних стилей ушу./

Пусть блистать резервом ему уже никогда не удастся, да и вообще магом не стать! С его соотношением суго и ци использовать Таму как боевика — всё равно что молоток из нефрита выточить. Нет уж! Ему прямая дорога сперва в ученики, а потом и в наставники начал искусства люай (хотя открывать источники своих познаний и даже подлинные названия инструментов люай я не собираюсь... от главы клана утаил и буду таить дальше — от всех). Тем более, что в цемора он тоже далеко не новичок, как и его дед; это очень удобно, ведь я смогу перепоручить им немалую долю вполне рутинных, не секретных начертаний. Если верность Тамы оправдает мои надежды, я даже подумаю о том, чтобы усилить его как бойца (впрочем, посылать в драку не стану всё равно).

Помимо упомянутых выше, я сманил для своего маленького клана-в-клане для молодых и перспективных Мефано Юми. Она тоже пострадала при чистке от предателей, но не потому, что состояла с кем-то в слишком тесном родстве, как Кохана, а из-за редкой даже для магов прямоты. Бессудная расправа главы с выявленными предателями возмутила её настолько, что Юми не побоялась возвысить голос против этой "бесчестной, тайной расправы" и "братоубийства".

Само собой, после столь громкого выступления Мефано Сусуми-сама обрадовался бы любому сравнительно мирному способу, который позволял удалить Юми от основного состава клана куда подальше. Собственно, не он один: пусть даже многие втайне думали точно так же, мало кто жаждал продолжать общение с персоной, что окончательно перевела себя из категории "излишне принципиальных правдорубов" в "горластые дуры". Ну а я с радостью пристроил Юми в свою "большую команду". Опытный мастер-целитель со специализацией на помощи при упражнениях, развивающих тело — это хорошо и само по себе. Если же удара в спину от оного мастера можно не бояться при почти любых обстоятельствах в силу характера, то простое хорошо превращается в "отлично".

В общем, Кохана, Хару, Юми и Тама вместе с моей командой и (несколько позже) Санго составили стержень начинания, позже получившего название Нойо Вараи то Намида — "усадьбы смеха и слёз", или попросту Усадьбы. Без их помощи и поддержки, которой они щедро отплатили за мою помощь и поддержку, планы по воспитанию на новый лад не имели бы и половины необходимого успеха. Шутка ли — уследить за младенцами, подростками и детьми общим числом под девять десятков! Да не простыми, а активно изучающими магию! Я, конечно, отнюдь не успел забыть, каковы могут быть не достигшие совершенных лет сорванцы обоих полов. Но при этом сильно недооценил два серьёзных обстоятельства. В доме Оониси число детей всё же уступало числу взрослых; кроме того, дети Оониси принадлежали одной семье, росли вместе и потому естественным образом притёрлись друг к другу. В Усадьбе, где среди детей с самого начала на одного кланового приходилось по пять-шесть принятых (то есть, считай, оторванных от родителей сирот), где более взрослые не просто требовали внимания — им требовалось его больше, чем толком ничего не понимающей и потому не тоскующей по былой жизни малышне...

Ох.

Непросты были первые сезоны в Усадьбе. Да и первые годы, чего уж. Но я почти дошёл до благодарственных молитв благим ками за то, что в мою команду когда-то втиснули Шику и Тоши. Если я выглядел для детей судиёй небесным, недосягаемой вершиной и последней инстанцией в спорах — строгим, справедливым и порой безжалостным; если к Юми они бегали за лечением, всякими сластями для заедки неприятных пилюль и утешением (немолодая целительница тоже горазда была прижать виновников яки, но совершенно не умела сердиться на неслухов подолгу); если они питали к "дедушке Хару" естественное почтение молодёжи к пожилому человеку (что, впрочем, никоим образом не мешало клянчить у него истории — страшные, весёлые, поучительные, нравоучительные и вообще всякие); если Кохана сосредоточилась на самых маленьких, быстро став всеобщей нянькой; если Тама, Ясуо и Рини оказались попросту не созданы для возни с детьми и самое большее, что им можно было поручать — присмотр за тренировками более-менее взрослых с передачей ценного опыта и помощью в изучении какой-нибудь необходимой "скукоты"...

Так вот: Шика и Тоши оказались просто бесценным сокровищем, без которого всё моё дерзновенное начинание могло рассыпаться. Почему? Да потому, что дети их любили. Почти все, за исключением самых недоверчивых из старших — впрочем, со временем близняшки и к ним почти всегда находили правильный подход. Снова, почему? Ответ обманчиво прост: в этой паре осталось уж очень много детского. Они легко могли сойти среди малышни за своих. Но понять причины — даже не полдела; секрет Шики и Тоши, один на двоих, оказался одной из тайн-что-на-виду, сродни синеве небес и щебету птиц, сродни запаху хвои и прозрачности бегучей воды. Ведь близняшки не играли в больших детей — они жили, дышали, носились по всей Усадьбе и затевали шкоды ровно так, как это делают дети. При этом, насколько хватало моего первого хирватшу, обе просто-таки переполнялись хлещущим во все стороны сияющим счастьем.

Никакого секрета здесь нет. И в то же время — как ни пробуй повторить, не выйдет. Честно сказать, я частенько по-хорошему завидовал этой неугомонной паре.

А что же Мефано Санго? О, моя супруга приняла участие в жизни Усадьбы с запозданием, но без особого скрипа. Скажу даже больше: забота о будущих магах оказалась для неё в некотором роде целительной. Суровость, язвительность, доходящая до грубости резкость, — все эти шипастые доспехи, вроде бы намертво въевшиеся в её суть, в обществе детей (особенно самых маленьких) оказывались сродни мороку или вовсе бесплотной иллюзии. Я этим успешно пользовался, мало-помалу приучая Санго общаться со мной без защитных проявлений характера. Привыкнув просто и спокойно беседовать о чём-нибудь отвлечённом в присутствии малышни, она не сразу и не без возвращений к недоброму старому стилю, но научилась нейтрально относиться ко мне и наедине. А уж когда на свет появился наш первенец, названный в соответствии с семейной традицией Ясси славным именем Монтаро*, в отношениях появилась и особая теплота, что так несхожа с ярым пламенем любовной страсти, но которая единственно и создаёт домашний уют в тех домах, где живут совместно муж, жена и хотя бы один общий ребёнок. Знать не знаю, что тому причиной — то ли я окончательно приноровился к внешнему виду жены, то ли сказались изменения в ней самой, ведь материнство сильно и необратимо меняет любую женщину, но после появления Монтаро я уже никогда не смотрел на Санго с желанием поскорее отвести взгляд.

/* (яп.) — "большой парень"./

Нет, писаной красавицей она не стала. Но... искренняя улыбка порой творит с внешностью настоящие чудеса, куда там магии!

* * *

Меж тем вдали от Усадьбы победно шествовали по всему княжеству, как жених и невеста, благоденствие с процветанием.

Поначалу — так.

Первый успех кланов, освобождающихся от многолетней, если не многовековой паутины вражьих помыслов, оказался велик. Сумев объединиться перед лицом общего противника, маги княжества Ниаги выявили и устранили, кажется, всех носителей тайной цем-печати до единого, заодно казнив их наиболее замаранных предательством пособников, а замаранных средне (и не особенно сильных, точнее, знающих поменьше клановых секретов) подвергнув изгнанию. Малым кланам, не владеющим достаточным знанием для создания поисковых сикигами и иных подсобных средств, применяемых для расследования, помогали — притом даже не особо трясли возмещение за услуги. Главы, старейшины и прочие посвящённые в тайну происходящего дружно сотрясались от гнева, замешанного на ужасе. Безо всяких дипломатических усилий межклановые отношения испытали небывалое потепление. Все или почти все внезапно осознали: любой, кто ратует за продолжение кровной вражды в ТАКИХ условиях — явный, несомненный, смертельный враг и подлежит истреблению, невзирая на былые заслуги. Собственно, часть самых фанатичных мстителей и истребили — как внутренних врагов.

Затем словно сама собою возникла и получила поддержку небывалая идея: Общий Совет магических кланов Ниаги. Выдвинул её вроде бы кто-то из Дойо, однако почётным главой этого Совета почти без прений избрали Мефано Сусуми-сама (ещё бы: ведь именно с княжеского клана, имеющего к тому же более высокий меж иными статус, началось освобождение от "опечатанных"!). На первом же собрании Совета присутствующие во всеуслышание принесли торжественную клятву о заключении всеобщего мира меж магами княжества сроком на тридцать лет и три года. Вполне искренне.

После чего посвящённые начали — не без трепета — ждать, каков же будет ответный удар тех таинственных сил, которые стояли за сброшенной кланами паутиной.

А удара всё не было. И не было. И опять не было...

Или так только казалось?

На землях Ниаги сильно сократилось число отступников: при заключённом мире для них стало меньше выгодных дел, зато куда больше возможных опасностей. Демоны... Их меньше, может, и не сделалось, но вели они себя определённо тише, чем во времена вражды. Когда следы магии, убийства и разбой легко оправдываются тайными делами кланов — это одно, а когда вокруг тишь да гладь, да ещё любое нападение самым тщательным образом расследуется посланцами Общего Совета... Обычных, человеческого происхождения разбойников также прижали к ногтю; стали существенно ловчее и чаще хватать с рукой под чужим кимоно всякого рода мошенников, грабителей и воров, работорговцев и вымогателей, наёмных убийц и отравителей... в общем, для акунинов настали тяжёлые времена. Не удивительно, что они (далеко не все, но те, кто мог себе это позволить и не желал переходить к мирным занятиям — да) целыми семействами отплывали за море в поисках более благодатных — для них — земель.

Короче, в Ниаги наступили тишина, покой, небесная гармония. Почти.

При дворе неборождённого Юу Кичиро лау-Ниаги, сына Юу Хару, раздавался не имеющий явных причин ропот глухого беспокойства. Казалось бы, замирению магов с успокоением всяческого неустройства на "теневых" сторонах владений надо радоваться. Но вот не радовались или почти не радовались. Сходились на том, что это — не признаки наступления лучшей жизни, а тяжкое, из давящего напряжения отлитое затишье перед шквалом... а то так и вовсе тайфуном. Причём ропот этот со временем отнюдь не стихал. Наоборот! Чем дольше и крепче становился мир, тем громче говорили о грядущих бедах.

То ли следом за придворными, то ли сами по себе, но подобные настроения широко распространились также среди чиновников, торговцев, крестьян... самураи мрачно вострили свои дайсё, запасались стрелами, тратили деньги на укрепление брони и повсеместно ужесточали боевые тренировки в ущерб занятиям каллиграфией, живописью и музыкой. Храмовые гадатели давали предсказания, раз от раза становившиеся всё мрачнее. Феодалы повышали налоги, словно перед большой войной; запасали рис, сою и вяленую рыбу. Впрочем, продовольствием запасались вообще все... кто мог себе это позволить.

Будущих принятых магам отдавали, кстати, всё дешевле и при этом всё неохотнее. Вообще чем дальше, тем сильнее становился привычный в отношении магов страх. Внятных причин чему опять-таки не обнаруживалось. Настроения менялись неспешно и как бы сами собой...

Мефано Сусуми-сама всё это совершенно не нравилось.

Впрочем, подвижки, понемногу нарастающие в Общем Совете и особенно в стремлениях рядовых магов, не нравились ему куда сильнее.

Нормальное положение дел как для клановых, так и принятых — постоянная готовность к схватке и смерти. Жизненно важны развитие резерва, оттачивание боевых Форм, применение в бою уловок и вспомогательных средств, вроде ядов, дымовых бомб и цем-артефактов. Да, маги могут и умеют не только драться... но бой — ось и средоточие всех навыков, а для чистых боевиков это вообще смысл существования. Защищать своих, драться с чужими — что проще и привычнее этого? Кроме того, нельзя забывать: маги кланов веками воспитывались в недоверии и ненависти к магам из кланов-конкурентов. Да, по решению Общего Совета заключён длительный мир; да, наиболее непримиримые уничтожены либо изгнаны... но умеющие смирять свои чувства остались. И избавиться от них невозможно, потому что надо сильно постараться, чтобы найти такого мага, который не испытывал бы к чужакам хотя бы сильной неприязни. А уж о доверии к выходцам из чужих кланов даже речи нет. Какое там доверие, если веками выживали только НЕ доверявшие и всеми силами взращивавшие подозрительность в своих потомках и учениках?

Не стоит удивляться, что минуло меньше года с заключения мира, как начался помалу усиливающийся ропот уже среди магов. Мир — оно вроде бы хорошо, вот только бойцам в это время приходится урезать паёк. Заданий по их профилю мало, а за те, что остаются, приходится чуть ли не на танто рубиться. Доходы падают, обеспечить семью становится сложно, уходит такое тёплое, уютное ощущение, что ты — нужен, что без тебя — плохо и опасно, что твоя сила — щит, прикрывающий остающихся за твоей спиной. Многие, уж слишком привыкшие к опасности и риску, начали откровенно чудить. Например, среди нашего клана несколько боевиков повадились ходить в рейды по глухим горным ущельям в поисках демонов... а пара мастеров и вовсе взяли длительный найм на боевые корабли, предназначенные для охоты за пиратами Шани-Сю. Ну да, опасно... зато прибыльно! Многие им завидовали...

Но это ещё ничего. Такие выходки можно было считать безобидными. Потому что много хуже выглядело неуклонно растущее напряжение в Общем Совете. Как ни старались Мефано Сусуми-сама и ещё двое-трое наиболее здравомыслящих глав образумить остальных, как ни упирали на то, что против магов Ниаги используют — и весьма успешно! — четвёртую стратагему*, что необходимо предпринимать больше усилий по выявлению агентов и шпионов противника, что все силы надо направить на сплочение и примирение — тщетно. Здравый смысл в очередной раз отступал под напором глупости и косности.

/* — "в покое ожидать утомлённого врага". Ещё одно частичное воплощение стратегии непрямых действий./

Именно поэтому мои усилия по сохранению полной независимости Усадьбы от остального клана со сколь возможно малым общением воспитуемых и сложившихся магов Мефано встречали полное одобрение и поддержку главы. Кто, как не он мог правильно оценить моих подопечных? То, что в среднем они оказывались сильнее (да вдобавок не так узко специализированы, а тем самым и лучше готовы к мирной жизни), чем обученные в традиционной манере — это, конечно, хорошо само по себе. Но чем дальше, тем важнее становилось иное: отсутствие в них слепой ненависти к чужим, преобладание разумной осторожности, а не бездумного недоверия.

За заботами о детях я не забывал и о собственном развитии. К девятнадцати годам я подошёл к верхнему порогу мастерского резерва, потом перешагнул его... и застрял. Точнее, резерв от придуманного комплекса нагрузок, завязанного на цем-накопителях, откачивающих сеф из системы круговорота, продолжал расти. Но вот переход к рангу Владыки Неба — задерживался. С большим опозданием, но всё равно аукнулось мне преобразование сеф в смешанную стихию Плазмы во время памятного боя с мастерами Кенсиро. Да, Плазма кратно эффективнее в бою, чем Огонь или Молния по отдельности... да, с Формами смешанной стихии я мог быстро достичь такой силы, что без особых трудностей побеждал бы других мастеров магии — и даже имел шансы в поединке против аякаси (тех, что помоложе и послабее). Но идти лёгким путём мне не хотелось. И потому в следующие полтора года я полностью сосредоточился на восстановлении баланса сеф, развивая владение Воздухом. В чём мне много помогли как специальные фильтрующие цем-печати, так и поддержка моих демонов.

И вот на пороге двадцати одного года почти одновременно случились два радостных события. Сначала Мефано Санго подарила мне дочь, названную — опять-таки с соблюдением традиций Ясси — Маэми*. А менее десятидневья спустя во время очередной медитации мой баланс сеф наконец-то выправился в достаточной степени, чтобы произвести гармонизацию и уплотнение за порогом мастерского ранга. Я стал Владыкой Неба. Причём, если не лгут хроники, — всего лишь вторым принятым среди Мефано, поднявшимся на эту высоту за многие века. А на данный момент вообще единственным на весь клан. И третьим магом этого ранга в княжестве Ниаги (если не считать имеющегося у Кенсиро Владыку Земли — опять-таки вторым).

/* (яп.) — "искренняя улыбка"./

Каковы преимущества Владык по сравнению с мастерами магии? Ну, в первую очередь это более плотная и "сильная" сеф. Владыка может вложить в Форму меньше и при этом всё равно получить больший эффект. Кроме того, гармонизация всех трёх стихий, как я быстро убедился на собственном опыте, даёт просто-таки невероятный прирост контроля. Сеф, окрашенная стихией, поддаётся управлению почти так же легко, как в бытность мастером поддавалась обычная сеф; а уж последнюю Владыка контролирует так, что у меня даже слов-то не найдётся описать чудесную лёгкость и естественность, приходящую с новым рангом. Когда-то совмещение нескольких Форм заставляло меня напрягаться; теперь же использовать разом "Три У", Лёгкий Шаг и Теневое Скольжение стало почти так же просто, как дышать — и более того: у меня оставалось вполне достаточно сил, чтобы добавить к этим Формам какую-нибудь стихийную атаку попроще.

Отрицательным следствием гармонизации сеф стала невозможность использования какой-либо смешанной стихии. Как Плазма, так и Гроза, и Взрыв мне стали не доступны. По крайней мере, без разрушения состояния гармоничности... и без дальнейших тренировок. Но достигнутые преимущества с большим запасом перекрывали этот маленький недостаток!

Впрочем, внешней стороной развития дело не ограничилось...

* * *

Я проснулся на рассвете, в одиночестве, под шелест ветра в сколах скал — то есть в тишине.

Два или три раза в десятидневье я позволял себе такое удовольствие: уснуть и проснуться вдали от людей, в одном из хорошо запрятанных горных убежищ, где можно позволить себе расслабиться, отдыхая по-настоящему. Там, где даже что-либо живое — редкость, а уж кого-то разумного вряд ли встретишь, даже обшарив всю округу на пару дюжин перестрелов в любую сторону. В уединении я мог забыть обо всём... а мои демоны, все трое, — хотя бы ненадолго покинуть свои неживые оболочки, летая и бегая в своём естественном виде. Заодно они охраняли мой сон, что, собственно, и давало мне возможность именно уснуть, а не вынуждало погружаться в восстановительный транс, как я это делал по ночам в Усадьбе.

У такого крепкого сна тоже имелись свои недостатки. Минимум два. Во-первых, воздух в горах довольно разрежён, что само по себе мешало отдыху (хотя и куда меньше, конечно, чем орава шкодливых малолеток под боком, забыть о которых я из-за своего первого хирватшу не мог никоим образом). А во-вторых, рядом не было Санго, к которой я за годы супружества привык.

Впрочем, добраться до жены я ещё успею. Пока же...

Откинув в сторону двойное одеяло (верхний, тяжёлый слой из верблюжьей шерсти, нижний — из плотной льняной ткани: скорее покрывало, чем одеяло), вскакиваю с футона и покидаю самодельную пещерку. Проделав вместо разминки полный круг шоци, в той версии, которой научился от Мефано Тама, я перешёл к более серьёзным нагрузкам. Создав вокруг себя изменённую версию Оков Ветра — одной из Форм, что использовались для "мягкого" задержания пленников — я принялся за выполнение одного из "ручьёв" семейного рукопашного стиля Ясси. Разбавляя привычные движения внезапно-резкими акробатическими трюками, уклонениями от "случайных атак" и тому подобными усложняющими задачу элементами. Как круг шоци, так и отработка боя без оружия входили в мою ежедневную, привычную, добровольную повинность.

Само собой, усиление с помощью сеф я старался использовать поменьше... насколько маг, сроднившийся со своей силой настолько, что стал Владыкой Неба, вообще может не пользоваться столь важной частью собственной сути. Получалось у меня, судя по всему, плохо: ведь даже хорошо тренированный воин в Оковах Ветра, созданных мной, шевелился бы не резвее жука, влипшего в засахаренный мёд. Тогда как я, конечно, ощущал сопротивление — но едва ли доходящее до того, какое испытывал бы по горло в воде. Но тут уж ничего не поделаешь. На меня даже блокирующие сеф ошейники моей собственной работы не действовали: сгорали. И пока что я не придумал, как бы ещё повысить эффект тренировок без смертоубийства и членовредительства.

Среди Мефано раньше бывали Владыки, но моя надежда на оставленные ими записи (и без того довольно робкая — я ведь отлично знал о скрытности магов хотя бы на собственном примере!) не оправдалась. Ну что ж, зато торить свой путь интереснее, чем повторять чужой.

Спустя половину большой черты, когда солнце успело вскарабкаться на небо повыше и укоротило почти все тени вокруг — а склон, в котором я когда-то высверлил Ветром небольшую пещерку для сна и выровнял площадку для тренировок, понижался к юго-востоку — я закончил с утренней разминкой. Благодаря отчасти Оковам Ветра, отчасти моим же усилиям пот покрывал меня с темени до пят малоприятной липкой плёнкой. Но исправить это я мог легко: спроста ли в своё время выбрал именно это место? Меньше сотни шагов — и я с уханьем погружаюсь в небольшую искусственную заводь. Вода, конечно, ледяная, так что "наслаждаюсь" я ею недолго. Но зато вылезаю и освежённый, и остывший, и даже успевший напиться из стекающего в чашу заводи ручейка. Подпрыгиваю... упасть не успеваю: покорный ветер подхватывает меня и единым порывом переносит обратно к пещерке. Это даже не Форма — не Воздушная Тропа и тем более не Покров Бури, это... наверно, нечто, находящееся на полпути к ватшу. Чистый контроль стихии.

И сеф при этом требуется всего ничего. Я проверял: при желании я могу не касаться земли две-три больших черты. Может, со временем, при дальнейшем росте контроля, сеф на полёт станет тратиться меньше, чем вырабатывает мой Очаг. Мне для этого не хватает самой малости... но вот беда: на моём уровне эту "малость" дожать куда сложнее, чем ученику улучшить контроль вдвое!

К тому моменту, как я облачился в снятые вечером одеяния и броню, укрепив поверх ножны с оружием, Раа и Рейз вернулись на свои места в снаряжении. Со стороны это, должно быть, смотрелось жутковато: вот здоровенный, мощный ворон птичьим подскоком подбирается к сёто; садится на ножны, касаясь лапой цубы; миг — и его образ силы, обратясь сгущённой почти до жидкого состояния дымкой, спиралью ввинчивается в помеченный печатью предмет. А вот бело-рыжий, тоже весьма приличного размера поджарый котяра с отчаянно зелёными глазищами ставит лапу на спинную пластину кирасы — и сходным путём запечатывается там. Даже самый тяжелодумный крестьянин из самого глухого угла, увидев такое, сразу сообразит: демоны!

Меж тем Урр не торопилась вернуться в свой танто. Мимо моего внимания это не прошло.

"Беспокойство/внимание/что?"

"робость/смирение/подначка/интерес: можно летать/освободиться/отдыхать/изучать?

"Куда/зачем?"

"Семья тэнгу. Близко (образ примерного расстояния — три малых черты полёта по прямой). Заметила ночью/осталась сокрытой (лёгкая гордость). Узнаю новости/сплетни/истории".

"Лети/возвращайся/удачи!"

Ответив коротким, но "насыщенным образом подтверждения-верности-предвкушения-и-ещё-много-чего, что мне разобрать на составляющие с налёту не удалось, Урр использовала своё шиватшу в полную силу, исчезнув для моего зрения, слуха и даже первого хирватшу. Вторым я ещё недолго мог наблюдать на её месте некое искажение, подобное сероватому уплотнению в воздухе, но тэнгу очень быстро покинула сферу моей чувствительности.

Что ж, пора вылетать и мне.

Пристраиваю на место Анеуэ, привычно проверяю снаряжение. Совершаю движение вроде того, каким ныряют в воду — и покорная стихия подхватывает меня.

Полёт...

Наверно, я никогда не устану восхищаться этим средоточием свободы, силы и счастья. Я и раньше знал, что такое полёт; но для мага, даже добравшегося до ранга мастера, в движении вне привычных ограничений у поверхности земли остаётся слишком много от напряжения, работы, неизбежных активных трат сеф. В этом преодолении есть своя прелесть, конечно; и всё же летать так, как летают Владыки Неба — многократно лучше! Я вполне мог позволить себе (и позволил!) по пути к Усадьбе закладывать широкие петли и спирали, подниматься к облакам и падать вниз, со свистом проносясь над самыми макушками деревьев, немного "поваляться" вверх лицом и с широко раскинутыми руками на невидимой, но вполне ощутимой перине воздуха... одним словом — развлекался по мере возможностей, как самый настоящий юнец, не отягчённый опытом более-чем-одной жизни. Наверно, ещё и скалился при этом, как переполненный довольством и радостью пьяница; во всяком случае, выражение лица я точно не контролировал.

Ещё одна необходимая отдушина. Такая же, как ночёвки в одиночестве, наедине с горами, звёздами и никому не подчинёнными ледяными ветрами.

Может, раньше, во времена цельности, я обошёлся бы без этого. В конце концов, когда я ещё жил у Ясси, то спокойно носил маску дни напролёт и не ощущал себя ни ущемлённым, ни разваливающимся на части. Но...

Весёлый Шень. И тот его... кусок, с которым я во внутреннем мире сделал сам-не-знаю-что. Хотя подозреваю — себя не обманешь! — это всё-таки было поглощение. Убийство души.

Проще всего оказалось разобраться с внешними последствиями. Например, после того боя я быстро обнаружил небольшое, но заметное (примерно на одну пятнадцатую или шестнадцатую) постоянное увеличение резерва. Также ощутимо прибавило в лёгкости использование Форм стихии Огня. Ещё впоследствии я неоднократно ловил себя на использовании связок и приёмов, не свойственных стилю семьи Ясси, а сверх того — не изучавшихся мной самостоятельно. То есть реакции и рефлексы тоже изменились, частично заимствованные у поглощённого.

Вроде бы всё хорошо. Сплошные преимущества, дешёвая сила без лишних хлопот...

Ага. Как же!

Наплыв чрезвычайно странных снов (хотя бы единожды через каждые две-три ночи меня прямо-таки подбрасывало с футона от красочных — хорошо ещё, что плохо запоминаемых из-за сумбурности — кошмаров; и порой после такой побудки мне уже не удавалось заснуть...). Ну, сны — это ещё не беда, а полбеды. Но не поручусь, что, не имея возможности переплетать Сеть Памяти, я не изменился бы нравственно и душевно (при благоприятном исходе) или просто-напросто не сошёл с ума (при исходе наихудшем).

Мне стало нравиться мучить людей, запутывать их, пугать — просто так, без ясной цели. Я начал ловить себя на желании порезать самого себя до крови или лучше прижечь — примерно как это было с незнакомыми приёмами боя. Изыски цаоской кухни, ранее вызывавшие брезгливость (вроде крепкой спиртовой настойки на скорпионах или жареных с грибами мозгов макаки), стали притягательны, как всякая редкость и изыск. Опять же, с учётом остального — так, мелочь, но как часть суммы... Сексуальные вкусы мои изменились тоже, причём в сторону неразборчивости. Или, лучше сказать, в сторону разных отклонений. Раньше я не видел ничего хорошего в жирной заднице, а также в тощих от недокорма, якобы "изящных" фигурах; да и, если уж совсем откровенно, шрам Санго вызывал у меня несколько не те чувства, которые я мог бы испытать прежде истории с Шенем. Потому что шрамы начали меня... волновать. Именно в том самом смысле. Потому что они хранили тень насилия и несчастья, боли и страха. Кроме того, некая тень влечения к мужчинам тоже меня посетила.

Да... отступник оставил мне в наследство целую гору всякого мыслемусора. И очень чётко прослеживаемую склонность к расщеплению ума. Я окончательно убедился в этом, когда при выполнении Духовного Двойника раздвоился духом по-настоящему.

Несколько позже, экспериментируя с Формами, смешивающими менталистику, цемора и демонологию (хотел хоть как-то возместить всем известную неспособность магов стихий Неба к созданию Двойников), мне удалось добиться настоящего прорыва. Разумеется, до полноценных стихийных копий себя так и не дошло. Но вот создать изменённых сикигами, содержащих вместо младших демонов отделённые частицы моей сеф и тени моего духа — это я сумел. Должен признаться, что такими сикигами — получившими имя Вестников Тени — я вполне мог управлять на значительном расстоянии, многократно превышающем радиус охвата моего хирватшу. А ещё шпионить через них и даже создавать Формы, не требовательные к объёму резерва: в основном — иллюзии, но при случае, жертвуя сикигами и выплёскивая весь запас сеф, даже боевые Формы попроще. Основной минус подобных творений заключался в частичной зависимости от прямого управления тем Духовным Двойником, что находился во внутреннем мире. Это не давало использовать в один и тот же момент более пяти-шести Вестников; впрочем, совершенно ничто не мешало мне заранее нарисовать побольше изменённых сикигами, а затем выпускать новых на замену исчерпавшим вложенную сеф...

— Смотрите, смотрите! Владыка летит! Мичио-сама лучше всех!

— Круто!

— Сенсей вернулся!

Помимо восторженных воплей малышни, усиленный контролем Воздуха слух донёс до меня и более интересный разговор, начатый парнем девяти лет с девушкой-куратором тринадцати:

— Хочу научиться летать...

— Так за чем дело стало? Тренируйся больше. Станешь подмастерьем — а это не так уж сложно, за три-четыре года точно справишься — и тебе помогут покорить Воздушную Тропу.

— Так у меня склонность к Огню.

— И что? Не так уж сложно выправить тренировками природное сродство. Вон, Владыка все три стихии Неба развивал. И развил. Но мне стало интересно, чем ты занимался на уроках теории, если не знаешь самых основ?

— Э-э... так я...

— Ты позоришь меня перед наставниками, ты это понимаешь? Невнимательный маг — это даже не плохой маг. Это мёртвый маг!

— Прости-прости, анеуэ! Я... я повторю всю теорию, честно-честно!

— Даже не думай, что я забуду проверить. У меня-то с памятью всё отлично.

Мысленно улыбнувшись, я беззвучно опустился на энгаву своего дома (вернее, нашего: у Санго на него прав даже побольше, потому как постройку оплатил глава клана в зачёт части приданого; и времени жена в нём проводит больше...). Столь же беззвучно — спасибо покорному Воздуху и заглушающим печатям — раскрыл сёдзи, скользнул внутрь и закрыл вход за собой.

Ага. Вот они где. Ожидаемо: как раз время завтрака...

Тише мыши по ни разу не скрипнувшим половицам прокрался я по коридору в сторону кухни, откуда доносилось тихое шкворчанье, бульканье и целый пучок перемешанных в плотный клубок, но при этом в равной мере аппетитных ароматов. (Стоило их учуять, как мой желудок, ещё не получивший своего утреннего подношения, предвкушающее квакнул... ну да предательский этот звук я успешно скрыл всё той же глушащей магией). Приблизиться. Оценить положение всех присутствующих с помощью сумеречного зрения. Правильно выбрать момент, просочиться на уже занятую территорию, присесть у стола сбоку:

— Хм, хм. И что у нас на завтрак?

Санго вздрогнула, как только я "проявился" для её чувств. Не очень-то она любит, когда я вот так намекаю на её навыки, заметно потускневшие без практики. Останься она действующим мастером магии, и я бы к ней вот так не подобрался... но она предпочла семью — и вслух я этот её выбор никогда не осужу. Напротив, мне даже отчасти лестна её жертва. Её вера в то, что моей силы хватит на всех нас.

— Папа вернулся! — влетел в меня снаряд по имени Монтаро. Собственно, сын сидел тут же, коротая время за вращением палочек для еды при помощи Незримой Руки. Палочка над правой ладошкой и палочка над левой, одна вращается справа налево, другая — наоборот. Исполнение не безупречное, но для его возраста... скажем так: я успехами первенца доволен.

