— Почему люди предают?
Вопрос задала Тоши. Но и её близняшка, и Ясуо с Рини ждали ответа не меньше.
— Из-за слабости, — сказал я. — Ну и по глупости... но глупость — тоже слабость. Слабость ума. Старейшина... бывший старейшина, по всему судя, пал жертвой именно этого недостатка.
— Но ведь... он... не так уж глуп и слаб, раз дожил до своих лет и... долго таился.
— Значит, у Мефано нашёлся враг, оказавшийся умнее и сильнее Кадо.
Вся четвёрка дружно передёрнулась. Хотя Шики и Тоши сумели не показать этого, но... моё хирватшу не так-то просто обмануть обычным контролем тела. Не с их куцым опытом.
Враг, более сильный и умный, чем опытный и осторожный мастер магии? О да. Это страшно. Но такова реальность. И она не изменится, если отворачиваться от неприятной правды.
Кстати, не так уж сложно догадаться, что это за враг. Собственно, не так уж много существ либо организаций проходят по разряду "не в силах оказать сопротивление, мастер магии вынужден им подчиняться". Причём те же демоны или, скажем, шпионы князей-конкурентов отпадают — им Кадо как раз мог бы противиться или в крайнем случае умер бы, пытаясь. Да... я понимаю в происходящем больше своих учеников, и потому мой страх куда... рельефнее.
И всё же...
Хироко. Макото и Аи. Кейтаро, Хана, Джиро, Кента. Нацуко. Има.
Когда-то я пообещал сам себе, что не сверну с пути мщения, даже если его преградят десять тысяч небожителей.
Что ж... я сдержу обещание.
Но зрячая месть может выбирать окольные пути.
— Запомните накрепко, — сказал я, поочерёдно заглядывая в глаза каждому из своей четвёрки, — ни одно существо, будь то человек, дух, демон или бог — не всесильно и не всеведуще. Можно и нужно бояться врага, особенно если тот силён. Но сдаваться нельзя. Участь бывшего старейшины — это урок всем нам.
— Урок?
— Да. Причём весьма простой. Лучше умереть, чем предать.
Благодаря хирватшу я ощутил, как пелена страхов, смущающих учеников, разрывается. И обрывки её отметаются прочь ветром решимости. Что ж, они усвоили урок. А я?
Время покажет.
* * *
Допрос Кадо при помощи Пьяной Болтовни (с неизбежными перерывами) продолжался почти два дня. А мог бы длиться десятикратно дольше — подробностей его многолетнего вредительства хватило бы очень надолго. Но настал момент, когда тянуть с решением дальше стало опасно. Ведь, в конце концов, Мефано Райдон — отнюдь не почётный, а действующий старейшина. Он не мог исчезнуть надолго, не вызвав волну слухов и подозрений. Не говоря уже о сопутствующих обстоятельствах его... "исчезновения". Спугнуть соучастников предательства — последнее, что нам нужно.
И вот, как только Акина отошла от очередного этапа допроса, Райдон сообщил ей и мне при помощи жестов, что хочет посоветоваться вдали от лишних ушей. Теми же жестами я выразил согласие, достал загодя подготовленный свиток, влил свою сеф в цем-печать... и нас троих окружила шелестящая сфера молочно-белого марева. Ни подслушать, ни подсмотреть. И...
— Гашение сеф? — лёгкое удивление.
— Неполное, Мефано Райдон-доно. И не столько гашение, сколько смешение. Я постарался также предусмотреть — и отрезать — возможность слежения при помощи ватшу. Акина-сан?
— Получилось, — признала она. — Всё, что за пределами этой... пелены... размыто. Я даже не могу ощутить присутствие сеф твоих учеников. Хотя использование боевых Форм, возможно, всё-таки будет заметно... тут нужны испытания.
— И как долго будет работать печать?
— Не менее пяти-шести больших черт, Мефано Райдон-доно.
— Хорошо. Тогда начнём. Вы догадываетесь, о чём пойдёт речь, так что... высказывайтесь первым, молодой мастер.
Совершив поклон уважения, я коротко изложил своё видение ситуации. Не упоминая мнения об уровне сил, которые толкнули на предательство клана бывшего старейшину. Только факты: утекающее время, нобходимость пленения, допроса и суда над сообщниками Кадо, избыточность риска при приведении его в чувство и возможность держать его в беспамятстве ещё не один день.
— Ясно. Ашина-сан, вы, как целитель, подтверждаете... сказанное?
— Да. Необходимые вытяжки у меня с собой и в достаточном количестве. Для подстраховки есть медицинские цем-печати и Формы. Ещё пять или шесть дней я могу держать Кадо в... безопасном состоянии, причём без существенного вреда его здоровью.
— Что ж, тогда готовьте отступника к перемещению.
— А слуги? — уточнила Ашина.
— Как мне помнится, — молвил Райдон, не глядя на меня прямо, но явно сфокусировав иные чувства, помимо зрения, — Мефано Сусуми-сама счёл вашу команду готовой для испытания кровью. Как вы считаете, молодой мастер: наш глава ошибся?
Проклятье.
— Если бы результат испытания был ясен заранее, его не стоило бы называть так, Райдон-доно. Я испытаю моих учеников... и сообщу вам результат.
— Что ж. Тогда действуем.
Я вновь совершил поклон уважения, отменил действие печати приватности, свернул и спрятал свиток с нею, а затем отправился к команде.
...почему я вообще так сжимаюсь при мысли об испытании убийством?
Да просто опыт есть. Неприятный.
Питаемый водами третьей жизни, памятью Оониси Акено.
Сам я впервые убил себе подобного довольно легко. Но к тому моменту моей душе было уже под сотню; я успел испытать и предательство, и одиночество, и травлю "сверстниками", и выживание с добычей пищи своими руками. Суть моя зачерствела, а закалённый медитациями разум не нашел большой разницы между кровью пойманного зайца и кровью ненужного свидетеля. Хотя даже так раза три или четыре являлся мне во снах тот заморённый невзгодами нищий. Стоял, смотрел... и уцелевшим глазом, и окровавленной дырой на месте второго, оставленной моим ножом. Молчал. Этого хватало, чтобы просыпаться с сосущим ощущением пониже грудины и омрачённым настроением.
Хироко сама завела разговор о том, чтобы испытать себя. К тому моменту ей было за двадцать, она родила Кейтаро и оправилась от родов. Что двигало ею — остатки почти сбывшейся детской мечты о становлении ведьмой? Стремление стать ещё ближе ко мне? Желание дойти до своего предела и точно узнать, на что способна? А может, тёмная сторона любопытства или долг? Не знаю. Я не стал её расспрашивать — ни до, ни после. Просто спросил, уверена ли она, подстраховал во время похода в трущобы и был рядом потом. Но знаю: ещё много после расправы с той мелкой шайкой жена, и так-то любящая ласковые прикосновения, льнула ко мне особенно часто, а однажды ночью, проснувшись чуть ли не в самое тёмное время суток, пробормотала: "Магия — это здорово. Но путь ведьмы — нет".
С детьми вышло ещё сложнее.
Старший сын вроде бы отнял жизнь с лёгкостью... вроде бы. Подготовленный люай, умеющий переплетать Сеть Памяти... истинное отношение такого к чему бы то ни было узнать непросто, даже при помощи хирватшу. Я, к стыду своему, далеко не сразу понял, что к чему. Но когда понял — испугался. Если Хироко потом начала ко мне льнуть, то Кейтаро — отдалился. Он и так-то вырос скупым на улыбку, но после испытания кровью перестал улыбаться мне вообще. Своей матери — тоже. Увы, насколько легко заметить что-то появившееся, настолько же сложно порой понять, когда что-то привычно-незаметное исчезает. Лишь два десятидневья спустя начал я ощущать неладное... и не понял, что к чему, пока — ещё двумя десятидневьями позже — Хироко, мучимая первыми ростками отчаяния, не умолила меня поговорить с сыном.
Что ж. Поговорили. Основательно так. И вроде бы положение удалось поправить. Наследник заново переплёл свою Сеть Памяти, загнал отвращение к себе ещё глубже, перестал бояться убийц — то есть своих родителей и знакомых магов... но нечто трудноуловимое, хрупкое и драгоценное, раньше жившее в его взгляде, всё же ушло.
Да, взрослеть необходимо. Но не все пути взросления равноценны...
А почти сразу после этого чужую жизнь отняла Хана. Случайно в общем-то. Но с куда как худшими последствиями.
Моя старшая дочь выросла той ещё непоседой и хулиганкой. От выходок её и собранной ею банды сорванцов стонали жители пяти кварталов окрест, а уж слухами питался, пожалуй, весь Ёро. Дома-то мы с женой без особого труда держали эту акунин-онна в строгости... но тем более отвязные выходки устраивала Хана вдали от пригляда старших. На неё со временем даже жаловаться перестали, потому что за жалобы она впоследствии мстила — и довольно жестоко. Узнавать об её очередных проступках приходилось окольными путями, а чуть ли не единственным способом приструнить мелкую хоть на какой-то срок — пообещать временно отменить совместные тренировки и урезать обучение.
В общем, Хану очень сложно было назвать хорошей дочерью. Но даже так её поведение могло остаться всего лишь баловством и проказами... вот только во время очередной драки с конкурирующей бандой благие ками отвели взгляд, а демоны возрадовались. Дочь, уже вышедшая на уровень подмастерья, но ещё не набравшаяся достаточно опыта, чтобы должным образом контролировать свою силушку, не сумела рассчитать удар.
Простая случайность... но отцу убитого паренька от этого не стало легче.
Банда Ханы распалась. Точнее, из предводительницы дочь в одночасье стала изгоем: почтенные горожане настрого запретили своим отпрыскам иметь дело с "ёкаем". И не нашлось ни одного приятеля либо приятельницы, кто нарушил бы этот запрет. Может, со временем положение сгладилось бы как-нибудь. Но я совершил очередную ошибку, нагрузив Хану тренировками и учёбой, чтобы на проказы (и на самоедство) оставалось поменьше сил. В свободное время она также не вылезала из подвала, раз за разом отрабатывая удары и изученные Формы. И чем дальше, тем сильнее замыкаясь. Когда дочь начала в подвале ночевать, мы с Хироко опомнились. Не без труда, но всё же извлекли Хану из-под земли и вскрыли наросший вокруг её души панцирь отчуждения. Кейтаро, кстати, немало помог нам в этом. Да и другие домашние — мама Аи, Нацуко, Джиро, Има, старые и преданные Оониси слуги — поддержали нас. Меня по сию пору передёргивает, когда я подумаю, что могло случиться, если бы от Ханы отвернулась ещё и семья.
Да. Нанесённая рана — незримая, но глубокая — в итоге зажила. Но от былой хулиганистой пацанки осталась лишь тень. А в характере окончательно закрепилась мстительная жестокость — к счастью, хорошо сдерживаемая разумом. И всё же мнение "чужих" для дочери раз и навсегда стало ничтожным. Помнится, одну из родственниц — тётушку, что в своё время как бы не громче остальных сокрушалась о недостатке манер у Хироко, а позже пыталась пристыдить Хану за какой-то мелкий недостаток в одежде — моя старшая довела чуть не до обморока одним взглядом и вопросом, почему та не боится говорить гадости в лицо "такой плохой девочке".
Новым правилом Ханы после того случая, видимо, стало: "Пусть трясутся хоть от ужаса, хоть от омерзения, лишь бы не трогали и помалкивали"...
Да. Опыт мой по части кровавых испытаний не радостен. Но и выбора нет. Мои ученики — маги, причём близняшки — ведьмы потомственные, клановые; люди нашего сословия, не умеющие убивать, подобны крестьянам, не умеющим доить скотину. Оттягивать испытание нельзя уже в силу того, что это неразумно: как сказано в Священной Дюжине, "чем моложе росток, тем слабее, но тем и гибче".
