— Ну, соблазнять гордецов из Старшего Клинка вы изначально не собирались, верно?
— Верно. А теперь оставим словоблудие. Ты понимаешь своё положение, Рюхей... или как там тебя зовут на самом деле, демон?
Что?
— Я не демон! — выбитый из седла, я даже оставил шёпот в пользу голоса... в горле, конечно же, немедленно запершило.
Сора хрипло рассмеялась.
— Вот только не юли и не пытайся лгать, Рюхей. "У меня никак не получается совместить выделение сеф и её разгон. Может, доблестная ведьма подскажет ничтожному, что я делаю неправильно?" — сказал мне при встрече некто неполных шести лет при нашем знакомстве. Некто, при этом воспитанный не при дворе, а в борделе. Да и потом ты тоже не особенно скрытничал. Так что не юли, ещё раз повторю.
Реальность вокруг меня шаталась с хрустом и треском. Так что я поневоле уцепился за те куски, в которых ощущал уверенность... или хотел ощущать:
— Я не демон. Я человек!
— Да ну.
— Я просто помню своё предыдущее воплощение, не более!
— Вот как. Выходит, ты ещё моложе и слабее, чем я думала. Я вот уже в четвёртом теле землю топчу.
Что?!
— Да-да, от меня можешь не таиться... собрат, — Сора хохотнула. Веселья, правду сказать, в этих звуках не слышалось. — Я тебя не выдам.
— Ты шутишь? — выдавил я.
— Ничуть. Мне не выгодно сдавать тебя, потому что я не хочу расставаться с этим телом до срока. Это не полезно для моей силы, и так при смерти теряется... слишком многое. А ты ведь не станешь молчать, если я выдам тебя.
Я бы закрыл глаза, если бы они и без того не были закрыты.
Что я, в сущности, знаю о демонах? Не так уж много на самом деле. Считается, что демоны злы или, реже, равнодушны (и совсем редко — добры); они отнюдь не всегда отличаются выдающейся силой — иначе люди в стародавних войнах с нечистью не одержали бы верх, загнав их в пустыни, пещеры, чащобы и глубины океанов. Однако у демонов есть черта, роднящая их с небожителями и благими земными ками: они бессмертны. Это общее ватшу для всего их поганого племени, противного естественному мироустройству и человечеству. Одной из примет демонов, благодаря которой они и опознаются, является уродство. Чаще явное, реже — скрытое.
А ещё возможно перерождение в демонов. Это известно точно. Демоном может стать и животное, и растение, и даже некоторые неживые предметы. Но самые опасные демоны — хотя бы потому опасные, что в среднем они умнее каких-нибудь диких тануки или нэдзуми — бывшие люди. Мононокэ, юрэй и фунаюрэй, нукэкуби и рокурокуби, нопэрапоны, йома и они, гаки... много их, нечистых, всех и не перечислишь.
Что я знаю о перерождениях? Если не считать, что как минимум один раз испытал таковое на себе? Что в прошлой, что в нынешней жизни я не был завсегдатаем храмов и не особенно-то внимал тому, что вещают каннуси с мико. Однако основы, изложенные в Священной Дюжине, мне памятны. Воплощаясь, душа принимает на себя управление телом. Как всякий господин, душа несёт тяготу ответственности за действия тела и разума, очерняясь грехами, очищаясь духовными заслугами, а после смерти тела попадает в безвременье Призрачного Мира. Безвременье, да... и забвение, что от начала времён идут рука об руку.
Выдающиеся практики Пути Духа, избранные и просветлённые, способны вспомнить кое-что из своих предыдущих инкарнаций. Конечно, далеко не каждому каннуси такое доступно. И к тому же воспоминания о прошлых жизнях приходят к людям зрелым, так что обладание такой памятью для ребёнка действительно выглядит... подозрительно.
А теперь вопрос. Даже два.
Может ли бессмертие демонов, некоторых, обеспечиваться сохранением памяти о прошлых жизнях? Таким, каким только что хвасталась передо мной Сора.
