Долорес Амбридж держала безнадёжно испорченное Кровавое Перо. Стальной наконечник был изувечен, — похоже, его поставили на твёрдую столешницу и давили, пока половинки острого когтя не разъехались в стороны и не изогнулись под немыслимыми углами. Затем варвар нажал на хвостовик, удерживающий наконечник пера в креплении, и отломил его, разломав пишущую часть пера на три куска. После этого Поттер снял серебряный держатель для наконечника со стержня пера и подсунул его под ножку стула; семь часов ёрзания на стуле превратили цилиндрический зачарованный держатель в тонкую и безжизненную металлическую полоску. В довершение разрушений, Поттер сломал стержень пера, расщепил и обломил его так, чтобы тот образовал остриё. Это остриё Поттер обмакивал в самые обычные чернила, очевидно, из притороченной к поясу чернильницы, которую Амбридж и не подумала отобрать. Подлец выводил строчки ими! А рука у него, видимо, просто занемела после стольких часов сжимания тонкого стержня пера.
Минус один крайне полезный артефакт, и никакой крови Поттера для ритуалов. Паршивец даже оборвал край пергамента с единственной каплей его собственной крови — и унёс его с собой.
Долорес Амбридж запрокинула голову к потолку и издала ещё один потрясающе злобный вой.
* * *
Обновление 15.02.14
Огромный манор, выстроенный в неоготическом стиле, изо всех сил старался показаться злобным, страшным и угрожающим. Не то чтобы у него это получалось. Розовые кусты на клумбах были чуть более яркими, чем следовало, плющ, обвивавший южную стену, чуть более зелёным, а белый камень крыльца словно насыщал осенний вечер собственным сиянием. Мужественные атланты, стоящие на контрфорсах и подставившие крутые плечи под балконы, щеголяли широкими дебильными улыбками, которые совершенно не сочетались с тяжеловесностью каменных конструкций, опирающихся на их спины. Сами тяжёлые опорные конструкции балконов тоже совершенно не подходили к лёгкой, ажурной каменной паутине перил. Сочетание милых мускулистых здоровяков под балконами и уродливых горгулий на крыше было просто чудовищным. В общем и в целом, манор производил впечатление трогательного пушистого котёнка, вообразившего, что он злобный, жуткий и крайне опасный тигр.
Возникший прямо перед воротами человек привычно окинул взглядом всё это несочетаемое великолепие и тяжело вздохнул.
— Надо будет намекнуть Дринки, что это просто преступление, — давать атланту, на плечи которого давит балкон, лук и стрелы купидона, — вздохнул Люциус Малфой и потянул на себя скрипучую калитку.
С тех пор, как этот мальчишка Гарри Поттер освободил его домового эльфа, поместье потихоньку... Преображалось.
Рынок рабочих рук в последнее время был совсем ни к чёрту, домовыми эльфами обзаводились все, кто мог их себе позволить. Наличие домового эльфа стало таким же показателем статуса, как раньше — инкрустация волшебной палочки драгоценными металлами (ухудшающая её магические характеристики, но зато стильно выглядящая; она демонстрировала всем вокруг, что у мага нет нужды колдовать, зато денег куры не клюют), а ещё раньше — изготовленная вручную метла спортивной модели. К сожалению, домовые эльфы получали оплату не золотом или товарами, а какими-то магическими энергиями, в которых сам Люциус разбирался слабо, поэтому при найме эльфа достойные и уважаемые магические семейства практически не получали преимуществ перед недостойными и неуважаемыми. Это, увы, позволило эльфам задирать свои длинные носы и выбирать, к кому они пойдут служить, а к кому нет. Гвоздём в гроб старого мира для Люциуса было сообщение, что Перси Уизли, недавно отпочковавшийся от своей сумасбродной рыжеволосой семейки, обзавёлся собственным эльфом.
