Рука потянулась к 'Двину', но на полпути свернула к 'Camus'. Рюмка обнаружилась тут же, во рту плеснулась теплая, ласковая волна и скользнула водопадом в пищевод. Умеют, собаки, коньяки делать.
Кровь по венам и капиллярам побежала быстрее, разгоняя тепло по телу. Но на душе теплее не стало. Черные мысли не отступали. Артём вышвыривал их в двери, а они лезли в окна, выбрасывал из окон — они проникали через чердак, сталкивал с крыши — мрачные думы и тяжелые подозрения просачивались сквозь стены. Как ни старался Стрельцов отвлечься, не получалось.
А вдруг?.. А если?..
Насколько реально предположение о том, что Райхман и Фомичев вместе или кто-то из них в отдельности готов к экстраординарным мерам? И что делать самому Артёму? К определенным умозаключениям Стрельцов склониться не мог.
То он окончательно и бесповоротно решал, что в головы друзей-компаньонов даже в сумеречном состоянии не забредет шальная идея избавиться от создающего проблемы 'третьего лишнего' и, тем более, давить на него через близких. Не кровавые девяностые же на дворе, в самом деле. Однако, спустя пару минут сумбурных размышлений, Артём приобретал твердую уверенность в том, что моральные барьеры для друзей-компаньонов — не препятствие, и 'заказать' его им — раз плюнуть. Живем-то не в викторианской Великобритании, а в России, где с недавних пор, человек человеку — волк. Как верно отмечали древние римляне, lupus est.
А потом обломками затонувшего корабля снова всплывали сомнения: не засоряет ли Артём мозги напрасными страхами. Может, его метания выеденного яйца не стоят. Не старушка ли Паранойя наведалась под его гостеприимную крышу? И сам себе аргументировано доказывал, что лучше быть живым и здоровым — по крайней мере, физически — параноиком, чем мертвым или покалеченным лохом.
Без второго стакана узел не распутаешь...
Янтарный водопадик брызнул из бутылочного горлышка в рюмку, а затем проследовал проторенной тропкой — вниз по пищеварительному тракту. Общеизвестно, что водка и коньяк — универсальные средства для стимулирования умственной деятельности...нормального русского человека. Недаром же народ извечно апеллирует то к ста граммам, то ко второй бутылке, сетуя на невозможность без них 'разобраться' в сложном, запутанном деле. И, говорят, помогает. Хоть слесарю, хоть доктору. Махнет Петрович или Кузьмич, не ведающий с какого бока подобраться к заморскому агрегату, соточку-другую, и сразу картина проясняется, становится понятно, куда отвертку запихивать, мысли обретают четкость, руки — уверенность.
А тут — ни черта! Ни ясности, ни уверенности. Ни душевного уюта, ни расслабленности. Невзирая на добрые сто грамм превосходнейшего французского стимулятора, доставленного в желудок. Лишь чуть потеплело внутри, да спать расхотелось окончательно. Поневоле усомнишься в собственной национальности. Или в нормальности. Можно еще грешить на галльское происхождение напитка; мол, душевные хвори водочкой лечатся, а лягушатники ни бельмеса в спиртном не смыслят, но сие откровенный и неаргументированный поклеп. И утешение для слабаков.
Ни слабаком, ни иноземцем Стрельцова не посчитал бы и недруг, значит, собака не тут зарыта. Артём справедливо расценил, что закавыка — в дозе. Маловато на грудь принял, вот и не накатило долгожданное просветление. Посему следует состояние усугубить...
Усугубил.
Затем еще раз усугубил.
Наконец кое-какие изменения в душе осуществились. Сомнения не исчезли, но... поблекли что ли. Выцвели. Все же стакан коньяка — не фунт изюма. Бесследно не переваривается. Определенное мнение по поводу сделки и потенциальной угрозы со стороны дорогих компаньонов у Артёма так и не сложилось, однако... отпустило. Скрежет зубами, хватание родственников за грудки и отчаянные крики типа: 'Шеф, что делать?' уже не входили в список первоочередных стрельцовских дел. Проблема стала казаться не столь острой. Ну, обидятся друзья, ну, проклянут страшно. Авось потом простят. А не простят, нам трын-трава. Не хуже, чем зайцам на поляне...
И, вообще, срастется как-нибудь. Урегулируется, утрясется, наладится. Правильно?..
Рукотворные звезды, опоясывающие темные бетонные туши домов, согласно моргнули.
* * *
— Долботроны!! Дебилы!! Недоделки!!
Серега Величев брызгал слюной и орал так, что не только легко заглушал играющую в кафе музыку, но и вызывал слабую дрожь хрустальных бокалов. А заодно — дрожь в коленках Кривого и Чалдона. Впрочем, причина тремора нижних конечностей пацанов крылась отнюдь не в зычном голосе бригадира. Оба — тертые калачи — жизнь повидали, слыхали вопли и покруче. Причина утопала в правой Величевской руке и упиралась холодным черным кругляшом в потный лоб Чалдона. А мгновение назад в бездонную глубину вороненого ствола заглядывал Кривой. И глубина его совершенно не вдохновила. Вкупе с толстым пальцем, ласкающим спусковой крючок, она пугала и завораживала и заставляла думать о вечном. Например, о красивом мраморном памятнике на аллее Славы. От подобных размышлений поневоле дрожь пробьет.
Пока Чалдон бодался со стволом 'Беретты', Никитин стоял столбом, боясь пошевелиться, и молил всех богов и демонов сразу, чтобы у Величева не сорвало крышу, и он не надавил на крючок. В подобной ярости Кривой бригадира видел дважды, и оба раза венчались кровью и похоронами. Своих же пацанов закопали. И сейчас — переклинит, нажмет на спуск, и поминай хорошего парня Андрюху Никитина.
Судя по обильному потоотделению и ошалелому взгляду, Чалдон размышлял на схожие темы.
— Тебе что, башку прострелить? — неожиданно сбавил тон Величев. Поинтересовался спокойным, ровным голосом, так обычно просят собеседника передать сахарницу или солонку, лишь в глазах мерцали искры гнева. Но от этого стало еще страшнее.
— Не-е, — еле слышно прошептал, а точнее — прошелестел одними губами Чалдон.
— Тогда тебе? — Пистолет уперся в Никитинскую щеку.
Кривой промычал нечто отрицательное.
— Не хочешь? А почему?
Ответа не последовало. Никитин был слишком занят тем, что гипнотизировал величевский указательный палец. Не дай бог, дрогнет.
— У тебя же, типа, все равно, башка пустая. Шесть сантиметров кости и пустота. Давай, заполню! Хоть что-то в мозгах останется.
Кривой молчал, словно партизан на допросе в гестапо.
— Отвечай, гнида, башку тебе свинцом нафаршировать?
— Не надо, — выдавил Кривой.
— Почему не надо? Жалко, типа?
Как реагировать на вопиюще риторический вопрос Кривой не знал и счел за лучшее помалкивать в тряпочку, спрятав глаза от взгляда бригадира. Вдруг пронесет.
— Вам, суки, что было сказано с телкой делать?! — снова начал распаляться Величев.
Ни Чалдон, ни Кривой высказаться не решились.
— Пасть открой, гнида!— Ствол 'Беретты' переместился к левому глазу Никитина.
— Пасти девку, и как она появится, сразу звонить тебе, — послушно пробубнил Кривой.
— Я говорил, типа, за ней гнаться, тачку подрезать?
— Нет, наверное...
— А полгорода собирать на шоу?
— Нет.
— А на кой вы Формулу-1 устроили?! Эта коза сейчас в БСМП лежит с переломами, и в такой обертке она мне нужна как эфиопу лыжи! Почему мне не позвонили?!
— Не успели...
— А хрен отсосать успеете?!
— Серый, ну, ты чё?..
— Повторяю, зачем вы девку в больницу отправили? Подробно! — Величев чуть опустил пистолет.
— Так вышло, мы ее, в рот-компот, потеряли, а потом хотели догнать... и случайно...
— Я не въехал, что значит потеряли?! Вы что, типа, хирурги?! Или боевиков насмотрелись?
— Это... из виду, в смысле... скрылась...
— А она что, ниндзя? Или Дэвид Копперфильд? Как она могла из виду скрыться, если вы возле подъезда торчали?
— Это, в рот-компот... — Кривой беспомощно глянул в сторону Чалдона, ожидая поддержки, но тот увлеченно разглядывал собственную обувь. Тогда Никитин обреченно выдохнул: — Отлучились... ненадолго.
— Что-о?!
На Кривого напал ступор. Он хотел объясниться, в доступных и мягких выражениях описать причины отлучки, попенять на собственную нестабильную психику, попросить прощения, но гортань прилипла к небу, и из глотки не выдавилось ни одного звука.
— Я, типа, русским языком велел у подъезда безвылазно дежурить! И куда же, интересно, вас понесло?
Кадык Кривого судорожно дергался, однако звук по-прежнему отсутствовал.
Серега перенес внимание на Чалдона:
— Так куда отлучались? И зачем?
Тот не успел ничего ответить, как глотка Никитина издала предательский хрип:
— Пива...
— Отлить приспичило... — попытался исправить положение нехитрой ложью Чалдон, но Велик его оборвал:
— Заткнись!
— Серега, правда, приспичило.
— Что ты мне мозги трахаешь! Кому приспичило?! Тебе? Или обоим сразу?! Или ты этому обмылку член держал?!
Чалдон мгновенно умолк.
— Так что там с пивом? — ласково, почти нежно переспросил Величев у Никитина.
-...взять... — еще одно слово змеей выползло из пересохшей Никитинской глотки.
— Типа, пивка захотели попить? — оскалился Серега.
Противореча собственному признанию, сделанному секунды назад, Кривой отрицательно замотал головой.
— А что пили?
— П-паулайнер.
— Да мы и не успели, только купили, — поспешно влез Чалдон, пока его невменяемый напарник не нагородил еще чего.
— Сибариты, мать вашу! — непонятно выругался бригадир и резко взмахнул кулаком.
— Н-на!
Черная рукоять пистолета обрушилась на правую сторону лица Никитина. Он охнул и схватился за щеку.
— Я тебе сейчас, сука, симметрию наводить буду!— мягко пообещал Величев и рявкнул: — Руки по швам, гниль!
Длань Кривого рефлекторно дернулась и опустилась.
'Слава богу, что я не бухой! Сунул бы ответку, и прощайте, пацаны. Маслина в башке, и цветы на могиле!', — обнаружил ложку меда в бочке дегтя подвергаемый экзекуции 'бык'. Второй удар, уже не железным корпусом 'Беретты', а просто кулаком в челюсть, свалил Никитина с ног. На зубах что-то захрустело, под языком хлюпнула солоноватая лужица, а губы налились спелыми, готовыми лопнуть сливами.
— Вставай, обмылок, — склонился над поверженным корешем бригадир и для убедительности врезал носком туфли по ребрам.
Не убедил. Никитин ухнул обиженным на судьбу филином и свернулся улиточной раковиной.
— Вставай, я кому сказал! — произведение итальянских обувных мастеров снова соприкоснулось с ребрами Кривого. Удар, еще удар. Величев вошел в раж и начал месить ногами тело проштрафившегося 'быка'. Месил азартно, с упоением, любой пекарь с удовольствием записался бы на курсы повышения квалификации к такому специалисту 'по тесту'. Кривой сокрушенно крякал, вздрагивал, прикрывая руками голову, и поползновений подняться не предпринимал.
Пара особенно удачных ударов прошила мышечный корсет Никитина, и в районе его правого бока ощутимо хрустнуло. Гораздо громче, чем на зубах. Кривой не выдержал и застонал, после чего крышу у Велика сорвало окончательно. Он принялся прыгать на туше подчиненного, как на батуте, изрыгая совершенно нечленораздельные звуки, в которых лишь опытный лингвист сумел бы распознать угрозы и непарламентские выражения.
— Серега, хватит! — на величевское плечо легла толстая лохматая лапа, принадлежавшая закадычному дружку и собутыльнику Митяю. — Забьешь же придурка.
Велик стремительно развернулся и приставил пистолет ко лбу самозваного миротворца.
— Серый, ты что? — Митяй попятился. — Не дури.
Рука дрогнула, и 'Беретта' медленно поползла вниз.
— Довели, блин, уроды... — Величев тяжело выдохнул, сунул пушку в подмышечную кобуру. — Прости, брат!
— Да ладно.
— Штаны-то сухие? — скривил непослушные губы в подобии улыбки бригадир.
— Вроде... хотя ты зыркнул так, что чуть в окно не выпрыгнул, — хохотнул Митяй.
Кафе ожило. Словно на видеомагнитофоне отменили команду 'пауза', включился звук, задвигались люди, загомонили. Во время экзекуции все находящиеся здесь безмолвствовали, стараясь не то что не говорить и не шуметь — не дышать. Дабы не попасть под прицел безумного взгляда бригадира. Парни в кафе собрались не робкого десятка, те же Гвоздь или Ростов не одну душу упокоили и перевидали много чего, но с Величевым в подобном состоянии предпочитали не связываться. Слишком непредсказуемым и взрывным характером он славился. В сочетании со звериной хитростью и злопамятностью попытка вмешаться в экзекуцию грозила крупными неприятностями. Не сразу пристрелит, так обиду затаит и потом припомнит.
Торпеды невольно вспоминали судьбу несчастного Лехи Валета. Тот с каких-то кренделей начал необдуманно перечить Велику, в драку полез, благо лось здоровенный, а спустя два дня исчез. Весной же распухший труп Валета с проломленным черепом обнаружили на берегу. Вот и думай, лезть или не лезть. Естественно, бригадир тоже не бессмертный, можно и на перо посадить, но за его спиной маячит фигура почти всемогущего Тумана, который доберется до виновника в любой точке земного шара: и в тайге, и в пустыне, и в тундре. И в заднице у дьявола, если таковая на планете отыщется. Поэтому каждый из быков прикинулся ветошью. Лучше не возникать. Тем более что в такой тихой ярости торпеды свого непосредственного патрона видели впервые. С учетом того, что по степени отмороженности с Величевым мог соперничать лишь Кривой, безропотно переносящий позорную трепку, понятно, почему желающих оспорить бригадирское право делать из провинившегося 'быка' отбивную не нашлось. Это Митяй у атамана в закадычных корешах состоит, пусть он шкурой и рискует. Авось пронесет и количество дырок в ней не увеличится.
И на сей раз пронесло, обошлось без смертоубийства и серьезного кровопролития, если не считать таковым багряно-красные потеки на расплющенной физиономии Кривого.
— Уберите это туловище,— Величев брезгливо ткнул туфлей распластанную человекообразную массу.
Пацаны подсуетились, споро собрали в кучу и вынесли слабо постанывающий фарш из питейного заведения на свежий воздух, где загрузили в джип и увезли. Вроде как для оказания медицинской помощи. Хотя на самом деле, под шумок, под тем соусом, что пострадавшего к фельдшеру треба доставить, пара наиболее предусмотрительных гренадеров — Химик и Гвоздь — попросту слиняла. Мало ли что еще взбредет в голову атаману, ведь разбор с Чалдоном не завершен.
После выноса тела Величев вновь обратил внимание на второго участника злополучного преследования:
— Ладно, Кривой, недоумок, его вниз башкой еще в роддоме роняли, но ты чем думал? Жопой? На кой ляд вы за пивом поперлись?
— Андрюха сорвался. Ты же его знаешь, он на одном месте сидеть долго не может. — Чалдон решил не кривить душой и не выгораживать товарища, не ровен час, самого так огородят и землицей сверху присыплют. — Пристал, как репей: 'поехали, да поехали'... Грозился лобешником панель разнести, если еще полчаса в машине просидит. А я отлить хотел, вот и... получилось. Нас всего минут десять не было, а телка на тачке приехала.
— Сидеть не может, в натуре — ляжет! — мрачно пообещал Величев, вполне в духе кладбищенских опасений Чалдона. — Что же вы, ублюдки, наделали, такую тему накрыли! Надо было мне кого посмышленее послать, того же Химика. И как мне теперь перед папой отмазываться?