— Да, вернулся. — Я встал, удерживая в объятиях Монтаро, подошёл к Санго, притянул её свободной рукой, украдкой спустившейся с талии чуть пониже. Поцеловал — вполне целомудренно и чуть шуточно, в нос. Жена фыркнула и слегка дунула мне в глаз, отгоняя. — Понял-понял, уже не мешаю. Но всё-таки, что там грядёт на завтрак?

Завязалась обычная утренняя болтовня, пока Санго помешивала доходящий до кондиции мисо-суп, успевая резать на части колбаски фукусадзуси, начинённые красным мясом. Вот в последнем её навыки мастера магии проявлялись весьма ярко. Не потому, что нож "так и мелькал" — нет, особой спешки она не устраивала. Но то, что стук ножа по доске отсутствовал... о, вот это понимающему человеку говорило о многом!

Вскоре мы втроём сели за стол, и разговор временно утих. Не могу назвать жену великим поваром. Но готовить она умела более чем неплохо, использовала только самые свежие и самые качественные ингредиенты — уж вкусно поесть мы могли себе позволить! — а вечный голод мага, ведущего насыщенную жизнь, служил наилучшей приправой из возможных. Так что благодарил я Санго после завтрака вполне искренне.

— Может, задержишься? — намёк на просящие нотки. — Чуть-чуть?

— Прости, хорошая моя, — я, подойдя, снова обнял жену, но уже без всяких шалостей с кое-куда залезающими руками. Знакомый до мелочей и всё такой же сладкий, как раньше, аромат волос на макушке, тепло и изгибы тела, родного и сильного, ощущаемые даже сквозь лёгкую броню — дразнящим намёком, жарким воспоминанием, дуновением соблазна... нет, я не предал Хироко и не забыл её. Но за минувшие годы Санго сумела найти свой уголок в моём сердце. И я не противился этому, а радовался. Трудно мужчине одному, трудно и тоскливо... — Не могу. Я ведь ещё вчера предупредил, что твой отец вызывает меня в Ёро, на Общий Совет. Опоздание стало бы... непозволительным. Сама понимаешь.

— Понимаю. — Вздох. Расцепляем обоюдные объятья, медленно и неохотно. — Что ж, лети. И обязательно возвращайся.

— Да, пап! Возвращайся!

— Жди меня, и я вернусь. Сын, ты тоже жди, — подмигиваю ему, получая в ответ щербатую улыбку и настоящий шквал озорного предвкушения, атакующий моё первое хирватшу. Тайком вздохнув, ухожу с кухни.

Не оглядываясь.

...снова полёт, но уже без фантазии и манёвров, строго по прямой. До Ёро от Усадьбы довольно далеко, а время ощутимо поджимает. На самом-то деле мне следовало не завтракать с семьёй, а лететь сразу к месту собрания. Но уж больно велик оказался соблазн. Кроме того, есть у статуса Владыки Неба особенность: маги моего ранга, как и главы кланов, не опаздывают. Мы всегда прибываем вовремя.

На этот раз Общий Совет собирался не в Двуглавой Башне, в гостях у Мефано, а на более нейтральной территории, в "Императорском шёлке" (одной из самых фешенебельных гостиниц Ёро, если вообще не самой-самой). Впрочем, как я слышал, пребывание всё равно оплачивалось из казны княжеского клана. И эти два момента сами по себе говорили о сложностях, испытываемых Советом, больше, чем донесения шпионов. Отказ от прежнего места собраний свидетельствовал о росте недоверия к Мефано, а источник оплаты — о стремлении моего клана хоть как-то облегчить положение. Вряд ли успешном, увы...

— Владыка Мичио-доно, — склонился в сайкэйрэй* встретивший меня у ворот парень. Я его отлично помнил: как-никак, первый, старший выпуск Усадьбы... хотя именно этот встречающий проявил весьма средний талант и среднее же усердие. — Вы вовремя, — ну да, ну да, как же иначе... — Позвольте проводить вас.

/* — глубокий официальный поклон. У магов сайкэйрэй не всегда выполняется сидя, а чаще стоя, наклон туловища при этом составляет от 60 до 80 градусов; сверх того, у магов очень редко практикуются повторные поклоны, за исключением случаев выражения извинения и раскаяния. Причина — расширенный спектр чувств. Маги и без дополнительных телодвижений могут точно определить настроение партнёра по общению, причём сходу./

Я, разумеется, изъявил согласие, и мы выдвинулись.

"Императорский шёлк" привольно раскинулся по вершине одного из городских холмов, рядом с которым проходил старейший из акведуков Ёро. Более полутора дюжин отдельных строений, собственный парк с восемью беседками в разных углах, два пруда и пять бассейнов, два онсэна, три столовых одна роскошней другой, сад камней рядом с площадкой для медитаций, — в общем, есть где заплутать... если только ты не маг, направляющийся к месту собрания других магов. Пусть прямым ощущением сеф я похвастать не мог (хотя острота духовных чувств после становления Владыкой и подскочила), радиус моих хирватшу оставался недостаточным, активно исследовать местность с помощью Воздуха... нет уж, слишком явно. Но мои Вестники Тени — а я выпустил три штуки ещё до приземления у ворот, разослав их во все стороны — решали проблему разведки местности. Подслушать собравшихся мне не удалось; но сам купол, защищающий от подслушивания один из залов гостиницы, я нашёл бы и без помощи Вестников. Тем более, что внешние кольца охраны оказались куда менее скрытными, чем следовало. И эта смесь неприязни, подозрений и даже откровенной ненависти магов из разных кланов друг к другу...

Эх. С каждым разом всё хуже.

Хорошо ещё, что при моём приближении горе-охранники перестали кидать взгляды друг на друга, поспешив склониться в поклоне. Я ненадолго остановился, запоминая, кто какую меру уважения оказывает (это тоже отличный показатель изменений в политической обстановке, глупо такие нюансы упускать!), и ответил тем же. Затем я двинулся дальше, а мой сопровождающий — обратно к воротам. При этом никто ни слова не обронил. Обычные расшаркивания магам просто не нужны: в охрану ставят только опытных и чутких, так что не узнать меня не могли. Я ведь ни лицо, ни снаряжение не маскировал, да и резерв прикрыл только частично. Это, кстати, во всех приёмах сокрытия самая сложная часть: утаить не объём сеф, а её качество, плотность.

(На самом деле я мог скрыться почти полностью и почти от всех, пусть и на время — что я, собственно, и сделал, когда прокрадывался на кухню этим утром. Но Сокрытие долго не удержишь — а более сложные Формы требуют соблюдения дополнительных условий. И качество сеф они в самом деле скрывают плохо. Я практиковался в навыках маскировки, причём достаточно долго и успешно... но свой настоящий уровень в этом разделе магического искусства занижал. Владыке Неба сложно следовать принципам воинского искусства и делать вид, что он слаб; но вот показать себя менее умелым, чем на самом деле, и можно, и полезно).

Стоило пересечь купол защиты от подслушивания, как в ушах у меня зазвучало сразу несколько голосов, первое хирватшу взялись заливать высокие волны разнородных эмоций, от ржаво-липкой радости до злобного возмущения, а в поле восприятия вспыхнули сгустки чужой сеф (один из которых был даже больше моего собственного резерва, причём не замаскированного). Правда, почти все голоса тут же стихли, равно как и эмоции: не только я почуял собравшихся, но и они осознали моё присутствие. У меня, однако, не осталось времени и внимания порадоваться за себя: купол оказался более хитро устроен, чем я ожидал, и мне пришлось мгновенно углубить сосредоточение, чтобы не потерять контроль над Вестниками Тени.

Не потерял. И даже успел отчасти приноровиться к создаваемым помехам, так что в зал собрания Общего Совета я вступил, как должно... и во всеоружии.

В последнее время (надо отдать должное главе: ещё до того, как я достиг нынешнего ранга; после подготовка просто углубилась и ускорилась) Мефано Сусуми-сама понемногу посвящал меня в тонкости внутриклановых и межклановых отношений. Не то, чтобы он собирался в самое ближайшее время передать мне свой пост — неполные шестьдесят лет для мага в ранге мастера не срок, глава ещё лет сорок не утратит сил, да и потом сможет смертельно удивлять своих врагов. Но в списке его вероятных преемников я достиг первого места. Долгие беседы за жасминовым чаем, о которых я раньше мечтал, превратились в обыденность; моё участие в собраниях Общего Совета и даже в собраниях малым составом, когда присутствовали только главы "большой шестёрки" с доверенными помощниками и советниками, числом не более двух на каждого, обернулось обязанностью. И родня Мефано Сусуми-сама приняла это, смирив собственные амбиции... или же хорошо имитируя смирение.

Кстати, о "большой шестёрке". Сейчас в Ниаги в неё входили, помимо Мефано, кланы Тэннобу-Ни, Асатэ, У-сё, Кенсиро и Хига. И надо заметить, что никогда бы почётным главой Совета не стал представитель Мефано, если бы нейтралы Тэннобу-Ни смирились с почётным главой Асатэ, а нейтралы Асатэ позволили Тэннобу-Ни закрепить их фактические превосходство, выдвинув своего кандидата. Эти два клана — вторая ветвь Тэннобу, насчитывающая около четырёх сотен магов Воздуха со специализацией в рукопашном бою, и конкурирующие с ними практики Дерева и Воды, хранящие тайны медицины, ядов, стимуляторов и вообще боевой алхимии, приближающиеся численностью к трём сотням, — являлись наиболее значительными силами в мире магической политики Ниаги.

Третьей силой (хотя сейчас, особенно моими стараниями, может, и четвёртой) считались У-сё. Потомки выходцев из Цао, численность где-то между двумя и двумя с половиной сотнями; впрочем, к этому следует приплюсовать ещё восемь дюжин оками, целое племя которых когда-то присягнуло лидеру У-сё и его потомкам. Собственно, данный союз магов с демонами мог бы претендовать и на второе место, если бы не слабоватая индивидуальная подготовка: считается, что представители этого клана хорошие дипломаты и законники, а вот бойцы — так себе. То же самое относится и к демонам: у тех оками даже вожак не является аякаси.

Наконец, Кенсиро и Хига. Первые не так уж велики числом; то, что их включают в "большую шестёрку" — заслуга, принадлежащая в основном Удо, их Владыке Земли. Который считается старейшим и вместе с тем сильнейшим магом всего княжества (кстати, ещё один Владыка из тех трёх ныне здравствующих, которых я упоминал — Тэннобу-Ни Шочи... и, конечно, оба сейчас присутствуют на Совете). Хига же — этакий зазеркальный двойник Мефано: давняя и славная история, средняя численность при высоком индивидуальном мастерстве магов, обратная доминирующая стихия и (что редкость вообще-то) строй, похожий на матриархат. Проще говоря, мужчины Хига в основном владеют Формами Камня, женщины — Формами Огня... и первые подчиняются последним, хотя сколько в этом правды, а сколько злословия, сказать сложно.

Чтобы понять о межклановых отношениях если не всё, то многое, достаточно взглянуть на то, как расселись участники Общего Совета. Я вошёл в зал через фусума, что за спиной у Мефано Сусуми-сама (для этого пришлось ещё завернуть за угол и пройтись по коридору от тех сёдзи, что на входе в здание), сел по правую руку от главы, одновременно передавая ему маленький свиток. Затем уже сидя я поклонился всему собранию разом — не слишком глубоко (глава тем временем развернул поданный свиток, окинул взглядом написанное, снова свернул). Так вот, кого я увидел точно напротив? Правильно: Кенсиро Удо. На противоположном конце зала вообще хватало магов помимо Кенсиро и Хига, там явившиеся на Общий Совет сгрудились даже не в два, а в три ряда — причём третьему приходилось стоять. То, что на стороне Мефано сидели наши давние союзники Намари с несколькими малыми кланами, ситуацию выправляло не полностью. Так, облегчало тяжёлое положение, не более. И да: с правой стороны зала в гордом одиночестве, но в большом числе сидели Тэннобу-Ни. Прихватили не только своего Владыку Неба, но даже младшую племянницу своего главы, просватанную за Владыку Неба из Тэннобу-Ён и готовящуюся к отплытию к жениху в Раго (такой, значит, не особо тонкий намёк). А напротив этих гордецов восседали, соответственно, Асатэ в компании Тоуру и представителей союзных малых кланов.

Дружбой, счастьем и согласием прямо-таки прёт. До самых облаков, если не до пятого неба.

Самое противное, что сворачивать чувствительность первого хирватшу мне нельзя. Это не умнее, чем закрывать глаза. Да, нельзя... но как же хочется!

Справа-спереди веет въевшимся в душу высокомерием, в меньшей мере безразличием и этакой злобноватой радостью: "Ну-ка, выдайте ещё пару трюков, порадуйте зрителей!" Не особо приятно, но терпеть можно. Слева стелется сладковатый душок коварства, приправленного одним из самых мерзких вариантов любопытства (предел, пик такого я в своё время наблюдал в давилке — от Симомуро Кийоши, её хозяина). Правда, безразличия там тоже хватает: у Асатэ очень многие политикой не интересуются и здесь-сейчас отбывают скучную повинность. Спереди накатывает волнами особенно разнообразное, смешанное, накладывающееся и пересекающееся; если бы не обширная практика с мастерицей многослойных мысленных посланий Урр, я бы потерялся в этом буреломе. А так кое-что опознаю: потаённый страх, презрение, подозрительность, подавленную ненависть, утомлённое омерзение, принуждённое спокойствие, хищную расчётливость, опаску, опустошение, азарт, снова страх... да, по ту сторону зала хватает магов, что боятся не "Мефано вообще", а вполне конкретного Мефано Мичио, Владыку Неба. И к этому я почти привык. А вот к расчётливости, совмещённой со злорадством и с опять-таки страхом — но бледным, разновидности "а что, если не получится?" — нет. Это нечто новенькое. Сулящее немалые проблемы.

Особенно если учесть, что ровно тот же страх крушения планов — только более выраженный — терзает сейчас душу Мефано Сусуми-сама. Да, я не спрашивал его, зачем я сегодня должен был задержаться с прибытием на Общий Совет, зачем при этом мне держать маскировку основного объёма сеф и прилюдно передавать свиток с кратким отчётом по работе Усадьбы. Но сопоставив свои ощущения с обстановкой... нет, спрашивать уже не нужно. Четырнадцать к пятнадцати, что я правильно понял происходящее.

И сказать, что мне всё это нравится — как нодачи* за сёто выдавать.

/* — "меч для поля", японский вариант двуручника. Сёто, если кто забыл, — "малый меч"./

Некоторое время, однако, присутствующие ещё "выплясывали" ритуал внешних приличий. Хига Акако, нашёптывающая подсказки своему мужу Нибори, и Кенсиро Осаму плели кружево не очень чётко формулируемых претензий. Глава собрания не менее расплывчато отбивался. (Глава У-сё временами вставлял возвышенности философского толка, непременно имеющие добрый десяток противоречивых толкований, чем снижал накал обмена репликами: присутствующие либо судорожно пытались сообразить, кого он сейчас поддержал, либо просто пыжились понять, что это вообще значит; глава Асатэ развлекался, рисуя записки и посылая их то Осаму, то Нибори, то Сусуми-сама; Тэннобу-Ни, единым духом игнорируя всё и вся, сидели молча — прямо статуи, а не люди). Но всякое время подходит к концу. Закончилось и дипломатическое топтание на месте.

Глава Кенсиро высказался — уже без околичностей — в том духе, что мирные времена стали причиной ослабления боевого духа Мефано, и что рост числа магов в клане не всегда ведёт к росту силы этого клана. На слова Осаму существовал только один разумный ответ, и Сусуми-сама, хотя по-прежнему старался завуалировать смысл своей речи, всё же заявил: наш боевой дух высок как никогда, а наши маги сильны не только числом. Тут Осаму оживился и совсем уж приготовился свести дело к показательному поединку двух Владык — желательно прямо здесь и сейчас, Кенсиро Удо против Мефано Мичио...

Ага. Как бы не так.

С непередаваемой грацией дзюттэ*, врезающегося в затылок задремавшего часового, голос свой возвысил сам Тэннобу-Ни Рэнзо. Если сократить его речь — и без того достаточно краткую, надо отдать должное — глава сильнейшего клана княжества Ниаги констатировал следующее. Схватка Владык Земли и Неба есть чрезвычайно опасное и разрушительное дело; чтобы провести такой бой без лишних ограничений, необходимо удалиться от Ёро — а это хлопотно и не быстро, и если удалятся только Владыки с приданными им свидетелями, то большинство присутствующих лишится редкого и поучительного зрелища; наконец, мало чести в бою и победе, когда сходятся неопытный юнец и клонящийся к закату жизни ветеран. Победи опыт — скажут, что всё прошло, как должно, ведь матёрый волк заведомо сильнее молодого; победи юность — и никто опять-таки не удивится, поскольку старость одолевает любого смертного, кем бы он ни был.

/* — короткий тупой кинжал или скорее дубинка с односторонней гардой, предназначенной для захвата и удержания/слома клинка противника./

— Если вам действительно хочется посмотреть, сколь высок дух в урождённом Ясси Мичио, — подытожил Рэнзо-сама, — пусть он выйдет на бой с другим Владыкой Неба, могущественным и зрелым. И тем докажет, что древний клан Мефано не напрасно признал его истинно равным, а также возвысил до положения наследника главы. Да потрясёт эта битва вышнюю синеву!

Кенсиро Осаму поддержал предложение (ха! Попробовал бы он возражать!), но отнюдь не требовалось много ума, чтобы понять его раздражение, разочарование и боль. Кстати, точно такую же боль испытывал и Мефано Сусуми-сама, заодно с усугубившимся страхом. Предсказуемость происходящего, без того достаточно условная, окончательно растворилась в тумане возможного.

Понятно, чего хотел от столкновения меня с Кенсиро Удо противостоящий лагерь. Понятно, за что и почему рисковал сильнейшим из своих магов мой тесть. Но вот чего ради в эту старую распрю влезли Тэннобу-Ни? Осадить набирающих силу Мефано и доказать, что они по-прежнему первые среди шестерых сильнейших? Оценить мой потенциал и, возможно, тут же от носителя оного избавиться? Просто смешать фишки игроков, чтобы оценить их реакции?

Ну ведь не ради "редкого и поучительного зрелища"... верно?

...я люблю летать. И раньше любил, а теперь — сильнее прежнего. Но полёт перед самым поединком, вполне способным превратиться в смертельный бой... кажется, Воздух вокруг меня не просто пел, а звенел и посвистывал азартно. Сеф в системе круговорота звенела в тон. Все мои чувства до единого — включая хирватшу — обострились, и мир как будто стал медленнее. Но разум оставался льдисто-холоден.

Тэннобу-Ни Шочи взлетал в одном темпе со мной на расстоянии около сотни шагов. Верно, он сейчас так же торопился сделать последние прикидки по способностям противника, какие делал я. Конечно, и до становления Владыкой Неба я собирал данные по магам, с которыми мог бы когда-нибудь сойтись в серьёзном бою. Простая предосторожность; все клановые мастера, что желают выжить, делают это. Но сбор сведений с чужих слов — это одно, а вот прямое наблюдение за противником... особенно если вспомнить, что у меня есть кое-какие тайные возможности...

Вдали от основной массы магов, оставшихся внизу, я решился на быструю разведку при помощи Юрэй-нина. О, повторять свою ошибку с Весёлым Шенем я не собирался! Разве что в самом-самом крайнем случае, когда в полный размах встанет вопрос уже не о победе и даже не о достойном сопротивлении, а о выживании. Но вот оценить не просто внешнее противника — его тело, рефлексы, качество и объём сеф, контроль стихий, — а саму суть его, основы души...

Облака, облака, облака и вновь облака — бескрайний, простирающийся за пределы взгляда белый покров. Освещает его обсыпавшая ночное небо звёздная мука, густая и тоже чем-то похожая на облака. Даже намёка на землю не видно, проход на второй уровень тоже скрыт. Скорее всего, искать его надо где-то внизу, спустясь на изнанку однотонно белеющей, плавно всхолмлённой равнины. И искать под громоздящимся впереди, у средоточия мира, небывалым явлением. Можно было бы назвать его грозой... да, можно. Если бы только в вихрящихся клубах этой грозы, кроме грозно блистающих молний, не пылали полотнища рыже-алого пламени.

Сплетение трёх стихий выглядит внушительно. Но внезапно небо меняется, и то, что казалось большим, умаляется. А звёздная мука оказывается лишь присыпкой поверх тонкой и куда более близкой, чем казалось, кожицы. В кожице этой распахиваются тысячи провалов. Из которых пытливо смотрят — глаза, глаза, глаза, глаза...

Очи Предков, приходит само собой имя. Достоин ли ты стоять перед ними, не падая ниц? Достоин ли будешь подняться после смерти выше неба, которым овладел, в чертоги своих прародителей, стать им равным? Достоин ли?..

Ух. Вот ведь жуть-то какая. Не удивительно, что Шочи добился столь многого и растворил своё хрупкое человеческое я в круговороте безличных стихий. Под ТАКИМ взглядом можно ещё и не так далеко убежать. Собственно, под прессом тысячекратно умноженных взоров — пытливых, презрительных, гневных, равнодушных, пронзительных, злых, холодных, насмешливых, всяких — вполне можно и лужицей слизи растечься. Клановая гордость рождённого не кем-то там, а целым Тэннобу... страшная вещь, поистине страшная.

За размышлениями я чуть не пропустил начало боя.

Шочи резко уплотнил поддерживающий его Воздух, превращая в полноценный Покров Бури, и метнулся ко мне целой серией коротких пространственных скачков. Знаю эту Форму! И знаю, чего хочет добиться мой противник. Преобразую сеф внутри тела в Молнию, творя много раз испытанное Озарение — улучшение Удара Ясности, дающее неплохую прибавку к скорости восприятия и реакции на всё время действия, плюс позволяющее на короткое время подстегнуть себя так, как при использовании базовой Формы. А теперь...

Кажется, мы ударили одновременно. И оба достигли своей цели.

Как там Шочи перенёс Кару Небес, не знаю. От моего первого хирватшу он оказался отлично прикрыт, не знаю только, Формой, каким-то приёмом или артефактом, хотя на последнее шансов существенно больше. Но мне наложенный им морок... не понравился. Вот совершенно. Ощущения скручивания, до неприятного натуральный хруст костей и ещё — вдогонку — внушённое ощущение беспомощности, ничтожности, липкого ужаса...

Хороший морок. Очень убедительный.

Если бы не моё второе хирватшу и не бдительный Духовный Двойник, из внутреннего мира разрядивший Озарение сияющей вспышкой, что вымела морок прочь, я вполне мог утратить темп и проиграть.

Снова преобразование нейтральной сеф в Молнию. Только внешнее. И демонски быстрое. Копьё Грома! Из моей правой руки на миг вырастает слепящий, яростно-фиолетовый жгут энергии длиной полных полтораста шагов. И на тот же миг мне кажется, что я всё-таки достал Шочи... увы, в момент разряда он уже отступал, применив ту же самую Форму, которой чуть ранее сокращал дистанцию. Она является улучшением Сдвига, доступным только мастерам и называемым весьма поэтически: Растущий Бамбук. За счёт небольшого увеличения затрат сеф вместо одного резкого прыжка сквозь пространство маг делает череду укорачивающихся прыжков — правда, только в одном направлении. Ещё такая серия немного медленнее обычного Сдвига, хотя каждый отдельный прыжок быстрее. Но противник явно владеет Бамбуком лучше меня: всё-таки восемь "колен" против пяти-шести моих...

Ладно. Пока наметилась небольшая пауза — Озарение! И быстрый анализ.

Сперва Шочи явно собирался взять нахрапом. Делая вид, что идёт в ближний бой (как-никак, это специализация его клана; Тэннобу-Ни особенно хороши, когда надо использовать Покров Бури и вскрыть чужую защиту чередой быстрых, резких и простых, бьющих на малое расстояние воздушных атак), он использовал на средней дистанции мощный морок. Но оказалось, что для меня это как бы не выгоднее, чем для него. И морок на меня почти не подействовал, и сам я накладываю даже не иллюзии, а более опасные штуки. Так что сейчас Шочи будет держаться от меня подальше и ковырять мою защиту мастерскими атакующими Формами: дальнобойными, управляемыми и вдобавок комбинированными. Скорее всего создаст что-то из Огня, разгоняя это что-то Воздухом.

Ну да, я прав. С рук Владыки, почти что соединённых внутренними сторонами запястий, начинает (для меня под Озарением довольно медленно) "стекать" бело-жёлтое пламя. Если не ошибаюсь, через пару ударов сердца оно станет Змеем Кагуцути.

Вот только я не столь глуп, чтобы позволять противнику спокойно завершить начатое.

Растущий Бамбук — и я сокращаю расстояние, одновременно окутываясь Покровом Бури (Шочи занят созданием Змея). Ещё один Растущий Бамбук — и я...

...вынужден догонять отступающего противника. Он не пользуется ни Бамбуком, ни хотя бы Сдвигом: пусть контроль Владык Неба бесподобен, но даже нам трудно поддерживать Покров, одновременно создавая вторую Форму мастерского уровня; о том, чтобы добавить к этому третью Форму, пусть на нейтральной сеф и простейшую, речи уже не идёт. Так что вопрос стоит так: кто успеет раньше? Я, сокращающий расстояние при помощи Покрова Бури и Растущего Бамбука, чтобы всадить в Шочи ещё одну Кару Небес — или он, отступающий при помощи одного лишь Покрова и готовящий Змея Кагуцути?

Оказалось, что мы оба не успели. Или успели оба. Это как посмотреть. С одной стороны, мой противник не сумел усилить Форму стихией Воздуха — и даже влить в свою атаку достаточно сеф не сумел. Но при этом я всё-таки получил удар Змеем Кагуцути — пусть ослабленным и частично рассеянным моим Покровом Бури. Полагаю, если бы не дополнительная защита, которую обеспечила мне броня с запечатанным Супаку-Рейзом, даже такая дважды ослабленная Форма могла доставить неприятностей.

Но я отделался опалённым пятном на правом наруче.

А Шочи обратился в бегство. Вернее, решил отступить подальше, чтобы успеть создать полноценную дальнобойную атаку.

Что ж, позволю ему это.

...снова стекает с ладоней Владыки бело-жёлтый Огонь. Вытягивается жарко трепещущим столбом — пол-локтя в толщину, в длину добрый десяток локтей. После заключения в оболочку Воздуха этот столб становится сине-белым. И выстреливает в мою сторону на скорости, которая не кажется мне малой даже под Озарением.

А я встречаю Змея Кагуцути своим Копьём Грома. Почти обычным, только во время удара слегка смещающимся. В итоге вместо чистого пронзания получается ещё отчасти рассечение.

Мастерские атакующие Формы, особенно созданные на стыке двух Стихий и выполненные Владыкой Неба, очень хороши. Мощны. Гибки. Могут преследовать и успешно настигнуть даже ускоренного Покровом Бури противника. Одним словом, убийственны.

Вот только они — не в пример Формам смешанных стихий — ещё и неустойчивы.

Итог? Змей Кагуцути, так и не добравшийся до меня, повреждён и рассеян. Шочи должно быть очень обидно: его шедевр, в который он немало вложился, впустую потратил раз в восемь или девять больше сеф, чем я — на создание Копья Грома.

Интересно, что он предпримет теперь?

Я ведь неплохо заляпал отборной жирной грязью его клановую гордость. Тэннобу-Ни Рэнзо явно рассчитывал на совершенно иной результат. Это меня должен гонять по всему небу более опытный Владыка, я должен поспешно менять рушащиеся один за другим планы и подстраивать свою тактику под превосходящего опытом и силой соперника. А что сейчас? Обман Шочи не удался, первая атака провалилась, вторая не нанесла видимого ущерба, третья провалилась уже не просто так, а прямо-таки позорно. Да, поединок пока шёл не полностью в мою пользу... но ведь и ожидаемого превосходства Тэннобу-Ни показать не вышло, даже близко!

Очи Предков такое не одобряют.

А значит, сейчас что-то будет...

Словно подслушав эту мысль, Шочи сказал (вернее, почти прошипел) — и покорный ветер магии донёс его слова до меня через расстояние, почти не ослабив:

— Считаешь, что ловок и силён? Надеешься одержать победу? Напрасно! Скоро ты увидишь — все увидят! — что ты, рождённый из крови буси, дерзающий учить выскочек взлетать выше, чем они достойны, не ровня истинному магу!

В первый момент я просто опешил.

— Дерзаю учить выскочек?

— Да! Или ты думал, что мы не узнаем о попрании традиций?! Но довольно. Узри истинную мощь Владыки Неба, рождённого в Великом клане Тэннобу!

Моя чувствительность к проявлениям сеф оставляет желать лучшего. Но даже в таком, не особенно тонком восприятии Шочи практически полыхнул. Его Покров Бури быстро и страшно разросся, одновременно уплотняясь до такой степени, что самого мага стало не различить глазом за тугими сплетениями кипящего Воздуха. Причём, словно этого было мало, в изменившийся Покров Бури вплелись сначала ленты — языки — целые полотнища Огня, а затем и мелькающая сеть слепящих разрядов Молнии. То, что я увидел в сердце внутреннего мира противника, словно бы снизошло в материальный мир, в человеческую плоскость бытия.

...да, Владыки Неба могут творить Формы мастерского уровня. Причём творить быстрее, легче и с большей силой, чем собственно мастера магии. Более того: Владыкам Неба доступно одновременное использование двух мастерских Форм. Но не поэтому их боятся, не поэтому перед ними трепещут и им завидуют.

Они способны создавать и направлять Формы своего уровня. Слишком мощные, опасные и требовательные к контролю сеф, чтобы их дерзали повторять маги меньших рангов.

И вот сейчас я столкнулся с одной из легенд.

Покров Небес.

Оболочка, составленная всеми тремя стихиями Триады Неба. Служащая одновременно для передвижения, атаки и защиты.

...ответить зеркально я не мог. Точнее, я тоже мог натянуть Покров Небес — даже для едва оперившегося Владыки Неба это не представляет большой сложности. Вот только создать такой Покров — это одно, а успешно действовать в нём — совершенно другое. Действуя (вернее, пытаясь действовать) против Шочи на равных условиях, я бы уподобился новичку-асигару, который только три десятидневья назад получил свои первые доспехи и меч, вышедшему против гвардейца. Даже если доспехи потомственного буси вдруг окажутся ненадёжны, а его мечи — иззубрены, самурай всё равно легко одолеет такого новичка.

Потому что опыт. Подготовка, знание приёмов и тактик.

Именно то, чего мне остро не хватает.

Каковы вообще слабости Покрова Небес? Ну, если не считать невозможности применять другие Формы во время его действия и относительно слабой защиты (очень... относительно — например, по сравнению с созданной Владыкой Земли аналогичной трёхстихийной Формой), то основная — конечно, затратность. Требования Покрова Небес к телесным способностям и объёму резерва поистине божественны. В своё время я отлично ощутил это при разработке и испытаниях Грозового Покрова: с одной стороны, получаешь чуть ли не всемогущество, а с другой — это всемогущество длится так недолго... сейчас Шочи испытывает огромную нагрузку и тратит сеф очень быстро. Если я продержусь хотя бы четверть малой черты, его можно будет брать за мягкое и торжествовать победу. Вот только продержаться так долго против такого противника...

Рассекретить и использовать Вестников Тени? Бессмысленно. Даже "самоубийственные" атаки не достигнут цели, не пробьются к Шочи. По той же причине бесполезны не только мои усовершенствованные иллюзии, но и большинство простых стихийных атак. Я могу и буду бить по Покрову Небес своими Копьями Грома, но только для того, чтобы увеличить расход сеф моим противником; рассчитывать на прямое попадание по Шочи нельзя.

Ещё я бы мог достать его двустихийными мастерскими атаками: Змеем Кагуцути, Тараном Грома, Ядром Испепеления. У меня хватило бы времени на их создание и применение, пока Шочи только начал создавать свой Покров. Вот только попадание таких Форм равно гибели противника — а если Шочи умрёт от моей руки, это тоже поражение. Причём тягчайшее. Фактически, это стало бы политическим самоубийством, причём задевающим клан Мефано. Поэтому я даже пытаться не стал бить на опережение, дал ему завершить Покров Небес. Пришлось.

Ненавижу такие ситуации.

Только один выход остался у меня. Только одна узкая тропка по лезвию меча. Уклоняться! Маневрировать! Хитрить! Ждать, пока противник выдохнется. Стараться не выдохнуться самому. И убегать, вернее, улетать... как можно быстрее.

Беда в том, что сейчас Шочи быстрее меня. Да и с манёвренностью у него лучше.

...сплетение тугих вихрей Воздуха, раскалённых струй Огня и слепящих извивов Молнии рвануло ко мне так стремительно, что испугало бы самого бесстрашного бойца. Внешняя граница Покрова Небес имела диаметр около двадцати пяти или даже тридцати шагов, а уж тянущиеся в мою сторону "щупальца" этого магического осьминога вытягивались на добрых сорок шагов от центра Формы. Казалось, что ко мне мчится какое-то косматое чудище, жаждущее крови. Успеваю всадить в него два Копья Грома — без видимого эффекта.

Вот-вот ближайшее "щупальце" дотянется до моего — тоже уплотнённого и усиленного — Покрова Бури... врёшь, не достанешь! Растущий Бамбук — в сторону и на противоходе. Риск мной рассчитан, но насколько верен этот расчёт?

Достаточно верен, на моё счастье. Шочи успел среагировать и потянул "щупальца" в новую сторону. Но инерция не позволила ему пуститься в погоню сразу, так что на целый удар сердца расстояние между нами возрастало. А потом снова начало уменьшаться. И быстро. Но я заложил дугу, сфинтил, обманывая и отправляя в Покров Небес очередной разряд Копья... снова ушёл с помощью Растущего Бамбука, немного отдалился... ударил Копьём Грома...

Салки со смертью затягивали. Сердце колотилось в груди, как сумасшедший барабан. Если бы не Духовный Двойник, постоянно обновляющий Озарение, — я бы проиграл уже на третьем вдохе этих догонялок. Если бы не второе хирватшу, позволяющее использовать Растущий Бамбук и Сдвиг в любом направлении, хоть спиной вперёд, и с точным расчётом — тоже проиграл бы. Мой Покров Бури уплотнился чуть ли не до звона, сеф в каналах системы круговорота мчалась в таком темпе и с таким напором, что понемногу начала разрушать их (ну да, Озарение, прямо сказать, не самая полезная Форма...). Довольно быстро я начал задыхаться — и задохнулся б, если бы Покров Бури не помогал, среди всего прочего, дышать глубоко и быстро.

И всё равно я едва успевал сбегать от Шочи.

Если он двигался не намного быстрее меня, я держался на расстоянии, добавляя к скорости своего движения перемещение Растущим Бамбуком. Если начинал догонять, несмотря на это, — уклонялся, пользуясь тем, что при повышении скорости его манёвренность становилась меньше моей. Совсем чуть-чуть, — но это чуть-чуть стало моим спасением. Отдельная сложность вылезла, как ни странно, с Озарением. Вернее, с меняющимся под его воздействием ускорением мыслей и реакции: я не всегда успевал добавить точную поправку на это, потому что Озарением, как уже сказано, занимался Духовный Двойник.

(заметка на будущее: усилить отработку действий под Озарением! И синхронизацией со своей версией во внутреннем мире заняться! если выживу...)

Именно из-за этой недоработанности Шочи трижды — или всё же четырежды? Поди пойми, когда всё проходит по грани... — дотянулся до меня краями своего Покрова Небес. Хорошо ещё, что именно краями. Что основной урон отражал мой собственный Покров. И что Супаку тоже старался вовсю, щедро тратя сеф в накопителях брони на отражение этих атак. А потом, когда накопители опустели — уже свою собственную, что для демонов куда опаснее, чем для людей. Если бы не его самоотверженность, всего лишь парой лёгких ожогов я бы не отделался.

А потом, после очередного опасного уклонения, я зарядил по Покрову противника ещё одним Копьём Грома... которым там по счёту — двадцать седьмым? двадцать восьмым?..

И мне повезло. А Шочи — наоборот.

Я даже не сразу осознал, что поединок закончился и пора ловить потерявшего сознание, начавшего медленно (для меня, только для меня) падать Тэннобу-Ни. И уже поймав его, а заодно начав вытягивать из его системы круговорота сеф Молнии, попавшую туда через дырку, которое Копьё проделало в его левом бедре, я сравнил оставшиеся у него и у меня объёмы сеф...

Повезло, да. Из-за постоянного использования Бамбука я тратил энергию немного быстрее. Вполне хватило бы для проигрыша, если бы всё это затянулось ещё немного. Но я всё-таки ухитрился победить, не использовав никаких предосудительных умений, да к тому же не убив своего оппонента. Так, подранил немного. Ничего неизлечимого или хотя бы опасного, если сдать раненого целителям побыстрее.

Ух. Просто гора с плеч.

...хотя это я, возможно, поторопился. Драка-то, может, и закончилась благополучно, а вот серьёзная межклановая политика... это такая пакость, что не заканчивается никогда!

— Есть ли у вас ещё какие-то претензии к нашему клану, Тэннобу-Ни Рэнзо-сама?

— Да, есть! — названный смотрит на Мефано Сусуми-сама с откровенной неприязнью, то и дело косясь на мою скромную, уставшую, кое-где подпалённую, но вполне дееспособную персону.

— Не составит ли вам труда озвучить их?

— Не составит.

Расширенное собрание Общего Совета, закончившееся после событий в небе, плавно перетекло в келейное собрание глав "большой шестёрки". Я бы с радостью отказался от чести сидеть по правую руку главы Мефано, — лучше бы отдохнул, помедитировал, подлечился (зараза, как каналы-то жжёт! Обязательно надо будет показаться нашим прекрасным целительницам... и терпеливо снести всё, что они пожелают со мной сделать. Ну, почти всё — на некоторые вещи я не соглашусь!). Но вместо этого вынужден изображать наследника.

Неприятно. Больно.

И, увы, совершенно необходимо. Ведь я по-прежнему остаюсь Владыкой Неба, то есть одной из самых сильных фишек в клановых раскладах.

— ...на это гораздо лучше меня ответит истинно равный Мефано Мичио-доно, — лёгкий, но весьма уважительный кивок Сусуми-сама в мою сторону.

А? О чём там говорилось? Ну да. Хм...

— Со всем почтением к вам, Тэннобу-Ни Рэнзо-сама, — также кланяюсь. Конечно, не очень глубоко, а строго по этикету и так, что лишь на малость менее глубокий поклон уже можно было бы счесть неуважением, — я не вижу причин для столь... сильных заявлений. Принятие в кланы магов со стороны — давняя, почтенная традиция, к которой прибегают не только Мефано...

Оппоненты источают неприязнь, окрашенную неохотным согласием. Ну да, ведь они тоже используют принятых, хотя и в меньшей пропорции, чем другие кланы (им попросту реже нужно обновлять кровь — численность позволяет большую закрытость, особенно если меняться невестами между разными ветвями Тэннобу).

А я продолжаю:

— Если взглянуть на моих воспитанников, то не сочтите за дерзость, если я скажу: разницы меж принятыми и урождёнными Мефано не так много. Кровь? Да, кровь важна. Но иное много важнее. Сколько раз оказывалось, что кровные отпрыски достойных фамилий оказываются... не вполне достойны имени своей семьи и клана?

А вот тут приходит черёд мысленно кривиться с бесстрастным лицом наследнику Тэннобу-Ни. Потому что его старший и средний сыновья, внуки Рэнзо, к своим почти тридцати и двадцати шести годам оба два еле удосужились подняться до ранга подмастерий. Вроде и не позор рода, потому что не остановились на уровне посвящённых — но при этом гордиться нечем.

— И сколько раз оказывалось, что правильно воспитанные юноша или девушка полностью поддерживают славу своих приёмных родичей? — Хех. Приятно похвалить самого себя! — Недаром говорится: "Родители дали мне жизнь. Учитель сделал меня Человеком". Традиции клана Мефано не нарушаются принятыми, буде те окажутся восприимчивы к магической науке. Честь клана Мефано поддерживается принятыми, получившими правильное обучение и мудрое наставление. И даже кровь Мефано не получит урона, поскольку сильные принятые, заключившие брачные союзы с урождёнными клановыми магами, родят сильных в будущем магов, которые станут уже и по крови своей истинными Мефано! Если древний клан Тэннобу желает следования традициям, я бы — со всем почтением, разумеется, — посоветовал тратить меньше сил на слежку за тем, что делают их верные союзники по Общему Совету, а сосредоточиться на углублении образования их юных магов и ведьм... и на увеличении количества их тренировок с наилучшими наставниками.

Высказано вполне вежливо по форме. И только по форме.

По сути же я сейчас в лицо, притом при свидетелях, отчитал главу сильнейшего клана княжества. Но так, что к Мефано никаких новых претензий нет. Да и ко мне особо не придерёшься: я ведь так молод, так прямолинеен, так распалён выигранным (да-да, выигранным!) поединком с Владыкой Неба...

Впрочем, Сусуми-сама сделал вид, что не особо доволен этой прямолинейностью и своим повелением удалил меня из малого зала, где засела "большая шестёрка". По сути же это стало не слишком откровенным поощрением. И я сразу воспользовался им по прямому назначению: ушёл в выделенные Мефано покои "Императорского шёлка", где занялся восстановительной медитацией, пока опытнейшие целительницы (мать главы клана и его двоюродная тётка, между прочим!) в четыре руки помогали моему телу отойти от напряжения боя.

Пока "верхний" я медитировал, "внутренний" я, то есть Духовный Двойник, пленник и хозяин внутреннего мира, подбивал итоги поединка.

Справился я неплохо. Однако нельзя сказать, что хорошо. В сущности, мне действительно повезло. Я мог сильнее ошибиться из-за скачков ускорения, обеспечиваемых Озарением — и уже не вскользь, а всерьёз попасть под удар Покрова Небес. Я мог уворачиваться успешнее, но лишь ценой ещё более быстрой траты сеф — с перспективой полного истощения и проигрыша. С другой стороны, я мог заранее отработать создание и контроль Покрова Небес: у меня ведь есть сильное преимущество в виде второго я, так почему я не воспользовался им? Только потому, что такую тёмную фишку лучше не показывать до последнего? Но её вполне могли уже заметить.

Нет. Не так. Про это жалобное "могли" лучше забыть! Среди тех магов, что наблюдали поединок с земли, хватало обладателей прямого ощущения сеф; из чего прямо следует, что есть несколько свидетелей, способных подтвердить: да, Владыка Мичио использовал одновременно Покров Бури, некую Форму для ускорения реакции (Озарение), а также Растущий Бамбук. Иначе говоря, предел Владык Неба, позволяющий им создавать только две Формы мастерского уровня за раз и не более — для означенного Мичио не предел. Это не является основанием для заключений о существовании Двойника, но часть моих боевых возможностей всё же раскрывает.

Неприятно? Ещё бы. Только вот избежать такого раскрытия... эх.

С другой стороны, оно отчасти даже полезно. Если пойдёт слух, что я выиграл бой у более опытного Владыки, не раскрывая своих полных возможностей... репутация в мире магов очень важна, да и не только в мире магов; мне ли этого не знать?

Кстати о репутации.

— Супаку-отото!

— Хачиро-аники?

Демоны, в некотором роде, — существа первого впечатления. Для бывшего варубатто, а ныне ни на кого не похожего среднего демона, моего побратима, я так и остался Танакой Хачиро. Услышать от него иное обращение можно, но редко. Замечу ещё, что Урр и молчальник Раа, если и когда именуют меня, называют — Акено.

Отчасти этому способствует то, что общаемся мы в основном мысленно, ну или через внутренний мир. Но только отчасти.

— Вот что, отото, — сказал я подлетевшему побратиму, — ты, я смотрю, немало потратился на мою защиту... постой, дай закончить! Так вот, я возмещу тебе всю потраченную сеф, и с довеском. Моя сила пойдёт тебе на пользу.

Кстати, подтверждённый факт. Мы с побратимами и до моего становления Владыкой уже проводили опыты с передачей сеф. Если передавать от меня им, неприятных последствий никаких — наоборот: более плотная энергия сильного мага давала не намного худший прирост их резерва, чем кормёжка "заряженной" пищей. А уж теперь, когда моя сеф стала плотнее и мощнее, передача сеф стала эффективнее особой диеты. Обычно мои демоны на ежевечерней тренировке старались потратить столько сеф, сколько могли без опасности для себя; я же перед сном тоже без малого опустошал резерв, передавая им остатки своей силы.

Отличный способ нарастить магическое могущество — и для меня, и для них.

— Но это немного позже: среди магов, сам понимаешь, открыто "кормить" свою броню я не стану. И ещё, — добавил я. — Ты рискнул ради меня. Я знаю, чем грозит демону большая трата сеф, особенно когда демон пребывает запечатанным в неживое; такая верность стоит награды, поэтому я, в свою очередь, готов рискнуть ради тебя.

— О чём ты, Хачиро-аники?

— Ты вроде бы доволен телом Рейзабакку, не правда ли?

— Да, доволен. Хотя приноровиться к нему оказалось нелегко.

— А что ты скажешь насчёт запечатывания — свободного запечатывания! — в тело человека? Если точнее, ребёнка.

— Аники...

— Я не тороплю. Быстро такие дела вообще не делаются. Но ты подумай, ладно?

Сказать по чести, хоть раньше я о таком с побратимами не заговаривал, — идея запечатать их в людей уже довольно давно вызревала в тёмном углу моего ума. Да, задуманное отдаёт самым настоящим, чёрным колдовством. Давилкой отдаёт, чего уж там. Но знакомство с Симомуро Кийоши не прошло напрасно, и отрицать эту часть моей жизни глупо: я владею всеми средствами для того, чтобы успешно запечатать побратимов в людей. И тем самым достаточно быстро — за годы, а не за десятилетия и века — обзавестись не просто союзными демонами, а союзными аякаси.

Соблазнительно! Опасно, аморально, но как соблазнительно!

К тому же у меня как начальника Усадьбы имеется доступ к... ладно, скажу уж предельно прямо: к подходящим телам. Рассматривать своих воспитанников под таким углом неприятно. Как будто я заимствую взгляд демона. Или ещё какой древней, чуждой твари. Но... ещё полугода не прошло, как из-за несчастного случая на тренировке погибла одна шестилетняя девочка. Свернула шею. Мгновенная смерть... не первая в Усадьбе и не последняя, увы. И знал бы кто, как обидно мне было кремировать и хоронить её вместо того, чтобы, предварительно подготовив сосуд, подселить в пустую оболочку мою верную Урр!

Будь я не боевиком, а целителем, как в прошлой жизни — мог бы не удержаться. Сам бы наложил печать поддержания жизни, быстро подлатал повреждения тела, подготовился — и провёл ритуал. А сейчас в таких случаях меня только то и останавливает, что без помощи жены или той же Юми провернуть подселение просто не получится. Да и потом пойдут чередой... сложности. Ведь про то, что в моём снаряжении сидят демоны, известно; но посажены туда они могли быть и не добровольно. А вот демоны, посаженные в людей и притом оставшиеся лояльными... тут сразу вылезает масса причин для подозрений, недовольства, преследований. Некоторые вещи не простят не то, что наследнику и Владыке — даже самому главе клана!

Хм.

Но уж теперь-то, раз пообещал, придётся стараться, ждать очередного подходящего случая и рисковать. Что бы там Супаку-отото ни надумал, положение своё и перспективы он понимает не хуже меня и самым правильным образом. Отказываться от быстрого — по меркам демонов вообще чуть ли не мгновенного — превращения в высшего демона? Это очень вряд ли. Да и обделять моих тэнгу я не собираюсь. Верность должна вознаграждаться. Союзники — усиливаться.

И если мои занятия колдовством неугодны высокочтимым ками, нарушают общественные установления и вредят репутации — тем хуже для ками, установлений и репутации!

Побратимы мне дороже.

В конце концов, ками мне (и не только мне, другим магам тоже!) крепко задолжали; верить в незыблемость и справедливость земных законов, принятых людьми, после жизни на Шани-Сю довольно сложно; ну а репутация Мефано Мичио по прошествии времени ляжет в могилу вместе с его отнюдь не бессмертным телом, тогда как побратимы останутся со мной и в следующей жизни. Или, вернее, следующих жизнях. Так что думать и колебаться даже как-то странно.

Значит, составляю план, предусматривающий получение тайных услуг хорошего целителя. Если подумать, Юми лучше держать от задуманного подальше. Эта её прямота... нет уж. А вот Санго... целитель она отличный, узы, связывающие её со мной, крепки, доверие велико...

Решено. Открою жене часть своих тайн. Познакомлю с побратимами поближе, чтобы не судила о демонам по слухам. Также заранее подберу уединённое убежище — не очень далеко от Усадьбы, но и не совсем уж близко; подготовлю изменённые печати поддержания жизни, проведу иные приготовления. И буду ждать удобного несчастного случая...

Как-то неприятно звучит. Хм... зато честно и точно.

Вообще я не рад перспективе "осквернения" тел доверенных мне воспитанников. Кто в здравом уме станет такому радоваться? Но я сознаю, что юные маги и ведьмы гибли, гибнут и продолжат гибнуть во время обучения нашему кровавому ремеслу. Это неизбежная часть пути мага. Также мне лучше, чем кому-либо, известно, что со смертью ничего не заканчивается... вернее, заканчивается только одно воплощение со всеми его шансами. И что использовать тело, покинутое душой, — не так уж плохо. Без толку спалить его, единственно ради соблюдения похоронных традиций клана — куда глупее...

В конце концов, вредить душам детей я не собираюсь. Я всё-таки не Резчик.

И довольно об этом.

...выйдя из медитации, я предсказуемо ощутил Силу. Примерно как этим утром, если не лучше. Резерв полон — как глубокий, старый колодец, вода в котором стоит вровень с каменными краями. Разум полностью ясен, суго ощущается холодным, ярким, полностью покорным воле пламенем. Ци движется по венам легко и спокойно, словно широкая равнинная река, полную мощь которой обнаружишь не раньше, чем попытаешься перегородить. Точно так же течёт и сеф, с той лишь разницей, что она куда послушнее воле... и много обильнее, чем ци, и плотнее.

Кстати, это не иллюзия: качество сеф Владык Неба таково, что позволяет использовать Формы целителей с эффективностью, мало уступающей Формам посвящённых с вложением сеф Дерева. Если же вспомнить про объёмы резерва Владык, получится, что я могу потягаться в лечении даже с целителем-подмастерьем. Для этого, конечно, ещё надо знать специализированные Формы. Обычно они Владыкам Неба неведомы... но я-то не обычный Владыка.

Закончив, поднимаюсь на ноги, чуть отступаю и тут же глубоко кланяюсь целительницам (глядя со стороны, не маг никогда не заподозрит их истинного возраста: юные девицы без следов увядания, да и только, а никак не пара прабабушек!).

— Мои вам глубочайшие благодарности, Каэде-доно, Амайя-доно. — Второй поклон, не менее глубокий и искренний. — Ваша работа по обыкновению безупречна.

"Юницы" мелко захихикали, величаво кланяясь в ответ там же, где сидели:

— Какой неизменно вежливый юноша, а, подруженька?

— И не говори, подруженька. Эх, будь я помоложе... хоть на пару годков...

— Повезло вертихвостке Санго, ох повезло! Да и сынуле моему повезло.

— Ага. Он у тебя непутёвый, но везучий.

Я поспешно сбежал, пока эта жутковатая парочка не наговорила о Сусуми-сама такого, что мне было бы страшно вспоминать и обидно забыть. И вослед мне неслось сдвоенное хихиканье, подобное в некотором роде звону Закатного Гонга*.

/* — реликт Первой Империи. Инструмент этот был отлит и зачарован специально для того, чтобы возвещать о смерти императоров. После падения Первой Империи народная молва сильно расширила его функции; в итоге звон Закатного Гонга стал означать примерно то же, что в христианской культуре означает звук труб Страшного Суда./

Снова присоединяться к заседанию "большой шестёрки" я не стал — просто занял место около зала, за пределами защитного барьера. И сосредоточился на управлении Вестниками Тени, подслушивая через них разговоры с помощью специальной Формы, Чуткого Уха. И польза, пусть невеликая (шанс подслушать что-то важное, обсуждаемое без мер против подслушивания, мал... впрочем, оценить настроения таким способом даже легче, чем читая эмоции магов), и тренировка по управлению Вестниками, и заодно — упражнение для памяти, развивающее способности люай. Не так-то просто запомнить три-пять одновременно идущих в разных местах бесед, чтобы они не перепутались и не слились в бессмысленный шум.

Кстати, в Усадьбе давно практикуется "наука о подслушивании", но там задания попроще. Самое типичное — это сидение со "слуховой трубкой", когда испытуемому надо участвовать и в обычном разговоре, и не пропускать сути того, о чём говорят в зале, куда ведёт "трубка". Забавно, что с таким заданием намного лучше справляются будущие ведьмы; поневоле поверишь, что у них — даже у самых маленьких! — в крови подслушивание, подглядывание и дробление внимания.

Я через своих Вестников предсказуемо не подслушал ничего особенно важного. Не менее предсказуемо чуть ли не половина бесед крутилась вокруг поединка Владык Неба. А если нет, то вокруг творящейся клановой политики.

Насчёт первого я подслушал, как один маг из Намари внушал симпатичной ведьме из Дойо, что, мол, "Владыка Мичио-сама бился не в полную силу свою... почему? Так ведь он по три мастерских Формы за раз использовал! Три! Понимаешь? Гений, как есть гений. И задаваку этого, Шочи, просто убивать не захотел...". (Ну вот, пошли круги по воде — не остановишь. Зато можно не ждать повторного вызова от, хм, коллеги... вернее, снизить оценку шансов на повторный вызов, так как Тэннобу-Ни тоже показал не всё, что он при желании мог показать, и что там Великий клан может извлечь из своих арсеналов — неизвестно).

Что до политики, тут тоже обошлось без неожиданностей. Маги, стоявшие против мира и Мефано, ожидаемо попритихли. Но недовольство никуда не делось, продолжая копиться, точно гной в нарыве. Вскрыть бы его... да как? Мне Сусуми-сама намекал, что есть у него какие-то намётки на этот счёт, — только для успеха начинаний нужно добиться хотя бы нейтралитета от глав "большой шестёрки". Ну что ж, надеюсь, сегодняшнее представление в небе даст ему нужный рычаг в руки... ух, скорее бы они там закончили! Почти три больших черты заседают!

Словно подслушав моё желание и тут же его исполнив, купол защиты свернулся, истаивая. Глава Мефано покинул зал первым. Я молча пристроился у него за правым плечом.

...Ёро — часть человеческого мира и потому, естественно, меняется. Возводятся новые дома на месте старых, обветшалых; появляются новые лавочки на рынках, а в старых лавочках на месте прежних торговцев встают другие — чаще всего с явными следами фамильного сходства со своими предшественниками. Кокетливые красотки в хомонги, сопровождаемые подружками в цукэсагэ, вроде бы одинаковы во все времена — но стоит немного приглядеться, вспоминая, как видишь: меняются предпочитаемые оттенки, меняются также и рисунки на кимоно, и даже, хотя и реже, стили этих рисунков. А то, чему завидовали заклятые подружки десяток сезонов назад, разом становится причиной насмешек над бедностью — или жалости. Говоры меняются ещё медленнее, но всё же нет-нет, да услышишь из уст важного чиновника простецкое словцо, какое полвека назад не постеснялся бы прилюдно обронить лишь деревенщина, пришедший в летнюю столицу княжества на заработки для своей слишком многочисленной семьи.

Да. Ёро меняется — примерно так, как меняется лес, в котором на место рухнувших от ветра и старости деревьев восстают, вытягиваясь к солнцу кронами, молодые побеги. А вот врата-тории, ведущая от них мощёная пиленым камнем дорожка в три десятка шагов длиной, знакомая беседка, да и сам Чистый Мир, куда я впервые попал с Мефано Дайки (да будет перерождение его тихо и благословенно!) — всё это как будто вовсе не заметило бега лет. Ни луг в поре цветения, ни дальняя полоска леса, ни высящиеся ещё дальше горы... ни окутавший их молчаливо ореол мира и чудесной гармонии... ничто не изменилось.

Только здесь, да и то изредка, ощущаю я себя не обманным чудищем, стариком под ложной личиной юнца, мстительной змеёй в траве, а почти обычным человеком.

И только здесь глава Мефано может говорить со мной без лишних опасений, откровенно.

— Как поживают моя дочка и внуки, Мичио-кун? — начал он с традиционного вопроса по завершению "укороченной" чайной церемонии. Даже, собственно, и не церемонии, а почти обычного чаепития. Которого, впрочем, вполне достаточно — особенно в таком месте! — чтобы тренированный ум потомственного мага если не вовсе отбросил заботы Мира Людей, то хотя бы отодвинул их прочь, очищаясь от всех прямо связанных с ними чувств.

Собственно, игра в "традиционный диалог" предназначена ровно для того же самого: ухода от забот и восстановления внутреннего покоя. Ведь случись что с Санго и детьми, пусть даже не очень серьёзное, но достаточно важное, — как я тотчас поделился бы новостями, послав этикет куда подальше. И глава это знает. В его едва заметных кивках, сопровождающих "новости" о том, что все здоровы, хорошо кушают и остальные составляющие обычного ответа, нет и следа каких-либо тревог. Немного больше внимания к моим словам я заметил лишь при описании, как у Монтаро развивается стихийное сродство (ничего неожиданного, впрочем — как была склонность к Воздуху и Молнии с небольшим преобладанием первого, так и осталась, разве что пропорция чуть выровнялась). Как только я умолк, последовала обычная шуточка:

— Значит, моя любимая они остаётся заботливой онна?

— Я слежу за этим и не забываю целовать её поласковей, Сусуми-сан, — отвечаю с привычной, еле заметной улыбкой.

— Вот и славно. Вот и хорошо...

Небольшая пауза.

— Всё настолько плохо, Сусуми-сан?

— И даже хуже. — в ответе звучат скорее нотки смиренного раздражения, чем одна из более ярких эмоций. — Ох, Мичио-кун, эти старые, закоснелые, узко мыслящие... маги!.. порой так раздражают, как не раздражают даже длинные иглы под ногтями. Одно и то же, одно и то же, раз за разом, без конца. Чувствуешь себя не столько живым существом, сколько неодушевлённым участником спектакля нингё дзёрури*.

/* — он же бунраку, традиционный японский кукольный театр. Но т.к. никакого Уэмуры Бунракукэна в описываемом мире не было, соответствующего "краткого" наименования такие театральные представления не получили./

— Ну, быть куклой в таком спектакле всё же лучше, чем узором на декорации. — В контрасте с формой высказывания слегка приподнимаю брови, показывая интерес. Это уместное отражение действий собеседника: всё-таки куда приятнее говорить с живым человеком, чем с идеально контролирующей лицо...

Ну да. Именно. Куклой.

— Неужели? — глава бросил на меня раздражённый взгляд, в котором, впрочем, поневоле проскользнули искры юмора. — Хотя у тебя тоже нашёлся момент славы, Мичио-кун. Верно?

И от неприятной политической темы мы уходим в обсуждение магии. Ненадолго. Впрочем, потраченного времени хватает мне на достаточно подробный рассказ об использовании Духовного Двойника: о его сущности, особенностях, преимуществах и недостатках. Это вызывает у Мефано Сусуми неподдельный интерес, смазанный, впрочем, сознанием, что в подобной личной технике нет никакого особенного секрета, только много-много утомительного труда... как почти всегда бывает с разного рода "чудесами".

Потом мы уделяем внимание разбору хода собственно поединка. Глава медленно кивает, слушая откровенный рассказ, как неприятно мне было действовать вполсилы и рассчитывать на весьма вероятный, но "достойный" проигрыш от истощения сеф. От которого меня спасло простое везение, — самый частый "судья" в схватках равных противников.

— А если бы ты мог драться без ограничений, Мичио-кун?

— Тогда я убил бы Тэннобу-дзина, Сусуми-сан. Или он убил бы меня... как знать, что при нужде может извлечь из арсеналов старый Великий клан? Какое запрещённое оружие, каких запечатанных демонов*? Вопрос в том, захотят ли Тэннобу-Ни использовать... самые сильные средства. Но этот вопрос надо задавать не мне.

/* — здесь выражение употреблено не в буквальном смысле, а скорее как синоним к "тёмной фишке" и иным описательным фигурам, обозначающим скрытое преимущество. Тэннобу как клан никогда не славились своими навыками укротителей демонов... что, впрочем, не мешает хранить итоги трудов настоящих укротителей. Старый и притом Великий клан, да.../

Ответом мне становится соединение ладоней перед грудью — как намёк на обращение к воле ками. И тихий вздох.

— Не могу сказать определённо, Мичио-кун. Не могу сказать.

— Но какие-то подвижки вы ведь всё равно заметили, Сусуми-сан? Я подслушал кое-что из разговоров собравшихся, но политику кланов не рядовые маги творят.

— Это очевидно. Только вот понять, что на уме у этих "не рядовых"...

Если коротко обобщить изложенные далее наблюдения главы, то все Тэннобу-Ни сидели с видом оскорблённого величия. Асатэ в основном вроде бы злорадствовали над их неуспехом, но тоже больше молчали. "Волчьи пастыри"* делали намёки, что их весьма впечатлила демонстрация мощи Мефано, но одного впечатления для заключения более прочного союза кланов им мало. В общем, если принять на веру показные намерения, которым опасно верить именно потому, что они показные, у Мефано могло наметиться сближение с частью нейтралов... надолго ли?

/* — напоминаю: клан У-сё заключил союз с оками — демоническими волками. Откуда и их обыденное прозвание./

— А что же Кенсиро и Хига, Сусуми-сан?

— Без изменений, — брови главы сдвинулись, показывая привычно-грозное и бессильное раздражение. — Как они ранее отвергали любые предложения Мефано только потому, что это — предложения Мефано, так и продолжают отвергать. Правда, после твоего выступления в небесах вежливости у них заметно прибыло.

— Хоть какая-то польза от этого парного танца.

— Да... — хмурое лицо главы сменило оттенок чувств. От раздражения к задумчивости. И я, кажется, догадался, о чём он думает... ну, время покажет. — Если же смотреть в целом, — закончил он, — то, как я уже сказал, всё это больше похоже на нингё дзёрури, чем что-то более... гибкое*.

/* — гибкость в восточном сознании ассоциируется с молодостью, жизнью и ростом. С положительными изменениями. На месте Сусуми американец сказал бы "позитивное", русский — "обнадёживающее"... или "перспективное"./

— Печально.

Короткое презрительное фырканье. И новый поворот беседы:

— Скажи лучше, Мичио-кун, что там в Усадьбе?

— Всё хорошо. И понемногу становится лучше.

— Я бы хотел услышать... подробности.

Примечательно, что раньше глава не расспрашивал меня о делах Усадьбы прямо. Совсем. Ему хватало письменных отчётов. С тех пор, как мы с ним заключили соглашение, в область моей личной ответственности (в том числе — как наследника) отошло всё, что относилось к подготовке молодых магов клана. Я не отвечал только за тех урождённых Мефано, которые по-прежнему проходили традиционную подготовку в своих семьях... но такие даже с самого начала составляли меньшинство, а уж теперь, воочию понаблюдав результаты работы Усадьбы, со своим потомством продолжали возиться самостоятельно только самые упёртые консерваторы.