Высокий статный блондин удручённо покачал головой, шагая по посыпанной гравием дорожке к крыльцу усадьбы. Куда катится мир! Перси Уизли — владелец собственного эльфа! Он же снимает комнату в мансарде над ресторанчиком полоумной миссис Пшешбжински, из-за чего его пиджаки пропахли борщом, кашанкой и бигосом, а каждое его появление в кабинете заставляет всех присутствующих переключаться на мысли о еде! С другой стороны, парню можно позавидовать, — он снял комнату почти в центре Лондона за смешную сумму, и всё потому, что сумел выговорить фамилию владелицы ресторана...
Поскольку размножение — пожалуй, единственное занятие, в котором домовые эльфы не преуспевали, с одной стороны, хороших домовых эльфов расхватали никчёмные личности уровня Уизли, а с другой, немногие оставшиеся взвинтили цены на свои услуги. И после освобождения Добби, рассказавшего всем, кто соглашался слушать, о том, как Малфои с ним обращались, Малфоям пришлось нанять не того эльфа, которого хотелось бы, а того, который согласился. Точнее, согласилась.
Дринки, вечно удивлённая, постоянно смешливая эльфийка, пошла в услужение только потому, что она была слишком весёлой и шебутной для детского садика. В это надо вдуматься: слишком весёлая и слишком шебутная — для детского сада! И это существо сейчас занималось хозяйством в его доме! Хотя, надо признать, с хозяйством она управляется неплохо. Правда, Люциус так и не смог объяснить ей, зачем ей наказывать себя за дурные мысли о хозяевах. И если он даст расчёт ей, то следующий кандидат не будет управляться с хозяйством и вполовину настолько же хорошо. Поэтому придётся терпеть. Терпеть саму Дринки и терпеть её попытки внести толику жизнерадостного смеха в размеренную, серую и унылую жизнь рода Малфоев.
Люциус Малфой приблизился к высокой двустворчатой двери. Дверь почувствовала приближение персоны, которой было позволено входить внутрь, и начала бесшумно открываться. Люциус окинул осторожным взглядом косяк двери в поисках чего бы то ни было необычного. Ничто, кроме петель, не нарушало ровный поток тёплого желтоватого света, обрисовывающего контуры дверей. Люциуса это не успокоило.
После двух лет жизни в одном доме с этой эльфийкой Малфои выучили назубок: открывать двери нужно очень осторожно, на банановые корки наступать нельзя, рассыпанные по полу шарики в темноте абсолютно не видны, а в любом месте коридора на уровне щиколотки может быть натянута верёвка. Причём Дринки было бесполезно ругать за эти её идеи: она пребывала в абсолютной уверенности, что каждая такая выходка невероятно забавна и должна веселить всех участвующих, и прежде всего саму жертву[115]. Поначалу Малфои пытались её ругать за такие методы внесения живительного смеха в их скучную повседневность. Дринки очень серьёзно выслушивала нотации, записывала самые заковыристые матерные выражения для последующего изучения, после чего трогательно просила прощения и обещала, что больше не будет. В этом крылась главная опасность: она свято держала своё слово и больше никогда не повторяла вызвавшую неудовольствие шутку. К сожалению, она не страдала отсутствием изобретательности.
Малфои и Дринки уже почти привыкли друг к другу, установив некое подобие паритета: не реже раза в неделю кто-то из Малфоев попадался в одну из сравнительно безопасных шуток эльфийки и начинал громко, заливисто смеяться. За это она вела их домашнее хозяйство — образцово вела, прилежания и старательности у неё было не отнять, хотя опыт работы в детском саду сказывался и на этой сфере её деятельности. Но, что важнее, она не пыталась изобрести новые способы развеселить своих хозяев, раз уж старые ещё работали.
И тут из мёртвых восстал Тёмный Лорд. И осчастливил своего верного слугу тем, что выбрал своей резиденцией его скромную усадьбу. Из-за чего она стала напоминать проходной двор, посещаемый личностями, большинство из которых сам Малфой, будь на то его воля, сослал бы в Азкабан пожизненно (а остальных — посмертно). И которые — что важно — понятия не имели о достигнутом с Дринки паритете.