И не перешагнул ли я сам с той своей Формой, сотворённой в Обители Поднебесного Успокоения, черту, отделяющую людей от демонов?
Какие... интересные вопросы.
— Ты вообще слушаешь, что я говорю? — голос приёмной матери... м-да... хороша мамочка! её хрипловатый голос гудёл раздражением. Пока что лёгким.
— И слушаю, и думаю.
— Ду-у-умаешь?
— Да. Ты-то маскируешься хорошо, никак не могу понять, к какому виду... тебя относить.
— Онрё, — хмыкнула Сора. — Точнее, мононокэ, раз уж я вполне уютно ощущаю себя во плоти и предпочитаю это состояние бестелесности. Ну как, легче стало?
Значит, онрё. Разгневанный дух, чаще женский, явившийся обратно на землю ради мести своему живому обидчику. Хм...
— Ты уже отомстила?
— Давно. Поэтому слепой злобой, как ты мог заметить, не страдаю. Я, как, очевидно, и ты — из нейтральных демонов. Так что, малец, вернёмся к основной теме?
— А она есть, основная?
— Да. Твоё состояние, вот основная тема на данный момент, кхех.
— Слушаю.
— Ишь ты... слушает он.
Отбросившая скрытность Сора стала как-то язвительнее и сварливее. Не связанная маскировкой под молодую женщину, она также утратила свою обычную деловую немногословность.
Похоже, решил я, онрё она стала, прожив длинную жизнь. Это "ишь ты" — не только примета устаревшей речи, но и... какой-то старушечий оборот.
— Раз слушаешь, должен понимать: лечить тебя никто не будет. Старшим Арашичиро на тебя плевать, а у меня денег нет.
— Есть.
— Таких — нет, — отрезала Сора. — Или ты знаешь пару мест, где закопаны богатые клады?
— Кабы знал, не стал бы рисковать с вхождением в клан.
— Ну вот. А ждать, пока наша Джунко усовершенствует свои навыки, слишком долго. Ты и сам должен знать: лучшее исцеление — быстрое исцеление.
И это так. Чем больше времени проходит с момента получения травмы, тем сложнее лечить её последствия. Свежеотрубленную руку может приставить на место даже посвящённый... да что там, даже, наверно, Джунко справится, учитывая её развившееся сродство с Деревом. А вот чтобы отрастить руку, потерянную год назад, нужен не менее чем опытный мастер-целитель...
А о мастерах, выращивающих новые глаза, я даже не слышал. Только про считанных искусников, приживляющих донорские. Но те ещё надо где-то добыть... и всё равно операция получится не по средствам ученику из принятых.
— Да, — шепнул я.
— Надеюсь, ты сам понимаешь, к чему я клоню, — почти проскрипела Сора.
— Да, — шёпот ещё тише.
Я не стал спрашивать, предложила ли бы она мне такой же выход из... положения калеки, если бы считала меня обычным смертным.
Предложила бы.
А то, что она ощущала некую вину за происшедшее... её извинениями стало раскрытие своей сути. Разговор демона с... демоном. Точнее, бессмертной с бессмертным. Вполне могла ведь и не признаваться, ибо я никаких подозрений не питал.
— Тогда я оставлю тебя. Надеюсь, к моему возвращению ты примешь нужное решение.
Прошелестела дверь, сдвигаясь в сторону и снова закрывая проход.
С уходом наставницы из меня словно стержень вынули. Слишком много сразу навалилось на меня. Слишком. Даже для демона... если я демон.
Я хотел заплакать... но не вышло. Отчаяние утонуло в пелене безразличия. Словно ждущий меня Призрачный Мир уже начал очищать мою душу милосердным забвением.
Но я не хотел забывать себя! Не хотел!
И что-то во мне словно бы сдвинулось, со щелчком вставая на место. Как выбитый из своей сумки сустав.
Изменить прошлое — не в моих силах. Этого, наверно, даже боги-миродержцы не могут. Зато я могу что-то сделать здесь и сейчас. То, на что намекала Сора, только... иначе.
Тогда, в Обители, мне пришлось собирать природную сеф, компенсируя недостаток своей. Но там и тогда я был слаб. В разы слабее меня-нынешнего. Хватит ли резерва у ученика Арашичиро Рюхея — ученика, по резерву тянущего на посвящённого! — для того, чтобы повторить единожды удавшийся фокус? Без страховочных контуров цем-печатей, без якоря в материальном мире, вообще без подручных средств?
Если даже не хватит, не так уж много я теряю. Всего-то жизнь калеки, живого укора и живой обузы для моей новой семьи.
Отказавшейся от меня семьи...
Прочь эти мысли. Ибо они злы. Участи онрё я себе не желаю!
Ха. Участи онрё? А как тогда меня называть? Сдаётся мне, что ещё одно перерождение не естественным путём окончательно сделает меня демоном, пусть и безымянной разновидности, и не заслуживающим места среди сил зла.
Сделает демоном? Пусть даже так. Я слишком хочу жить!
Наверно, плохой из меня верующий...
Шипя от боли, я свёл руки в мудру средоточия и разогнал Очаг, как не разгонял его ещё никогда в обеих жизнях. И на пике разгона буквально рухнул во внутренний мир.
* * *
Вечно цветущие сливы стремительно роняют лепестки. Обычно просто низко висящие, облака налились грозовым свинцом и мчатся куда-то с пугающей скоростью. Тревожно шелестит листва, круглое озеро рябит от ветра всё сильнее. А я, презрев своеобычно неспешное достоинство придворного, со всех ног мчусь вниз, к озеру, чтобы успеть... просто успеть.
Земля под ногами ощутимо дрожит.
Страшно.
Лодки у озера нет. На миг замерев, снова срываюсь с места — и мчусь прямо по воде, как посуху, пользуясь Лёгким Шагом. Воронки водоворота в центре тоже нет, но и это меня не останавливает. С разбега, вытянув тело живой стрелой и изогнувшись в длинном прыжке, ныряю в самый центр своего мира.
Провал.
Тьма.
И второй уровень — как ревущий тайфун, гневный, необоримый.
Всем существом сжимаюсь в песчинку, в точку, плотный клубочек чистой жажды жизни. Надеясь всё-таки уцелеть, поперёк всех и всяческих расчётов.
И тайфун с презрением вышвыривает меня прочь.
Оборот третий (1)
Итак, мне — то есть моему телу — снова пять. Почти. И оно снова мужское... в будущем. До созревания ещё ждать и ждать. Нынче меня зовут Акено*. И я уже привык откликаться на это имя.
/* (яп.) — "ясное утро"./
В отличие от предыдущего воплощения, в этом у меня сразу была фамилия: Оониси. Не самая редкая, скажем прямо. Чаще встречаются разве что Судзуки, Сайто и прочие Накамура. То, что я теперь Оониси, я запомнил гораздо раньше, чем своё имя... потому что ко мне обращались в основном "малыш". Или "бедняжка". Или "больной".
Иначе как насмешкой судьбы не назвать моё нынешнее положение. Сбежать через реку смерти от жизни калеки — и оказаться в тельце столь хилом, что без моей активной помощи оно, пожалуй, не протянуло бы на этом свете и дня! Буквально ни дня, никаких преувеличений.
Видимо, груз кармы отягчил мою судьбу. Иначе я не могу объяснить этого.
Надо заметить, что Оониси Макото (тоже не самое оригинальное имя, да), мой отец, — не из простых людей. Мы живём в летней, северной столице княжества Ниаги, точнее, северо-западной, на одноимённом большом острове; и в этой самой столице есть, разумеется, городская управа. Довольно большая и многочисленная, благо, что сам город (называемый Ёро) весьма велик. Не меньше сотни тысяч жителей только в пределах второго кольца стен! На такое количество ртов даже не хватило одного акведука, поэтому полсотни лет назад закончили строительство второго... после чего Ёро разросся ещё сильнее. Так вот, Макото состоит при городской управе старшим над Благословенным Цветком Вспомоществования Управлению.
Одним словом, Оониси Макото — люай.