Как опытный человек, глава разумно рассудил, что раз я вполне справляюсь со своим добровольным долгом, то и вникать в тонкости моих методов ему незачем. Дело налажено, число молодых Мефано и уровень их навыков год от года успешно растут? Вот и хорошо, ему же меньше хлопот. Тем более, что попытки вторгнуться в доверенную мне область вполне можно расценить как недоверие и даже оскорбление, а портить отношения на пустом месте станет лишь глупец.

И вот положение дел изменилось. Я же мысленно поздравил себя с правильной догадкой. И начал отвечать в правильном ключе:

— Обычные подробности, Сусуми-сан, содержит свиток, что я вам передал. Там и имена, и числа, и всё остальное, включая суммы расходов. В общем же... установленные порядки себя полностью оправдывают. Обучение юных магов за счёт создания пар из сэмпаев и кохаев, имеющих разницу в полный ранг или в пять-шесть лет возраста, заметно ускоряется, делаясь притом глубже и гибче. Отсутствие жёсткого деления на клановых и принятых тоже много способствует успехам... благо что клановым честь потомственных магов не позволяет отставать и лениться, тогда как от принятых уже их честь требует всемерных стараний.

— До сих пор не могу поверить, что принятые усваивают магическую науку не хуже, чем Мефано по крови...

— Не совсем так. В области клановой специализации урождённые Мефано, конечно, почти всегда опережают принятых...

Тут глава не удержался и одарил-таки меня ироничным прищуром. Мол, конечно, какие могут быть сомнения в первенстве урождённых, уважаемый истинно равный Мефано Владыка Неба Мичио-кун!

— ...но вместе с тем, — безмятежно продолжал я, — для принятых обычно удаётся подобрать занятие, на поприще которого уже клановые маги будут менее успешны. А так как в Усадьбе с самого юного возраста внушают, что важны и нужны любые навыки, рассказывая притчи о споре Земледельца с Самураем* и им подобные, никто не ощущает себя ущемлённым.

/* — притча о Земледельце и Самурае открывает книгу притч четвёртой триады Священной Дюжины. Вкратце: оба спорщика приводят доводы за то, что именно его занятие всего важнее, а затем обращаются к Князю как судье. Тот напоминает им, что в разумно устроенной земле всем найдётся дело: и выращивающим рис, и торгующим, и занимающимся ремёслами, и ведущим учёт чиновникам, и тем, кто заведует разными искусствами и увеселениями, и защищающим всех перечисленных буси... и, само собой, правителям, подобным ясному уму в сложно устроенном теле. По своему жанру притчей не является, относясь скорее к назидательным историям./

— Это хорошо. Но я бы хотел узнать кое-что иное.

Поощрительно киваю, выражая всяческую готовность к ответам.

— Ответь мне, Мичио-кун... только вдумчиво ответь. Как ты оцениваешь боевые качества своих подопечных в сравнении с таковыми у других кланов?

Мысленно улыбаюсь. Да!

— Если отвлечься от особенностей боевой подготовки в разных кланах, то ныне молодые маги Мефано, во-первых, быстрее получают повышение в рангах. А во-вторых, благодаря более разнообразному и гибкому обучению, при равном ранге и не совсем уж разительной разнице лет наши маги имеют преимущество перед чужими. Причём, судя по поведению Тэннобу-Ни, такое положение дел уже не является секретом.

Глава кивает — медленно и со значением:

— Иначе говоря, молодой Мефано победит одногодку из любого иного клана?

— Многое будет зависеть от условий, Сусуми-сан. Запрет на убийство и увечья заметно урезает атакующие способности, лишая бойцов многих преимуществ. Но в целом — да, при заданных вами ограничениях я рассчитываю не менее чем на семь побед из восьми.

— А при равенстве не возраста, но ранга?

— Тут оценка сложнее. Полагаю, что-то между четырёх к девяти и двух к трём. Для кланов из "большой шестёрки". Для поединков с магами из вассальных и малых кланов отношение побед и поражений будет ещё лучше, — короткое молчание, лёгкая улыбка с хитрым прищуром. — Также предвижу значительное преимущество Мефано при групповых поединках. Мои птенцы доверяют друг другу куда больше и потому взаимодействуют лучше, чем этого требует... традиция.

— Вот как. Это... приятно услышать.

Кланяюсь.

После этого разговор в беседке окончательно съехал с серьёзных тем на отвлечённые.

Как мне довелось узнать, глава клана оказался ценителем классической литературы (в чём я ему "почти не уступал") и вообще неплохо разбирался в искусстве. Особенно в разных театральных традициях. Вот их-то мы и взялись обсуждать, сравнивая, вспоминая и порой пошучивая. При родичах, старейшинах, советниках и прочих важных персонах Сусуми-сан этого, конечно, не показывал, но втайне предпочитал простонародный кёгэн классическим пьесам театра но и даже возникшим после падения Второй Империи, а потому многими ревнителями старины именуемым "новомодными", представлениям кабуки. Как следствие, обсудить свои любимые постановки он мог почти исключительно со мной.

Вероятнее всего, свою роль в формировании его предпочтений сыграли два обстоятельства: переизбыток формализма в обычной жизни главы "княжеского" клана, отчего в искусстве его дух искал освобождения от условностей... и память о временах обучения. Умение играть роли, причём именно в комических либо бытовых сценках кёгэна, по давней традиции занимает немалую часть воспитания клановых магов, служа при этом сразу нескольким целям. Как признавался мне Сусуми-сан, он когда-то показал себя не худшим учеником. Да и поныне не разучился изображать ни Хёттоко, ни Отафуку*... хотя паясничать "на людях", разумеется, не мог, дабы не потерять лицо.

/* — если упростить, мужской и женский варианты комических персонажей, вернее, имена соответствующих масок и сценических образов. Прежде чем некоторые читатели что-то там себе надумают, отмечу, что не только в европейском театре есть богатые традиции травести. В частности, в театре кабуки женщины допускаются на сцену даже сейчас всё больше в порядке исключения. И ничего общего с сексуальными перверсиями тут нет./

А вот мне эта часть магических традиций не давалась. Причём не от наигрыша, вроде того, что с классической литературой; увы, мои актёрские способности в самом деле оставляли желать лучшего, даже несмотря на использование Духовного Двойника. Я хорошо понимал: они важны, их недостаток есть явная слабость, умение играть может сильно облегчить... многое. И всё же сознательно не занимался их развитием. Ну, почти не занимался.

Явной причиной для этого — вернее, оправданием — стало "воспитание самурая". Принятым я стал, уже будучи сложившейся личностью... и показал отчётливое нежелание меняться и подстраиваться... сверх необходимого. Причиной менее очевидной стала необходимость иметь слабости. Каким бы гением ни оказался Ясси Мичио, но даже император смертен, даже у признанных гениев должны проявляться недостатки. Тем более, несколько избыточная прямота, если она сочетается с умением проникать умом и чувствами сквозь маску чужого наигрыша, — свойство, во многом даже полезное. Ведь приверженность к честности, открытости, верности в словах и поступках, строгое следование законам чести и тому подобные черты заслуженно считаются тем, что, собственно, и возвышает потомственных буси над потомственными магами. Моё признание истинно равным Мефано и наследником главы много облегчила моя тщательно созданная репутация благородного мужа.

Но себе не соврёшь. Подлинная причина, из-за которой я забросил актёрство — наследие Весёлого Шеня, будь он семижды проклят. Из-за него мне досталась нестабильность духа, усугублять которую ещё игрой на публику... нет уж! Пусть наследие Лу Цзи, доставшееся мне от поглощённого отступника, остаётся нераскрытым; мне хватит ума и воли пройти своим путём, не одалживаясь у покойников.

И вообще, не последний раз живу. Найдётся ещё время для извилистых путей. Когда-нибудь. Потом.

...попрощавшись с главой и покинув Чистый Мир, я вернулся в Усадьбу тем же способом, каким поутру покинул её. По воздуху. Солнце уже скрылось за вершинами гор, так что на долины легла их длинная, мягкая тень. Но в вышине двигались, накатывая с юга и юго-востока, высокие башни облаков — и ало-золотое сияние, отражаясь от них, падало на знакомые строения красивым, хотя и тревожным отблеском. Сидя на восточной энгава с Маэми на руках, Санго смотрела на небо — и заметила меня загодя.

Впрочем, я не скрывался. Подлетел, мягко опустился в пяти шагах от жены. Подошёл, тихо садясь близко-близко, вдыхая знакомый аромат распущенных волос. Осторожно отодвинул их тяжёлый блестящий занавес; склонился, невесомо целуя чуть склонившуюся податливо шею...

— Будет дождь, — как будто невпопад заметила Санго. — Даже не дождь, буря.

Замираю ненадолго:

— Я знаю. Обязательно будет. Но ещё не сейчас, ближе к ночи... Пойдём в дом?

— Да, давай... эй!

Маэми, ощутив движение и открыв глаза, не испугалась, а хихикнула. Дочка уже, кажется, узнавала мою сеф и не боялась её проявлений. А я тем временем тащил внутрь свою "добычу" на руках, помогая себе Воздухом и Воздухом же сперва отодвигая, а потом закрывая за собой сёдзи.

Прочь с улицы, подальше от непогоды.

Оборот пятый (5)

Затею Мефано Сусуми-сама с межклановыми турнирами молодёжи удалось протолкнуть достаточно быстро. Также по большей части удалось достичь целей, которые он преследовал.

В конце концов, если напряжение в отношениях противостоящих магов нельзя оставлять без внимания — почему не найти для него сравнительно безопасный выход? Почему не попытаться изменить формы, которые принимает укоренившаяся вражда, заодно снижая её накал? И при этом сводить вместе не старшее поколение, воспитанное на этой самой вражде, а именно юных магов, или, в крайнем случае, — молодых. Которые, конечно, теряли своих старших родственников в пожаре многовекового взаимного истребления, но хотя бы не хоронили своих сокомандников и знакомых, не видели крови сами и не проливали её.

А то, что новое поколение Мефано смотрелось на состязаниях выгоднее, вернее, просто сильнее, чем сверстники из кланов-конкурентов... и что это укрепляло позиции всего нашего блока — вплоть до того, что в Усадьбу начали допускать для совместного обучения детей наших союзников и даже нейтралов, укрепляя тем самым установленные связи...

Я, разумеется, не остался в стороне от затеи. И не только как устроитель Усадьбы, кому принадлежало, в конечном счёте, решение, кто именно отправится на турнир, а кто останется дома. Едва ли не самым значительным моим вкладом стала разработка системы контролирующих и защитных цем-печатей. Помимо собственно защиты, эта система следила за состоянием пользователя. И давала дымовые сигналы: серый — при серьёзном ранении, красный — при истощении накопителей ниже уровня в одну пятую от полного заряда.

Секрета из этой защиты не делали, более того — для участников она с самого начала стала обязательной. И судьи, заметив "подпалённого", немедля останавливали бой, чтобы решить, сможет ли раненый продолжать участвовать в состязании; "сгоревший" же сразу признавался побеждённым. Всё это позволило не просто превратить смерть на турнирах в исключительное событие, но и снизить до минимума количество увечий. Потому что ещё одним вкладом Мефано в турниры, помимо цем-защиты, стала предоставляемая опять-таки всем участникам, без различия клановой принадлежности, оперативная помощь лучших целителей. Вернее, целительниц: без участия жутенькой парочки Каэде-и-Амайя не обошлось!

Столкновения взрослых магов? Что ж, случалось на турнирах и такое, врать не стану. Бои насмерть, особенно поначалу, происходили регулярно... после основной части состязаний. Но тут уж ничего не поделаешь: если у кого из старших поколений печень тёмной кровью нальётся, мало чем можно помочь. Разве что на целителей надеяться, чтоб последствия смертоубийства, как уж смогут, поправили. Мефано Сусуми-сама в предвидении подобных случаев просто запрещал самым несдержанным из членов клана появляться на турнирах. А тем, кто входил в его свиту, не уставал напоминать о правилах, чести, достоинстве... и вполне однозначных приказах насчёт допустимой реакции на провокации.

Меры помогли: ни в одном из "взрослых" поединков Мефано не стали зачинщиками. Хотя убивать и умирать всё же приходилось...

Следующие несколько лет — передышку, созданную в том числе проведением турниров — я использовал для собственного усиления и помощи моим демонам. Правда вот, с усилением вышло не так хорошо, как я надеялся. Да, резерв я нарастил неплохо — хотя до сравнений с Богоравными не дотянул. Да, Покров Небес освоил — если не хорошо, то, по крайней мере, достаточно, чтобы считать оправданным его использование в открытом бою против других магов и даже (при необходимости) против Тэннобу-Ни Шочи.

Но многих теоретически возможных вершин я так и не покорил. Например, не смог снова добиться использования смешанной стихии. Не улучшил Вестников Тени (а какая пропала идея! вместо удерживающих лишь малые порции сеф сикигами сделать нечто покрупнее, поближе к полноценным артефактам и более постоянное — даже, возможно, способное потом развиваться самостоятельно... увы, не вышло). И ещё много разных "не".

Зато с демонами всё вышло отлично.

Вопреки обещанию, первой свою человеческую ипостась получила Урр. Просто очень уж случай подходящий подвернулся. И нет, девочка оказалась не из травмированных воспитанников Усадьбы. Я нашёл младенца, ставшего вместилищем сути моей тэнгу, в пустынном святилище — что очень живо напомнило мне начало четвёртой жизни. Кроха ещё цеплялась за жизнь, и я мог попытаться спасти её... но предпочёл отпустить невинную душу на перерождение, а в опустевший сосуд поместить Урр. Ритуал прошёл на удивление гладко, да и потом осложнений не появилось.

Следующим, спустя полгода, стал Супаку. В качестве оболочки ему достался не годовалый младенец, а пятилетний бутуз, укушенный шершнем. И обнаруживший необычайно острую реакцию на яд. Такую острую, что даже скорое вмешательство Санго не помогло. Что ж... кому-то не везёт, а кому-то наоборот. Я счёл подвернувшийся случай удачным поводом посвятить жену в часть своих секретов — и не прогадал. При всём своём чадолюбии супруга не стала сходу винить меня в потакании демонам. Практичность клановой ведьмы одержала верх. Да и сам Супаку (а вернее, уже Хидеаки*, в честь изначального хозяина новой оболочки) при ближайшем знакомстве впечатления злобного создания не произвёл. Как и Урр, переименованная в Анду**, которую я в полном соответствии с планами поселил на отшибе, в предгорьях, под присмотром старенькой, но ещё весьма крепкой и несуеверной, что редкость, нанятой крестьянки. И компанию коим составил Супаку-Рейз-Хидеаки.

/* (яп.) — "блистательный", "превосходный".

** (яп.) — "встреченная в поле", намёк на обстоятельства "получения" тела./

Последним обрёл человеческое тело Раа. И ему по странному совпадению достался самый взрослый — полных девяти лет — носитель. Причём смерть хозяину тела выпала чуть ли не самая дурацкая для уже более-менее обученного мага: он утонул. Да-да, именно. Тренировался вместе со сверстниками нырять, задерживая дыхание, причём далеко не в первый раз — и вдруг такое. Пока старшие спохватились, да пока обшарили дно, да пока выловили неудачливого ныряльщика, да убрали воду из лёгких, да дозвались целителя... тут мне остаётся разве что повторить: кому-то не везёт, а кому-то наоборот. Вдвойне иронично, что утопленника звали Кано*. В отличие от Супаку, сохранять имя предшественника Раа не пожелал, так что я нарёк его Кен**. Ну и что, что без выдумки? Зато молчаливому тэнгу это имя вполне подходило, с чем согласились все посвящённые в мой маленький демонический секрет.

/* (яп.) — "бог воды".

** (яп.) -"здоровяк"./

Демоны росли, росли и мои дети. К Монтаро и Маэми в свой черёд присоединилась Мине*, а затем — Макото** (да, я решил отдать дань памяти моего отца-из-третьей-жизни). На чём мы с Санго решили остановиться: пусть женщины Мефано славны своей плодовитостью, но вынашивать и рожать потенциально сильных магов им всё равно тяжело. Свой долг перед кланом жена выполнила сполна. А уж воспитать отпрысков достойно их древней фамилии — моя забота.

/* (яп.) — "храбрая защитница".

** (яп.) — "искренний"./

А ещё я всерьёз занялся одним из старых, но очень... хм... перспективных проектов. Ибо я замахнулся ни много, ни мало — на воссоздание того перехода в Чистый Мир, что в Двуглавой Башне. Ну, или повторение сходного результата иными средствами. Раз уж я получил почти что постоянный доступ к этому несомненному шедевру, соединяющему магию пространства, духа и одни ками ведают, чего ещё... да я бы просто не простил себя, если бы не попытался!

Пропустив уйму промежуточных результатов, по большей части отрицательных, расскажу лишь о наиболее значимых выводах.

Первое: я с высокой (не ниже одиннадцати шансов из дюжины) достоверностью установил, что даже изобретательного ума, направляющего магическую мощь Владыки Неба, для покорения пространства с помощью Форм... недостаточно. Конечно, опыты сильно сдерживала осторожность — я попросту боялся изменять Сдвиг слишком резко. Но тут мне помогли Вестники Тени: если сам себя Сдвигать в соседние слои бытия я не решался, то при использовании Вестников я лишался, самое большее, порции своей сеф и куска бумаги со сделанными тушью узорами.

Увы! Так изменить Сдвиг, чтобы переместиться с его помощью в Чистый Мир или из Чистого Мира, мне не удалось. Похоже, сам принцип этой Формы не позволял использовать её для столь... необычных целей. Безуспешно завершились также все до единой мои попытки создать специализированную Форму; меня застопорил ощутимый недостаток... да какой там недостаток! настоящее отсутствие!.. представлений о том, что такое пространство, каково его устройство, как располагаются относительно друг друга разные планы бытия...

В общем, уже в который раз я уткнулся в стену своего невежества.

Зато деяние, неподвластное чистой магии, оказалось посильно для артефакторики. Да! При помощи цемора и создания материальных якорей (тех самых врат-тории, причём парных: без доступа в Чистый Мир я бы ничего не достиг!) мне удалось-таки повторить достижение создателя того прохода, что в Ёро. Успех омрачало полное отсутствие понимания, как именно действует моя версия межмировых врат. Вернее, я знал, как — но вот почему? И почему пять первых версий парных врат так и не заработали? Что им помешало?

Повторюсь: скудость моих знаний о пространстве по-настоящему угнетает.

Мой общий возраст перевалил за сто шестьдесят лет, но лишь теперь я по-настоящему начал понимать, насколько скудны мои познания даже в магии — той области жизни и искусства, которую я сам выбрал для приложения сил.

Забавно. И грустно. И... не знаю точно, как назвать это чувство, даже не уверен, что языки людей вообще содержат подходящее слово... в общем, при мысли о том, сколько всего мне ещё предстоит узнать, открыть, изучить, создать — на лицо так и норовит выползти оскал, похожий на ухмылку предвкушения хорошего поединка с сильным соперником. Одна лишь перспектива рано или поздно сравняться с Богоравными... ха! А возможность развивать свой собственный стиль цемора? В этой области я пока даже смутно не вижу вершины искусства!

У бессмертия есть приятная сторона. Вернее, множество приятных сторон.

* * *

Мой младший сын научился ходить, когда тиски напряжения, временно отпустившие всю эту ситуацию с межклановой грызнёй, резко сжались вновь. Может, ничего страшного и не случилось бы, да только Сусуми-сама не сумел удержать контроль над старшими поколениями Мефано. Кое-кого, похоже, заели амбиции. Как так? "Княжеский" клан сильно вырос в числе и ещё сильнее — в качестве подготовки молодых магов, что регулярно подтверждают поединки на молодёжном турнире... но при этом Мефано не получают "должного уважения". Нехорошо!

Старичьё как-то подзабыло, что для прямого осуществления их хотелок силовым путём, как в "прежние времена", придётся класть в землю тех самых молодых магов, выпускников Усадьбы. До чего ж удобно, гаки им в печень! Не почётным же старейшинам предстоит проливать кровь и подыхать различными, но равно неприятными способами за "честь клана"! Им, старейшинам, предстоит лишь "мудро руководить". Ведь это "естественный, искони установленный порядок вещей". К тому же молодёжь, которую они вознамерились "направлять" и "испытывать", по большей части даже не является Мефано по крови. Так почему бы не бросить их в топку боёв? Кто выживет, докажет свою силу и везение... награды получит...

Ур-р-роды. Злобные, надменные, узколобые слепцы.

Только вот я совершенно не собирался жертвовать будущим клана ради его прошлого. Мои воспитанники и ученики, что не удивительно, тоже не горели желанием потакать самомнению и честолюбию почтенных старцев.

Да, я отдаю дань уважения мудрости, что приходит с годами. Вот только это должна быть именно мудрость. За преклонением перед маразмом — это не ко мне.

...хм. Сумбурно. Начну по порядку.

Итак, всё началось с убийства главы клана. Сильно сомневаюсь, что традиционалисты с самого начала собирались драться. Скорее всего, они выбрали момент и явились в Сосновое Пограничье со своими претензиями к Сусуми-сама, намереваясь надавить морально. Если бы глава поддался, подписал кое-какие свитки и отдал нужные им распоряжения...

Очевидно, поддаваться он не захотел.

Что там точно случилось — ками знают. В ходе короткого, но чрезвычайно яростного боя пал и глава, и его (немногочисленная, к сожалению!) охрана. Да и само Сосновое Пограничье вместе со знаменитыми парными соснами, живыми символами союза с Намари, обратилось горсткой углей. При этом убитые перед своей смертью забрали с собой всех прямых свидетелей "переговоров", кроме Мефано Тоширо и Мефано Асоги.

Далее парочка выживших наглядно подтвердила уровень своего понимания ситуации. То есть вместо того, чтобы как можно быстрее бежать в как можно более глубокую дыру мира и там прикинуться трупами старых ослов, эти идиоты начали собирать группу поддержки, утверждая, что перед своей гибелью Сусуми-сама даровал им некие особые полномочия. Увы, при всей своей дурости Тоширо с Асоги оказались достаточно предусмотрительны, чтобы принять нужные меры предосторожности; видимо, попасть в плен, пройти через допросы с пристрастием и предстать за свою измену перед судом клана им не улыбалось. Я старался, очень старался — но взять их живьём не сумел. Чем окончательно уничтожил шанс разобраться в деталях случившегося.

Итак, на двадцать седьмом году жизни я, истинно равный Мефано Мичио, Владыка Неба, сделался из законного наследника "княжеского" клана его главой. Внезапно. Ещё полвека бы этой каторги не видать!

Разумеется, я немедленно учинил общее собрание подчинённых магов. Разумеется, охрану этого собрания — весьма многочисленную — составили верные мне люди, во главе с Ясуо (бывшим Индюком и моим личным учеником, к тому моменту доросшим до полноправного мастера магии Воздуха со своей собственной — и очень талантливой — командой личных учеников). Разумеется, я по случаю недавних событий пребывал в тихой ярости, а потому прямо на собрании, подтвердив свой новый статус, принялся за отделение демонов от небожителей. А говоря проще, вместе со "своими" магами взялся за краткие допросы, выявляя особо истовых традиционалистов, что всей душой сочувствовали провалившемуся начинанию отступников Тоширо и Асоги. Выявленных же я без долгих раздумий казнил. Не так уж много их оказалось. Большинство, подобно хотя бы тем же старым ведьмам Каэде-и-Амайе, не одобряло попытку переворота.

Вот только буря над магами Мефано и всего княжества Ниаги от принятых мной мер не утихла. Она лишь набирала скорость, тяжесть и злость.

Несколько урождённых Мефано, предусмотрительно не явившихся на общее собрание, судя по всему, недобитки из традиционалистов, бежали из княжества. Но нашлась меж ними особенно изворотливая дрянь. Жена Тоширо, Ханако. Эта самка свиньи бежала к Намари и донесла до них "чудовищную весть" о сожжении символов союза в Сосновом Пограничье. Конечно, самой по себе "чудовищной вести" для последовавших событий стало бы недостаточно — вот только противники Мефано в Общем Совете и так называемые нейтралы, особенно Тэннобу-Ни, давно недовольные успехами "княжеского" клана, уже давно удобряли почву, копая оросительные каналы в выгодном им направлении. Действия Ханако стали не причиной, а только поводом. Хотя и знаковым.

Короче говоря, Намари разорвали союз с Мефано. Хорошо ещё, что не перебежали в лагерь наших прямых противников, а пополнили ряды нейтралов...

Не прошло и половины десятидневья, как по инициативе всё тех же ниагских Тэннобу начался внеочередной Общий Совет. На котором остро встал вопрос о выборе нового почётного главы на замену Сусуми-сама. (Молчаливо подразумевалось, что мне этого поста не видать — ибо, ясно-понятно, "молод и неопытен", к тому же "озабочен наведением порядка в своём клане после недавних прискорбных событий").

Посидел я на этом Общем Совете. Молча послушал почтенных ораторов, вновь остро жалея о том, что не смог захватить и допросить традиционалистов (ну явно же неспроста они решились на свою авантюру! не менее шести шансов из семи, что кто-то из вот этих вот пообещал им много разного да сладкого, включая, возможно, даже прямую военную поддержку!).

А потом я резко нажал своей сеф — да так, что многие из присутствующих не сумели удержать лиц, бледнея и потея — и очень тихо, очень вежливо попросил слова.

Предыдущий оратор, глава Намари, со всем почтением разрешил мне высказаться.

— Всем нам, — сказал я, по-прежнему не стараясь повышать голос, — хорошо известно, с чего началось сотрудничество былых противников. Всем, надеюсь, памятно, ради противостояния какому старому и страшному общему врагу был созван Совет всех кланов и всех магов княжества. И кто именно стоял у истоков этого начинания.

Обвожу присутствующих взглядом. Уже не давлю своей сеф. Но меня всё равно слушают.

Ха.

— Судя по всему, — продолжаю тем же ровным, напрочь лишённым эмоций тоном, — ныне присоединившийся к небесному сонму почтенных предков своих, Мефано Сусуми-сама, напрасно благодетельствовал, примирял и напоминал о единых для всех магов нуждах. Ради своих мелких и частных амбиций, ради жажды власти, укоренившейся ненависти, ради страха перед чужим могуществом и из зависти к нему кое-кто из присутствующих здесь решился расколоть наше единство. Оказавшееся столь непрочным. Как печально.

Ещё пауза. Никто не перебивает.

— Я не стану взывать к вашему стыду. Не стану взывать и к вашему рассудку. Уважая ваши права, касающиеся принятия судьбоносных решений, я, Мефано Мичио, передаю свои права на место почётного главы этого Совета...

Ещё пауза. Подлиннее. Уши у присутствующих чуть ли не вытягиваются, ловя сказанное. А я ухмыляюсь, устремляя взгляд...

— ...безусловно, опытному и далёкому от времён порывистой юности своей, а также, вне сомнений, крепко держащему бразды правления в своём клане и обладающему иными, слишком многочисленными для перечисления достоинствами, Тэннобу-Ни Рэнзо.

Хонорифик я намеренно опустил. Если Рэнзо может назвать меня "юным Мичио", почему бы мне не назвать его просто по имени?

Поднимаюсь на ноги, отчего поднявшийся было шепоток мгновенно стихает. Подаю знак, известный каждому Мефано, кто хоть раз покидал расположение клана ради выполнения задания "в поле": "следуй за мной". И присутствующие соклановцы встают, как я.

— Итак, — заканчиваю свою речь, — с этого момента и впредь клан, который я имею честь представлять, не станет более принимать участие в Общем Совете магов княжества Ниаги. Жаль, но... Мефано могут обойтись без Совета. А вот обойдётся ли Совет без Мефано?

На этой ноте я вышел из зала. За мной вышли также соклановцы. Вышли наши союзники. Но ими дело не закончилось. Встали и вышли в полном составе Асатэ, не желая присутствовать на собрании, коим — пусть даже формально — заправляют Тэннобу-Ни. Встали и вышли, к немалому моему удивлению, Кенсиро. А дальше начали вставать и уходить вообще все... ну, кроме только соклановцев Рэнзо. Столь приятного единодушия я не ожидал; вернее, оценивал возможность полного распада Общего Совета не выше одной третьей. Судя по всему, я недооценил единодушие магов, с которым они встретили притязания Тэннобу-Ни на господство в Ниаги.

Увы, крушение планов спесивца и честолюбца Рэнзо не только доставило мне много быстротечного удовольствия. Оно также стало признаком окончательного раскола, ничего доброго всем людям княжества — не только лишь магам! — не сулившего.

Поскольку за любое удовольствие надо платить, пришлось заплатить и мне. Не одни только старшие поколения Мефано выразили недовольство событиями на Общем Совете, сочтя, что я уж слишком легко и быстро сдался под давлением врагов клана. Среди выпускников моей Усадьбы тоже нашлись маги, склонные считать мою речь и последовавший развал ошибкой. Правда, не в пример старшим, что в основном пеняли мне за урон всё той же самой "чести клана", учившиеся под моим присмотром смотрели глубже. Им не нравился именно раскол, отсутствие возможности встречать новые угрозы со стороны затаившегося врага единым строем.

К счастью, нашлись у моего решения и защитники — да такие, что мне не потребовалось самому объяснять свои мотивы.

— Вы не понимаете! — горячился тринадцатилетний Кишо*, постоянный член кружка по игре в го и не менее постоянный докладчик на открытых лекциях по истории и стратегии. — Вот вы осуждаете главу за то, что он сделал. А начните с основ! Представьте, что глава НЕ сделал того самого, за что его сейчас обвиняют. Представьте, что почётным главой Общего Совета стал...

/* (яп.) — "имеющий голову на плечах". Ещё одно говорящее имя, да./

— Кто?

— Да кто угодно, кроме Мефано! Пусть даже не из стана наших прямых врагов, вроде Хига или Кенсиро. От одного намёка на передачу прав к Тэннобу весь Совет разбежался. Если бы права отдали Асатэ, уже Тэннобу вышли бы из Совета. А не вышли, так парализовали любую работу. У более слабых нейтралов просто не хватило бы возможностей сглаживать противоречия между членами "большой шестёрки"...

— А если бы почётным главой стал лидер У-сё? Дипломат, как-никак. И клан не из слабых.

— Это было бы ещё хуже! — Кишо рубанул рукой воздух.

— Почему?

— Да именно потому, что У-сё — дипломаты. Переговорщики. Они бы смягчали и смягчали положение... внешнее... пока внутри копилось всё больше напряжения. И в итоге вместо мирного роспуска Общего Совета, которого достиг наш Владыка, получился бы взрыв! Хаос и война!

— Да ну...

— Ну да. К этому всё шло даже при Сусуми-сама, спокойного ему посмертия. Сейчас хотя бы сама идея Общего Совета остаётся незапятнанной, и при любых внезапных изменениях можно собрать его снова, причём в полном составе. Да и само взаимодействие меж разными кланами так резко и неожиданно оборвалось, что многие наверняка ощущают некую неполноту. Желание пусть в иных формах, но продолжить взаимодействие. И Мичио-сама не упустит шансов его наладить. Всё-таки он очень умён! Хотел бы я вырасти таким же...

Увы, при всех своих способностях и честно заработанном ранге посвящённого, причём сильного, Кишо всё ещё отчасти оставался ребёнком. И потому не понимал, как мыслят некоторые (вернее, большинство!) главы кланов, как они понимают слова "межклановое взаимодействие". Я, к счастью, это понимал прекрасно. И готовился к худшему.

Каковое не замедлило воспоследовать.

Одной из целей, которые я преследовал, была провокация Тэннобу-Ни Рэнзо. Вряд ли он мог оставить безнаказанными мои действия — соклановцы попросту не поняли бы, если бы он не ответил на мою "беспримерную дерзость" или даже ответил недостаточно быстро.

Ну, он и ответил.

Вариантов у него опять-таки хватало, но я поставил на то, что смогу просчитать ответные ходы. Не ошибся. Пользуясь родственными связями, Рэнзо вызвал подмогу из ветви Тэннобу-Ён. Не многочисленную — она начиналась и заканчивалась на одном Йоширо. Таким образом Рэнзо как бы подчёркивал, что против Мефано как клана ничего не имеет, но так как некий Мефано Мичио имел наглость выступить против Великого клана Тэннобу, то вот ему вполне достойные противники: ДВА Владыки Неба.

Когда я отрабатывал со своими воспитанниками, достигшими мастерства, действия против Владыки Неба (ну, и сам тренировался, не без того), обнаружилось, что против мага моего ранга годится в основном одна лишь тактика. Та самая, что описана в тридцать шестой стратагеме. Правильное, хорошо рассчитанное отступление, сменяемое точно так же хорошо рассчитанными контратаками, позволяло группе из десяти-пятнадцати мастеров, владеющих Воздушной Тропой, прихлопнуть противостоящего им Владыку...

Но только при соблюдении ряда условий.

Части мастеров, а вернее, большинству группы, приходилось жертвовать собой. Покров Небес позволял догонять их, несмотря на попытки разлететься в разные стороны, ну а дальше итог прискорбно ясен. Немало сложности добавляла необходимость не разлетаться слишком далеко: ведь одиночный мастер всё равно не мог противостоять Владыке Неба, но при этом не мог заставить его держать быстро истощающий Покров Небес. Одна из тактических задач как раз состояла в балансе между прямо противоречащими требованиями: не разлетаться, чтобы заставить своего грозного противника истощать свои силы, и вместе с тем не скучиваться, чтобы не оказаться накрытыми в одном месте.

Надо сказать, если бы я пользовался своими тёмными фишками, вроде Вестников Тени или ещё кое-каких страшненьких и потому секретных навыков, я бы выступил без особого страха даже против вдвое большего числа мастеров — потому что имел бы предпочтительные шансы на победу. А вот в "честной" драке я успевал "убить" от восьми до дюжины противников до того, как те всё-таки одолевали меня числом, умноженным правильной командной работой. И пусть пара Шочи — Йоширо могла превзойти меня резервом только и именно парой; само число противостоящих мне Владык создавало проблему. Ведь ничто не мешало, например, тому же Шочи налетать в Покрове Небес, истреблять сколько успеет моих соклановцев, а затем отступать под прикрытие свежего, с полным резервом Йоширо. Дай им срок, и эта пара могла бы перебить хоть всех Мефано!

Понятно, что меня такой исход совершенно не устраивал. Мне не хотелось ни понемногу терять "своих" от тактики "бей — беги", ни с гарантией лишаться десяти и более мастеров магии во время засадной охоты на чужих Владык. Тем более, что засадная охота вполне могла провалиться: не пошлют же Тэннобу своих Владык без подобающего прикрытия? Надо отдать должное Рэнзо, он смог меня просчитать и отрезал все выходы, кроме самого неудобного лично для меня: попытки выйти в одиночку против двоих равных противников, и...

А вот дальше начиналось самое интересное.

* * *

Вероятно, моя судьба как-то особенно переплелась с судьбой Ёро. Иначе невозможно объяснить, почему так много значимых для меня событий произошло именно в летней столице Ниаги либо её окрестностях. Вот и теперь я вновь ставлю на круг всё, что имею, в... хм... более чем представительном обществе.

За моей спиной — полтора десятка мастеров магии клана Мефано. Причём из этого числа дюжина — молодёжь, ковавшая свою силу в Усадьбе. Лишь трое не входят в их число: Каэде, Амайя и Санго. (Ох, не хотел я пускать жену на предстоящее действо! Не хотел... но уломала-таки, хитрюга). Впереди — целых полсотни Тэннобу-Ни. Но по-настоящему брать в расчёт надо только два десятка их мастеров. Ну, и, само собой, Шочи с Йоширо. Вон они, стоят по разные стороны от Рэнзо, напротив меня, выдвинувшегося навстречу им в одиночестве: "свой" Владыка справа, "приглашённый" — слева.

Надо сказать, не очень-то они похожи. Глава буйноволос, усат, с тяжёлыми надбровьями и густыми, широкими бровями над тёмными глазами неопределённого оттенка — не то карего, не то серого, не то вовсе зелёного. Выступает в парадной ярко-алой лакированной броне, высоких сапогах и с парой цзяней за широким чёрным поясом. Прямо потомственный буси, а не маг. У Шочи внешность более типичная для Тэннобу: волос тоже чёрный, но гладкий, лицо вытянутое, нос с горбинкой, на подбородке даже не ямочка, а почти щель, делящая его пополам. Глаза светло-серые, как у очень и очень многих его соклановцев. Одежда лёгкая — одна юката да узкий пояс. Ни брони, ни оружия. Ну, Владыка Неба сам себе и оружие, и броня. Что до Йоширо, то он мне почти ровесник, разве что на два-три года старше. Те же гладкие чёрные волосы, что у Шочи, те же светло-серые глаза, тот же раздвоенный подбородок. Только лицо покруглее и губы как будто в трубочку готовы вытянуться; да ещё большая родинка на левой щеке — почти как нарисованная слеза, только хвостиком вправо-вниз. Из брони у него нагрудник и наручи, причём не парадные, а боевые, с засечками и царапинами. Из оружия... о, а вот это особенно интересно...

Погода ясная, тихая. Небо чисто от облаков. Только воздух тяжёл и душен, как это обычно бывает перед тем, как с океана Чудищ налетает на равнины Сацуто, стремясь разбиться в своём яростном порыве о стену горного хребта, очередная буря. От этого Рэнзо в его тяжёлой броне явно неуютно, по лицу течёт пот, что заставляет его хмуриться ещё сильнее.

Хорошая техника — Духовный Двойник. Можно переговариваться с главой Тэннобу-Ни об условиях предстоящего поединка Владык, причём (о, мелочность!.. но ведь хочется порой мелко напакостить у всех на глазах и так, чтобы ровно никаких последствий...) затягивая спор. Пусть как следует пропотеет, креветка броненосная. И — одновременно со всем доступным разговором вести иной, тайный, причём с собеседником, так скажем,.. внезапным.

Точнее, собеседницей. Да.

— Что-то не пойму я, кто ты такой, — хитро щурится она. Хотя насчёт хитрости — это лишь привычная часть образа, ожидание, которое вполне может обманывать. Как увидишь перед собою обладательницу человеческого тела, но рыжих, как у эгамари, волос, острых и широких мохнатых ушек-на-макушке торчком, а также целых пяти хвостов (два оттенка рыжего, серебристо-седой, серебристо-серый и серебристо-чёрный, самый красивый), так и подумаешь: кицунэ! А как только подумаешь, сразу вспомнишь про хитрости, иллюзии с мороками да легендарное лукавство. Но я-то вижу разделяющую мой образ и её обличье ледяную сеть — зримое воплощение тюремной цем-печати, заточившей демоницу в неподатливом металле катаны. Той самой, которую заткнул за пояс Йоширо. И очень может быть, что тюремная печать ограничивает чувства многохвостой — вот она и щурится, силясь понять, с кем свела её судьба.

А хитрости... я и сам не простак.

— Мне подобных вы обычно называете йобидаши, кицунэ-сан.

— Вот как?

— Разве вы не умеете распознавать обман? Или... эта клетка ограничивает даже столь простые способности?

— Как будто ты сам не знаешь, что она делает, — проворчала многохвостая, прекращая щуриться. Её глаза — большие, заметно больше человеческих, с белёсо-голубыми радужками, каких у лисиц не бывает, но с вертикальными нелюдскими зрачками — неподвижно уставились вдаль. Так, словно их хозяйка слепа.

— Я этого не знаю, кицунэ-сан, — заметил я вежливо. — Могу только предполагать. Видите ли, в самом скором времени мне предстоит сойтись в бою с носителем вашего, так сказать,..

— Моей тюрьмы? Не завидую я тебе, йобидаши. Ама-но хабакири-отото* принадлежит Владыке Неба из клана Тэннобу-Ён.

/* — Ама-но хабакири, что переводится как "рубящий небесные крылья" — одно из имён легендарного меча бога ветров Сусаноо, более известного как Тоцука-но цуруги; катана Йоширо, таким образом, названа младшим братом этой легенды. Не без претензий, что тут сказать./

— Вообще-то я и сам, в числе прочего, Владыка Неба. Причём посильнее того, что носит ваше вместилище, кицунэ-сан.

— Вот как.

— Однако большого желания сражаться насмерть у меня нет. Предпочёл бы если не вовсе мирно разойтись, то разрешить спор без лишнего кровопролития. И с выгодой... хотя бы для себя и для вас.

Многохвостая оскалилась. Зубы у неё (не все, но клыки уж точно) оказались длинноваты и островаты для человечьих.

— Давай, йобидаши, предлагай. А я послушаю.

...закончились наконец-то переговоры с Рэнзо и Йоширо (Шочи реплик не подавал). Они затянулись сверх меры, поскольку я выдвинул отдельное условие: в случае моей победы катана — да-да, вон та... Ама-но хабакири-отото? Ясно, запомню... станет моим трофеем. Или так, или Тэннобу обязуются не использовать её силу во время боя. По-моему, всё честно: если уж против меня выставляют не просто двух Владык Неба, а двух Владык и аякаси, пусть даже запечатанного, я имею полное право на возмещение. Ах, вы не согласны? Этот меч является реликвией клана Тэннобу-Ён? Передаётся из рук в руки от Владыки к Владыке уже три сотни лет? Ну, тогда не рискуйте. Оставьте это сокровище на земле, и, как я уже говорил...

Затянулась говорильня. Да. Однако всё рано или поздно заканчивается. И мне даже удалось выторговать тюрьму кицунэ как мой будущий возможный трофей. Тэннобу чуяли подвох, но согласились-таки пойти навстречу моим требованиям.

Здравствуй, небо. Я вернулся.

Здравствуйте, враги. Готовьтесь к смерти.

Я тоже к ней готов. Но сегодня я сюда явился не умирать, а побеждать. Да и выполнить мой тайный договор с кицунэ нужно: не люблю, когда не удаётся сдержать слово...

Йоширо сходу пустил в дело оружие. С сильнейшей фишки начал. От извлечённого из ножен клинка словно пролился свет-не-свет — дрожащий, неверный, завораживающий. Он легко вызвал помутнение в голове; под его лучами цепенели мысли, ускользал контроль над сеф.

Впервые против меня обращали наследное икирьёватшу внучки самой Широгицунэ. И не могу сказать, что мне это понравилось.

Морок стал для меня не такой уж большой проблемой. И дело не только в моём до краёв заполненном резерве (как известно, иллюзии и сходные трюки действуют тем хуже, чем больше объём и выше плотность сеф у их цели). Нет. Что-что, а лисье наваждение, особенно созданное аякаси, вполне способно овладеть магом моего ранга... по крайней мере, на те несколько ударов сердца, которые и отделяют победу от поражения в бою магов. Однако на моей стороне сыграло наличие Духовного Двойника, умноженное на присутствие аж двух хирватшу и важнейший факт: на меня пыталась наложить морок не сама кицунэ, а заимствующий её ватшу клинок.

Представьте на миг, что рукой художника, действительно способного рисовать изящнейшие картины, рукой, к которой кое-как, лишь бы покрепче, привязана смоченная тушью кисть, водят не слитые воедино воля, воображение, навык и глазомер художника, а чужая рука, грубой силой ухватившая первую за запястье. Лисьи наваждения — это тонкость, это гибкость, это игра на самых тонких, самых чувствительных струнах души. Это прямая противоположность моему давнему, ещё времён третьей жизни, приёму с внедрением стихийной сеф в систему круговорота — Каре Небес. Если бы меня пыталась заморочить сама пятихвостая, не поручусь, что смог бы уверенно и быстро сбросить морок. Самое малое, что мне грозило бы в этом случае — непрерывная борьба двух воль, двух умов, двух душ. В которой преимущество могло оказаться не на моей стороне, даже несмотря на помощь Духовного Двойника из внутреннего мира.

Йоширо использовал икирьёватшу, как самую обычную иллюзию. При таком способе уже не имело особого значения, исполняет ли кицунэ наш уговор, препятствует ли подчинению, ослабляет ли своё влияние. Думаю, даже если б она всем своим существом пыталась помогать хозяину тюрьмы, результат изменился не сильно. Я всё равно не только смог бы сразу заметить чужое влияние, но и сбросить его.

Позорище.

Нет, я с самого начала, едва обнаружив в катане пленённый разум, решил освободить того, кто там заточён. Просто чтобы лишить Тэннобу преимущества. Но теперь к доводам ума резко и властно добавилось оскорблённое чувство. То, что сотворили с кицунэ, то, как используют её дивный сверхъестественный талант... это настоящее извращение естества. Уродство. Практически святотатство! Так — не должно быть!

И я втопчу гордость Тэннобу в грязь в том числе для того, чтобы прекратить это.

Смогу ли я? Хватит ли сил?

А вот и проверим!

...за те мгновения, которые мне всё-таки пришлось потратить на борьбу с мороком, Шочи почти завершил создание Змея Кагуцути, и Йоширо, начавший такую же атаку чуть позже, мало отставал от старшего коллеги. Да, неспроста Тэннобу-Ён славятся умением сочетать атаки Огнём и Воздухом! Но... я предвидел эту тактику. И сейчас...

Форма Шочи летит ко мне. Йоширо придерживает свою, не спеша атаковать беспомощного (как они думают) противника. А с моей правой руки, как бы запоздало вскинутой навстречу Змею Кагуцути, стекают — для ускоренного ума неспешно, но на деле очень быстро — слабо сияющие зеленовато-жёлтым символы изменённой барьерной печати.

Легендарный навык: формирование цем-знаков без материального носителя. Только воля, только контроль, только воображение.

Когда я уткнулся в тупик с усилением своих магических навыков традиционным путём, вроде несовместимости ранга Владыки Неба с использованием смешанных стихий, я не мог не вспомнить о возможностях "боевой" цемора. Первая ступень: печати, накладываемые касанием. Вторая ступень: печати, зависающие прямо в воздухе. Я не без оснований считал, что полученный при становлении Владыкой резкий прирост контроля поможет мне воссоздать это.

И, в общем, не ошибся. Первая ступень далась мне почти сразу, спустя каких-то два-три десятидневья на отработку навыка. Это позволило в несколько раз ускорить замену расходуемых в Усадьбе цем-печатей, что позволило заметно ускорить боевую подготовку, без опаски нарастить количество спаррингов и... ну да сейчас не об этом.

Вторая ступень. Вот где возникли настоящие сложности.

Да, контроль Владык над своей сеф — это действительно что-то невероятное. Да, лично мне, спасибо Духовному Двойнику, удавалось разделить сложные действия, которые обычному магу приходилось делать одновременно (например, сосредоточиться на правильном начертании знаков, отдав равномерность их наполнения на откуп "второй половине"). Однако даже такого, поистине филигранного, контроля для достижения второй ступени "боевой" цемора ощутимо недоставало! Даже повышение плотности сеф сравнительно с мастерским, также заметно способствующее "закреплению" наносимых знаков, мало помогало. Мне пришлось чуть ли не наизнанку выворачиваться, придумывать дополнительные, совсем уж жестокие тренировки для ещё большего повышения контроля, чтобы дотянуться наконец до столь трудной и столь желанной вершины мастерства знаков и печатей.

Что ж. Спустя года так полтора у меня даже начало кое-что получаться. А спустя ещё полтора года тренировок — за барьерами приватности и, конечно же, с соблюдением полнейшей тайны, не то что Санго, даже мои побратимы ничего не знали — я впервые сумел создать простейшую трёхзнаковую печать на чистом контроле... за дюжину вдохов.

После этого остался сущий пустяк: довести скорость создания печатей таким способом до пригодной к использованию в магическом бою. И когда говорю пустяк — я не шучу! Предыдущие этапы дались куда труднее. То, что сейчас я, подстёгнутый Озарением, создал полноценный барьер на пути Змея Кагуцути за время, которое эта Форма пролетела два десятка шагов, служит наглядным тому подтверждением.

Ещё несколько долей мгновения, и атака впивается в барьер. Впивается... и поглощается. Чтобы вернуться направленной в сторону моих врагов ослепительной — ярче солнца в зените — грохочущей вспышкой! А я мысленно сделал себе пометку: потратить на барьер можно было где-то раза в два меньше сеф. Мне следовало учесть, что мои собственные Змеи Кагуцути, ловлей которых я испытывал мгновенную цем-защиту, существенно опаснее, так как у меня и плотность сеф заметно выше, чем у Шочи, и — спасибо всё тем же выматывающим тренировкам — контроль заметно лучше, а потому аналогичные Формы мощнее.

С другой стороны, даже при этой перестраховке я потратил на отражение атаки лишь треть от сеф, в эту атаку вложенной. Да, именно этим и опасны умельцы "боевой" цемора: для них (и только для них) обычные правила переворачиваются задом наперёд и защита от магии становится экономнее, чем атака. Вот с нападением всё куда печальнее: мне так и не удалось придумать, как использовать печати для точечных дистанционных атак. Поглотить чужую сеф, вплоть до самой агрессивной стихийной, и вернуть в виде взрыва, направленного прочь от меня? Да. Причём легко, что я только что и продемонстрировал. Преобразовать хотя бы даже мою собственную сеф во что-то вроде мастерской атакующей Формы? Можно, но не стоит потраченной сеф: создание одной лишь атакующей Формы, без довесков, даст результат, что лишь немногим слабее, зато экономнее в разы...

Кстати. А Шочи и Йоширо вообще поняли, как я отразил атаку? Судя по тому, что Йоширо запустил в меня своей Формой, а Шочи принялся за создание Тарана Грома — нет. Ну что ж... этот размен мне выгоден, так что продолжим!

Так оно и продолжалось. Некоторое время. Попытки заморочить меня при помощи ватшу запечатанной кицунэ плюс атаки мастерскими Формами в смеси с чем-нибудь не мастерским, но достаточно быстрым и дальнобойным (в основном Копьями Грома и Косами Ветра; хотя Формы Огня мощны, они рассеиваются быстрее и на расстоянии в половину перестрела уже безобидны, даже в исполнении Владык). Забавно, что как раз Копья Грома доставляли мне больше всего неудобств: слишком быстрые, я не успевал подставить под них поглощающие цем-печати.

А потом Шочи сообразил.

— Он использует цемора в бою!

— Что?!

— Третий узор!

Что они имели в виду под третьим узором, я понял почти мгновенно. Йоширо начал быстро сокращать дистанцию, а его напарник из Тэннобу-Ни — наоборот, причём окутываясь Покровом Небес. Ну, ясно: сперва один Владыка выигрывает время, чтобы второй применил трёхстихийную Форму, а затем уже у того, что прикрывал, будет достаточно времени, чтобы самому использовать Покров или какую-нибудь медленно создающуюся трёхстихийную атаку из наиболее неприятных.

Ха.

Я ринулся навстречу Йоширо, швыряя в него Копьё Грома, чтобы не расслаблялся. Правда, промахнулся, но потратиться на Сдвиг заставил. Мне надо сделать всё быстро, потому что... да, вот тебе Кара Небес! А вот ещё одна! Чтобы уже на своём собственном опыте, а не со слов Шочи осознал, почему ко мне лучше не соваться близко. Эти мои иллюзии со стихийной составляющей — а вернее, слабые и точные стихийные атаки, использующие внедрение в систему круговорота, как у иллюзий — просто прелесть. Понятия не имею, почему что-то такое не используют другие маги. Или все просто-напросто слишком крепко затвердили, что иллюзии — это всегда нечто вкрадчивое и тонкое, работающее исключительно на нейтральной сеф, да ещё и как можно лучше подстроенное под сеф цели? Ну, не важно. Если даже так, то я всё равно не откажусь от такого "нечестного преимущества". Не в бою один на двое.

После двух Кар Небес подряд Йоширо что-то понял, но отреагировать не успел. Даже странно, ведь не так уж много преобразованной сеф проникло сквозь его Покров Бури. Хотя... о! Так ему пятихвостая в удачно выбранный момент приплюснула мозги?! Вот за это спасибо, вот за это отблагодарю непременно! (И сделать себе зарубку на память: никогда-никогда не пытаться силой принуждать к чему-то демонов: добровольная помощь куда выгоднее!) Подлетев совсем уж близко, я тремя аккуратными — и одновременными — Стрелами Грома пробил обе ноги Йоширо и ту руку, что сжимала рукоять катаны, отправив его в полёт к земле (ничего, наблюдатели из Тэннобу и поймают, и подлечат), а само оружие отобрав. Главное, — теперь он не боец, даже когда очнётся: чистить ему систему круговорота от моей сеф не меньше трети большой черты.

А за такой срок всё закончится. Причём уже понятно, чем именно.

Возможно, я успел бы достать Шочи, пока он натягивал Покров Небес. Возможно. Но мне уже давно хотелось боя почти на равных, поэтому я тоже натянул Покров Небес. Причём из-за серьёзно улучшенного контроля справился, несмотря на имевшуюся у врага фору, лишь с малым, ничего не поменявшим запозданием.

...боль. Вполне отчётливая и быстро нарастающая, не просто говорящая — нет, кричащая о том, что происходящее не естественно и вредно для тела.

Наслаждение. Покорная, льнущая несытой любовницей, повинующаяся как будто одной лишь мысли мощь. Ощущение собственной власти — явной, внушающей почтение и страх, а также стремление добиться схожих результатов.

Равновесие. Холодный настолько, насколько это возможно в зазоре между наслаждением и болью, рассудок мага. Средоточие принимаемых решений.

Атака.

Для наблюдателей последовавшая короткая схватка, вероятно, показалась зрелищной и жутковатой. Но меня она почти разочаровала. Хотя... следовало предполагать. Больше сеф — ведь Шочи, особенно потратившийся на дальние атаки, тягаться со мной резервом не мог. Лучше контроль — одного лишь наличия Духовного Двойника мне хватило бы, чтобы превзойти своего врага. Даже опыт ему не помог; к тому же — где и с кем мог бы он получить опыт боя с равным, с Владыкой Неба, да ещё в полную силу?

В отличие от нашего первого боя, щадить врага я не стал. Это не Йоширо, которого мне было достаточно ненадолго вывести из строя. Жаль, конечно, — но Тэннобу-Ни Шочи предстоял в рисунке политической борьбы ядовитым жалом, оружием в воле своего клана и особенно Рэнзо.

Вот я это жало и выдрал.

...поскольку остановиться мгновенно мне не удалось, тело Владыки, исчерпавшего сеф и потерявшего защитный Покров, оказалось жутко искалечено воздействием всех трёх стихий Триады Неба. Ну, он знал, на что шёл...

Кстати, спустя половину десятидневья после поединка, с треском и позором проигранного моими врагами, шпион донёс весть об изменениях у Тэннобу. Старый-то глава, видно, от великого раскаяния и огорчённый смертельным невезением, решил покончить с собой. Успешно нанеся себе восемь колотых ран с помощью танто, причём семь из них — в спину. Потом ещё голова Рэнзо совершила путешествие отдельно от тела: Йоширо привёз её на родину вместе с извинениями родичей, на правах замены утраченного Ама-но хабакири-отото. Плохая замена, вообще говоря. Но это уже моё личное мнение. Страстные собиратели голов своих врагов вполне могут назвать меня ничего не понимающим глупцом; пусть, я не обижусь.

А спустя десятидневье Мефано доставили пышное официальное послание, суть которого, если кратко, заключалась в желании скорейшего замирения и если не "установления прежнего сотрудничества", то хотя бы возвращения былого нейтралитета. Я ответил зеркально — так и так, мол, никогда не имел конфликтов с великим кланом Тэннобу, а только лично с Рэнзо, да и другие Мефано желания враждовать на пустом месте не имеют.

Но к тому времени успело произойти ещё немало важного.

* * *

Одно из моих горных убежищ. Вдобавок дополнительно укреплённое и защищённое целым комплексом цем-печатей. Мне бы не хотелось оповещать о произошедшем только что никого, кому бы я доверял лишь на волос меньше, чем себе самому. А потому пришлось позаботиться о секретности со всем возможным старанием.

— И что теперь, Мичио-кун?

— Что пожелаете, Акико-сан*. Я вас освободил не для того, чтобы чего-то требовать или ставить некие условия.

/* (яп.) — Дочь Рождённой Осенью./

Надо сказать, пятихвостая недолго пребывала на свободе в своём подлинном виде. Стоило ей слегка опомниться после распечатывания, как она тотчас применила икирьёватшу для своей маскировки. И хотя я ощущал воздействие, похожее на щекотку в местах, которых нельзя пощекотать чем-то материальным (несколько раздражающе, кстати... хотя со временем вполне можно привыкнуть), но подлинные детали — в том числе уши не там, где у людей, и особенно хвосты — я ощущал с помощью сумеречного зрения, но не обычными чувствами. А вот морока, из-за которого кицунэ казалась задрапированной в цукэсагэ, мой второе хирватшу не видело.

И да: создавая наваждения своей волей напрямую, Акико-сан действительно выказала себя настоящей искусницей. Сам факт влияния на себя я сознавал, но вот без точного знания, что подлинно, а что иллюзорно, без своего сумеречного зрения — отличить наведённое от реального я бы не сумел. Тончайшая работа!

Вдобавок кицунэ имела резерв побольше моего (пусть даже не намного — на одну девятую примерно), и только в своей тюрьме-катане пробыла вдвое дольше, чем я прожил суммарно во всех своих воплощениях. Очень, очень опасное... создание.

— И что, ты откажешься даже от моей... искренней... благодарности?

Я аккуратно убрал руку лисы со своей талии.

— Если вы действительно хотите выказать благодарность, уважаемая преждерождённая, то я почтительнейше прошу вас...

— Да ты никак старухой обозвал меня, негодник?!

— ...высказывать свои желания и намерения открыто. Состязаться с вами на поле лёгких намёков, изящного обмана и словесных плетений я не дерзну. Что до оскорблений — как вообще можно сравнить вечно юную демоницу со стремительно увядающими человеческими женщинами и тем более старухами? Это не столь оскорбительно, сколь смешно и нелепо.

— Хм... то есть ты не считаешь меня старой?

— Определённо нет.

"Только весьма опытной".

— А красивой?

— Определённо да.

"Хотя скорее пугающей. И даже очень сильно".

— Тогда, если тебе так уж хочется открытости... — Акико посмотрела на меня так, как ни за что и никогда не смогла бы посмотреть по-настоящему юная девушка. Слишком много скрытой боли во взгляде, слишком много усталости... — я позволю себе напоминание. Меня очень, очень, очень долго держали в этой, — быстрый взгляд в сторону катаны, вспышка яркой, нечеловечески искренней ненависти, — железке. И всё это время я оставалась... одна. Тебе сказать прямо, чего я сейчас от тебя хочу, или сам сообразишь? Мичио-кун.

"Настоящая искусница. Несомненно. Я точно знаю, что она морочит мне голову. И я даже осознаю... пока ещё осознаю... в каком направлении воздействует. Но уже сейчас мне почти всё равно. А очень скоро будет всё равно совсем. И надо успеть..."

— Спасибо за откровенность, Акико-тян. Только у меня будет одно условие.

— Вот как? И какое же?

— Никаких мороков.

— Что?

— Хотя бы постарайся обойтись без них, пусть это и часть твоей природы. Хотя бы в самый первый раз. Иначе это будет... неприятно... для тебя. Ведь ты действительно очень красива — и даже без чародейских уловок вызываешь желание.

— Когда только ты успел стать таким мудрым, Мичио-кун? — лиса ненадолго отвела взгляд. Миг — и растворилась без следа иллюзия цукэсагэ, оставив её нагой, как при распечатывании. Я снова увидел своими глазами и уши, и хвосты, и вертикальные зрачки в приблизившихся к моему лицу глазах, — глазах, которые действительно завораживали безо всяких лисьих уловок. — Хорошо, будь по твоему. Никаких мороков не будет...

Короткий, но полный жара поцелуй.

— ...в наш первый раз.

* * *

На что это походило? С чем это можно было бы сравнить? Я не возьмусь описать. Кицунэ оказалась сгустком ожившего пламени и сладостного соблазна. Причём воистину весьма опытной... и изголодавшейся. Она веками копила страсть, что излилась на меня одного.

Но вот что я ещё скажу.

Хотя демоница сумела открыть мне пространства, куда раньше мне просто не удавалось прорваться, вознесла так высоко (или, скорее, утопила в таких безднах), что всё вокруг утратило значение и забылось... даже несмотря на всё это ей не удалось затмить в моих глазах ни мягкую, спокойную надёжность Санго, ни тем более счастливую — и взаимную — любовь Хироко.

И довольно об этом.

* * *

— Если это не секрет, почему тебя засунули в... тюрьму? За что?

Лежим, отдыхаем после даже не знаю точно, какого именно раза. Вспоминать лень.

Впрочем, разум мой не расслаблен, в отличие от тела. Я слишком маг, чтобы позволять себе расслабляться наедине с кицунэ из высших. Чтобы игнорировать угрозу. Потому-то я не просто растекаюсь лужицей неги, а задаю вопросы.

Причём опасные.

— Ты действительно мудр, — шёпот Акико щекочет ухо. Не настолько сильно, чтобы это стало неприятно, но достаточно, чтобы вызвать мурашки по всему телу. — Догадался, что не видать тебе правдивых ответов, если бы стал допытываться, пока я ещё сидела... внутри. Почему засунули, значит... а потому, что я первой добилась пяти хвостов! Третья дочь Аки — обогнала что старшую, что среднюю. Да и младшие...

— Зависть?

— И ревность. Всё как у людей. В тюрьме расти невозможно, развиваться нельзя.

— Знаю. Я ведь тебя распечатывал и кое-что понял... в замысле, — и ведь действительно понял. Причём даже больше, чем "кое-что". Печать включала полный блок на ёсоватшу пламени, видимо, чтобы кицунэ никак не могла влиять на металл клинка. Возможность пользоваться мороками ей оставили, но дважды обрезанную: чувствовать можно, проецировать чувства нельзя; морочить можно, но только с позволения держащего рукоять. Думаю, развивать икирьёватшу через такие барьеры и с такими условиями Акико тоже оказалась не способна. — Если ты тратила сеф, — продолжил задумчиво, — её можно возместить. Но стоило набрать полный резерв, как снова всё упиралось в барьеры: ни вздохнуть, ни шевельнуться. Тот, кто всё это придумал — истинный мастер цемора, куда опытнее меня. Но при этом гнилодушная, жестокая мразь.

— Ты впрямь... понял. Да, всё так. Мои любимые сестрички получили триста лет с лишним на развитие. Старшие, наверно, вовсю шестыми хвостами красуются. Вот только самую малость просчитались... самую, самую малость...

— Вот как?

— Да. Внутри железки оказалось невозможно наращивать резерв, но только никто не мешал мне увеличивать плотность сеф. И развивать третье ватшу, пусть даже за счёт наследственного.

— Дай угадаю. Чёрный хвост? Шиватшу?

— Верно. Когда меня заточили, он был чисто серебряным, — словно струна сямисэна, легко задетая ногтем, звякнула в голосе тоска. И исчезла, прижатая упрямой гордостью. — Ещё немного, каких-нибудь двести-триста лет, и у меня будет три полноценных ватшу. Три! Как у Великих!

— Достойная цель. Мстить сёстрам будешь? Тебе ведь для этого хотелось стать скрытной...

— Первые сто лет. Потом... потом я поумнела. Говорят, в тюрьме или тупеют, или умнеют. Я оказалась из вторых. Но раз уж выбрала, то выбрала. Шиватшу — не худшая способность.

— Знаю. У моей тэнгу как раз скрытность в корнях сути. И это... ценное свойство.

— Ну, не только у неё. Ты, как по мне, тоже... откровенность за откровенность, а?

— Спрашивай. Врать не стану, если что, о лишнем умолчу... как ты.

Лиса фыркнула мне в ухо. Хотя... какая она лиса? Демоница. И вполне себе человеческая женщина при этом... во всех местах. Ну, кроме ушей с хвостами.

Кстати, с последними забавно оказалось. Я раньше гадал: как из одного копчика может расти не один хвост, а больше? Оказалось, что они растут в линию. Нижний, действительно, точь-в-точь оттуда, где у людей копчик. Верхний — чуть ниже поясницы. Остальные между ними. И ещё: хоть моё ощущение сеф не самое острое, но при помощи Духовного Двойника и вблизи я могу порой разобрать довольно тонкие нюансы. Так вот: если общие очертания физического тела у кицунэ, как я уже говорил, от человеческих отстояли мало, то система круговорота у неё и, к примеру, у Санго отличалась... разительно. Никогда раньше такого не видел! Правда, с демонами её вида я дел доселе и не имел.

У людей есть Очаг, где происходит смешение ци и суго, и есть сеть каналов с клапанами для сброса избытка сеф вовне. Ну, или сознательного выделения при создании Форм, если речь о магах. Акико тоже имела Очаг и каналы. (Что само по себе необычно: мои побратимы, даже став из младших средними демонами, такой же сложностью и гармоничностью внутреннего строения похвастать не могли... пока не оказались запечатаны в детей). Вот только помимо этой основы пятихвостая имела "наросты". Или, может быть, "пузыри". Или вообще "узлы". Я затруднялся вот так — после весьма беглого и скрытного изучения, да ещё отягчённого иными... занятиями — сказать, какова в точности роль хвостов.

Пока что, при самом поверхностном взгляде, мне казалось, что эти дополнения к системе круговорота играют разом несколько ролей. И расширение резерва за счёт хвостов — отнюдь не самое главное. Там, где людям надо входить в состояние сосредоточения и складывать мудры, чтобы изменить особенности преобразования сеф, — кицунэ довольно вспомнить про нужный хвост, пропуская через него свою силу. Остальное совершится само. Хвост служил материальным вместилищем ватшу... вернее, не совсем вместилищем, скорее оболочкой... или сплетением? Эх, снова не находится нужных слов! Как бы то ни было, именно хвост многократно облегчал для своей обладательницы применение одного из лисьих атрибутов. Какой смысл несло совмещение-отражение одного ватшу в двух хвостах, мне оставалось лишь гадать. Может, за счёт этого ватшу делалось сильнее. Или позволяло большую гибкость применения. Или ещё что...

— Ну, тогда вот мой тебе первый вопрос, — почти по-кошачьи мурлыкнула Акико, вновь разгоняя мурашки по коже. — Как так сладилось, что твоя ци раз в шесть моложе суго?

Хм. Судя по всему, не я один занимался изучением партнёра по общению. И наблюдения, что сделала кицунэ, весьма опасны для меня.

Впрочем, я уже почти привык к этому.

— Это ты так намекаешь, что мой духовный и телесный возраст... различны?

— Не намекаю. Как ты и просил, я отринула уловки ради прямого вопроса. Ты не похож на практиков земного бессмертия, но...

— Практики земного бессмертия?

— Сперва ответ на мой вопрос. Иначе нечестно.

— Хм. Извини. А что до ответа... я нашёл способ не терять память при перерождении.

— Ого! Неужто ты отчасти уподобился моей бабке?

— Вряд ли. Скорее, мой способ имеет мало общего с её путём.

— И всё же это удивительно.

— Возможно. Так что там с земным бессмертием?

— А, это. Есть несколько сект, отшельничающих тут и там на материковых землях Цао. Как правило, в горах. Состоящие в них пускают всю свою сеф на укрепление и уплотнение ци, заодно очищая тело и дух приёмом разных хитрых пилюль. Некоторым удаётся таким способом продлить срок земной жизни в полтора раза. Некоторым — в два и в три. Лидеры же сект, если верить слухам (чего разумные существа обычно не делают), действительно добиваются если не бессмертия, то прекращения старения. Ещё эти сектанты всякие фокусы показывают: задерживают дыхание на пару больших черт, дробят ударом кулака валуны, останавливают ладонью удар меча...

— Интересно.

— Да не особенно. Не верю я в эти южные затеи. Искатели земного бессмертия, — пояснила Акико, — привезли свои идеи с дальнего юга, вернее, юго-запада. Но как по мне, цаоская магия куда лучше. Проще, надёжнее и естественнее.

— А ты практикуешь магию?

— Конечно. Глупо было бы не пользоваться преимуществами оболочки, столь близкой к человечьей. Так что ещё я пою, танцую, рисую, играю на кото и фуэ... неплохо владею ремёслами. Особенно вышивкой, плетением корзин и кулинарией. Знаю начала алхимии... Но сейчас моя очередь допытываться.

— Справедливо. Задавай свой вопрос.

— Поведай о своих побратимах. Побольше, а не как про сохранение памяти. Это ведь не тайна, я надеюсь?

— Нет. Что ж, первыми моими спутниками — тогда ещё не побратимами — стали тэнгу...

Ведя своё повествование и не избегая подробностей, вроде метода ускоренного становления средними демонами (считать такое секретом просто глупо, после его массового применения во времена моего пребывания на Шани-Сю), я пытался понять, чего ради открыл этой... лисе свой главный секрет. Пусть даже без деталей, в самых общих чертах. Очередной морок? Какая-то особо хитрая и особо тайная уловка?

Вроде бы нет. Хотя всё равно странно. Надо будет проверить позже и более тщательно, нет ли в Сети Памяти каких-то подозрительных следов.

С другой стороны посмотреть — а мог ли я сохранить свой главный секрет? Ох, вряд ли. Уж если Акико оказалась способна учуять разницу в возрасте души и тела... кстати, как она вообще это провернула? Опасное умение, раньше что-то мне таких вопросов, как она, не задавали...

— Как я поняла, что твоя суго старше ци, и во сколько раз? Это, — тихо хмыкнула кицунэ, — приходит с опытом. К тому же ты сам открылся. Дважды. Когда заглядывал в мою тюрьму перед поединком и позже, при изучении печати — кстати, как? Ну да об этом потом. А второй раз... ну, думаю, ты сам догадаешься, как я оценивала твой телесный возраст.

— О. Хм. Да, кажется, понял. Не следовало мне с тобой ложиться, я прав?

— И ничего не прав! — Акико изобразила гнев, правда, не стараясь сделать его хоть сколько-нибудь правдоподобным. — Это вовсе не было ошибкой, я ни о чём не жалею... и ты тоже, верно? Но... — она замерла. Глянула искоса, пронзительно и страшно, — ...в следующий раз восемь раз думай, прежде чем ложиться с потомками Великой Широгицунэ. Мы те ещё твари. И веры нам ни на лю. Ни одной из нас.

— Даже тебе?

— Даже мне. И, наверно, особенно мне. Сейчас я просто сильно задолжала тебе, Мичио-кун. Но потом — берегись! Лучше не знать, кто может явиться к тебе в моём обличье.

— Я... запомню твой совет.

— Запомни. И скажи, почему... — недолгое молчание, — почему ты освободил меня?

— Три причины. Сначала я хотел лишить Тэннобу их оружия.

— Для этого было не обязательно меня освобождать. Достаточно отнять... железку.

— Таких железок в мире много. А вот оружием она оставалась до тех пор, пока внутри сидела заточённая аякаси. Засунуть тебя обратно Тэннобу не сумели бы — не их это работа. Да они тебя и найти бы потом не смогли!

— Но оружие осталось бы таким же оружием в руках Мефано.

— Нет. Из разумных получается плохое... оружие. Если они разумны.

— Ты наивен.

— Возможно. Но не ты ли недавно называла меня мудрым?

— Одно другому не препона.

— Хм. Итак, причины. Вторая состоит в том, что я сам однажды был... лишён свободы на долгий, по человеческим меркам, срок. И с тех пор полюбил освобождать узников. Особенно если это можно сделать с пользой для себя.

— Сделаю вид, что не обижена. В конце концов, внутри железки я вполне могла вызывать жалость. А что с третьей причиной?

— Я предложил тебе свободу за помощь в бою. И сдержал слово.

— Так просто?

— Да.

— Обычно люди не спешат исполнять обещания, данные демонам, — сказала Акико глухо. Я протянул руку уже почти привычным жестом и принялся массировать чувствительные местечки около ушей, чтобы расслабить её неприятно сжавшуюся фигурку.

И сказал:

— Какая разница, кому я что пообещал, если обещал — я?

Массаж помог. Более того: я ощутил, что наконец-то достаточно отдохнул. И кицунэ тоже ощутила это. Так что разговоры оказались отложены... надолго.

Оборот пятый (6)

После того, как Тэннобу-Ни лишились своего Владыки, а затем и главы, кланы Ниаги как-то очень единодушно решили, что с Мефано лучше дружить. Первыми обратно под крылышко попросились Намари. У-сё принялись решительно (по меркам обычно уклончивых дипломатов) намекать, что не прочь сменить нейтралитет на полноценный долговременный союз, укреплённый парой-тройкой браков. Асатэ заверили, что относятся к Мефано с неизменным уважением — и вообще очень славно, что Тэннобу-Ни наконец-то поставили на место.

Даже наши старые, привычные враги не просто притихли, а начали странные (но забавные) политические манёвры. Долженствующие показать, что, конечно, пролитая кровь предков взывает к отмщению, что вековые традиции, и всё такое, и вообще — но времена-то меняются, это всем понятно, и было бы неплохо в честь этих перемен как-то... вроде... ну, смягчить... ослабить...

В общем, что насчёт продления перемирия, Владыка Мичио-сама? Мы — только за!

Иллюзий насчёт степени искренности всех этих жестов и заявлений никто не питал. Но вместе с тем упускать возможности я тоже не собирался. Например, Намари великодушно принял обратно в союз, запросив за восстановление былых отношений не такую уж великую цену: всего-то помощь в укреплении Усадьбы до уровня хорошей такой, мощной крепости, прикрытой во всех нужных местах цем-барьерами. Тем более, что молодёжь Намари тоже отправлялась учиться у нас — и в более массовом порядке, чем раньше (с одной стороны, заложники, ибо прежней веры былым "друзьям" нет и ещё долго не будет; с другой — учить этих заложников я собирался всерьёз, без скидок и утаивания "секретов"). У-сё получили и желанный союз, и несколько помолвок, вполне способных в будущем превратиться в полноценные родственные связи... и опять-таки места в Усадьбе для своей молодёжи — за солидную плату. Асатэ получили заверения в ответных, притом совершенно зеркальных, чувствах. Хига, Кенсиро и прочие — перемирие. Причём без условий.

Если бы это входило в мои планы, я бы и Общий Совет без особого труда мог возродить. Причём под своей рукой. Но как раз этого я делать не собирался.

Во всяком случае, в ближайшее время.

Очень уж напрягала меня перспектива участвовать в этой бессмысленной говорильне лично и постоянно, а не в результате нечастых вызовов со стороны Сусуми-сама. Я полагал, что политикой без общих собраний заниматься даже удобнее... и что смогу потратить освободившееся время на более важные дела.

Например, на Усадьбу.

Когда-то, во времена планирования, я пообещал своему тестю, что эта задумка "через десять лет сделает нас сильными, а через двадцать лет позволит взойти на вершину могущества". Однако даже мне казался маловероятным столь сокрушительный успех. Я рассчитывал всего лишь сильно увеличить численность Мефано за счёт принятых и поднять качество подготовки молодых магов. Не сильно — примерно на ранг для посвящённых; на пол-ранга для подмастерий, с тем, чтобы часть пополнила число слабых мастеров; ну и чтобы слабые мастера усилились.

Оказалось, что я крепко недооценивал тормозящую силу, воздействующую на молодёжь при получении классического кланового воспитания.

Впрочем, сказать, что в слабых навыках магов виноваты именно традиции, нельзя. Если на то пошло, и до меня в клане учили неплохо. Выращенные классическими методами, Мефано не без успеха становились мастерами, а иногда даже Владыками Неба и Владычицами Земли. Нет, не плохо учили раньше.

Но, если судить по результатам, при мне стали учить лучше.

По отдельности вроде бы изменилось немногое. Ученикам начали давать основы техник люай. Пересмотрели схему нагрузок и питание, подбирая то и другое под конкретного принятого, а не "сейчас в клане недостаток тихушников, сбрасывай лишний вес и учись часами неподвижно сидеть в засаде". Бестрепетно выкинули обязательные ранее внушения, длинные и нудные, насчёт того, "как вам, мелкоте, несказанно повезло попасть в наш клан": если всерьёз заботиться о том, чтобы принятые были не просто одеты-обуты-накормлены-здоровы, но и получали максимум возможной поддержки на своём пути мага — они прекрасно сообразят сами, повезло ли им и даже насколько именно. Перестали таить "секреты", что вряд ли стоили этой самой таинственности — вроде умения самому нарисовать печать-накопитель (да, разумеется, обучение пяти-семи готовым начертаниям без существенной части теоретических основ цемора — это вроде обучения обезьянки ужимкам гейши... но вместе с тем позволяет выявить множество способных овладеть искусством цемора в полной мере, а со знаниями в Усадьбе, повторюсь, не сквалыжничали — знай учись)...

Много "мелких" перемен — и вот уже оказалось, что я когда-то вовсе не преувеличивал, говоря, что каждый принятый и тем более потомственный маг при должном старании может дойти до уровня слабого мастера. Как будто одного этого мало, более половины учеников Усадьбы смогли не просто развить сродство с двумя стихиями и более — но овладеть Формами смешанных стихий! Ох, сколько неподдельного восторга проявили молодые целительницы и целители, когда первая из них, овладевшая смешением Дерева и Воды, Лианой, создала Плетёного Двойника — что не просто не терял вложенный в него резерв сеф, но даже мог, пусть лишь в подходящих условиях и очень медленно, но восстанавливать его за счёт природной сеф и солнечного света! А уж когда та же пигалица неполных пятнадцати лет влезла в свой Гнев Леса, также созданный при помощи Лианы и потому переименованный в Гнев Джунглей, гордые обладатели стихий Неба как-то вдруг погрустнели, осознав, что целители могут быть хороши не только в защите.

Но и это ещё ничего. Куда интереснее — во всех смыслах — оказалось то, что сразу четверо молодых мастеров магии из воспитанных в Усадьбе уверенно подбирались к уровню Владык, пока только по резерву, но всё же. Они усиленно развивали все три стихии своих Триад, готовясь взять новый ранг. Не мечтая, хочу отметить, нет — именно готовясь. "Глава добился этого почти без помощи, так почему мы не сможем, имея полную поддержку — и его, и соклановцев?" А более десятка молодых магов азартно дышали в спины этим лидерам: мол, сейчас мы моложе и слабее, но вот подрастём, и уж тогда, тогда! Ух!

...я всерьёз начал бояться, что столь быстрые перемены не дадут мне завершить подготовку побратимов к грядущим событиям. Да что там! Перспектива превращения Мефано в Великий клан сама по себе, по моей мысли, должна была привести к прямому вмешательству хранителей равновесия. Видимо, в мире происходило что-то такое, чего я не знал и не мог просчитать — а это всегда очень неприятно. Ведь тайный фактор, пусть даже подыгрывающий моим планам, нельзя считать надёжным. Это он прямо сейчас подыгрывает, а ну как перестанет? Или вовсе обрушится на меня? Непредсказуемость... самое страшное слово для люай!

Впрочем, пока эти самые планы продвигались как по смазанному.

Побратимы развивались успешно. Не так стремительно, как юные маги из Усадьбы, но тоже довольно быстро. Урр, например, как начавшая раньше всех и с самым удобным для таких дел сосудом, уже полностью слилась со своим человеческим телом, научившись менять обличье с крылатого на двуногое. Этакое ограниченное, но всё же хелеватшу. Да и Супаку уже был близок к границе этой способности. Он лучше всех овладел новым телом в области точности и согласованности движений — настолько, что не просто выучил все мудры, но и успешно взялся за каллиграфию, с прицелом на овладение искусством начертаний. Раа же развивал резерв и смог обогнать в его объёме прежнего лидера, Супаку; овладев также на сносном уровне "тремя У", мой тэнгу даже в слабом человеческом теле, не способном в полной мере поддерживать аливатшу, стал бойцом уровня сильного посвящённого.

Говоря о демонах, нельзя не вспомнить об Акико. Хотя кицунэ пообещала "скоро уйти", но, видно, имела в виду "скоро" по меркам бессмертных. Я мысленно смирился с тем, что однажды, вернувшись в убежище, где освободил её и где она поселилась, не застану никого живого; но пока это ожидание всякий раз лгало. Вновь возлежать с аякаси, как с женщиной я старательно и успешно избегал... но это лишь до тех пор, пока Акико не стремилась изменить положение вещей. Лишнего я не воображал и понимал, что, случись у неё подходящее настроение, сызнова соблазна не избегу. Пятихвостая смотрела на мои (для её вековой проницательности недостаточно хорошо скрытые) метания с особым ироничным прищуром.

Но мудро молчала.

Зачем я вообще навещал её? О, всякий, кто хоть раз гостил в ханамати и встречал рассвет в обществе гейши, без труда поймёт меня. И нет, кицунэ вовсе не изображала для меня о-сяку*, не придерживалась соответствующих традиций (хотя прекрасно их знала и, уверен, легко могла бы соблюсти старинные каноны с непринуждённой безупречностью). Она оставалась собой. Не более и не менее. И этого хватало, чтобы породить взаимное влечение, ничего общего с нуждами тела не имеющее.

/* — дословно "разливающая саке", одно из устойчивых заместительных именований гейш./

Я купил и принёс ей кото, фуэ и сякухати — и искренне наслаждался старинной музыкой, какую вряд ли мог бы услышать где-либо ещё. Также, чтобы Акико не слишком скучала одна, я принёс ей несколько отрезов ткани с принадлежностями для кройки, шитья и вышивки; уже через десятидневье она встречала меня не в иллюзорном наряде, а во вполне материальной юкате — и за беседой отделывала заготовки под цукэсагэ её излюбленного фасона. Беседы, да... разговаривали мы почти обо всём и очень легко, поскольку наедине нам практически не требовалось соблюдать приличия и держать лицо. Однако ничуть не сложнее оказалось сидеть рядом с кицунэ, созерцая красоту гор в полном, глубоком, единодушном молчании.

Некоторым образом пятихвостая заменила мне Сусуми. Более того: общение с ней казалось ещё проще, потому что она не имела отношения к клану Мефано. Как с моей, так и с её стороны любое слово, любой жест, любой дар оставались полностью добровольными. Нечто подобное я раньше испытывал только с моими тэнгу, — ибо даже сближение с Писклёй, тогда ещё отнюдь не похожим на нынешнего Супаку-отото, несло в себе ноты нужды и взаимной выгоды.

Но тэнгу, как ни крути, оставались (пусть ценными и близкими) подчинёнными. Рядом с Акико же трепетала, колеблясь и качаясь как бы на невидимых весах, неуютная — и странно притягательная — неопределённость взаимного статуса. Во многом я казался выше, да и был — и, однако, кицунэ совершенно не походила на беспомощную опекаемую женщину. Хотя она владела ватшу огня, характер её заставлял вспомнить даже не иву*, а бегучую воду. Возможно, это стало ещё одним следствием долгого и жестокого заточения, неизбежно повлиявшего на характер пятихвостой... я не спрашивал. Не хотел напоминать о том, что сам я на её месте точно не пожелал бы воскрешать в памяти.

/* — ещё одно сравнение, без контекста способное поставить в тупик. Классический идеал японской женщины, молчаливой и покорной — ямато-надэсико — буквально означает "японская гвоздика". Гейш же, одной из профессиональных обязанностей которых был разговор с клиентом, сравнивали не с гвоздикой, а с ивой./

* * *

— Значит, никаких новых сообщений по договору нана-року-ни-кю-хати, кроме моих, нет?

— Простите, молодой господин, но всё по-прежнему.

— Что ж. Благодарю вас и желаю благополучия в делах.

— Ой, право, зачем вам так беспокоиться о ничтожном наследнике Такахаши-семпая? Мои дела — право, такой пустяк!.. А вот вы, молодой господин...

Сократив, насколько возможно, вежливые раскланивания при прощании, я вышел на улицу и вздохнул. Отчётливо попахивало навозом, какой-то гнилью из ближайшей подворотни, ядрёным потом (мимо пара носильщиков протащила небольшой размером, но явно увесистый свёрток, подвешенный на прогнувшейся бамбуковой жерди) и чем-то мясным, жареным в кляре (это уже от соседнего навеса, под которым повар-продавец готовил свою немудрёную снедь для клиента-асигару). Последний, к слову, — я про воина, повар-то оставался целиком поглощён своим делом и по сторонам не смотрел — принялся сверлить меня подозрительным взглядом. Но стоило мне лишь придавить его яки в четверть силы, как асигару поспешил склониться в поклоне, складывая руки в жесте примирения. Я ответил тем же, но по-прежнему почти не думая, что делаю.

Я переживал очередное поражение.

...стоило мне — тогда ещё как Ясси Мичио — получить небольшую толику свободы в Ниаги, и я поспешил взяться за проверку закладок, тайных хранилищ и договоров. С тех пор я проводил повторные проверки не реже, чем раз в год. Но результат оставался неизменно тот же: ничего.

Пусто.

Тихо.

Вероятных причин, по которым ни от Хироко, ни от наших с ней детей за минувшие годы я не получил ни единой весточки, разум люай находил предостаточно. Мой случай явно выбивался из рамок, а вот их перерождение могло попросту задержаться (я ведь до сих пор понятия не имел, сколько занимает перерождение при обычных условиях!). Могли они также переродиться не очень удачно, вдали от Ниаги и с какими-нибудь... сложностями. Например, в семье рабов на том же Шани-Сю — как в таких условиях добраться до цивилизованных мест, чтобы оставить сообщение? Вот именно, вот именно...

И всё же груз неудачных попыток подводил меня всё ближе к самому печальному, но, увы, притом и самому вероятному выводу: сообщений нет и не предвидится, потому что мои близкие потеряли память. Переродились не как я, а как все.

А значит, потеряны для меня на всю оставшуюся вечность.

Да, этого следовало ожидать. Да, шансы на именно такой исход явно превышали один к двум, да, да... но сладость надежды не могла перебить горечь осознания.

Будь проклят Мефано Юдсуки. Будь прокляты "опечатанные".

Будь прокляты земля и небо, судьба и ками!

Я достиг чуть ли не пределов той самой личной силы, о которой грезил в конце первой, во второй, третьей и четвёртой жизни. Я — Владыка Неба, практик "боевой" цемора, глава едва ли не самого сильного клана магов... но что толку? Всё это лишь вновь и вновь напоминает мне о том, сколь точна старая мудрость, гласящая: даже самым большим неводом звёзд не наловишь.

Стань я хоть Богоравным, а Хироко вернуть не выйдет.

Да, государства гибнут, а горы и реки остаются* — но что-то слабо утешает меня это. И пока я остаюсь человеком, не превращаюсь в сродственника гор и рек, боль потерь меня не минует. Не потому ли так цепляюсь я за побратимов своих и за Акико, что как раз им-то не грозит исчезнуть со временем? Демоны не стареют, да и убить их — это постараться надо...

/* — в отличие от максимы о неводе и звёздах, реальная японская поговорка./

Всё. Довольно торчать посреди улицы, печалясь о несовершенстве бытия. Слетаю-ка я в пещеру к пятихвостой подруге, развею грусть за неспешной беседой обо всём и ни о чём. А там и к клановым делам можно возвращаться.

Жизнь — она ведь, к добру или к худу, не останавливается.

* * *

Прошёл год, за ним другой. Среди Мефано добавилось Владык Неба: принятая по имени Йоши и урождённый Мефано — Каташи. Первая взяла новый ранг в двадцать четыре и потому особой силой не отличалась, по резерву её даже покойный Тэннобу-Ни Шочи, не самый могучий из нас, превосходил на одну пятую. А вот Каташи умудрился обогнать при получении ранга даже меня, примерно на полгода, и имел неплохие шансы нарастить резерв достаточно, чтобы стать в итоге Богоравным. Но даже его успехи несколько бледнели при сравнении с тем, что вытворяла уже поминавшаяся мной Мефано Юмико. Та самая пигалица, что в четырнадцать раскатывала в своём Гневе Джунглей мастеров боевой магии, по двое-трое за раз, — а вот теперь, в неполных семнадцать лет, превзошла по объёму сеф Йоши. Собственно говоря, она бы уже год назад могла стать Владычицей Земли — да только в своё время не усердствовала при развитии сродства с Камнем и лишь теперь спохватилась, когда осознала, какие возможности упускает. Впрочем, при её-то врождённых талантах, помноженных на баранье упорство...

Разовьёт она Камень. Непременно разовьёт: Намари поделились методиками. И будет ещё через пару лет у Мефано своя Владычица Земли. Правда, вряд ли она станет первой: племянница Юмико, Таура, которой сейчас немного за двадцать, куда ближе к достижению этого ранга. По запасам сеф слегка отстаёт от своей "младшей тёти", зато до гармонии стихий ей осталось всего ничего. Так что я удивлюсь, если выход на новый ранг займёт у неё больше полугода. И принятый по имени Хару (охотнее, впрочем, откликающийся на прозвище Ронин), также штурмующий незримый барьер к званию Владыки Неба, вряд ли отстанет от неё надолго.

Забавная ситуация сложилась. На данный момент Мефано являются Великим кланом по всем признакам, начиная с трёх полноправных Владык и заканчивая почти что двумя сотнями мастеров. Единственное, чего нам не хватает, так это... магов младших рангов. Посвящённых. Хотя обычно бывает наоборот: на материке есть четыре или даже пять кланов численностью от полутора аж до трёх с половиной тысяч, которые не могут претендовать на статус Великих именно по недостатку численности мастеров с Владыками. Тот клан, в котором по последним сведениям три с половиной тысячи, Ли Гуай, вообще ни одного Владыки не имеет. Да и мастеров в нём едва сотня. Завистники называют Ли Гуай "кланом муравьёв" — и это весьма обидно.

Что до дел демонских... побратимы мои радовали успехами. Особенно Супаку, вернее, уже Хидеаки. Он тоже, как Урр-Анда, достиг свободной смены облика с кошачьего на человеческий и обратно; интересно, что его обличье как Рейза, вообще-то уже достигшее полного размера, вновь принялось расти. Видно, в этом следовало усматривать влияние растущей человеческой ипостаси. Хотя, возможно, и нет. Ведь та же Анда, хотя росла исправно и телом, и резервом, при своём превращении в Урр оставалась прежней — ну, разве что изменялась внутренне (у тэнгу появилось и оформлялось всё более явно подобие системы круговорота). По наблюдениям за Раа-Кеном ни подтвердить, ни отбросить предположения я не мог: что толку от наблюдений, если Раа давно уже способен менять размер в любую сторону? Ну, разве что из-за подросшего резерва и контроля, заметно улучшившегося, ему начали удаваться более быстрые изменения с возможностью менять лишь отдельные части тела. Например, укоротить клюв до воробьиного. Или сделать ноги, как у цапли, длинными. Видно, аливатшу его развивалось в сторону хелеватшу.

Не самая плохая будущность, говоря строго. Ведь хотя Раа не сможет стать невидимкой, как Урр, то хелеватшу позволит ему маскироваться иным способом. А для демонов, живущих в Мире Людей, маскировка того или иного вида — насущная необходимость.

Что же до Акико, то где-то с год тому назад она перебралась в Мароосу, зимнюю столицу княжества. Из-за этого (ведь расстояние от Усадьбы, с которой у меня связано большинство дел, увеличилось в несколько раз) видеться мы стали реже. И отчасти я сам в этом виноват: кицунэ устроила переезд, когда я неосторожно обронил при ней, что не так хорошо, как хотелось бы, знаю, что происходит за пределами сообщества магов. Вот она и взялась собирать для меня сведения. В портовом городе такая деятельность — чуть ли не всеобщее занятие. Особо я в её дела не лез, довольствуясь регулярными, каллиграфически написанными отчётами — вот с кого Хидеаки надо пример брать! — но знал, что Акико прижала своей изящной ладошкой местные общины бакэнеко и нэдзуми, став меж вечно враждующих кошек и крыс кем-то вроде арбитра. Сверх того, она под видом гейши обрабатывала местную знать и чиновников, а также воинское сословие, делая упор на моряков. И тут то ли опыт, то ли везение, то ли знаменитое лисье чутьё ей не изменили: первым ударом гонга, знаменующим очередную бурю, стало исчезновение двух морских конвоев кряду.

Конвой — это серьёзно. На полтора-два десятка крупных джонок с грузом, охраняемых когда пятью, а когда и семью боевыми кораблями, организованные пираты Шани-Сю не полезут. Пиратам не организованным взять столь крупную добычу не хватит сил. По крайней мере, взять так, чтобы ни слуху, ни духу от конвоя не осталось. Быть того не может, чтоб головорезы после богатого улова не начали кутить, распуская языки! Примерно то же можно сказать о тайфунах и кайдзю: да, морские твари и особенно непогода могут разметать даже конвой. Но чтобы утопить весь и без следа? Да не один, а два подряд?

Тут не надо быть люай, чтобы сообразить: дело не просто попахивает тухлятиной — оно смердит, как труп, десятидневье пролежавший в тёплом, плотно закрытом доме.

Увы, указать наиболее вероятного виновника тоже можно без помощи люай.

Морские демоны.

Самый старый и самый страшный враг всех людей.

Известно о них не так уж много. Однако известное внушает когда отвращение, а когда — и настоящий ужас. Они достаточно организованы и многочисленны, чтобы "сожрать" хоть десять конвоев. Они не считают себя проигравшими в войнах с людьми, как демоны суши. Они весьма мстительны и способны лелеять обиды веками. Они редко способны активно действовать вне своей среды — но уж в ней-то, встретив слишком сильный отпор, они всегда могут просто нырнуть поглубже, пользуясь излюбленной тридцать шестой стратагемой.

Некогда их устрашила мощь Дзока-но сансин. Однако даже троица величайших из великих то ли не захотела, то ли просто не смогла извести злобных обитателей моря полностью. Часть этих рыбомордых тварей выжила... и размножилась, и усилилась, и в конце концов восстала. Вернее, с учётом их природы, — всплыла. И с тех давних пор время от времени вновь всплывает, чтобы сеять разор, горе, убийство и кошмар. Человечья плоть — их любимое лакомство, души их черны, как сажа, а разум одновременно изощрён и малопредсказуем.

Приготовься, — писала мне Акико, — что неборождённый Юу Кичиро лау-Ниаги кинет клич, обращённый ко всем магам, с просьбой об исполнении древних клятв.

О том, что первыми на войну с морскими демонами придётся явиться Мефано, кицунэ не сочла нужным отписать по причине очевидности этой мысли. А я окончательно уверился, что верны мои самые... неприятные предположения о причинах, почему никто не чинил препятствий усилению моего клана и вообще магов Ниаги.

Зачем что-то предпринимать, если работу по прореживанию размножившихся букашек с охотой возьмут на себя подводные твари?! А вот потом, когда взаимное истребление завершится явно не дешёвой победой...

Если это вообще удастся превратить в победу.

Я отнюдь не пренебрёг возможностью и клановый архив Мефано — спасибо пестуемым талантам люай — изучил неплохо. Да и в некоторые не особо секретные разделы архивов кланов-союзников заглядывал. Исходя из написанного, картина ближайшего будущего рисовалась в тонах сплошь тёмных, до чёрного*. В былые годы далеко не всякий наскок морских демонов удавалось отбить малой кровью и без помощи со стороны. Если уж совсем откровенно, то из сорока трёх обострений вечной войны только восемь удалось завершить без существенной помощи "сосудов святости", силами только человеческими.

/* — в оригинале воспоминаний ГГ говорится о переходе от жёлтого к чёрному (цвета духов, Нижних Планов и мира мёртвых). Смысл фразы -"от плохого к худшему". Цветовая символика Восточных островов — тема отдельного разговора; в данном случае автор счёл допустимым, как и в ряде иных моментов, использовать обороты, точные не буквально, а по духу./

Нет, я далёк от мысли, что ками могут откровенно бросить людей без поддержки; также я сомневаюсь, что все ками до единого озабочены проблемой магов, вернее, ограничения наших сил. Когда выясняли происхождение недоброй памяти тайных печатей на темени у отступников и предателей, обнаружилось, что ставились они в одном из трёх храмов, где особо почитаем Окунинуси. А именно: Адзанти, что к северо-востоку от Мароосу, Тоури-эндано в горах возле Ёро и Ридзю на западном морском побережье Ниаги (неподалёку от Соснового Пограничья, кстати).

Новость лично для меня оказалась... неприятной. Всё же именно в храме Справедливого — единственном из многих — некогда нашла помощь Хироко. Но... как-то мне (причём не только мне) сомнительно, что прямую ответственность за всю эту мерзость с тайными печатями несёт жречество Окунинуси. Только вот кто именно придумал это и осуществлял...

Ладно, не в том суть. Важнее, что в грядущих битвах с мидзакуму* наконец-то можно будет выявить, распознать, пометить тех, кто сейчас продолжают таиться; тех, кому я задолжал... и не я один. Активные боевые действия — это не просто выжидание, тут без вмешательства обойтись куда сложнее. Причём, что особенно важно, оправдаться перед тем же Окунинуси Справедливым за препятствование в борьбе с морскими демонами станет куда сложнее.

/* — букв. "водяные дьяволы"./

Или это мне хочется верить в лучшее?

Ладно. Игра начата давно, полностью менять планы нет нужды, существующий расклад фишек я тоже обдумывал. Продолжим!

* * *

— То есть как — трое?

— Почтительнейше отмечу, господин Составляющий Препозицию*, что упомянутые трое магов, явившихся на помощь от клана Мефано — Владыки Неба.

/* — титулование фактического главы штаба армии (почётным главой штаба обыкновенно является князь). В семи случаях из десяти Составляющий Препозицию — люай, имеющий нужную специализацию, т.е. стратег-логист./

— В это трудно поверить...

— Однако такова истина, — кланяюсь, да поглубже. Как при умеренных извинениях. — Если вам будет угодно получить подтверждение...

— Оно уже есть! — громыхнул подошедший воин. Полных четырёх локтей роста, в тяжёлом тренировочном доспехе, кажущемся такой же естественной его частью, как панцирь у черепахи, он имел широкое лицо с парой тонких параллельных шрамов на правой щеке и ещё одним, делящим пополам левую бровь. — Даже против слабейшего из вас я бы не вышел, если в строю менее сорока гвардейцев. А против тебя, боец, и сотни может не хватить. Слыхал я, чего стоит Мефано Мичио!

— Благодарю вас, доблестный. Осмелюсь предположить, что вижу перед собою славного деяниями Куроки Рью*?

/* (яп.) -"дракон"./

— Верно, — ответ прозвучал без тени ложного стеснения.

Второй заместитель главнокомандующего войском Ниаги, тот, в чьём ведении по старой традиции находятся дела, связанные с морем, поистине имел основания не лести ради зваться "славным деяниями". Сын удачливого асигару и дочери захиревшего самурайского рода, Куроки Рью сделал блистательную карьеру при дворе, причём — что большая редкость — благодаря не своим связям, богатству или происхождению, а исключительно личной доблести, уму, смекалке и, конечно, немалому везению, без которого все иные достоинства часто остаются не замеченными власть имущими. Если верить слухам, он входил в тройку лучших фехтовальщиков княжества (чтобы осознать размер данного достижения, надо учесть, что в двадцатке лучших лишь он один родился сыном асигару, все остальные являлись самураями в, самое малое, седьмом колене). А его резерв сеф я бы оценил как достойный среднего мастера магии.

Впрочем, важнее иного я считал то, что противостояние мидзакуму, судя по появлению Куроки Рью, попало в правильные, надёжные руки. Окажись на его месте какой-нибудь, без сомнений, достойный, но... не очень подходящий для вооружённой борьбы придворный — я бы начал беспокоиться куда сильнее, чем сейчас.

— Значит, три Владыки Неба, — меж тем задумчиво громыхнул сын асигару. — С такими силами можно, пожалуй, начинать...

* * *

Очередной конвой — на этот раз крупнее обычного: двадцать шесть грузовых джонок, да ещё девять военных судов сопровождения — тащился по едва тронутому рябью морю не быстрее ленивой гусеницы. А уж с нашей высоты он казался и вовсе неподвижным.

Как можно атаковать цели, предположительно скрывающиеся где-то под водой? Ответов можно дать много, но правильный — один: никак. Море слишком велико, жителям суши нельзя спуститься на его дно, чтобы обшарить, как обшаривают во время облавы на акунинов леса, где они скрываются от правосудия. Поручить "дельфиньим погонщикам" выяснить, где нужно искать морских демонов? Вроде выход неплохой, вот только дельфины не отличат злобных мидзакуму от мирных. Да-да, морские демоны — это не сплошь монстры и мерзавцы. Основная их масса вообще не заботится вопросом, кто там живёт наверху, куда плавает в своих деревянных скорлупках и чем живёт. И очень хорошо, что так. Потому что дружного натиска ВСЕХ морских демонов люди бы, пожалуй, не выдержали. Таким образом, нападать на любые подводные поселения и подводные кочевья без разбора — очень, очень плохое решение. Тут лучше помнить старую поговорку: бог, которого не трогаешь, не навлечёт на тебя зла.

Так как же атаковать именно мидзакуму?

Очень просто. Устроить на них засаду. Использовав приманку поаппетитнее — такую, чтоб рука из горла высовывалась*. Например, этот конвой.

/* — ещё одна японская поговорка. Ближайший аналог — "чтоб слюнки потекли"./

Он сам по себе более зубаст, чем обычный. На всех кораблях в его составе особо обученные люди везут запас алхимических бомб и алхимических же ядов, способных почти моментально сжечь жабры подводных агрессоров. А на борту каждого из девятки судов охранения присутствует по мастеру Воды сверх тех магов, что входят в команду, и ещё по два-три особых сюрприза от Мефано Юмико, замаскированных моими особыми печатями сокрытия. Но главная ударная сила, обязанная устрашить мидзакуму так, чтоб они нырнули поглубже и в ил закопались — мы. Три Владыки Неба, сопровождающие конвой на высоте, что лишь немногим уступает облакам.

Если печати сокрытия окажутся недостаточно надёжными (а это вполне возможно, ведь не всякое хирватшу можно легко обмануть), то вот заранее обнаружить меня, Каташи и Йоши, очень надеюсь, не удастся. Подводные жители не отличаются хорошим зрением, вернее сказать, зрение их хорошо только под водой; а находимся мы высоко, сеф используем куда меньше, чем при обычном полёте, и вниз уже два дня не спускались.

Как такое возможно? О, это стоит отдельного рассказа!

...старая детская забава, запуск воздушных змеев, известна людям лишь немного меньше лет, чем знание о том, как изготовить хорошую бумагу и соткать шёлк. Само собой, глядя на птиц и пёстро раскрашенные сплюснутые коробки, поднимающиеся в небо безо всякой магии, древние посвящённые Воздуха, имеющие пытливый ум и завидующие мастерам, владеющим Воздушной Тропой, задались вопросом: а нельзя ли использовать для парения в небе некие приспособления? Те, что сами по себе не полезнее воздушных змеев, но могут, применяемые магом, облегчить его полёт, снижая расход сеф?

Так появился первый планер. Лёгкий бамбуковый каркас, короткие — куда короче птичьих, если принять во внимание пропорцию — крылья, да ещё шёлковая обтяжка (бумага для такого дела оказалась непригодна, вернее, недостаточно пригодна). И, собственно, всё. Даже этого хватило, чтобы средний посвящённый мог летать не меньше малой черты. А в подходящих местах, при погоде, способствующей появлению восходящих потоков природной стихии — до большой черты и даже много более.

Разумеется, сама мысль о применении планеров в бою вызывала смех. Слишком хрупки они, слишком уязвимы. Попытка мага-летуна использовать Воздушную Тропу внутри планера рвёт обтяжку и ломает каркас; Покров Бури вообще вмиг превращает их в обрывки и клочья, уже совершенно не пригодные к ремонту. И любая атакующая боевая Форма действует на них точно так же. Впрочем, хрупкость можно было бы потерпеть ради преимуществ... если бы маг-летун, сидящий внутри планера, не оказывался ограничен в манёвре и скорости, становясь слишком удобной мишенью.

А изготовление планера, даже простейшего — не самое дешёвое удовольствие и делать его одноразовым просто глупо.

И всё же нашлись этому устройству применения. Обучение новичков Воздушной Тропе, что начинается с устранения страха высоты; доставка особо срочных и важных сообщений на большие расстояния (это Владыка Неба может лететь несколько больших черт кряду, мастерам и тем более подмастерьям на такие подвиги не хватает ни контроля, ни резерва); в военное время — разведка с воздуха... нашлись и хваткие, сметливые маги, что сумели усовершенствовать планер.

В одной из таких улучшенных конструкций мы сейчас летим.

Размах крыльев — полных тридцать четыре шага. От носа лодки до оконечности выносной коробки хвоста — двадцать семь шагов. Собственно лодка имеет дюжину и один шаг в длину, три шага в ширину и четыре в высоту. Передвигаться внутри без использования Лёгкого Шага... ну, не сказать, чтобы совсем невозможно. Но — страшновато: а ну как продавишь? В пространстве между этим хлипким полом и килем лежат упакованные продукты, годные для долгого хранения и употребления холодными, а также запас воды. На носу лодки, там, где находятся обзорные стёкла, располагается ложе мага-летуна. Я, Каташи, Йоши и единственный среди нас мастер Воздуха, Мефано Тойя, занимаем это место по очереди. Должен заметить, что охотников сократить свою вахту нет: управление планером — одно из немногих доступных нам развлечений. Ещё есть сон, еда, медитации и разговоры. Так что момента, когда мидзакуму нападут и Владыки низринутся с небес тремя карающими росчерками, оставляя планер на попечение Тойи, мы ждём с трепетом.

Уж я-то знаю. На столь малом расстоянии моё первое хирватшу ловит чувства соседей, как их ни маскируй.

...где-то внизу человеческая ладонь легла на свиток, подавая небольшую порцию сеф в не очень хитрый узор. И из парного свитка в лодке планера раздался слегка приглушённый, но почти не искажённый голос:

— Мидзакуму идут, — пауза. Отзвук далёкого грохота и треск ломающегося дерева. — Нет. Они уже здесь. Вам пора.

Цем-печать Далёкого Эха смолкла, но своё дело сделала.

— К оружию, — велел я. — Тойя, смени Йоши. Ну, прими нас, высокое небо! За мной!

Собственными руками дёргаю узел и, придерживая витой шёлковый шнур, чтобы ничего не повредить при слишком быстром раскрытии, отворяю хитро сомкнутый "хвост" лодки. В три лёгких движения закрепляю новый узел и ныряю в получившийся проём, как в воду. Не трогаю покорную стихию полных два вздоха. А потом, не размениваясь на Воздушную Тропу, создаю сразу полноценный Покров Бури.

Испытанная броня при мне. Правда, сидит в ней сейчас не Супаку, а один из Старших* оками, что по договору восьмилетнего найма передали Мефано наши союзники У-сё. В броне Каташи и Йоши тоже сидят оками, причём даже посильнее "моего". В битве бывает всякое, но я не собираюсь терять своих Владык Неба из-за того, что не предпринял вовремя простую, в сущности, меру предосторожности для их защиты. Тем более, что во время ожидания мы скармливали избыток сеф демоническим волкам. Один из случаев, когда сделка выгодна для всех сторон: нам — дополнительная защита и улучшение скрытности, весьма важное при сидении в засаде; демонам — плотная, ускоряющая их развитие сеф Владык; ну а У-сё — просто кругленькая сумма лю.

/* — напоминаю, что в названной стае нет волков-аякаси. Соответственно, Старшие оками — это не высшие, а всего лишь средние демоны, имеющие резерв на уровне подмастерья./

Так. А что там у нас с конвоем?

Расстояние до кораблей оставалось приличным, но соответствующая Форма, работающая лучше любой морской подзорной трубы, послушно увеличила для меня детали. И заставила резко отбросить всё постороннее, выжимая из Покрова предел возможной скорости.

Вот как, как эти сволочные мидзакуму ухитрились напасть внезапно? Для чего конвою были приданы мастера Воды, спрашивается?! Прямо у меня на глазах по палубам как минимум двух торговых кораблей уже расползались нечистым приливом многочисленные уси-они*, саме-они** и ещё какие-то змеевидные твари, смахивающие не то на нурэ-онна

* * *

, не то на мидзу-нагов

* * *

. Но мало того: одна из боевых джонок уже вовсю кренилась на левый борт под тяжестью вонзившегося в неё рогом умисая

* * *

*! Эти подлые твари притащили с собой кайдзю — и, вполне возможно, не одного!

/* (яп. букв.) — бык-демон. По японским поверьям — мерзкие людоедствующие создания с ядовитым дыханием, опустошающие побережья, часто действующие совместно с нурэ-онна и исо-онна ("девами побережья"). Ядовитого дыхания на самом деле не имеют (под водой подобное ватшу бессмысленно), а вот колдовской взгляд различных типов — цепенящий, ослабляющий, устрашающий, усыпляющий и пр. — да.

** (яп. букв.) — акула-демон. Хищные, вечно голодные морские оборотни, имеющие второй облик вроде человеческого, но с грубой серо-синей кожей.

* * *

(яп. букв.) — мокрая женщина. Водяная нечисть исключительно женского рода, весьма склонная к обману. По поверьям, у некоторых нурэ-онна есть не только человеческая голова с длинными волосами, но и руки. На самом деле руки — это отличительный признак мидзу-нагов.

* * *

— морские змееобразные разумные демоны, отличительной чертой которых является наличие человеческого торса с руками (часто более чем одной пары, но редко более трёх). Обычно у более-чем-двуруких нагов не бывает волос на голове, а обличье явно смещается к "змеиному". Поверья приписывают появление мидзу-нагов совокуплению нурэ-онна и утопленников людского рода. Ясное дело, что это — полнейшая чушь и наги, как морские, так и сухопутные, являются самостоятельными демоническими расами, а не гибридами; но вот то, что нурэ-онна способны рожать от людей, увы, верно. Собственно, люди для них — предпочтительные партнёры, так как при скрещивании с ними потомство нурэ-онна сохраняет полноценный разум.

* * *

* — морской единорог. Вид кайдзю, напоминающих нарвалов — только существенно больше и агрессивнее. В отличие от собственно нарвала, умисай пользуется своим рогом не как дубинкой, а как огромным штыком; да и развивается этот рог не из верхнего зуба, а из особого нароста на лобной части черепа. Это природное оружие, подобно крысиным резцам, растёт всю жизнь и возраст кайдзю можно примерно определить по его длине. Тело большинства умисай имеет приспособления плавников и хвоста, позволяющие им не только совершать быстрые рывки к добыче, но и "пятиться", освобождая рог после удара./

Ну да ничего. Сейчас будет вам, гадам, сюрприз. Вернее, сразу три сюрприза.

Лезть к военным, которых атаковал умисай, я не стал. Если они вдруг оплошают, за мной ещё Каташи и Йоши летят. Я выбрал своей целью торговые суда. И... вспомнил, как две жизни тому назад, будучи Оониси Акено, резал магов Кубара. Покров Бури и реакция, подстёгнутая Озарением, превратили меня для демонов — даже и среднего ранга — в неотвратимую, слишком для них быструю летающую смерть. Я даже не использовал боевые Формы. Мои удары буквально расплёскивали мидзакуму, убивая на месте. А тех, кто покрепче и от одного удара не подыхал, ждала ещё менее приятная участь: мой Покров содержал стихийную сеф и отравлял ею раны. Нет, будь среди этих уси-они и нурэ-онна хотя бы слабый аякаси, он бы "сожрал" такую "отраву" и ещё добавки попросил. Высшие демоны могут поглощать не только нейтральную сеф с плотностью, свойственной Владыкам. Но с аякаси я бы и драться одними кулаками да ногами не стал.

Конечно, меня пытались контратаковать. Уси-они вперяли в меня уродливо выпученные буркала, пытаясь замедлить, испугать и так далее; саме-они больше надеялись на крепость рук и остроту оружия; змеедемоны использовали более разнообразные ватшу — кто-то полагался на скрытность, пытаясь нанести внезапный удар как бы ниоткуда, кто-то менял размеры и формы в надежде ухватить, задержать и добить, один четверорукий мидзу-наг провёл по-настоящему стремительную атаку, явно рассчитывая растерзать меня своими тесаками...

Бесполезно.

Колдовские взгляды, даже ослабленные Покровом Бури и цем-защитой, могли представлять некоторую опасность для мастеров магии, хотя бы из-за своего количества... но плотная сеф Владыки Неба служила неплохим щитом против них, а остатки, всё-таки меняющие состояние моего суго, без труда рассеивались Озарением. Для саме-они я двигался слишком быстро и непредсказуемо. Сумеречное зрение не давало хозяевам слабых шиватшу шансов на внезапность. Неловкие попытки младших и средних демонов к изменению своих тел лишь усугубляли их же уязвимость. Что до четверорукого, то я ощутил его приготовления к рывку и просто ушёл с линии атаки. А возможности повторить попытку — не дал.

Несколько вдохов. Три прохода вдоль корпуса джонки — сперва кругом, убивая лезущих на палубу и отсекая от воды тех, кто уже залез, затем по-над палубой для окончательной зачистки. Предупредить криком запершихся внутри, что сверху снова безопасно. Перелететь ко второй из атакованных торговых джонок, продолжить резню...

...и чудом уклониться от обманчиво тонкой водяной струи, способной располовинить меня, несмотря на защиту доспеха с оками.

Ёсоватшу.

Причём в исполнении аякаси.

Ну наконец-то серьёзные ребята. А то я даже начал жалеть, что сел в лужу с планами (и не один, хотя утешение слабое), раскрыв три лучших фишки ради отражения простой разведки боем.

На лету разворачиваюсь, заодно уклоняясь от возможной повторной атаки. О! Так это вовсе и не подвид Водяного Копья, а скорее некий Водяной Бич. С ограниченной длиной... хотя я бы не стал ставить на то, что эта штука точно не сможет вытянуться ещё раза в полтора. Или что мидзу-наг, спасший от меня торопливо разбегающихся и ныряющих подчинённых, — внушительный, мощный гад о четырёх руках, семи локтей роста и в странных доспехах, как будто не выкованных, а выращенных — способен создать только один Бич. А вот второй аякаси и вовсе загадочен. Точнее говоря, это явно каппа, природный черепаший панцирь не даст ошибиться. Но каковы его ватшу? Это сокрыто. И очень плохо, для меня.

Не люблю неожиданности. Особенно смертельные.

...спустя мгновение, которое аякаси дали мне для оценки ситуации, на моё сознание рухнул не просто поток, а настоящая горная река чужих эмоций и образов. Однако со времён знакомства с Арро я изрядно изменился и сумел не дать этой реке утащить меня в бездны, куда я не захотел бы проследовать по доброй воле. Не скажу, что с лёгкостью — но я выстоял.

И "услышал" особый, ранее не встречавшийся диалект Речи:

"Ты. Не. Умер. От. Первого. Же. Удара. Маг. / Сим. Доказано. Что. Передо. Мною. Стоит. Достойный. / Назовись!"

"Разве гостям не следует выказать почтение хозяину, назвавшись первыми?"

Я не скрыл лёгкого, но достаточно явного намёка на издёвку. Мидзу-наг явно превосходил меня годами; он и каппа также первенствовали, поскольку превосходили числом; да что уж там — сама идея, что морские демоны должны подчиняться человеческим правилам, могла считаться метой редкостной наглости, учитывая обстоятельства нашей, так сказать, встречи. И горная река чужого разума-воли наградила меня смесью презрения, злобы, высокомерия — но скованной в проявлении неохотным уважением.

"Пусть. Будет. Так. / Прозван. Я. Пасынком. Ики*. / Наперсник. Мой. Из. Каппа. Прозван. Низшими. Тафу. Шеру**. / Назовись! Маг."

/* ика (яп.) — кальмар. Одно лишь прозвище, даже не настоящее имя, а у ГГ уже появились более веские, чем до того, основания считать, что ёсоватшу мидзу-нага позволяет создавать сразу несколько управляемых струй воды. Удобная штука — вежливость!

** (яп.) — Крепкий Панцирь./

"Я известен как принятый истинно равный Мефано из рода Ясси, Мичио".

"Славное. Имя*. / Продолжим! Же. Схватку."

/* — на всякий случай напоминаю, что буквальное значение имени ГГ — "человек с силой трёх тысяч"./

"Да!"

Мысленная Речь стремительна: весь наш обмен "словами" занял едва пару ударов сердца. И мы продолжили. Да так, что моя предшествовавшая возня со слабыми мидзакуму сошла бы за ленивую разминку.

Лезть к аякаси в ближний бой — сущее безумие. Я и не лез. Пользовался своими любимыми Копьями Грома. Много сеф не тратят, тем более, что я бил в четверть полной силы; при попадании результат вполне убойный... самое то для разведки, для пробных атак и изучения противника. При этом я (вернее, мой Духовный Двойник) не отпускал Озарения: оно страховало меня от более чем вероятных неожиданностей. Этот Тафу Шеру, или как там его по-настоящему, основательно меня напрягал. Стоит себе, ничего не делает...

Да ему и не надо.

Гадский Пасынок Ики вполне справлялся без помощи!

Я летал вокруг пары аякаси бешеной осой. Я швырялся боевыми Формами. Я делал вид, будто стараюсь подобраться поближе и нанести удар помощнее... И всё без толку. Мидзу-наг размахивал Водяным Бичом, как никаким обычным бичом махать нельзя; эта штуковина действительно оказалась опаснее некуда, тут моё ощущение угрозы не соврало. Ближе, чем на сорок пять или сорок шесть шагов, он меня не подпускал. Во время одного из манёвров уклонения Пасынок Ики с устрашающей лёгкостью перебил бизань-мачту* — только щепки брызнули. А когда я толкнул её Порывом Ветра с целью уронить такелаж на аякаси, — запутать, связать, ограничить видимость — выпустил второй Водяной Бич и ленивым взмахом подправил падение так, чтобы ему и Тафу Шеру ничего не угрожало. Очевидно, стихийным оружием в своей верхней паре рук (нижнюю он демонстративно сложил на груди, чтобы не мешала — мол, на тебя, человек, и одной пары с избытком хватит!) мидзу-наг владеет скорее как частью тела. Захочет, и Бич будет бить, словно дубина, вернее, резать. Не захочет — будет только отталкивать или хватать, почти не повреждая предметы. Кстати, от первого Бича, который в левой руке, раздаётся что-то вроде тихого звона или шелеста, а от второго, которым он толкал мачту — нет. Похоже, вода в Биче не просто сжата, она ещё и разогнана. То-то у этого ватшу пробивная сила так велика!

/* — в местной терминологии она называется, конечно, иначе, но специфический морской термин есть, и ГГ, даром что не моряк, использует "правильное" слово. Потому что люай и знает очень много даже такого, с чем раньше никогда напрямую не сталкивался. Кстати, если кто не в курсе: в РИ джонки также вполне себе имели более одной мачты, водоизмещение в сотни тонн, да и с мореходностью там был полный порядок. Если сравнить суда Восточных островов и галеоны века так шестнадцатого, ещё неизвестно, какую модель судна признать лучшей. Во всяком случае, местные кораблестроители знают, что такое компас, используют не рулевое весло, а полноценный руль, умеют ходить галсами против ветра и так далее./

И не только она одна. Защитные свойства также оказались на высоком уровне. Мои Копья Грома, которые я отправлял в Пасынка Ики, неизменно увязали в проклятом щупальце. Как он умудрялся перехватывать мои удары? Может, какое-то хирватшу? Или просто демонски быстрая реакция плюс многовековой опыт? Определиться я всё никак не мог и осторожничал.

Пока летал кругами, я не забывал о поле боя в целом. Завалить сильного аякаси, а уж тем паче сразу пару сильных аякаси (по моим ощущениям, в резерве у меня с мидзу-нагом наблюдался примерный паритет, а проклятый каппа так и вовсе превосходил на треть) — почётно и приятно. Но валить их куда удобнее, если меня при этом прикроет хотя бы ещё один Владыка Неба. Каташи это будет или Йоши, не важно. Конечно, в этом случае демоны могут последовать примеру своей свиты и воспользоваться тридцать шестой стратагемой, так что желательно всё-таки вывернуться хитро и убить хотя бы одного, а лучше обоих...

Тем более, что у соклановцев тоже хватало забот. Умисая-то, серьёзно раненного, уже вовсю добивали, причём без помощи сверху. Засадили в бока несколько гарпунов с привязанными канатами, затратной, но эффективной Формой почти отрубили хвост, мешая освободиться... в общем, обложили со всех сторон. Но кайдзю — так, мелочь. Пользуясь возможностью подводных перемещений, многочисленные стаи младших и средних демонов изображали наскоки кавалерии, атакуя то один, то другой корабль. Причём ложные наскоки могли с лёгкостью перейти в настоящий натиск. И, конечно, боевые корабли эскорта таким наскокам не подвергались. Только торговцы. С которых вовсю сыпали в море отраву и швырялись бомбами, но такие меры только отгоняли агрессоров ненадолго, убивая или серьёзно раня только младших демонов. Тем более, запасы не бесконечны. А двух Владык Неба маловато, чтобы прикрыть четверть сотни довольно сильно разнесённых точек.

Вот так и пожалеешь, что не взял с собой ещё два-три десятка мастеров магии...

Нет. Всё правильно.

Постоянно плавать между княжествами такой толпой слишком дорого. Торговля обернётся сплошными убытками. Кроме того, войны в обороне не выигрываются, а увеличенный флот, где сильных магов вдвое-втрое против обычного, просто не стал бы целью нападения. Мы с Куроки Рью не одну большую черту провели, планируя всё это. И сделали так, как сделали, потому что не сумели придумать что-то получше.

Так что в бездну всё это. Хватит осторожничать и выжидать! Ну да, аякаси — и что? Даже богов можно убить!

...похоже, решение стать серьёзнее мы с Пасынком Ики приняли одновременно. Я отлетел подальше, создавая на ходу двустихийный Таран Грома и уже не ослабляя свою атаку, а мидзу-наг расплёл нижние руки и как будто выстрелил из них второй парой Водяных Бичей. Причём один из них опустился за борт, а второй метнул в мою сторону настоящее Водяное Копьё. Только намного более быстрое, чем такие же Копья магов Триады Земли. Да что там, Пасынок Ики разогнал свою атаку, как не всякий мастер может разогнать Косу Ветра! Вот оно, ёсоватшу высшего демона! Будь я ограничен в одновременном создании мастерских Форм числом два, как большинство магов, — вполне мог попасться. А так Озарение дало мне время — я увернулся, хотя и впритык.

После чего отправил Таран Грома в цель, но не по прямой, а хитрым изгибом. Более того: я отправил вдогонку Копьё Грома, тоже не ослабленное.

Грохнуло. Полыхнуло.

Взлетели, частью тлея в полёте, разного размера деревянные обломки и дымящиеся обрывки канатов бегучего такелажа.

А я оценил результаты сдвоенной атаки... и едва удержал ругательство.

Тафу Шеру каким-то странным образом успел встать на пути моих Форм. И прикрыл своего "наперсника", заодно прикрываясь сам, какой-то разновидностью Эгиды Водопадов. Причём... ну да, точно: использовал ту воду, которую ему передал Пасынок Ики через один из своих Бичей. Тот самый, присосавшийся к морю.

Кстати, Эгида даже и не думала исчезать. Проклятый богами каппа заметно потратился на её создание (примерно четверть своего немаленького резерва потратил, не поскупился!), но вот держать этот щит, меняя его вид и очертания, явно мог хоть до заката. Причём его контроля даже с запасом хватало на создание подвижных "дыр", через которые прямо сквозь Эгиду Водопадов вытягивал свои Бичи-щупальца мидзу-наг.

Совместимые ёсоватшу. Сработанная пара аякаси.

И полного списка их способностей я по-прежнему не имею.

"Ты. Не. Мастер. Магии. / Ты. Владыка. Неба."

Хм. Это они догадались, несмотря на то, что я намеренно не пользовался Огнём? Или мне сейчас пытаются кандзаси в волосы насовать*, что с чувствительностью у этой пары не очень хорошо и точно нет никаких хирватшу?

/* — идиома возникла в результате ставшего известным исторического анекдота. Ещё во времена Первой Империи устроили торжественную встречу посольства эгамари, включавшего и жён послов. Тайным наущением некого сановника островитян, желавшего провала переговоров, последним посоветовали воспользоваться местными нарядами. И не только одели с пышностью, соответствующей одеждам таю (элитных юдзё, "женщин для удовольствий"), но и насовали в волосы аж по пять-шесть кандзаси. Т.е., с одной стороны, с таю всё-таки не спутаешь — слишком много заколок, да и лица без соответствующего макияжа. Но с другой — вполне прозрачный намёк с явно оскорбительным смыслом.

Кстати, в волосах у гейш мог присутствовать только один-единственный гребень, да и в одежде с поведением имелись серьёзные различия, так что со всеми видами юдзё спутать их было примерно так же "просто", как полевого командира в камуфляже и генерала при полном параде./

"Тогда мне более нет смысла сдерживаться!" — объявил я. И окутался Покровом Небес.

Ревущая, огневеющая, сверкающая нитями слепящих разрядов туча, творение моей сеф, рухнула на пару аякаси. Разметала и рассеяла Бичи-щупальца... хотя нет — лишь укоротила их на три четверти; быстро прекратив попытки достать меня, Пасынок Ики решил сберечь сеф и убрал своё оружие под щит каппы. Впрочем, очень скоро ему снова нашлась работа. То чудовищное давление, которое сминало ёсоватшу Тафу Шеру, разбивало внешнюю часть Эгиды Водопадов, растаскивало составляющую его Воду на капли. И очень быстро. Настолько, что защищающийся аякаси начал проседать по сеф куда быстрее меня. Ему могла бы помочь подпитка морской водой: куда удобнее подставлять под давление заряженную сеф материю, чем просто сеф... но этого я им не позволил. Первое питающее щупальце Пасынка Ики я отсёк от моря с самого начала, а когда он додумался протянуть его вертикально вниз, прямо сквозь палубный настил, переборки и днище джонки — я уже утаскивал замкнувшихся в сфере водяного щита врагов вверх, в зенит, в царство своих стихий. Ну да, немного разломал ради этого корабль...

Ничего. Смерть двух аякаси более чем искупает устранимые повреждения одного судна!

Они сражались до самого конца. Отчаянно, яростно, уже ясно понимая, к чему идёт дело. Они заставили меня потратить больше половины резерва на поддержание Покрова — всё-таки противостояние чужой сеф расходует энергию мага ещё быстрее, чем прожорливая высшая Форма. Но они не сбежали, когда ещё могли. И поплатились.

А я с огромным облегчением вернулся к обычному контролю Воздуха, хотя позволяющему летать, но минимально нагружающему систему круговорота, и создал целительскую Форму, что предназначена именно для расслабления после серьёзных нагрузок. На нейтральной сеф она даже близко не так хороша, как на преобразованной сеф Дерева... но мне сейчас даже плохая замена полноценной помощи станет облегчением.

Итак, что там творится в других местах поля боя? Не нужна ли кому помощь? Как со своей задачей справляются Каташи и Йоши?

* * *

— Вы отбили разведку боем.

— Не многовато ли сил для просто разведки? — Куроки Рью не скрывает сомнений. — Сотни демонов младшего и среднего рангов, два высших!