Люциус замер на пороге и медленно ввёл трость в створ двери. Ничего не произошло. Малфой постучал кончиком трости по верхней части косяка. Снова ничего не произошло. Люциус облегчённо вздохнул и вошёл в открывшуюся дверь:
— Дорогая, я дома!
Мелодичный голосок Нарциссы отозвался из глубины особняка:
— Да, милый, проходи в Малую Голубоватую Столовую, я попрошу Дринки подать нам ужин.
Люциус воспользовался холуем[116], чтобы снять туфли, затем сбросил плащ и встряхнул его, очищая пропитанную зельем ткань от дорожной пыли. Конечно, было бы приятнее отдать плащ слуге, но человеческих слуг в поместе Малфоев не держали, а Дринки была ростом по пояс Люциусу, и помощи в одевании оказать не могла. Богато украшенная серебром трость из чёрного дерева заняла своё место в подставке для тростей. Голова змеи, сверкая изумрудами на месте глаз, осталась в руке Малфоя, пока он переносил свою палочку из трости в поясные ножны. Затем Люциус надел мягкие пушистые тапочки, прошлёпал через всю прихожую к одиноко стоящему столику, бросил в стакан три кубика льда, щедро оросил их медвяно-жёлтой жидкостью из стоящего рядом кувшина и пригубил получившуюся смесь.
Из дверей за его спиной выплыла Нарцисса. Люциус увидел её отражение в полированном дереве и развернулся к жене. Сердце кольнуло: под глазами Нарциссы набрякли чёрные мешки, кожа была нездорового оттенка, а лёгкое дрожание рук свидетельствовало об усталости.
— Как ты провела день, дорогая? — спросил Люциус жизнерадостным звонким голосом, изучая каждую морщинку на лице обожаемой женщины. Один только внешний вид его любимой свидетельствовал, что день она провела паршиво. — Кто у нас? — продолжил он еле слышно.
Нарцисса подошла вплотную и обозначила поцелуй, которым жена приветствует вернувшегося с работы мужа, когда в доме есть посторонние.
— Ой, я ни на минутку не переставала думать о тебе, — с широкой улыбкой защебетала она. — Сначала Питер играл нам на рояле. Марш Слизерина, представляешь? Потом Лорд устроил партию в магические шахматы, но ты же знаешь, я совершенно не умею играть в шахматы, поэтому постоянно проигрывала. Фенрир развлекал нас рассказами об охоте, а ещё буквально час назад заехал Северус...
Люциус скривился. Мало у кого в магическом мире было меньше способностей к музыке, чем у Питера Петтигрю. Судя по затаившейся в уголках глаз жены боли, Человек-Крыса терзал рояль не меньше трёх часов. Сам факт того, что он после этого ещё был жив, свидетельствовал о невероятном, просто потрясающем самоконтроле Нарциссы. Потом Нарциссе, увлечённой шахматистке, пришлось поддаваться Тёмному Лорду, да так, чтобы он не заметил, что его партию ведут к выигрышу вместо него. Затем эта шавка Фенрир, наверняка, рассказывал, как он кусал детей, магических и магловских; для него понятие «волчья охота» расшифровывается однозначно. Рассказывать такие истории при матери, чей ребёнок сейчас, фактически, является заложником в логове врага, было бредовой идеей, даже для потерявшего всякую связь с реальностью оборотня. Ну и, наконец, точнёхонько к ужину явился этот ходячий пример глубокой депрессии в сочетании с рекламой шампуня для волос, картинка «до применения». И со всем этим сбро... Народом сейчас придётся общаться, шутить, веселиться и смеяться над их натужными шутками. Малфой закрыл глаза и еле слышно застонал; Нарцисса, услышав этот стон, утешающе похлопала его по плечу.
— Люциус? Эй, Люциус, ты вернулся?
Единственный человек, не являющийся частью семьи, от которого Люциус сносил обращение на «ты», словно возник из тьмы в конце коридора.