Или расчётчик. Но слово люай*, заимствованное у имперцев, короче, да и точнее, поэтому обычно пользуются именно им.
/* — при записи местным аналогом кандзи наименование этой профессии состоит из двойного иероглифа; компонент "лю" означает буквально "деньги", "ай" — "распределение". Однако первый компонент также можно записать как "ценность", а второй как омоним слова, означающего "(относящийся к) разуму". Более подробные пояснения к работе люай будут приведены ниже непосредственно в тексте повести./
В должностные обязанности отца входят далеко не одни только расчёты. В Благословенный Цветок входит составной частью и архив городской управы, и надзорная служба, занимающаяся проверками действий чиновников, и ещё, наверно, много всякого, о чём я по малолетству пока не узнал (так как не спешу узнать). Есть, однако, нюанс, который и предопределил мою судьбу.
Все люай имеют профессиональный дисбаланс сущности. Для того, чтобы хорошо и быстро выполнять свои должностные обязанности, они используют преображение сеф в суго. Отец Макото тоже был люай, и отец его отца, и ещё минимум на дюжину поколений вглубь веков. Оониси, таким образом, — полноценная династия, и особенности семьи со временем прогрессировали. А итог... его я ощущаю на себе.
Болезненное, искажённое веками наследственного отбора существо. От самого рождения обладающее невероятными запасами суго. Скромным (но отлично контролируемым) количеством сеф. И исчезающе малой ци. Дисбаланс суго и ци во мне столь чудовищен, что, как я уже сказал, без помощи моего недетского разума выжить Оониси Акено не смог бы. Умер во младенчестве. Как умерли мои покойные старшие братья и сестра.
Хорошо, что ещё в прошлом воплощении я отработал использование Духовного Двойника и мог почти без отрыва бдеть, радея о здоровье тела. Когда взрослые отворачивались, я даже, наплевав на шанс раскрытия моей тайны, складывал непослушные младенческие пальчики в девятую мудру, более известную как мудра аскета, и упорно преобразовывал, преобразовывал, преобразовывал суго в ци. Всеми силами выправлял дисбаланс. Когда на меня смотрели — просто размеренно дышал, медитируя и с пусть меньшей эффективностью, но прежним упорством преобразуя суго в ци. И нормализуя по мере сил круговорот жизненной энергии, которую так и норовил пожрать ненасытный мозг. К счастью, моё хирватшу продолжало развиваться, поэтому почуять, смотрят ли на меня в какой-то определённый момент (и при нужде моментально затаиться, оберегая свою тайну), не составляло ни малейшего труда.
Неудивительно, что я прослыл апатичным, едва жизнеспособным ребёнком. Первые два года я просто не рисковал отвлекаться на что-либо, кроме борьбы за выживание своего третьего тела. То есть лежал, дышал, молчал. Без отрыва от этих занятий пил материнское молоко и глотал растёртые кашицы: овощную, фруктовую, рисо-рыбную, реже рисо-мясную. Практически постоянно молчал, намекая матери и наёмным нянечкам, что пора менять пелёнки, не обычным возмущённым рёвом здорового младенца, а лишь вежливым похныкиванием, больше похожим на кашель или кряхтение.
Да чего там, я даже глаза почти не открывал!
Регулярно приглашаемые обеспокоенными родителями медики, проводя осмотры, щупали меня Целительным Касанием, пара даже использовала диагностические цем-печати. И дружно говорили то, что я знал и без них: дисбаланс энергий, переразвитие суго в ущерб ци, угнетение почти всех девяти органов* и жизненных функций в пользу слишком активно работающего мозга. Советы целителей также не отличались разнообразием. Все они рекомендовали понемногу отпаивать дитя подогретым красным вином с пряностями, регулярно — не реже двух раз в день! — растирать моё хилое тельце мазями, предотвращающими застой телесных жидкостей (самыми популярными оказались смеси на основе листьев фаш, толчёного жемчуга и крапивы). А ещё добавлять в питьё и еду стимулирующие добавки с горным мёдом и женьшенем.