— ...убить?
— Да. Таков приказ, Рини. Можете рассматривать это как очередной урок. Все мы прекрасно знаем, что, не в пример своему господину, они ни в чём не виновны и просто до конца выполняли свой долг. Но когда господин оступается, его слугам приходится платить по чужим счетам. А можете посмотреть на это как проявление милосердия: ведь о том, что натворил Кадо, они ещё не знают.
— Нас четверо, — заметил Ясуо после недолгого молчания. — Слуг двое. Как будем... делить?
— Не надо делить, — Шика.
— По праву принадлежности... — Тоши.
— ...к клану Мефано...
— ...мы просим чести...
— ...пройти испытание...
— ...первыми.
Я окинул их испытующим взглядом:
— Уверены?
— Да, — хором.
— Ясуо, Рини. Вы согласны уступить им?
— Вполне, — бросил Ясуо. Рини, повернувшись лицом к близняшкам, просто поклонилась — как кланяются равным, чьё первенство, тем не менее, в данный момент несомненно. Например, партнёру, только что победившему в спарринге.
— Значит, вопрос решён, — подытожил я. — Будьте готовы к выдвижению через треть большой черты.
Забегая вперёд, могу сказать, что кошмары об убийстве невинных Шике с Тоши в итоге не являлись. Да и двое оставшихся учеников впоследствии прошли своё испытание кровью... достойно. Наверно, этого следовало ожидать: поступки, осуждаемые в среде чиновников, торговцев и людей ремесла, в иной среде порой воспринимаются совершенно иначе. Но... плох тот наставник, чьё сердце не бьётся чаще при мысли об испытаниях на Пути его учеников.
Я же в результате этой истории осознал — хотя и с опозданием — кое-какие нюансы своего отношения к Мефано. И получил ещё одну причину для подкрепления собственных планов, касающихся будущего княжеского клана.
* * *
Выявление подтверждённых и возможных предателей прошло в несколько приёмов. Как бы я ни хотел собрать и проверить всех Мефано разом, провести такое собрание было бы невозможно даже властью главы. Но мы с Райдоном-доно (а когда неприятные новости дошли до него — и с Сусуми-сама заодно) постарались, насколько смогли, проверить всех членов клана так, чтобы проверка эта стала для проверяемых внезапной. Одним только тестом на наличие тайной цем-печати при помощи сикигами мы, само собой, не ограничились. Всех членов клана — и урождённых, и принятых, и подозреваемых, и вроде бы ни в чём не замешанных, и действующих, и почётных старейшин... да даже детей старше пяти лет! — подвергли также опросам в присутствии Акины-сан и других обладателей хирватшу. Ведь, как ни противна естеству сама мысль о подобном, но у Кадо-предателя могли найтись вполне добровольные и сознательные пособники без всяких цем-печатей на голове.
Итоги... не радовали. Мягко говоря.
Одних только "опечатанных" обнаружилось ни много, ни мало — четыре мастера магии и три подмастерья (причём Кадо знал и сотрудничал только с одним мастером и одним подмастерьем). Чуть ли не четверть всех Мефано — то есть всех вообще, включая детей! — оказалась в разной степени замазана в содействии предателям. Немалым ударом для главы стало то, что среди принятых доля даже невольных сообщников "опечатанных" оказалась незначительна. Предатели, как выяснилось, старались привлечь в первую очередь урождённых членов клана.
И вершиной их достижений стала вербовка единоутробного брата Мефано Сусуми-сама.
Да-да! Не какая-то мелкая рыбёшка, но сам младший брат главы — и его весьма вероятный преемник — оказался одним из носителей тайной цем-печати.
А уж сколько грешков, грехов и полноценных преступлений, легко способных стать причиной отступничества и изгнания, всплыло во время расследования... в том числе обнаружившихся попутно, без прямой связи со всей этой историей... Кадо со своими, с позволения сказать, коллегами особенно любил использовать тех, кого мог шантажировать; а для хорошего шантажа нужна не менее хорошая причина или хотя бы надёжный, крепкий повод.