Составляющий Препозицию холодно спокоен:

— Подводные царства обширнее сухопутных, — напоминает он. — В среднем по размерам поселении подводных демонов, если верить храмовым предсказателям*, обитают тысячи обычных демонов и десятки аякаси. В крупном поселении счёт высших идёт на сотни и есть несколько Древних, а то и кто-то из Великих. Поэтому да, атака всего лишь двух аякаси — это проба сил.

/* — ужасно хотелось назвать их наконец-то аналитиками. Потому что это точнее, а за "предсказателями" тянется шлейф мусорных ассоциаций с оттенком шарлатанства и оккультизма. Очень возможно, что в итоге я всё-таки введу нормальный термин, как это вышло с люай./

— Но для разгрома обычного конвоя и двух высших ёкай хватило бы с запасом!

— Если считать со свитой — да, пожалуй. Однако это не отменяет мной сказанного.

Перестаю тщательно прислушиваться к аргументам. Всё равно сейчас они пойдут по кругу. И так ясно до полной прозрачности, что сын асигару будет упирать на возможности подчинённого ему морского войска, способность справляться с нападениями без привлечения магов, потому что оплата работы трёх Владык Неба в двух рейсах, до Сиджена и обратно, даже со скидкой, любезно мной предоставленной из-за вида угрозы, оказалась болезненно весомой. Примерно как полный комплект снаряжения для дюжины княжеских гвардейцев. Но расходы-то ещё ничего, хуже, что вообще пришлось кого-то привлекать к защите конвоя. Пятно на чести, потеря лица!

Поэтому Куроки Рью будет стоять на том, что два пропавших конвоя утопила банда уже, к счастью и облегчению людскому, мёртвой пары Пасынка Ики и Тафу Шеру, а с трудностями, что поменьше размером, морское войско справится само. Ну а Составляющий Препозицию станет раз за разом напоминать, что нападавшие почти наверняка действовали по чьему-то наущению, если не прямому приказу (ну в самом деле, они ведь понимали угрозу, связанную с Владыкой Неба, но почему-то не отступили!) и что первая победа ничего не стоит. И окажется прав по-своему, так как его заботят не репутация Куроки Рью и его подчинённых, а бесперебойные поставки заморских товаров, хотя бы даже и по возросшей цене. Ибо оправдать повышение стоимости чего-либо куда как проще, чем полное отсутствие этого чего-либо.

А у меня, конечно, свои мотивы. Мне выгодно затягивание этого витка войны с мидзакуму. И даже не потому, что она заставит притихнуть горячие головы, направив лишнее дерзновение магов Ниаги по правильному каналу, или потому, что за охрану морских конвоев нам неплохо заплатят. Нет, всё проще. Чем дольше тянется война с морскими демонами, тем старше становятся мои побратимы; усиливается клан Мефано — моё оружие в иной, тайной войне с куда более опасными врагами... ну и сам я тоже усиливаюсь. Причём не столько как Мичио, сколько как подлинный, тайный я, как Джомей — если использовать самое первое из моих имён. В памяти оседает всё больше интересных цем-печатей, придуманных моими воспитанниками из Усадьбы; имя главы клана Мефано открывает такие двери, какие в следующих перерождениях будут для меня заперты — например, господин Составляющий Препозицию допустил меня до общей части княжеского архива; растут в числе договоры с купцами о предоставлении денег, товаров и услуг предъявителю правильных условных знаков и фраз. Да-да, каким кратким ни оказалось пребывание конвоя в Сиджене, но я и в том княжестве заключил три номерных контракта.

В общем, если подумать, то война — конечно, вялая и без лишних жертв — это хорошо.

* * *

Разумеется, вялой война оставалась недолго.

Великая благодарность господину Составляющему Препозицию за его прозорливость! Если бы не его настойчивые требования дальнейшего усиления охраны... ещё больше магов, говорил он. Ещё больше этих ваших "особых сюрпризов", больше алхимической отравы, больше бомб, цем-печатей, войск! Всего! Конвой должен, случись серьёзное нападение, отбиться не от пары, а от самое малое полудюжины аякаси!

Как в воду глядел.

В следующем нападении участвовало шесть аякаси с уже двумя подконтрольными кайдзю. И никак не меньше трёхсот морских демонов меньших рангов. Хорошо, что эти аякаси оказались послабее Пасынка Ики со своим наперсником. Нам — то есть Владыкам Неба из клана Мефано — удалось уничтожить двух высших ёкаев и обратить в бегство ещё одного; но пока мы ими занимались, три остальных успели натворить дел. Один только клан Тэннобу-Ни потерял в том скоротечном бою семерых магов, включая двух мастеров; другие кланы, принявшие участие в охране конвоя, тоже не обошлись без жертв. Две потонувших на месте джонки и ещё одна, лишившаяся всех мачт до единой; её груз пришлось перенести на другие корабли и оставить дрейфовать, потому что истощённые схваткой маги не могли помочь в буксировке. Хватало также потерь среди воинов и простых людей. Погибло тридцать семь буси, более восьмидесяти моряков.

К счастью, число погибших удалось заметно сократить своевременным вмешательством Плетёных Двойников, созданных Мефано Юмико и до поры сидевших за скрывающими сеф барьерами. Их уцелело меньше трети, но как раз они-то являлись легко восполнимым ресурсом. И в целом потери мидзакуму выглядели серьёзнее, чем потери людей. Высшие демоны — это отнюдь не расходный ресурс, чтобы в каждой стычке терять пару таких! Следовало ждать ответных шагов со стороны подводных жителей.

И они дали ответ.

Во время следующего налёта никто не лез на палубы, не хватал членов команды и вообще не пытался действовать "как люди". Демоны оставались под водой. И оттуда, из своей стихии, они ломали днища джонок, пустив в ход атакующие ватшу... либо просто грубую силу. Деревянные корпуса, даже укреплённые цем-печатями, не могли противостоять такому напору. По крайней мере, противостоять долго.

Посыпались за борт плоды алхимии. Закипело от взрывов море, маги Воды, пропитывая своей сеф содержимое бочек с отравой, выпускали на охоту Кислотных Акул. Попрыгали в волны Плетёные Двойники, не нуждающиеся в дыхании, но способные применять атакующие Формы с использованием своей смешанной стихии — Лианы.

А потом выигравший время на подготовку "сосуд святости" нанёс свой удар.

И всё стихло.

Я, кстати, смог оценить метод, применённый "сосудом" для отражения атаки мидзакуму. И нашёл, что способ, которым я сам расправился с Весёлым Шенем, имеет с этим методом много общего... насколько о таких вещах можно судить со стороны. Разумеется, атака "сосуда" оказалась гораздо мощнее и вместе с тем "резче". Искуснее. Шире, наконец (поскольку сияние, губительное для сути демонов, обрушилось не на одну, но на множество целей разом). И всё же это оставалось атакой в той области, где я тоже мог действовать осознанно.

Окажется ли этого достаточно, чтобы защититься в случае чего? Тут мне оставалось лишь гадать. Но в свободное время мой Духовный Двойник начал высекать на скалах, что ограждали сливовый сад моего внутреннего мира, огромного размера знаки, складывающиеся в цем-печать Барьера Нерушимой Воли. То, что (если верить магам-наблюдателям) из пяти аякаси двое сумели выдержать напор незримого сияния и нырнуть поглубже, не дожидаясь сосредоточенного, а не "распылённого" на множество целей удара "сосуда", внушало некоторую надежду на успех.

Смогли демоны — значит, и у человека получится.

* * *

Наступило затишье. Конвои плавали увеличенным составом и с дополнительной охраной, в которую вошли также "сосуды святости". И мидзакуму сидели тихо, как будто усвоив урок.

Первое время Составляющий Препозицию ещё мог противиться попыткам сэкономить. Тем более, что в отсутствие премиальных и боевых выплат, на одних "конвойных" и со скидками за действия "в интересах гармонии божественной, противу мерзости демонской", услуги магов обходились не так уж дорого. Однако жадность со скупостью — одни из сильнейших мотивов, кои движут людьми. Составляющий Препозицию вынужденно уступил давлению. Охрану сократили. Немного, на одну пятую для начала.

И... ничего не случилось.

Охрану сократили ещё, правда, возместив это большой разовой закупкой у моего клана Плетёных Двойников. Творения юной Юмико вообще оказались настоящим подарком: есть не просят, пьют мало, денег за службу не берут — сидят себе да медитируют, накапливая сеф за счёт солнечного света. При этом один такой Двойник в бою стоит двух-трёх мастеров магии, если не больше: всё-таки смешанная стихия... один у них недостаток: слишком медленное восстановление энергии. Потому что своего Очага нет. Иначе этими кумихимо-дзин* или, как их ещё называли остряки, "магами-корзинами" шибко жадные да скупые торговцы могли подменить и корабельных магов, и даже членов команды...

/* (яп. букв.) — "плетёный человек". Кумихимо — национальное искусство плетения шнуров и тесёмок разных форм; ср. тж. нихондзин = японец, Ямамото-дзин = член семьи/клана Ямамото./

Наконец, невзирая на совсем уж отчаянное сопротивление Составляющего Препозицию, охрану сократили почти до прежнего уровня. И...

Снова не случилось ничего. Демоны не нападали, конвои не исчезали.

Пока не прошло полгода.

Клан Мефано предоставил в распоряжение морского ведомства Ниаги специальные печати. Не примитив вроде Далёкого Эха, перестающий работать уже на расстоянии в два-три, ну, самое большее четыре десятка ри*, а более тонкое и мощное изделие. За возможность передать сигнал на сотни ри пришлось расплатиться тонкостями этого сигнала, а за надёжность и экономичность — возможностью повторного использования. Печати, получившие имя Окончательной Вести, при своей активации меняли оттенки одного из трёх знаков парных печатей, хранившихся в особой комнате при морском архиве княжества. Первый знак — "тайфун". Второй — "кайдзю". Ну и третий, как нетрудно догадаться, — "демон". Как пояснил Составляющий Препозицию, позволивший себе окрасить своё обычное спокойствие оттенками мрачности, если уж кораблю из Ниаги суждено погибнуть, то желательно сразу и достоверно, без гаданий, узнать — отчего.

/* — здесь: мера длины, в отличие от классической японской равная тысяче шагов, хотя и называемая сходно. В одном ри, соответственно, примерно 940-970 м./

Итак, через полгода затишья очередной конвой исчез.

Но люди точно знали, в чём дело, задолго до ожидаемого срока возвращения, поскольку на четырёх парных печатях полыхал алым вместо привычного синего третий знак, а на ещё одной печати желтел второй.

Война продолжалась.

* * *

Как написано в третьей части "Наставлений о тайном": "у всякой войны есть первопричина — и узнаётся она по таким признакам, что без упомянутой не начинается и не продолжается крови пролитие, а без устранения упомянутой или ослабления хотя бы не завершается". Благороден, но мутен старинный слог; можно сказать проще: не бывает войны без причин и пока причины всё ещё здесь, война тоже не прекратится.

Когда я начал искать первопричину происходящего столкновения (всё просто и понятно: я не хотел, чтобы окончание войны застало меня врасплох, поскольку сразу вслед за ним ожидал уже прямой атаки на магов Ниаги), то обнаружил, что понятия не имею, чего ради нападают на нас мидзакуму. Предположение, продвигаемое бесформенным "общим мнением" — мол, морские демоны просто злобные твари, так и ищущие, как бы напакостить по-крупному — не выдерживало никакой критики. Если бы подводные жители действительно были сплошь злобными тварями, к тому же умом невеликими, люди рубились бы с ними беспрерывно и куда более жестоко, чем прямо сейчас. Так что злобность ещё как-то смотрится в роли повода, той ниточки, которая своим дёрганьем заставляет сработать ловушку. Но кто — или что — эту ловушку насторожило? Более того — откуда вообще взялась ловушка, кто её изготовил и зачем?

...что общего у жителей суши и насельников глубин? На первый взгляд — ничего. На суше живут люди, поклоняющиеся богам и получающие по мере праведности своей помощь свыше; в морях обитают демоны, разнящиеся своим видом и силами, чтящие разве что своих набольших, гармонию небесную отвергающие. Даже вещи, кажущиеся всеобщими, вроде продолжения рода и выживания, уже не кажутся таковыми, если посмотреть в глубину: ведь демоны бессмертны, отчего почти не нуждаются в размножении, да чаще и не способны на зачатие новой жизни путём наиболее естественным. Однако, если опуститься к самым корням, станет ясно: ёкай моря разумны, а тем самым способны к Речи — и в этом состоит их глубочайшее сходство с людьми, как и в умении рассуждать, делать выводы, избегать боли и стремиться к приятному.

Основы бытия для нас и для них, таким образом, едины. И потому их образ мыслей может рассматриваться обычными способами, получая обычное же объяснение.

Ради чего воюют люди? Ради территорий и вообще богатств, то есть материальной военной добычи; ради причин не материальных, из которых особенно выделяются месть, жажда славы и справедливости, стремление распространить свою власть и обратное ему стремление получить свободу. Если рассмотреть мотивы мидзакуму под таким углом, становится (на первый взгляд) сомнительно, что они стремятся получить что-либо материальное. Товары, перевозимые людьми на кораблях, по большей части бесполезны для подводных демонов: зачем цветные ткани тем, кто, подобно диким зверям, не носит одежд? Для чего орудия труда не имеющим рук нурэ-оннам? Как могут использовать бумагу живущие в глубинах моря?

Впрочем, с мотивами, не касающимися вещного, тоже всё... не просто. Для наших врагов нелепо выглядит стремление владычествовать над людьми — хотя бы потому, что очень малое число их способно долго находиться на воздухе и углубляться в пространства суши. Ещё нелепее смотрится как мотив желание независимости, так как они и без того свободны. Месть заодно со справедливостью? Но что могли сделать люди такого, что навлекло бы на них гнев демонов? Ведь жизнь наша протекает в разных... сферах, областях, как ни назови — одним словом, пересечений почти нет. Честь и слава? Но почему бои идут именно с людьми, почему не происходит сражений демонов с демонами? В которых весьма велики ещё и шансы на приобретение материальных выгод — за что там воюют под водой, за богатые рыбой отмели, за месторождения иных ресурсов, за какие-нибудь места паломничества, вроде жилища чтимого за мудрость Древнего... Или войны демонов с демонами всё-таки происходят, просто нам сверху этого не видно?

Искал я ответ в разных местах. Добрался даже, как уже писал выше, до княжеского архива (кстати, оказался весьма разочарован: никогда бы не подумал, что так много документов окажется изъято из него по различным, чаще всего мелким и эгоистичным, причинам! Думаю, если бы не эти изъятия, архив содержал бы раза в четыре больше свитков, если брать по наиболее скромной оценке...). А пришло нечто, хотя бы отдалённо похожее на ответ, через мою драгоценную Урр. И несколько позже этот ответ нашёл подтверждение в письмах Акико и беседах с нею же.

Моя скрытница-тэнгу давно уже наладила связи в среде себе подобных и других общин демонических существ; а через них — долгим кружным путём — и с внешними шпионскими сетями одного занятного острова, именуемого Шани-Сю. Что же до пятихвостой, то она вышла через нэдзуми Мароосу на некогда морского, а ныне живущего в основном на суше аякаси по прозвищу Людоглав; о нём, как (для ванидзамэ) весьма примечательном субъекте, я расскажу чуть позже.

Сначала доклад Урр.

...чтобы понять подоплёку событий, надо знать, почему морские демоны делятся на две больших группы, осёдлых и кочевников, и чем эти группы отличаются. Если предположить, что-де осёдлые, как у людей, возделывают делянки съедобных водорослей и с того кормятся, а кочевые демоны следуют за рыбьими косяками, как бы выпасая их — это окажется серьёзной ошибкой. Хотя, говоря строго, делянки водорослей действительно существуют и поставляют корм, да и те из жителей моря, что следуют за путями миграций рыбы, тоже имеются в изобилии; но на самом деле всё сложнее и запутанней. К примеру, между осёдлыми и кочевниками у морских демонов нет больших различий, вчерашний "пахарь" может сегодня плавать с каким-нибудь кочевьем, а завтра спокойно вернуться обратно в своё подводное поселение. Или даже в чужое, что хотя реже, но происходит постоянно. Далее, среди осёдлых много выше доля женщин, воспитывающих своё страшноватое на людской взгляд потомство. А вот мужчины, — особенно молодые, не получившие ещё своего первого ватшу низшие демоны — отправляются кочевать в обязательном порядке: как ни скудна, по понятиям демонов, рыбная пища, но всё же на ней куда быстрее выходит достичь среднего ранга.

Города (или, вернее, поселения: по понятным причинам, никто из демонов не заботится окружить своё место жительства стенами укреплений) подводных жителей возникают не просто так и не где попало. Обычно эти поселения возникают там, где люди на суше возводят храмы, или там, где кланы магов приобретают и усиливают свои ватшу. То есть в местах, где незримые течения мировых сил образуют узлы, пересечения и круговороты, где средний нейтральный фон окрашивается в особые стихийные тона. Таких поселений большинство, пожалуй, где-то восемь из каждого десятка. Однако порой морские демоны селятся около источника каких-нибудь особенно ценных ресурсов; и как минимум одно поселение, находящееся в глубоком разломе к юго-востоку от Мароосу, примерно в ста восьмидесяти ри от порта, — стало таковым из-за дремлющего там в глубокой медитации Великого Древнего демона, именуемого Ху-Кутурэ. А вернее, из-за мощных его эманаций, ускоряющих эволюцию демонов низких рангов — причём не через грубое усиление сеф, а способствующих прояснению разума и появлению связанных с ним способностей, особенно хирватшу, шиватшу, икирьёватшу.

Впрочем, речь не о медитирующем Великом, а о конкретном поселении с говорящим именем Врата Тёпло-Сладких Жемчужных Полей. Расположено оно рядом с княжеством Ниаги, у северо-восточной оконечности острова Сацуто, прямиком на узле природных энергий, и до поры благоденствовало в гармонии. Причём в гармонии не только с прочими поселениями и кочевьями морских демонов, но и с местными общинами рыбаков и ама*. Причём люди старательно делали вид, будто даже не подозревают о существовании своих опасных, но мирных соседей и при каждом выходе в море бросают в воды откормленную свинью просто ради обретения удачи в лове. Что ж, после получения редкого и потому особо ценного для подводных жителей хрюкающего деликатеса сети действительно бывало трудно вытащить из воды. А если мужская часть ама порой активно помогала тем нурэ-онна, что из Врат, увеличить своё поголовье — то повышенние количества и особенно качества добываемого жемчуга заставляло молчать об источнике богатства.

/* (яп.) — "люди моря", ныряльщики за жемчугом, съедобными водорослями и моллюсками. По традиции эта профессия в основном женская, но встречаются и мужчины-ныряльщики./

Даже местный храм за хорошую долю в выловленном и добытом закрывал, до поры, глаза на происходящее. Но у всякого терпения, у всякого невнимания к греху бывает предел; и когда одна из незамужних ама родила ребёнка, уже при рождении имевшего острые зубы, пальцы с явно заметными перепонками и кожу с подобием змеиной чешуи, терпение с невниманием лопнули. Не обращая внимания на глухой ропот рыбаков и протесты ама, нечестивое дитя изъяли и "очистили" при помощи сожжения на костре из четырёх священных дерев, обычай жертвоприношения свиньи отменили под страхом смертной казни через опять-таки сожжение, а "развращённую" общину ама всю, как есть, до последнего младенца переселили на противоположный конец Сацуто в обмен на тамошнюю, более богобоязненную общину.

Полагаю, морские демоны, обитающие в поселении Врата, обошлись бы без своей свиньи. Деликатес, да, к тому же престижный — за право угоститься таким мясом кочующие демоны порой приносили на обмен такие диковины, каких в других поселениях не видели сезонами и годами. Но лишь деликатес, а не что-то жизненно важное. Нурэ-онна, оставшиеся без возможности стать матерями — это уже серьёзно. И всё же демоны с присущим им терпением сумели бы переждать, перетерпеть скудные года, пока новые поколения ама, вынужденные сосуществовать с морскими обитателями, не приноровятся сызнова к нарушению храмовых запретов.

Но вот сжечь ребёнка мидзу-нага, к тому же не простого, а второго сына старейшего аякаси Врат Тёпло-Сладких Жемчужных Полей...

Это люди и обычные звери, как существа, вполне гармоничные, плодятся без лишних забот и трудностей. Для демонов рождение новых поколений, если вообще возможно, сопряжено с целой свитой различных осложнений. Для мидзу-нагов появление новой жизни — священно; появление же ханъё* от соития с человеческой женщиной, причём жизнеспособного и без гибели матери — явный признак благословения и редкостной удачи. Без таковых просто не имелось бы шансов на объединение крови Многоруких с кровью потомков Дзока-но сансин.

/* (яп. букв.) — человек-ёкай, или попросту полудемон./

Но эти самые потомки, причём не получившие схожего благословения и потому ревнивые к чужой славе, погубили дважды благословенное дитя. Причём позорным, противоестественным способом! Ввергли в несчастье мать ханъё. Разрушили мир и гармонию, существовавшие исстари меж жителями разных стихий...

Не могу сказать, что рассказ Урр, открывший мне причины войны, принёс облегчение. Понимание? Да. Облегчение? Вряд ли. А слова Акико усугубили впечатление.

Строго говоря, пятихвостая всего лишь передала мне то, что услышала от Людоглава. Тут надо рассказать подробнее о саме-они, вернее, об особенностях их возвышения. Выделяющиеся грубой физической мощью, при классовом переходе эти низшие демоны обычно превращаются в ванидзамэ, становясь ещё сильнее и агрессивнее. Обретаемая при этом способность чаще всего относится к классам аливатшу и хелеватшу, то есть опять-таки связана с телесными качествами. Но Людоглав до своего возвышения провёл много времени около разлома Ху-Кутурэ, и это самым очевидным образом сказалось на его облике.

Вместо акульей головы он приобрёл некое подобие головы человеческой; вместо телесной мощи — шиватшу ухода-в-тени; вместо обычной для своего вида кровавой ярости по любому поводу — созерцательное любопытство. Не имея более акульей головы и жабр, он уже не мог жить под водой. Впрочем, на суше ему нашлось и место, и дело. Со временем, причём довольно быстро, он достиг второго классового перехода, сделавшись высшим демоном. Это привело к великому почтению со стороны саме-они и даже буйных ванидзамэ, так как вообще-то очень мало кто из демонов этого вида становится аякаси; тем самым старые связи Людоглава с морской роднёй укрепились, а связи новые, с жителями суши, окончательно сделали его своего рода посредником в контактах между подводным миром и миром тверди.

Акико не могла пройти мимо контакта со столь ценным своими знакомствами существом, а сам Людоглав не мог оставить в стороне историю вокруг рождения злосчастного дитя мидзу-нага и ама со всем, что за ней последовало.

Продолжилась же она, со слов Урр и кицунэ, так.

Дед сожжённого, тот самый старейший аякаси Врат — всё ещё не Великий, но определённо заслуживший титулование Древнего не менее половины тысячелетия назад — явился в тот самый храм, где принимались роковые решения. Неведомо, о чём велись речи между старшим нэги и змеем-из-моря: цем-печати не позволили подслушать беседу даже тем, кто хотели бы сунуть свои уши туда, куда их не приглашали. Но точно известно: когда Спокойно Текущий вновь покинул сушу, дух его полностью вышел из соответствия собственному имени. И ещё: старшего нэги, с подачи которого сожгли внука Древнего, после той беседы нашли умершим от утопления... что является для каннуси Кагуцути смертью столь же позорной, как позорна для потомка мидзу-нагов смерть на костре. То явно стало местью аякаси. Жизнь за жизнь.

Увы, удовлетвориться одним лишь старшим нэги Спокойно Текущий не пожелал. Когда стало ясно, что распоряжения покойного жреца выполняются с прежней исправностью, жители Врат Тёпло-Сладких Жемчужных Полей ступили на кривую тропу мидзакуму. Отсутствие свиней они начали заменять, утягивая под воду рыбаков и ама. Отчего промысел даров моря в округе, что ранее щедро кормил десятки тысяч местных жителей, резко сошёл на нет. Более того: начались налёты демонов на прибрежные поселения. Счёт исчезнувших людей пошёл на десятки.

Разумеется, такое неподобие привлекло внимание магов. А именно — Хига, под чьим покровительством находилась территория, где всё это происходило. (На этом месте я мимолётно пожалел, что так и не обзавёлся достаточно обширной сетью шпионов; впрочем, даже если б мне всё это стало известно раньше — что толку? Чем бы мне помогло знание уже свершившегося? Всё равно свободно действовать на землях Хига я бы не мог... ох уж эта клановая вражда!). Следует отдать должное паре Акако и Нибори: сходу лезть в драку они не стали, разобравшись же с причинами ситуации, первым делом призвали морских демонов на переговоры. И вполне успешно примирили тех с людьми... во всяком случае, большинство жителей подводного поселения охотно вернулось к той самой, освящённой веками мирной жизни: рыбаки жертвуют свинью, за что получают удачный лов, ама ныряют спокойно, а чем уж они занимаются с морскими демонами вдали от посторонних глаз — это их личные дела.

Однако кое-кому уже пролившейся крови показалось мало. Спокойно Текущий покинул Врата, причём не один. А потом начали исчезать отдельные суда и целые конвои...

* * *

Я прибыл на место, получив сигнал одноразовой печати, спустя малую черту. Потому что ждал неподалёку... для умеющего летать. Мягко опустившись на почти не взметнувшийся песок рядом с Акико и коротко поблагодарив её, я пошёл вперёд. Туда, где возвышался глыбой чистой стихийной мощи мидзу-наг.

Если ростом мой будущий собеседник превосходил меня вдвое, а весом — самое малое раз в десять, то в объёме сеф он имел четырёхкратное преимущество. Действительно, ещё не Великий, но с простыми аякаси не спутаешь. Я даже на Шани-Сю не видел никого, способного потягаться годами и мощью со Спокойно Текущим. Приближающихся к нему — да, видел. Например, того же недоброй памяти Дзорто. Но чтобы демон одним взглядом немигающих змеиных глаз сверху вниз мог втоптать в землю... такие ощущения оказались для меня внове. И не обрадовали.

С простыми аякаси? Ха! С каких пор высшие демоны для меня стали чем-то "простым"?! Ну да ладно, не о том речь.

Остановившись в сорока шагах и не обращая внимания на замерший в тени скалы около мидзу-нага силуэт Людоглава — всё внимание на Древнего! — я исполнил самый продолжительный и глубокий сайкэйрэй за последние десять лет.

"Почтительнейше приветствую старейшего. Моё имя — Мичио, и я имею честь возглавлять клан Мефано. Также именно я просил об этой встрече".

"Зачем ты явился сюда?"

Ух!

Один короткий вопрос — и голова гудит, словно по ней щедро, не жалея силы, врезали мешочком, плотно набитым песком. Вполне вероятно, что какой-то год назад я бы просто рухнул на месте от подобного удара. Ну а сейчас... полыхнули во внутреннем мире влитой сеф знаки Нерушимой Воли, и ревущий, словно цунами, вал чужой воли обратился штормовой волной, что яростно, но бессильно отползает обратно после встречи с волноломом.

Да, эта защита готовилась против богов, а не демонов. Но она сработала, и это главное. Что ж... первое испытание следует признать удачным. Даже если переговоры зайдут в тупик, можно считать, что встреча со змеем-из-моря уже окупила свои риски. Частично.

"Я хотел узнать, какова природа идущей сейчас войны".

"Поясни!"

Хм. А Древний на самом деле отлично умеет дозировать силу своей Речи. Что и ожидалось. Не мог тот первый удар быть случайным, не мог!

Потом обдумывание с анализом. Сейчас — ответ:

"Некоторое время тому назад я предпринял ряд шагов к усилению клана Мефано. Ещё до того, как возглавил его. И у меня имелись основания считать, что это не понравится хранителям гармонии мира. Я просил внучку Великой Широгицунэ передать вам некоторые подробности той истории, поэтому не стану сейчас останавливаться на них. Некоторое время я терялся в догадках, почему сиятельные небожители и их земные слуги бездействуют; когда же начались нападения на морские конвои, часть вопросов получила свои ответы. Но часть вопросов не изменила своей природы. И пусть не покажется вам, старейший, неподобающим простой и прямой вопрос... что именно движет вами, для чего отправляете вы убивать и умирать детей моря? Ненависть к людям и месть, стремление к мечте, память и боль, холодный, как подводные бездны, расчёт — что?"

Во время моей недолгой безмолвной реплики глыба мидзу-нага впервые шевельнулась. Как раз после того, как в Речи проскользнула цепь образов, соответствующих словам "отправляете убивать и умирать". Чуть ли не помимо рассудка, чистым интуитивным озарением я внезапно понял, что Пасынок Ика — первый аякаси, павший жертвой войны вместе со своим наперсником-каппа — был первым, старшим сыном Спокойно Текущего и аники незадачливого отца ханъё.

Понимание я постарался скрыть так быстро и глубоко, как только мог. Что, спасибо помощи Духовного Двойника, вроде бы удалось. Успеху переговоров, и без того сомнительному, раскрытие такой неприятной правды никак не поспособствовало бы.

"И что же изменит мой ответ, даже если ты его получишь?"

"Моего долга, как человека и мага, не изменит он. И гармонию мира... не поколеблет. Но выстроить свою маленькую гармонию внутри большой... чем плохо?"

"Я отвечу тебе. Но сначала попрошу ответить на свой вопрос".

"Справедливо, старейший. В меру своего разумения я дам ответ за ответ".

Мидзу-наг выдержал паузу, внимательно рассматривая меня, изучая своими чувствами. Я, сколько мог, старался сохранить под этим давлением равновесие духа и тела. Не могу сказать, что получалось идеально, но всё же скорее получалось. Хотя знаки Нерушимой Воли в этом почти не помогали, ведь Спокойно Текущий более не использовал грубую демоническую мощь.

И вот вопрос "прозвучал". Куда более ёмкий, благодаря использованию подразумеваемых слоёв Речи, чем простые звучащие слова:

"Почему тебя заботят нужды краткоживущих Мефано, маг Мичио?"

Мгновения чистой искренности:

"Потому что я хочу сделать свою месть по-настоящему красивой, старейший".

"Месть..."

"Не совсем так. Скорее — месть. Если вы понимаете меня".

"О. Я... понимаю. Моё стремление к мечте также растоптали, и что ещё нам остаётся? Ну что ж. Надеюсь, маг Мичио, мы сумеем договориться насчёт Сосудов..."

"Сумеем. Через внучку Широгицунэ и Людоглава вы узнаете всё нужное. Но... прошу вас, старейший, помните, что время на вашей стороне".

Мидзу-наг с неожиданной, истинно змеиной стремительностью приблизился, заодно сильно "опуская" своё громадное тело — и всё равно оставаясь на три локтя выше меня. Впрочем, я не ощутил истинно убийственного намерения. Только сдержанный гнев и почти не сдерживаемую насмешку. И потому остался на месте.

"Советуешь?"

"Напоминаю*".

/* — прямой аналог поговорки "только раб мстит сразу, а трус — никогда" входит ни много, ни мало, в избранные речения Совершенного Мудреца, вошедшие во вторую триаду Священной Дюжины. Но это, как и многое иное, остаётся в диалоге мага и демона подразумеваемым фоном./

Внезапно Спокойно Текущий отверз уста. Я не ожидал, что он вообще способен говорить на людской манер. Оказалось — может. Более того: низкий даже для баса, словно бы одним своим звучанием колеблющий мир, голос Древнего змея оказался красив и страшен:

— Северный ветер,

что солью морской пропах,

и в горы летит -

силы свои сохрани,

доживи до рассвета.

Я даже не сразу понял, что он сказал.

А меж тем мидзу-наг развернулся и проскользил прямиком в родную сихию, скрывшись в волнах без всплеска. Можно сказать, встреча завершилась удачно...

Ведь можно, правда?