— Да, мой лорд, — почтительно согнулся в полупоклоне Люциус.
— Иди сюда, у нас совещание.
Проголодавшийся Малфой тяжело вздохнул. Работа в министерстве приучила его к тому, что, если хочешь запороть какое-нибудь дело, надо созвать совещание на тему этого дела, отвлекая реальных работников от, ну, выполнения этого самого дела. Обогащённые тысячью советов и миллионом придирок, работники будут вынуждены писать пространные ответы на каждое полученное во время совещания предложение, и в результате сама цель совещания будет прочно похоронена. К сожалению, Лорд никогда не занимал административных должностей, если не считать должность диктатора.
— Да, мой лорд, я иду.
— Я скажу Дринки, чтобы она оставила еду подогретой, — шепнула ему Нарцисса. — Иди, тебя уже ждут.
Нарцисса нежно сжала предплечье мужа, подбодряя его. Люциус вернул пожатие, залпом допил жидкость из стакана и отправился в Светло-Зелёный Зал, где уже собрался ближний круг приверженцев Тёмного Лорда.
Широкий овальный стол из тёмного полированного дерева освещался подвесными люстрами с безумным количеством свечей. Магическое пламя — которое, конечно, пламенем не являлось — заливало зал тёплым светом, не давая копоти и не повышая температуру. Во главе стола сидел Тёмный Лорд. Задрапированная в чёрную мантию высокая, худая, бледная фигура с отсутствующим носом, кроваво-красными глазами и длинными узловатыми пальцами напоминала карикатурное изображение инопланетянина из дешёвых магловских комиксов. Вокруг стола рассаживались шестеро Пожирателей Смерти, — ближний круг Волан-Де-Морта, за исключением тех, кто прохлаждается в комфортабельном морском отеле в Северном море, где за пребывание не надо платить, а обслуживающий персонал не избегает поцелуев.
По правую руку от Тёмного Лорда сидел Северус Снегг, как обычно, щеголяя кислой физиономией и сальными волосами. За ним сидели Нот и Эйвери. С другой стороны занимали свои места Алекто Кэрроу и Макнейр. Люциус прошёл к последнему незанятому стулу, качая головой. Уж если разработка тайных планов Тёмного Лорда требует совещательного голоса сестрёнки Кэрроу и Макнейра, единственное достоинство которых заключалось в маниакальном садизме при полном отсутствии ума... Кажется, дело совсем швах. Вот если бы Люциус выбирал себе помощников, он бы обратился к Разии и Гиббону, за которыми, конечно, нужно присматривать, но они хотя бы умеют продумывать действия на несколько ходов вперёд. Да что там, Люциус уже... Но эту мысль он мгновенно и жестоко оборвал. Может, воскрешение и не слишком хорошо подействовало на умственные способности Волан-де-Морта, но его магические способности не пострадали, и он по-прежнему оставался лучшим легилиментом из всех живущих.
— Ну что, господа, все в сборе? — осведомился Волан-де-Морт, сплетая узловатые пальцы.
Кэрроу тщательно осмотрела себя.
— Докладываю: я в сборе, — по-военному чётко ответила она.
— Блондинка[117], — с ноткой презрения шепнул Макнейр Малфою. Малфой откинул свои длинные белокурые волосы за спинку стула и согласно кивнул, приветливо улыбаясь. В его воображении многочисленные, но неумелые подручные свежевали вопящего Макнейра тупыми ножами. Люциус терпеть не мог дискриминации по цвету волос, в отличие от дискриминации по коэффициенту интеллекта, раз уж дискриминация по чистоте крови не дала нужного результата.
Тёмный Лорд улыбнулся:
— Ну, раз вы все здесь, давайте приступим. До меня дошли слухи, что мальчишка Поттер потерял память. У кого есть что сказать по этому поводу?
Северус откашлялся:
— Не вели круциатить, вели миловать! Разрешите, повелитель?
Тёмный Лорд задумчиво кивнул:
